Телевизор, даже включенный совсем потихоньку, может чрезвычайно мешать сну. Особенно если спать-то, собственно говоря, уже и не хочется, а имеет место лишь сладостное ничегонеделанье в уютных объятиях постели.
Приглушенное кудахтанье неестественных голосов, которыми принято озвучивать иностранные мультфильмы, бессовестно проникло в стасево сознание и заставило его перейти из состояния вялого сонного раздумья к активным действиям, а именно - сбрасыванию одеяла и натягиванию на себя шорт и футболки.
Услышав, что брат проснулся, Зойка моментально прибавила звук, и занимающие экран неопределяемого вида существа заблажили в полный голос.
- Приглуши-ка свой зверинец, сестрица! - потребовал Стась, направляясь в ванную.
- А между прочим, надо говорить "с добрым утром", - педагогическим голосом объявила ему вслед Зойка. Понятно, что звук не был уменьшен ни на йоту.
Выдавив на щетку белого червяка зубной пасты, Стась внимательно вгляделся в зеркало. Вид был вполне цветущий, с полагающимся вернувшемуся из турлагеря загаром и живописно взъерошенными со сна волосами. Самочувствие было тоже вполне приличным. Абсолютно-таки нормальным было самочувствие, несмотря на то, что после возвращения прошло уже пять дней...
Хлопнула входная дверь. Зойкины быстрые шаги протопали в прихожую: принять у матери сумку с хлебом.
- Стаська дома? - переобуваясь, спросила мама.
- Ага, он только-только выполз из кровати, - немедленно и с удовольствием сообщила сестра. - Я уже и пол подмести успела, и кружки вымыла, и в кухне на столе...
- Ты бы меньше в телик пялилась с утра пораньше... тоже мне, помощница незаменимая!
Стась выдвинулся из ванной и тряхнул в сторону Зойки предусмотрительно не вытертыми мокрыми руками. Та взвизгнула и спряталась за мать
- Да что ж ты у нас такая... звонкая, - поморщилась мама и слегка подтолкнула дочку в направлении кухни. - Иди хлеб выложи, что ж ты с сумкой обнимаешься? А ты, балбес великовозрастный, не задирай сестру! И вообще, не отравляйте мне последние дни отпуска!
Она отправилась в комнату и уже оттуда громко объявила:
- Сейчас я залягу на диван с книжкой, и если хоть один местный бездельник... мелкого или крупного размера... помешает мне в этом культовом занятии...
Какие кары ожидали потенциального святотатца, мама уточнять не стала.
Телевизор немедленно замолчал. Зойка в кухне уже трещала с кем-то по телефону. Повесив трубку, она живенько нацепила сандалеты и, сложив в яркий полиэтиленовый пакет какую-то свою девчоночью дребедень, сыпанула во двор.
Сунув на ходу в рот овсяное печенье, Стась тоже засобирался.
- К Михаилу? - не отрывая глаз от "Саги о Форсайтах", поинтересовалась мама.
- У-мгу, - внятно подтвердил Стась и отхлебнул изрядный глоток из тетрапака с молоком. - Вчера вечером я ему не дозвонился: все время занято было. Или с телефоном что-то.
- Так позвони сегодня...
- Да ладно, я так сгоняю. Все равно мне надо ему еще спальник вернуть, все никак не соберусь. Свой заберу опять же. Ладно, мам, я исчез!
На так и не пригодившемся Стасю мишкином спальнике, сложенном в углу около письменного стола, уютно пристроился Пяткин. Стась бесцеремонно стряхнул разнежившегося сибарита с мягкой лежанки, подхватил спальник под мышку и отправился к другу.
... Мишка был дома, и был он суров и угрюм.
- Компер мой накрылся, - мрачно пояснил он. - С концами. Жесткий диск полетел, рухлядь старая. Ладно, хоть мои файлы задублированы на дискетах, а то вообще... Нет, ну ты только подумай: в прошлом месяце монитор... все сбережения угрохал... ладно, отец добавил... а теперь эта жестянка!
С досады Мишка жахнул кулаком по столу и скривился: последствия злополучного полета в ванной давали о себе знать.
- Да, Миха, тут не позавидуешь, - согласился Стась. - Хреново, что и говорить. Прибегай ко мне, - мой старичок еще тянет...
- Не набегаешься. А, ладно, что теперь...
Мишка категорическим жестом продемонстрировал свое нежелание продолжать обсуждение этой трагической темы.
- Ладно, - объявил он решительно. - Давай теперь рассказывай про лагерь. В тот раз не удалось поговорить... но уж теперь!..
Тут оба приятеля фыркнули, вспомнив обстоятельства последней встречи два дня тому назад. Обстоятельства эти были несколько необычны, и на время отодвинули необходимость как-то объясняться по поводу несостоявшейся поездки Стася в турлагерь. Мишка-то в тот раз успел поведать другу о своих больничных коллизиях, а Стась отделался общими неопределенными фразами, из которых его друг сделал вполне логичный вывод о неудачно проведенном сезоне, и теперь жаждал полного отчета. Кроме того, в его мысли закралось предположение, что Стась специально делает недовольный вид, чтобы ему, Мишке, было не так обидно за сорвавшийся активный отдых.
Короче, избежать подробностей не представлялось возможным.
С мамой-то это удалось легко: она всегда не слишком старалась глубоко проникать в дела сына, и ее вполне устроили его цветущий загорелый вид и общие фразы о прекрасно проведенном времени. С сестрицей же Стась и отродясь не откровенничал: мала, болтлива, и вообще - девчонка. А с Мишкой нужно было или начистоту - или вовсе никак. "Вовсе никак" с лучшим другом не могло быть вовсе никак.
И Стась решительно начал:
- Слушай, Миха, ты должен мне пообещать... нет, ты должен мне поклясться, причем на самом полном серьезе поклясться, что никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не расскажешь того, что сейчас от меня услышишь...
ГЛАВА 17
Прошло восемь дней со дня возвращения. Потом десять. Двенадцать. Две недели.
Стась внимательнейшим образом прислушивался к своему самочувствию, но не обнаруживал никаких отклонений. Правда, один раз он не на шутку перепугался, почувствовав некое недомогание, однако после многократного посещения уборной и сведения на нет запасов туалетной бумаги он успокоился и воспрял духом. Стакан крепко настоянного курильского чая уничтожил остаточные явления желудочно-кишечного дискомфорта, случившегося, очевидно, после употребления купленного на улице пирожка с мясом.
Не пришлось отрабатывать вариант со срочным возвращением обратно во Флорт (вариант легенды для родных - счастливый случай с обучением за границей). А ведь все специалисты Пятого Этажа в неизбежности грядущей эвакуации были совершенно уверены! Кроме, пожалуй, все той же Великолепной Лайзы, которая не только безапелляционно заявила, что Стася без опаски можно отпустить домой безо всяких манипуляций с памятью, но и с изрядной долей сомнения восприняла решение о необходимости тщательной отработки упомянутого выше варианта с эвакуацией. При этом ничем особенно свое мнение не обосновывала, но выглядела по обыкновению чрезвычайно убедительно.
Итак, здоровье было в порядке. Прекрасное-таки было здоровьице, вполне соответствующее цветущему возрасту его обладателя. Как говорится, дай Бог каждому.
Иногда Стасю казалось даже, что не было никакого невероятного путешествия в удивительную Юланию с ее "нультранспортирующими", левитирующими и читающими мысли жителями, с непостижимыми "перепонками" и прочим фантастическим антуражем. Но уж кто никак не давал ему утвердиться в этом ощущении, так это Мишка.
Сначала он, как и всякий нормальный человек, не поверил ни единому слову приятеля. Да что он, совсем сдурел что ли, - принимать всерьез эту несусветную бредятину, пусть даже и в исполнении своего друга?! Друга, безусловно, закадычного, но в данной ситуации, увы, явно неадекватного. Он так и объявил Стасю: ты, мол, парень, что-то того... какой-то неадекватный. Ты там, в лагере, случаем, того, нигде не ударялся?.. на солнце не перегревался?.. мухоморов несвежих не употреблял?.. а свежих?
Оскорбленный Стась тогда без лишней дипломатии припомнил Мишке, что если уж кто из них и ударялся, так это некто, совершивший полет из-под ванного потолка в обнимку с лампочкой, а если он не хочет верить словам, то вот, пожалуйста, его, Стася, дневник. И вот ведь поразительный факт! Именно этой тетрадке с кошачьей мордой на обложке Мишка и поверил. Никогда не предполагал, заявил он, чтобы ты оказался способен столько времени потратить на письменное создание эдакой дурацкой дезы, да и фантазии у тебя не хватит на такие литературные подробности!
И с этого момента Мишка неотвязно стал требовать от Стася продолжения истории и форсирования событий.
Стась же почему-то упирался.
Он даже сам себе не мог объяснить, что с ним происходит. Точнее всего, пожалуй, было ощущение того, что он чудом вернулся к нормальной привычной жизни, избежав пусть чудесных, фантастических, но все же уж очень каких-то... стрессовых, что ли, перемен в своей жизни. Это в книжках главные герои очертя голову кидаются в круговороты невероятных приключений, словно и нет у них родных и близких, и психологически они не являются нормальными людьми, планирующими себе жизнь гораздо более предсказуемую.
Мишка же бил копытами, раздувал ноздри и рвался в бой. Он готов был сию минуту оседлать клетчатый самолет и махнуть сквозь все препоны... то есть, перепонки мира навстречу всему, что навстречу осмелится попасться. Он никак не понимал, почему Стась, который утверждал, что может связаться с юланцами в любой момент, этого не делает. На вопрос - зачем? - он отвечал невнятно, но очень эмоционально. Эмоции же эти сводились к тому, что надо быть круглым идиотом, чтобы упустить такую возможность!.. а какую, собственно, возможность - это как раз и звучало весьма невнятно.
Мишка даже высказал предположение, что ни кто иная, как Великолепная Лайза, к которой он почему-то сразу проникся каким-то враждебным чувством, заложила Стасю в мозги программу бездействия: чтобы не рыпался и потихоньку забыл все лишнее.
- А что, - и очень даже может быть, - отреагировал на это Стась. - Эта, брат, Лайза... да, эта еще и не такое может!
На яростные призывы бороться с "бессовестным зомбированием свободных граждан" Стась вяло отшучивался о разных весовых категориях с Великолепной и даже пытался философствовать на тему внутренней несвободы, чем вызвал очередное мишкино упоминание о мухоморах различной степени свежести.
Оставшись наедине, он не раз принимался раздумывать, - уж не закодирован ли был он, действительно, перед возвращением на родину? Но опять же - почему тогда он благополучно смог рассказать обо всем Мишке? И тому-то ничто не мешает начать трепаться направо и налево... хотя кто ему поверит, если вдуматься?
А потом как-то пришла мысль, простая и убийственная в своей простоте: да ведь ты, однако, перетрусил, драгоценный Стась ты Полосухин! И так доволен теперь тем, что все обошлось, - и домой вернулся, и помирать в установленный срок не начал, - что хватило тебя только на треп с другом, и не более того. И, может быть, именно это и имела в виду покопавшаяся в твоих мозгах юланская дароносица, понявшая, что решишь ты сидеть тише воды, прикусив язычок, и постараешься для личного спокойствия позабыть о своем невероятном путешествии.
А клетчатый самолет так и будет благополучно курсировать туда-сюда, аккуратно доставлять любопытствующих из параллельного умного, симпатичного, удивительного - и совершенно чужого - мира.
Ай-я-яй, сказал себе драгоценный Стась. Значит, так? Страшно тебе, бедному? И немедленно вызвал Мишку на Совет.
И Совет в составе двух человек, единственных на всей Гее знающих о существовании Юлании, единогласно постановил: надо готовиться к путешествию.
Решение было принято, но выполнение его было, мягко говоря, проблематично.
Состав экспедиции был ясен: оба. Мишка и слышать не хотел о том, что он рискует, надышавшись "выдоха глубин", потерять возможность вернуться на родину.
- Ты же жив-здоров! - заявил он, отмахнувшись от предупреждений Стася. - Что я, хуже тебя, что ли? У них это уже генетическое... сколько поколений живет в этом самом газе! А мы люди свежие, с нормальными организмами. Так что не мудри, одного я тебя туда не отпущу, так и знай!
Собственно, Стась ничего против и не имел. Само собой, вдвоем веселее, тем более, с таким другом, как Мишка!
А вот исчезнуть из дома - это была проблема, и проблема нешуточная. Договорились о том, что каждый обдумает все варианты, исходя из семейных планов. Стась приступил к вентилированию ситуации в тот же день, как бы между делом упомянув, что есть возможность съездить в турлагерь еще на один сезон вместе с Мишкой, которому просто необходимо отдохнуть после оставшихся в прошлом медицинских страданий. Визит к бабе Лизе планировался только в августе, и даже не в его начале, так стоит ли весь разгар лета торчать в городе, резонно вопрошал Стась. Путевку же он якобы готов был оплатить из тех самых личных сбережений... какие уж там деньги у мамы к концу отпуска!
Гладившая во время этого разговора белье мама отставила исходящий паром утюг и внимательно посмотрела в кристально честное лицо сына. По-видимому, последнее заявление вызвало у нее некоторые подозрения. Или, во всяком случае, сомнения. Она даже как-то выразительно хмыкнула, и Стась внутренне обругал себя: неужели переиграл?
Но мама снова взялась за утюг и некоторое время гладила молча, о чем-то раздумывая. Стась дипломатично помалкивал, невидящим взглядом уставившись во включенный телевизор. Наконец, мама аккуратно сложила очередную простыню, положила ее на стопку постельного белья, пристроила на гладильной доске зойкино платьишко и объявила:
- Что ж, почему бы и нет.
Стась едва удержался от шумных выражений восторга. Он только выдержал паузу и вполне равнодушно сказал:
- Ну что же, тогда я завтра за путевкой, если у Мишки все решится.
Но у Мишки ничего не решилось. Его мама решительно заявила, что турлагерь со всеми его походами, спортивными состязаниями и прочими неотъемлемыми атрибутами - совсем неподходящее место для ребенка, еще не восстановившегося после полученной травмы. Ребенок, переросший маму чуть ли не на голову, кинулся было бурно возражать, но тут же был поставлен на место отцом, посоветовавшим сыну не нарушать субординацию и не спорить с генералитетом. Мишкины заявления о недопустимой и унижающей его достоинство перестраховке генералитета приняты во внимание не были. Мишке была уготована судьба коротать жаркие июльские дни на даче, совместно с драгоценной сестрицей. Маме предстояло все лето не покидать трудовой пост, но зато отец в ближайшее время оформлял отпуск и ехал на дачу вместе с чадами.
Никуша была в восторге, Мишка же впал в угрюмую прострацию.
Жизнь оказалась дурацкой несправедливой штукой, о чем он и заявил позвонившему ему радостно возбужденному Стасю.
Стась тут же примчался к жестоко раздосадованному другу.
Они полчаса обсуждали ситуацию, закрывшись в мишкиной комнате, но придумать ничего не смогли. С Леонидом Андреевичем спорить было бесполезно, тем более, что он лично собирался руководить нынешним дачным отдыхом детей, чего не случалось довольно давно. К тому же он считал необходимым поддерживать авторитет матери, а раз сказала она, что ребенок не восстановился - значит, не восстановился. Даже если он скачет, как конь, и размахивает по утрам тяжеленными гантелями.
Совещание совсем зашло в тупик, когда Ольга Ивановна позвала мальчиков пить чай. Раздосадованный Мишка хотел было отказаться, но Стась уже ответил вежливо "спасибо, мы сейчас", так что все же пришлось ему, бурча что-то себе под нос, тащиться на кухню.
Леонид Андреевич уже сидел на своем обычном месте за столом, с удовольствием прихлебывая чай из огромной кружки, разрисованной неестественного вида цветами. К чаю было все, что надо, - банка с клубничным вареньем, вазочка с печеньем и вафлями, нарезанный тонкими колечками лимон.
Ольга Ивановна принялась задавать Стасю традиционные вопросы о мамином здоровье, о сестренке, о планах на лето и на прочие вежливые темы. Стась, конечно же, принялся активно живописать прелести лагеря, вскользь упомянув о постоянном медицинском контроле, оздоровительных процедурах и даже загнул про диетическое питание. Ольга Ивановна слушала, покачивая головой, - то ли не веря, то ли приятно удивляясь. Леонид Андреевич аккуратнейшим образом намазывал варенье на ломтик калача и в разговоре практически не участвовал. Мишка тоже помалкивал, крошил на клеенку печенье и бренькал ложечкой в остывшем чае.
Напоследок Стась не слишком уверенно предложил отпустить Мишку в лагерь вместе с ним. Раз уж не получилось в прошлый раз. Тут же торопливо пообещал, что в сложные походы они не пойдут, запишутся на легкие маршруты, и вообще будут максимально осторожны, и он лично готов отвечать за его, мишкино, драгоценное здоровье. Видимо, это был уже перебор, потому что Леонид Андреевич оторвался от своей ювелирной работы и внимательно - совсем как недавно мама! - посмотрел на моментально смутившегося Стася.
И еще чем-то выражение его лица неуловимо напомнило вдруг Стасю то, как смотрела на него в день первой встречи Лайза. Он отвел взгляд и даже зажмурился, до того реально мелькнула перед ним та самая красно-черная хламида. Тряхнув головой, он избавился от видения и снова взглянул на Леонида Андреевича, который в этот момент уже с аппетитом откусывал изрядный кусок от сладкого бутерброда. Ловко подхватив мизинцем густую каплю, приготовившуюся сорваться с края корочки, он по-детски быстро лизнул палец, причмокнул и вдруг сказал:
- А что, Оль, может, отпустим нашего оболтуса в настоящую молодежную компанию? Чего он, в самом деле, будет нам с Никушей на даче нервы мотать? Ты ж погляди на этот сосуд скорби! Он и за сегодняшний день своим видом и этим... утробным бурчанием... чуть молоко в холодильнике не сквасил.
Ольга Ивановна поперхнулась чаем:
- Ты же сам вот только сегодня говорил!..
Но что там ее супруг недавно говорил на эту тему, узнать не удалось, потому что вскочивший со своей табуретки Мишка так бурно стал выражать свое одобрение отцовским предложением, так энергично подтверждал свою безусловную потенциальную способность не только сквасить все молоко, но и покрыть плесенью все пищевые продукты в радиусе километра от его, мишкиной, недовольно-обиженной персоны, в случае отказа от лагеря, что вставить хоть слово было в течение некоторого времени совсем невозможно.
Когда Мишка иссяк и утих, Леонид Андреевич уже давно доел свой калач с вареньем, допил чай и спокойно сидел, скрестив руки на груди и насмешливо глядя на сына. Ольга Ивановна выглядела весьма недовольной, но спорить - может, при госте? - не стала.
Посчитав свою миссию выполненной, Стась заторопился домой.
Вечером Мишка позвонил ему и рассказал, что отец после ухода Стася выглядел несколько ошарашенным, словно сам удивлен был собственными словами, и долго разговаривал о чем-то с матерью, закрывшись в спальне. Но окончательный вердикт был все же в пользу Мишки. И был он этим совершенно потрясен, настолько это не похоже было на его родителей.
Но, как бы то ни было, путь в Юланию был открыт!
ГЛАВА 18
Следующей задачей было выяснить дату следующего рейса клетчатого самолёта.
Стась покопался в дневнике, нашел нужные цифры и высчитал, что перепонка должна открыться послезавтра вечером. Времени на сборы было предостаточно. И тут наконец в Мишке проснулся здравый смысл.
- Послушай, Стась, - задумчиво спросил он, - а как мы, собственно, сядем на самолет? Билетов у нас нет, так?
Спорить с этим было трудно.
- А это значит, - рассудительно продолжал Мишка, - что нас не пропустят на регистрацию. Эти аэропортовские тетки... какие они там, зомбированные, что ли?.. в общем, неважно... короче, не пропустят. Даже если бы мы мимо них до самолета добрались, там элементарно не будет мест, и все. И что тогда? Или ты считаешь, что теперь такая важнючая персона, что тебя повезут всенепременно?
Вот был в этом весь Мишка! Сначала криком кричал, обвиняя Стася в малодушии и прочих грехах, а теперь сомневается, стоит ли вообще затевать это предприятие. Так и сказал ему Стась. На что Мишка завопил, что он на попятный не идет, но мозги-то надо включать, потому что его сомнения абсолютно закономерны, и хороши же они будут со своими рюкзаками, ушедшие из дома на три недели и оставшиеся за порогом ... вернее, за дверью с клетчатым логотипом.
И это было абсолютно логично. Но все равно Стася разозлила мишкина манера, поэтому он ответил что-то на повышенных тонах, и они поругались. Было это глупо до невозможности, и оба понимали это, но шаг к примирению в этом возрасте сделать чрезвычайно трудно. Расстались не прощаясь, и дверь в квартиру Стася, где состоялся этот разговор, захлопнута была с приложением излишней силы.
Полночи Стась ломал голову: а как же, действительно, попасть на самолет? Здраво рассуждая, шансов-то никаких. Или сразу пробираться на поле, где стоит самолет? Не военный же аэродром, вряд ли он так уж серьезно охраняется... А там, может быть, будет кто-то знакомый... тот же бортпроводник или летчик, они оба видели Стася и, безусловно, запомнили, переполох-то тогда поднялся будь здоров!
Эх, поспешили они, признался себе Стась. Надо было ему самому просто-напросто передать с кем-нибудь из пришедших к отлету пассажиров послание тем же Спарку или Базиту. И попросить разрешения прилететь, привезти с собой Мишку, раз уж тот в курсе всего. Поспешили, факт. А все этот чертов Миха, буквально взял его, Стася, на слабо, и вот результат. Куда, действительно, они денутся, если не улетят?!
Так он и заснул, ничего не придумав, лишь обвинив и себя, и Мишку во всех смертных грехах. И, собственно, поделом.
Утро не оказалось мудренее вечера. Проснувшись чуть ли не в обед, он понял, что ситуация видится ему все такой же неразрешимой. Ясно было только одно, - с Мишкой надо мириться.
Он набрал нужный номер. К телефону подошла Ника. Стася она опознала сразу и, не поздоровавшись, с ходу сообщила, что братец "злой-презлой, на всех рычит с утра, ему, наверное, приснились черти рогатые, сказала мама, а папы дома нет, а то бы он точно определил, что ему там приснилось, но папа очень рано встал и ушел по своим делам, а сейчас и мама ушла на работу, так что они с Мишкой дома одни, а к нему даже подходить боязно, потому что он буквально рычит..." и так далее.
Терпеливо переслушав все, что хотела сообщить Ника, Стась отправил ее к рычащему брату, и через минуту Мишка выдал в трубку свое неизменное "ну..?". Не рассусоливая лишнего, Стась заявил:
- Ладно, Миха, хватит собачиться, не до того сейчас. Выползай через часик на Тумановку, прошвырнемся в Чепалово и по дороге еще раз все обсудим.
(Тумановка - это переулок Туманова, где на детской площадке они частенько встречались, чтобы куда-нибудь совместно отправиться.)
Мишка, надо отдать ему должное, выкобениваться и искать правых - виноватых не стал, на встречу согласился, сказал только, что не через час, а через полтора. Наверняка ведь ничем не был занят, а так только - чтобы свое веское слово вставить. Ну, Стась спорить не стал, не велика разница, пусть его, что они меняют, эти полчаса.
В назначенное время они встретились и пошли в сторону Чепалово. По дороге так и эдак крутили ситуацию, обсуждая все те же варианты. Мишка был за прорыв на летное поле, Стася этот путь привлекал гораздо меньше. Когда уже подходили к аэропорту, Мишка вдруг замедлил шаг и мрачно заявил:
- Все дело во мне. Без меня ты улетишь - не фиг делать. Тебя уже знают и не боятся, а из-за меня могут быть проблемы.
- Ну да, ты-то уж точно всех до смерти перепугаешь! - хохотнул Стась, но не мог не признать справедливость мишкиного замечания.
В помещении аэровокзала было гораздо оживленнее, чем в тот день, когда улетал Стась. Шла регистрация сразу на три рейса, толпились отъезжающие вперемежку с провожающими, бодро торговал буфет, и справочное бюро не пряталось за мятой бумажкой на очередной или внеочередной пятнадцатиминутный перерыв.
Оглядевшись, Стась показал Мишке на ту самую дверь, которую украшал тогда клетчатый логотип. Она оказалась приоткрытой. Друзья направились прямиком к ней, и Мишка решительно распахнул ее.
Естественно, там была все та же регистрационная стойка, и аппарат с транспортерной лентой был все тот же, и полупрозрачное матовое стекло никуда не делось. Только за стойкой сидел на высоком стуле, вальяжно развалившись и забросив ногу в высоком зашнурованном черном ботинке на соседний стул, молодой парень в зелено-пестром камуфляжном костюме.
Увидев ребят, он шумно шлепнул на стойку разлохмаченный яркий журнал, на обложке которого красовалась абсолютно неодетая девица, изогнувшаяся в немыслимой позе, спустил ногу на пол, выпятил вперед нижнюю челюсть и прищурился. Все это вместе, видимо, должно было заменить конкретный вопрос, и вопрос этот формулировался следующим образом: чё, блин, надо?
Уловив этот вопрос, Стась брякнул первое, что пришло в голову:
- А что, регистрация на Пирамон разве не здесь идет?
- Какая тебе здесь регистрация? - лениво удивился камуфлированный. - Ты чего, не видишь, что здесь пусто? Куда лезешь?
Никто никуда не лез, но спорить смысла не было.
- В прошлый раз мы здесь регистрировались на Пирамон, - зачем-то повторил Стась, оглядывая помещение.
- Ты что, малец, глухой, что ли? - поинтересовался камуфлированный, возвращая ногу на сидение. - Какой еще пирамидон? Дверь закройте с той стороны!
И он сгреб со стойки гнутую красотку.
Друзья закрыли дверь с указанной стороны.
- Пошли посидим, - предложил Мишка, и они направились к свободным креслам зала ожидания.
- Они все оформляют, как обычно, и все. Я так понял, даже не помнят этого потом. Или что-то в этом роде. У них там принцип такой - не нарушать местных порядков. Хотя убей Бог, не понимаю, зачем это... Тем более, и самолет их, и машину никто из наших как бы не видит, не воспринимает. Нейтрозащита. Понятия не имею, что это за штука, но работает железно.
- Ага, железно, - скривился Мишка. - а ты? Ты-то все видел, все воспринимал, все запомнил... Это как?
Стась пожал плечами. Рассказывал ведь уже, что никто так и не понял, почему это случилось. Похоже, такой прокол случился впервые за всю историю полетов из Юлании на Гею.
Помолчали еще.
- Так что решаем-то? - не выдержал Стась. - Завтра-то... как действуем?
В конечном счете решение было принято такое: они приходят заранее, и Стась высматривает всех приходящих пассажиров клетчатого самолета. Если видит знакомого - подходит, объясняет ситуацию, - мол, что-то занедужил, приходится возвращаться, помогайте, братцы. Ну, и Мишку с собой, мол, - все равно парень в курсе, пусть сопровождает. А если знакомых не будет - то же можно последнему из пришедших выложить. Не бросят же эти гуманисты погибающего аборигена, который надышался в их мире рокового газа! А там уж Стась повинится, что слегка приврал, и помирать пока не собирался. Или окажется, что пирожками траванулся... мог же он испугаться, было же такое? Было! И что ж ему, ждать предсмертного состояния?
На том и порешили. Отправились по домам собирать рюкзаки.
ГЛАВА 19
Для верности друзья заявились в аэропорт с изрядным запасом времени: вдруг Стась ошибся в расчетах? Но зайдя внутрь аэровокзала, Стась сразу успокоился (если можно назвать спокойствием состояние тихого лихорадочного возбуждения): на заветной двери красовался прямоугольничек с бело-голубой символикой. А дверь, похоже, была заперта. Проверять он не стал, но Мишка подошел и дернул за ручку, демонстративно развел руками, значит - закрыта. Пока.
Они заняли удобный наблюдательный пункт недалеко от этой стратегической двери на скамейке, с которой хорошо просматривался вход, и принялись ждать.
Мишка нервничал ужасно. Он без конца вертелся на сидении, несколько раз вскакивал и начинал вышагивать по залу, потом снова падал на лавочку, барабанил пальцами по коленкам. От него прямо-таки истекали волны высокого напряжения. Стась же, напротив, словно вжался в свое место и почти что впал в оцепенение. Вытанцовывающий вокруг Мишка раздражал его все больше. Просто ужас, как он его раздражал! Так и дал бы подзатыльника этому дерганому балбесу, который явно решил привлечь к себе внимание всего аэропорта и окрестных улиц! Он совсем уже было открыл рот, чтобы рявкнуть на вскочившего в очередной раз Миху, но как раз в этот самый момент один из медленно прогуливающихся по залу пассажиров повернул к той самой двери и дернул за ручку. Дверь не поддалась, и пассажир спокойно продолжил свое дефиле.
Мишка не заметил ничего, а Стась так и впился взглядом в потенциального юланца. Это был немолодой мужчина с седоватыми слегка вьющимися волосами, пестрой рубашке с короткими рукавами и светло-серых брюках. На груди висели темные очки, прицепленные дужками на тонкую цепочку. Ремень с поясной сумкой - и никакого багажа. Видимо, вещи были в камере хранения, или за ними присматривал кто-то другой?
Стась подозвал Мишку, усадил рядом и потихоньку показал ему кучерявого дядьку. Шпион из Мишки никогда бы не получился: он так откровенно начал на того пялиться, что пришлось чувствительно врезать ему локтем по ребрам. За это время пассажир все тем же неторопливым шагом удалился в туалет.
- Это, наверное, обычный мужик! - свистящим шепотом заявил Мишка. - Просто искал сортир, вот и ломился во все двери!
- Никуда он не ломился, а конкретно проверил, открыта дверь или нет... И что ты думаешь, юланцу не может понадобиться в туалет? Что ж он, не человек, что ли?
Но прав оказался Мишка. Едва пассажир вышел из туалета, оказалось, что никакой он и не пассажир, а вовсе даже встречающий, потому что тут как раз объявили о прибытии какого-то рейса, и дядька живо отставил свою ленивую неторопливость, подхватился и чуть ли не вприпрыжку рванул к выходу.
Мишка восторжествовал. Стась поинтересовался, чему он, собственно, радуется. Мишка ответил, что своей интуиции, и вообще внешний вид этого дядьки не соответствовал его, мишкиным, требованиям к представителям параллельного мира. Видел бы ты того, кого я принял тогда за алкоголика, хотел сказать Стась, но не успел, потому что заветная дверь - открылась. В проеме показалась дама в униформе, оглядела зал и утянулась обратно. Дверь осталась приоткрытой.
По-видимому, настало время начала регистрации.
И вот тут ахнули оба.
Буквально с соседней скамеечки поднялись две девицы самого несерьезного вида, - одна в цветастом сарафанчике "а-ля пятидесятые" и соответствующей соломенной шляпке чуть ли не с цветком, другая - в простенькой футболочке и шортиках, обе с небольшими спортивными сумками. Оживленно переговариваясь, они направились к приоткрытой двери и скрылись за ней.
Мишка присвистнул.
- Такой облик тебя устраивает? - поинтересовался Стась. - Представителей иных миров?
- Блин, они же совсем рядом сидели! - не слушая его, бормотал Мишка. - Мы ничего лишнего не брякнули при них?
- А мы разве разговаривали? По-моему, ты молча метался взад-вперед... ну, разве что сопел оглушительно, - не удержался Стась.
- А это точно... то, что мы думаем? - спросил вдруг Мишка. - Может, там что-нибудь другое, мало ли...
- Ты что? - уставился на него Стась. - Глаза-то разуй, - видишь метку клетчатую? Все, как тогда!
- Какая метка? - пришло время удивляться Мишке. - У тебя галлюцинации?
Пока они удивлялись друг другу, мимо них прошествовала целая компания, - шесть человек, пять мужчин и одна пожилая дама, которые тоже направлялись прямиком к заветной двери. Один за другим они скрылись за ней.
- Восемь, - подытожил Стась. - А в самолете двенадцать кресел. И знакомых пока никого. Что, ждем еще?
Мишка молча встал и, описав широкую дугу, подошел к двери. Секунд десять он стоял, исследуя ее поверхность. Потом решительно дернул ручку на себя и еще некоторое время смотрел вглубь помещения, после чего вернулся к замершему на лавочке Стасю.
- Ну, и что ты мне втираешь? - раздраженно поинтересовался он, с размаху усаживаясь рядом. - Ни фига там нет! Чего мы ждем? Ты явно что-то напутал, математик!
- Как нет? - опешил Стась. - Как - ничего? А люди где?
Мишка молча махнул рукой, и вид у него при этом был самый раздосадованный.
Стась чуть ли не трусцой кинулся к двери и заглянул внутрь. Последний из мужчин как раз протянул свой билет сидящей за стойкой сотруднице, другой снимал чемодан с транспортерной ленты, проходящей через просвечивающую систему. Никто из присутствующих не обратил на него ни малейшего внимания. Стась прикрыл дверь и вернулся к Мишке.
- Чего ты паникуешь? Все штатно, народ оформляется!
Тот аж взвился.
- Кто оформляется? Куда? Чего ты гонишь?
Видно было, что он нисколько не шутил.
- Подожди, Миха, - Стась судорожно соображал, - ты же сам видел этих двух девчонок... и потом еще шесть человек... видел же?
- Да я здесь уже чертову прорву народу видел, и что? Это все твои инопланетяне? Слушай, может, они как-нибудь по-другому теперь улетают? Как мы теперь это узнаем?
- Миха, они здесь, и они сейчас регистрируются на самолет за этой самой дверью, я только что видел это своими глазами!
- Ага. Полная комната народу. Регистрируются. А я, видимо, чокнулся.
И Мишка даже сплюнул на пол. И отвернулся.
Все это совсем не походило на Мишку - раз, и было в высшей степени странно - два.
"Черт, - осенило ошарашенного Стася, - да это же та самая нейтрозащита! Он просто не воспринимает все, что связано с отлетом клетчатого самолета! Видит - и не воспринимает! И что же теперь делать? Ведь я не могу ему ничего объяснить, он мне просто не верит..."
А через зал шли еще двое. Они шли медленно, и один шел немного впереди, а другой - молодой парень - нес за ним объемистую сумку. И первый человек определенно был знаком Стасю, это был один из тех, кого в том, первом, рейсе прозвал он Дипломатами. Нынче выглядел он далеко не так респектабельно, как в прошлый раз. "Подзадержался у нас", сразу сообразил Стась. Недолго думая, он вскочил и кинулся наперерез юланцу. Тот остановился.
- Извините, пожалуйста... здравствуйте! - сбивчиво начал Стась. - Вы меня не помните? Я летал в Пирамон... случайно тогда попал на ваш самолет... помните? И Биглан Спарк...
Дипломат повернулся к своему спутнику:
- Спасибо, молодой человек, дальше я сам. Вот юноша мне и поможет... спасибо.
Парень кивнул головой, поставил сумку на пол и пошел к выходу.
- Таксист, - словно оправдываясь, сказал Дипломат. - Я попросил помочь. Да, я помню вас. Ваше появление наделало много шума... Я слышал, что вас вернули, и даже не стали... впрочем, неважно. Как я понимаю, вам необходимо лететь? Возникли проблемы?
- В некотором роде, - неопределенно ответил Стась. - Да, я хотел бы полететь...
- Конечно, если надо - мы это организуем. Вам придется немного подождать, вы же понимаете, мы сохранили ряд формальностей...
- Да-да, конечно, я знаю, - торопливо согласился Стась. - Только понимаете, - я не один.
- В каком смысле? - не понял или сделал вид, что не понял, Дипломат. И тут же непроизвольно бросил быстрый взгляд куда-то за спину Стася.
- В самом прямом. Со мной товарищ. Понимаете, я ему рассказал... в общем, он в курсе... и очень хотел вместе со мной... то есть, он... ну, чтобы мне помочь... и вообще...
- Товарищ? - Дипломат недоуменно вскинул брови.
Стась обернулся. Мишка сидел на краешке лавочки, готовый в любую секунду вскочить, и смотрел на них во все глаза.
- Да, вон он сидит.
- Помилуйте, неужели он тоже...
Стась понял, о чем он хотел спросить.
- Нет, он, похоже, не может... Он ничего не видит там, - Стась кивнул в сторону комнаты регистрации, - и я ни в чем не могу его убедить. Мы почти поругались...
- Боюсь, это очень неразумный поступок. Очень.
Дипломат наклонился за сумкой, но Стась торопливо подхватил ее и зашагал в нужном направлении. Дойдя до двери, Дипломат остановился, вытер платком бледное потное лицо. Стась опустил сумку на пол.
- Ждите здесь. Я сообщу. Я, правда, несколько сомневаюсь...
Но в чем он, собственно, сомневается, осталось неизвестным. Он с видимым усилием поднял свой багаж и скрылся за дверью. Стась вернулся к Мишке, который сорвался ему навстречу.
- Ну что? Кто это был? Что ты ему сказал?
Стась пересказал ему разговор. Мишка тут же оскорбился:
- Что я не могу? Чего ты ему наболтал? Не хочешь, чтобы меня пустили на самолет? Ну спасибо тебе, друг называется!
- А вот скажи мне, ты заметил, куда он зашел? Куда я его проводил?
- А, иди ты!
Мишка резко крутанулся на месте, вернулся к своему рюкзаку и принялся что-то искать в наружном кармане. Делал он это так долго и тщательно, что за версту было видно, что ему абсолютно ничего там не было нужно. Стась молча наблюдал за другом, пытаясь представить себя на его месте. Действительно, а что бы он сказал Мишке, если бы тот ему доказывал реальность чего-то явно несуществующего? Да еще в такой ситуации, когда все на нервах? Ой, вряд ли стал бы он, Стась, молча ковыряться в рюкзаке...
Стась подошел к другу.
- Послушай меня, Мишка. Только не торопись, выслушай, понял?
- Ну? - буркнул Мишка, застегивая клапан.
- Помнишь, когда я тебе рассказывал...они говорили про какую-то нейтрозащиту? Я еще удивлялся, как это они не боятся прямо нашим аэродромом пользоваться... помнишь?
- Ну?
Реакция Мишки не отличалась разнообразием.
- Вот тебе и ну. Она на тебя сейчас действует.
- Кто?
- Да защита же эта, черт возьми! Понятия не имею, как они это делают, но работает стопроцентно! Ты только что смотрел - и не видел, представляешь? Ты только не психуй, - торопливо начал он, заметив, что Мишку буквально передернуло и он явно не на шутку разозлен, - ты мне поверь! На меня эта штука почему-то не действует, вот я и прорвался... а ты как раз нормальный человек, поэтому... И я не знаю, может, зря я тебя уговариваю, может, это как-нибудь для твоей психики вредно, конфликт какой-то происходит...
- Вот насчет конфликта - это ты угадал, - сквозь зубы процедил Мишка. - А психики моей я тебя попрошу не касаться. Целее будешь.
Он одним рывком забросил рюкзак себе за плечи.
- Развел меня, как мальчика... Я, значит, психический? Не вижу, не слышу, не понимаю. Ладно. Привет этим твоим, как их... чуланцам!
И он решительно зашагал к выходу.
- Миха, да ты что? Куда ты?
Первой реакцией Стася было - кинуться за другом, остановить, удержать, но он тут же понял, что ничего из этого не получится, кроме стыдной, дурацкой ссоры, и может даже - драки. Мишка запросто может махнуть кулаком, если к нему приставать, вон он какой... неадекватный. Стась с досады сам шарахнул кулаком себя по ладони - и остался на месте. И даже сел обратно на скамейку рядом с оставшимся в одиночестве рюкзаком. А что ему оставалось делать?
И был он так огорчен этим поступком своего друга, что едва не забыл, зачем сам здесь находится. А между тем, еще двое пассажиров подошли на регистрацию, - дама преклонных лет, полная, в бесформенном шелковом платье, и сопровождающая ее молодая женщина в обтягивающих бриджах и мужской клетчатой рубашке, лихо завязанной узлом на животе. Они торопливо прошли через зал, при этом старшая шагала так энергично, что молодая поспевала за ней не без труда.
"Одиннадцать", машинально подытожил Стась. "Почти все". Он продолжал ждать. Что, кому и как собирался сообщить Дипломат, он не имел ни малейшего понятия, но не сомневался, что тот не обманет. Тем более, официальная версия была та, что у него возникли проблемы со здоровьем, именно так понял его Дипломат, которому самому было уже явно весьма и весьма нехорошо без Выдоха Глубин. Не могут же они дать ему тут погибнуть?
Просеменил мимо еще один пассажир, долговязый, сгибающийся под тяжестью двух здоровенных коробок, надежно перехваченных капроновым шнуром. Это был последний...
Подождав еще минут десять, Стась не выдержал и, вскинув на плечо рюкзак, зашагал к заветной двери.
Приоткрыв ее и заглянув внутрь, он увидел абсолютно ожидаемую картину, - двух теток в синем, одна из которых что-то чиркала ручкой в своих бумагах, успевая при этом вполголоса переговариваться со второй, которая занимала стратегический пост у интровизора, или как там его называют.
- Скажите, пожалуйста, регистрация уже закончилась? -спросил у теток Стась.
Вопрос пришлось повторить, потому что безусловная важность разговора не позволила им сразу отреагировать на любопытствующего парнишку.
- Через пятнадцать минут кончим, - сверившись с наручными часами, ответила наконец одна из них. Другая тут же, скабрезно захихикав, почему-то засомневалась:
- Ой ли? Да неужто же нам так скоро повезет? И что же, прям сразу обе-две?
Вслед за товаркой принялась хихикать и первая.
Пожав плечами, Стась ретировался. Без билета его здесь не пропустили бы ни за что, это ясно. Где же Дипломат с его обещанием все выяснить? Не снимая с плеча рюкзак, Стась прислонился к стене. Еще пятнадцать минут... и что дальше? Ни с чем возвращаться домой? Опять что-то придумывать, врать? Да еще объясняться с Мишкой... Стась чуть не застонал от такой перспективы.
И, видимо, очень уж не цветущий был у него при этом вид, потому что появившийся перед ним в этот момент человек в летной форме нахмурил брови и смотрел явно сочувственно.
- Здравствуйте, меня зовут Алик, - представился подошедший. - Вы - Стась?
Не дожидаясь ответа на этот, видимо, риторический для него, вопрос, он протянул руку, и Стась безропотно отдал свой рюкзак.
- Идемте, - скомандовал Алик, широко распахивая дверь. И они прошли мимо все так же болтающих о какой-то ерунде униформеннвх теток, которые даже не посмотрели в их сторону, мимо рамки металлоискателя, прямиком в уже знакомый Стасю накопитель, который был на этот раз пуст. У выхода на летное поле стояла все та же "Газель" с тонированными стеклами. Дверь в машину была открыта, и Стась увидел сидящего с краю Дипломата.
Алик приглашающим жестом показал на машину.
Через минуту "Газель" неторопливо покатила по краю летного поля, туда, где ожидал своих пассажиров невидимый никому на Гее клетчатый самолет.