- У меня проездной...
- Слушай, бабка, вали подобру-поздорову.
- Мне б до рынка...
- Плати да езжай. И не ной.
Вот сидела б в своей Мухосранке,
вязала носки и доила корову.
Что, читать не умеешь? "Без льгот". Ну а ты - "проездно-ой!"

Дерзко рявкнул клаксон возмущенным начальственным басом:
"Эй, с пути, конкурент! Поперек взрослых дядек не влазь!"

А старушка зачем-то сказала:
- Я родом с Донбасса.
Батька в шахте работал, а мамка с детьми. А потом вдруг война началась.
Батька мой - добровольцем... Я так и не знаю, где сгинул.
Тут и немцы пришли. Ну а мне-то сравнялось шестнадцать на прошлый Покров.
И угнали. Два года без месяца гнула я спину
у хозяйки на ферме. Вязала носки и доила коров.
А вернулась - ни дома, ни мамки, ни братьев,
только Шура, сестра, ей шестнадцать на будущий год.
Собрались мы вдвоем - две сорочки, две пары чулок и два платья
и приехали к вам вот. Я сразу пошла на завод,
Шура - в школу. Зарплаты моей нам хватало,
не дрались мы за рубль, хоть в хозяйстве была и копейка видна.
Ну а вечером нам разбирать приходилось завалы -
и по здешним местам прокатилась недавно война.
Вышли замуж, родили детей. Да, бывало, считали копейку,
но не мерили совесть пускай и заслуженным честно рублем.
Так прожить, как мы жили, поди-ка попробуй, сумей-ка,
чтобы к старости сам не порос ты ни мхом, ни быльем.

А водитель молчал и рулил. Меж бровей - виноватая складка.
Тормознул возле рынка. А будто бы - на рубеже.
- Ты, мамаш, извини. Мне-то, думаешь, сладко? Не сладко.
То побор, то поломка... Совсем озверел. На людей вот кидаюсь уже.