***

Был обычный февральский день. Выходной. Холодно, но не очень. Привычно, в общем. Сан Саныч, без пяти минут пенсионер, прогулявшись мал-мал, возвращался домой. Так, пустяки - заглянул в один магазин, другой. Мышки-флешки: мышку себе, флешку внуку. До дома было недалеко, пару-тройку остановок, решил дойти пешком. Сунул руку в карман, нащупывая пачку с сигаретами, и вспомнил, что перед этим выкурил последнюю, а в пустой пачке лишь только зажигалка.

- Пачку Bondа, пожалуйста, - сказал он продавщице, а сам, сняв перчатки, полез за бумажником, открыл его, достал деньги и расплатился.

Ещё распечатывая пачку, он почувствовал, что руки вдруг внезапно закоченели. Ощущение было такое, будто бы он их в прорубь окунул. С величайшим усилием преодолевая невыносимую боль, Саныч быстро прикурил, теша себя мыслью о том, что, вот, сейчас-сейчас он наденет перчатки, сунет руки в карман куртки и всё пройдёт. Как бы не так! Ледяная ломота в руках не проходила, более того, эта ломота стала словно бы растекаться по всему телу. Теперь точно так же стали холодеть ступни ног. Будто в ту же прорубь их опустил. Саныч, срезая путь, пошёл через скверик, дабы быстрее добраться до дома. А онемение всё расходилось и расходилось. Его уже начало пошатывать на ходу. "Сейчас, вот, брякнусь, люди подумают, что пьяный свалился...". Увидел скамейку и присел. Понимал для себя, что не стоит этого делать - не май месяц. "Да и фиг с ним, - подумалось лениво. - Вот только, если загнусь окончательно, то никто не подойдёт, не поможет, неделю можно здесь просидеть. Да и фиг с ним..."

Так и сидел неподвижно. Даже боль как бы отступила, но не отошла, а просто перестала беспокоить. Вот только шумело слегка в голове, с легким намёком на шум моря. Мимо вдалеке проходили люди. Он видел их, глаза его были открыты, да сумрак вдруг стал окутывать всё вокруг. Шум "прибоя" раздавался всё громче и громче, а потом вдруг резко оборвался, и тишина...

- Ты не помнишь меня...
Перед глазами возникло лицо женщины лет тридцати. Слегка задело, что такая молодая женщина, а обращается к нему на "ты". Впрочем, тут же со свойственной ему иронией мелькнуло в голове по этому поводу: "Ты смотри-ка, уже, считай, двумя ногами там, а поди ж ты..."

***

- Ты не помнишь меня...
Вспомнил. Никогда об этом не вспоминал, а тут разом вспомнил всё.
- Помню...

***

Когда они с сестрой были маленькими, мама каждое лето ездила с ними в деревню. В этой деревне жили её мама, то есть их бабушка, её сестра и два брата, то есть их тётя и дяди. У тёти и дядей были дети, двоюродные братья и сёстры. У братьев и сестёр были друзья и подруги.

Вот там он и проводил свои летние каникулы. Ходил на речку каждый день. Дядя, который тётин муж, работал шофёром на грузовике, возил иногда за деревню за несколько километров. Там были места, где росла дикая вишня. Вкуснейшее варенье делали из этой вишни. Вместе со всей ребятнёй помогал по хозяйству: воды в бочку натаскать для полива огорода, корову вечером домой пригнать. А по вечерам собирались вместе и играли в города, другие игры или рассказывали страшные истории. "В тёмной-тёмной комнате..." Девчонки ахают и охают, мальчишки хмыкают. "Отдай моё сердце!!!". Ой!...

Ну, и Санька рассказывал тоже, он хорошим рассказчиком был. Не только страшные истории, но и страшные тоже рассказывал. Рассказал как-то страшилку про кладбище, которую в городе слышал. История незатейливая, многие наверное её слышали и скорее всего тоже в детстве. Санька рассказывал её от первого лица, но все отнеслись к этому с должным пониманием - это же страшная история!

***

Мне нужно было попасть в соседнюю деревню. Это было недалеко, километров пять-шесть всего, считай за час можно дойти. Был уже вечер, но ещё светло. Ну, я и пошёл пешком по дороге. Мне ещё велик предлагали, мол, на велике быстрее, да я отказался: мож я там целую неделю пробуду! Ну, шёл я, шёл, прошёл уже целый километр - там на обочине километровые указатели есть, как вдруг налетели тучи, сразу стало темно да ещё и дождик стал накрапывать. Ну, я шагу прибавил, конечно. Вдруг сзади свет. Я оглянулся, смотрю - машина едет, а у неё даже фары не горят! (Ой!) А свет был от того, что молния сверкнула и от стекла отразилась. Ну, я рукой помахал - вдруг подвезут меня, а то по грязи шлёпать-то не очень, да. Машина остановилась, и я быстренько заскочил в кабину.

Залез я в кабину, в себя прихожу. Да ещё и темнотища кругом такая сделалась. Я не сразу-то и заметил, что... В общем, я глянул налево, где руль, а водителя-то нету! (Ой!) Жутко мне стало, а с другой стороны - вылазить из машины под дождик не очень-то охота. Но смотрю, машина едет медленно, еле-еле, думаю, ну, на фиг, выскочу на ходу! Дёрг дверь, а она не открывается! (Ой!)

Ну, в общем, едем потихонечку, я даже высох и согрелся. Направо поглядываю, на столбы километровые смотрю. Как мимо столба проезжаем, так обязательно молния сверкнёт, и видно, какой километр на столбе написан. Уже четыре километра проехали, деревня моя вот-вот скоро появится, как я из машины выбираться буду? На лобовое стекло посмотрел - впереди столб, а на нём указатели, две таблички, одна налево показывает, другая направо, а на них буквы какие-то. Тут опять молния сверкнула и я прочитал: на той табличке, которая направо, написано "д.Санеево" (Гы... Да тихо ты!), а на другой... "Кладбище"... (Ой!!)

Ну, я думаю: "И куда же мы поедем?!". Машина останавливается... тут дверь, которая со стороны водителя, сама открывается... и на руле появляется... волосатая рука... (Ой!!) и поворачивает руль влево! А потом рука исчезла и дверь захлопнулась, а машина снова поехала. Тут почти сразу стало видно забор, такой, не очень высокий, и ворота. А над воротами табличка с большими буквами: "КЛАДБИЩЕ". Ворота сами открылись, машина заехала и остановилась.

Я сижу тихо-тихо, смотрю на ту дверь, через которую волосатая рука просовывалась, а сам в комок сжался. Прижался к другой двери, а тут эта дверца вдруг сама распахнулась и я вывалился из кабины. (Гы...) Ну, я сразу вскочил на ноги и бегом к домику. Ну, там у ворот домик был небольшой, домик сторожа. Я сбоку спрятался, где потемнее было.

Тут дверь домика со скрипом открывается (Ой!), дядька выходит. Ну, сторож, значит. А из-за машины ещё два дядьки выходят. Тот, который сторож, кричит им:
- Ну, что, как добрались?
- Да, как-как, - отвечает один из тех, что из-за машины появился, - бензин, блин, кончился, а заправка, что на Междуреченке, не работает! Вот, и, блин (вообще-то, он матерился по-чёрному), толкали сзади машину по дороге целых пять километров! (Уфф!)

***

Так вот. Хотя история эта завершилась вполне благополучно, хеппи-энд, так сказать, но девчонки сказали: "Всё равноо, на кладбище так страашно!". Ну, а Санька тогда и скажи:
- А чего страшного-то? Если кого и бояться нужно, то живых людей, а не мёртвых. Мёртвые не кусаются!
Тут его, что говорится, и подловили на слове:
- Да? Вот ты бы смог бы ночью по кладбищу пройти?! - спросил кто-то из пацанов.
- Запросто!
Ну, и в итоге договорились до того, что на следующий день, когда стемнеет, Санька зайдёт на кладбище через ворота, пройдёт через всё кладбище до забора, где его будут ждать все остальные. Там дырка в заборе как раз имеется.

Как говорится, договор дороже денег. Да Санька и действительно не боялся. Чего бояться-то? Мёртвые и вправду не кусаются. Пацаны могут подкараулить и напугать? Вряд ли. Да если быть осторожным, то это ещё можно посмотреть, кто кого вперёд напугает.

***

Вечером, когда солнце закатилось за край земли, ребятня толпой, человек десять-двенадцать, пошли к кладбищу. Решили, что двое пацанов проводят Саньку до ворот, а потом быстренько добегут до импровизированного выхода. Остальные сразу пойдут к выходу, то есть к другому концу кладбища, где дырка в заборе. Так и сделали. Санька ступил на территорию кладбища, а пацаны, со словами: "Ну, ладно, давай, мы будем тебя там встречать", побежали вдоль забора к месту встречи.

Санька зашагал по вытоптанной тропинке, которая тут играла роль центральной улицы. Ночь была лунная, но небо было затянуто облаками. Время от времени тихо шелестели листья редких деревьев и кустов от лёгких порывов ветерка. С разных сторон доносились непонятные шорохи, писки и другие непонятные звуки.

Вот что-то зашуршало совсем рядом слева. Санька вздрогнул. "Это ящерица, наверно", - успокаивал он себя. Зашуршало-запищало справа. Санька остановился, и тропинку перед ним перебежала мышка. Через минуту Саньке надоело бояться и он уверенно шагал по тропинке, не обращая внимания на раздающиеся вокруг звуки. Вдруг раздался резкий шум и крик. Санька вздрогнул от испуга, остановился, но причина шума стала ясной быстро: это какая-то птица взлетела с ветки дерева, ухая и хлопая крыльями. Сова, наверное. "А вдруг кто-нибудь из пацанов захочет меня напугать, - подумал он. - Может тут в заборе и другие дырки есть. Залезут, подкрадутся и...". Поэтому Санька решил свернуть с центральной тропы и дальше идти по другой.

Свернул. Лучше, правда, стало ненамного. Шороху и шелеста наоборот стало больше. Да и тропинка не такая прямая и натоптанная, какой центральная была. Санька сбавил темп, стал идти как бы крадучись. Не то, чтобы боязно было, но не хотелось оказаться застигнутым врасплох, если и вправду кто-нибудь решит его подкараулить и попугать.

Кладбище деревенское, памятников, которые часто бывают на городском кладбище, не было, только одни деревянные кресты вокруг. Впереди раздался подозрительный шорох. Санька остановился. В это время, видимо, в облаках образовался разрыв и пробился свет луны. Стало намного светлее. Санька присмотреля к тому месту, откуда ему послышался шум. Кресты, кусты. За ближайшим крестом с правой стороны будто бы кто-то стоял в полный рост. Эдакий белый призрак, который то почти исчезал, то появлялся вновь, меняя свою чёткость.

Это лунный свет так играет, догадался Санька. В городе он частенько рассматривал бетонные полы "под мрамор" в подъезде или в санузле в поисках "картинок" на них. Если долго и упорно присматриваться и выискивать, то чудились всевозможные изображения, люди, лица и всякое разное. И на небе тоже, когда на нём облака. Особенно вечером, когда солнце садится. Вот и сейчас почудилось. Будто бы женщина стоит за крестом. Вся в белом, в одежде до пят. Образ не очень чёткий, лицо не рассмотреть. Вроде бы женщина, не молодая, но и не старушка. И вроде бы губы шевелятся, словно она что-то говорить пытается. Санька напрягся, стал прислушиваться, пытаясь подключить своё воображение, отгоняя прочь мысли о том, что всё это ему только кажется. Интересно же! И он услышал, будто бы призрак ему говорит:

- Если сможешь, то передай милой, чтобы она в найденном домике постельку прибрала... если сможешь...

Чепуха какая-то! И почему милой надо передать, а не милому?

Вскоре призрак исчез. Санька подошёл поближе к кресту, возле которого стоял призрак. На кресте были высечены фамилия, имя, отчество и даты рождения и смерти. "Надо запомнить", - подумал Санька. Тут луну снова прикрыло облаками, стало темнее. Но после всего "увиденного" и "услышанного" Санька взбодрился, зашагал проворнее, при первом удобном случае снова вышел на центральную тропу. Вот и забор виднеется впереди. Дырка в заборе должна быть чуточку левее, говорили Саньке. Он остановился, прислушался. Слышны были приглушённые детские голоса.

"Вот, подкрасться бы, выскочить в дырку и заорать: "Отдай моё сердце!!!", подумал Санька, но тут же передумал: "Не, не надо! А то станут от страха все заиками...". Вместо этого, подходя к дыре в заборе, он стал насвистывать "А нам всё равно".

- Ой, а вот и Санька! Мы тебя тут целый час ждём! - радостно запищали девчонки.
- И не час, а тринадцать минут всего, - проинформировал один из пацанов, демонстративно поглядывая на светящийся циферблат наручных часов, которые он на вечер позаимствовал у своего старшего брата. Брат, конечно же, об этом не знал.
- Ну, как? Ну, как? Сильно страшно было?
- Покойничков не видел? - крикнул, хихикая, кто-то из пацанов.
- Видел. Только не покойничка, а призрак, - сказал Санька.
- Ой, правда, что ли? А ты сильно напугался? - снова затрещали девчонки наперебой. - А что он делал?
- Не он, а она. Сказала: "Если сможешь, то передай милой, чтобы..."
- Чтобы что?
- Не буду говорить. Не вам же просила передать.
- Ой, да, врёшь ты всё, выдумываешь! - выкрикнул пацан. - Прям уж, с призраком разговаривал!
- Разговаривал.
- Это с кем это?
- Не знаю. На кресте было написано Анастасия Никифоровна, кажется.
- Ой, это же баба Настя! Она в позапрошлом году умерла, ей 94 года было!
- Не знаю, может и баба Настя. Только призрак помоложе, по-моему, выглядел.
- Что, тётенька, что ли, была, а не бабушка?
- Тётенька. Не молодая тётенька, но и не старушка.

***

- Ты не помнишь меня...
- Помню...

***

Это было спустя пару дней после того приключения на кладбище. В клубе в тот вечер кино показывали. Санька шёл из клуба.
- Тебя Сашей зовут? - услышал он женский голос за спиной и обернулся.
Спросила тётенька. Ну, какая там тётенька, ей лет двадцать пять, наверное, было всего. Но для Сашки тогда она была тётенькой.
- Да, - ответил Сашка.
Её Людмилой звали, а отчества он не помнил. Редкое какое-то. Тётенька врачом работала в местном медпункте. Ну, не врачом, наверное, а фельдшером или медсестрой, или как их там называют.
- И это ты ночью на кладбище с призраком повстречался?
- Вы же, всё равно, не верите, да? - ответил Санька.
- Если бы я не верила, разве стала бы тебя про это спрашивать?
- Да, повстречался я с призраком.
И Санька стал добросовестно рассказывать всё, что помнил, начиная с того момента, как облака открыли луну, луна осветила всё вокруг, а он увидел призрак.

- Если сможешь, то передай милой, чтобы она в найденном домике постельку прибрала... если сможешь...

- Так это вы милая? - осенило вдруг Саньку.
- Думаю, что да. А ты как догадался? - поинтересовалась Людмила.
- А я ещё тогда удивился: почему она сказала "милой", а не "милому"... А теперь всё ясно: вы Людмила... э... А Людмилу можно и Людой, и Люсей, и Милой звать!
- Правильно догадался. А ещё у нас собака была по кличке Найда...
- И с этим ясно! - радостно завопил Санька.
- Тссс... - сказала Людмила и приложила к губам указательный палец.
- Найденный домик это будка собаки Найды! - продолжил Санька шёпотом.
- Пожалуй, что так... Я вот что ещё хотела бы уточнить: ты видел призрак женщины, а где она стояла?
- Возле креста, на котором было написано...
- Как она стояла, скажи поточнее: спереди, слева...
- Она стояла сразу за этим крестом. Прямо за ним.
- Прямо за ним? Далеко от креста?
- Ну, точно не знаю, ночью же было, и это был призрак, а не жи... Мне кажется, что шага два было от неё до этого креста.
- Вот теперь всё ясно, - подвела итог Людмила. Это ты не бабу Настю видел, а бабу Дуню. Евдокию Ивановну - мою бабушку, вернее, прабабушку. Это она там покоится, как раз за бабушкой Настей.

- Прабабушку?! Не, тот призрак не был похож на прабабушку!
- Почему? - удивилась Людмила. - Ты знал мою прабабушку?
- Нет, наверно, - сказал Санька, - но тот призрак не был таким старым, не похоже на прабабушку.
- Ты думаешь, что если прабабушка, то вообще развалюха должна быть? - усмехнулась Людмила. - Нет, она не была развалюхой. Она рано ушла: ей всего-то восемьдесят четыре было. И выглядела бабуля моложе своих лет. Но самое главное, она душой была молода! Ты это можешь понять?
- Ну, наверно, она была бабушкой, но вела себя как молодая, да?
- Ну, где-то так... Она чувствовала и жила как молодая.

***

- Ты не помнишь меня...
- Помню...

***

- Ты три раза откликнулся, это хороший знак!
- И душа... у тебя молодая.
- Слушай и повторяй за мной заклинание.
- Бабушка твоя... прабабушка была...
- Слушай и повторяй за мной заклинание. Я не могу долго быть с тобой...
- А зачем мне повторять? Ты же сама...
- Затем, что меня тут нет... Слушай и повторяй.

***

- Ну, вот, и всё. А сердце-то твоё очень изношенное. Тебе врачи не говорили, что у тебя тахикардия?
- Нет.
- Ну, ничего. Теперь тебе его ещё лет на десять-пятнадцать хватит. Будешь беречь - надольше.
- Прям, - ухмыльнулся Санька, - мне столько не прожить: русские мужики по стольку не живут!
- Ты проживёшь, - заверила Людмила. - Душа у тебя молодая.
- Ну, спасибо тебе, если так!
- Будь здоров. А мне пора.
- А почему...
- Евдокия Ивановна меня послала. Прощай!
- До свидания... Прощай...