Доктор Войвер вышел из дома Меркля вполне удовлетворенным. Объяснения, данные ему, были весьма убедительны. Более того, они изобиловали научными, в том числе и медицинскими, терминами и потому вызывали безусловное уважение. Правда, некоторые из этих терминов оказались для доктора не вполне понятными, но он был готов поклясться, что встречал их в литературе, и даже дал себе слово по возвращении домой немедленно покопаться в справочниках и словарях... если бы еще запомнить конкретно, что именно он собирался там для себя выяснить.
Короче говоря, Натан Меркль оказался прелюбопытнейшим, с точки зрения доктора, представителем плеяды современных учёных, по уровню своему слегка опережающих своё время и потому, быть может, не получивших ещё всеобщей известности, но безусловно её достойных. Проводимые Мерклем исследования человеческой психики поражали своей нестандартностью, а применяемые методы в большинстве своем являлись несомненным "ноу хау".
"Мы, пожалуй, ещё будем гордиться, если наш новый знакомый упомянет нас в своих трудах... пусть даже всего лишь в роли подопытных!" - подумал доктор, раскланиваясь с хозяином на пороге его дома.
С таким чувством - приобщенности к высотам передовой науки - доктор Войвер, не торопясь, вышагивал по улице, намереваясь еще навестить по пути Лавинию Морриг. Старушка хоть и убеждала его по телефону, что совершенно оправилась и не испытывает ни малейшей потребности в каком бы то ни было медицинском контроле, но визит к ней у доктора был запланирован заранее и внесён в соответствующую графу тщательно оформляемого ежедневника, записи в котором имели для его владельца силу закона. Поэтому хотела того тётушка Винни или нет, нуждалась ли она в срочной медицинской помощи или, к примеру, готовилась к участию в марафонском забеге, роли это не играло в данном случае никакой. Визит доктора был абсолютно неотвратим.
Пациентка встретила доктора как всегда приветливо, увлекла его на кухню опробовать очередную стряпню, без особого энтузиазма позволила измерить себе давление, а жалоб на здоровье не высказала никаких.
- Хватит уж мне больную из себя корчить, - заявила она безапелляционно. - И так всех соседей переполошила... ох, и спасибо же им огромное за заботу, не побрезговали старухой, дорогие мои! Вот и верно говорят, в беде да и проверится... И ребятишки, что ни день, забегали, и Сана, и Анна... Кстати, доктор, скажите, а как чувствует себя Вильгельмина - после всего этого кошмара?
О состоянии здоровья мамаши Эмстерволл доктор мог сказать лишь то, что к его профессиональной помощи она в последнее время не обращалась. Да и малыш Томас, слава Богу, чувствовал себя вполне удовлетворительно, совершенно оправившись после последнего сильного приступа.
- Ну и славно, ну и славно, - отреагировала тетушка Винни. - А мальчик... ему, конечно, не сказали о смерти матери?
- Ну конечно же, нет. Он думает, что она уехала по каким-то делам. К счастью, она действительно довольно часто отлучалась из дому, вы же знаете... С Томасом всегда больше занимался Стивен. Так что ситуация как бы вполне обычная. Я думаю, он просто понемногу привыкнет к ее отсутствию, забудет... Детская психика, знаете ли, тем более - такая ущербная...
- Ох, не знаю, доктор, не знаю, - задумчиво протянула старушка. - Забудет ли он мать? Такие дети, мне кажется, совсем не так примитивны, как принято считать.
- Возможно, вы и правы... но в данной ситуации - лучше бы ошибались, не правда ли? Ну что ж, я рад, что у вас все в порядке. Думаю, что в моих визитах к вам действительно больше нет нужды.
Откланявшись, доктор покинул дом тетушки Винни.
На самом выходе, уже у калитки, он столкнулся со спешащей навстречу Ликой Расмис. Девочка так спешила, что едва разминулась с неторопливо шествующим доктором. Пробормотав на ходу что-то, одновременно служащее и приветствием и извинением, она пролетела мимо него, прижимая к груди какую-то цветастую тряпку. Укоризненно покачав головой, Эрнест Войвер прошествовал далее.
* * *
- ... Сана говорит - не вздумай, это совершенно не вовремя, а я думаю - почему же не вовремя, если как раз такой случай подвернулся, тем более, мне она не разрешает, говорит, скоро в доме будет младенец, поэтому нельзя, негенично это, так куда же ее теперь?..
Лика тараторила не останавливаясь, а тетушка Винни молча смотрела на крохотный пушистый комочек, барахтающийся на расстеленной прямо на полу старой ликиной футболке.
- Негигиенично, - тихо произнесла она, не глядя на девочку.
- Что?
- Негигиенично. Ты неправильно произносишь это слово. Не-ги-ги-е-нич-но. Это значит - нарушаются правила чистоты, то есть гигиены.
Лика кивнула головой, не решаясь повторить заковыристое слово, и замолчала. Собственно, говорить ей было уже нечего, оставалось ждать решения соседки. А та, как назло, снова погрузилась в молчание.
В это время серо-кремовое существо, с трудом освободив зацепившиеся за ткань коготки, отправилось исследовать окружающую обстановку. Решительно задрав хвостик, оно энергичными, но не очень уверенными шажками устремилось к дивану и через несколько секунд оказалось перед тапочками тетушки Винни. Осторожно тронув лапкой незнакомый предмет, котенок, - а это был, конечно же, котенок, - потерял к нему интерес и, развернувшись, забавными скачками, во время которых задние лапки успешно обгоняли передние, направился к креслу, на котором сидела Лика.
- Вот видите, какая умница, - радостно констатировала девочка. - Она уже меня запомнила. Представляете? Всего два часа у меня побыла - и вот, пожалуйста, уже запомнила. Она и к вам сразу привыкнет!
Котенок в это время пробежал мимо кресла и отправился в направлении кухни. Лика вскочила с места и подхватила его на руки. Раздалось обиженное писклявое мяуканье.
- Ну вот что, Лика, - решилась наконец старушка. - Спасибо, конечно, тебе большое, что заботишься обо мне. Только что-то не очень я сейчас... Может, и заведу я еще себе кошку - потом как-нибудь. Я уж, честно скажу, об этом думала. Да только рано мне еще. Что ж я... еще после той, как говорится, корзиночка не остыла...
Тетушка Винни судорожно сглотнула. Лика, воспользовавшись случившейся паузой, тут же затараторила снова:
- Вы может, думаете, что она некрасивая будет, непородистая, так вы не думайте, у нее мама почти персидская, вот такущая шерсть! И морда блюдечком, смешная такая! Для нее, для мамы ее, даже специальные щетки покупали, представляете? Вот такая шерсть! Чистый пух!
- Да я разве об этом... - начала было старушка, но Лику уже было не остановить.
- Говорят, они даже лечебные, такие кошки, лягут на больное место, полежат немного - и все, готово, здоров! А она потом пойдет, коготками поскребет где-нибудь, ваша болезнь с нее сойдет, и все дела.
- А если голова? - вдруг спросила тетушка Винни.
- Что... голова? - не поняла девочка.
- Голова если болит? Или, к примеру, зуб? Куда тогда твоя лечебная кошка ложится?
- Ну... не знаю... на подушку, может быть, - рядышком... Рядышком тоже должно помогать! - не очень уверенно ответила Лика.
Снова помолчали, при этом котенок сердито вырывался из рук своей маленькой хозяйки, решительно пуская в ход остренькие коготки. На кисти девочки уже появилось несколько ярко-красных полосок.
- Да отпусти ты его, - не выдержала старушка.
- Не его, а ее, - поправила Лика, возвращая царапучку на пол. - Это же девочка, помните, я вам сразу сказала. Кошечка.
Предмет разговора тем временем снова устремился в кухню.
- Так она, наверное, проголодалась уже, - сообразила Лика. - И видите, какая сообразительная, прямо в кухню бежит. И откуда только знает? Я же говорю, умница невероятная!
- Ну что ж, молочко у меня, пожалуй, есть... и даже сливочки найдутся, только погреть их придется - из холодильника.
Старушка тяжело поднялась с дивана и отправилась вслед за котенком. Девочка тоже вскочила.
- Тетушка Винни, можно, она у вас хотя бы пока побудет? Я обещала Сане кое-что по хозяйству... Я мигом, и сразу к вам прибегу, ладно? Она покушает и спать ляжет, маленькая ведь еще совсем, она вас не побеспокоит, правда-правда! Пусть побудет, ладно?
И не дожидаясь ответа хозяйки, еще раз громко повторила "я быстренько, и сразу к вам!" - и исчезла за дверью.
- Ну Лика, ну хитрунья, - пробормотала старушка, копаясь в холодильнике в поисках бутылочки со сливками.
* * *
"...не в своей тарелке. И это явно связано с этими зеркалами. В смысле, с пребыванием в этой комнате. Черт возьми, потрясающий эффект! Полное ощущение реальности событий... Я совершенно натурально чувствовал себя этим человеком; я даже знал - тогда, там, в этой ужасной пустыне - как я там оказался и куда иду; удивительно, но сейчас я этого не помню абсолютно. А только то, что происходило в тот самый момент, возле колодца... Что за Оракул? Ведь я знал это... там. А здесь - опять же - ничего не помню. Удивительно.
Айвис тоже рассказывает о каких-то невероятно реалистичных видениях. В подробности не вдается, но явно испытала некое потрясение. Я еще, конечно, ее расспрошу... Интересно, это было со всеми присутствующими?
Даже не знаю, хотел ли бы я испытать вновь что-то подобное. Сначала мне казалось, что - нет. Но сейчас я, пожалуй, чувствую какое-то смутное сожаление..."
Гималайя осторожно положила морду на колено Кристофера.
- Что, подруга, чувствуешь, что хозяин слегка не в себе? - Кит закрыл дневник, убрал его в ящик стола и аккуратно закрыл на ключ. - Есть такое дело, есть. Чуткая ты животина, что и говорить. Ну ничего, не переживай, все будет нормально. В конце концов, это даже интересно...
На лестнице послышались шаги, и Гималайя радостно метнулась навстречу хозяйке.
- Ах, вот с кем ты тут разговариваешь, - произнесла слегка запыхавшаяся Айвис, осторожно отстраняя собаку.
- Ну да, а ты думала, что я тут тайком принимаю гостей... в смысле, гостью? Она залезает ко мне через окно по связанным простыням! Нет, постельное белье трогать не будем... оно пригодится для других целей... А, вот, по связанным носкам! Не зря же ты подарила их мне за последнее время не меньше трех дюжин...
- Болтай, болтай. Тебе дай только волю, заговоришь до смерти.
Айвис подошла к окну.
- Ага, - обрадовался Кристофер. - Проверяешь? Да целы, целы твои носки! То есть, мои, конечно... На самом-то деле я сплел лестницу из медицинских бинтов, и поэтому...
- Если бы ты надумал плести лестницу, ты легко бы сделал это своим языком! Хватит, Кит... у меня что-то нет настроения шутить.
Айвис повернулась к окну спиной и принялась сосредоточенно рассматривать что-то у себя на ладони.
- Линия жизни у тебя замечательно длинная, - не удержался Кристофер. - Можешь даже не проверять... Что-то случилось, милая?
- Не знаю, Кит. Вот честное слово, не знаю. После той дурацкой игры... Я словно раздвоилась. Такое странное чувство...
- Нет уж, моя дорогая, не раздваивайся, пожалуйста! Боюсь, что каждый из этих двух экземпляров окажется слишком мал... для полноценного общения. К тому же у меня есть повод серьезно подозревать, что они начнут чудовищно ревновать меня друг у другу!
Айвис молча подняла на мужа глаза, и у того моментально пропала охота балагурить.
- Извини, малыш. Я ведь тоже слегка не в своей тарелке... только что признался в этом Гималайе. У меня это, наверное, немного по-другому: не то, чтобы раздвоение... но чувство действительное необычное. Давай я тебе сейчас расскажу все, что помню. И ты, если захочешь. Может быть, мы видели одно и то же?
Он обнял жену за плечи и увлек ее на стоящий у стены небольшой диванчик.
- Первое, что я почувствовал - это был зной. Страшный, иссушающий зной. И жажда...
* * *
В отличие от Айвис, Коллерия Анкс испытывала непроходящее чувство лихорадочного возбуждения. Она испытывала его даже во сне, - и сны приходили какие-то яркие, быстрые и эмоциональные, но почти сразу же испаряющиеся из памяти после утреннего пробуждения. Она испытывала жажду деятельности, и даже затеяла в доме нештатную генеральную уборку, перевернув вверх дном все вокруг.
Удивленная таким непривычным рвением сестры, а также памятуя о состоявшемся не так давно разговоре, Анна осторожно попыталась снова вызвать ее на беседу, но Коллис отвечала невнимательно, словно куда-то торопясь, а один раз даже повторила (явно сама этого не заметив) два раза подряд одну и ту же фразу.
Анна совершенно точно связала такие перемены в поведении младшей сестры с посещением дома Меркля и сделала самый естественный для любой женщины вывод: Коллис влюбилась. Что ж, в этом нет ничего особенного... почему бы и нет? Выбор сестры Анна не одобряла, - он не показался ей симпатичным человеком. Натан Меркль, конечно, невольно притягивал взор и привлекал внимание... при том он чертовски аристократично держался, в нем несомненно чувствовалась порода... и все же.
"Сильное отрицательное обаяние", так сформулировала для себя Анна. Может быть, она была не права, и новый сосед положительнейший из героев... как знать. Пусть разбирается Коллис. И все же выбор сестры Анне пришелся не по душе. И очень не по душе.
А Коллис стремительно летала по дому, с трудом удерживала себя положенное время на рабочем месте и мчалась на тренировку, где наконец-то давала выход накапливающейся в ней сумасшедшей, не дающей ей покоя энергии. Здесь у нее все получалось отлично: прямо в корзину шли трехочковые броски, роскошно получался дриблинг, а в прыжке словно сила какая-то тянула ее вверх, позволяя "перевисеть" в воздухе выпрыгивающих одновременно с ней соперниц. Тренер восторженно потирал руки, предчувствуя успех на предстоящих в ближайшее время играх и умолял Коллис быть осторожнее, чтобы упаси Бог! не получить нечаянную травму. Коллис только усмехалась, чувствуя внутреннюю уверенность в том, что ничего плохого с ней приключиться не может, и что она защищена от любых напастей невидимым, но могучим щитом.
Возвращаясь домой с одной из тренировок, она встретила на улице Меркля. Он шел прямо ей навстречу, и ей показалось, что она уже издали, даже не различая еще, собственно, черты лица, видит его проникающие прямо в душу глаза.
Приблизившись, он остановился, галантно склонил голову и протянул руку. Вспыхнув, она мальчишеским движением сунула ему свою широкую ладонь, но он прикоснулся к ней лишь кончиками пальцев и мягко приблизил к своим губам. Коллис даже слегка вздрогнула, когда тонкие холодные губы Натана прижались к ее руке, и он это движение заметил.
- Я пугаю вас, Коллерия? - спросил Меркль, слегка улыбаясь уголками рта.
Эта улыбка, а также то, что он так и не отпустил ее руку, привело Коллис в полнейшее смущение.
- Ой, нет, что вы! - совсем по-детски и, пожалуй, излишне поспешно воскликнула она. - Вовсе нет! Просто... просто я не привыкла... у нас как-то никто...
Тут она смутилась окончательно и замолчала.
- А мне кажется, что это замечательная традиция, - приветствовать женщину, целуя ей руку, - Меркль заговорил чрезвычайно серьезно, словно не замечая ее смущения. - Это не простая галантность. В этом есть глубокий смысл...
Он наконец освободил ее руку, но девушка еще мгновенье держала ее на весу и лишь потом, спохватившись, спрятала за спину. Сообразив, насколько неловким было это движение, и как бы увидев со стороны свою крупную тяжеловатую фигуру в просторных спортивных брюках и выцветшей футболке, с непременно растрепавшимися от быстрой ходьбы волосами, с видавшей виды раздувшейся спортивной сумкой через плечо, Коллис почувствовала такой острый стыд, что едва ли слышала то, о чем говорил ей Меркль. И тут же прозвучало:
- А вы прекрасно выглядите, Коллерия! Молодость, спорт... И знаете, я ведь тоже когда-то был не чужд игре мускулов: представляете, - прыгал в высоту, и даже, смею признаться, неплохо! Но - увы! - оказалось слабовато ахиллово сухожилие... вы, конечно, знакомы с этой деталью организма?
Коллис энергично покивала, мол, да, знакома.
- Так что моя спортивная карьера увяла, не успев расцвести, - заключил, иронично улыбаясь, Натан, - что вам, я полагаю, не грозит! Впрочем, я, наверное, задерживаю вас... вы шли так стремительно... Могу я надеяться увидеть вас у себя? Я хотел пригласить нашу чудесную компанию на очередную игру. Послезавтра вечером, в то же время... вас устроит?
Послезавтра вечером "Золотые стрелы" играли домашний матч против "Легионерок" из Тонгбера. "Легионерки" были постоянными соперницами баскетболисток Лок-Фергуса, причем выигрывали они чаще, поэтому предстоящий матч имел более чем принципиальный характер. Об этом и сообщила Коллис Мерклю.
- Я думаю, что многие из нашей, как вы выразились, компании придут болеть: Гуго, например... доктор Войвер тоже... По-моему, Баярды тоже не пропускают матчи, приходят вместе с ребятишками. У них девочка, Фиби, отчаянная болельщица!
- Вот как...
Меркль раздумывал недолго.
- Что ж, так тому и быть. Нашу игру мы можем перенести на следующий день... в конце концов, здесь не ставится на кон спортивная честь родного города! Итак, до встречи на матче! Боюсь, у "Легионерок" на этот раз нет ни малейшей надежды...
Он отвесил Коллис вежливый полупоклон, пожелал всех благ и удалился.
Не удержавшись, девушка посмотрела ему вслед, и, словно почувствовав ее взгляд, он, не оборачиваясь, на ходу приподнял левую руку и слегка пошевелил пальцами, - этакий товарищеский прощальный жест.
Коллис оглядела пустынную улицу, - лишь промелькнула вдали стайка мальчишек на велосипедах, - и быстро, почти бегом, отправилась домой.
* * *
Как и в прошлый раз, приглашение на игру в дом Меркля Анастасия получила от доктора Войвера.
Опять Натан посетил врачебный кабинет (доктор так и не открыл любопытной даме причину его визитов) и перед уходом предложил провести еще один вечер за карточным столом. Доктор, нисколько не сомневающийся в важности научных изысканий своего нового пациента, сразу же дал свое согласие и сам предложил передать приглашение Анастасии.
Где-то подсознательно он чувствовал нечто вроде легкой ревности после прошлой игры, выигрыш в которой возвел Анастасию на импровизированный трон. Он видел, что хозяин дома произвел на нее, - как, собственно, и на всех присутствовавших! - сильное впечатление. И теперь, сообщив Мерклю о том, что может сообщить Анастасии о его предложении, так как он, доктор Войвер, общается с ней ежевечерне, он считал, что некоторым образом отыгрался. Правда, Меркль не продемонстрировал ни малейшего чувства досады по этому поводу, но не заметить этого факта он конечно же не мог!
Итак, доктор позвонил Анастасии, и она, поколебавшись для виду, дала свое согласие на участие в игре. На самом-то деле она страстно ждала этого приглашения, и в какой-то степени была разочарована тем, что оно поступило от ее старого поклонника, а не от самого Меркля... но что поделаешь, не отказываться же от нового удовольствия из-за таких ньюансов!
... А вечером была игра.
Лихорадочное возбуждение поселилось в Коллис с самого утра. Все валилось у нее из рук, любая мелочь вызывала раздражение, а попытка пришить к рубашке оторвавшуюся пуговицу оказалась абсолютно невыполнимой: иголка отчаянно вырывалась из пальцев и категорически отказывалась попадать в предназначенную ей цель. Нитка же коварно сплеталась в безнадежные узлы и обрывалась при всякой попытке ей в этом помешать.
Кое-как справившись со злополучной пуговицей, Коллис решила больше не заниматься тонкой работой, и весь день свято выполняла свое решение.
Игра началась многообещающе. С первых же минут "Легионерки" бросились в атаку и записали на свой счет восемь безответных очков. Тренер "Золотых стрел" нервно метался по краю площадки, призывая к активным действиям, но его подопечные были явно подавлены бурной активностью соперниц.
При счете 16 : 4 был взят первый тайм-аут. По сути дела, вся речь тренера была обращена к Коллерии Анкс. Она же почти не слышала его слов, отчаянно пытаясь разобраться в своем состоянии. Возбуждение сменилось отнюдь не боевой готовностью, как это бывало всегда во время игры, а какой-то странной напряженностью, мешающей чувствовать себя уверенно на площадке. Все действия приходилось контролировать, и сразу же потерялись и скорость, и техника, и прыгучесть.
Левая трибуна, полностью занятая жителями Лок-Фергуса, выглядела невесело, но активно старалась поддержать своих девушек. Местные школьники размахивали самодельными плакатами, размалеванными в цвета любимой команды - золото с черным. Среди общего хора ясно выделялся голосок Фиби Баярд, - "Стрелочки, давай вперед!" Это был ее собственный боевой клич, который охотно подхватывался окружающими болельщиками.
Игра продолжилась, но перелома так и не намечалось. "Легионерки" теснили, что называется, по всему фронту, и разрыв в счете все возрастал; к перерыву он составлял уже двадцать два очка.
-... Да что с тобой стряслось?! Я тебя просто не узнаю! По сравнению с последними тренировками это просто... я просто не знаю, что такое!.. Что случилось? И вся команда, глядя на тебя - капитана, между прочим! - совсем разваливается! Такое ощущение, что ты боишься мяча!
Коллис буквально упала на скамейку и набросила на запрокинутое лицо влажное полотенце. Не хотелось видеть ни тренера, ни подруг по команде... никого.
Во время игры на трибуне среди болельщиков она заметила Меркля. Он сидел рядом с доктором Войвером, - аккуратный, почти неподвижный, выделяясь черным пятном в пестроте окружающей толпы. Кажется, он помахал ей рукой... впрочем, вряд ли он мог понять, что она его заметила. Ей очень хотелось показать ему, на что она способна, но... ничего не менялось, игра не шла, и все тут. Это был провал, и это был позор.
Резким движением сдернув с лица и швырнув на пол полотенце, она поднялась и подошла вплотную к тренеру.
- Меняйте меня.
- Ты что, с ума сошла?! В такой ситуации?..
- Меняйте. Я не могу сегодня играть. У меня... в общем, не могу.
- Но тогда - все, полный провал! Ты что, не видишь счет?! Да такого не было еще никогда! Коллис, они слишком быстро начали... они откровенно устали, сейчас надо постараться прибавить темп и хотя бы сократить разрыв... ты что?! Еще не все потеряно...
- Да все потеряно, все! Неужели не видно?! Все!!..
Коллис сама не ожидала, что сорвется на такой истерический, такой пошлый бабий крик, но остановиться не могла. Похоже было, что вот-вот брызнут и слезы. Этого допустить было уже никак невозможно, и Коллис буквально помчалась в раздевалку.
Она думала, что сейчас за ней вслед бросится тренер, девчонки из команды... Некоторое время она этого ждала, скорчившись на деревянной скамейке в углу за массажным столом. Но никто за ней не бежал и вернуться в игру не уговаривал. По доносившемуся с площадки шуму она поняла, что игра продолжается. Продолжается без нее, капитана "Золотых стрел", бросившей свою команду в тяжелую минуту!
Истерическое состояние быстро прошло, и Коллис буквально раздирали противоречивые чувства: бежать на поле, играть, биться изо всех сил?.. тайком, не привлекая внимания, исчезнуть, уйти домой?.. посмотреть на игру со стороны?..
Нет, последнее совершенно невозможно!
А уйти? Сможет ли она вот так просто снять форму, спрятать в спортивную сумку это вот золото с черным, вместе с капитанской повязкой... Стоп! Но ведь команда не может играть без капитана! Если капитан не может играть, повязка передается другому...
Медленно, словно вытаскивая сама себя за шиворот, она вышла из раздевалки. Издали было видно табло: ее подругам удалось отквитать пять очков. Без нее. Или как раз благодаря тому, что ее не было? Ушла с поля истеричка, перестарок, эгоистка, думающая только о себе... Балласт. Тормоз. Якорь.
Коллис остановилась. Сердце бешено колотилось, - идти или не идти?! Ей казалось, что сейчас, вот именно сейчас решается вся ее жизнь: вернется она в привычный мир или навсегда останется у него за бортом. И в этот момент зрители восторженно закричали, засвистели, затопали ногами, - кто-то из "Стрелочек" забросил трехочковый мяч.
А если она сейчас выйдет, захочет вернуться на площадку - а ее отвергнут? Тренер отмахнется от нее, - мол, все, не мешай, прекрасно обходимся и без тебя. Кто ты такая, чтобы терпеть твои капризы и идиотские истерики?.. И все, весь Лок-Фергус узнает, а кто не увидит сам, тому расскажут, как Коллерия Анкс просилась играть, а ее не выпустили.
И Коллис повернула назад. Она медленно переоделась и аккуратно сложила в сумку спортивную форму. Так же аккуратно сняла с рукава синюю капитанскую повязку и положила ее на скамейку.
- Вот и все, - сказала она себе.
Издали волнами накатывал шум возбужденных трибун.
Игра продолжалась. Жизнь продолжалась.
Без нее.
* * *
Боль накатила неожиданно и сильно, но так же неожиданно и отступила. Сана, буквально свалившаяся в начале приступа на диван, осторожно, прислушиваясь к себе, села. Положила руки на живот: ребенок, почти непрерывно толкавшийся в последнее время, похоже, замер тоже.
Сана почувствовала, что у нее моментально пересохло во рту, и потихоньку отправилась на кухню, где на окне стоял пузатый стеклянный кувшин с холодным чаем, в котором плавали колечки лимона. Она уже выпила полстакана, когда боль вернулась, - правда, на этот раз не слишком сильная, а мягко и настойчиво тянущая весь живот вниз. И так же скоро отпустила, но совершенно явственно затаилась где-то внутри, ожидая своего времени.
У доктора Войвера на телефонный звонок никто не ответил: сам он в настоящий момент сидел на трибуне, активно переживая за "Золотые стрелы", а его приходящая домработница полчаса как отправилась восвояси, окончив приготовление ужина. Сана нашла в телефонной книге номер медсестры и позвонила ей. К счастью, Элиза Грич не была баскетбольной болельщицей. Она пообещала тут же придти в дом Расмисов и захватить с собой дочь, чтобы в случае необходимости отправить ее на матч на поиски доктора.
Частота и сила схваток нарастала гораздо быстрее, чем это полагалось в случае первых родов, и Сана уже не на шутку разнервничалась. Она бродила кругами по комнате, одной рукой придерживая живот, другой изо всех сил растирая поясницу. Во время очередного приступа боли она опиралась руками о стол, мотая головой и издавая громкие протяжные стоны.
Медсестра Грич после первого поверхностного осмотра сразу отправила дочку за доктором Войвером.
- Я полагаю, нам уже поздно ориентироваться на больницу, - уверенно объявила Элиза тяжело дышащей и весьма перепуганной Сане.
- Это то, что принято называть "стремительные роды". Не стоит пугаться... в конце концов, это даже в какой-то степени везение: не придется долго мучиться в предродовом периоде. Я, например, рожала едва ли не сутки... и не скажу, чтобы это был самый приятный отрезок времени в моей жизни. А моя старшая сестра, Ревия, уложилась в полтора часа. Ей всегда везло, моей сестрице! Причем всегда и во всем! В прошлом году она даже умудрилась выиграть в лотерею, причем выигрышный лотерейный билет - это просто невероятно! - она выиграла тоже в лотерею! У нее на службе праздновали какую-то годовщину создания фирмы и устроили розыгрыш...
Но тут Сана снова тяжело навалилась на стол и застонала так душераздирающе, что Элизе пришлось прервать свое повествование и энергично заняться подготовкой к предстоящему процессу родов.
Доктор Войвер появился в сопровождении Гуго и Лики, которые тоже были на матче.
Лику тут же отправили прочь из дома, чтобы не крутилась под ногами. К тому же Сана не слишком-то сдерживалась, так что не дело было девочке слушать ее вопли и причитания.
Появившийся на пороге спальни Гуго тут же услышал в свой адрес целый залп весьма острых замечаний, основная суть которых заключалась в том, что вот этот самый негодяй вволю получал себе удовольствие всеми доступными ему методами, а отдуваться за все и терпеть смертные муки теперь приходится ей, Сане. Оторопевший супруг попытался было что-то сказать в свое оправдание, но был буквально вытолкан за дверь Элизой.
- Ваше присутствие нежелательно! - безапелляционно заявила она. - Бывает, что мужья присутствуют при родах... если могут благотворно влиять. Но это явно не ваш случай. Побудьте где-нибудь поблизости, но в комнату не входите. Если понадобится, мы вас позовем.
Она уже отправилась было обратно, но снова обернулась и, внимательно посмотрев на Гуго, строго приказала:
- И воздержитесь от употребления спиртного!
После чего исчезла за дверью, из-за которой раздался очередной пронзительный крик роженицы.
Гуго, озадаченный последней фразой суровой медработницы более, чем воплями дражайшей супруги, удалился на кухню, где погрузился в стоящее в углу глубокое кресло и застыл в состоянии некоей легкой прострации. Небольшая доза спиртного, уже попавшая в его организм в процессе наблюдения за баскетбольным поединком, настойчиво требовала аналогичного подкрепления, и молодой отец после некоторого колебания это подкрепление все-таки произвел. Сунув опустошенную бутылку за кресло, он снова устроился поудобнее в его объятиях и честно приступил к ожиданию.
Ждать пришлось не так уж долго.
После относительного затишья, во время которого крики Саны практически прекратились, но зато слышен стал голос доктора Войвера - громкий, настойчивый и даже с какими-то угрожающими нотками, дом огласился мяукающими звуками. Гуго вскочил с места и почему-то на цыпочках направился по коридору к спальне.
В ту же секунду зазвонил телефон.
В доме Расмисов было установлено пять параллельных телефонных аппаратов, и ближайший находился на стене в коридоре. Гуго вернулся на несколько шагов назад и сдернул трубку.
Негромкий доброжелательный мужской голос, - Гуго слышал его по телефону впервые, но узнал сразу, - поздравлял его с рождением сына. Молодой отец автоматически поблагодарил, но тут же опомнился:
- Подождите, Натан, но откуда вы... Я и сам еще, честно говоря, не знаю...
В этот момент распахнулась дверь в спальню и на пороге возникла фигура доктора Войвера, энергично вытирающего руки длинным, чуть ли не до пола свисающим полотенцем.
- Ну что ж, папаша, поздравляю! Как планируете назвать наследника? Здоровячок, доложу вам - любо-дорого поглядеть!
Гуго, не глядя, принялся пристраивать на место трубку, тут же забыв об абоненте на другом конце провода.
- Стало быть, пацан! - восторженно выкрикнул он, звонко хлопнув кулаком правой руки по левой ладони. - Я ж говорил, что должен быть пацан!
Телефонная трубка, не удержавшись в положенном ей углублении, сорвалась вниз и, никем не замечаемая, закачалась на проводе, методично стукаясь о стену.
* * *
- Может, позвонить? Или сбегать? Хотя нет, мне сказали, чтобы я в дом пока не заходила... пока все не кончится. Знаете, Сана так кричала, так кричала!.. А как я узнаю, что уже все?
- Не торопись, Ликуша.
Тетушка Винни повесила на рогульку сушилки вымытую чашку и повернулась к девочке.
- Это дело не скорое, - человеку на свет появиться. Иногда даже очень не скорое. Но ты не переживай: доктор Войвер хороший врач. Да и сестра Грич свое дело знает. В больнице, конечно, спокойнее бы... ну, да раз уж Сана так заторопилась... Давай пока не будем ни ходить туда, ни звонить. Посиди у меня. Или скучно со старухой вдвоем?
- Ну что вы, тетушка Винни, мне с вами никогда не скучно! И потом - это почему же вдруг вдвоем? И вовсе не вдвоем, а втроем! Что ж это вы нашу Калахари не посчитали?
Та, о ком шла речь, вполглаза подремывала, славно пристроившись среди цветочных горшков на подоконнике. Корзиночек, коробочек и прочих уютностей она принципиально не признавала. Зато оказалась редкостной чистюлей и ни разу не оставила в доме ни одной пахучей метки.
- Правда твоя, Ликуша, втроем.
Тетушка Винни подошла к окну, и кошечка тут же распахнула ярко-медные глаза. С истинно кошачьей грацией потянулась ласково мурлыкнула навстречу хозяйке. Та взяла ее на руки и оказалась украшена кремово-серой муфточкой.
- Да, - с некоторым сожалением протянула девочка, - все же жалко, что Сана мне ее оставить не разрешила. Гуго-то не против был, он сказал - а что, в доме мало места? пусть себе живет зверушка, не пускать ее в детскую, и все дела. А Сана - ни за что, кошки - это бродячая инфекция, я не хочу рисковать ребенком... Ну, какая же тут инфекция? Такая чистюлька... просто прелесть что такое! Красавица наша!
Она подошла к старушке и стала гладить кошечку. Та принимала ласку с величавым достоинством истинной аристократки. Только тихо-тихо включила свой кошачьий моторчик, сдержанно демонстрируя высшую степень удовольствия.
Когда тетушка Винни, устав стоять, села на диван, кошечка тут же соскользнула у нее с рук, запрыгнула на диванную спинку и улеглась там рядом с головой хозяйки, грациозно свесив заднюю лапку и хвост. Моторчик все продолжал работать.
- Смотри-ка ты, умница какая, - поразилась старушка. - У меня с утра сегодня голова что-то побаливает... к непогоде, должно быть, или давление поднялось... не знаю. И гляди, как она ко мне льнет, словно помочь хочет!
- А я что говорила! - радостно заметила Лика. - Я ведь вам сразу говорила, что такие кошки - лечебные! А вы не верили... Вот, пожалуйста вам, - готовая процедура.
Готовая процедура широко и вкусно зевнула и прищурила, охотно соглашаясь, медные глазищи.
* * *
Стивен откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза.
Компьютер, урча, проделал традиционные завершающие операции и попросил выключить питание.
"Все, хватит с меня на сегодня, распечатать можно и завтра", подумал Стивен, нажимая зеленую кнопку. Слегка ломило спину и весьма ощутимо ныла шея. Все-таки тяжелое это дело - просидеть полдня с документами, проверять все счета, накладные и прочую бухгалтерию. Раньше этим занималась теща, но после похорон она как-то молча удалилась от дел, а Стивен даже ни разу с ней об этом не заговорил. Впрочем, он вообще ни о чем с ней не говорил, так как Вильгельмина Эмстерволл практически прекратила общение с зятем и внуком.
Стивен нанял для Томаса приходящую няню, пожилую, опытную, но мальчик принял ее недоверчиво и каждый раз, когда отец оставлял его с ней, обижался и расстраивался. А оставлять приходилось довольно часто, этого требовали многочисленные связанные с магазином дела.
И вот теперь Стивен принял решение: он продаст магазин и уедет из Лок-Фергуса. Конечно, здесь могила Инги... здесь удобный, обжитый дом, и так любовно отделанный спортзал... Кстати, он уже целую вечность не тренировался.
Он набрал номер на диске стоящего на столе телефона. Роза, няня Томаса, подняла трубку почти сразу. Отчиталась, что мальчик ведет себя спокойно, поел хорошо, а сейчас увлекся вырезанием картинок из журналов.
Пообещав придти через час с небольшим, Стивен отправился прямиком в спортзал, вход в который был отдельным, рядом с гаражом.
Переодевшись в кимоно и перехватив волосы черной повязкой, Стивен приступил к разминке. С досадой ощущая, каким чужим и неловким стало отвыкшее от привычной тренировки тело, он жестко и тщательно отрабатывал все положенные упражнения, хотя и понимал, что назавтра этот форсаж аукнется тянущей болью во всех мышцах и связках.
Интенсивной разминки хватило для того, чтобы жесткая ткань кимоно пропиталась потом. Решив, что на сегодня этого достаточно, Стивен принял контрастный душ и отправился к сыну. В обещанные няне час с небольшим он уложился точно.
Томас встретил его, как после долгой разлуки: кинулся навстречу с широко раскинутыми в стороны руками, обхватил за пояс, крепко прижался, запрокинув лицо и напряженно вглядываясь в отца, - не уйдет ли снова? Стивен уходить не собирался, отпустил няню домой и самолично отправился на кухню готовить ужин. Томас не отставал от него ни на шаг, вертясь вокруг, как щенок, то забегая вперед, то пристраиваясь сбоку, и все время тревожно заглядывая отцу в лицо.
- Да что ты, Том, - не выдержал Стивен, - успокойся, пожалуйста! Я никуда больше сегодня не собираюсь. Сейчас мы с тобой будем... знаешь, что мы с тобой сейчас будем делать? Мы пожарим два а-а-громадных бифштекса и сварим золотистый рис... ты же любишь золотистый рис?
Томас очень любил золотистый рис и выразил это, как мог: закрыв для пущей убедительности глаза и изо всех сил кивая головой. Однако уже через пару минут он снова выглядел необъяснимо взволнованным.
- Так, - строго объявил Стивен, закончив необходимые манипуляции с мясом и рисом и усадив сына перед собой прямо на кухонный стол. - Ты сейчас мне расскажешь, что у тебя случилось. Ты поссорился с няней Розой? Она тебя наказывала? Или ты чего-то испугался? Успокойся и расскажи мне. Ты ведь хочешь мне что-то рассказать, правильно? А я очень хочу тебя послушать. Давай, малыш, выкладывай!
Том несколько раз нервно облизнул толстые губы, покрутил из стороны в сторону головой и вдруг выпалил:
- Не надо его!
- Кого не надо? - опешил Стивен. - Ты о ком это?
Мальчик только крутил головой, повторяя свое "не надо, не надо". Стивен крепко взял его за плечи, заставил посмотреть себе в глаза.
- Успокойся, Томас. Ты не должен ничего бояться. Что случилось? Ты смотрел телевизор? Комиксы? Кого не надо? Я тебя не понимаю, сынок!
Том заерзал, показывая, что ему неудобно на столе. Стивен спустил его на пол, присел перед сыном на корточки, но тот так ничего вразумительного и не сказал.
Запахло горелым. Чертыхнувшись, Стивен бросился спасать бифштексы, но в этот вечер, похоже, все было против нормального кулинарного процесса. Только он накрыл сковороду крышкой и переключил свое внимание на гарнир, затрещал телефон.
Звонила Роза.
- Я совсем забыла вам сказать, - зазвучал в трубке ее спокойный низкий голос. - Почти сразу после обеда к вам заходил один человек... он оставил визитную карточку и просил позвонить ему сегодня вечером, если вам не трудно. Я так поняла, что вы знакомы. Карточку я оставила на полочке под зеркалом в прихожей. Возможно, вы ее сами заметили, но я считаю своим долгом сказать...
Поблагодарив няню и уточнив планы на завтра, Стивен положил трубку.
Визитка действительно обнаружилась в прихожей на указанном месте. Она была темно-синего цвета, и по этому фону затейливым шрифтом была нанесена серебряная надпись "НАТАН П. МЕРКЛЬ". И больше ничего, даже адреса. Только внизу мелкие цифры - номер телефона.
Пока Стивен разглядывал карточку, Томас изо всех сил вытягивал шею, стараясь рассмотреть заинтересовавший отца предмет. Пришлось объяснить ему, что этот кусочек картона оставил приходивший днем человек.
Тут же и выяснилась причина беспокойства Тома. Из его сбивчивых отрывистых слов и жестов, он понял, что указанный Натан П. Меркль и есть тот самый злополучный "он", которого "не надо". Используя весь свой дар убеждения, Стивен объяснил мальчику, что этого дяденьку бояться не следует, это просто новый сосед, который попросил позвонить ему по телефону, и абсолютно ничего страшного в этом нет. Из слов сына он понял, что визитер был по обыкновению одет во все черное, и решил, что именно это и напугало впечатлительного ребенка.
Наконец, ужин был-таки благополучно приготовлен и с аппетитом употреблен по назначению.
Когда Том удобно устроился перед телевизором смотреть непременную вечернюю сказку, Стивен отправился к телефону и набрал указанный в визитке номер.
Трубка снята была моментально. После обмена приветствиями и приличествующими случаю извинениями по поводу беспокойства... поздних звонков... и прочая и прочая.., Натан П. изъявил горячее желание познакомиться со своим соседом по новому месту жительства и предложил присоединиться к компании любителей одной немудреной, но весьма увлекательной карточной игры. Как-то в скобках прозвучала мысль о сопутствующих этой игре неких психологических опытах... впрочем, скорее даже не опытах, а исследованиях.
Стивен за приглашение поблагодарил, хотя к признался, что картами совершенно не увлекается, а вечера предпочитает проводить с сыном. Тут же он выслушал ряд комплементов в адрес няни, с которой Натан П. имел удовольствие пообщаться сегодня днем, а также убежденное мнение Натана П. о том, что эта в высшей степени внушающая доверие особа безусловно согласится в течение одного вечера взять на себя заботу о ребенке. Впрочем, он, конечно, ни в коем случае не вправе настаивать... и т.д. и т.п. Стивен обещал подумать.
На этом и расстались.
* * *
Известие о рождении сына в семействе Расмисов разнеслось стремительно. В немалой степени это способствовало то, что доктор Войвер произвел традиционный телефонный звонок Анастасии Хеген, а упомянутая дама отнюдь не отличалась сдержанной немногословностью.
Доктору Войверу было приятно лишний раз похвастаться своим профессиональным мастерством (которое, следует заметить, действительно было весьма и весьма высоким). Для Анастасии же не было большего удовольствия, чем оказаться обладательницей еще неизвестной никому информации. Телефон позволил ей возвестить о замечательной новости широкому кругу своих подруг и просто знакомых.
Счастливая мать очень быстро оправилась после родов, хотя и находилась в постели. Элиза оценила ее организм как прекрасно приспособленный для деторождения и настоятельно рекомендовала не останавливаться на достигнутом. Сана шумно и многословно протестовала, хотя уже и не без оттенка некоторого кокетства.
Посетителей в дом пока не пускали, но Сана охотно принимала поздравления по телефону. В течение первых же двух дней отзвонились практически все знакомые и даже те, с кем отношения семейства Расмисов были весьма условными. В числе поздравлявших оказался и новый сосед, о котором Сана была наслышана, но лично не встречалась. Натан Меркль был само очарование и добродушие, высказал массу приятных для молодой матери и приличествующих событию комплиментов, а в заключение попросил к телефону новоиспеченного отца и после изрядной порции поздравлений предложил поприсутствовать на очередной игре. Гуго выразил полнейшую готовность к дальнейшему общению за карточным столом, а Меркль, соответственно, такое же полнейшее удовлетворение этим фактом. В общем, все оказались весьма довольны друг другом.
* * *
Велосипед - штука такая: ломается в самый неподходящий момент. Например, когда друзья уже ждут в условленном месте, чтобы рвануть... ну, скажем, в другое условленное место, и ты уже готовишься запрыгнуть в седло, - вот тут-то самое время для бессовестной железяки, чтобы выкинуть внеплановый фортель.
Копо с досады пнул по жалобно задребезжавшему колесу.
Похоже, на сегодня поездка отменялась, это факт. Возни предстояло немало... если вообще удастся обойти без приобретения запчастей. А если не удастся, то это значило - просить мать... вернее, лучше отца, он более благосклонен к техническим занятиям сына. Но в любом случае, шансов на выдачу необходимого количества дензнаков не слишком много, Копо на днях был нечаянным свидетелем размолвки родителей из-за весьма незначительной суммы. С финансами в доме дело обстояло далеко не лучшим образом, и ремонт велосипеда явно выходил за рамки семейного бюджета. Так что выкручиваться предстояло самому.
И, как бы то ни было в перспективе, сегодняшние планы рушились, буквально с лязгом и скрежетом.
Копо еще раз пнул ни в чем не повинное колесо.
Решив, что необходимо как-нибудь отреагировать на повторившийся звук, Холт наполовину высунулся из своей бочки и без особого энтузиазма гавкнул.
- Ты еще тут!
Пущенный мальчишеской рукой комок земли шмякнул по рассохшимся доскам и осыпал лобастую башку не успевшего увернуться пса. Тот недовольно встряхнулся, позвенев цепью, укоризненно покосился на юного хозяина и запятился обратно в будку.
Хлопнула калитка, - Копо отправился к месту встречи пешком, бросив недееспособный велосипед посреди двора.
Приятели еще ждали. Увидев издали безлошадного приятеля, они оседлали "мустангов", как было принято в их среде называть свои двухколесные машины, и рванули к нему навстречу.
- Черт, обидно! Может, давай ко мне на багажник? - выяснив ситуацию, предложил Олаф. У него единственного из всей компании на велосипеде был багажник, способный выдержать вес человека. У остальных над передним крылом крепились металлические корзинки для небольших грузов.
- Ну, и далеко мы так с тобой уедем? Особенно по песочку на Горелой Косе! Нет, ребята, вы уж сегодня без меня. Я просто предупредить пришел... да вот еще Джиму насос вернуть. Ладно, дуйте. Расскажете потом, как и что.
Копо махнул рукой и, не оглядываясь, запылил по улице.
* * *
Фотография Стеллы Кейн оторвалась и повисла вверх тормашками, удерживаемая последней кнопкой. В таком положении ее роскошный бюст и толстые ярко-красные губы казались гораздо более естественными и объяснялись воздействием силы тяжести.
Коллис поднялась с измятой неразобранной постели и собралась было поправить фотографию, но передумала и подошла к окну. Знакомый пейзаж за окном не надолго задержал ее внимание, и она снова вернулась к постели. Расправила покрывало, взбила свалявшуюся в ком подушку.
В коридоре послышались тяжелые шаги; они приблизились и затихли, и Коллис ясно представилось, как отец нерешительно стоит перед закрытой дверью. Она села на постель, и тут же в дверь постучали.
- Коллис, - голос у отца был неуверенный, как всегда, когда ситуация оказывалась в чем-то необычной. - Коллис... ты как там, нормально?
- Да, я тут нормально.
Пауза.
- А ты не того... не заболела?
- Нет, я не того.
Понимая, что у нее нет ни малейшего повода обижать отца, который пытается, как умеет, проявить заботу о ней, она все же отвечала резко и раздраженно, и даже не открыла запертую на задвижку дверь.
Сольвер потоптался еще немного под дверью и, уже уходя, довольно громко пробурчал:
- А не заболела, так нечего и сидеть взаперти целый день...
Шаги протопали в обратном направлении.
Издалека раздался телефонный звонок, который почти сразу же прервался, - видимо, отец снял трубку. Коллис замерла, прислушиваясь. Вскоре снова послышались отцовские шаги, и он, не подходя уже к двери, издали зычно крикнул: