Строчки сами складывались в четверостишие у меня в голове, когда самолет, разогнавшись по взлетной полосе, на большой скорости взмыл в ясное голубое небо. В моих стихах сказочные паруса несли сказочную яхту желаний. А здесь, наяву, в настоящее время, не в выдуманное, меня нес на всех парах современный авиалайнер в современный мир новых встреч и ярких событий.
Я сидела в кресле у окна и смотрела, как быстро отдаляется земля, здание аэропорта, и аккуратные домики, прилегающего к нему, поселка. Левая рука лежала у меня на выпуклом животе, а правую я отвела и вытянула в сторону, стараясь, чтобы солнечные лучи коснулись моего безымянного пальца, на котором блестело золотое обручальное кольцо.
Я могла смотреть на него часами, днями, неделями и годами. От этого я получала такое удовольствие, какое получает маленькая девочка, когда ей разрешают первый раз в жизни накрасить лаком ногти, или губной помадой губы. Эта маленькая кокетка готова смотреть на себя в зеркало вечность.
Так и я. Прошло почти шесть месяцев, как мы с Костей расписались в ЗАГСе, а я не могу спокойно, без волнения, носить этот вечный символ любви и верности на пальце. Где бы я ни была, что бы я ни делала, я везде старалась показать руку так, чтобы как можно больше людей увидело, что я замужем, что не свободна, а занята самым прекрасным мужчиной на земле.
В основном, я замечала, что прохожие смотрят на меня с улыбкой, понимая, как я счастлива. Но, бывали моменты, когда, окружающие глядели в мою сторону с недоумением, видя, как я выставляю вперед правую руку и глазею на свой палец с блаженной улыбкой на лице. Еще чуть-чуть, и они бы крутили у виска, как бы говоря, что у девицы не все в порядке с головой. Тогда я принимала строгий вид, а в душе у меня пели соловьи от радости, что мои манипуляции с кольцом не остались незамеченными для публики.
Вот и сейчас, выставив руку в сторону, я, краем глаза увидела, как Дашка с Люсей перешептываются и тихонько посмеиваются надо мной. Мои подруги, верные мне, как Санчо Пансо своему Дон Кихоту, сидели рядом со мной и точно так же, как я, летели на встречу с приятным неизвестным.
Почему с приятным, спросите Вы? Да потому, что вся наша троица находилась в приподнятом настроении. Потому, что Дашка и Люся были так же беременны, как и я. И у них, точно так же, как и у меня, торчали животы. И срок их беременности был точно таким же, как и мой - семь месяцев.
По какой-то невероятной случайности, которая бывает раз на миллион, мы все втроем залетели в одно и то же время, и, может быть, даже, в один и тот же день. Насчет дня, я, конечно, не уверена. Нужно будет спросить провидение. Но, то, что в один месяц, это нам сказала наша гинеколог, у которой мы, опять-таки, не сговариваясь заранее, встретились под кабинетом зимним февральским днем.
Я летела в женскую консультацию на прием к врачу, как ракета. Мне нужно было, как можно скорее, развеять все свои догадки и сомнения. Дело в том, что из-за загруженности работой, я не заметила, как меня, неожиданно, покинули те неблагоприятные дни, которые обычно посещают нас всех, без исключения, женщин один раз в месяц.
Выполнив заказ хозяйки косметического салона "Очарование" Виолетты Эдуардовны, я не могла себе представить, какую бурю произведу в нашем художественном бомонде. Друзья, подруги, приятели и приятельницы, входящие в круг общения Виолетты Эдуардовны, все, без исключения, приходили к ней в салон и смотрели на моё полотно.
Понравилась им моя картина, или нет, я могла судить по тому, как часто раздавался звонок моего мобильного телефона. А он, надо сказать правду, звонил без перерыва на обед и сон. Я не могла спокойно работать в студии, не могла ночью спать, потому что в самый неподходящий момент раздавалась трель трубки и приятный голос мужчины или женщины выражал мне свое восхищение моей работой и робкую просьбу и надежду, что я не откажу им на их предложение.
Удовлетворить желание всех желающих я не могла. И не потому, что не хотела. Просто у меня были свои принципы. Я, например, работала не только из-за денег, мне еще был важен сам человек, который заказал у меня картину. Мне было интересно знать, где и кем он работает. А, если не работает, то чем занимается и что он собой представляет.
Поэтому, выбирая клиентов через одного, я и так столько писала картин, как никогда еще в своей молодой жизни. Но, договариваясь с заказчиком, я обговаривала с ним одну деталь, что, если буду устраивать выставку, он, без разговоров и препирательств, отдаст мне картину на время её проведения. Без этого условия я даже не бралась за кисти.
К чести самих клиентов, никто из них и не сопротивлялся моим требованиям. Да и как тут будешь сопротивляться, если между ними установилось негласное соревнование: кто из них быстрее сможет меня заполучить в качестве " творца и подателя прекрасного". Об этом по секрету мне поведала сама Виолетта Эдуардовна, подшучивая и подтрунивая над своими друзьями.
Мне понравилась идея с выставкой. Думая о ней, я окунулась в работу с головой, и не заметила, как пролетела осень со свадьбой и венчанием Люси и Романа, и пришла зима со своими холодами и морозами.
Мысль о выставке согревала мне душу, а Костина любовь сердце и тело. Днем я купалась в легких лучах славы, представляя себя рядом со своими картинами, а, длительной морозной ночью согревалась в нежных объятиях своего любимого.
Такой темп работы, тщеславия и любви выбил, напрочь, из головы счет дням и месяцам. Поэтому, одним февральским утром, я проснулась и подумала о том, что я себя хорошо чувствую, что давно у меня не ломит в пояснице, не болит грудь и не тянет низ живота. Что ночью, во сне, я ловила рыбу, и в садке у меня плавало три больших судака. Они смотрели своими выпученными глазами, а из их рта раздавалась песня:
- Тра- ля- ля, тра-ля-ля,
Ну, давай, поймай меня.
Зная, что моей жизнью руководят не общепринятые правила, а сны, меня подкинуло на кровати и снесло с неё со скоростью ветра. Я перелетела через любимую собачку Марго, которая мирно спала у меня под боком, и понеслась на кухню, где в записной книжке был отмечен номер телефона гинеколога. Записавшись к ней на прием, я быстро начала собираться, судорожно вспоминая, когда в последний раз у меня были женские недомогания. Как я не напрягалась, вспомнить не смогла.
Поэтому, несясь на полном ходу, как винтокрыл, я, перепрыгивая через две ступеньки, взлетела на второй этаж женской консультации и, как заправский парашютист точно по курсу приземлилась на стул под кабинетом.
Анна Владимировна Головнова была молодой женщиной тридцати пяти лет и прекрасным врачом. Врачом от Бога, как отзывались о ней многие женщины. Мне она тоже очень нравилась. Причем, не только из-за внешности. Хотя, красотой она не была обделена. Прежде всего, мне импонировала её нежность и большой профессионализм.
Когда женщина на приеме у гинеколога, она чувствует свою ранимость и незащищенность. И важно, чтобы врач не применял грубое насилие и не причинял боль.
Анна Владимировна была сама нежность и внимательность. Её мягкие руки касались меня, не причиняя даже мелкого неудобства.
- Ну, что, милочка, поздравляю,- сказала приятным голосом врач,- шесть недель.
- Я не верю. Неужели это правда?
- Конечно, правда. Стоило мне Вас обманывать.
- А ошибки быть не может?- снова спросила я.
- Не говорите глупостей. Уж что-что, а определить беременность для меня, это что хлопнуть в ладоши. Не представляет никакой трудности. Так что, дорогая, Вам предстоит очень приятный период жизни. Сейчас я Вам выпишу направления на анализы и на сроке в двенадцать недель милости прошу ко мне на осмотр. Нельзя курить, пить и злоупотреблять.
- Что злоупотреблять?- не поняла я.
- Да все. Вот Вы кем работаете?
- Художником.
- Ах, да. Я вспомнила. Так вот. Вам нельзя много дышать маслеными красками. Больше гулять на воздухе и не сидеть в закрытой и вонючей студии.
- Почему в вонючей? Мне запах краски очень нравится.
- Вам, может быть и нравится. А вот Вашему малышу, я думаю не очень.
- Почему Вы сказали "малышу"? У меня что, мальчик?
- Девочка или мальчик - это определит УЗИ. Я просто выразилась, так сказать обобщенно. И вообще, Вы сейчас меньше думайте о поле ребенка, а больше о его здоровье.
- А что у него со здоровьем?- испугалась я.
- Фу ты, мамаша, что Вы цепляетесь за слова. Я сказала просто образно. Чтобы Вы понимали свою основную роль в его жизни. Вам сейчас самое главное выносить и родить здорового ребенка. Понимаете, здорового. А кто это, мальчик или девочка, не столь суть важно. Я понятно изъясняюсь? Или пол ребенка для Вас имеет большое значение?- подозрительно задала вопрос Анна Владимировна.
- Нет, нет. Что Вы. Абсолютно никакого. Просто Вы меня ошарашили этой новостью, и я растерялась.
- А Ваш муж знает о том, что Вы беременны?
- Нет, не знает. И он мне еще не муж. Пока. А, может быть, и не пока.
- Ну, что ж, самое время сообщить ему эту новость и проверить его на предмет любви к Вам.
Анна Владимировна была права. Я не могла больше скрывать от Кости свою беременность. Он должен знать, а там сам решит: простить меня за то, что я не говорила ему о своих планах и не ставила его в известность о своих намерениях в отношении ребенка или нет. Быть ему со мной или, как говорится, не быть.
С такими мыслями я открыла дверь и увидела, что под кабинетом на стуле сидит взволнованная Дарья. Лицо у нее было напруженное, и в руках она теребила маленький носовой платок.
- Привет, Дашуль,- радостно поздоровалась я с подругой,- тоже на осмотр?
- Здравствуй, дорогая,- ответила сдержанно, не проявляя больших эмоций, Дашка,- похоже это не осмотр, а констатация факта.
- Какого факта?
- Факта моей беременности.
- Ты что, тоже залетела?- нервно хихикнула я.
- Что значит - тоже? И вообще, что это тебя так развеселило?
- Дашка, ты что, не врубаешься? Тоже - это и значит тоже. Я беременна. Ты понимаешь, о чем я говорю? Или перевести на английский?
- Не может быть,- до Дашки, наконец-то, стал доходить смысл слов, сказанных мною.
- Что значит - не может быть? У тебя, значит, может, а у меня - нет. Так, что ли, понимать твое выражение?- Обиделась я на подругу. Интересно, раньше никогда не обижалась на Дашку, чтобы она ни сказала. А, сейчас, мне, вдруг стало обидно. "Это, наверное, говорю не я, а моё теперешнее состояние организма,- подумала я с радостью,- надо же, как меняется характер у беременной женщины. Теперь буду капризной, глупой и сварливой".- Мне от этих мыслей стало так хорошо, что я сразу забыла об обиде и улыбнулась Дашке.
- Дашенька, милая, любимая. Это же прекрасно, что так все получилось. Мы теперь с тобой вместе, такие огромные, величественные будем прогуливаться, как настоящие матроны. Я об этом в последнее время только и мечтала, а ты грустишь. Прочь из головы дурные мысли. Тебе сейчас нужно думать только о хорошем. Для положительных эмоций, поняла?
- Да все я поняла. Просто, это для меня несколько неожиданно.
- Ты знаешь, сколько бы кто ни старался, чтобы он ни делал, это всегда и для всех будет неожиданно. Так уж устроен мир. Это же чудо. А чудо о себе не заявляет. Оно просто появляется и все. Хватит нудить. Иди к Анне Владимировне. Пусть она официально засвидетельствует, а то, вдруг, ты ошибаешься.
- Какие там ошибки. Я тест в аптеке купила. Сто процентов.
- Вот и хорошо. Все, иди. Нечего сейчас меня нервировать и самой нервничать. Нам теперь нужен только мир и покой. Чтобы у детей была психика в порядке. Надеюсь, ты прерывать беременность не будешь?- Строго спросила я подругу.
- Нет, нет, что ты. У меня даже в мыслях об этом не было. Просто, меня колотит и все. Ничего не могу с собой поделать.
Подруга моя за последнее время сильно изменилась. Куда делась та, холодная и надменная девица, которую, как айсберг, ничем нельзя было растопить. После того, как у неё нашелся муж со своей маленькой дочкой Розой, Даша стала такой заботливой, трогательной, ранимой. По-моему, Лешку она любит еще больше. А уж о Бутончике, так мы зовем между собой Розу, то и говорить нечего. Она её просто обожает. Трясется над ней, как клуша. Какой она станет мамашкой, когда родит своего родного ребенка, не трудно предугадать.
Пока Дашка находилась у врача на осмотре, я сидела под кабинетом, ждала подругу и строила планы на будущее. О чем я только ни думала, о чем не мечтала, какие только мысли не витали у меня в голове и я с ними, представить другому человеку просто не возможно. Поэтому, я вокруг никого не замечала и была далеко-далеко где-то в своей фантазии, когда, вдруг, услышала знакомый голос:
- Вот это встреча!- Передо мной стояла Люся, вся такая красивая, свежая и розовая от мороза.
- Только не говори мне, что ты, тоже, беременная,- от радости, что вижу подругу, я весело засмеялась. Люся из приятельницы так плавно и легко переместилась в подругу, что мы просто не заметили этой перестановки в наших взаимоотношениях.
- А что, кроме тебя и меня есть еще кто-то?
- Отгадай из трех раз.- Смех меня просто душил. Еще чуть-чуть и я взорвусь.
- Неужели, Дашка?- Как бы неуверенно произнесла Люся.
- Она самая. Ты настоящий снайпер. Попала сразу в точку. Она сейчас на приеме у врача. Вся такая взволнованная и требующая к себе полного внимания,- подшучивала я над подругой.
- Как же так получилось, что мы втроем, сразу, оказались в интересном положении?
- Видно, судьба. А с ней не поспоришь,- я, почему-то была этому рада. И не просто рада, меня распирало чувство всеобъемлющего счастья. Я была счастлива за Люсю, за Дашу, за себя и за нас всех троих сразу.
- Давай дождемся твоего осмотра, а потом пойдем в кафешку и устроим посиделки и обсуждалки за чашечкой чая с тортом и шоколадом,- предложила я Люсе.
- Я и без осмотра все про себя знаю. Но, пусть врач, все-таки подтвердит. Орлов требует полного медицинского наблюдения.
- Он что, в курсе?
- Конечно. Велика тайна. Только об этом и говорит: "Когда я буду своих орлят учить летать?"
- Ну, вы даете. А вот мой Костик еще вневедении.
- Так, в чем же дело? Скажи ему.
- Сегодня и скажу.- Ответила я и про себя подумала: " Пришла пора. Звонят колокола. Тебя любил, а ты не поняла. Хм. Интересно, как поступит Костя, сразу уйдет, или еще по-сопротивляется?"
Во время беседы с Люсей, дверь кабинета открылась и оттуда вышла сияющая Дашка. Глаза горели черными агатами, а ямочки на щеках улыбались всему окружающему миру.
- Шесть недель, плюс, минус неделя,- только и смогла выдохнуть от счастья подруга.
- Ну, вот. А ты нервничала.
- Это я специально так себя вела. Чтобы не сглазить. А сейчас можно и порадоваться.
- Ну, все, девчонки. Я пошла сдаваться. Встретимся в кафе.- И Люся махнула нам рукой на прощание.
- Слушай, а что она здесь делает,- вдруг очнулась Дашка от своих мыслей,- я её только сейчас заметила.
- Что же тут непонятного. Орлиная семья скоро пополнится новым птенчиком,- улыбнулась я.
- Шутишь?
- Да, уж какие тут могут быть шутки. Истинная правда.
Уже сидя в кафе и попивая чай, мы не могли прийти в себя от такого стечения обстоятельств. Это было просто невероятно, но факт, который подтвердил квалифицированный врач. Люсино сообщение, что у нее, тоже, шесть недель беременности, чуть не выбило из-под нас землю от неожиданности.
- Это получается, что нам всем троим, приблизительно, в Новогодние праздники, небо преподнесло такой неожиданный сюрприз,- подсчитала в уме Люся.
- Получается, что так. Только это для вас неожиданный. А я над своим сюрпризом трудилась, как папа Карло почти полгода,- шутила я с подругами.
- Ну, можно сказать, что это и не труд, вовсе,- дразнила меня Дашка.
- А, полеты во сне и наяву,- поддакивала ей Люся.
И в тон нашему веселому настроению на улице была прекрасная погода. Ярко светило солнце, звонко пели птицы, зимовавшие в городе. Снег искрился и переливался всеми цветами радуги. Морозный воздух звенел, как натянутая струна. Казалось, что природа должна вот-вот, скоро, буквально через полмесяца, сама разродиться и преподнести нам свой подарок, который мы все так с нетерпением ждали - чудесную Весну.
- Костик, ты уже дома,- не столько спрашивая, сколько утверждая, произнесла я, когда зашла на кухню и увидела любимого. Маргошка весело прыгала возле меня, стараясь укусить за руку от радости.
Мы с девчонками распрощались, и я им клятвенно пообещала, что сегодня же поговорю с Костей о нашем будущем. По дороге домой я мысленно составляла пламенную речь, которую буду произносить в защиту своих прав, если на меня вдруг вздумают наезжать. Но, увидев Костю с серьезной миной на лице, всё и сразу из головы вылетело, и то, что я хотела произнести, было забыто в одно мгновение, раз и навсегда.
- Ну, и почему у нас не отвечает телефон,- прокурорским голосом заговорил Костя.
- А что за тон,- сразу встала на дыбы я,- имею право!- И приняла позу защиты: руки на пояснице и правая нога выставлена вперед.
- Все, брейк, брейк,- поднял руки вверх, как бы сдаваясь, Костик,- я не хотел возмущаться. Просто, звоню, звоню и всё в рельсу. Дай, думаю, зайду домой и посмотрю, чем это ты так занята, что не отвечаешь? Думал, в студии. Нет. Тебя там нет. Конечно, я стал волноваться. Вот, сижу, жду, нервничаю. Может, расколешься, зачем отключила телефон?
- Костя, скажу сразу, с порога, пока не раздумала и пока ты сидишь. А то, если бы стоял, то упал бы, наверное, от такой взрывной новости.
- Слушай, ну что ты тянешь. Не томи. Я уже не на шутку разволновался.
- Поздравляю, Вас, Константин Евгеньевич. Вы скоро станете отцом,- произнесла я на одном дыхании и замерла, как римская статуя в предчувствии его реакции.
- Так, так, так.- Произнес Костя и замолчал.
- Что, и это все? Это так ты реагируешь?
- Н-н-нет,- заикаясь, ответил Костя,- п-п-просто неожиданно. И, правда, хорошо, что сижу. Стоял бы - упал бы. Ну, Маха, умеешь ты огорошить. Просто, обухом по голове. Аж, звенит в мозгах.
- И? Что намерен делать? Уйдешь от меня сразу или попозже?- Сделала я ехидно ударение на последнем слоге.
- Думай, что говоришь, женщина. Чтобы я таких слов больше не слышал, поняла? И, вообще, пойди, пройдись в спальню, посмотри под подушку, там тебя ждет маленький, но очень символический подарок. И учти, я его туда положил, еще задолго до того, когда ты мне сообщила свою, так называемую, с ног сшибаемую новость. Иди, не мешкай. Это тебя приятно удивит.
Мне было очень интересно, какой такой символ имел в виду Костя. Неужели плюшевого аиста, намекая как раз на нынешнюю ситуацию.
Я влетела в спальню как метеор, подбежала к кровати и резко подняла подушку. Под ней, на простыне, лежала маленькая золотистая коробочка. У меня сердце застучало, как у пойманного зяблика, а руки задрожали, как у старого алкоголика. Я побоялась, что уроню её, и позвала Костю.
- Милый, иди сюда,- присела я с краю на кровать,- открой сам. У меня не получается.
Костя медленно и важно подошел, взял коробочку, открыл её и протянул мне. На атласной подушечке сверкало и переливалось золотое обручальное кольцо невиданной, для меня, красоты. Почему невиданной? Да потому, что какое бы кольцо мне ни подарил бы Костя, хоть медное, оно для меня будет самым прекрасным подарком в моей жизни.
- Машенька, я тебя очень люблю,- присел рядом со мной на кровать Костя,- выходи за меня замуж. Если честно, то я давно уже об этом думал и сегодня решил сделать тебе предложение. Но, так уж получилось, что твоя новость опередила меня, и теперь, в свете новых событий, я, как настоящий мужчина, просто обязан на тебе жениться.
Костя шутил, когда говорил про обязанность. Но, было такое ощущение, что он нервничает и переживает. Я видела в его глазах и надежду, что приму его предложение, и страх, что я вдруг возьму, да и откажу ему.
Мне не хотелось долго мучить своего самого дорогого человека в этом мире. Ведь я не представляла жизни без него. Поэтому, я обняла его, легко поцеловала в щечку и сказала самые простые слова, которые были сейчас именно к месту:
- Конечно, Костик, я согласна. Я выйду за тебя замуж.
- Фу,- резко выдохнул Костя, - Ура!- И крепко поцеловал меня в губы.
- Подожди, подожди,- стала отстраняться я, - а надеть. Может, оно не подойдет.- Я вытянула вперед руку и выставила вверх безымянный палец.
- Смотри, что я здесь написал,- сказал любимый, показывая внутреннюю поверхность кольца. На ней красивыми каллиграфическими маленькими буквами была гравировка: " Константин".- А, теперь, давай свой пальчик,- и Костя ловко надел на него кольцо.
Мы дружно рассмеялись, и в нашем смехе было такое облегчение, что можно было подумать, будто мы две райские птички, попавшие, по неосторожности, в силки. А теперь добрый самаритянин нас выпустил и разрешил нам полетать. И вот, мы в полете, свободны и счастливы.
- Это что было, помолвка? А когда же свадьба,- смеясь, спросила я Костю.
- На днях,- гордо ответил жених,- я уже навожу мосты.
- Какие мосты? Там заявление подают за два месяца вперед.
- Не боись, женщина. У нас все схвачено. Ты же помнишь нашего майора Владимира Николаевича,- я махнула головой, подтверждая, что с памятью у меня не так уж и плохо,- так вот, его жена, а мне она по родству троюродная сестра, заведующая ЗАГСом. Так что Наталья сделает все, что мы ей скажем: и время, на которое мы ей укажем и место, где мы захотим.
- Даже можно в "Лебединых плавнях"?- Не поверила я.
- Где твоя душа пожелает,- щедро, как заправский купец, размахнул Костя рукой. Можно подумать, что у него есть угодья.
- И мне нужно будет взять твою фамилию Тарасова?
- Я этого очень хочу. Причем, не только хочу, но и настаиваю на этом!
- Знаешь, в молодости, когда влюбляешься, или думаешь, что влюблена, на такую мелочь, как фамилия твоего избранника, не обращаешь никакого внимания. Ну и что, что Швайн? Подумаешь. Настоящая немецкая фамилия, не вызывающая у меня никакой ассоциации.
Но, впоследствии, когда муж, нередко, вел себя, как настоящая свинья, я пришла к выводу, что и их предки, хоть и немцы, не просто так давали прозвища, которые потом, с годами и столетиями перерастали в настоящее семейное тавро.
Понятно, что фамилии и имена не переводятся с одного языка на другой. Но, когда меня называли фрау Швайн, мне сразу слышалось госпожа Свинья.
Представь себе, ты на выставке полотен знаменитых и не очень художников. И искусствовед говорит:
- А вот картины молодой и талантливой художницы Марии Свиньи!- Каково, а?
Костя рассмеялся.
- Ах, ты моя маленькая талантливая свинка.
- Да, я не без амбиций. Я мечтаю о выставке, как каждый нормальный и ценящий себя, художник. Выставка, это своеобразная черта, своеобразный итог, подведенный под определенным периодом твоего творчества. Неужели это не понятно?
- Вот тебе смешно. А я, когда после развода вернула свою родную фамилию назад, думала, что никакая сила больше не заставит меня поменять её на другую. Вторую Хряк, или Боров я бы уже не перенесла.
- А на Тарасову поменяешь?- Уже не смеясь, спросил Костик.
- С удовольствием. Она ни чем не хуже Зотовой. Только, давай уж по быстрее. А то я этого дня ждала очень долго. Вся извелась. И никаких миллионных гостей и огромной шумной свадьбы. Просто роспись, небольшой сабантуй с близкими родственниками и друзьями и - я твоя жена. Хорошо?
- Условия приняты. Завтра все будет известно.- Костя хлопнул в ладоши, потер их друг об дружку, подмигнул мне и хитро произнес,- Ну, раз уж все обговорено, давай отметим наше соглашение. Только тебе сок, и никаких споров по этому поводу. Понятно, новоиспеченная Тарасова?
Ну, что тут скажешь? Конечно, понятно.
С этого момента начались мои муки. Пить спиртное мне нельзя. В студии работать только один час в сутки, так как краски очень вредные для здоровья нашего малыша. На улице можно писать картины, но только в валенках, которые он мне, откуда-то, приволок. В теплом тулупе и шапке ушанке. И тоже не больше часа, чтобы не простудиться и не заболеть. Объяснять Косте, что у меня сапоги на натуральном меху и теплые, дубленка, не продуваемая, и в шерстяной шапке голову мороз не студит, просто бесполезно. Возражения не принимались никакие. Он строил из себя любящего отца и заботливого мужа.
Сначала это раздражало. Меня били психи, особенно когда это касалось моей работы. Но потом я успокоилась и нашла многие плюсы и положительные стороны в создавшейся ситуации. Мне было приятно, что обо мне так заботятся. Что носятся со мной, как с писаной торбой. Что даже ночью, если мне захотелось какой-нибудь вкуснятинки, Костя, без слов, молча вылезал из теплой постели, ехал в круглосуточный супермаркет и привозил мне все, о чем я только мечтала в тот момент.
А ела я, практически не перебирая. Меня не мучили никакие запахи и виды пищи. Чувствовала себя прекрасно, как только может себя чувствовать беременная женщина. Единственное, чем я отличалась от нормальных людей, это тем, что могла спать и дни, и ночи напролет. Я все время ходила, как сомнамбула. Мне постоянно хотелось прилечь. Но, как сказала врач Анна Владимировна, это пройдет. Такие симптомы только в первой половине беременности. А дальше все пойдет, как по маслу. Только во всем нужно соблюдать меру.
С подругами я регулярно созванивалась и часто виделась. На обследование к врачу мы приходили в один день, чтобы потом посидеть в кафе без надзора наших мужей. Потому что и у подруг мужья были с таким же приветом, как и мой Костя. Тоже постоянно указывали, как им быть и что им делать.
У Люси Роман постоянно кричал, чтобы она и близко к деньгам не подходила. Потому что деньги - это грязь и инфекция. И не общалась с клиентами. Потому что они все - это ходячая инфлюенция, грипп и ОРЗе.
А Дашке Лешка запрещал заходить на конюшню, потому что лошадь может ее, нечаянно, напугать. И, поскольку подруга, в основном, жила на хуторе, заставлял её все время мыть простым хозяйственным мылом руки, чтобы не подцепить какой-нибудь заразы от животных. Потому что, по словам Лешки, только хозяйственное мыло, причем не импортное и пахучее, а наше, отечественное, серое и вонючее, может уничтожить всякие бациллы и микроорганизмы.
В общем, у наших мужей тихонечко поехала крыша и мы, смеясь и подтрунивая над ними, с радостью собирались вместе в кафе обсудить этих дурачков и решить все наши планы на будущее.
В один такой прекрасный день мы, сидя за чашечкой чая, дали клятву друг другу, что не будем узнавать пол ребенка. Раз уж это подарок с неба, то пусть небо и знает. А нам ни к чему. Если это сюрприз, то пусть уж будет до самого конца сюрпризом.
- Раз колечко, два колечко. Пара получается.
Вот жених, а вот невеста у Дворца встречаются.
Он ей руку подает и к венцу её ведёт.
И они, как в песне той, стали мужем и женой! - Пела я песенку собственного производства, крутясь перед зеркалом. Сегодня - день моей свадьбы. И поэтому, настроение у меня было отличное. Еще бы! Я выхожу замуж за самого красивого и самого необыкновенного парня на Земле.
Наряд свой я продумала до мелочей. Никакой фаты. У меня она уже была. Неинтересно. Мне захотелось претворить в жизнь мечту своего детства. Мне очень нравился американский фильм "Как украсть миллион", и его героиня. Поэтому, одета я была в стиле Одри Хепберн.
На мне был кремовый гипюрный костюм на розовой атласной подкладке. Короткий маленький жакетик и выше колен узкая юбка. На голову можно было надеть шапочку в виде таблетки, но это было не к месту. Я просто подкрутила волосы и распустила по плечам. Подкрасила глаза и губы. По щекам провела кисточкой с румянами. И всё. В зеркале я увидела синеглазую красивую незнакомку. Надо же, как косметика меняет внешность. Узнает ли теперь жених свою невесту? Вот в чем вопрос.
Туфель у меня не было. На дворе март месяц. То дождь, то снег. Какие туфли. И Костя, как настоящий принц из сказки "Золушка", только современный, преподнес мне на ладони визитную карточку обувного магазина, директором которого была его давняя знакомая.
Я, не долго думая, сразу же посетила этот магазин. А через час вышла оттуда с яркой коробкой. И сегодня на моих ногах красовались белые невысокие ботиночки на школьном каблучке. Белый цвет, и ажурные вставки претворили их не в простую обувь, а в нарядную. В выходную.
Маргошка тоже была одета празднично. На её шее красовался розовый атласный бантик. И мордочка её сияла от счастья. Вроде она понимала, что стала в этот момент самой красивой собачкой в городе.
Всё это время, когда Костя сделал мне предложение и до сегодняшнего дня, я провела словно в тумане. Я, как бы находилась за прозрачной ширмой от происходящей вокруг меня жизни.
Недели пролетали мгновенно, словно вспышка фотоаппарата. Щелк - неделя. Ещё щелк, и ещё одна. А между этими вспышками - белые кадры. Вроде засвеченной пленки. Ты фотографируешь, окружающие вокруг события, а на пленке ничего не отображается. Белый серпантин.
Вот так и у меня. Время и я были несовместимы, как две физические системы космоса. Время летело само по себе, я - сама по своей траектории. И, поэтому приезд моих родителей из Израиля ко мне на свадьбу прошел стороной, словно, мимо меня.
Мы с Костей их встретили, но как, я не помню. И когда папа с мамой дарили нам подарки, мне было очень приятно. Но это было точно во сне. Как бы не со мной. Вроде я сама стою в стороне и внимательно наблюдаю за происходящим. Удивительное состояние. И в то же время приятное.
Даже сейчас, когда я кручусь у зеркала, а мама стоит рядом и смахивает слезу от радости, я словно отгорожена тюлевой занавеской. Вот возьму её, приоткрою, и войду в настоящий, не иллюзорный мир. Такой манящий, и такой прекрасный.
Поскольку мои родители жили у меня, то Косте пришлось последние три дня ночевать у себя в квартире с мамой и братьями близнецами. Звали их Прокопий и Прокофий. Мало того, что они похожи друг на друга, как две капли воды, так ещё и имена им подобрали почти одинаковые. И День ангела, именины по-нашему, они отмечают тоже в один день.
Кто из них Прокоп, а кто Прокоф, я не могла разобрать, как ни старалась. Мне иногда казалось, что даже их родная мать сомневалась, правильно ли она назвала имя. Я мучилась, мучилась, и плюнула на это гиблое дело. Стала звать их просто Братья - кролики. Братец один, и Братец два.
Так что, Костик накануне нашего торжества находился со своим родным семейством, и во Дворец бракосочетания каждый добирался из своего дома самостоятельно.
На первой моей свадьбе были соблюдены все обряды. Меня выкупали, и жених за всё платил. Осыпали монетами и конфетами. Не увернись я от последних, то попали бы прямо в глаз. И неизвестно, чем бы это закончилось.
Поэтому на этой свадьбе я отказалась от всех законов. И ко Дворцу подъезжала на своей Тойоте, которой сама же и управляла. Папа с мамой сидели на заднем сидении машины и всё время ворчали, что я неправильно себя веду. Что за мной должен был заехать жених. Что, в конце концов, вся улица, на которой я живу, должна разделить с ними такую радость.
Мне их ворчание было, как бальзам на душу. Я так за ними соскучилась, что не обращала вообще никакого внимания на их бурчание. Они-то хотели, чтобы было как лучше. И я их понимала. Как ни как, сама скоро стану мамой. И буду ворчать и бурчать точно так же, как и они.
Костик со всей своей семьей, Дашка с Лешкой и маленькой Розочкой, Люся с Романом, Владимир Николаевич, все уже нас встречали на ступеньках крыльца. Радостные, веселые мы зашли во Дворец.
Наташа, жена Владимира Николаевича, нас быстро и без всяких церемоний расписала и сразу же отдала свидетельство о браке и паспорта со штампом, пожелав при этом счастливой семейной жизни и здоровых и чудных деток.
Свадьба наша прошла легко, быстро и незаметно для окружающих. Почему незаметно? Потому что не было драки, скандала и пьяного угара
Так как нам, беременным пить спиртное было нельзя, наши мужчины тоже были с нами солидарны. Спасибо, им, большое. Никто из них не напился до безобразия, и поэтому все прошло без лишнего шума и эксцессов. Что, кстати, не помешало бурному веселью.
Мой свадебный букет поймала, неожиданно, мама Кости, и мы все весело шутили и посмеивались над ней на предмет её, пока еще, незамужней жизни.
Поскольку, на мне были ботинки, то их украсть, как туфельку, было невозможно. Да и я сидела, словно приклеенная к своему, теперь уже законному, мужу. И оторвать меня от него никто даже и не пробовал. Поэтому, попытки с выкупом свелись к нулю.
Но раз невесту невозможно украсть, то возможно исполнить её просьбу. Я заказала стриптиз, и Братья - кролики выполнили его с успехом. Правда, разделись только до брюк.
Дашка жалела, что ей нельзя пить. Так как пьяной станцевать на столе и раздеться ей было легко, то она смогла бы составить им компанию. Водился за подругой такой грешок в прошлой жизни. Да, подумалось мне, всё когда-то становится прошлым.
А первую брачную ночь мы, как я и ожидала, провели втроем: я, Костя и Марго. Потому что, в гостиной, на диване, где обычно спала моя собака, было постелено папе с мамой. Те три ночи, которые Костя провел дома перед свадьбой, Марго проспала у меня на кровати. Ей так понравилось, что, как мы ни старались, согнать её с постели было, практически, невозможно.
Только её спихнешь и уляжешься, слышишь, как она, крадучись, потихоньку, пробирается на свое место между нами. Устроится, вздохнет облегченно, что всё-таки пробралась туда, куда ей надо было и захрапит. Хорошо, что родители улетали на следующий день. Задержись они, хотя бы, на несколько дней, нам с Костей пришлось бы мучиться все эти ночи. Но, это такая мелочь, на которую я не обращала никакого внимания.
Главное - это обручальное кольцо, которое блестело на моей руке, и которое я выставляла везде на всеобщее обозрение. И вовремя, и не вовремя. И к месту, и не к месту. Цель моих хитрых манипуляций, чтобы все видели. Мне так понравилось хвастаться своим замужним положением, что это вошло в привычку. А у подруг появилась возможность еще лишний раз пошутить и подразнить меня.
Не промолчали они и сейчас. Сидя рядом со мной в самолете и видя, как я выставляю руку и любуюсь на кольцо, Дашка толкнула локтем Люсю и произнесла:
- Что-то блеск пропал.
- Точно,- поддакнула Люся и добавила,- какое-то тусклое и, кажется, стало немного уже.
- Еще бы, столько лет носит не снимая, стерлось уже,- и подруги рассмеялись звонким и заражающим смехом.
Мне, тоже, стало весело, я улыбнулась и подумала: "Эх, дурынды, дурынды. Как я вас обожаю".
Дашка, все-таки, молодец. Устроила нам прекрасный вояж на недельку. Люся, как раз, пошла в декретный отпуск, Даша сама себе начальник, а я, вообще, свободный художник. И когда уже наши душеньки не могли терпеть надзора наших мужей, подруга вовремя подсуетилась. Договорилась со своим бывшим начальником Николаем Георгиевичем, и он нам барским и щедрым жестом разрешил отдохнуть у него на даче на Черном море в Румынии.
Костя, быстренько, развернулся. Подключил своего родственника Владимира Николаевича. Тот, в свою очередь, напряг все связи, и вот, мы в самолете и производим посадку в аэропорту города Констанца.
Дашка, как заправский путешественник, не выпускала из рук русско-румынский разговорник, и все время учила и бормотала всякие труднопроизносимые выражения. На мой вопрос: " Зачем тебе всё это нужно?", подруга отвечала взглядом, уничтожающим моё невежество и недоуменным пожатием плеч, типа: все умные и так понимают, а глупым и объяснять нечего.
Дружественная страна бывшего соц. лагеря встретила нас удушающим зноем и шумной толпой, которая, как в цыганском таборе разговаривала и перекликалась на тарабарском, непривычном нашему слуху, языке.
В толпе встречающих мы увидели невысокую, миловидную женщину, у которой в руке была табличка с нашими именами.
- Ну, Коля, артист,- улыбаясь, проговорила дамочка на русском языке, с легким украинским акцентом,- ведь ни словом не обмолвился, кто пожалует к нам в гости. Хоть бы намекнул, что - ли. Я ждала девчонок, а тут такие, можно сказать, роскошные панночки. Хорошо долетели?
Мы ответили, что хорошо и спросили, что нам делать дальше.
- Давайте заберем ваш багаж, а, потом, быстренько поедем. А то добираться до дачи нужно еще с час.
Ксения, так звали эту приятную и смешливую женщину, ловко рулила сначала по городу, потом по трассе, работая одновременно и шофером, и гидом.
Мы сидели в большом и очень комфортабельном Форде выпуска восьмидесятых годов. В салон, кроме нас, можно было посадить еще троих, и тесно не было бы. Кондиционер работал, как положено. Было так прохладно и уютно, что меня начало клонить в сон. Тихий разговор Дашки, которая сидела рядом с Ксенией, убаюкивал меня, как колыбельная песня. И, незаметно для себя, я заснула и увидела необычное сновидение.
Приснилась мне, почему-то, Дашкина бабця, Сюзанна Карловна. В белых длинных одеждах, она летала, как простыня, тыкала в меня своим длинным указательным пальцем, и скрипучим голосом изрекала, как оракул:
- Пятой своей дотронется она,
И вся деревня будет спасена.
Я находилась во сне, как наяву. Ощущение реальности продолжалось и тогда, когда я резко очнувшись, посмотрела в окно на пробегающие, за ним, луга и поля, и не могла сообразить, где сон, а где настоящее. Сердце мне подсказывало, что, не просто так, заявилась ко мне на свидание во сне эта вредная старушка. Её пророчество звенело у меня в ушах снова и снова. Не соображая, я спросила у Люси, которая тихонько посапывала рядом:
- Кому пятой дотрагиваться и куда?- Подруга посмотрела, в ответ, недоуменно. Со стороны можно было подумать, что у меня глюки.
"Господи, -подумала я,- когда же, наконец, закончатся эти пророческие сны и оставят меня в покое раз и навсегда?" Мои мысли прервал радостный голос нашего гида:
- Ну, вот, и приехали. Добро пожаловать в родные пенаты,- весело и громко сказала Ксения и свернула с центральной трассы в сторону.
Мы увидели в глубине открытые большие железные ворота. А за воротами был въезд в усадьбу. По бокам дороги, которая вела нас к дому, как сторожа, вытянулись с обеих сторон стройные ажурные, с маленькими шишечками, туи. Дух от них стоял хвойный, сочный. Сразу вспомнился пионерский лагерь. Там точно так же украшали въездные аллеи. Мы с девчонками рвали эти шишечки, растирали между пальцами, и запах витал такой, вроде мы находились в лесу.
Но в пионерском лагере аллеи были ухоженными, нарядными. Украшенными всякими цветами. И львиный зев, и душистый табак, и гвоздика, и Чернобривцы. Всё цвело и необыкновенно пахло. Садовники за ними ухаживали целыми днями. И пололи их, и поливали. А тут, на этой даче, место было диким, неухоженным и заросшим всевозможными полевыми травами и цветами, словно здесь никогда не ступала нога человека.
Густые заросли шиповника, кусты вечнозеленого лавра и дикой акации перемешались в саду с фруктовыми и хвойными деревьями. Смородина, крыжовник, малина соседствовали рядом с персиком, абрикосом и яблоней. И ничего. Им было хорошо и уютно в такой семье. Всё это буйно росло и колосилось.
Мне казалось, что всевышний творец просто так, не думая, взял да и закинул рукой, куда попало, все семена в землю. И они, где захотели, там и проросли, смешав в зеленую, вкусно пахнущую кучу всю, буйно растущую, флору в этом чудесном саду.
Но, апофеозом этой прекрасной картины был дом, важно выплывавший из-за поворота. Старое двухэтажное творение, с невысокими колоннами, крыльцом, большим, точно открытая терраса, и навесом над ней. Белые стены были толстые, прочные. Казалось, что даже в самую сильную жару, там, в глубине дома всегда будет веять прохлада.
Завершала все это маленькая колокольня в правом углу живописного дворика с какой-то румынской святой и красивый небольшой фонтан местного зодчего, стоявший в центре перед крыльцом. Правда, не действующий.
Вокруг были маленькие клумбы, заросшие не садовыми, а дикими ромашками, колокольчиками и гвоздиками. Сквозь них, назло всем, пробивались пышные кусты роз всевозможных цветов. Они горели желтым, розовым, бордовым пламенем и всюду источали необыкновенный аромат. Между плитками на дорожках пробивалась трава.
- И Коля молчал о такой красоте,- вырвалось у меня.
- Да, он сам не знал, что покупает.- Ответила Дашка.- Ему предложили недвижимость, он деньги вложил и все. Это уже потом, когда сюда приехал, он понял, что приобрел. А до этого видел только на фотографиях.
- Да, Коля рисковал,- сказала Люся.
- Но риск того стоил,- сделала свое заключение Дашка.
- Нет, нет, не хватайте тяжелые вещи,- быстро среагировала Ксения на то, что мы стали выгружаться из машины,- у нас есть садовник. Он должен был нас встретить. Аурел,- громко позвала кого-то хозяйка. Мы её так стали сразу называть, потому что, по правилам, она то и была настоящей управляющей всего этого хозяйства, а мы только гостями.
- Где носит нелегкая этого хлопца,- начала возмущаться и слегка нервничать наша новая знакомая,- я его недавно наняла. Хотела к вашему приезду навести порядок в саду и перед домом. Но, он какой-то бестолковый. Не садовник, а ходячее лихо. Все у него падает, разбивается, везде землю разносит. Не руки, а крюки. И ничего не понимает. Все нужно объяснять по двадцать раз.
Пока Ксения нам все это говорила, я услышала за часовенкой тихое шуршание, и увидела, как какой-то молодой парень, с перевязанным, как у морского пирата глазом, несмело выглядывает из-за кустов бузины. Только у пирата была черная повязка, а у Аурела белая. Какой-то румынский Джек Воробей, иначе не скажешь. Дарья сразу заулыбалась и замахала ему рукой.
- Буна зиуа,- прокричала радостно она ему, что, по Дашкиному, означало: "Добрый день".
Парень приближался к нам несмело, как-то бочком с натянутой улыбкой. Казалось, что он нас побаивается, или, во всяком случае, очень осторожно к нам относится. В его одном черном глазу выражался интерес и недоумение. Он смотрел на нас так, как будто мы выходцы с другой планеты.
- Какой-то странный румын,- заметила Люся,- по-моему, он ничего не понял из того, что ты ему сказала.
- Значит, безграмотный,- безапелляционно заявила Дашка. Она, как Паганель из романа "Дети капитана Гранта" считала, что говорит на чистом румынском языке.