Аннотация: Такой обычный вежливый мальчик, явно из приличной семьи... ФИНАЛ 4-го КОНКУРСА "МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ" 16-18 место
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
Слабый вестибулярный аппарат был у Семена Кирилловича с детства. И не слабый даже, а прямо-таки почти никакой. Бабушка всегда повторяла "экий ты у нас некружливый", когда он, еще совсем мальцом, мучился тошнотой и головокружением уже после нескольких неосторожно совершенных в игре вращательных движений. С годами же один только вид крутящихся - не то, что людей, но и механизмов! - вызывал у него все те же малоприятные ощущения. Жена утверждала, что он бледнеет даже при взгляде на неработающую мясорубку.
Неудивительно поэтому, что визиты в такие места, где безумные люди добровольно подвергали себя - притом за свои же деньги! - изощренным пыткам при помощи разнообразных изуверских аппаратов, были для Семена Кирилловича делом совершенно невозможным.
Путь на работу, по иронии судьбы, пролегал у него по набережной, - как раз мимо Потехиного острова, битком забитого огромными устройствами, одно ужаснее другого, раскачивающими, раскручивающими и подбрасывающими отдающихся на их волю беззащитных человечков. Проходя мимо злосчастной Потехи, Семен Кириллович старательнейшим образом смотрел себе под ноги, в чем, собственно, особой необходимости не было, так как набережная всегда была под особым контролем муниципалитета, так что претензий к качеству асфальта у прохожих давно не возникало. Собственно, не было их и у Семена Кирилловича, который лишь волею обстоятельств оказался самым внимательным народным контролером данного участка дорожного покрытия.
Таким вот образом, привычно уставив взгляд на стелящийся ему под ноги тротуар, он шагал как-то днем с работы домой. Рабочий процесс был нежданно-негаданно прерван какой-то аварийной ситуацией в сантехнических недрах здания. По коридорам затопали, взлязгивая чем-то железным, озабоченные прорезиненные люди, по полу зазмеились шланги, а из мужского туалета заслышались могучие стуки, четко напоминающие о кувалдах, ломах и прочем энергичном инструменте, абсолютно несовместимом с тонкими материями, с которыми по роду своей деятельности имели дело Семен Кириллович и его сослуживцы. Видимо, это несоответствие и привело к тому, что начальство приняло решение экстренно завершить рабочий день (а заодно и всю рабочую неделю, так как день был пятничный) почти на три часа раньше положенного.
Погода стояла чудесная, и Семен Кириллович внезапно для себя решил не спешить домой, где никто его и не ждал, так как жена еще с утра уехала на дачу, а сенбернар Клавдий по причине меланхолического характера и преклонного возраста почти не реагировал на появление и исчезновение в доме кого бы то ни было, в том числе и хозяев.
Ну вот захотелось человеку посидеть у воды, и все тут.
Семен Кириллович решительно свернул на дамбу. Внимательно изучая новую для себя дорожку, он перешел на Потехин остров и сразу свернул налево, оставив за спиной пугающие конструкции колеса обозрения и других движущихся металлических монстров.
Присесть удалось только в районе пляжа. Откинувшись на прогретую солнцем деревянную спинку скамейки и вытянув ноги, Семен Кириллович блаженно зажмурился и даже было немного задремал, но соседство пляжа оказалось слишком шумным для такого времяпрепровождения. Бравая компания молодых людей, разгоряченная не столько солнечными лучами, сколько свежеопустошенными пивными бутылками, оглашала окрестности такими молодецкими воплями, с которыми мирная дремота оказалась совершенно несовместима.
Семен Кириллович открыл глаза и стал наблюдать за загорающими и веселящимися. Никакого особого удовольствия эти наблюдения ему не доставили. Так, молодые жеребцы без избытка интеллекта. Да и внешне так себе, если вглядеться - у многих дрябловатые животы, сутулые спины... Вот девушки глаз радовали гораздо больше. То и дело по песочку прохаживались такие штучки... Семен Кириллович даже губы облизнул, но не заметил этот свой плотоядный жест. Удивительное дело, во что превратились нынче купальные костюмы: несколько шнурков и лоскутков, ничего более! Для фантазии не оставлено ничего, все на виду. То есть, нормальному мужику пофантазировать, конечно, всегда найдется о чем... Семен Кириллович снова облизнул губы, но на этот раз поймал себя на этом и несколько смутился, но наблюдения не оставил.
Особое его внимание привлекла молодая женщина в необычном - леопардовой раскраски - бикини. Пожалуй, это была идеальная с точки зрения Семена Кирилловича женская фигура, - без этой модной модельной лещеватости, очень пропорциональная, округлая... аппетитные формы! Спутник юной "леопардочки" показался Семену Кирилловичу слишком заурядным: невысокий, рыхловатый, с ранними залысинами... и что она в таком нашла? Вон, уже, кажется, ссорятся... и парень уступил. И правильно, уступай, а то бросит она тебя, такого незавидного. Семен Кириллович всегда придавал очень большое значение внешним данным.
Эх, была и его Ольга Леонардовна когда-то... Семен Кириллович вздохнул, сравнивая красующуюся перед его глазами девицу с той затяжелевшей, слегка даже сгорбившейся, хотя и вполне почтенной дамой, в которую с годами превратилась когда-то изящная, с летящей походкой Оленька...
Мечтательные воспоминания снова прервали вопли резвящихся в воде, и, очнувшись, Семен Кириллович обнаружил, что заинтересовавшая его парочка с пляжа исчезла, а солнце припекает уже чересчур изрядно. Пришлось покинуть свой отдыхательно-наблюдательный пункт.
Однако домой идти желания все еще не возникло.
Семен Кириллович решил окончательно создать себе выходное настроение и съесть мороженое. В честь, так сказать, сантехнического прорыва, или что там у них состоялось. Он покружил немного по ближайшим дорожкам, но не обнаружил никакого мороженого, а вовсе даже наоборот - ларек с теплым пивом и шуршащей кучей пакетированных соленых сухарей в необъятной картонной коробке. Шуршать, хрустеть и давиться нагревшимся пойлом Семену Кирилловичу категорически не захотелось. Пришлось все-таки повернуть в сторону парка аттракционов. Глядя, конечно же, строго себе под ноги. Ну, и поглядывая иногда по сторонам, дабы не пропустить вожделенный разрисованный морозильник под зонтиком в комплекте с непременной утомленной теткой в униформе.
Нашелся и источник мороженого, и тетка. Выстояв небольшую, человек в восемь, очередь, Семен Кириллович аккуратно освободил от яркой фольги ледяной цилиндрик и с детским наслаждением лизнул белую поверхность. Вспомнил, что уже очень давно не ощущал во рту такой концентрированной сладости. Дома питание было, естественно, под полным контролем Ольги Леонардовны, и было оно образцово-показательным: с морепродуктами, овощами, йогуртами и прочими полезностями. Какое уж там мороженое?..
Как всякий запретный плод, съелось оно быстро и с удовольствием. И даже возникла крамольная мысль о второй порции. Но так как он успел отойти от мороженщицы на некоторое расстояние, преодолевать которое в обратном направлении Семену Кирилловичу не захотелось, отправился-таки он тихим ходом дальше. И очень даже славно было так брести по дорожке, раздумывая о чем-то приятном... спроси через минуту - и не вспомнить, о чем именно, но приятном - однозначно!
Он даже не заметил, когда рядом пристроился этот мальчик. Только случайно оступившись, качнувшись влево и задев при этом локтем плечо идущего рядом, он встретился взглядом со светло-голубыми детскими глазами.
- Извините, пожалуйста, - вежливо сказал мальчик, хотя абсолютно ни в чем не был виноват.
Семен Кириллович автоматически кивнул ему, пробормотал что-то типа "да-да", находясь еще во власти своих мыслей, но через несколько шагов понял, что тот так и идет с ним бок о бок. И остановился. Мальчик остановился тоже и, смущенно улыбаясь, торопливо заговорил:
- Вы не могли бы выполнить одну просьбу? Меня не пускают без взрослых на колесо обозрения, там только с двенадцати лет, понимаете? Мне брат дал денег, а сам пойти не смог, дела у него какие-то... он студент, на втором курсе... А меня не пускают! Может, мы бы с вами... вы все равно один, да? Я могу два билета взять, у меня много, мне брат дал...
Он вызывал полное доверие, этот чистенький аккуратный ребенок в синих шортиках и полосатой рубашечке с отложным воротником. Белобрысый, с короткой стрижкой и умилительным чубчиком. Курносый. И глаза - светлые-светлые, прозрачные.
- Пойдемте, а? - повторил мальчуган, нетерпеливо перетаптываясь на месте. - Там знаете, как там здорово - наверху! Весь город видно, честное слово! Правда, недолго... но все равно же здорово! Пойдемте?
Семен Кириллович собирался отказаться. Наотрез. Пусть ищет себе другого напарника, в самом деле. Никогда в жизни он не подходил даже близко к этим ужасным крутящимся железякам!
- Я одну тетеньку попросил только что, - продолжал тараторить мальчик, - а она говорит - боюсь до смерти. Представляете? Чего там можно бояться? Глупости какие! А она говорит - нет, боюсь, и все, и голова закружится, и плохо сделается... Вы представляете?
Он ожидал сочувствия от этого солидного дяденьки, он был абсолютно уверен, что тот посмеется вместе с ним над такими дурацкими страхами, и заключил он совсем по-взрослому:
- Да что там говорить, одно слово - женщина!
С ноткой мужского превосходства. И Степан Кириллович вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, пренебрежительно усмехнулся и произнес буквально с той же интонацией, мол, да, чего там ждать от них, женщин, особой смелости! - и при этом совершенно же отчетливо понимал, что если не большинство, то уж добрая половина катающихся на аттракционах именно женщины, а вот как раз он сам-то и боится даже смотреть на это самое колесо. Понимал, но вот брякнул же именно ту чушь, которую ждал от него пацан, который тут же радостно закивал головой и бесцеремонно схватив Степана Кирилловича за руку, повлек его на боковую дорожку, мимо кустов, мимо каких-то разукрашенных павильонов, мимо детской площадки с песочницами, качелями и пластиковыми горками, мимо уличной кафешки с уютными столиками под ярким тентом, и он послушно зашагал рядом с мальчишкой, и вот уже они очутились перед зеленой будкой с надписью "Касса", перед которой змеилась очередь человек так в пятнадцать.
Пацан вытащил из кармана деньги, смятую крупную купюру, моментально ввинтился в очередь - и исчез, только полосатая рубашка мелькнула. Степан Кириллович остановился в некоторой растерянности. Что он вообще тут делает? Бред какой-то! Надо, наверное, развернуться и уйти, а этот богатенький буратино пусть ищет себе другого спутника... Но буратино уже возник перед ним, буквально из ниоткуда, и в одной руке он сжимал два билета, которыми торжествующе помахивал, а в кулаке другой был у него зажат целый ворох разноцветных бумажек, - сдача. Небрежно запихнув этот ворох в карман шортов, мальчик снова вцепился освободившейся рукой в Степана Кирилловича и заторопил:
- Пойдемте! Ну пойдемте же! Да тут совсем рядом, что вы, не видите?
И глаза у него горели таким нетерпением, что показались уже не светло-голубыми, а вовсе даже темно-серыми, а то и карими. Совсем сбитый с толку темпом разворачивающихся событий и смутно соображая, что отпор надо было давать гораздо раньше, а сейчас на попятный идти по меньшей мере глупо, Степан Кириллович позволил прибуксировать себя на открытую заасфальтированную площадку, где он, старательно глядя только себе под ноги, нутром почуял нависающую громаду непрерывно находящихся в движении могучих металлических конструкций.
- Ну вот, - радостно выкрикнул мальчик, возбуждение которого нарастало с каждой минутой. - Вот оно - колесо! Правда, огромное? Здорово! Ведь здорово же?!
И он подтащил совершенно деморализованного напарника к деревянным ступенькам, ведущим на исшарканный тысячами подошв помост. Сбоку мелькнула забравшая у пацана билеты тетка в чем-то джинсовом, и вот они уже поднялись туда, где огромное и металлическое двигалось совсем рядом, буквально вплотную.
Звякнуло железо, и какие-то фигуры, весело переговариваясь, соскочили сверху на помост и убежали прочь, спустившись по ступенькам. Мальчик сильно дернул Степана Кирилловича за руку:
- Ну, залезайте же! Свободная кабинка!
И сам уже мелькнул сандалиями, запрыгнув на шаткую, раскачивающуюся, проплывающую мимо платформу. Степан Кириллович парализованно остолбенел, но кто-то, кисло дыхнувший на него пивом и табаком, буквально рывком за подмышки вздернул его ту же платформу и, лязгнув железным, преградил путь назад.
Пол качался и плыл, и у Степана Кирилловича подкосились ноги, но ничего страшного не произошло, потому что он всего лишь уселся на пластиковое сидение. Мальчишка уже сидел напротив него, и был он весь - радость и восторг.
Их кабинка медленно и до жути необратимо поднималась вверх.
- Мне брат сказал, - обязательно крутанись на колесе, если хочешь понять, как летают птицы, Степка!
Вздрогнув от неожиданного упоминания своего имени, Степан Кириллович незнакомым самому себе хриплым голосом спросил:
- Что же, это ты - Степа?
- Ну конечно, а кто же? Он же мне говорил, не вам! - выкрикнул мальчишка, вскакивая на ноги и жадно осматривая открывающуюся панораму. - Славка - мой брат! - он изучает птиц! Это называется! орнитолог! и я тоже! буду! орнитолог!
Он чуть не приплясывал, этот сумасшедший ребенок, вертелся во все стороны, раскачивая при этом и без того угрожающе шаткую кабинку. Куда делся его добропорядочно-аккуратный вид? Волосенки взъерошены, воротник рубашки завернулся наполовину вовнутрь, глаза - кажется, уже совсем темные! - сверкают азартом, и весь его повернутый к соседу профиль словно рвется вперед, вперед... хотя, простите, да ведь он же был курносым?! Степан Кириллович даже тряхнул головой, как от наваждения. Что за черт? Был же - он отлично помнит! - белобрысый, курносый, голубоглазый мальчишечка... А сейчас напротив него стоял, судорожно схватившись рукой за металлическую штангу, смуглый, остроносый, черноволосый пацан!
Степан Кириллович зажмурился и снова потряс головой, а мальчишка, уловив это его движение, повернулся к нему и крикнул:
- Чего боитесь! Чего! Смешно даже! Это разве высота?!
А колесо все вертелось, вздымая их беззащитные тела все выше и выше, и только сейчас Степан Кириллович услышал, что играет музыка, да не просто играет, а орет, забивая уши; видимо, поэтому и кричал с таким напряжением мальчик; и музыка эта, казалось, все усиливалась с высотой, и он увидел кроны деревьев, словно уплывающие под колесо, и открывающиеся за синей шевелящейся змеей реки городские кварталы, обнажающие свои крыши одни за другими, и разбегающиеся игрушечные автомобильчики, и надвигающееся со всех сторон белесое, жаркое, плотное небо...
Мальчишка замолчал и еще сильнее вытянулся, нависнув уже за пределами кабинки, и каким-то странным образом изогнув спину, при этом лица его Степану Кирилловичу не стало видно, и только усилившийся ветер трепал хохолок вздыбленных черных волос.
Колесо провернулось уже почти наполовину, и их болтающаяся люлька приближалась к высшей точке. Вокруг развернулась панорама города, и мальчишка вдруг вытянул руку, что-то показывая спутнику, повернул к нему лицо, очень бледное, с огромными глазами, и что-то быстро и отрывисто заговорил, но слов разобрать было невозможно, потому что музыка все орала и ревела, и вот они уже оказались в самом зените своей купленной в зеленой кассе траектории, и тогда мальчик каким-то моментальным движением - кажется, взмахнув обеими руками - вспрыгнул на боковую загородку кабинки и, спружинив тонкими загорелыми ногами, сильно оттолкнулся... выбрасывая себя... туда... в эту бесцветную раскаленную пустоту...
Степан Кириллович даже не вскрикнул. И не шевельнулся. Не сделал ни единого движения, чтобы посмотреть вниз, туда, где, конечно, уже кто-то истошно кричал, и собиралась непременная толпа, и кто-то из женщин падал в обморок, а детей срочно, бегом, утаскивали за руки прочь от страшного места, и кто-нибудь уже вызывал по мобильному телефону скорую помощь и милицию, и кто-нибудь кричал "отойдите, не подходите, да отойдите же назад", и обязательно задирались уже кверху лица, судорожно рассматривающие медленно ползущие вниз кабинки: откуда? кто был рядом?.. Он просто сидел, пусто и бессмысленно глядя перед собой, до тех пор, пока не выплыла откуда-то прямо возле него фигура, отщелкнувшая задвижку и отбросившая в сторону металлическую штангу. Он все еще сидел, и фигура, придерживающая его люльку, гаркнула, обдав его знакомым уже перегаром, - "укачало, что ли?.. вылазь, дядя, люди ждут...", и он послушно встал, тут же потеряв равновесие, и был за руку вытащен на твердое, а оттуда, бесцеремонно оттолкнув Степана Кирилловича, на его место уже загружалось целое семейство, яркое, шумное, стрекочущее детскими голосами. Фигура ловко, подпрыгнув уже вслед уплывающей в небо кабинке, защелкнула семейство все той же железякой. "Да тебя впрямь укачало", постановил обладатель скверного дыхания, "держись-ка вон за перилку, топай вниз, посиди там где-нить", и он опять послушно взялся дрожащей рукой за горячие деревянные перила и на ватных ногах сошел вниз, к распахнутой калитке, за которой начиналась ведущая прочь дорожка.
Не слышно было ни криков, ни взволнованных голосов, ни завывания неотложки, ничего. Даже музыки никакой не было слышно. А слышно было чириканье каких-то не угомоненных жарой птиц.
Он медленно огляделся. Вдали все так же змеилась заметно подросшая очередь к зеленой будке. Обладатели билетов спешили к ступенькам, ведущим на помост, где пьяноватый служитель лихо загружал их в непрерывно проплывающие покачивающиеся люльки. А потом, соответственно, выгружал.
Рядом с ним, отчаянно трезвоня, прокатил на трехколесном велосипеде малыш в ярко-красной панамке. К рулю был привязан туго надутый шарик. За юным гонщиком, шумно дыша, семенила тощая старушка с раздутой хозяйственной сумкой на согнутой руке.
Прямо на траве возле дорожки лежала молодая парочка: он навзничь, она головой на его животе, оба рассеянно смотрели на вздыбленное прямо перед ними колесо обозрения и о чем-то лениво переговаривались. Парень поднял к глазам руку с мобильником, нажал на нем несколько кнопок и передал подруге, а она, взглянув на экранчик, засмеялась.
И Степан Кириллович пошел мимо смеющейся девушки, вслед за маленьким велосипедистом и его бодрой бабушкой, по аллее, ведущей мимо взлетающих в небо и обрывающихся в пропасть качелей; выписывающих невероятные виражи на гремящих лентах Мёбиуса крохотных вагончиков; вращающихся сразу в нескольких плоскостях адских каруселей; непрерывно сталкивающихся друг с другом, рассыпающих над собой огненные искры, управляемых сумасшедшими водителями двухместных автомобилей; мимо всего этого грохочущего, сверкающего, визжащего, мелькающего, ревущего, одуряющего кошмара. Пошел, самым тщательнейшим образам глядя исключительно себе под ноги.
И только у самого выхода на дамбу, когда парк аттракционов остался у него далеко за спиной, он оторвал взгляд от серой потрескавшейся поверхности асфальта и сразу увидел краем глаза что-то яркое, летящее над ним в прозрачном небе.
Конечно же, это был просто вырвавшийся из чьих-то рук воздушный шарик...