Когда рука Фемиды держит не весы,
А оттопыренный карман сует всем в очи,
И меч, карающий, без срока и нужды,
Упрятан в ножны среди этой ночи,
Тогда ужасный самосуд выходит на тропу.
Он, собирая жатву, истину курочит,
И смерть уже стоит у пустоты,
Над правдой и мечтой язвительно хохочет.