Аннотация: Средневековая история любви - запретной, отчаянной, безнадежной...
ОСЕНЬ В ОСВАЛЬДЕ
Герольд протрубил трижды. Серебристый звук трубы растаял в по-осеннему прохладном, пахнущем прелой листвой, дымом и дождем воздухе. Барон Гай Санвер еще раз посмотрел на стоящего у изгороди старого слугу Тома, который, как обычно перед поединками своего молодого господина, шептал молитвы и потихоньку крестился, и выпрямился в седле, окидывая взглядом освещенные утренним солнцем трибуны. Ряды дам и вельмож в разноцветных шелках, атласе и бархате казались ярким цветником; герцог Элвин Освальд, хозяин замка, сидел в отдельной ложе со своей красавицей сестрой - как всегда, безукоризненно, но просто одетый, спокойный и молчаливый. Его черные глаза смотрели прямо на Гая, и молодой барон, перехватив его взгляд, почувствовал дрожь. Он не мог понять, что скрыто в глубине этих глаз. Герцог Элвин казался ему безупречным рыцарем, справедливым правителем и прекрасным человеком. Высокий, статный, черноволосый, герцог неизменно привлекал внимание дам, но ни одна из них не могла похвастаться, что завладела его сердцем. Придворные сплетники многое отдали бы, чтобы узнать, с кем делит ложе Элвин Освальд. Гай слышал грязные слухи о связи герцога с его сестрой Розалией, но не верил им: злые языки способны очернить самого непорочного человека. Элвин был неизменно учтив, спокоен и ровен в обращении со всеми. Никто не мог сказать, о чем думает этот сдержанный до аскетизма молодой человек. Принцесса Розалия резко отличалась от своего брата - черноволосая красавица с бархатистыми глазами и нежной кожей, с тонкой талией, пышной грудью и округлыми бедрами, она казалась воплощением чувственности и порока. Сколько раз Гай с восхищением любовался ее стройной фигурой, жалея, что не родился принцем, чтобы добиться ее благосклонности. Впрочем, те же сплетники утверждали, что добиться расположения и близкой дружбы Розалии не сложно - она меняла мужчин с невероятной легкостью. Последней ее страстью был сегодняшний соперник Гая на ристалище - виконт Роджер Брент, отличавшийся вздорным, запальчивым характером. Барон Санвер не хотел бы причинять Розалии огорчение, победив ее возлюбленного, однако тщеславие было сильнее осторожности. Вдобавок, была и еще одна женщина, мнение которой было Гаю несравненно дороже мнения Розалии. Леона Блейк, дочь мелкого дворянина, главного конюшего герцога. Она тоже была здесь, на трибуне, среди пышно разодетых дам казавшаяся чрезмерно скромной в своем простеньком сером платье, почти без украшений, но для Гая эта юная девушка была воплощением красоты и невинности. Ради нее он готов был пойти на поединок не только с Роджером Брентом, но даже с самим герцогом Элвином, слывшим непревзойденным мастером боя. Не удержавшись, Гай поднял руку, отсалютовав Леоне. Она улыбнулась, и улыбка озарила ее нежное личико ярче солнечного луча.
Герцог сделал знак герольду, и вновь пропела труба. Опустив забрало шлема, Гай поудобнее перехватил рукоять длинного копья и ласково потрепал по шее своего белого жеребца.
- Давай, Ветерок, - прошептал он. - Мы должны победить сегодня.
Сквозь решетку забрала он видел в другом конце ристалища виконта Брента - мощную фигуру в сияющих на солнце доспехах на огромном гнедом коне. Нетрудно было догадаться, какие чувства он испытывал к юному барончику из провинции, осмеливающемуся оспаривать его звание мастера поединка и первого рыцаря двора герцога Освальда. Опустив копье, Роджер вонзил шпоры в бока гнедого и понесся на Гая, как ураган смерти и ненависти. Пригнувшись в седле, барон слегка пришпорил Ветерка и помчался ему навстречу. Они съехались на середине ристалища. Гай ударил виконта копьем, но на какое-то мгновение опоздал: тяжелое копье Роджера Брента с лязгом ударило в его щит. Сила удара была так велика, что юноша едва не вылетел из седла, а край щита вонзился ему в плечо. Вспыхнувшая во всей руке боль была невыносимой. Стиснув зубы, Гай проехал в другой конец ристалища и развернул коня. Левая рука отказывалась повиноваться. Уперев щит в луку седла, барон немного отдышался и вновь приготовился к бою. Теперь солнце светило ему прямо в глаза, мешая видеть все маневры соперника. Пригнувшись в седле, Гай дал шпоры коню и атаковал. Роджер налетел на него с той же яростью, как в первый раз, но на этот раз его копье просвистело мимо - Гай уклонился в сторону, в свою очередь, ухитрившись задеть виконта острием своего копья чуть выше колена. Основной удар барона достался гнедому, и бедное животное, закусив удила, взвилось на дыбы, грозя сбросить седока. Виконт злобно выругался, натянул поводья, и с трудом успокоив коня, проехал в противоположный конец ристалища.
Гай остался доволен стычкой: не получив новых ран, он сумел нанести противнику ощутимый урон. Тем не менее, он отлично понимал, что теперь у него остается последний шанс победить. В следующей стычке он снова окажется лицом к солнцу, и Роджер получит преимущество; кроме того, полученная рана должна была разъярить виконта и утроить его силы, тогда как силы Гая были уже на исходе.
Он перевел дух и, настроив себя на победу, помчался вперед. Ветерок почти не нуждался в поводьях, неся своего хозяина прямо на врага. Сжав в руке рукоять копья, барон нацелил его как можно точнее в грудь Роджера Брента. Едва оказавшись в пределах досягаемости виконта, Гай собрал все силы и нанес мощный удар. Копье врезалось в щит Роджера, скользнуло по нему и прошло ниже, угодив в бок рыцаря. Вскрикнув от резкой боли, Роджер покачнулся в седле и грузно начал оседать набок. Гай проскакал мимо, едва сумев удержать в руках прогнувшееся от напряжения копье. Оглянувшись, он увидел, как тело Роджера Брента, свалившееся с седла, лежит в пыли, раскинув руки, бесформенной грудой серебристых доспехов. Одна нога Роджера запуталась в стременах, и гнедой, испуганно кося черным глазом, волочил хозяина за собой по вытоптанному пыльному ристалищу.
Улыбаясь, Гай отшвырнул копье, снял шлем и вытер с лица струящийся пот. Он еще не верил в свою победу. Роджер Брент, непревзойденный и надменный, валялся в пыли, раненый, а может и убитый, а трибуны уже приветствовали нового мастера поединка - его, барона Гая Санвера.
Старик Том уже бежал к нему через все ристалище, с беспокойством окликая по имени и отчаянно размахивая руками.
- Боже мой, молодой господин, - пропыхтел он, едва приблизившись к Гаю. - Я просто сам был не свой... Ну и задали же вы этому индюку! Небось, не скоро еще встанет... Ну а вы как? Целы? Господи, что такое с вашей рукой? Госпожа баронесса... Что она скажет, когда узнает? Ох, боже мой...
- Она не узнает, - усмехнулся Гай. - Если ты, старый предатель, не расскажешь ей. И довольно причитать. Со мной все нормально, а рука скоро пройдет. Жди меня в моей комнате, да приготовь горячей воды и чистую одежду.
Том не нуждался в дополнительных указаниях. Слово хозяина было для него законом. Гай знал, что все будет выполнено как нужно. Он ласково потрепал по холке Ветерка и медленно поехал вдоль трибун. Дамы приветствовали его, мужчины смотрели с некоторой завистью. Сегодня он стал героем дня. Он поискал глазами Леону. Девушка восхищенно улыбалась ему. Ее светлые волосы, уложенные в высокую прическу, растрепались на ветру, и Гаю показалось, что он видит слезинки, блестящие на ее нежных, порозовевших от волнения щеках. Он отсалютовал ей, стараясь не выдать сильной боли в раненой руке. Радость и гордость переполняли его. Прогарцевав вдоль трибун, Гай, как того требовал обычай, остановился возле герцогской ложи. Элвин Освальд сдержанно улыбался. Его непроницаемые черные глаза неотрывно смотрели на барона, и Гаю показалось, что герцог доволен его победой. Спешившись, юноша коротко поклонился. Он перевел взгляд с герцога на его сестру - и его прекрасное настроение сменилось тревогой. Розалия кусала губы, нервно комкая в руках кружевной платок. Ее лицо, искаженное яростью, было бледным, а глаза, устремленные на Гая, метали молнии. Барон разом вспомнил все слухи о виконте Бренте и Розалии, которые ему доводилось слышать, и решил, что они были не лишены основания. Похоже, теперь он, сам того не желая, нажил врага в лице сестры герцога.
Элвин Освальд поднял руку, и над трибунами воцарилась тишина.
- Барон Гай Санвер, - произнес герцог, - сегодня ты доказал, что достоин называться истинным рыцарем и мастером поединка. Мы видели прекрасный бой, в котором ты честно победил Роджера Брента - рыцаря, которому долгое время не было равных в поединке. С этого дня ты становишься первым рыцарем моего двора. Я счастлив, что могу сказать тебе это, и нахожу тебя достойным этой чести. - Его глаза впились в лицо Гая. - А теперь я хочу, чтобы ты объявил, из чьих рук хотел бы получить заслуженный тобой приз - вот этот кубок победителя.
Гай на секунду заколебался. Он не слишком хорошо знал придворные обычаи, но ему казалось справедливым, что рыцарь получает награду из рук женщины, дорогой его сердцу. С другой стороны, возможно, следовало бы попросить Розалию, как самую знатную и, без сомнения, самую красивую из дам, вручить ему кубок. Юноша еще раз посмотрел на герцога Элвина, на разъяренную Розалию - и отказался от этой мысли. Герцог тонко, едва заметно улыбнулся, и Гай, не поняв значения этой улыбки, решительно сказал:
- Мне было бы лестно, если бы леди Леона Блейк согласилась вручить мне приз.
Улыбка герцога погасла, его красивое лицо вновь стало непроницаемым. По трибунам пробежал ропот: Леона Блейк, не отличавшаяся ни особенной красотой, ни богатством, ни древностью рода, казалась недостойной внимания барона Санвера, первого рыцаря Освальда. Леона, поднявшись с места, смущенно прошла к ложе герцога и, взяв из рук Элвина золотой кубок, спустилась к Гаю.
- Поздравляю, сэр Гай, - тихо сказала она. - Я волновалась за тебя.
- Я сделал это ради тебя, леди Леона, - ответил барон так же тихо. - И хотел бы сделать еще больше, чтобы заслужить твое внимание.
Девушка улыбнулась в ответ и направилась на свое место. Гай почувствовал себя по-настоящему счастливым. Леона была воплощением его представлений о чистоте, невинности и скромности, и он уже гадал, согласится ли ее отец отдать ее ему в жены, и что скажет старая баронесса Санвер, когда узнает о ней. Проводив взглядом Леону, юноша вновь посмотрел на герцога. Розалия тихо говорила что-то брату, тот слегка хмурился, но ничего не отвечал. Щеки Гая вспыхнули: он догадывался о происходившем разговоре по выражению лица принцессы и устремленным на него взглядам собеседников.
Наконец герцог Элвин отстранил сестру предостерегающим жестом и поднял руку.
- Турнир окончен, - объявил он. - Сегодняшний день посвящен победителю, и в его честь я даю ужин нынче вечером.
Раздались звуки трубы, и Гай поклонился герцогу и его сестре, которая ответила ему полным ненависти взглядом. Элвин Освальд поднялся с места, предложил руку Розалии, и они покинули ложу, причем принцесса снова вернулась к прерванному разговору. Как ни был встревожен Гай, он не мог сдержать восхищенного вздоха, залюбовавшись величавой осанкой Розалии, ее тонкой талией и угадывающимися под зеленым шелком платья длинными ногами и большой грудью. Несомненно, она была самой прекрасной женщиной, какую доводилось встречать юному барону.
Взяв жеребца под уздцы, Гай отвел его на конюшню, где поручил заботам слуг, а сам отправился к себе. Старик Том ждал его с нетерпением и тревогой. Пока юноша снимал доспехи, он суетился вокруг него, как наседка, и качал головой.
- У вас будут неприятности, - пророчески изрек Том, помогая хозяину избавиться от легкой кольчужной рубахи без рукавов, надетой поверх сорочки.
- С чего ты взял? - усмехнулся Гай. - Я стал первым рыцарем двора, меня теперь станут почитать... и бояться.
- Вам самому надо бы поостеречься, - продолжал старик. - Мы с вами в Освальде всего только две недели, и вот вы становитесь победителем турнира... И мне известно нечто такое, чего не знаете вы.
- Вот как? Что же?
- У виконта Роджера полно друзей в Освальде, а сестра нашего доброго герцога - его любовница. Да простит меня Бог, но я говорю правду. Об этом знает весь двор. Герцог Элвин человек не мстительный и не злой, но просьба сестры может заставить его действовать против вас. Я стар и повидал всякого. Людская злоба и зависть не имеют границ. На вашем месте я опасался бы яда, хозяин, или стрелы из-за угла... Да мало ли на свете подлецов, готовых на все ради мести!
Раздевшись, Гай забрался в чан с горячей водой. Его собственные мысли перекликались со словами Тома, но ему не хотелось верить в возможность того, что они могут оказаться правдой.
- Замолчи. Моя жизнь - это мое дело, но я обещаю, что буду осторожен.
- Вы ранены, и это значит, что сейчас вы вдвойне уязвимы. Что с вашей рукой?
- Судя по всему, она не сломана, - ответил юноша, осторожно ощупав распухшее плечо, по которому расплылся багровый кровоподтек. - Кости целы, но ушиб сильный.
- Был бы я рыцарем, я бы разделался с этим мерзавцем виконтом Брентом! - сказал Том таким тоном, что Гай невольно рассмеялся. - И вы зря смеетесь, хозяин. Я верно служил еще вашему деду и держал вас на руках, когда вы были крошкой, а когда умер ваш почтенный отец, я не пошел на покой, потому что вы и ваша матушка баронесса - моя единственная семья... Я очень дорожу вами. Вы мне все равно что сын...
- Хорошо, Том. Я знаю. Обещаю, что со мной будет все в порядке. А теперь принеси мне мазь для плеча. Сегодня герцог дает пир в мою честь, и я должен выглядеть как настоящий победитель.
Переодевшись, Гай почувствовал себя гораздо лучше. Камзол и штаны синего бархата казались ему самым подходящим нарядом для сегодняшнего вечера. Синий цвет очень шел ему, подчеркивая синеву глаз и придавая лицу более строгие очертания. Том предложил ему надеть под расшитый золотой нитью колет тонкую кольчугу, но барон отказался, сказав, что не станет таскать на себе лишнюю тяжесть, пока его рука не заживет хотя бы немного.
Когда стало смеркаться, и в раскрытые окна поплыл запах дыма деревенских костров, за Гаем явился слуга герцога, чтобы пригласить его спуститься в пиршественную залу. Старый Том пытался уговорить юношу взять с собой меч, но Гай наотрез отказался. Уступая Тому, он взял только пару легких кинжалов и последовал за ожидавшим его слугой.
- Вам просили передать записку, сэр Гай, - вполголоса сказал слуга, передавая юноше сложенный листок бумаги. Гай насторожился. Может быть, Том был не так уж не прав. Внутренне напрягшись, он развернул послание. Легким изящным почерком на листке было написано: "Я восхищаюсь тобой, сэр Гай. Мне хотелось поговорить с тобой, но не знаю, смеет ли просить об этом девушка моего положения. Я буду ждать тебя в западной галерее после окончания пира. Л." Помимо воли барон улыбнулся. Он и подумать не мог, что произвел на Леону Блейк такое впечатление, что она сама просила о встрече! Его сердце забилось быстрее в сладостном ожидании вечера. Пир еще и не начался, а он уже жаждал, чтобы он поскорее окончился.
Огромная главная зала донжона герцогского замка, освещенная десятками пылающих на стенах факелов, была полна народу. Придворные и рыцари, сидя за длинными столами, разговаривали и обменивались новостями и сплетнями в ожидании начала пира. Слуги разносили кушанья, зажигали новые факелы и свечи, и оживленный гул голосов наполнял залу, а исполинские тени кружились в странном хороводе, теряясь во тьме высоких сводов.
Герцог Освальд, сидевший во главе стола, был одет необычайно скромно - в простом черном камзоле с серебряной вышивкой, из-под которого выглядывала безукоризненно белая сорочка. Он выглядел скучающим, задумчиво водя пальцами по краю стоящего перед ним кубка. К своему удивлению, рядом с герцогом Гай увидел и Розалию. Женщинам запрещалось присутствовать на рыцарских пирах, но для нее, по-видимому, этого запрета не существовало. В огненно-алом платье, с распущенными черными волосами, она была великолепна, а изменчивый алый свет факелов делал ее красоту изысканной и искушающей. Смуглое лицо Розалии, с влажно блестевшими черными глазами, с чувственным, мягко очерченным ртом, казалось лицом не то ангела, не то демона, бросившего вызов добродетели. Она привлекала всеобщее внимание и охотно отвечала на двусмысленные, а порой и попросту грязные шутки мужчин.
Заметив подошедшего Гая, герцог оживился. На его лице появилась мягкая улыбка, и он усадил барона по правую руку от себя, как почетного гостя.
- Как твоя рука, сэр Гай? - участливо спросил он. - Мне показалось, что ты был ранен?
- Ты не ошибся, мой герцог, - улыбнулся Гай. - Но это легкая рана, точнее, всего лишь ушиб, так что я почти здоров.
- Я пришлю к тебе своего лекаря, - предложил герцог. - А сейчас я хочу поблагодарить тебя, что ты пришел на пир, несмотря на ранение. Постараемся, чтобы ты не был разочарован.
- Мне кажется, что леди Розалия чем-то расстроена, - заметил Гай. - Печаль такой очаровательной женщины не может не огорчить меня. Она едва заметила меня, а мне хотелось бы увидеть ее улыбку.
- Розалия? - Герцог повернулся к сестре. - Сэр Гай спрашивает, почему ты не уделяешь ему внимания.
Принцесса посмотрела на барона в упор с легкой насмешкой.
- У тебя плохой вкус, Элвин, - произнесла она медленно. - Этот ангелочек не достоин звания первого рыцаря.
Гай вспыхнул. Он заметил, как побледнел герцог. Лицо Элвина окаменело.
- Прекрати свои выходки, сестра, - прошептал он. - Я хочу, чтобы ты хотя бы была вежлива с человеком, которому я доверил бы свою жизнь.
- Еще вчера ты доверил бы ее Роджеру...
- Речь сейчас не о Роджере, - так же шепотом сказал герцог. - Будь поприветливей, это ни к чему тебя не обяжет.
Розалия через силу улыбнулась. Гай снова удивился, как она прекрасна, даже сейчас, в минуту гнева. Он слегка склонил голову.
- Поздравляю, сэр Гай, - проговорила Розалия. - Тебе удалось сделать то, на что не хватало сил и смелости у многих, - победить виконта Брента.
Гай понял намек, однако сделал вид, что не встревожился.
- Благодарю за столь высокую оценку моих скромных талантов, - ответил он. - Вдвойне приятно слышать это от столь прекрасной женщины, как ты, леди Розалия. Надеюсь, со временем мы станем лучше понимать друг друга. Я рассчитываю добиться твоего расположения, а возможно, и дружбы.
Польщенная Розалия вновь улыбнулась - на этот раз более искренне.
- Мне нравятся честные люди, - сказала она. - И то, что ты говоришь, не банальный комплимент, правда ведь? Но мою дружбу надо заслужить.
- Я постараюсь, леди.
Розалия кивнула ему и отвернулась, чтобы поговорить с сидевшим слева от нее рыцарем.
- Не обращай внимания на колкости Розалии, - сказал герцог, как бы извиняясь. - Она слишком расстроена поражением виконта Брента, на которого возлагала надежды в этом поединке. Но довольно о ней. Расскажи лучше о себе. Ты хорошо владеешь копьем и мечом для своего возраста. Все четыре твоих поединка закончились твоей победой, это впечатляет.
Гай не был склонен преувеличивать собственные заслуги. Он действительно неплохо фехтовал на мечах и был достаточно силен, чтобы уверенно обращаться с копьем. Мягкое и спокойное обращение герцога развеяло все его опасения, и он понемногу разговорился. Герцога интересовало все: его семья, замок, пристрастия, стремления. Он принялся рассказывать, а Элвин слушал, не перебивая и лишь изредка задавая вопросы.
Однако вскоре их разговор был прерван. Розалия, все это время громко смеявшаяся и отдававшая должное угощению и вину, которое ей щедро подливали галантные рыцари, повернулась к герцогу и Гаю.
- Элвин, - сказала она томно, почти чувственно, положив руку брату на плечо. - Мне надоело, что ты весь вечер посвящаешь этому молокососу. Я хочу танцевать... Пойдем. - Ее руки обвили шею герцога, и она заглянула ему в глаза. - Пойдем к тебе. Позовем менестрелей, будем танцевать и пить вино... А потом мы...
Побелев как полотно, герцог сбросил с себя ее руки.
- Замолчи! - сказал он жестко. - Ты пьяна, и тебе не место здесь.
- Нет, нет. - Она снова попыталась обнять его. - Ты разгневан? Ну, ударь меня...
Гай с растерянностью, смущением и ужасом глядел, как она пытается расстегнуть камзол герцога. Элвин резко отшвырнул ее от себя, и она чувственно застонала, продолжая протягивать к нему руки.
- Заберите принцессу, - распорядился герцог, подозвав слуг. - Проводите ее в ее покои, она слишком много выпила сегодня. Позаботьтесь, чтобы она не покидала своей спальни до утра.
Он снова сел и, кусая губы, повернулся к барону.
- Прости, сэр Гай. Эта грязная сцена не должна была произойти. Порой Розалия бывает сама не своя, а сегодня я позволил ей напиться...
Гай не знал, что ответить. Он слышал о распущенности Розалии, но не мог даже представить, что она может зайти так далеко.
- Забудь об этом, хорошо? Я постараюсь, чтобы подобного больше не повторилось. Выпей вина. Помнишь, ты говорил о том, как твоя мать нанимала управляющего? Я хотел бы дослушать это до конца.
Мало помалу Гай вновь оживился. В его душе были еще свежи наставления Тома, предупреждавшего о возможной опасности со стороны герцога, но Элвин обращался к нему дружески, и юноша не мог предположить, что герцог способен отомстить ему за поражение в поединке любовника своей сестры. Его удивила недавняя вспышка ярости со стороны Элвина, давшая ему понять, что в отношениях брата и сестры далеко не все так гладко, как можно было подумать на первый взгляд.
Тем не менее, Гай заметил, что за время ужина герцог почти не притронулся к еде и совсем не пил. Красивое лицо Элвина Освальда хранило то же непроницаемое выражение, которое заставило Гая встревожиться сегодня днем. Барон пытался разгадать значение пристального взгляда черных глаз герцога и его мимолетной, чуть печальной улыбки, но тщетно. Он продолжал рассказывать о себе, а герцог слушал, наклонив голову, точно боясь пропустить хоть слово.
За окнами уже давно стемнело, и слуги беспрерывно меняли догоревшие факелы. Менестрель дремал в углу, уронив голову на грудь, и его лютня, позабытая, лежала на полу рядом с ним. Разговор, становившийся поначалу громче, постепенно распался на отдельные диалоги; слова утратили смысл, а голоса - ясность. Кое-кто спал, упав лицом прямо на стол, иные пытались петь; порой раздавались хриплые возгласы и пьяный смех. Во всей зале трезвыми оставались, пожалуй, только Гай и герцог Освальд, но они были настолько увлечены беседой, что не замечали ничего вокруг.
Неожиданно герцог тронул Гая за плечо.
- Посмотри. - Он обвел взглядом присутствующих и вновь повернулся к юноше. - Что скажешь?
- Думаю, пир подходит к концу, - улыбнулся Гай.
- Ты прав. Для меня пиры давно стали тяжкой обязанностью. Итак, я выполнил то, что от меня требовал долг, и теперь могу вернуться к своим обычным занятиям.
Гаю показалось, что герцог огорчен, и он поспешно сказал:
- Напротив, пир удался.
В черных глазах Элвина Освальда, устремленных на юношу, зажглась горькая насмешка.
- Ты правда так считаешь?
Гай опустил глаза. Он не мог соврать.
- Что может быть хорошего в том, чтобы смотреть, как вино превращает людей в скотину? - тихо сказал герцог. - Ты единственный, кто здесь остался человеком, сэр Гай. Мне... хотелось бы еще поговорить с тобой сегодня.
- Я буду счастлив, мой герцог. Твое желание для меня свято.
- Не говори так. - Черные глаза вспыхнули непонятной тоской и снова стали непроницаемо темными. - Я не приказываю, как сюзерен, а прошу, как друг. Будь честен. Если ты откажешься, я не стану настаивать.
- Твое общество доставляет мне удовольствие, мой герцог. - Гай вспомнил о записке Леоны Блейк. Герцог Освальд был прекрасным собеседником, но мысль об ожидавшей его девушке не давала барону покоя. Однако же, еще с детства он усвоил закон рыцарства "Бог, король и дамы". Он не мог отказать в просьбе герцогу, который был для него здесь королем. А Леона... Что ж, она поймет, если он в ней не ошибается. Кроме того, ему самому хотелось побольше узнать о герцоге Элвине.
- Я рад этому. - Герцог улыбнулся. - Но мне кажется, что здесь не самое подходящее место для беседы. Если ты не против, пойдем в мои покои, там мы сможем поговорить спокойно.
Пригласив барона следовать за собой, он вышел из залы, и, взяв у слуги факел, направился вверх по лестнице в восточную галерею замка, опоясывавшую левую внутреннюю стену донжона и ведущую в восточную башню. Гай шел следом, глядя на развевающийся за спиной герцога подобно крыльям черный тяжелый плащ. С точки зрения Тома, идти с Элвином Освальдом в его покои без оружия было полным безумием. Герцог оставался загадкой, его мягкое обращение могло оказаться обманчивым. Гай укорил себя за подозрения - будь герцог врагом, он никогда не повернулся бы к барону спиной. Рядом с этим странным человеком Гай чувствовал себя в безопасности, хотя внутренне сознавал, что более страшного врага в Освальде трудно было вообразить. Элвин шел уверенно и спокойно, факел в его руке трепетал, отбрасывая на стены галереи причудливые тени. От ночного холода раненная рука Гая заныла, и он поплотнее запахнул плащ.
В замке в этот поздний час было безлюдно. В восточной части замка не было даже слуг, и, если бы не факел герцога, в коридорах царила бы кромешная темнота. Взойдя по лестнице на второй этаж башни, герцог остановился перед окованной железом дубовой дверью.
- Входи, сэр Гай, - пригласил он, пропуская юношу в скрытую в полумраке комнату с горящим в глубине камином.
Пока он запирал дверь и зажигал свечи, Гай осмотрелся. Небольшая, но уютная комната была обставлена с изысканной простотой, говорившей о немалом вкусе хозяина. Развешанное на стенах оружие не отличалось особенной красотой, зато великолепная сталь клинков и прекрасная работа оружейников сразу бросались в глаза. За этими мечами, кинжалами и алебардами следили тщательно, постоянно затачивая и полируя сверкающие клинки. Мебель темного дерева, украшенная резьбой, гармонировала с темно-алыми, почти черными драпировками и тяжелыми бархатными занавесями на окнах. На столе рядом с письменным прибором лежали несколько книг и лютня.
Герцог поставил на стол серебряный подсвечник с тремя свечами и пригласил Гая сесть. Барон опустился в кресло.
- Я не знал, что ты играешь на лютне, - с улыбкой заметил Гай.
- Немного. - Герцог рассеянно тронул струны лютни, взяв несколько легких печальных аккордов. - Я не менестрель, но люблю музыку... Хочешь вина, сэр Гай? Мне показалось, что ты замерз.
- Здесь достаточно тепло, чтобы согреться.
- И все же я налью немного нам обоим. - Он вытащил из секретера темную бутылку и два тонких бокала, налил вина и сел в кресло напротив Гая, взяв свой бокал.
- За тебя, сэр первый рыцарь, - сказал он со странной улыбкой.
Гай смотрел, как он пьет, и поднес к губам свой бокал. Рубиновая жидкость на вид напоминала кровь, но на вкус действительно оказалась великолепной. Жаркая волна прокатилась по телу юноши, согревая и успокаивая.
- Отличное вино, - сказал Гай, поставив бокал на стол.
- Не такое, как разливают там, внизу, - с еле заметной усмешкой произнес герцог. Затем, посерьезнев, посмотрел юноше в глаза. - Лучший рыцарь достоин лучшего вина. А ты доказал, что ты лучший.
- Я никак не могу поверить в это.
- Роджер Брент был сильным рыцарем, - согласился герцог Освальд. - Многим он действительно казался непобедимым. Но я, видевший все твои поединки, был уверен, что ты сумеешь сбить с него спесь.
Гай недоумевал. Почему герцог вдруг заговорил о виконте Бренте? Возможно, Том не зря предупреждал его.
- Я так и не знаю, как себя чувствует виконт, - осторожно сказал он.
- Он серьезно пострадал. У него, кажется, сломана нога и несколько ребер, так что на лошадь он усядется еще ой как не скоро. - Герцог тонко улыбнулся. - Но смерть от ран ему не грозит, так что твоя совесть может быть спокойна. Может быть, сегодня ты нажил себе недоброжелателей, сэр Гай, но пусть это не тревожит тебя: ты достаточно хорошо владеешь мечом, чтобы доказать любому, как опасно становиться у тебя на дороге.
- Не знаю... По правде говоря, я до сих пор думаю, что это вышло случайно. Мне просто повезло.
- Нет. Ты молод, но отважен и силен. Сколько тебе лет, сэр Гай?
- Двадцать. Я мальчишка по сравнению с рыцарями Освальда.
- Это верно. - Глаза герцога впились в лицо Гая. - Но тем не менее ты способен победить любого из них. Любого, - повторил он и, помолчав, тихо добавил. - Кроме одного.
Гай вздрогнул от тона, которым это было сказано. Поднявшись с места, герцог снял со стены два легких меча и протянул один из них юноше.
- Попробуй победить меня, сэр Гай.
- Мой герцог... - Гай побледнел. Вот каким образом Элвин Освальд решил отомстить ему! Конечно, герцог был честным человеком и не мог допустить и мысли о том, чтобы подсыпать ему яду или заколоть кинжалом в спину, но так, в поединке, он мог с легкостью убить человека, оказавшегося неугодным его сестре.
- Моя левая рука почти не действует, - осторожно проговорил барон. - Я не думаю, что смогу быть тебе достойным соперником.
- Ты хочешь сказать, что у меня явное преимущество? Но я специально выбрал короткие мечи, а не эспадроны. К тому же я не стану пользоваться кинжалом, как требуют правила, раз уж ты не можешь этого делать.
Гай собирался возразить, но герцог жестом заставил его замолчать.
- Я готов драться одной рукой, - холодно произнес он. - Если ты откажешься, я вынужден буду считать тебя трусом.
Щеки Гая запылали. Подобного обвинения он стерпеть не мог. Да, Элвин мог убить его, но называть себя трусом он не мог позволить никому.
- Хорошо. - Он вскочил на ноги и резким движением сбросил с плеч плащ и скинул стеснявшие движения камзол и колет. В раненой руке вспыхнула боль, и он стиснул зубы. Почти выхватив из рук герцога меч, он решительно отсалютовал.
- Я не ошибся в тебе, сэр Гай, и рад этому. - Герцог, в свою очередь, сбросил плащ и камзол и встал перед бароном, ответив коротким салютом. Его стройная мускулистая фигура дышала грозной силой, а непринужденность, с которой он держал меч, выдавала в нем настоящего мастера поединка. Гай решил, что будет, по возможности, экономить силы, обороняясь, пока герцог не одолеет его и не убьет.
По-видимому, Элвин Освальд ожидал, что барон атакует первым, но, догадавшись о выбранной противником тактике, шагнул вперед и, сделав пробный выпад, отступил, когда Гай отразил удар сверху вниз.
- Я хочу честного боя, сэр Гай, - сказал он. - Не позволяй убить себя, как ягненка. Твоя матушка была бы недовольна, узнав, что ее сын...
- Не упоминай мою мать! - закричал юноша, забыв об осторожности и бросаясь на него. - Рыцарь погибает так, как велит ему честь!
Герцог засмеялся. Легко отразив яростный выпад барона, он атаковал так быстро, что Гай едва успел увернуться от лезвия его меча. Развернувшись, юноша нанес удар снизу вверх. Клинки сшиблись, как две молнии, рассыпая белые искры, и герцог с силой отбросил от себя Гая одним движением запястья. У барона закружилась голова, он покачнулся и едва не упал, однако удержался на ногах и, немного отдышавшись, направил меч на Элвина. Герцог оставался спокойным. Он провел еще несколько атак, и каждую последующую Гай отражал все с большим трудом, чем предыдущую. Герцог двигался так легко, словно танцевал. Такого мастерства владения мечом Гаю видеть еще не приходилось. Разумеется, он был ранен, но герцог одержал бы над ним верх, даже будь он здоровым и отдохнувшим. Казалось, Элвин Освальд был абсолютно неуязвим. Его меч ни разу еще не задел Гая, но юноша чувствовал себя до предела измотанным. Он понимал, что совсем скоро наступит неизбежный конец этого поединка, и завтра утром Том будет сопровождать его мертвое тело в Санвер... Что ж, от судьбы не уйдешь.
Собрав все силы, Гай попытался подороже продать свою жизнь. Бросившись вперед, он нанес герцогу сокрушительный удар, рассчитывая если не ранить, то хотя бы сбить его с ног. Элвин парировал, лишь слегка покачнувшись. Его клинок скользнул по лезвию меча барона, а затем он неуловимым, но сильным движением подцепил его снизу и одним толчком выбил оружие из руки Гая.
Меч отлетел в сторону и, ударившись о стену, с резким звоном откатился в темноту. Юноша замер. Острие меча герцога уперлось ему в грудь.
- Ты не разочаровал меня, - сказал герцог. В полумраке Гай не мог разглядеть выражения его лица. - Но поединок окончен, и, как видишь, я оказался прав.
Он слегка нажал на меч и провел клинком немного вниз, оставляя на груди барона длинную алую полосу. Сорочка юноши тут же окрасилась кровью.
- Убей меня, - хрипло сказал Гай. - Ты ведь собирался это сделать?
Герцог помолчал, неотрывно глядя ему в глаза.
- Я сделал бы это, - тихо, необычайно мягко ответил он. - Будь на твоем месте другой, я бы это сделал. Но ты... - Он вдруг отбросил меч и опустил руки. - Я не допущу, чтобы хотя бы единый волос упал с твоей головы.
Барон по-прежнему не видел его лица, но заметил, что голос герцога дрожит.
- Я не могу допустить, чтобы ты пострадал, - шепотом продолжал герцог, - чтобы твоя жизнь хоть на мгновение подверглась опасности.
- Почему? - недоуменно спросил барон.
- Потому что... - На мгновение Элвин Освальд умолк, его губы беззвучно шевельнулись, а затем с них сорвались слова, похожие на горький вздох. - Потому что я люблю тебя, Гай.
Наступила тишина. Потрясенный, Гай застыл на месте. Он не мог поверить в то, что услышал. Была ли это насмешка, жестокая шутка или непонятная ему уловка?
- Я люблю тебя, - повторил герцог. - Люблю, как глупая девчонка... - Его голос сорвался, и Гай с изумлением увидел, как по его щеке медленно катится слеза, вспыхивая в свете свечей. - Я схожу с ума, умираю от безнадежной, терзающей меня любви... Я не думал, что когда-нибудь смогу сказать тебе об этом, но я не в силах больше бороться с этим чувством. Прошу, выслушай меня, не отталкивай сразу, если я невольно оскорбил тебя...
- Я... - Гай растерянно искал слова, ошеломленный таким признанием. Он еще не все понимал, но ему стало безумно жаль Элвина. В этот момент он готов был сделать все, чтобы утешить его. У него перехватило дыхание от сознания того, что одним лишь своим словом он мог избавить этого прекрасного человека от страданий... Но он не знал этого слова.
- Ты ничуть не оскорбил меня, мой герцог. Я не могу понять того, что ты говоришь, но... Поверь, я тоже люблю тебя, - неловко закончил он.
Дыхание герцога участилось.
- Не говори так, - прошептал он. - Ты разрываешь мне сердце, а между тем не сознаешь истинного значения своих слов... Дитя мое, твоя чистота делает тебе честь. Возможно, ты скажешь, что я лишился рассудка, - пусть так. Я схожу с ума от любви к тебе, Гай. Вот уже две недели я забыл обо всем на свете. Мне стало так важно видеть тебя каждый день, любоваться тобой, слышать твой голос, твой смех, иногда говорить с тобой... Всюду, где бы я ни был, я ищу тебя глазами среди толпы. Я мечтал коснуться твоей руки, но не мог переступить светских условностей. Как больно желать недостижимого, страдать и быть не в состоянии хоть что-то изменить! В моей жизни, в моих снах - только ты. Мне казалось, что я умираю - так медленно, так мучительно и одиноко... И сейчас, стоя здесь возле тебя, я признаюсь тебе в этом. Я повергаю перед тобой свою любовь, свою гордость, свою жизнь... Ты имеешь право отвергнуть все это, но позволь мне хотя бы по-прежнему быть твоим другом, не лишай меня надежды видеть тебя. Я не перенесу твоей ненависти, твоего презрения. Не уезжай из Освальда - это будет единственной моей просьбой.
- Я не уеду, - тихо ответил юноша, взяв руку герцога. - Мне странно слышать все это... и я действительно не смогу уехать. Ты всегда был для меня другом, я глубоко уважаю тебя и считаю безупречным рыцарем и честным человеком. И сейчас для меня ничего не изменилось. Я потрясен. То, о чем ты говоришь, не может быть достойным насмешки или презрения. Я... я принимаю твою любовь.
- Гай... Ты еще можешь отказаться, - прошептал герцог. - Я не вправе добиваться и настаивать... Ты чист, как ангел. Подумай, допустишь ли ты, чтобы порок коснулся твоей души, чтобы пламя запретной страсти опалило ее? Подумай об этом.
Вместо ответа Гай поднес руку герцога к своим губам.
- Я хочу быть с тобой, Элвин, - просто сказал он. - Научи меня стать достойным тебя.
- Достойным меня? - Герцог печально улыбнулся и положил руки на плечи юноши. Его пылающий взор жадно погружался в глубину зрачков Гая. Он был так близко, что его дыхание касалось щеки барона. - Мой мальчик... Ты еще не знаешь всего...
- Так покажи мне, - жарко прошептал юноша, почти касаясь губами его губ.
- Гай...
Его поцелуй был нежен и полон глубокой, мучительной страсти, смутившей и испугавшей барона своей силой. Гай почувствовал головокружение и закрыл глаза, полностью отдаваясь во власть нового, неизведанного ощущения. Это было так странно, так необычно, что он до сих пор не верил. Пальцы герцога легонько сжимали его плечи, а поцелуй все длился, пробуждая и разжигая неодолимое желание во всем теле. Наконец, герцог заставил себя оторваться от его губ и с невыразимой любовью посмотрел ему в лицо.
- Ты все еще хочешь этого, мой ангел?
- Элвин... Для меня это слишком ново... Я никогда раньше не думал о таком. Но мне понравилось. - Краска залила щеки юноши. - Я хочу сказать... Мне приходилось целоваться с женщинами, но это - совсем другое.
- Ни одна женщина не способна дать тебе таких ощущений, - произнес Элвин. Он сбросил рубашку, и взгляду Гая открылось его мускулистое, стройное тело. - Я знаю, что ты имеешь в виду.
Он помог барону снять сорочку и остановился, восхищенно оглядывая его.
- Ты прекрасен, - сказал он. - Гай, ты совершенен, как античный бог... Я люблю тебя все сильнее.
Склонив голову, он провел языком по длинной кровавой царапине, оставленной его мечом на груди барона, потом выпрямился и снова поцеловал юношу в губы, прильнув к нему всем телом. Гай ощутил возбуждение молодого герцога и замер, не в силах противостоять собственным чувствам. Элвин провел пальцами по его щеке и принялся целовать его шею, плечи, грудь. Заметив багровый кровоподтек на левом плече барона, он осторожно ощупал его и нахмурился.
- Я собственными руками придушил бы мерзавца Роджера, - сквозь зубы пробормотал он. - Тебе очень больно, мой мальчик?
- Нет, Элвин. Думаю, Роджеру сейчас больнее.
Герцог тихо рассмеялся.
- Ну, его есть кому полечить, - сказал он, поглаживая кончиками пальцев грудь Гая, - а потому не будем вспоминать о нем теперь.
Его сильные руки заскользили по телу юноши, нежно и легко касаясь самых чувствительных мест, и вскоре Гай, охваченный жарким возбуждением, забыл обо всем на свете. Порывистые ласки Элвина становились все изощреннее; барон стонал, гладя его сильные плечи. Он с удивлением наблюдал за склоняющейся все ниже головой герцога и позволил ему ослабить пояс своих штанов, не понимая, что тот собирается делать, пока не ощутил его горячее дыхание у себя внизу живота. Руки, губы и язык Элвина ритмично двигались, и Гай невольно обхватил руками его голову, зарывшись пальцами в густые черные волосы герцога. Его глаза застилал жаркий туман, и он чувствовал, что не сможет долго выдержать. Вскрикнув от невероятного наслаждения, он содрогнулся, подхваченный горячей волной экстаза, и излился, едва держась на ногах. Сладостная агония всколыхнула его тело и вспыхнула в мозгу ослепительным белым огнем. Обхватив руками его бедра, Элвин стонал, стоя возле него на коленях. Потом он поднялся и, обнимая юношу, стал горячо целовать его вздрагивающее тело.
- Гай... Это было прекрасно, - прошептал он. - Я все время представлял себе, как ты это делаешь, но не мог предположить, что это будет настолько чудесно... Тебе понравилось?
- Да, - задыхаясь, ответил барон. - Да, Элвин... Никогда в жизни я не испытывал подобного наслаждения...
Их губы слились. Ладонь Элвина скользнула по его спине, чуть задержалась на талии и опустилась ниже.
- Приляг, любовь моя, - сказал герцог, приглашая юношу за собой на широкое ложе под тяжелым пологом из алого бархата. Гай опустился на постель, все еще тяжело дыша.
Элвин уселся рядом с ним.
- Я могу без конца любоваться тобой, - проговорил он, и его черные глаза сверкнули. - Твое тело сводит меня с ума, твой голос ласкает мой слух, а твоя страсть приводит в исступление...
Он взял руку Гая и принялся целовать ее, потом прижал его ладонь к своему бедру. Гай понял. Охваченный горячим порывом, он приподнялся на ложе, глядя в полные нежности черные глаза.
- Возьми меня, Элвин.
Герцог прерывисто вздохнул, сжал его пальцы. Удивление и восторг вспыхнули в его взгляде, но тут же угасли.
- Мой ангел, - прошептал он. - Мой чистый ангел... Я не хочу заставлять тебя испытать эту боль. Мы можем сделать по-другому...
- Нет, Элвин. Любовь - всегда боль, правда? Я доставлю тебе радость, потому что люблю тебя. Для меня нет боли, если ты получишь наслаждение... Возьми меня. Люби меня как женщину, Элвин.
Герцог застонал. На его лице отразилась тяжелая внутренняя борьба, он обнял Гая, прижал его голову к своей груди, и юноша увидел, что он плачет.
- Я не должен, - прошептал Элвин, гладя его грудь. - Я проклинаю себя, свою плоть и ее желания...
- Не нужно, - ответил барон. - Ведь я люблю тебя.
Он сел и помог Элвину раздеться. Обнаженное смуглое тело герцога в красноватом свете свечей и камина казалось отлитым из бронзы. Элвин наклонился: пламенеющая страсть и глубокая печаль в его взгляде обожгли душу Гая. Обвив рукой шею герцога, юноша поцеловал его в губы и лег на живот.
Элвин принялся ласкать его - вначале несмело, легко касаясь его рук, спины, бедер, затем понемногу обретая уверенность и вкладывая в эти ласки весь жар сжигающего его желания. Его пальцы опускались все ниже, открывая Гаю новые ощущения. Он вновь почувствовал возбуждение, когда Элвин требовательно, но нежно сжал его ягодицы. А потом, когда герцог вошел в него, его пронзила резкая боль. Он невольно вскрикнул, и Элвин замер, сжимая его тело в объятиях.
- Моя любовь, - задыхаясь, прошептал герцог, - мой дорогой мальчик... Я не хотел... Прости меня...
Он гладил спину и бедра юноши, шепча ласковые слова, пытаясь успокоить, облегчить причиненную им боль, и постепенно Гай почувствовал, что боль уходит.
- Продолжай, Элвин, - попросил он. Герцог обнял его за талию и медленно, очень осторожно задвигался. Его руки скользнули ниже по животу Гая и стали ритмично ласкать его плоть. Барон застонал, невольно поддаваясь этим умелым, изощренным ласкам. Движения Элвина все ускорялись, он тоже стонал, и наконец с мучительным долгим вскриком выгнулся всем телом. Гай почувствовал, как семя герцога проникает в него горячей струей, и изумленный, задыхающийся, повернулся, чтобы увидеть его лицо. Выскользнув из него, герцог без сил упал рядом с ним на ложе, закрыв глаза. Гай склонился и поцеловал его пылающие губы.
- Тебе... было очень больно? - спросил Элвин, открывая глаза и с нежностью заглядывая ему в лицо.
- Нет. Я рад, что смог доставить тебе удовольствие.
- Это было несложно... - Герцог улыбнулся, и по его щеке скатилась слеза. - Я мог бы достигнуть вершины блаженства, просто глядя на тебя.
Приподнявшись, он взял со столика бокалы с вином.
- За тебя, мой первый рыцарь, - сказал он, неотрывно глядя на Гая.
- За тебя, мой герцог, - отозвался барон, подняв свой бокал. - За нас и за нашу любовь.
Вино было прозрачным, терпким, рубиново алым, словно кровь. Отставив пустой бокал, Элвин снова лег рядом с юношей. Гай, опершись на локоть, смотрел на твердую линию его щеки и красиво очерченный рот, затем поцеловал его в плечо.
- Как ты чист, Гай, - прошептал герцог. - Ты ангел, спустившийся на землю и по ошибке угодивший в хлев. Люди, которые всегда окружали меня, так мало похожи на людей... Ты неиспорчен, в тебе нет ни гордыни, ни зависти, ни лжи, ни порока. Мне кажется, что я недостоин тебя, что мое счастье - недозволенный плод, украдкой сорванный с райских ветвей.
Гай покачал головой.
- Я вовсе не ангел и не чужд обычных человеческих пороков. Во всяком случае, я любопытен. Знаешь, я всегда гадал, с кем из дам Освальда ты делишь ложе, - он улыбнулся. - И не находил достойной тебя. Ты необыкновенный человек, Элвин.
- Правда? - Улыбка герцога была горькой.
- Ты молод, красив и умен, да к тому же богат, а женщинам это нравится. Но я не думал, что ты...
- Что я не люблю женщин? Да, я их не люблю. Я могу спать с ними, но в этом нет настоящего чувства. Притворство, игра, обман... Я умею доводить женщину до исступления страсти, я научился распознавать, когда она действительно достигает наслаждения, а когда просто притворяется. Но любовь для меня имеет иное значение... - Он помолчал, глядя в темноту. - Что такое любовь, Гай? Только ли два тела, переплетенных на ложе?
- Это не любовь, - ответил юноша. - Люди не должны уподобляться животным.
- Это просто похоть, стремление удовлетворить желание плоти, и только. Любовь - иное. Верность, большая чем просто преданность и дружба, разговор двух сердец, бьющихся в лад... Я могу отдать все на свете ради счастья того, кого я люблю. Думать о тебе, надеяться, ждать, молить небеса о милости мимолетного взгляда, слова, прикосновения... Женщины не способны на высокие чувства, все их страдания и слезы - ложь.
- Из-за этого ты стал аскетом, - с улыбкой проговорил Гай.
- Я не аскет, - отозвался герцог. - Я всего лишь не могу позволить себе грязного распутства, уподобляясь моей сестре и большинству придворных. Выходит, сохранять чистоту души и тела в наше время опасно - можно прослыть монахом... Истинная любовь стала редкостью, а верность одному или одной вызывает недоумение и насмешки. Пусть так, но для меня иначе нельзя. Неважно, какого пола человек, которого любишь, за которого готов отдать жизнь... Просто этот человек для меня только один. Возможно, я развращен, но я не распутен.
Гай помолчал, не решаясь прямо задать вопрос, вертевшийся у него на языке, но герцог сам угадал его.
- Тебя интересует, почему я так хорошо знаю женщин? - спросил он. - И наверное, ты успел наслушаться сплетен о нас с Розалией.
- Это так, - смущенно кивнул Гай, - но не хотел верить в них до сегодняшнего вечера.
Элвин задумчиво положил руку ему на грудь и стал поглаживать ее, словно собираясь с мыслями и решая, что сказать.
- Все это правда, - проговорил он наконец. - Розалия - демон в обличье женщины, она способна совратить и святого. И я, ее брат, не исключение. Бог накажет меня за этот чудовищный грех, но возможно, он уже покарал меня слишком сурово...
- Значит, ты и Розалия... - Гай изумленно приподнял брови.
- Да, мы любовники, - просто ответил герцог. - Розалии двадцать шесть лет, мне двадцать восемь, и тринадцать из них я знаю ее как женщину.
Барон замер, пораженный.
- Да, мой мальчик, для тебя это звучит дико, но это так. Я люблю ее, только эта любовь не такая, какую я испытываю к тебе. Странная смесь похоти и презрения, и нас тянет друг к другу несмотря ни на что.
- Но вы оба были так молоды, когда... - начал барон и не смог заставить себя договорить.
- Когда это случилось? Розалия уже тогда прекрасно сознавала, что делает. Она росла взбалмошной девчонкой, и отец позволял ей все, потому что она была его любимицей, а наша мать умерла, когда Розалия еще не вышла из младенческого возраста. Моя сестра всегда любила покрасоваться перед мужчинами. Я помню, какое у нее было выражение лица, когда придворные смотрели в вырез ее слишком открытого платья. Взрослые мужчины останавливали на ней похотливые взгляды, и ей это нравилось... До тех пор, пока ее поведение не привело в ярость даже нашего отца. У него было достаточно своих забот, но не мог же он не замечать, что его дочь совсем не такая, какой должна быть девушка знатного рода! Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стали подслушанные им пересуды прислуги. Поэтому он решил поставить точку в судьбе Розалии, определив ее в монастырь.
Мне в то время едва минуло пятнадцать лет, и дела сестры меня совершенно не интересовали, поскольку моя голова была забита латынью, греческим и богословием. Я обожал философию; учивший меня настоятель соседнего аббатства говорил, что я подаю большие надежды. Мне не нужны были иные развлечения, кроме верховой езды и фехтования. Каждый вечер я посвящал чтению манускриптов, размышлениям и молитве, надеясь в скором будущем стать достойным вести диспуты хоть с самим Франциском Ассизским. Розалия насмешливо называла меня святошей, но мне было все равно. Я не интересовался тем, что происходило в замке, и только рыцарские турниры могли вытащить меня из-за книг. Как раз во время одного из таких турниров, когда в Освальде было множество приезжих вельмож, я и узнал, что на свете есть вещи, о которых я не имел представления...
Я только что вернулся с верховой прогулки и, оставив в стойле своего жеребца, направился в замок, чтобы переодеться к ужину. В конюшне было полно лошадей, но слуги уже разошлись, и только в дальнем углу горела забытая кем-то масляная лампа. Не успел я дойти до дверей, как меня окликнули. Обернувшись, я заметил спрятавшуюся за сеновалом Розалию, которая жестами умоляла меня подойти к ней. Взяв лампу, я подошел и спросил, в чем дело. Схватив меня за руку, Розалия потащила меня к дальней стене, где никто не мог нас видеть и слышать. Вид у нее был несчастный, в покрасневших глазах стояли слезы.
"Элвин, - сказала она, едва сдерживая рыдание, - наш отец сошел с ума!" Я засмеялся. "Что же он сделал?" "Умоляю, Элвин, не смейся надо мной. Это ужасно. Он решил выдать меня замуж!" Я пожал плечами. "Вот уж ничего ужасного. Ты ведь не хотела бы отправиться в монастырь, правда? А у отца не было выбора, как я понимаю..." Слезы хлынули из ее глаз, и это немного смягчило меня. "Полно, - попытался я утешить ее, - все не так плохо. Ведь ты сама своим поведением толкнула его на это решение... А потом, если муж будет любить тебя, ты не пожалеешь." "О чем ты говоришь, Элвин? Знаешь ли ты, кого отец выбрал мне в мужья?" Я ответил, что мне это неизвестно. "Ричмонда Гриза!" - выдохнула она и разрыдалась пуще прежнего. Я оторопел. Барон Ричмонд Гриз был жирным детиной лет тридцати, жадным и злым, а его грубость и вздорный характер снискали ему всеобщую ненависть. Его побаивались, потому что он был богат и нигде не появлялся без дюжины оруженосцев и слуг, но сильнее страха было отвращение. "Почему же выбор отца пал на эту скотину?" - потрясенно спросил я. "Отец... проиграл ему в кости. Проиграл слишком много, чтобы расплатиться. И он расплатился мной." Я не знал, что сказать. Отец был для меня человеком честным, идеалом рыцаря и мужчины. Я не мог поверить словам сестры. "Этого не может быть, - пробормотал я. - Наш отец никогда не поступил бы так..." "Но он так поступил! - выкрикнула Розалия. - Ричмонд уже считает меня своей собственностью! Он поймал меня на лестнице и пытался стащить с меня платье, но я вырвалась... Элвин, я ненавижу его! Он жирный, вонючий, у него такое брюхо, словно он сожрал целого вепря и запил его бочкой эля! У него грязные толстые пальцы, и он шарил ими по всему моему телу..." Рыдая, она обняла меня и прижала голову к моей груди. Я тоже обнял ее, стараясь утешить, бормоча неловкие слова ободрения, и вдруг она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.
"Клянусь, он не получит мою невинность, - сказала она. - Я не могу избежать того, что прикажет мне отец, но моей любви Ричмонд не получит!" "Ты знаешь способ этого избежать?" - с сомнением спросил я. Она обхватила меня за шею и, заставив меня склонить голову, прошептала: "Да." Я сказал, что сделаю все, что она попросит, чтобы помочь ей, и это была истина. Ее участь показалась мне действительно страшной, и я готов был заколоть Ричмонда Гриза кинжалом или вызвать его на честный поединок по одному слову Розалии. "Да, Элвин, - сказала она, - только на тебя я могу надеяться, только ты один можешь помочь мне." Ее руки легли мне на плечи, и она испытующе посмотрела мне в глаза. "Элвин, ты такой молодой, такой красивый... - Ее голос понизился до шепота. - У тебя такое стройное, сильное тело... Ты единственный, кто может взять мою чистоту. Прошу тебя..." Я не понимал, чего она хочет. В моей голове не было места подобному. В древних трактатах и святой Библии такое толковалось однозначно; я не задавался вопросом о кровосмешении, твердо усвоив, что это - смертный грех. Поэтому я постарался объяснить Розалии, что именно этого она не вправе от меня требовать. Наивный! Ее пальцы уже расстегнули ворот моей рубашки и гладили мою грудь. Она быстро целовала меня в шею, шепча ласковые слова, повторяя, что я лучше всех мужчин в мире... Я стоял неподвижно, умоляя ее подумать о наших душах, но она только нервно засмеялась и, сдернув с плеч платье, накрыла моими ладонями свои маленькие, крепкие, едва начавшие развиваться груди. Я невольно сжал их, и соски затвердели под моими пальцами. Губы Розалии приоткрылись, ее лицо было совсем близко. "Поцелуй меня, Элвин," - попросила она, но я, собрав всю свою волю, отвернулся. Тогда она стала раздевать меня, продолжая осыпать порывистыми неумелыми ласками и поцелуями. Стыд и ужас охватили меня, когда я очутился перед ней обнаженный. Упав на душистое сено, Розалия подняла подол платья и развела ноги, открыв моему взору то, чего я не видел никогда в жизни. "Иди сюда," - сказала она почти с мольбой. Я не знал, что делать, и стоял перед ней, думая лишь об одном - о том, что мое тело жаждет греха и она видит это. "Элвин, мы должны сделать это, - прошептала Розалия. - Ты же не допустишь, чтобы я досталась Ричмонду Гризу..." Она приподнялась и потянула меня на себя. Я очутился на ней сверху, чувствуя огонь ее гладкого, нежного тела. Она была такая хрупкая, такая юная, что я едва не заплакал, умоляя господа простить меня. Розалия целовала мое лицо, а потом своей рукой направила меня в себя. Страх и наслаждение смешались в моей душе, застлав глаза сладостным туманом, когда я вошел в ее тело, преодолевая сопротивление невинной плоти... Ее крик мгновенно отрезвил меня. Я вдруг ясно осознал, что натворил, и попытался отстраниться от нее, но она крепче обняла меня, прижимая к своему животу. Она заставила меня продолжать. Я не мог сдерживаться. Она вскрикивала, стонала и металась подо мной... Я уже плохо понимал, что делал. Помню только острое, до боли, блаженство, разорвавшее мое тело на тысячи звезд в сладкой агонии, жаркий шепот Розалии, ее слезы и кровь на ее бедрах и моих руках...
С того вечера мы стали ближе друг к другу. Розалия явилась к отцу, умоляя его отсрочить свадьбу с Ричмондом Гризом, и он, поддавшись на ее слезы и кроткое поведение, согласился. Я надеялся, что то, что было между нами, со временем перестанет напоминать о себе такими угрызениями совести, и молился с особенным усердием, прося Бога помиловать мою душу. Мне все время казалось, что кто-нибудь мог видеть нас в конюшне, рассказать все отцу и покрыть нас позором. Я ненавидел себя и даже стал сторонником флагеллантов, истязая свое тело розгами. Всячески избегая Розалии, я тем не менее был рад, что она спаслась от замужества - хотя бы временно. А потом... Однажды ночью я услышал стук в дверь моей комнаты. Открыв, я увидел на пороге Розалию - бледную, босую, в тонкой ночной рубашке, сквозь которую просвечивало ее тело. Она молча вошла, затворила дверь и бросилась мне на шею. Она сказала, что не может жить без моих ласк... Наши ночные встречи продолжались, и отец ничего не знал о них. Он был доволен, что Розалия присмирела и перестала заигрывать с мужчинами. Часто мы седлали лошадей и уезжали далеко в поля, и там любили друг друга прямо на земле, среди цветов и трав, до полного изнеможения, отдавая себя до последней капли этому странному чувству... Все это могло бы продолжаться долго, но вскоре на нас обрушилось несчастье: отец умер, оставив меня хозяином Освальда. Мне было чуть больше восемнадцати лет, и я не знал, как справиться со свалившимися на меня делами. Вдобавок, Розалия подрастала. Ее тело приобрело округлость и плавность форм, а утонченный порок и чувственность, сквозившие в каждом ее движении, сделали ее предметом вожделения всех окрестных рыцарей. У меня многие просили ее руки, но я не решался лишиться Розалии, ставшей моей единственной опорой и утешением после смерти отца...
Элвин замолчал, его лицо стало задумчивым и печальным. Казалось, он думал о чем-то важном, но не хотел говорить об этом.
- А Ричмонд Гриз? - спросил Гай. - Он отступился от обещанной невесты?
- Он был весьма настойчив. Я вызвал его на поединок и доказал ему глупость и непомерную наглость его притязаний. Ричмонда увезли из Освальда на носилках, и я обещал убить его, если он посмеет сюда когда-нибудь вернуться. Мой отец оказался слишком малодушен, согласившись на его условия. Вообще говоря, образ отца сильно померк в моих глазах после его смерти. Розалия стала искать утешения в любовных интрижках, дав волю своей непомерной похоти, а я... я стал единственным мужчиной, который был в состоянии дать ей то, чего ей требовалось.
- Она действительно хороша собой, - мечтательно проговорил Гай. - Очень хороша...
- Ты хотел бы провести с ней ночь? - усмехнулся герцог, взъерошив его волосы. - Нет ничего легче. Думаю, мне удастся уговорить ее быть с тобой поласковее. Розалия любит новые ощущения и мужчин, которые еще не обладали ею. Я не ревную своих любовников к своей сестре, так что ты сможешь оценить ее прелести в полной мере.
Гай улыбнулся помимо воли и покачал головой.
- В чем дело? - спросил Элвин. - Неужели у тебя есть еще кто-то на примете?
- Я... - Гай запнулся и покраснел.
- Понимаю. Я всегда думал, что ты не такой, как другие. Ты ни за что не скажешь, кто твоя избранница, но для меня это не тайна. Эта белокурая крошка, Леона Блейк, которая вручила тебе сегодня кубок? У тебя неплохой вкус, Гай. Воплощение невинности, кротости и простоты - хорошая жена для честного рыцаря. - Он натянуто улыбнулся. - Ты уже спал с ней?
- Нет, - смущенно ответил Гай. - Я и говорил-то с ней всего два раза... Но она мне нравится.
Элвин Освальд расхохотался, и в его смехе не было веселости.
- Запомни, мой мальчик, - сказал он, - женщина может казаться кем угодно, ангелом или демоном, голубкой или сосудом греха, но она всегда лицемерна и продажна. Леона Блейк прекрасна, мила и целомудренна? Думай так. Я докажу тебе обратное. Если ты захочешь жениться на ней после того, как я сделаю это, - женись, я не стану тебе препятствовать.
- Почему ты так зол? Ты ее совсем не знаешь.
- Возможно, во мне говорит ревность, - засмеялся герцог. - Но я обещаю, что не позже чем через два дня она будет принадлежать тебе.
- Ловлю тебя на слове. - Гай сел на постели, сжав руками плечи лежащего герцога, и тот притянул его к себе.
- На этом самом ложе, - прошептал Элвин в самое ухо юноши, - ты получишь эту юную леди уже завтра, если я не ошибся в ней. Я хочу, чтобы ты пришел сюда завтра вечером вместе с ней. Со мной будет Розалия, так что нашу крошку Блейк не ожидает ужин в обществе только двух кавалеров.
- Спасибо, Элвин. Остается только надеяться, что Леона согласится. - Гай вспомнил записку, переданную ему слугой, и подумал, что уговорить девушку теперь будет не так-то просто.
- Ты плохо знаешь женщин, мой мальчик. - Элвин привлек его к себе и нежно поцеловал в губы. - Она согласится.
Гай обнял его мускулистые плечи.
- Я хочу, чтобы ты имел возможность сравнить женщин и мужчин, - прошептал Элвин, прижимаясь к нему. - Ты должен сделать выбор...
- То, что я узнал сегодня, мне понравилось, - улыбнулся юноша. - Хотя я и не думал, что такое может быть между мужчинами.
- Высшее доверие, Гай. Это гораздо выше, чем обычная дружба. Мужчины так много могут дать друг другу... Я видел однажды, как этим занимались монахи в аббатстве. Взрослый мужчина и юноша, почти мальчик, двое в монастырском саду, среди цветущих яблонь... Мужчина, стоя на коленях, обнимал колени юноши и ласкал его, пока тот не упал ему на руки в полном изнеможении, обессиленный страстью. Я тогда был еще слишком мал, чтобы понять...
Он снова поцеловал Гая, закрыл глаза и заключил юношу в объятия.
- Отдохни, мой ангел. Я не в силах дать тебе большего.
- Мне не нужно большего, Элвин. Спокойной ночи.
Огонь догорал в камине, и алые искры всполохами пробегали по золе от сквозняка. Ночь смотрела в окна, а на востоке небо уже слабо алело - близилось утро. Положив руку на грудь уснувшего Элвина, Гай прислушивался к его ровному дыханию и биению его сердца. Новое чувство пробуждалось в его душе - чистое, необычайно светлое и в то же время сладостно порочное. Он познал запретную любовь и понял всю глубину наслаждения, которое может подарить один мужчина другому. Элвин по-прежнему оставался для него загадкой, но теперь к чувству интереса, уважения и восхищения примешивалась и любовь.
Он долго не мог заснуть, и только под утро забылся сном без сновидений, убаюканный ночной тишиной и теплом сильного тела герцога.
Гай проснулся от холода. Утренний серый свет проникал в раскрытое окно вместе с сыростью и запахами дождя и взрытой земли. За окном стелился белесый туман, густой над аллеями парка и рассеивавшийся над равниной. Элвина в комнате не было - он проснулся раньше и ушел, не желая будить Гая. Барон быстро оделся и собрался уходить, когда заметил белеющий на столе листок бумаги, приколотый к столешнице острием кинжала. Взяв записку, он пробежал глазами строчки, написанные четким, почти каллиграфическим почерком:
"Мой дорогой мальчик! Ты так прекрасен во сне, что я не решился разбудить тебя, несмотря на то, что хотел бы выехать на прогулку вместе с тобой. Сегодня чудесное утро для верховой езды, и я отправляюсь в парк. Увижу ли я тебя до вечера? Трудно представить, как я раньше мог жить без тебя, без твоего тепла, без твоей любви. Я счастлив, как только может быть счастлив человек. Помни свое обещание, а я помню свое: сегодня вечером, когда стемнеет, я жду тебя и Леону в этих покоях. Элвин."
Гай с улыбкой сложил листок и спрятал на груди. Волна нежности поднялась в его душе. Он вспомнил все, что было накануне; вспомнил лицо Элвина, его руки, его ласковый голос и его ласки, от которых трепетало все тело... Выйдя из комнаты, барон прикрыл за собой дверь и направился в свои покои. Попадавшаяся навстречу челядь и придворные узнавали его, кланяясь чуть ниже, чем раньше, - звание первого рыцаря обязывало к уважению. Дамы сдержанно улыбались, и Гай чувствовал спиной устремленные вслед ему восхищенные взгляды. Но сейчас внимание дам мало занимало его. Точнее, его интересовала лишь одна из них, однако прежде следовало навестить Тома и позавтракать.
Гай застал старого слугу в скверном настроении. Том мерил комнату шагами из угла в угол, беспокойно бормоча что-то себе под нос. Обернувшись на звук открывшейся двери, он заметил хозяина и бросился к нему, натыкаясь на мебель. В его покрасневших глазах показались слезы.
- Боже, я-то уже собирался искать ваше тело, милорд! - воскликнул он. - Я так боялся за вас! А герцог Освальд... Я никогда не доверял ему, это сфинкс, а не человек. Где вы были? С вами все в порядке? Надеюсь, вам не пришлось пустить в ход кинжалы?
- Все прекрасно, Том, - бодро заверил юноша. - Пир затянулся до поздней ночи, а потом мы долго беседовали с герцогом. Он замечательный человек, и я сумел снискать его доверие.
- Слава Богу! - Том искренне обрадовался и тут же засуетился возле накрытого стола. - Но вам надо хорошенько поесть, а потом отдохнуть. Я не намерен отпускать вас никуда, пока ваша рука не придет в нормальный вид.
Гай взял с блюда кусок холодной телятины и уселся в кресло.
- Ты похож на сварливую няньку, Том. Мне совсем не хочется сидеть в этой комнате подле тебя, чтобы тебя успокоить. Поверь, у меня нет врагов в Освальде. Виконт Брент еще долго не встанет с постели, а герцог Элвин мне покровительствует.
- А принцесса Розалия?
- Пусть она тебя не тревожит. Герцог не из тех мужчин, которые сидят под каблуком женщины.
- Боже, милорд!
- Послушай, Том, я не собираюсь слушать твои причитания. Кроме того, я хочу написать матушке в Санвер, чтобы она не волновалась за меня, а ты отвезешь письмо и сам расскажешь обо всем, что она спросит. Только не надо очень сгущать краски, старина.