Держать стакан на весу было тяжело, и Матвей вернул его на стол. Конечно же, он неловко шмякнул донышком о твердую поверхность, и кофе пролился на клеенку. С чувством помянув Лихо Трясинное (чертыхаться-то он с недавних пор крепко зарекся), Матвей отправился к раковине за тряпкой.
Как всегда после упражнений, слегка рябило в глазах и пересохло во рту. Первое должно было самостоятельно пройти через несколько минут, второе Матвей исправил с помощью оставшегося в злополучном стакане остывшего кофе. Присовокупив стакан к прочей скопившейся в мойке грязной посуде, он покинул кухню и отправился в комнату.
В кресле, куда он собирался было сесть, уютно пристроилась пара Ультратонких Прохладок. Одна из них широко раскинула свои изящные крылышки, накрыв одним из них свою подружку.
- Так-так, - задумчиво протянул Матвей. - Я, значит, обливайся потом, тяжести поднимай... а они здесь расслабляются! Что-то я в рекламе об этом ничего не слышал!
Прохладки суматошно вспорхнули, спросонья бестолково кружась и сталкиваясь в воздухе. Матвей, усмехаясь, опустился в освобожденное кресло, предоставив провинившимся обмахивать его разгоряченный лоб. Глаза пришлось прикрыть: и так еще рябь до конца не исчезла, а тут еще эдакое трепетание перед самым носом.
В углу что-то брякнуло.
Не открывая глаз, Матвей лениво спросил:
- Кегль, ты, что ли?
Бряканье повторилось, теперь уже с явно утвердительным оттенком.
- Принес? - поинтересовался Матвей, массируя большими пальцами веки.
В ответ раздалось энергичное шуршание.
- Угу, - удовлетворенно отреагировал Матвей и открыл глаза. Прохладки немедленно переместились в район ушей. По вискам заструился легкий освежающий холодок.
Кегль уже расположил на письменном столе рядом с компьютером стопки разноцветной бумаги и в ожидании замер рядом. Его выпученные глаза так преданно таращились на хозяина, что внешний вид стал совсем уж потешным.
- Спасибо, Кеглец, молодчина. И что бы я без тебя делал?
Матвей похлопал ладонью по подлокотнику, и Кегль моментально оказался возле кресла. По всегдашней своей привычке он принялся нетерпеливо поскрипывать по полу правым шарниром, покачиваясь всем корпусом.
- Сколько сегодня? Три? Или четыре?
Кегль тихонько лязгнул и, немного помедлив, издал еще какое-то неопределенное булькание.
- Ну, это ты зря, - недовольно покачав головой, заметил Матвей.
Кегль взволнованно катнул скрипучий шарнир, покачнулся и испуганно замер. Весь его вид демонстрировал крайнее смятение.
- Да ладно, ладно, чего ты, право...
Матвей успокаивающе похлопал Кегля по блестящему теплому... плечу? боку? спине?
- Четыре так четыре. Все нормально. Я, собственно, так и ожидал...
Невесть откуда объявился Кошкин и принялся энергично тереться о матвеевы ноги, ревниво поглядывая на Кегля. Тот скосил один глаз на кота, вторым продолжая при этом преданно таращиться на человека. Матвей почесал ревнивого кота за ухом и легонько шлепнул по спине. Тот удовлетворенно спружинил задними лапами, вертикально вздернул хвост и отправился прочь по каким-то своим делам. Видимо, решил, что свои права на драгоценного хозяина он заявил в достаточной мере. Кегль с не менее удовлетворенным видом проводил кота все тем же глазом и вернул зрению бинокулярность.
- Вот и ладненько. Так тому и быть. Вот сейчас посидим еще немножко... для разгону... и начнем. Ты как себе понимаешь, друг Кеглец, могу я немного посидеть - для разгону?
Хорошо, что у Кегля не было шеи: он непременно так закивал бы головой, что рисковал потерять ее вовсе. Эмоции захлестывали его хронически. Впрочем, отсутствие шеи не помешало ему проявить свое согласие с Матвеем самым что ни на есть убедительным поскрипыванием, сопровождаемым чем-то вроде тихого присвистывания.
- Ну и ладно, Кегль. Иди давай... в смысле, укатывайся.
Кегль без особого желания, но послушно исчез из поля зрения.
Матвей снова прикрыл глаза. Противная рябь уже прекратилась, но все еще отчаянно не хотелось ничего делать. Старательные Прохладки без устали трепетали своими прозрачными крылышками, приятно освежая лицо и шею. Впрочем, нужды в их услугах уже никакой не было. Послушные команде, Прохладки упорхнули прочь и спрятались где-то в складках тюля.
Посидев еще немного (для разгона!..), Матвей решительно поднялся и подошел к столу. Итак, сегодня предстояло поработать над продолжением четырех сюжетов. Не так уж это было срочно, но... совесть надо иметь, товарищи, он уже два дня откровенно филонил, работая только над одним, наиболее ему на этот момент симпатичным. И Натан Натаныч может сказать свое "м-м-да". И даже наверняка скажет. А "м-м-да" в его исполнении - это отнюдь даже не самое приятное междометие, следует заметить.
Как раз вспомнив это самое "м-м-да", Матвей и выдернул себя из кресла и притащил к столу, на котором миляга Кегль разложил сюжетные заготовки.
На желтой бумаге была та, которая продвинулась весьма прилично за последние дни, так что на ее счет можно было не волноваться. Пока, во всяком случае. А вот на розовой, зеленой и голубой был полный застой. Матвей честно пытался сегодня днем поработать над той, что была на зеленой, даже брал с собой на работу, но так и не вытащил ее из ящика стола: мадам Коробова нынче оказалась сильно не в духе, загрузила всех работой на полную катушку, и внимательно за этой катушкой следила весь день. Даже высказала недовольство недостаточным экспериментальным рвением Варвары-Красы. Были повышенные тона, случились и слезы.
Так и унес Матвей домой стопочку зеленой бумаги с недвижимо замершим диалогом. Кстати, пожалуй, излишне затянутым.
Матвей положил перед собой последний лист из зеленой пачки и с карандашом наперевес углубился в чтение. Затем запустил компьютер, открыл нужный файл и забарабанил по клавиатуре.
Из-под письменного стола донеслось едва слышное, но полное глубочайшего удовлетворения побрякивание.
* * *
"... и давайте уже на этом закончим. Что-то наш разговор слишком затянулся, вы не находите?
Эльдар поднялся и подошел к распахнутому окну. Просто пора было что-то сделать, как-то изменить статичную картинку, а что еще придумаешь, если в кабинете, кроме письменного стола и пары полупустых книжных шкафов, нет никакой начинки?
Эльдар навалился животом на подоконник, провожая взглядом прогремевший по улице фургон. Здоровенный такой фургон, весь размалеванный в стиле "граффити". Что именно было намалевано, рассмотреть не удалось.
За спиной послышался звук отодвигаемого стула, и Эльдар повернулся. Николай Модестович, стоя к нему вполоборота, с преувеличенной тщательностью застегивал пуговицы своего куцего пиджачка. Выражение лица его было откровенно обиженным, казалось даже, что вот-вот он оттопырит нижнюю губу и шмыгнет носом.
- Ну что ж, - пробормотал Николай Модестович, справившись с последней пуговицей и действительно подшмыгнув носом. Эльдар едва удержался от улыбки. - Я так понимаю, что мне вас не заинтересовать. И вариантов не предвидится.
Он совершенно правильно все понимал, но следовало бы соблюсти некие условные приличия.
- Ну почему же, варианты всегда возможны... стоит ли так категорично? Оставьте свой телефон, в случае чего - я вас найду.
Эльдар вернулся к столу, перекинул страницу раскрытого еженедельника, выдернул из карандашницы красный фломастер. Приготовился записывать номер.
Сочетание продиктованных цифр показалось смутно знакомым, но четко ни с чем не ассоциировалось.
- Вот видите, пишу красным, чтобы сразу найти... Всего доброго!
За посетителем захлопнулась дверь.
Эльдар поднял трубку телефона, трижды ткнул пальцем в кнопочку с единицей.
- Кирилл, выпусти деда, мы с ним закончили. Да, и отправь кого-нибудь из своих героев на вторую точку, пусть проверят там смотрителя. Мне передали, что он в двенадцать не вышел на селекторную. Если дрыхнет или еще что в этом роде - пусть тащат мерзавца сюда, а там кто-нибудь останется пока для подстраховки. Понял? Ну давай, действуй. И не забудь раскладку на сентябрь, как договаривались. Учти, после пяти меня сегодня уже не будет, успевай.
Он аккуратно положил трубку и вернулся к окну."
Вернув главного героя к окну, Матвей тоже покинул письменный стол. Продолжение никак не вытанцовывалось, история на зеленой бумаге бессовестно увяла. С гораздо большей охотой он сейчас продолжил бы обработку сегодняшних экспериментов, даже и под неусыпным взором Леокадии Львовны.
- Не пишется мне сегодня, Кегль, - горестно объявил он в пространство. Пространство тут же заполнилось металлическими звуками, происходящими из-под стола. Звуки эти имели характер сочувствующий, но с отчетливым укоризненным оттенком.
- Ладно, ладно, не брюзжи, - прервал их Матвей.
Кегль сокрушенно брякнул и затих.
И тут очень кстати издали затрезвонил телефон. В тысячный раз поклявшись себе поставить в комнате второй аппарат, Матвей поспешил в кухню. Звонок был ожиданный и приятный. Алина сообщала, что стоит уже одетая в вестибюле своей конторы, и вот-вот выйдет один товарищ, пообещавший ее подвезти прямо-таки до его, матвеева, дома.
Сообщение об "одном товарище" понравилось Матвею не очень, но все остальное звучало замечательно. С момента последнего визита Алины прошло нестерпимо долгих три дня, а ежевечернего телефонного общения не хватало ему категорически.
Решая, рвануть ли ему спешно в магазин или обойтись имеющимися запасами, Матвей произвел ревизию холодильника. Было там негусто, но и бедственным положение назвать было нельзя. Наличествовал вполне приличный кусок сыра и непочатая банка с овощным салатом. Яйца куриные имелись, в количестве девяти штук. И банка сайры. А еще на подоконнике лежал свежекупленный батон и целый пакет вафель, да не простых каких-нибудь, а именно в шоколаде. Побаловать себя сегодня решил гражданин Полосухин, и очень кстати.
Матвей наполнил чайник, включил его и отправился в комнату, - наводить марафет. Впрочем, поводов для особого беспокойства не было: антураж показался ему на вполне достойном уровне. Творческий беспорядок на столе не стоило уничтожать, ибо был он, с точки зрения домовладельца, благороден.
Убрав в шкаф несколько предметов одежды, не предназначенных для взглядов гостьи, и цыкнув на Прохладок, которые порхнули было к нему (сочтя, видимо, излишне разгоряченным), Матвей вернулся в кухню и принялся ждать.
Уже давно выключился вскипевший чайник, и на блюдечке ровным рядочком скучал нарезанный сыр, а под струей холодной воды остыли сваренные вкрутую для потенциального рыбного салатика яйца, а Алина все не появлялась. Настроение Матвея стремительно падало, и фигура упомянутого "товарища" с машиной виделась все более роковой, если не сказать зловещей.
Но протренькал долгожданный звонок, и Матвей кинулся к двери, - отпирать, впускать, освобождать от плаща и сумки.
- Слушай, это что ж за тяжести у тебя здесь? - Матвей с усилием покачал на весу выхваченную из руки гостьи парусиновую сумку на молнии.
- Да, так, кое-какую работу взяла на дом, - махнула рукой Алина. - Там папки с бумагами и пара справочников... ничего интересного. И вкусного, между прочим, тоже! - добавила она, устремляясь прямиком на кухню. - А голодная я нынче - ужас! Найдется у тебя какая-нибудь съедобная органика?
Из-под ног невежливо стреканул в коридор Кошкин. По-видимому, испугался, что он может быть классифицирован как эта самая съедобная органика.
- Что это он?.. - удивилась было Алина, но тут же забыла о коте, ухватив с тарелочки ломтик сыра. Моментально войдя в курс дела, она поручила хозяину вскрывать консервы и резать лук, а сама принялась скорлупить яйца. Остатков майонеза вполне хватило на заправку, и сооруженное блюдо можно было намазывать на батон, запивая крепким чаем.
Матвей с удовольствием наблюдал за гостьей, с аппетитом уплетающей импровизированный ужин.
- Слушай, да я же у тебя тут почти все приела! - с комическим ужасом обнаружила она, оглядывая стол. - А ты-то?!
- Да я тоже успевал, не хуже тебя... ты что, не заметила? - успокоил ее Матвей. - А вот мы еще вафельки!..
После чая, вернее, после первой кружки, особенно хороши неспешные разговоры. Каждый со вкусом рассказал о своей работе, пожаловался на начальницу (обоими командовали корпулентные дамы с решительными характерами), поехидничал над сослуживцами. Матвей похвастал успехами племянника: Антошка занял третье место на окружной олимпиаде по географии. У Алины тоже имелся племянник - сын младшей сестры Валентины, - но в силу грудного возраста успехов особых он еще не достиг, разве что на днях пребольно отеряшил сам себя погремушкой, добившись таким образом первого в своей жизни синяка на лбу. Самое примечательное, что звали этого самопобиваемого младенца тоже Матвеем, что в последнее время стало поводом для многочисленных параллелей и аналогий, обычно не в пользу старшего из тезок.
Похвалив твердолобость юного создания, Матвей пожаловался на свою. То есть на отсутствие творческих, как он выразился, позывов.
- Не пишется ни в какую! - пожаловался он, так же как еще недавно - Кеглю.
Алина, - опять же, как и Кегль, - отсутствию творческих успехов посочувствовала, но не слишком. Посоветовала взять себя за шкирку и усадить за работу. Не миндальничая. Не дожидаясь, как говорится, музы.
- Да я, пожалуй, все же дождался, - с удовольствием заметил Матвей. Алина улыбнулась, но промолчала.
- А почитать можно? - после некоторой паузы спросила она.
- Ты же знаешь, то, что можно - я даю.
- Ну, дай что можно.
Можно было ту самую "фэнтези", оказавшуюся боевиком, про Соггеса и иже с ним, которую Матвей начал когда-то с подачи Алины. Натана Натановича эта писанина почему-то заинтересовала, и он попросил автора продолжить историю. Продвигалась она одно время быстро и хорошо, но потом у Матвея как-то угас к ней интерес; главный герой то ли надоел, то ли перестал вызывать положенную по штату симпатию, и дальнейшие страницы приходилось вымучивать. Однако, в последней главе как-то почти самопроизвольно завелся еще один персонаж, который несколько оживил ситуацию.
Матвей пригласил гостью в комнату, усадил в кресло и вручил пачку листов розовой бумаги.
* * *
" - ... отдельная боевая единица. Чем плохо? Крумм вполне справится с командованием. Ты сомневаешься? Мотивируй!
Соггес пожал плечами.
- Ты не отмалчивайся, Сог, вопрос серьезный. Пока нас спрашивают - надо решать. Могли ведь и просто приказать!
Соггес и не собирался отмалчиваться. Он просто обдумывал услышанное и не хотел торопиться. С появлением новых бойцов возникла возможность разделить бригаду Геодука, вернее - создать новую. В последние два месяца неожиданно возросла активность нереид, проклятые бестии держали в постоянном напряжении охрану побережья. Кенчер жаловался, что не может дать своим ребятам положенного отдыха, растет недовольство. А недовольный боец - это уже не Боец, ясно каждому. Надо усиливать Береговой Блок, добавлять людей. А раз ореады несколько притихли после битвы в Расколотом Ущелье, решено было усилить береговиков именно за счет Горного Блока. И перебросить туда сработанную, проверенную в деле команду. Часть бригады старины Геодука.
С одной стороны, Горный Блок - это элита, отборный отряд, краса и гордость армии. Покидать его - значит как бы опуститься в негласной табели о рангах. С другой стороны, новая боевая единица - это, как ни крути, реальная возможность карьерного роста. Но если командовать будет, как это пока предполагается, Крумм...
Соггес все взвесил и наконец заговорил. Уверенно, даже увесисто.
- Под Круммом я ходить не хочу. Рядом - да, под ним - нет.
Туаль-сабс смотрел на друга, нахмурив брови. Внимал.
- Подчиняться Крумму я не хочу. И берег топтать - тоже. Я Горный Боец.
- Мы все - горные... - начал было Туаль-сабс, но Соггес прервал его.
- У нас есть новички. Да, уже обкатанные, проверенные, но - новички. Пусть перебрасывают их. И если Крумм согласен - пусть берет их под свое начало. Я останусь под Геодуком.
- Ты же слышал, решено забрать опытных... Одними новичками не откупишься.
- Короче, ты решил погулять по берегу? Или Крумм тебе что-то посулил?
Туаль-сабс презрительно фыркнул. Даже отвернулся от Соггеса, демонстрируя свое отношение к такому предположению.
Возникла пауза.
- Ладно, не обижайся, - снова заговорил Соггес. - В конце концов, дело не в этом... Я решил: останусь. Кстати, помяни мое слово, - скоро придется усиливать Горный Блок, зря они торопятся. Я уверен. А что говорят Табель и Лиг?
- Насчет Табеля не знаю, а Цыдик упирается, как таркер. Моен-росс, похоже, согласен на переход, а Лигу выбирать не приходится: ты же сам понимаешь, после ранения... Ну, Газзабо за Круммом хоть куда, это ясно. Я, в общем-то, тоже не прочь был... достал меня Геодук, если честно. В общем, ты решил окончательно?
Соггес кивнул головой. Медленно, убедительно.
Туаль-сабс махнул рукой и исчез за дверью.
А буквально через пару минут в комнату вкатился, даже не постучавшись, Шэк. С размаху рухнул на стул, шлепнул на стол грязные драные перчатки. Волосы взъерошены, на щеке мазутная клякса, но в ухе бронзовая клипса - знак отличия после Расколотого Ущелья.
- Ну что, - начал он безо всяких предисловий, - остаемся, Сог? Чего мы не видали на их дурацком побережье?
Соггес молча вздернул брови, демонстративно, даже прищурившись, присмотрелся к грязнющим ботинкам визитера, оставившим на полу отчетливые следы.
- Да уж, погодка еще та, - как ни в чем ни бывало отреагировал Шэк. - А возле седьмого бункера вообще сплошная хлябь! Я сдуру попер целую канистру - еле проволок! Техногоны сейчас налаживают мостки, а то скоро вовсе будет не пройти! Я уж Вертуну говорю: ты, говорю, Вертун, за своим хозяйством не смотришь ни черта, тоже мне, работничек, а еще бывший Боец!
- Не дорос ты еще Вертуна критиковать, - прервал его Соггес. - Тебя еще и проектировать не собирались, когда он свой таркер по горам гонял! И не стрекочи, как флэко, в ушах звенит. Натащил мне грязи... тоже мостки прикажешь после тебя сооружать?
Шэк довольно хохотнул, откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Под столом размазались две черные лужицы.
- Да ладно тебе, Сог, - он выразительно подмигнул, и клякса на его щеке на мгновение затейливо изменила очертания, - не сам же ты наводишь тут марафет, а? Кое-кому будет даже приятно вычистить твое стойло, если ты позволишь!
Намек на новенькую работницу из команды мамаши Ло был прозрачным, как халатик этой самой малютки Таши. Славная девчоночка... тощая, правда, как пацан, зато губки пухленькие, яркие... и попочкой вертит - глаз не отвести, право слово!.. и эти ее подколенные ямочки... Соггес невольно ухмыльнулся, вспомнив Ташу, и чуть ли не откровенно сглотнул слюну. Девочка явно положила на него глаз, это заметно всем. Не хотелось бы, конечно, чтобы это дошло до Селии...
- А это уж и вовсе не твое дело, - кто тут у меня убирается. Стойло тут тебе... выбирай выражения, малыш, если не хочешь протереть этот самый загаженный пол своей курткой!
Нисколько не обидевшись, "малыш", в котором было добрых полтора соггесовых веса, снова осклабился:
- Боюсь, что моей курткой можно только добавить грязи... хочешь проверить?
И он, не вставая с жалобно заскрипевшего стула, нагнувшись вперед, принялся стаскивать с себя пятнистую спиногрейку. Похоже было, что прямо в ней парень недавно прокатился под дождем со склона... и, пожалуй, не раз.
- Вот и брось ее туда - к порогу, - слегка закипая, предложил Соггес. - И оббей об нее подошвы своих дерьмодавов.
- Да брось ты свое чистоплюйство, - миролюбиво отозвался Шэк. - было бы о чем... А! Так, может, ты как раз и собрался поближе к воде перебазироваться? Хотя, говорят, в морской стирать неловко, соль остается... или нечего?
- Я только что сказал Туаль-сабсу... ты разве не встретил его?.. что остаюсь с Геодуком. А вы - как хотите.
Соггес закинул руки за голову, уставился в потолок. Что-то сегодня его раздражала эта жизнерадостная физиономия.
- И, кстати, я отдохнуть собирался, мне еще два с половиной часа до выхода. Тебе, кстати, тоже.
- Это из цикла "а не пошел бы ты", - понимающе отреагировал Шэк. - Ладно уж, дави койку. Значит, с Геодуком... Ну и правильно. Я тоже.
Он поднялся, с хрустом потянулся, перекинул через плечо замызганную спиногрейку и сгреб со стола перчатки. Широко и тяжело шагая, пропечатал по полу еще одну дорожку грязных следов рифлеными подошвами и скрылся за дверью. Плотно прикрыть ее он, конечно, не потрудился. Пришлось подниматься и идти закрывать.
У самой двери Соггес поскользнулся на шматке грязи, выругался и со злостью хлопнул ни в чем не повинной дверью..."
* * *
Алина аккуратно сложила пачку розовых листков, протянула Матвею. Он вернул их на стол, ожидающе взглянул на нее. Алина немного помолчала, потом как-то неохотно произнесла:
- Вот битва, в прошлый раз, была здорово описана. Впечатлила. И этот твой Шэк - он мне понравился. Там, в горах... особенно перед дракой. А здесь какая-то бытовуха... что-то, знаешь, не очень.
- Да мне и самому не очень, - честно признался Матвей. - Выпорет меня Натаныч, как думаешь? Хотя он сам требовал не пренебрегать мелкими подробностями...
С сожалением глянув на остальные лежащие на столе рукописи, Алина заторопилась домой. Машина ее была в ремонте, почему и не отвергла она услуги предложившего подвезти ее сослуживца. Сейчас же Матвей с готовностью отправился провожать гостью на троллейбусную остановку.
Возвращаясь, он со двора посмотрел на свои окна. Там только что мигнул свет. Выключился, снова зажегся. Заметно колыхнулась занавеска.
Смутная тень метнулась по подоконнику, и силуэт привычной вазы исчез.
* * *
Вид у Клипуса был самый смущенный. Еще бы: набедокурить в доме, за который отвечаешь! И ведь только-только получил под свое начало сразу три этажа...
- Я поправлю... склею... я принесу новую!
Крохотное личико сморщилось, глазенки смотрят с надеждой: не сдаст?.. не пожалуется?.. или...
Матвей суров и являет собой гнев праведный.
- Склею? Поправлю? С каких это пор штатные ******** занялись ремонтом керамики? Вам расширили спектр обязанностей?
- Ну, причем тут спектр, Матвей Николаевич. Я же понимаю - подарок коллег... память, так сказать, реликвия...
Матвей взглянул еще раз на рассыпавшуюся по полу вперемешку с осколками разнообразную ерунду. М-да уж, реликвия, куда деваться. Память.
- Веник! - потребовал он, не глядя на несчастную мордочку Клипуса. Тот дробью сыпанул за требуемым прибором. Солидарный Кегль захватил совок.
- Всё в ведро! - скомандовал Матвей.
Провинившийся Клипус усердствовал так, что едва ли сам не оказался в мусорном контейнере. Вернее, именно и оказался, так что пришлось вытаскивать его и отряхивать от всяческого дурацкого мусора. Эта процедура привела беднягу в состояние полной прострации и даже вызвала что-то типа икоты. Пришлось налить ему чашку холодной воды и заставить выпить залпом.
Клипус воду послушно выхлебал, но икать не перестал. Так и отправился восвояси, - а свояси были у него где-то в вентиляционных ходах, - издавая непотребные утробные звуки, но зато успокоенный: Матвей пообещал о его проступке забыть.
Вообще-то, Клипус был неплохой *********** , но очень уж какой-то непутевый. С повышенной игривостью. То с домашними животными резвится, то на пылесосе катается (они же все подряд непременно с колесами), то еще какую-нибудь бытовую технику не по назначению использует. Поэтому карьера у него никак не складывалась, и три этажа одного подъезда - двенадцать квартир - были пока максимальной доверенной ему территорией. Да и третий свой этаж получил он не без участия Матвея, хотя сам этого и не знает. И слава Богу, что не знает, а то бы его вовсе сегодня кондрашка хватила из-за этой несчастной вазы.
Матвей заметил отлетевший в сторону и избежавший таким образом веника черепок и решил попробовать свои силы. Сконцентрировался, напрягся... и поднял ведь! и понес! но то ли моргнул не вовремя, то ли концентрация была недостаточной, - уронил осколок возле самого ведра. Не донес. А жаль.
* * *
Новость была сногсшибательной.
Просто-таки невероятной была новость, сообщенная Матвею его коллегами прямо на пороге лаборатории: Радион Палыч Хмуров сделал предложение руки и сердца... нет, не юной стажерке Люсе Черепицыной, как это можно было бы предположить по некоторым поверхностным признакам, а - кто бы мог подумать! - Варваре-Красе! Безнадежно засидевшейся в девицах, бесцветной, вечно простуженной Варе Краснухиной, всю свою жизнь прожившей в облезлой комнатке малосемейки... нет, это было трудно, почти невозможно себе представить.
Но было это так.
На пальце Вариной руки появилось колечко, - "простенькое, но со вкусом", как немедленно оценила Каролина Борисовна. Она вообще тяготела к традиционным формулировкам. Нинель же высказалась в том роде, что господин Хмуров выбрал замысловатый путь для самореализации. Генка Аргунин в обсуждении события участвовал только посредством вращения головы с видом самым озадаченным, а Люся Черепицына изо всех женских сил делала вид, что ей абсолютно все равно, зато Светланка так искренне и шумно радовалась, что смотреть на нее было одно удовольствие.
Поэтому, наверное, Матвей и смотрел в основном именно на Светланку. Комментарии прочих коллег ему показались не совсем тактичными, хотя и произносились исключительно в отсутствие виновников, так сказать, потенциального торжества.
Собственно говоря, для него-то новость была не такой уж новостью. Он даже имел некоторое к ней некоторое отношение и нисколько в этом не раскаивался...
... - Например, Натан Натанович, есть у нас в отделе одна дама... не слишком молодая и не слишком же и привлекательная. При этом безусловно порядочная, славная, добрая, - но очень уж... скажем так, незаметная как женщина. Ни одеться, ни накраситься... и походка какая-то тяжеловатая, и прическа никакая, - так, что-то зачесанное на пробор, не всегда ровный к тому же. Носом шмыгает постоянно в какие-то мятые платки. Духами от нее отродясь не пахло. В общем, тот самый типаж, о котором мы говорим.
- А внешность, фигура?
- Фигура... ну, какая, - обычная фигура. Вроде бы вполне нормальная, только одевается мешковато, ну, и плюс я же сказал - походка... А лицо даже симпатичное, носик такой аккуратненький, губки... Опять же, грамотным макияжем, наверное, можно что угодно сделать. Нормальная внешность, не урод однозначно.
- Ну что ж, попробуй... только осторожно. Нужна подходящая ситуация, нестандартная обстановка, не стереотип. В обычной у тебя пока вряд ли получится. Плавненько так, аккуратненько раскачай... только очень постепенно, очень! Пусть немножко выплеснется, и ты вокруг - облачком, дымкой такой, насколько хватит, распредели...
...Было это около месяца тому назад. Люся пригласила к себе на день рождения весь отдел. Пришли все, кроме мадам Коробовой, отсутствовавшей бесповоротно по причине командировки.
Дома у Черепицыных было все: четыре просторные комнаты с высоченными потолками и обширной кухней, пианино в большой зале с элегантными пейзажами на стенах, "домашний кинотеатр", жалюзи на огромных окнах, экзотическое дерево невыясненной гостями породы в деревянной кадке, компьютер с принтером на ловком угловом столике и весьма приличная библиотека, занявшая упирающийся в потолок застекленный стеллаж. Был еще профессорского вида папа, работающий в местном издательстве, и бабушка, практически не показывающаяся из кухни. Присутствовала еще меланхолическая собака ньюфаундлендского происхождения, все время укладывающаяся дремать поперек дверных проемов и слабо реагирующая на тычки и вовсе никак - на перешагивания через свой организм. В общем, все было очень респектабельно.
Стол получился обильный и богатый.
Отдали ему должное, потом традиционно началась музыка с танцами для желающих.
Кроме своих, отдельских, приглашен был еще двоюродный брат именинницы, бородатый студент пьющей наружности, но вегетарианских принципов, и беспричинно хихикающая долговязая подружка в зеленом.
Когда начались танцы, Матвей пристроился в кресле под загадочным деревом и начал подготовку к раскачке. Варя сидела за столом, слегка раскрасневшаяся от выпитого вина, чаще обычного сморкалась в непременный платочек, засунутый по причине отсутствия карманов на выходном платье прямо под манжету левого рукава, и благодушно улыбалась в пространство.
Матвей плавно, как учили, переключил восприятие в нужную плоскость и некоторое время любовался уведенным. Сосуд оказался простой формы, объемистый, крепкий, украшенный четкими геометрическими орнаментами. Разумеется, горлышко было очень узким, и даже затянутым сверху полупрозрачной перепонкой.
Несколько раз промахнувшись, Матвей установил уже было контакт, но был совершенно некстати приглашен на танец подружкой именинницы. Не сумев моментально перестроиться, он успел воспринять ее в виде немудрящей посудины, широкогорлой и приплюснутой по вертикали.
Протанцевав без особого удовольствия чрезвычайно затянутую музыкальную композицию, Матвей вернулся на свое не занятое, к счастью, никем место и продолжил свои манипуляции. Варвара за это время переместилась на другой край стола, где завела какой-то вялотекущий разговор с Каролиной Борисовной. Матвей снова не с первой попытки добился контакта и аккуратно, постепенно, как наказывал Натан Натанович, приступил к раскачке.
Задача оказалась не из легких. Он даже слегка вспотел и мимоходом вспомянул оставшихся дома Прохладок. Все же ему удалось раскачать объект до такой степени, что содержимое сосуда слегка переплеснулось через край сквозь перепонку. Не медля ни секунды, Матвей принялся, прекратив раскачку, равномерно распределять пролившееся вокруг сосуда. Наконец, он закончил свой труд и обессиленно откинулся на спинку кресла.
- Быстро ты что-то захорошел! - заметил подошедший к нему Хмуров и уселся на подлокотник.
Матвей пожал плечами.
- А я-то хотел предложить тебе еще по маленькой за здоровье именинницы!
Родион Палыч приветственно помахал проплывающей мимо в направлении кухни виновнице торжества. Та, обольстительно улыбнувшись, помахала в ответ.
- А я разве против? - удивился Матвей. - К столу!
Они переместились за стол, при этом Хмуров оказался прямо напротив Варвары. Наполнили рюмки, а заодно фужеры дам. Выпили.
Поглядывая на Варвару-Красу, еще более разрумянившуюся после очередного возлияния, Матвей почувствовал ее чудесным образом усилившуюся привлекательность. Вернее, возникшую, так как раньше она не ощущалась им вовсе. Он заметил обаяние ее мягкой улыбки, живой слегка лукавый взгляд, естественную женственность движения, которым она поправила волосы. "Как славно", подумал он, "кажется, получилось!"
Заиграла очередная "дрыгалка", и они все дружно, не исключая даже и развеселившуюся Каролину Борисовну, отправились отплясывать. Матвей удовлетворенно поймал удивленные взгляды, которыми сослуживцы отмечали поведение Варвары, непривычно смело присоединившейся к танцующим и даже изобразившей что-то вроде сольного номера в центре общего круга. Танцевала она безо всяких современных выкрутасов, которыми щеголяли Генка и Люся, но с безупречным чувством ритма и неожиданно чувственным покачиванием бедрами.
Родион Палыч, встретившись взглядом с Матвеем, выразительно приподнял брови, слегка кивнув в варварину сторону. Тот понимающе многозначительно покивал головой и подмигнул, чувствуя при этом чрезвычайное довольство собой.
Потом были еще тосты, и еще танцы, и что-то еще, помнящееся уже с трудом: то ли фанты, то ли другие какие-то игрища... Матвей четко помнил, что Варвару приглашали на танец и Генка, и Хмуров, и двоюродный родственник, да и он сам не отказал себе в удовольствии полюбоваться делом рук своих... то есть, не рук, конечно.., протанцевав с ней один из томных "медляков". Впервые оказавшись в таком близком контакте с давным давно знакомой старой девой, он определенно убедился, что с фигурой у нее действительно все в порядке, и даже более чем в порядке, а прикосновение рук партнерши его, пожалуй, даже волнует.
Вечер закончился массовым разъездом на такси. Варварино же общежитие располагалось совсем неподалеку, и проводить ее вызвался, кажется, как раз Радион Палыч, причем - оспорив это право у травоядного студента.
В последующие дни Варвара-Краса вернулась в свое привычное состояние... хотя, как показалось Матвею, сосуд все же начал самостоятельно слегка раскачиваться и - совсем чуть-чуть! - выплескивать свое содержимое. Возникших же между ней и Родионом Палычем отношений он, грешным делом, вовсе не заметил. Впрочем, судя по всему, они оказались неожиданностью и для всех окружающих. Видимо, оба обладали недюжинной способностью к конспирации.
Итак, новоиспеченная пара подала уже заявление в загс, в честь какового события и было подарено Родионом Палычем упомянутое колечко своей нареченной.
* * *
- ... понравилось? Но учти, вся суть в том, что удалось вызвать ответные колебания. Незатухающие, понимаешь? Обычно в таких запущенных случаях это трудно достижимо. Очень трудно. А здесь, видимо, возник резонанс с этим вашим... как его? Угрюмов?
- Хмуров.
- Ну, я и говорю.
Натан Натанович плотнее запахнулся в свою бесформенную кофту. Сегодня он почему-то упорно игнорировал существование пуговиц.
- А нет ли в этом... некоторого насилия? Ну, то есть - вмешательства в ход событий? В эту самую судьбу?
- Ну, так уж сразу и фаталист, - заспорил Матвей. - Но все же... Ведь вмешательство же? Извне же?
- Извнеже - это выпуклое слово, - задумчиво оценил Натан Натанович. - Кстати, вся наша жизнь - бесконечное воздействие друг на друга. Извне, как правило. А ты смог немного помочь как раз-таки изнутри. И человек продемонстрировал то, что в нем уже было. В нем самом, так? Никакого насилия, ничего неестественного. Так что успокойся... извнеже, видите ли, а?
Он сделал предостерегающий жест: помолчи, мол не мешай, - и углубился в чтение принесенных Матвеем рукописей.
* * *
"... Скорость все возрастала. В какой-то момент он подумал было, что не справится, но работающий в экстремальном режиме мозг успевал дать нужные команды рукам, в бешеном ритме порхающим над пультом управления. "Главное - отключить эмоции," - краем сознания скомандовал он себе. "Никакой паники, никакого страха. Я справлюсь. Я должен справиться."
Капсулу сильно тряхнуло. Левая рука сорвалась с головки переключателя резервного скайчера и, сдирая кожу на предплечье, проехалась по краю панели. Не замечая боли, он тут же снова вцепился в переключатель, но ... было уже поздно.
Его еще несколько раз ощутимо тряхнуло. В правое ухо назойливо зазвенел сигнал зуммера, в верхней части центрального пульта одна за другой вспыхнули и ехидно замигали четыре красные лампочки. Яркое объемное изображение на основном экране медленно погасло, и по его полю слева направо поползли желтые буквы : "Вы потеряли контроль над управлением. Вы потеряли контроль над управлением. Вы потеряли..."
Соль откинулся в кресле, обессиленно свесив руки. Почувствовал саднящую боль и, повернув голову влево, увидел, как на блестящую поверхность дапролекса, покрывающего дно капсулы, одна за другой скатываются крупные капли крови. Вторая, третья, четвертая... Он машинально считал их, не шевелясь, ни о чем не думая. Потом закрыл глаза.
В тот же самый момент за его спиной мягко открылся люк, и голос Аркашки пропищал: "Эй, герой, ты тут, часом, не заснул?"
Соль чуть не застонал от досады. Ну надо же было такому случиться, чтобы именно этот болтун оказался следующим!
Правой рукой неловко отсоединив замки удерживавших его в кресле ремней, Соль медленно поднялся. Его переполняли усталость и опустошение. Если, конечно, опустошение может что-то заполнять. Все было скверно. Так скверно, что другой курсант на его месте должен был бы выглядеть совершенно подавленным. Другой, но только не он. Мысленно влепив себе пару звонких пощечин (голова слегка дернулась туда-сюда) и так же мысленно поднеся - для пущей бодрости! - к собственному носу огромный, раза в три больше натурального, кулак, Соль резко повернулся, ожидая увидеть ехидную щекастую физиономию Аркашки. Но того уже и след простыл.
Зато сейчас в люк осторожно вдвигалась массивная фигура шефа-наставника Диомида Константиновича Коркуна.
Моментально выпрямившись и привычно огладив в боках вечно топорщащийся комбинезон, Соль замер. Глаза его быстро ощупывали непроницаемое лицо шефа. Ожидать можно было всего. Коркун не стеснялся в выражениях, отчитывая провинившихся воспитанников, и сейчас представлялся вполне подходящий случай для очередной проработки. Соль едва заметно вздохнул и крепко сжал губы.
Перетащив наконец по эту сторону люка всю глыбу своего организма, Коркун, выразительно прищурившись и выдвинув вперед нижнюю челюсть (выражение, не предвещавшее ничего хорошего), с подчеркнуто преувеличенным вниманием уставился на экран, по которому все еще ползла ядовитая змея проклятой надписи.
- Похоже, курсант, вы тут что-то потеряли? - выдержав бесконечно долгую паузу, с участием поинтересовался Коркун. Соль мысленно застонал и крепче сжал губы. Он сжал и кулаки, но это усилие отозвалось в пораненной руке неожиданной болью, перекосившей и без того напряженное лицо юноши.
- Ну что же вы, молодой человек, - объяснил по-своему эту гримасу Коркун. - Можно ли так переживать из-за такой ерундовой потери? Ну что это, право, за безделица?..
Он сделал вид, что с трудом разбирает двигающиеся буквы.
- У - прав -...как-как?.. - ле - ни - е... И всего лишь? Да разве это потеря? Не переживайте так, не стоит, вашу потерю быстро найдут. Да вот, хотя бы, ваш товарищ... Решетняк, кажется?.. вот ваш товарищ Решетняк и найдет! Найдет и постарается не потерять... по вашему примеру!
В проеме открытого люка моментально появилась круглая аркашкина мордочка. Появилась и больше уже не исчезала, с огромным удовольствием наблюдая за всем происходящим в капсуле.
"Ну все, началось, - тоскливо подумал Соль. - Уж лучше бы ругал, орал бы лучше! Будет теперь измываться... А чертов Аркашка потом в общаге устроит спектакль..."
Однако Коркун недолго упражнялся в своем тяжеловесном остроумии. Взгляд его случайно упал на темную лужицу возле кресла и тут же переметнулся к вытянувшемуся около него курсанту. Темно-красные капли потихоньку просачивались между полусогнутыми пальцами и, срываясь, скользили по левой брючине комбинезона.
- Покажите руку, курсант! - резко приказал Коркун.
Соль поднял и протянул вперед пострадавшую руку, продолжая глядеть прямо в лицо наставника.
Соль, не разжимая плотно сжатых губ, отрицательно покачал головой.
Коркун поискал в карманах и вытащил на свет божий огромный платок в яркую сине-красную клетку. Встряхнул им, расправляя, и протянул Солю.
- Держите, курсант. Зажмите свою... царапину и шагом марш в медчасть!
Соль молча кивнул, обернул платок вокруг ободранной руки (его ширины как раз хватило бы от локтя до кисти) и, с трудом разлепив губы, отчеканил:
- Разрешите приступить?
- К чему приступить, курсант? - с интересом полюбопытствовал Коркун, вынимавший в этот момент из бортового компьютера кассету с записью тренировки. В районе люка радостно хрюкнул развесивший уши Аркашка.
Проклиная свою вечную косноязычность, Соль поправился:
- Разрешите пойти... отбыть...проследовать в медчасть!
- Ну что ж, следуйте, курсант... как вас, кстати?.. Разуваев, кажется?
Да, где уж шефу-наставнику запомнить одного из двухсот шестидесяти четырех курсантов Второго Корпуса!
- Сольво Вагиллор, господин шеф-наставник.
- Прошу прощения, курсант Вагиллор. Вы можете идти. Да... платок возвращать не обязательно.
- Благодарю вас, господин шеф-наставник.
Стараясь не задеть громоздкую фигуру начальника, Соль выбрался из капсулы.
Первым делом необходимо было, проходя мимо, толстой рубчатой подошвой тяжелого форменного ботинка изо всей силы наступить на ногу торчащему снаружи возле люка Решетняку. Тот коротко взвыл. Словно ненароком, Соль мазнул обмотанной окровавленным платком рукой по светло-серой рубашке Аркашки (пижон! на тренировку в капсуле все обычно надевают рабочие комбинезоны, а этот вырядился, как на праздник). Громко произнеся "прошу прощения, оступился", Соль быстро вышел из просторного тамбура в коридор и, уже заметно сбавив темп, направился в медчасть.
Рука разбаливалась все сильнее, появился даже легкий звон в ушах. Организм Соля всегда так реагировал на боль, причем боль именно травматического характера, возникающую внезапно. Он пару раз даже терял сознание, - ненадолго, на две - три секунды, - после сильного неожиданного болевого приема во время занятий по борьбе. Оба раза никто этого не заметил, так как находился при этом Соль "в партере", лежа; окружающие отмечали только мгновенно разливающуюся по лицу бледность и выступающий на лбу крупный холодный пот.
Сейчас, чувствуя подступающий приступ слабости, юноша прислонился к стене и низко наклонился, буквально упираясь лбом в колени. Постояв так с полминуты (хорошо, что по коридору в это время никто не проходил!), Соль почувствовал, что эвон в ушах стихает. Он выпрямился и, оглянувшись по сторонам, быстро растер подошвой несколько предательски капнувших на пол капель крови. Платок уже пропитался насквозь.
"Ничего себе, - озадаченно подумал Соль. - Кровит и кровит. Не сворачивается, что ли? Впрочем, это должно быть, просто сильно содрана кожа. Ничего страшного..."
Старательно держа руку на отлете и не обращая уже внимания на тянущуюся за ним цепочку темных капель, он быстро зашагал по коридору..."
Этот текст у Матвея был совсем новый.
В позапрошлый раз Натан Натанович дал установку, очень приблизительную, - и процесс пошел. Абсолютно не вдаваясь в детали, что это за учебное заведение и кого оно готовит, Матвей начал писать про сразу ставшего ему симпатичным паренька.
- Да ты, однако, молодец...
Это была реакция заказчика. И все. Дескать, продолжай, мальчик. Все нормально. Но похвала дорогого стоила. Была она нечастой, отчего и ценной.
Но вот дальше, как назло, не шло. Не виделось ничего дальше про мальчишку с раненной рукой. Зато откуда-то вылезла другая история, в которой тоже присутствовала некая капсула, управлять которой, напротив же, не надо было вовсе. Матвей запечатлел возникшую зарисовку и решился показать ее Натану.
"... Прошедший день был очень тяжелым.
Обнаружив утром на своем Оракуле каменистый пейзаж, освещаемый багровыми лучами безжалостного светила, - огромные валуны, разбросанные по тянущейся до самого горизонта ровной, как стол, потрескавшейся земле; полурассыпавшийся скелет неизвестного животного на переднем плане; похожая на неопрятную щетину поросль какого-то проволочного лишайника на ближайшей устрашающих размеров каменюге, - Тойлер не стал даже открывать защитные жалюзи на окнах. Весь день он слонялся по капсуле, изнывая от безделья и скуки, проклиная свой неудачный жребий. Ко всему прочему добавились еще и муки голода: за последние четыре дня ему лишь пару раз удалось мало-мальски перекусить, а запасов сделать не удалось и вовсе. Чтобы чем-то заполнить мучительно ноющий желудок, Тойлер несколько раз до одури напивался безвкусной тепловатой водой из крана, после чего каждый раз с трудом удерживал позывы рвоты. Еще пара таких дней - и он совсем ослабнет.
Забывшись тяжелым сном перед самым рассветом, Тойлер неожиданно для себя очнулся только около одиннадцати. Некоторое время он тупо смотрел на висящие на стене круглые электронные часы, потом, словно опомнившись, рывком поднялся и повернулся к Оракулу. От резкого движения потемнело в глазах, он не удержался на ногах и рухнул обратно на постель, больно ударившись левым боком о край кушетки. Выругавшись, Тойлер снова поднялся, на этот раз медленно, потирая ушибленное место, - и замер. Несколько секунд он вглядывался в Оракул, потом подошел поближе и снова застыл, пристально вглядываясь в картинку.
Это была прекрасная залитая мягким солнечным светом долина, вся покрытая сочной зеленой растительностью. На ветвях непривычного вида деревьев виднелись яркие аппетитные плоды. Кажется, там был даже ручеек, едва заметный среди роскошной изумрудной травы.
Восхищенно присвистнув, Тойлер бросился к устройству, поднимающему жалюзи. Через полминуты он с восторгом наблюдал ту же картину, но уже в живом исполнении: в кронах деревьев гулял легкий ветерок, и в их густой зелени мелькали то ли птички, то ли какие-то мелкие зверьки, а с ветки ближайшего дерева в траву смачно шлепнулся ярко-желтый плод размеров с изрядную грушу.