Он ушёл в сорок первом,
Задрожала земля,
Если были в нём нервы,
Затянулась петля.
И, не чувствуя боли,
Кровоточащих ран,
Он прошёл в сорок первом,
Уходя на таран.

Разрывались гранаты,
Убивая сердца,
В чём он был виноватым,
Чтоб не жить до конца.
Бомбы сыпались с неба, 
Словно камни с небес,
Не попросит он хлеба
И  уже не воскрес.

Зарастают травою,
Раны в теле земли,
Только люди, порою,
Лишь быльём поросли.
Не стучит чьё- то сердце,
У знакомых ворот,
Да и писем отцветших
Не осталось, и вот,

Вот былые награды,
Предо мною лежат,
Сколько их виноватых,
В том, что нынче молчат.
Только пухом лебяжьим,
Тихо стелет земля,
Им, давно отлежавшим,
Золотые поля.

Иногда, через злобу,
Прорывается крик:
"Сколько можно их помнить,
Пожалейте живых!"
Только жалость едина,
Для живых, и для тех,
Кто, своею святыней,
Заслонил чёрный грех.

Грех, того гитлеризма,
Тот, что ядом расцвёл,
Кто же дал ему жизни?
И по миру провёл?
Чтоб убить, искалечить,
Миллионы людей,
Где тут чёт? Где тут нечет?
Как приходит злодей?

Нет ответа, 
Ответ под замком
И в вопросе.
И ключом не открыть
Заржавевший замок.
Почему? Если сердце
Горя в жизни не просит,
То оно, всё равно,
Переступит порог?
      ***