Аннотация: Опубликован в журнале "Эдита" N 4(62), 2015 и в соавторском сборнике "Рунные витражи" в издательстве "Рипол-классик".
ДОСТУП К ПОЛНОЙ ВЕРСИИ ТЕКСТА ОГРАНИЧЕН В СВЯЗИ С ПУБЛИКАЦИЕЙ
Первый полёт Лидочка совершила на свой восьмой день рождения. Вернувшись домой после выставки аэростатов в Гатчине, восхищённая увиденным девочка съехала с крыши сарая на зонтике. Лидочка упала в крапиву, ушиблась и так сильно испугалась, что батюшка, известный генерал, герой Балканских войн Михаил Николаевич Андреев, почти не ругал дочку, только оставил её без ужина.
Став гимназисткой, Лидочка продолжала грезить о полётах. Она зачитывалась журналом "Воздухоплаватель", она мучила преподавателя физики вопросами об аэростатах. Когда же в восьмом году в Петербурге открылся аэроклуб, у которого был собственный воздушный шар, Лидочка мало того, что постоянно сбегала на взлётное поле, так ещё и пыталась убедить инструктора, сначала кокетством, а после - стянутыми из материнской шкатулки жемчужными серьгами, чтобы её хоть раз взяли с собой в воздух. Впрочем, в этом она так и не преуспела.
Первый настоящий полёт Лидочка совершила двумя годами позже. Батюшка по приказу императора проводил личный смотр воинской части нового вида - воздухоплавательной, в состав которой входило более дюжины дирижаблей новейшей конструкции. Лидочка напросилась с ним, побожившись вести себя, как полагается благородной девице, то есть не начинать дискуссии с авиаторами о достоинствах и недостатках мягких и жёстких дирижаблей, не расспрашивать наземный персонал о подробностях причаливания, и уж тем паче не просить механиков показать ей двигатели, которыми оснащены машины.
Поначалу девушка и впрямь чинно следовала за батюшкой, во все глаза смотрела на громадные летательные аппараты и слушала, как Михаилу Николаевичу докладывали о том, сколько бомб и гранат можно нести на одном таком дирижабле в случае военных действий. Но Лидочка вмиг позабыла все свои обещания, когда по окончании осмотра парка дирижаблей их повели в отдельно стоящий ангар, где экспериментировали над созданием новых летательных машин - аэропланов, ненадёжных лёгких конструкций, едва способных нести человека.
- Между нами говоря, господин генерал, - с доверительной усмешкой шептал на ухо Михаилу Николаевичу командир воздухоплавательного воинского отделения, - Не зря мы отклонили предложение этих американцев, братьев Райт, о покупке их изобретения. Судите сами, много ли толку от этих машинок из фанеры и ткани? Да и те всё никак собрать не могут. Мои лучшие офицеры-воздухоплаватели три месяца бились - и без толку. Я их уже отозвал, а сейчас там только энтузиасты и копошатся. Якобы слышали, что кто-то из киевских инженеров сумел-таки взлететь. Да вот смотрите сами - сейчас ещё раз пробовать собираются!
И впрямь - двери ангара распахнулись, и несколько мужчин выкатили из него лёгкую многокрылую машину на колёсах с деревянным пропеллером на носу. Узкие пластины, расположенные друг над другом, связанные стойками и растяжками, делали аэроплан немного похожим на многоярусный стеллаж или этажерку. Один из мужчин забрался на сидение пилота, лопасти пропеллера закрутились, и лёгкая машина, подскакивая на кочках, понеслась вперёд по полю. А потом внезапно поднялась в воздух, пусть и совсем невысоко. Наблюдавшие за этим у ангара мужчины заулюлюкали и подбросили в воздух шапки. Аэроплан, тем временем, сделал над полем круг и, задев брюхом забор, рухнул на траву.
- Ну, и что это за баловство? Будущее военного воздухоплавания совершенно определённо за дирижаблями.
Генерал задумчиво кивнул, а Лидочка, тем временем, заворожённо смотрела на крылатую машину. Это была любовь с первого взгляда. До сегодняшнего дня она не верила, что может быть что-то прекраснее аэростатов, но аэроплан покорил её сердце в мгновение ока.
Тем же вечером, ускользнув со званого ужина, который давали в честь её батюшки, Лидочка пробралась к ангару. Хотя на улице уже стемнело, в ангаре горел свет, и девушка увидела внутри, за рабочим столом, заваленным чертежами, одного из авиаторов.
Воспитанница института благородных девиц, Лидочка уже знала о себе, что природа не наделила её красотой, элегантностью и очарованием, которыми могли похвастаться многие её подруги. Лидочка не была тонкой, воздушной блондинкой с томным взглядом голубых глаз, плавными манерами и длинными ресницами. Она была живой и порывистой кареглазой брюнеткой. А когда невысокая Лидочка водружала себе на голову модную широкополую шляпу, она казалась ещё ниже ростом и в сердцах называла себя табуреткой. Действительно, не-красавицы не вызывают романтических порывов у нарядных молодых дворян и красивых офицеров, а потому флиртовать с работающим в ангаре авиатором можно было и не пытаться - только выставишь себя полной дурочкой.
Но устоять перед искушением Лидочка просто не могла, и потому пошла напролом. Представившись молодому штабс-капитану, девушка забросала его вопросами об аэроплане. Поначалу принимавший её любопытство за праздное, штабс-капитан вскоре понял, что девушка и впрямь интересуется воздухоплаванием, и, увлекшись, даже провёл её к загнанному в ангар аэроплану, позволил забраться на сидение пилота и объяснил принцип управления машиной. И когда Лидочка завела мотор, не встревожился. Лишь когда машина, качнувшись, медленно поехала вперёд, прямо сквозь открытые двери ангара, штабс-капитан спохватился и закричал:
- Лидия Михайловна, позвольте, куда же вы? Постойте!
Но Лидочка и не думала останавливаться. Свежий вечерний ветер бил ей в лицо, по сторонам от неё раскинулись крылья, а летучая этажерка всё быстрее и быстрее бежала вперёд, пока, наконец, не взмыла в воздух.
Лидочка пролетела не более двадцати метров и, не сумев удержать в равновесии оторвавшийся от земли аэроплан, рухнула на землю. Как и десять лет назад, съехав с крыши сарая, на этот раз она тоже отделалась ушибами. Но ничуть не испугалась.
Рассерженный батюшка сурово отчитал дочь и в наказание на целый месяц запретил ей показываться на балах и ассамблеях.
Неделю спустя в новом журнале "Вестник воздухоплавания" появилась короткая заметка про отчаянную эскападу Лидии Михайловны Андреевой, дочери генерала Андреева. Статья шутливо называла девушку первой русской авиатриссой.
Названием этим Лидочка втайне безмерно гордилась. "Авиатрисса", - мечтательно шептала она, укладывая журнал под подушку, и, засыпая, видела сны о том, как летает на аэроплане.
* * *
Инженер-авиатор Фёдор Модестович Полуручкин, молодой мужчина с лихо закрученными усами и маленьким пенсне на остром носу с недоумением смотрел на девицу явно благородного происхождения, которая протягивала ему бумаги.
- Барышня... - растерянно начал он, - Вы что же это задумали?
- Вот заявление о поступлении в авиационную школу, - твёрдо заявила невысокая кареглазая незнакомка, упрямо вскидывая голову, - Я, уважаемый, хочу обучаться на авиатора.
Фёдор Модестович сорвал с носа пенсне и начал яростно протирать стёклышки. Чтобы девица летала? Неслыханно!
Словно подслушав его мысли, девушка снова заговорила:
- На днях в Петербурге был летающий цирк, в представлении с показательным полётом принимала участие баронесса де Ларош. Во Франции ей, женщине, выдали удостоверение пилота. А мы в России чем хуже? К тому же, школа у вас только что открылась, учеников наверняка ещё нет. Сколько к вам уже записалось? Которая я по счёту? - наступала боевая девица.
- Третья, - неохотно признался молодой инженер и водрузил пенсне обратно на нос. Вместе с предприимчивым юристом и страстным авиатором-энтузиастом Андреем Метелиным они получили ссуду от частных банкиров и открыли Первое Русское Товарищество Воздухоплавания. Обратились ещё за ссудой в военное ведомство, но им ответили, что у аэропланов в военной авиации нет будущего, и если уж они желают заниматься воздухоплаванием с пользой для отечества, то пусть лучше приходят проектировать новые дирижабли.
При Товариществе состояла мастерская, где Полуручкин с Метелиным планировали проектировать новые аэропланы, а также школа, где собирались обучать пилотов. На первых порах именно школа должна была помогать им сводить концы с концами. Однако пока желающих обучаться на пилотов было немного.
- И денег у вас наверняка не хватает, - прозорливо заметила настырная девица. - Ни за то не поверю, что вам не сгодятся мои четыреста рублей.
Фёдор Модестович взял бумагу с заявлением, быстро пробежал её глазами и неохотно пробурчал:
- Тысяча. Четыреста за обучение и шестьсот на случай, если разобьёте аэроплан.
На постройку нового аэроплана требовалось не меньше недели; шестьсот рублей были вполне приемлем залогом.
- Я не разобью, - просияла улыбкой девушка, протягивая две квитанции, одну на четыреста, а другую - на шестьсот рублей.
- Лидия Михайловна, - строго спросил инженер, - Тысяча - это приличная сумма для молодой девицы. Откуда?..
- Батюшка дал, - не дослушала та вопроса.
- Батюшка? - недоверчиво нахмурился Фёдор Модестович, - Батюшка дал вам денег на лётную школу?
- Не на школу, - беззаботно ответила бойкая девица. - Батюшка на перчатки и на платья давал, а я сэкономила.
Девица, которая не купила себе новые платья, чтобы отложить на лётную школу? В полной растерянности Полуручкин снова снял пенсне и принялся его протирать.
- Занятия начинаются в следующую среду, - сказал он, наконец.
- Почему так нескоро? - девица никак не желала угомониться.
- Потому что инструктор прибудет только на следующей неделе.
- А кто, кто инструктор? - с жадным любопытством подалась вперёд девушка.
- Сергей Соловьёв, - ответил инженер и с любопытством поинтересовался, увидев вспыхнувшие глаза будущей ученицы: - Слышали о таком?
- Слышала, - выдохнула девушка. Хотя Сергей Иванович Соловьёв был старше её всего на несколько лет, его статьи о воздухоплавании уже не раз публиковались. Сначала инженер-авиатор Соловьёв преподавал в технологическом институте, после работал над новыми конструкциями дирижаблей по заказу военного министерства, а год назад вдруг забросил всё и отправился во Францию, где получил диплом пилота-авиатора. После этого он вернулся на родину и, позабыв о дирижаблях, принялся проектировать и испытывать новые аэропланы.
Фёдор Модестович, конечно, не знал, что в этом поступке Соловьёва девушке виделся глубокий смысл. Она тоже одно время бредила аэростатами, но в итоге отдала своё сердце аэропланам, и в решении Соловьёва стать пилотом усматривала знак о сродстве их душ.
Полуручкин, тем временем, смотрел на вспыхнувшие восторгом глаза девушки и с сомнением качал головой, думая, не зря ли принял её в школу.
* * *
Пройдя курс обучения, составлявший целых тридцать часов, Лидочка готовилась к финальному испытанию. Экзаменование назначили на четыре утра, потому что в этот час погода обещала быть особенно тихой - а ведь для пилота нет ничего страшнее сильного ветра.
Несмотря на очень раннее утро, на аэродроме собралась не только экзаменационная комиссия, но и много посторонней публики. Именно для неё председательствовавший в комиссии Фёдор Модестович и объяснял правила:
- Пилот должен поднять аэроплан на высоту не менее пятидесяти метров и описать пять восьмёрок вокруг двух укреплённых на поле флагов. Пилот также должен совершить аттерисаж, то есть планирующий спуск в намеченный на земле круг диаметром пятьдесят метров.
На следующий день газетчики написали: "Лидия Михайловна Андреева без тени страха села на место пилота. Храбрая авиатрисса легко подняла аэроплан в воздух и уверенно описала не положенные пять, а целых восемь восьмёрок. После госпожа Андреева также сделала весьма точный спуск. На земле её восторженно приветствовала публика. Председатель комиссии торжественно вручил госпоже Андреевой диплом пилота-авиатора за номером тридцать один. Таким образом, уже тридцать первый пилот получил диплом в Российской империи, и пилот этот - женщина".
Узнавший о самовольстве дочери из газет, батюшка не успел её даже отчитать, потому что Лидочка сразила его новостью о том, что собирается замуж за неизвестного ему инженера-авиатора Соловьёва. Имевший на замужество дочери вполне определённые виды, рассерженный генерал не пожелал даже знакомиться с женихом и в сердцах заявил, что ежели дочь собирается замуж без его благословения, то может не рассчитывать в дальнейшем на его помощь.
Будучи дочерью своего отца, то есть такой же гордой и упрямой, Лидочка немедленно заявила, что в отцовской помощи не нуждается, и что они с Сергеем прекрасно проживут сами.
Свадьбу сыграли прямо в аэроклубе. Жених был в парадной офицерской форме инженерных войск, а невеста - в кожаной куртке и лётном шлеме, украшенном поднятыми наверх очками. После торжественной церемонии молодожёны совершили полёт на украшенном лентами и цветами "Фармане-4", совсем недавно собранном в мастерской Товарищества Воздухоплавания.
Позже, рассматривая свадебные фотографии, на которых она стояла рядом с Серёжей на фоне аэроплана, Лидочка не могла не признать, что в лётном облачении и со счастливой улыбкой на лице она выглядела такой красавицей, какой никогда не чувствовала себя в нарядных платьях и широкополых шляпах.
* * *
Диплом пилота открывал перед Лидочкой две дороги - в инструкторы лётной школы или в лётный цирк. Школа по-прежнему едва сводила концы с концами. Зато авиация была новинкой, и люди охотно платили деньги, чтобы поглазеть на чудеса современной техники. И лишённая помощи отца Лидочка, теперь уже не Андреева, а Соловьёва, вместе с мужем и несколькими другими авиаторами стала гастролировать по городам Российской империи.
Однако как ни успешны были представления, разбогатеть на них - или хотя бы обеспечить приличную жизнь они не могли. А всё потому, что от сильных порывов ветра аэропланы нередко переворачивались и падали. Взамен разбитых машин нужно было покупать новые, и на это уходили едва ли не все заработанные в шоу деньги. Авиация была спортом не только опасным, но ещё и дорогим.
Летом одиннадцатого года группа авиаторов затеяла дерзкое по своей отважности мероприятие - первый перелёт на аэропланах из Санкт-Петербурга в Москву. Состязание привлекло азартных богатых зрителей, и благодаря их вложениям победителя ожидал солидный приз. Сергей решил непременно участвовать в гонке и предложил жене роль пассажира.
Разумеется, Лида согласилась не раздумывая. Да, она не поведёт аэроплан, но она будет важной, незаменимой участницей полёта! Она, по сути, станет вторым пилотом и навигатором; это она будет смотреть на землю, на железные дороги и посёлки, определяя маршрут следования, она будет выравнивать машину при порывах ветра весом своего тела. А если Сергей устанет, она всегда может подменить его за штурвалом. Вдвоём они непременно выиграют гонку!
Солнечным июльским днём с аэродрома в Гатчине взлетело более двадцати аэропланов. Был среди них и экипаж супругов Соловьёвых. Однако всего полчаса спустя после старта у машины, на которой летели Сергей с Лидой, отказал двигатель. Авиаторы вернулись на аэродром и принялись узнавать, где можно найти двигатель взамен сгоревшего. Он нашёлся у одного из пилотов авиашколы, но тот потребовал, чтобы Сергей взял его с собой пассажиром.
Разъярённая, раздосадованная Лида осталась на земле.
На следующий день она узнала, что аэроплан, на котором летел её муж, потерпел страшную аварию, рухнув в лес. Второй пилот погиб, а её муж получил тяжёлые ранения.
Несколько дней спустя, сидя в госпитале возле кровати мужа, Лида прочитала свежую газету, из которой узнала, что из двадцати с лишним аэропланов, участвовавших в гонках, до Москвы добрался только один.
Сергей выздоровел за считанные недели; сломанные кости срослись, синяки сошли. Но Лида вскоре поняла, что куда более серьёзные раны остались у мужа в душе. И они не затянулись.
Сергей стал бояться летать.
* * *
- Военное ведомство предлагает мне работу, - заявил Сергей вскоре после выписки их больницы. - Они хотят попробовать построить паровые дирижабли и предлагают мне возглавить конструкторский отдел.
Лидочка вздохнула. Она только что заплатила доктору, лечившему мужа, отдав ему последние деньги из тех, что у них ещё оставались после гастролей.
Конечно, всегда можно вернуться в лётное шоу. Но Сергей бледнел от одной только мысли о том, чтобы сесть в аэроплан, и Лида это видела. Гастролировать одной?..
- Бери работу, - сказала она мужу.
- А ты? - встревоженно спросил он. - Ты сможешь? Я ведь знаю, как важно для тебя летать.
Лидочка, сама только что с тоской думавшая о том, что придётся расстаться с полётами, немедленно преисполнилась благодарностью к Серёже. Не зря она так его любила - никто не понимал её так, как муж.
- Я что-нибудь придумаю, - заверила его Лида.
* * *
Когда в самом начале двенадцатого года в Петербург прибыли аэрогастроли, в которых принимал участие легендарный пилот Евгений Энберт, Лида немедленно купила билет и, отсчитывая оставшиеся до шоу дни, с бьющимся сердцем гнала от себя странное ощущение, будто в её жизни грядут большие перемены.
А перемен она заждалась. Вот уже несколько месяцев девушка не могла найти себя в этой новой, оседлой жизни. Лётная школа, где Лида получила диплом, взяла её инструктором, но после увлекательных полётов, которые девушка демонстрировала на публике, обычные восьмёрки над полем и инструктаж учеников казались невыносимо скучными.
Муж пропадал на работе до поздней ночи. Возвращаясь домой, он рассказывал Лиде о грандиозных замыслах военного ведомства, описывал новые модели боевых паро-дирижаблей, оснащённых несколькими десятками турельных пулемётов, и даже показывал чертежи гигантских осадных дирижаблей, предназначенных для атаки целых городов.
Лидочка слушала мужа и пыталась заставить себя увлечься его рассказами. Но не могла. Ей были больше интересные статьи в журнале "Воздухоплавание" про создание двухмоторных самолётов, про первые успешные опыты французов по созданию летающих лодок - гидропланов, и про предлагаемую талантливым инженером Юрьевым систему управления чудными летательными аппаратами - вертолётами.
И тут наконец-то - аэрогастроли! С самим Евгением Энбертом!
Шоу проводили на ипподроме. Стоя в толпе восторженных зрителей, Лида заворожённо наблюдала за тем, как знаменитый пилот выделывал в воздухе совершенно невозможные, никогда прежде не виденные фигуры пилотажа - перевороты через крыло, падения на хвост, крутые виражи и, конечно, знаменитую мёртвую петлю, которую в мире рисковали делать лишь единицы.
Едва закончились выступления, Лида пробилась к легендарному пилоту и, обмирая от собственной отваги, попросила его взять её с собою в следующий показательный полёт. Она очень хотела посмотреть, как он выполняет свои уникальные фигуры пилотажа... А потом испробовать их самой.
Девушка твердила себе, что готова к снисходительной усмешке и отказу. Однако в глубине души всё равно отчаянно верила, что такой выдающийся спортсмен-авиатор как Энберт никак не может оказаться человеком, не способным разглядеть в другом ту же безнадёжную болезнь авиацией, которой болен он сам. Даже если этот человек - всего лишь невысокая девушка в шляпе, делающей её похожей на табуретку.
И Энберт разглядел. Более того, сразил её в самое сердце, сказав:
- Госпожа Соловьёва, я слышал самые восторженные отзывы о ваших воздушных выступлениях.
И взял её на борт.
Мёртвая петля оказалась самым захватывающим ощущением в жизни Лиды.
Когда Энберт посадил аэроплан, от восторга Лида едва дышала. Покосившись на свою пассажирку, Энберт прекрасно понял, что дух у неё перехватило вовсе не от испуга, и заметил:
- Вы просто рождены для этого спорта, госпожа Соловьёва. Вам обязательно надо летать.
И этими словами окончательно покорил её сердце.
На следующий день Лида забралась в самый новый аэроплан, что нашёлся в лётной школе, и подняла его в воздух с твёрдым намерением научиться тем же фигурам пилотажа, что и Евгений Энберт.
Через неделю она уже делала перевороты через крыло, через две ей поддались падения на хвост, а через три она впервые рискнула сделать петлю.
Вернувшись тем вечером домой, Лида дождалась мужа и сказала:
- Я не могу не летать, Серёжа... Отпустишь меня?
Сергей лишь стиснул зубы. Проклятая гонка из Петербурга в Москву - именно с неё всё и началось, именно после той катастрофы их с Лидой пути стали невозвратно расходиться в разные стороны, разводить их всё дальше друг от друга.
Любила ли Лида когда-то его самого - или же она любила только его страсть к полётам? И сейчас, когда этой страсти в нём не осталось, любить ей больше нечего?
- Я буду обязательно приезжать между гастролями, я обещаю, - говорила Лида, пытаясь заполнить возникшую тишину.
Говорила - и понимала, её не получится заполнить никакими словами.
* * *
Следующие два года Лида путешествовала с авиа-шоу по Европе.
Слава о русской авиатриссе опережала гастроли. Стоило только Лиде прибыть в новый город, как девушку окружали поклонники, жаждущие увидеть её своими глазами. Они наперебой говорили Лиде, как восхищаются её храбростью и мастерством, они сыпали галантными комплиментами и выражали своё почтение. Девушка с удовольствием принимала их знаки внимания - но и не более того.
Держа обещание, Лида регулярно приезжала в Петербург навещать мужа.
Сергей держался с ней тепло, ни в чём её не упрекал, но в глубине души Лиду мучили угрызения совести. Желая убежать от преследующего её чувства вины, девушка стала приезжать в Петербург всё реже и оставаться там всё меньше.
И дело было не в одном только чувстве вины. Лида уезжала ещё и потому, что теперь её место было совсем не здесь, в четырёх меблированных комнатах на Адмиралтейском проспекте. Не здесь она ощущала полноту жизни, не здесь испытывала счастье.
* * *
На одном из выступлений в Брюсселе, после того, как Лида в завершение своей программы блистательно исполнила мёртвую петлю, внезапно поднялся сильный ветер и едва не перевернул лёгкий аэроплан авиатриссы. А когда Лида всё-таки сумела выправить машину, ураганные порывы ещё долго не позволяли ей приземлиться. Но в конце концов в поединке со стихией девушка вышла победительницей и благополучно посадила аэроплан.
На званом приёме в честь авиаторов-гастролёров Лида была главной героиней и принимала бурные изъявления восторга, когда в окружившей её нарядной толпе вдруг появился Евгений Энберт. Оказывается, он был в числе зрителей и наблюдал за ней сегодня.
Евгений почтительно поцеловал Лиде руку и заявил:
- Я в полном восторге от вашего солитюдного полёта, госпожа авиатрисса. И от вашего беспримерного мужества и хладнокровия. Надеюсь, вы не сочтёте за дерзость, если я попрошу у вас какой-нибудь сувенир на память.
Онемевшая от восторга Лида с отчаянием поняла, что именно сегодня, как назло, она не надела к своему вечернему наряду перчаток, и носового платка у неё тоже не было. Подвеска? Но её подарил муж на годовщину свадьбы. А серьги - подарок отца на выпуск из института благородных девиц.
- Возьмите это, - наконец, предложила Лида, стянув наброшенный на плечи белый газовый шарф.
- Благодарю, - раскланялся Евгений Энберт, принимая подарок. - Он будет моим талисманом на удачу.
А Лида во все глаза смотрела на своего кумира и чувствовала, как от счастья заходится сердце.
* * *
Несколько недель спустя в Барселоне Лида получила неожиданный приём. После окончания выступления около её аэроплана появился высокий, щеголеватый черноволосый мужчина и без малейшей приязни заявил:
- Вы неплохо летаете, сеньора Соловьёва, но... nada! Ничего! Ничего выдающегося, чтобы называть вас лучшей авиатриссой. Любой авиатор может сделать то же самое, а восхищение публики вызывает лишь тот факт, что вы - женщина.
Растерявшаяся от неожиданности Лида промолчала. А черноглазый испанец продолжил:
- Предлагаю concurso. Состязание. Полёт в высоту.
- Зачем мне это, сеньор...
- Гутьерес, - высокомерно ответил испанец.
- Зачем мне это состязание, сеньор Гутьерес?
- Разве вы не хотите доказать, что вы достойны титула лучшей авиатриссы?
- А кому мне это доказывать? - улыбнулась Лида, уловив в голосе испанца некоторую ревность. - Публике? Они и так меня любят. Вам? Извините, но я вас не знаю, и потому мне не насколько важно ваше мнение, чтобы что-то вам доказывать.
- А как насчёт того, чтобы доказать это самой себе?
Положа руку на сердце, Лида прекрасно отдавала себе отчёт, что и впрямь всего лишь хорошо выполняла фигуры, которые были под силу любому умелому пилоту, в то время как такие авиаторы как её кумир Евгений Энберт постоянно испытывали пределы возможностей аэропланов, покоряя всё новые и новые вершины. Именно их можно было называть лучшими.
Однако отвечать испанцу Лида не стала, только пожала плечами.
- Что ж, как пожелаете, - бросил разочарованный испанец и отвернулся. - Не понимаю, чем в вас так восторгается сеньор Энберт, - пробормотал он, уходя.
Энберт?
- Погодите! - немедленно окликнула его девушка.
Черноглазый испанец обернулся и, увидев выражение Лидиного лица, ослепительно улыбнулся.
Состязание назначили на следующее же утро.
Разогнав лёгкие аэропланы, Лида на хорошо знакомом ей "Фармане" и сеньор Гутьерес на английском "Викерсе" поднялись в воздух, оставив на земле наблюдать за их соревнованием целую толпу.
Девушка не в первый раз взлетала на значительную высоту. Но сейчас, решительно рассекая лёгкие облака и практически вертикально уходя в небо, Лида поняла, что ей становится не по себе. У "Фармана" не было кабины пилота; холодный ветер, не встречая препятствия, всё сильнее бил в лицо, воздуха для дыхания не хватало.
"Ни за что не поверну, - упрямо пообещала себе Лида, хотя перед глазами уже плавали цветные круги, а в ушах пульсировала боль. Что-то тёплое потекло из носа, но она продолжала тянуть штурвал на себя, уходя всё выше и выше в небо. - Ни за что не поверну первой".
Она даже не заметила, когда пропал аэроплан испанца. А когда, наконец, поняла, то прежде заложила вираж - хотела убедиться, что противник и впрямь сдался. И только увидев под собой внизу крылья "Викерса", Лида с облегчением начала снижаться. В ушах звенело, из носа текла кровь, однако всё существо девушки переполняло ликование.
Когда "Фарман" приземлился, первым к Лиде подошёл испанец.
Почти театральным жестом, в котором, однако, не были никакой насмешки, он отвесил Лиде почтительный поклон, галантно поцеловал руку и почтительно произнёс:
- Спасибо за урок, aviadora.
И протянул носовой платок, которым Лида немедленно воспользовалась, чтобы остановить кровь.
На следующий день в местных газетах появились фотографии Лиды и её соперника. Именно из них девушка узнала, что соревновавшийся с ней пилот - не кто иной как Алессандро Матэо Фернандес Рубио Гутьерес, один из самых знаменитых авиаторов Европы, прославившийся уникальной фигурой пилотажа, которую он демонстрировал - штопор.
"El aviador нашёл достойного соперника", - писали испанские газеты.
ДОСТУП К ПОЛНОЙ ВЕРСИИ ТЕКСТА ОГРАНИЧЕН В СВЯЗИ С ПУБЛИКАЦИЕЙ