Ясинская Марина : другие произведения.

Убий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот рассказ был написан как часть диптиха, второй половинкой которого является рассказ Джи Майка "Не убий" . 3-е место СНП-2007 в номинации рассказы. Опубликован в журнале "УФО" за август 2008 и в журнале "Полдень XXI век" N6, 2009. Две половинки счастливо соединились в одно целое под названием "Не убий" . Полная версия опубликована в журнале "Чайка" N 20 и N 21, 2008 и сборнике "Русская фантастика 2012" издательства ЭКСМО.


   "Одноглазый Джо", вопреки опасениям, возникшим у меня, как только я узнала некоторые подробности предстоящей авантюры, оказался вполне терпимым кораблем. Конечно, не последним, супер-современным словом техники, но и не древней развалюхой.
   - Эй, ты куда это нас везёшь? - раздался сзади озабоченный голос Психа.
   Я проигнорировала вопрос.
   Все члены нашего экипажа собрались в рубке и прилипли к иллюминаторам, жадно разглядывая разворачивающуюся внизу мрачную панораму Самарии. Я не смотрела - приземление предстояло не из легких. Впрочем, я знала, что посажу корабль как надо - приходилось видать и хуже, чем эта богом забытая, полностью покрытая океаном планета с одним-единственным островом, пригодным для обитания.
   - Да она нас сейчас прямо в болото высадит! - снова взвизгнул Псих.
   Я поморщилась.
   - Заткнись, - лениво бросил Волчара. - И не трясись. Такого пилота, как Беретта, еще поискать.
   Я хмыкнула, вспомнив, как он до последнего не хотел брать меня в экипаж.
   - Только бабы на корабле нам и не хватало, - повторял он в ответ на все доводы Гамадрила.
   То, что не вышло у шумного, грузного Гамадрила, удалось сделать моему досье с печатью галактического спецназа и списком того, из чего я стреляю и что вожу. Если бы они вместо этого перечислили, из чего я не стреляю и что не вожу, могли бы сэкономить немало бумаги.
   Ирония судьбы, черт побери! Опытный боец элитного подразделения спецназа стал наемником, пиратом и грабителем. Эта мысль неизменно вызывала у меня горькую, кривую усмешку.
   За пять лет выслуги я успела побывать в десятках боевых операций и паре локальных войн; у меня были безупречный послужной список, блестящая карьера и головокружительные перспективы. Как так вышло, что через каких-то два года в компании типов с крайне сомнительным прошлым я лечу грабить планету, на которой добывают редчайший, и оттого безумно дорогой наркотик?
   А получилось все в одночасье: диагноз врачей. Фактически - смертный приговор. Который приводится в исполнение медленно и мучительно.
   Я даже не знаю, где именно получила дозу облучения - мы были на боевом задании, и куда нас только не заносило! А по возвращении всему экипажу поставили один и тот же диагноз.
   Я - солдат. Уходя на задания, я была готова умереть. Но не так. Малейшее недосыпание, любой стресс или напряжение - и нервные клетки сжигаются в десятки, в сотни раз быстрее, чем у здорового человека. Стремительно разрушается нервная система: головные боли, головокружения, приступы паники и депрессии, иногда даже - паралич, а затем постепенная потеря памяти. Изо дня в день медленно забывать себя... Этого я боялась куда больше, чем неизбежно следующей за амнезией смерти.
   И вот щедро одарившее тебя орденами ведомство благодарит за заслуги и оформляет почетную отставку со скромной пенсией. И ежегодные оздоровительные процедуры за их счет. Но процедуры - не панацея; они всего лишь замедляют развитие болезни. Продлевает агонию. А на операцию, способную меня полностью излечить, накопить из их выплат можно лет этак за сто. А у меня и десяти-то нет, даже с регулярными процедурами. Хорошо если есть пять.
   А я хочу жить. Очень хочу!
   Конечно, грабеж - это не лучший способ заработать необходимые мне деньги. Однако обреченные не выбирают. Я решилась. Я готова была идти до конца, без тени сомнений, ибо сомнений у меня давно не осталось.
   Осталась лишь горечь.
  
   Посадка вышла мягкой и плавной, точь-в-точь в намеченном месте. Скупой на похвалу Волчара, немногословный подтянутый мужик лет сорока пяти, с резкими чертами лица, глубоко запавшими темными глазами и изборожденным морщинами высоким лбом, в знак восхищения цокнул языком и кивнул. Гамадрил осклабился и выразил одобрение в своей обычной манере - цветастой нецензурной тирадой. Нервный, щуплый Псих смотрел на меня с вызовом - похоже, он ждал, что я начну ему что-то доказывать, заявлять: "Вот видишь"... Можно подумать, мне это надо!
   Волчара тем временем деловито раздавал команды:
   - Собираемся. Беретта, готовишь вездеход. Псих, грузишь жратву. Гамадрил, набьёшь вездеход пушками под завязку. Кто их, этих местных придурков знает, мало ли!
   - Мало ли - что? - любознательный Гамадрил разве что не приплясывал от нетерпения.
   - Ну, в прошлый раз мы тут хорошо покуролесили...
   - А зачем - под завязку? Ты же говорил, придурки хоть сами из себя здоровенные, а на драку у них кишка тонка. Говорил, любого режь, казни, он тебя пальцем не тронет и сопротивляться не будет, хоть ты у него цацки бери, хоть дурь, - тут Гамадрил облизал губы, по заросшему мясистому лицу расплылась улыбка, и он закончил: - хоть бабу.
   - Говорил. Но ведь двадцать лет прошло, - Волчара замолчал и помрачнел.
   Мы знали, почему он хмурился. После прошлого визита на Самарию Волчара мог бы стать миллионером - за пыльцу давали по пять тысяч гала-кредитов за грамм. Моя месячная пенсия составляла шесть.
   Мог бы. Но весь экипаж, вскоре после того, как они появились в обитаемой части галактики, повязала полиция - за старые дела. Узнав про наркотик, добавили к имеющимся обвинениям новые статьи, и все получили пожизненное.
   Пыльца - уникальный наркотик, и потому ей не могли не заинтересоваться. И полиция, и наркоторговцы обещали условно-досрочное в обмен на информацию. Товарищи Волчары рады были бы выложить все, лишь бы выйти, да только координат планеты ни один не знал. Они тогда поспешно удирали от погони, пилот бросил судно в спонтанный прыжок, выкинувший их в рукав галактики, не нанесенный даже на военные карты. Все уже решили, что там и сдохнут, когда нашли Самарию. А уж как обнаружили пыльцу!.. Координаты запомнил только Волчара, так что ему было, чем торговаться, только, в отличие от товарищей, делиться ценной информацией он не спешил. Не знаю уж, какие связи он задействовал, что пообещал, кого подмазал и чем, но его кассация о помиловании все-таки прошла, и, отсидев почти двадцать лет, Волчара вышел. И немедленно собрал команду для повторного полета к Самарии...
   - Местность тут дрянь, полно ядовитых тварей водится, - заявил, наконец, Волчара. И подытожил: - Да и мало ли, что здесь могло произойти.
   - Ерунда! - отмахнулся Гамадрил. - Ты ж говорил, колония их хрен знает когда основана, так что они все давно деградировали. Что местные на религии сдвинутые и совсем безвредные, ни бить, ни убивать не могут.
   В его голосе проскользнула нотка разочарования. Гамадрил был убийцей и гордился этим; перспектива бескровной операции была ему не по душе.
   - И потом, даже если придурки и научились убивать, - продолжил он, - что они могут, со своими палками-копалками, против наших пушек?
  
   Оружием вездеход Гамадрил все-таки нагрузил - Волчара отменно наладил дисциплину, и слушались его беспрекословно. Иногда я ловила себя на мысли, что, не будь он преступником, из него мог бы выйти прекрасный боевой командир... А потом смеялась над собой.
   Через четверть часа мы отправились в деревню, единственный населенный пункт этой планеты. Путь до нее занял часа три. Мы ехали молча. К сожалению. В тишине трудно отогнать непрошенные мысли.
   Сомневаться надо было раньше. Я уже все для себя решила, разве не так? Да и поздно теперь - мы на месте, пыльца практически у нас в руках. Зачем мне сейчас снова колебаться?
   Черт, пусть бы ныл Псих, пусть бы матерился Гамадрил - что угодно, лишь бы нарушить сводящую меня с ума тишину.
   Накатила головная боль. В этот раз я ей почти обрадовалась - она оглушала, не давала думать.
   Я покосилась на довольные рожи экипажа. Они ехали за миллионами. Волчара - за роскошными домами и элитными клубами. Гамадрил - за дорогими развлечениями и эксклюзивными шаттлами. Псих - за престижными аукционами и высококлассными борделями.
   Я ехала за жизнью: операция, способная меня полностью излечить, стоила семьсот тысяч.
  
   Жители деревушки разбежались, едва только увидели наш вездеход, и лишь слабый отголосок заполошного колокольного звона метался над опустевшими улочками.
   - Пока всю деревню не выпотрошим, не отвлекаться, - распорядился Волчара. - Закончим - вот тогда и повеселимся.
   Мы начали обыскивать дом за домом. Мужики громили убогое убранство в поисках пыльцы, а я стояла в дверях и наблюдала, не грозят ли нам неприятности. Впрочем, самаритяне, как и предсказывал Волчара, жались по углам своих кособоких хибар и не думали сопротивляться.
   В глазах всех жителей деревни застыло одинаковое выражение - страх и смирение. Испуганные девчонки старательно избегали жадных взглядов Гамадрила; он облизывался, глядя на них, громко ржал, и, гнусно ухмыляясь, обещал вернуться. Здоровые парни молча, безропотно сносили тычки и оскорбления Психа - он пришел в полный восторг и стал похож на мелкую, обнаглевшую от внезапной безнаказанности шавку.
   От этой безмолвной покорности мне становилось невыносимо погано на душе.
   Я стискивала зубы: миллионы гала-кредитов.
   Да черт с ними, с миллионами.
   Семьсот тысяч.
   Одна операция.
   Моя жизнь.
   А эту планету я просто забуду. Навсегда выброшу из памяти.
  
   Нам потребовалось несколько часов, чтобы выпотрошить деревню. Пыльцы набралось столько, что даже дотошный Псих бросил подсчитывать будущую выручку.
   Остался всего один дом, стоявший на отшибе. Едва мы вошли внутрь, его обитатели, изможденная бледная женщина лет тридцати пяти и молодой парень, видимо, ее сын, немедленно переместились в дальний угол.
   Мужики были слишком заняты разгромом и поиском пыльцы, и потому не заметили, что эти двое здорово отличались от остальных жителей деревни. Женщина буквально сверлила взглядом Волчару. Это был один из тех взглядов, про которые говорят - им можно убить. Неудивительно, что Волчара его почувствовал. Он окинул женщину быстрым безразличным взглядом, а потом буркнул:
   - Чего вылупилась? Понравился?
   Гамадрил загоготал и радостно подхватил шутку:
   - И не надейся, Волчара у нас любит только молоденьких девочек. А вот по моему вкусу ты еще очень даже ничего.
   И тут глаза парня загорелись - буквально вспыхнули яростью и ненавистью. Честное слово, на секунду я подумала, что он кинется в драку.
   - Джонас! - предостерегающе вскрикнула женщина. Парень покосился на нее и сделал шаг назад. Он старался взять себя в руки, но это давалось ему с явным трудом - он еще долго тяжело дышал, сжимал кулаки, а в его глазах тлела злоба.
   Никто не заметил этой вспышки - все увлеченно потрошили мебель. А я пригляделась к парню повнимательнее.
   Лет двадцать, довольно высокий, поджарый и смуглый, с глубоко запавшими темными глазами и высоким лбом, он мало походил на свою мать. Что-то в резких чертах его лица казалось мне неуловимо знакомым. Но куда больше меня занимало другое. Выражения лиц всех жителей этой деревни были словно отлиты из одной формы. А у него - нет. Даже сейчас, немного успокоившись, он наблюдал за нами с угрюмым озлоблением, а не с покорностью и страхом, как все остальные.
   Он заметил, что я рассматриваю его, и наши взгляды пересеклись. Выражение его глаз изменилось - в них полыхнуло что-то такое, от чего у меня на секунду приостановилось, а потом чуть быстрее застучало сердце. Давно, очень давно на меня не смотрели так, словно видели насквозь... Я опустила взгляд.
   - Ну, вот теперь всё, можно уходить, - послышался сзади голос Волчары, и, один за другим, мои спутники направились к оставленному на улице вездеходу. Я выходила последней и отчего-то медлила.
   - Эй, Беретта, ты с нами, или как? - прикрикнул Гамадрил.
   Я быстро уселась за руль. Но прежде, чем мы уехали, я все-таки обернулась и бросила взгляд назад.
   Темноглазый парень стоял в дверях и смотрел нам вслед.
   Мне вслед.
  
   Мы остановились у единственного добротного на всю деревню здания - отштукатуренной каменной церкви с колокольней, и Волчара объявил, что вот теперь-то можно и оттянуться по полной. Гамадрил смачно втянул носом небольшую щепотку пыльцы и осклабился:
   - Я тут как раз приглядел у одного старикана двух смазливых дочек. Пойду, навещу.
   У меня перед глазами против воли всплыли лица девочек, на которых положил глаз Гамадрил. Тоненькие, большеглазые, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше...
   Противно, до чего же противно!
   - Да зачем тебе эти убогие? Вернемся, продадим пыльцу, и ты любую снимешь - девки к тебе в очередь выстроятся, - попробовала отговорить его я.
   - Так это ж ждать придется, а я сейчас хочу, - резонно возразил Гамадрил. - Как мне, спрашивается, решать эту проблему? Или, может, ты хочешь помочь?
   Я отвернулась. Он глумливо заржал, и к его громкому гоготу немедленно присоединился тонкий, визгливый, со всхлипами, смех Психа. Волчара обвел веселящихся тяжелым взглядом, и они заткнулись как по волшебству. Псих отвернулся и зарылся в пыльцу. Гамадрил неразборчиво буркнул мне что-то вроде "Ты, это... Ну, я это так...", грузно перевалился через борт вездехода и уверенно, по-хозяйски, направился в переулок неподалеку.
   Вскоре вслед за ним побежал Псих.
   Я снова стиснула зубы и принялась твердить, словно заклинание: "Семьсот тысяч, семьсот тысяч, семьсот тысяч".
   Заклинание помогало все меньше...
  
   Волчара, видимо, принял слишком большую дозу и через полчаса захрапел на заднем сидении вездехода. А я заснуть не могла. Я была на взводе - сколько можно? Что же они, всех девчонок в деревне перепробовать решили?
   На землю опустилась ночь. Меня плотно обступили темнота, тишина и мысли - непрошенные, неприятные. От них некуда было бежать, негде скрыться - они поймали меня, захватили в тиски.
   Зачем я здесь, на этой убогой планете вместе с убийцами, насильниками и наркоторговцами? Почему я спокойно смотрю на происходящее и не вмешиваюсь? Меня готовили бороться со всякой мразью, а не помогать им грабить беспомощных и покорных местных жителей. Меня тренировали для того, чтобы я беспощадно устраняла таких, как те, с кем я прилетела на эту планету, а вместо этого нужда и отчаяние пригнали меня сюда, рыскать по неказистым домишкам богом забытой планеты в поисках пыльцы, которая купит мне жизнь.
   Потом накатили головная боль и головокружение. Как же часто они теперь возвращаются! Я нерешительно взяла щепотку пыльцы и осторожно втянула. Вдруг поможет?
   Боль отступила незаметно, и, сидя за рулем в ожидании Гамадрила и Психа, я ненадолго забылась. Хорошо бы провести так всю ночь и весь день, вдали от преследующей, укоряющей меня совести, и слышать в тишине только шелест листьев и мерное монотонное урчание двигателя вездехода. Но я, хоть и через силу, стряхнула с себя дрёму.
   Занимался слабый рассвет. Вот она, скромная деревушка, словно жмущаяся к каменной церкви, стоит, как стояла, наверное, со времен первых колонистов. Только неестественная, будто мертвая тишина висит над улочками, выворочены некоторые двери - они слетели с петель от слишком рьяных пинков Гамадрила, да разбито несколько окон. А за ними - остатки жизни, еще вчера такой спокойной и мирной, навсегда разрушенной нашим вторжением.
   ...Уехать, поскорее отсюда уехать! Продать пыльцу, сделать операцию. Забыть обо всем.
   О спецназе, о команде Волчары, об этой планете.
   Об испуге и покорности в глазах местных жителей.
   О темноглазом парне из дома на отшибе.
   Выбросить из головы.
   Начать новую жизнь.
  
   Внезапно я поняла, что же так настораживало меня все это время. С того момента, как ушел Гамадрил, до меня не доносилось ни криков, ни плача.
   У меня сдали нервы, и я растолкала Волчару.
   - Да придут, куда они денутся, - равнодушно зевнул он. - Пусть повеселятся ребята... Или вот что, сходи-ка за ними сама.
   - Нет уж, - я покачала головой. - Вместе пойдём, не нравится мне всё это.
   Мы вылезли из вездехода и направились в ту сторону, куда вчера ушёл Гамадрил. Утренние сумерки были густыми, как кисель, и неказистые здания деревушки казались мёртвыми. Какое-то звериное чутье, не раз выручавшее меня в серьезных передрягах, едва не подвывало, чуя опасность.
   - Смотри в оба, - бросила я. - Похоже, что у нас проблемы.
   Волчара высокомерно фыркнул:
   - От кого? От этого стада овец? Да мы их...
   Он не успел закончить фразы. Грудь Волчары насквозь пронзило копье.
   В такие моменты я никогда не думаю - отточенные рефлексы делают все за меня. Тело Волчары еще не коснулось земли, а я уже упала на колено, и пистолеты будто сами прыгнули мне в руки. Я целила прямо в лицо несущегося на меня человека, пальцы на курках уже дрогнули... Но в последний миг, когда он уже прыгнул, я отшатнулась в сторону и коротко ударила его рукояткой в висок. Он рухнул рядом со мной.
   Я не сразу осознала, что удержало меня от убийства. Только позже поняла - я узнала нападавшего. Это был тот самый темноглазый парень из дома на отшибе.
  
   Я бессильно опустилась на землю. Да-а, беспомощные овцы, придурки, не умеющие убивать! Гамадрил, Псих и Волчара - все мертвы.
   А я теперь привязана к этой убогой планете - крепче, чем любыми веревками. Я не смогу управлять кораблем одна, я не смогу улететь, для этого мне нужен хотя бы еще один человек.
   Вот тебе и семьсот тысяч, и операция, и новая жизнь.
   На меня навалилась страшная усталость. А потом скрутила головная боль - куда сильнее обычного.
   Боль - это хорошо. Она не дает думать.
  
   Я пришла в себя оттого, что изможденная женщина, мать темноглазого парня, протягивала мне на ладони щепотку пыльцы.
   - Это лекарство, - сказала она. - Возьми, поможет.
   Я послушно втянула пыльцу и прикрыла глаза. Женщина немного помялась, потом присела рядом со мной и заговорила. Она говорила долго.
   Она рассказывала мне про Самарию и про жителей, вот уже много веков как разучившихся сопротивляться и убивать. Рассказывала про Первое Нашествие - так они называли прошлый визит экипажа Волчары. Про бессилие и ненависть, про страх и боль, про отчаяние и беспомощность перед пришельцами. Про проклятия, которые она призывала на себя, узнав, что ждет ребенка. Про отлучение от церкви и презрение жителей деревни - за то, что она решила сохранить и вырастить дитя, в чьей крови будет жить способность убивать. Про своего сына. Единственного. Любимого. С лица которого на нее иногда смотрели глаза того, кто когда-то убил ее мужа, а ее взял силой. Глаза Волчары.
   - Ты останешься здесь, с нами. Ты родишь Джонасу детей, и у них будет хорошая кровь, сильная. Они смогут постоять и за себя, и за других, когда Люди Дьявола появятся снова. А они вернутся - они теперь всегда будут возвращаться за пыльцой.
   - Почему ты решила, что я останусь с твоим сыном? - не открывая глаз, лениво процедила я. Боль отступала, голова становилась легкой, и говорить мне не хотелось.
   - Потому что ты его не убила. Хотя могла.
   Могла...
   Я криво усмехнулась. Я всё забуду через пять-шесть лет. Наверное, даже раньше - без ежегодных процедур болезнь сожрет меня куда быстрее. Память постепенно истает. А за амнезией всегда следует смерть. Только я уже не буду об этом знать.
  
   Джонас оказался хорошим парнем. Понимающим, терпеливым. Я была благодарна ему за нежность и внимание и со временем привязалась к нему.
   Он хотел, чтобы мы поженились и родили детей, и не понимал моего упорства. И однажды я ему все выложила: про облучение и увольнение из спецназа, про процедуры и операцию, про то, почему полетела с Волчарой, про то, что обречена, что любой стресс, любое нервное напряжение может меня доконать. Что я не могу родить ребенка, зная, что скоро умру.
   Джонас, милый, заботливый Джонас! Он отказывался мне верить. Он говорил, что пыльца исцеляет все, и, значит, я выздоровлю. Пыльца и впрямь помогала - она убивала боль. Но вылечить?..
   Тогда Джонас предложил:
   - Научи меня водить корабль. Мы улетим, сделаем тебе операцию, а потом вернемся обратно.
   Я решила попробовать. Мы старались, но... Проклятый климат планеты, казалось, задался целью нам помешать. Весь Сезон Снегов держались страшные морозы, Сезон Вербы зарядил затяжными дождями, и солнечные панели, торчащие из боков вездехода словно небольшие крылья, генерировали очень мало энергии. А потом полетел электромотор, приводящий в движение все шесть колес. И хотя двигатель самой машины работал, передвигаться вездеход больше не мог. На нем до корабля было три часа ходу. Пешком же - полдня.
   А затем у нас родился ребенок. Тайлер. Я разрывалась между ним, Джонасом и кораблем. И все ждала, что проклятая болезнь вот-вот скрутит меня.
   Каждый раз, когда я смотрела на сынишку, я сходила с ума, думая, что он останется без матери. И, чтобы отвлечься, я как одержимая работала над кораблем, наплевав на то, что мне вредны напряжение и стресс.
   Оборудование выходило из строя, сыпались детали. Я чинила коллектор - ломалось устройство причаливания и ориентации. Едва я заканчивала с ним, начинал барахлить отражатель. И так - до бесконечности. Но я упорно возвращалась на корабль. Уже даже не столько с надеждой когда-нибудь улететь - чем больше проходило времени, тем меньше я в это верила. Я окуналась в работу, чтобы не думать о неизбежном.
   ...Шло время, а болезнь не прогрессировала. Головные боли навещали меня редко. Может ли пыльца исцелить меня? Я не знала. Но хотела в это верить. Хотела - и отчаянно боялась.
  
   * * *
  
   Я слышу, как присвистнул Джонас, и выхожу на крыльцо. Мои сорванцы, кроме двух волков, притащили из Леса барсука. Расцарапанная мордашка Стива светится от счастья. Еще бы - барсуки сплошь покрыты шипами, их удается убить не всякому охотнику, так что у двенадцатилетнего мальчишки есть повод для гордости. Тайлер посматривает на него снисходительно. Не потому, что он на два года старше. Он сегодня убил поганую черепаху, а это на всей Самарии не под силу никому, кроме его отца.
   Я прячу улыбку и спрашиваю:
   - Откуда ссадины? Опять с мальчишками из деревни дрался?
   Стив задирает нос и гордо заявляет:
   - С ними подерешься! Они же ни за что в жизни сдачи не дадут! - Мнется и смущенно продолжает: - Мы с Тайлером... э-э... поспорили... Мам, это нечестно, он сильнее. Научи меня драться так, чтобы я мог его победить! Ты ведь умеешь!
   Да, я умею. Умею так, как никто больше на Самарии.
   - Кулаки надо пускать в ход только по делу, - строго выговаривает тем временем Джонас нашему старшему. Тайлер виновато опускает голову.
   До нас доносится звук церковного колокола, очень слабый - наш дом стоит на самом отшибе. Это потому, что мы отлучены от церкви, и в деревне нас не жалуют.
   Джонас берет добычу наших мальчишек, и мы отправляемся на рынок. Проходим мимо двух холмиков под корявыми осинами. Муж приостанавливается у одного, с небольшой каменной стелой и надписью на ней - "Марта Экер". Это мать Джонаса. Она умерла несколько лет назад. На соседний холм муж старается не смотреть. На этой могиле стоит простой деревянный крест с небрежно нацарапанной надписью "Волчара".
   Заканчивается Сезон Солнца, погода стоит хорошая, и потому мы идем не спеша. Идем мимо общественных полей, мимо пекарни, мимо дома плотника Винтера. А у кузницы задерживаюсь уже я. Я всегда здесь останавливаюсь.
   На дворе кузницы ржавеют груды металлических обломков. Но мое внимание привлекают не они. Среди железных останков стоит крепкая, высокая машина на шести колесах. Ее матовая поверхность покрыта всего лишь легким налетом ржавчины, а из боков торчат небольшие крылья.
   Каждый раз, когда я останавливаюсь и разглядываю ее, я неизменно ловлю на себе взгляд мужа. Он смотрит на меня с такой пронзительной грустью и болью, что у меня щемит сердце.
   Эта машина влечёт меня, вызывает смутную тревогу и бередит душу. Она будит во мне какие-то неясные воспоминания, но, как я ни стараюсь, я не могу выудить их из памяти...
   Джонас осторожно берет меня за руку. Я вздыхаю, и мы продолжаем наш путь к рыночной площади.

Художник: Мераб Копалейшвили
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"