Просидев у Ленки столько, сколько позволяли приличия, пообедав и даже несколько раз попив чаю с домашним печеньем, обсудив все радости и хлопоты, связанные с годовалым малышом, Аня засобиралась домой. Восемь часов в воскресенье - не такое уж позднее время, но опять же - дворы, дворы... и отметившие выходной полупротрезвевшие и потому обозленные на весь мир граждане.
Грустно и тревожно.
Хотя дело не только в знакомой обреченности - снова домой, а дома Валька, и дай бог, чтобы одна.
По дороге к Ленке Аня спиной чувствовала чей-то пристальный взгляд. Недоуменно оглядывала пассажиров автобуса, на улице оборачивалась на идущих сзади прохожих - но нет, никому не было до нее дела. В гостях у Ленки, под ее уютную болтовню, параноидальное ощущение притихло, а перед самой дорогой вновь дало о себе знать. "Да что ж это за день такой? - горько пробормотала Аня, выходя из Ленкиного подъезда. - Мотаюсь, как бездомная собака, теперь вот, пожалуйста, мания преследования начинается... А если серьезно, к сожалению, по медицинским данным очень может быть и такое... Все-таки материнская наследственность... И как жить, если?.."
Настоящую свою маму Аня совсем не помнила, и с трех лет звала мамой Валентину Ивановну, пока... одним словом, пока не разразился ужасный скандал между мачехой и отцом, после которого Аня с замиранием сердца высматривала в собственных поступках и даже мыслях признаки сумасшествия, а Валентину навсегда прекратила называть мамой...
Странное ощущение, почти затаившееся в людных местах, колкими иголочками страха подступалось в темных дворах, болезненным ознобом пробиралось по телу, тенью маячило в дворовых закоулках. И дорога вроде неплохо освещена, и даже обычных горластых пьяниц не попадается, но что-то заставляет прибавить шаг, а последние два двора бегом бежать к спасительному подъезду.
Скорее - на пятый этаж, на родную лестничную площадку, пробежать полутемные нижние пролеты, открыть дверь, в кои-то веки обрадоваться присутствию Валентины, нырнуть под одеяло... Аня боялась думать о том, что будет, если страх не улетучится и в квартире.
Черная тень метнулась с подоконника под ноги, бесшумно, как клубок пряжи, прокатилась по площадке. Взвинченные нервы не выдержали, Аня вскрикнула... а в ответ раздалось недоумевающее низкое мявканье.
- Муська, Мусенька, хорошая, - с каким-то неестественным облегчением быстро заговорила Аня, чувствуя, что в носу защипало, а в голосе зазвенели проступающие слезы. - Мусенька, как же ты меня напугала!
На всякий случай не оглядываясь на бедолагу Муську - мало ли, в какое чудище она превратится - Аня через ступеньку побежала вверх, как не бегала, наверно, со времен школьного детства.
Из зала доносилось Валькино пение - немного фальшивое, но в целом даже приятное. На кухне был оставлен свет, туго шумела колонка, в раковину сильной струей бежала вода. На полу в тесной прихожей уютно расположились только что вымытые Валины полусапожки. Аня, еще не веря своему счастью, прислушалась: нет, голос действительно один, и никаких подозрительных звуков в квартире.
- Ну, наконец-то, - вполне спокойно, без всяких следов утренней истерики встретила ее Валентина, спеша из зала на кухню. На мачехе был застиранный, явно не гостевой халатик. - Я беспокоиться начала, ты ушла, вечер на дворе - а тебя все нет и нет, - донеслось уже из кухни. Раздевайся, ужинать будешь?
Словом, рай, да и только. Особенно в сравнении со вчерашним.
- Спасибо, я у Ленки поужинала, - Аня заглянула в кухню и, чтобы не дай бог, не обидеть Валентину, попросила, - а вот чайку бы выпила, если есть.
- Почему ж нет, - захлопотала Валентина. - Ну, как там Лена, как Андрюшка? - Вале не терпелось начать обычный женский разговор. Аня с безотчетной благодарностью ќ- за то, что мачеха дома, и на кухне горит свет, и допотопные, но все равно уютные кухонные шкафчики привычно сияют всеми стеклами, и разговор идет спокойный и неспешный, - начала рассказывать о Ленкином малыше. Зубки режутся, плакал, ползает шустро, а ходить самостоятельно ленится, всё больше с мамой за пальчик, в манеже сидеть не хочет, любит играть с мячиком...
Валентина умиленно ахала, переспрашивала и, слава богу, не высказалась на тему "когда ж своего заведешь?"
- Давайте, посуду помою, - предложила Аня.
- Да ладно, - отмахнулась Валентина. - Посиди лучше на кухне. Представляешь, мне вдруг сегодня так не по себе стало. Уже вечером, только темнеть начало. Как будто предчувствие, что ли? Ну, я свет включила, музыку поставила, вроде прошло. А страшно. Не представляю, как люди одинокие живут - бабушки там, дедушки, в наше-то время... Хотя привыкли, наверно, ко всему люди привыкают.
- Ничего, главное, чтобы всё было в порядке, - внутренне сжавшись, вспоминая кошмарную дорогу домой, ляпнула Аня, что первое пришло в голову. Но Валентина не заметила очевидной несвязанности фразы с ее собственными словами - наверно, из-за того, что слова слишком обыденные, затертые и потому сами по себе успокоительные.
- Ну, я и говорю, теперь всё в порядке. А потом ты пришла, мне сразу веселее стало. А посуду я сама вымою. Иди, почитай.
- А вы? - зачем-то переспросила Аня.
- А я сейчас тоже приду. Лягу сегодня пораньше. Завтра на работу, в семь подниматься... - вдруг поскучнела Валентина. - Ох, чтоб ее, опять на целую неделю...
- Ничего... вот, у нас зарплата скоро, - Аня знала, как подсластить пилюлю и развеять неприятные мысли о завтрашнем трудовом дне. И точно, мачеха оживилась:
- А премию вам в декабре не обещали?
Аня могла бы поручиться, что уж про премию-то она не забыла рассказать, тем более, что дело было позавчера. Но она каким-то шестым чувством ощутила, что Вале просто захотелось еще раз услышать приятную новость - будто от пересказа эта новость сделается надежнее.
- Обещали, к Новому году, - подтвердила она.
- Вот и слава Богу, - удовлетворенно кивнула Валентина. Аня с трепетом ждала возмущенного: "Уж если зарплата - курам на смех, так хоть премии давайте почаще..." - но Валя, ловко орудуя полотенцем, вытерла последнее блюдце, с чувством выполненного долга поставила его в сушку и направилась в зал. Аня, как хвостик, поспешила за ней.
- Я лягу, а ты читай, если хочешь, - благодушно разрешила Валентина. - Мне твой светильник не мешает.
Аня ловко вынула из шкафа белье, пробралась к себе за штору и начала стелиться. "Как же хорошо, - расслабленно думала она. - Прийти домой, ни от кого не таиться, спокойно поговорить... Да, мы с Валентиной живем в разных измерениях, но я уже давно поняла одну вещь: не требуй от человека, чтобы он тебя понимал. Пусть лучше любит... ну, или просто хорошо относится. Понимание - это слишком большая роскошь". Шорохи в зале, казавшиеся вчера такими омерзительными, сегодня почти не воспринимались, шли ненавязчивым фоном почти мимо сознания.
Пару недель назад Аня задалась целью прочитать "Сагу о Форсайтах" - чем и занималась по вечерам - если, конечно, была такая возможность. Первую книгу она "в обязательном порядке" проштудировала в институте на зарубежной литературе, однако внутренняя неудовлетворенность осталась, и теперь Аня с каждым днем увлеченно приближалась к финалу, но позволяла себе читать только по вечерам. Утешительный, так сказать, приз за бездарно прожитый день. Иллюзорная полнота жизни... Аня ловила себя на мысли, что лучше искать пятый угол из-за реальных драм, чем из-за осточертевшей тоски.
Дочитав главу до конца, достала ручные часики - пол-одиннадцатого. Валентина уже давно мирно посапывала, и какое-то внутреннее чувство времени подсказывало Ане, что надо прямо сейчас ложиться спать, иначе завтра будешь, как сонная муха. Но Аня, ругая себя за слабохарактерность, начала следующую главу.
Внезапно в теплую уютную комнатку диковинным зверем вползла уже знакомая паника, ощущение ненавязчивой, но ощутимой слежки. Аня не могла бы сказать, откуда взялось это чувство: только что его не было - и возникло в воздухе из ниоткуда. "Да что ж это такое?! Бред! - храбрясь, одернула себя Аня, но вдруг с ужасом подумала, - а если и правда бред? Говорят, кто осознает свое сумасшествие - не сумасшедший, но кто скажет наверняка?"
А чувство тревоги все нарастало. Аня, с трудом переборов себя, выглянула за занавеску. Нет, ничего там сверхъестественного: на разложенном диване спокойно спит Валька, свет Аниного светильничка слабо пробивается за штору, мягко освещает зал и часть коридора. Собравшись с духом, Аня вышла в коридор - тишина, только в ванной медленно капает вода. Аня заглянула и туда, покрепче закрутила кран. Пусто. Оставив свет в ванной зажженным - при свете не так страшно - Аня на цыпочках прошла в кухню. На кухне тоже, разумеется, не обнаружилось никаких представителей иностранной разведки. "Ну ты и трусиха," - почти успокоено попеняла себе Аня и, решительно шлепая домашними тапочками, прошагала в зал, уверенно отдернула штору...
... и зажала обеими руками рот. Хотела закричать, но из горла вырвалось невнятное сипение, ноги подкосились... Аня из последних сил попятилась назад.
Он сидел на диване, тактично сдвинув простыню, и перелистывал брошенную рядом "Сагу о Форсайтах"...