Аннотация: Туркестанский легион и партизаны, два брата, один воюет за Гитлера, а второй верен присяге и Родине.
Облокулбай, не пожалел на свадьбу своего батрака Якубджана, целой сотни рублей. По тем временам это были огромные деньги. Любой, даже самый многодетный дехканин, мог бы прожить на эти деньги года три, причем припеваючи.
Все славили Облокулбая за его щедрость, и за отеческое отношение к безродному Якубджану. Ни один бай, или заводчик в Туркестане не тратил такие деньги, на своего работника. Зарабатывали на них, да, но вот не тратили. Молодоженов, от дома муллы Умара-кори, к подворью бая, вез автомобиль. До этого только заводчик Хуснулин, да купец Шариф-бай устроили поездку на автомобиле новобрачным. Но то были родные дети богатеев, сын Хуснулина сухопарый Равиль, который женился на дочке полковника Калимулина, да единственная дочка Шариф-бая, которую он выдал, за сына торговца хлопком Маматвали-бая.
Именно потому, на свадьбе больше всех радовался Якубджан, еще бы, он ведь никто, голь перекатная, а тут вдруг в пересудах людей, поднялся до уровня миллионщиков Хуснулина, да Шариф-бая.
Почти целую неделю гуляли на свадьбе Якубджана, причем были гости даже с Ташкента, пусть не сам господин генерал-губернатор, но его помощники и заместители. Было съедено стадо черных баранов, десяток быков, два десятка телят и даже пять верблюдов. А про то, как текли русская водка, и местный мусаллас, уже никто и меры не упомнит. Даже заморские "Абрау-Дюрсо", и "Вдова Клико" лились дюжинами бутылок, и это в мусульманском-то крае...
История появления Якубджана в семье у Облокулбая, очень темная, но знающие люди говорили, что мальчик сын двоюродного брата бая. Дехкане, доведенные отцом Якубджана, Сатторбаем, убили и его, и его жадную, да грубую жену, а ребенка пожалели. Эмир Бухарский, своей властью наказал дехкан, но земли и имущество Сатторбая, Облокулбай прибрал к рукам. Но это было давно, и позабылось. И вырос Якубджан нищим сиротой в доме вроде бы родственника.
Лет с десяти, стал Якубджан работать на подворье Облокулбая, правда, работник из него был аховый, сперва он был мал, а потом выяснилось, что он ленив. Якубджан запросто мог лечь в ясли-кормушку коней бая, и спать там целыми днями, даже без обеда. Его искали, находили и ругали, но через неделю-две подобное повторялось. То засыпал на чердаке, то на складе, устроившись уютно на мешках с золотистой пшеницей, ожидающей повышения цен. Даже ужаливший Якубджана скорпион, не испортил его, парень умудрился уснуть под старым фаэтоном, стоявшим в сарае, там его и нашел скорпион, огромного роста и соломенно-желтой раскраски.
Бай, на удивление остальным батракам, терпел выходки Якубджана, нет, его били, конечно, за такое, но и со двора не гнали. Сколько раз Облокулбай изгонял батраков за меньшие деяния. Например того же Абдувахоба, бай выгнал, не уплатив заработанного, за то, что тот не увидел бая, и не поздоровался первым. Поэтому все батраки удивлялись, но искать и пытаться заставить работать Якубджана перестали.
Время шло, и любитель царства Морфея Якубджан вырос, став статным и красивым парнем, но как был ленивым и безынициативным, так и остался. Ведь бывало что другие батраки, потихоньку приделают ноги к мешку пшеницы, куску говядины или мешку моркови, Якубджан никогда себе такого не позволял. Ел он только то, что давали и одевал только то, что доставалось от "щедрот" бая.
Старшие сыновья бая Шодмон и Шохрух, уже перепробовали все притоны Туркестана и Бухарского эмирата. Они пили в Ура-Тюбе, гуляли в Ходженте, отдыхали с продажными девушками в Ташкенте, и даже курили иранский териак в Джиззаке.
Заводилой всех каверз был Шодмон, высокий и смуглый парень, перепортивший десяток девушек в округе. Бедные дехкане не знали, что делать с порчеными девушками, и Облокул-бай откупался от дехкан, где двадцатью рублями, а где и пятидесятью. Девушка уходила в семью молодого, но нищего дехканина, и приносила бедняку в дом доход стоимостью в десяток коров.
Шохрух был не так смел, и не так дерзок, как его братец, Шухрат и Шароф, были еще малы, и им было не до молодечества. Но так получилось, что и второй сын бая, преуспел на любовном поприще, испортил дочку Икрома, местного дехканина, а тот был не самым простым человеком, конечно в баи не выбился, но дружбу с исправником водил.
И как-то вечером, большое подворье бая, посетили Икром с исправником, капитаном Лихницким, результатом разговора и стала свадьба Якубджана. Не мог Облокулбай женить Шахруха на дочке Икрома, во-первых девка сама была не особо примерная, да и столковался бай женить сына, на дочке маргиланского Акрама-Усто, бывшего столяра, выбившегося в миллионеры, на торговле скобяным товаром. Потому и пришлось раскошелиться Облокулбаю, что бы свадьба грешной дочери Икрома, по уговору должна была быть самой лучшей в городе и в окрестностях.
Так и получилось, мало того пришлось новобрачным выделить летний домик, где любил поваляться в полуденный зной сам бай. А еще через три месяца, Облокулбай женил и обоих сыновей. Причем эта свадьба перещеголяла все свадьбы Туркестанского края, и говорят даже в далеких Яркенде, Стамбуле, Кашгаре, Багдаде и Кабуле, весь базарный люди только и толковал о свадьбе Талобадского богатея - Облокулбая. Повар на свадьбу был выписан из Петербурга, вина из Франции, и даже были танцовщицы из какого-то российского кордебалета.
До того, и после свадьбы Шахрух часто заскакивал в летний домик, где жили Якубджан с Зайнаб, и примерно через четыре месяца, после свадеб Шахруха и Шодмона, женщины заметили, что у Зайнаб растет животик. Просто Якубджан целыми днями пропадал на подворье у бая, и теперь он уже покрикивал на батраков, вчерашних своих товарищей. Покричав и показав так сказать свою суровость, он опять по старой привычке, заваливался куда-либо спать.
А объятья страстной Зайнаб дарили сладость и негу телесной любви Шахруху, потому, ни она, ни он, ни вечно спящий муж, понятия не имели, от кого же она забеременела.
В положенный срок Зайнаб родила мальчика, ее отец, Икром одарил дочь и внука червонцем, а отец Шохруха подарил Якубджану двадцать пять рублей. С первого дня по лицу и характеру мальчика, было ясно, что отец ребенка вовсе не Якубджан. Потом в Туркестан докатились непонятные и страшные слухи, что какие-то люди свергли милостивого Белого Царя.
Испуг оказался напрасным, ничего не изменилось, баи по-прежнему были баями, казии - казиями, а муллы муллами. Прошел еще год, и тут все началось, появились какие-то безбожные большевики, и объявили свободу народу, да разрешили дехканам забрать землю у богатеев.
Но ведь это легко сказать - "отними землю у богатея", а вдруг он не отдаст? Да и мулла ходит по дворам, и говорит что это святотатство, никто не смеет отнимать землю у уважаемых людей.
Прошло, время, Советская власть установилась окончательно, и окрепла, пришлось баям вроде Облокула, Маматвали, Сатторбая бежать подальше от родной земли, в Афганистан. Икром, очень хорошо заработавший во время мировой войны, ибо он ведал отправлением на тыловые работы, стал басмачем, причем правой рукой в его банде стал его же псевдо-зять Шохрух. Долго куролесили возомнивший себя бойцом за веру Икром-курбаши и его верный собутыльник, испортивший когда-то его дочь, пока не догнала обоих очередь из пулемета Максим, принадлежавшего отряду краснопалочников, которым по иронии судьбы, командовал выгнанный когда-то Облокулбаем Абдувахоб.
Якубджан с женой остались на подборе Облокулбая, а бай, собрав припрятанное золото, рубины с Памира да другие богатства, ушел уже давно за границу. Народ помнил, как Якубджан был батраком, и председатель ревкома, тот же Абдувахоб, не стал преследовать "наследников бая", им оставили не только летний домик, но и еще кое какие постройки, все остальное перешло к государству. Дом бая стал ревкомом, дом Шохруха стал школой, а в доме Шодмона разместились почему-то больница и милиция.
В двадцать втором году, родился у Якубджана с Зайнаб второй сын, и этот точно оказался от Якубджана. Мальчик был таким же апатичным как отец, а старший, Ахрор, давно бегал в школу, научился говорить по русски, и поучал и отца и мать. Якубджан устроился сторожем и в больницу и в милицию, и целыми днями пропадал там. Семья в основном жила на продаваемые Зайнаб драгоценности. Все это, в обмен на горячие ласки, дарил ей уже покойный Шохрух-байбачча. А хитрая Зайнаб даже казначейские билеты, которыми иногда одаривали ее Облокул-бай и разбогатевший в годы войны отец, превратила в золотые десятки. Бумага стала снова бумагой, а золото осталось золотом.
Люди говаривали, что к женщине шастает по вечерам начальник милиции Чоршанбиев, грозный мужчина в кожаном кителе и в кожаной же фуражке, с огромным маузером на боку. В двадцать четвертом году Чоршанбиева арестовали, оказывается, он вовсе не Чоршанбиевым был, а сыном термезского бая Султонкула Нумоном-бойбаччёй. Да и имел преступления против Советской власти, состоял при Джунаид-хане, и там расстрелял какого-то красного командира.
Прошли годы, уже давно земли Облокулбая стали землями колхоза имени Войкова, Якубджан по своему обыкновению, работал сторожем, а Зайнаб принимала по вечерам председателя колхоза Сафарова. Ахрор окончил школу и уже второй год, учился в Ташкенте на красного командира, а младший, Ашраф, с грехом пополам закончил пять классов и наотрез отказался учиться дальше.
Пришлось отправить Ашрафа в колхоз простым работником, но Сафаров, в одну из жарких ночей, пообещал Зайнаб, сделать ее сына, скоро бригадиром, как только стукнет тому восемнадцать лет.
Но Сафаров обещания не выполнил, посадили его за растрату. Любила Зайнаб, что бы за ее ласки расплачивались золотом, вот и запускал свою руку Сафаров в кассу колхоза.
Зато к Ашрафу прилипла кличка - Кетмень, автором клички стал новый председатель Гайбулло, молодой парень, кстати, проигнорировавший попытки завлечь его к себе в постель со стороны Зайнаб.
Утром объезжая поля, Гайбулло заметил стоявшего в поле Ашрафа, и не обратив внимания, поехал на своем Гнедом в нижнюю бригаду. А под вечер, возвращаясь обратно, увидел что парень, опять стоит на том же месте. Причем стоит и не шелохнется, когда же председатель подъехал вплотную, он понял, что Ашраф банально спит. И действительно, парень, достойный наследник отца, изобрел свою манеру спанья, он опирался скрещенными руками на кетмень, и стоя спал. Причем мог спать даже по восемь часов, и все стоя. Оттуда и появилась у парня кличка - Кетмень. Такой работник колхозу не особо был нужен, и как только Ашрафу стукнуло восемнадцать, Гайбулло спровадил бездельника в армию, на дворе уже стоял сороковой год.
Ашраф, за все время доармейской жизни, так и не осилил русского языка, несмотря на то, что на русском спокойно разговаривал брат Ахрор, и немного научилась лопотать мать Зайнаб, от председателя колхоза, которого она довела до нар. Из всего океана русских слов, Ашраф запомнил только одно слово - сразу, да и то в испорченном виде. И его уст русское слово "сразу" звучало в неприличном виде, ибо вместо "сразу", он выговаривал "срану".
И так как в узбекском языке, звук "у" звучит по-другому, а именно как что-то среднее между "у" и "ы", то становится понятно, почему Ашраф заработал в армии кличку "Сраный".
И вот когда пошел второй год службы Ашрафа, началась война, немцы напали на СССР, и дивизию в которой служил наш герой, из глубинных районов Белорусской ССР, перевели навстречу немецким полчищам. Командир дивизии оказался трусом, и как только закончилась артподготовка со стороны наступающих немцев, полковник Васюра, бросив дивизию, уехал вместе с любовницей, продавщицей военторга Марфой, на Восток.
Комиссар дивизии Игнатенко, принял командование на себя, но дивизия оказалась на острие удара танковых род Гудериана, и в течении двух дней была разбита и рассеяна. Красноармеец Ашраф Якубджанов (такой фамилией наградила его делопроизводитель ЗАГСа Токмакова) попал в плен и в рядах колонны пленных красноармейцев двинулся в лагерь. В полдень следующего дня, бойцы, под командованием лейтенанта Лордкипанидзе, и старшины Игумнова, напали на немецкую охрану, и бежали. Ашраф и еще два десятка подобных ему, остались на месте.
Недобитые охранники, побоявшись преследовать группу Лордкипанидзе-Игумнова, просто выместили свое зло на оставшихся, сильным ударом, гнилозубый немецкий унтер, выбил два резца Ашрафу, но видя полную апатичность узбека, расхотел его бить. И повели охранники оставшихся пленных в лагерь, он при панской Польше конским заводом какого-то богатого поляка был, там и обустроили немцы лагерь.
Зато при сдаче пленных в лагерь, все оставшиеся (побитые) получили хорошие характеристики, от унтера, и потому вошли в лагерь людьми чуть более лояльными к немецкой власти и армии (по документам). Старостой барака из уроженцев Средней Азии поставили именно Ашрафа, и к нему в друзья, да подручные стали набиваться морально неустойчивые земляки.
Неформальным лидером в бараке, был уроженец почти тех же мест, что и Ашраф, капитан артиллерист Каримов, и сразу же Каримов с Якубджановым стали врагами. Ашраф ровно три дня терпел патриотические речи капитана. Ашраф стал высказываться о падении правительства русских, и что мусульманам от этого хуже не будет, капитан, не дослушав бросился на предателя, скоро дрался весь барак, около ста - ста двадцати патриотов били полтора-два десятка предателей. От смерти Ашрафа и его дружков спасли, конечно, немцы, охранник не стал разбираться и просто кинул гранату. От взрыва пострадали в основном советские патриоты, предатели, в момент взрыва, лежали на земле и получали тумаки с пинками.
Объяснится с немцами, помог сержант Абдулхаев, бывший учитель немецкого языка, и он же сын бывшего бая. Капитана Каримова, и еще двадцать человек, указанных Ашрафом, немцы расстреляли, раненных при взрыве гранаты, зарыли живыми, так наш герой стал главным в бараке.
Ашраф ел вволю, пусть плохую еду, но вволю, и спал при этом беспробудно, порядок за него наводили Абдулхаев, и еще пятеро таких же, один узбек, два казаха, таджик и киргиз с русской фамилией Алмазов. В лагере кормили, конечно же, очень плохо, но еду распределяли люди Ашрафа, вот и прилипало к рукам. Примерно через месяц отдыха Ашрафа, в лагерь приехали какие-то немецкие офицеры, и Ашрафа (как старосту барака) вызвали к коменданту лагеря, майору Хюцеру.
Оказывается офицеры гитлеровские, из танковой дивизии, и они бы хотели набрать добровольцев, ну что бы немцам помогали, Красная армия повыбивала немчуру из строя, кого временно, а кого и навсегда. Вот и придумал кто-то хитроумный, из командования фашистской дивизии, использовать "добровольцев". К коменданту старост бараков вызывали по одному, первым там побывал староста первого барака, сын белогвардейца Фоминых, как только тот вышел, позвали Ашрафа.
Вошедшего Ашрафа, сопровождал Абдулхаев, как переводчик и как правая рука. В кабинете майора Хюцера, беседы с Якубджановым отродьем ожидали три немецких офицера.
В ходе беседы, выяснилось, что немцы, один из которых заместитель командира танковой дивизии, хотят заполучить в свои ряды, наиболее антисоветски настроенных красноармейцев. Ведь немалое количество немцев убито и ранено, а где взять пополнение? Гитлер-то гонит фашистов вперед, чтобы разгромить СССР, пока Красная Армия не пришла в себя. Вот кто-то из немцев и придумал привлечь мусульман-тюрков (да и вообще кого можно) к помощи.
Привлечь роту полторы предателей в тыловые службы танковой дивизии, а освободившихся арийцев из тыловиков, перевести на место выбывших гитлеровских вояк. Это предложение Ашраф (и переводчик Абдулхаев) восприняли с оживлением. Якубджанов даже успел помечтать, как он, в чине какого-нибудь немецкого полковника или даже генерала, войдет в родные места во главе этой самой танковой дивизии.
Потому, Ашраф пообещал, что в течении дня, найдет необходимое количество человек, для помощи Великой Германии, в деле борьбы против большевизма. И получив полномочия, подтвержденные майором Хюцером, вместе с Абдулхаевым ушел, уже ощущая себя значительной особой.
За день Якубджанов, конечно же, не успел, да и немцы ему дали два-три дня сроку, зато на исходе третьего дня, у Ашрафа были готовы списки двухсот человек. Часть уроженцев Средней Азии, отказалась прислуживать гитлеровцам, в какой бы то ни было в форме. И потому пришлось новоявленному главноприслуживающему набирать свое войско из тех, кто был. Так среди Ашрафова воинства оказались и татары, и русские, и украинцы и даже один бурят. Из всех представителей республик СССР, в составе "помогальников" не оказалось литовцев.
И не потому, что литовцы наиболее верны СССР, просто в лагере не оказалось ни одного литовца. А еще через день, всех "помогальников" отправили в танковую дивизию, до станции пешком, а со станции на открытых платформах. Причем хитрый (экономный) Хюцер "забыл" покормить предателей, а "покупатели" реально позабыли подумать о питании "помогальников".
Зато воды было вдоволь, и на исходе дня, платформы прибыли в расположение немецкой дивизии. Из числа прибывших, сразу отобрали водителей, трактористов и механиков, остальные пошли в хлебопекарную роту, и в остальные службы тыла дивизии.
Главарь "добровольных" помощников вермахта, был принят начальником дивизии, желчным генералом лет пятидесяти, страдающим от язвы желудка. Генерал гавкающим голосом поздравил Ашрафа с вхождением в состав дивизии, и попросил начальника службы тыла дивизии, оберст-лейтенанта приодеть "помогальников" в захваченное накануне, красноармейское обмундирование.
Ох и пришлось побегать вначале и самому будущему (в его мечтах) полковнику, немцы плюнули на мечты, и заставили всех ренегатов грузить снаряды, из вагонов в машины, затем разгружать платформы заставленные бочками с бензином, и на сладкое разбирать и чинить разбитые железнодорожные пути. До комдива Ашрафу было так же далеко, как до галактики М-31 (Туманность Андромеды) пешком.
Но неожиданно, судьба дала скачок в нужном Ашрафу направлении, после недели работы грузчиком, на нескольких станциях, причем каждая следующая была восточней, начтыла немецкой дивизии, столкнулся с логистическим кризисом. Пока "помогальники" работали толпой, ими легче было управлять, а как только закончились массовые работы, пришлось посылать ренегатов, в подразделения. И языковая проблема вынудила начтыла, оберст-лейтенанта Штокера, провести реформы. Теперь всем фронтом работ озадачивали главного "помогальника" и он в свою очередь, распределял людей по заданиям, Ашраф практически стал замом Штокера по "помогальникам".
Еще месяц прошел вполне отлично, но как-то Ашраф чуть не погиб. Какая-то красноармейская кавчасть, прорвалась из окружения, как раз через штаб дивизии, причем в конном строю, да с клинками наголо. По пути красные кавалеристы, вырубили начисто роту охраны штаба, смешанную хлебопекарную роту ("помогальники" и немцы), прошлись тем же манером по подвернувшемуся взводу фельджандармерии, и отвесив того же добра остальным "помогальникам" ушли в лес. Вместе с ними ушло до взвода из воинства Якубджанова, по пути угнав два немецких грузовика с провиантом и горючим.
Ашраф, вместе с оберст-лейтенантом и переводчиком Абдулхаевым, спрятались в военно-полевом клозете выгребного типа. И после того, как кавалеристы скрылись, натворив делов, наши герои вернулись на поверхность земли, неимоверно озонируя окрестности. Причем нечистоты и пребывание в них, еще более сблизило Штокера с Якубджановым. Правда дня три им пришлось отмываться и ночевать на улице. Зато Ашрафа и Аббоса (Абдулхаеву) вырядили теперь в немецкую форму, правда без знаков различия, да еще и сорвали германского орла с груди.
Но шаг-то к карьере полковника в гитлеровской армии был сделан.
Еще через три дня, Ашраф с Аббосом съездили в очередной лагерь, и привезли новое пополнение, и на этот раз было целых три литовца, зато теперь не было армян и киргизов. Такая вот диалектика. А еще через три недели, советские ВВС прорвавшись на место дислокации тыловых служб, вволю побомбили Ашрафа со товарищи. Якубджанову и в этот раз повезло, они с оберст-лейтенантом были в отъезде. И снова пришлось Ашрафу посетить очередной лагерь военнопленных, причем в лагере он встретил бывшего председателя колхоза, не поддавшегося на чары его матери.
Председателя Гайбулло, по ходатайству Ашрафа, расстреляли, да и он сам оказался упертым большевиком, отказался прислуживать немцам, несмотря на ужасающий голод в лагере.
А еще через месяца полтора, карьера Якубджана дала виток, правда в перпендикулярном направлении, совсем не в том, в каком хотелось бы ему самому. Его назначили ответственным за погрузочно - разгрузочные работы, на станции В-во, и дали ему штат "помогальников" численностью до двух рот. Кормили их лучше, чем в лагере, потому среди них укрепился авторитет Ашрафа, как "спасителя" от голода.
Правда не все "спасенные" были благодарны, как оказалось Ашрафу, и рассматривали переход в ряды "помогальников", как шанс вырваться из лагеря, да путь обратно в РККА. Как-то вечерком, к Ашрафу, игравшему уже давно, роль важного сановника, пришел невысокий и худющий бывший сержант Красной Армии по фамилии Гурбанов. Оказывается, среди "помогальников" зреет заговор, верховодят смутой сержант Алкасымов из узбеков, и бывший лейтенант РККА, киргиз Курманджанов. На днях, заговорщики, собираются ночью, перебив охрану и "верных" Ашрафу (и немцам) "помогальников" бежать в лес, к партизанам.
Среди ночи Ашраф с Аббосом , подняли тревогу в комендатуре, вначале комендант станции немец Нибельмайер злобно орал на Якубджанова, но поняв в чем дело, остыл.
Маршевая рота эсэсовцев, из лейб-штандарта "Адольф Гитлер" была снята с поезда, и окружила казармы, где были размещены "помогальники". Затем началось избиение. Так как "помогальники" не были вооружены, ядро заговора, во главе с Курманджановым, вооружившись ножками от кроватей, и другими подручными предметами, заперлись в спальне. Алкасымов, был убит первыми выстрелами немцев. Та часть "помогальников", что была против заговора, сразу бежала наружу, подняв руки с белыми тряпками. Им было не привыкать к сдаче в плен.
Во время штурма, бойцам Курманджанова, удалось поймать и обезоружить троих, наиболее зарвавшихся эсэсовцев. Но два карабина, четыре гранаты и один плоский немецкий автомат против сотни вооруженных до зубов эсэсовцев...
Через час боя, эсэсовцы ворвались в спальню, к тому времени Курманджанов уже был убит, и даже заменивший его, бывший учитель математики, таджик Муборакшоев, тоже был смертельно ранен. Затем, всех мятежников, расстреляли у водокачки, причем расстреливали бывшие товарищи по "помогальной" работе. Немцы выдали винтовки Мосина, из трофеев и Ашраф лично командовал "предателями" из "Свободного" (от кого?) Туркестана.
Это повысило доверие немцев и к Ашрафу, и к его отморозкам, в рацион им добавили водки, а так же оставили выданные винтовки. Ашраф вообще вообразил себя каким-то революционным комиссаром, приобрел кожаную куртку, опоясался ремнями, и навесил на себя, купленный ранее маузер С-96. Тот самый, что был так моден, во времена Гражданской войны.
Видимо судьба, была очарована воинственным видом Якубджанова и его воинства, но она дала кульбит, и кривая дала виток, в обратном направлении, снова перед Ашрафом замаячило звание полковника. В окрестностях развелось много партизан, тут были и окруженцы, и бывшая Советская власть, в лице сотрудников гор- и райкомов, а так же просто недовольные немцами граждане. Вот и вдохновленные подвигами ашрафова отребья немцы, решили организовать антипартизанский батальон, из всякого отродья типа Якубджанова.
В бывший пионерлагерь, свезли почти тысячу всевозможных гитлеровских пособников, и начали обучение, а Ашраф выбился в командиры роты.
Среди набранных гитлеровских отбросов были русские, беларусы, украинцы, и другие уроженцы Советского Союза. Ашрафу доверили роту из мусульманских предателей Родины. Якубджанов, ранее не очень интересовался Исламом, а теперь пришлось держать марку, и муллой роты был назначен, некий муллабача (сын муллы) Салом Хизр. Правда, к мусульманскому святому, бывший красноармеец Салам Ибрагимов, никакого отношения не имел. Просто воспользовался звучным именем, да и немцы не были против, почему бы не опсевдонимится?
Пришлось теперь и Якубджану, вместе со своим "воинством" кроме военной подготовки, на немецкий лад, начать еще и молится по пять раз в день. Причем самым мучительным был утренний намаз, который "Хизр" проводил, в соответствии с канонами Ислама, аж в 3-4 часа утра.
Почти месяц, немцы, не скрывая презрения к русским, украинским, узбекским, армянским и к другим "союзничкам", обучали их приемам антипартизанской войны. Кстати прибалтов не было, ни латышей, ни литовцев, ни эстонцев, видимо их отобрали в национальные части, создаваемые немцами.
Месяц обучения быстро прошел, переучиваться на немецкое оружие не стали, ибо батальон вооружили трофейным советским оружием. Ашраф к своему маузеру добавил, понравившийся ему внешне ТТ и автомат ППД, две ленты пулемета Максим, набитые патронами, завершили вооружение "добровольца".
Как только были сданы экзамены, "бойцов" приодели, им выдали какую-то диковинную военную форму, с не менее идиотскими касками, оказалось, что это форма бывшей чехословацкой армии.
И сразу первая рота ушла в окрестности городка Неровино, где партизаны взорвали местную электростанцию, вторую роту отправили на границу с Белоруссией, опять же что бы отлавливать партизан, а третью роту, которой командовал теперь новоиспеченный лейтенант Якубхан-оглы, отправили в леса на восток от станции.
Якубджанов выбрал такую форму написания свой фамилии, хотя его отец, Якубджан ханом никогда не был, но претензии на "белокостное" происхождение, часто наблюдаются у умственно и морально неразвитых людей. В начале, борьба с партизанами была успешна, ротой было убито и рассеяно около сотни партизан. Правда эти "партизаны" и сами не знали, что они партизаны, в основном это были дезертиры, окруженцы-приймаки, и вообще просто мужчины.
Партизаны удостоверения "Партизан Советского Союза" же не носят, зато в отчетах начальству, чем больше партизан, тем ближе погоны полковника. Потому зачастую партизаном становились старики, что шли в лес за грибами, пацанята, что на местах боев собирали оружие или патроны, а то и красивые, но не сговорчивые селянки. Начальство Ашрафа ценило, народ ненавидел, подчиненные боялись, а сам Ашраф перестал спать как раньше.
Спать беззаботно, как раньше ему не давал страх, да и совесть тоже. Ведь под Москвой немцам всыпали, да так всыпали, что инструктор в "антипартизанской" школе, даже говорить не хотел. Хотя как говорят, оттуда он бежал, и бежал удачно, вовремя его отозвали с передовой в эту школу. А то и он бы, обер-лейтенант абвера Шварцфишер, сейчас показался бы из-под снега, как десятки тысяч нашедших свой конец у столицы СССР, гитлеровских вояк. Но "судьба Евгения хранила", и за три дня до того, как Красная армия поперла на гитлеровцев снежной лавиной, Шварцфишер был отозван. Кстати те самые коммунисты, которые истребили фашистов под Москвой, вынудили немецкое командование, своими смелыми налетами на колонны и гарнизоны, готовить "антипартизанских помогальников", правда эти назывались бандитам, или как сами называли себя - партизанами.
Уже пришло лето, и Ашраф воспрянул, перестал пить так безбожно, ибо события под Харьковом, и разгром частей Красной армии в мае года, показалось ему, что вернули могущество Германии. А еще немецкая лавина начала поход на Кавказ, и казалось она дойдет от этого разбега до самой Индии. Потому Ашраф снова усилил антипартизанщину, но и там юная еврейка, показала, что советский народ не будет и не хочет жить под немцами.
В поисках партизан, "помогальники" набрели в лесах, на евреев. Те, бежали откуда-то из под Бреста, и лесами пробирались к территории занятой Красной армией, но отсутствие транспорта, и то, что дороги закрыты немцами, очень мешало бедным евреям. Потому, за целый год, они в муках от голода и холода, еле добрались до этих мест. Но на беду им, евреи встретились с "помогальниками".
Недели две назад, до "помогальников" Ашрафа, в этих местах активно немцам "помогал" туркестанский батальон, но те, в отличии от Якубджанова (и его дружков) оказались честными советскими гражданами, ну в большинстве своем. Темной ночью, перебив немцев, явных антисоветчиков из числа земляков, батальон почти со всем оружием, да с сонным немцем комбатом, перешел на сторону партизан. Вот если бы евреи встретились с теми туркестанцами, их судьба могла сложиться иначе, но им не повезло.
Мужчин, стариков, детей, а также старух "помогальники" расстреляли сразу, молодых женщин оставили для плотских утех. Конечно же желания или траур страдалиц, никого не волновали. За этот год, немцы крепко вбили в головы ашрафовских туркестанцев две вещи. Первое, они жили раньше плохо. Второе, в этом виноваты евреи.
И никто не заморачивался, в чем вина именно этих евреев, и жили ли "помогальники" до армии плохо. Да миллионерами они не были, но ведь и не голодали, да и байских потомков среди "помогальников" было всего 7 человек, это на две сотни. Причем одним из "обиженных" Советской властью считал себя Якубджанов.
По праву главного, Ашраф отобрал себе, самую красивую евреечку, как ее зовут, Якубджанова не интересовало, и сразу там, в лесу он попытался овладеть ей. В десятке метров от этого места, "помогальники" еще добивали остальных евреев, другие насиловали бедняжек. Руки девушке благоразумно были связаны, и немецкий прислужник, полез на нее, девчонка изо всех сил пыталась увернуться от бесчестия, но куда ей. Ашраф был сильнее, да и руки девушки связаны.
В пылу животной и отвратительной страсти, Якубджанов потерял контроль над собой и над ситуацией, и в это время еврейка, наконец, освободилась от веревок, вытащила из ножен валявшихся рядом нож насильника и начала наносить беспорядочные удары.
А нож, вернее кинжал, принадлежал самому Ашрафу, он сам в пароксизме страсти раскидал свои вещи, за то и поплатился. Хотя надо сказать, что насильник легко отделался, хоть девушка и нанесла около двадцати ударов, да Якубджанов закрылся руками, и в основном она порезала руки "помогальника". Хотя четыре удара пришлись на грудь изверга, но нанесенные неумелой рукой, да еще в состоянии аффекта... ни один не оказался смертельным. А один из ударов пришелся на лицо Ашрафа. И навеки изуродовал его лицо, клинок разрезал сперва верхнюю губу по центру, затем прошел по нижней, отклоняясь влево. Заметившие, происходящее "помогальники" забили девушку тяжелыми окованными прикладами.
И казалось, что предатели легко отделались за половину сотни загубленных душ, Ашрафа как "героя" пострадавшего от "жидокоммунистов" отправили в немецкий госпиталь, а остальные остались очищать леса России.
Дня через два, на место побоища наткнулись партизаны, по иронии судьбы, тоже туркестанцы, и командир роты Якубджанов, но уже не Ашраф, а капитан РККА, Якубджанов Ахрор, и он, вместе с бойцами, поклялся отомстить выродкам.
Отсутствие Ашрафа и сказалось на ситуации. Вместо него командиром роты, был назначен киргиз Бакаев, и тот решил выслужиться перед немцами, подняться выше Ашрафа, тоже видимо метил в поднемецкие генералы. Потому, "помогальники" подчиняясь мату и амбициям нового командира роты, пошли на поиски партизан, уже без звериной осторожности Якубджанова-младшего, почти наобум.
И попали в засаду, партизаны, среди которых было очень много местных жителей, выросших в этих лесах, быстро определили количество отряда "помогальников", направление их движения и... Остальное оказалось делом техники и выучки. Проклятие безвинно убиенной еврейки настигло поганцев.
На открытой поляне, "помогальников" ждал последний бой, и партизаны в плен не брали, таджик убивал таджика, узбек узбека и т.д. Правда между уроженцами Средней Азии была разница, "помогальники" предали свою Родину, наплевали на человеческие и божеские законы, а партизаны-туркестанцы остались верными своей Родине, совести, и Аллаху.
В плен, случайно, раненными попали лишь тот самый Абдулхаев, и казах Жолдосов, в последней беседе с ними, Ахрор узнал ужасную весть, его брат Ашраф был жив, но... Но, лучше бы он погиб, умер, сдох, чем стал немецкой подстилкой и зверем в образе человека.
В это время над Ашрафом, колдовали немецкие медики, пытаясь превратить его порванную физиономию, в человеческое лицо. Им это отчасти удалось, но шрам остался, и через месяц Якубджанова-младшего выписали из госпиталя.
На этот раз оказался Ашраф, в Туркестанском легионе, зато уже с медалью, цацку ему навесили за еврейку, то есть за бой с "жидокоммунистической" бандой. Причем и к званию полковника он приблизился еще на одну ступень, теперь он стал обер-лейтенантом, конфигурация дьявольских нашивок, да четырехугольных звездочек изменились.
Теперь обер-лейтенант Якубхан-оглы, стал командиром роты Туркестанского легиона. А еще он познакомился с господином обер-президентом Туркестана, с самим Вали-Каюм ханом. Правда народ Туркестана, не знал, что у него теперь есть правитель, с таким чудным ином, да большинство никогда и не узнает, потому, как Туркестаном Вали-Каюм хан будет править лишь из Германии, да и то, недолго, лишь до мая сорок пятого. А потом тысячелетний рейх Гитлера кончился в унисон со "Свободным Туркестаном" Вали-Каюм хана.
Снова пришла зима, и снова Ашраф, стал пить, а как ему не пить, если германские войска потерпели поражение. Причем такое поражение, что никогда не терпели. Целая шестая армия, почти двадцать две дивизии, вместе с новоявленным фельдмаршалом Паулюсом, попали в окружение, а затем частично были уничтожены, частично взяты в плен. И это был конец, теперь было ясно, что русские научились воевать, и скоро будут в Берлине. Вот потому и мочил усы в водке бывший красноармеец Якубджанов, ставший обер-лейтенантом Якуб-ханом. Много на совести у Ашрафа грехов перед Родиной, и срыть навряд ли получится, не простит его Советская власть.
Зато у него сейчас много денег, власти, водки и женщин, причем есть даже литовки с польками. И Ашраф предавался блуду, спиртное текло рекой, оргия сменяла оргию.
Наконец командование послало роту Ашрафа, и еще две роты Легиона, на подавление партизан, причем в ту зону, где уничтожена была первая рота Якубджанова-младшего. Правда, новых "воинов Туркестана" Ашраф, с той, с первой ротой сравнить не мог, дух "помогальников" был сломлен Сталинградом , да и ярые противники большевизма кончились. Рота состояла в основном или из тех, кто службу немцам выбрал, как альтернативу голоду в лагере, или из мутных и непонятных типов.
Снова началась антипартизанская страда, но счастье Ашрафу изменило, в первую же ночь в лесу, группа патриотов, под командованием Али Етмишбоева, подняла бунт. Ашрафа, немца Унтерлендера и эмигранта Абдунаби Балхи, взяли сонных, чтобы ими выторговать себе прощение у партизан, и на утро уже оказались в лесу.
Правда партизан пришлось поискать, да и две оставшиеся роты, были брошены в преследование мятежной роты, "помогальники" догнали бунтовщиков, и разгорелся бой. На звуки нешуточной канонады подтянулась партизанская бригада, и ситуация переменилась, теперь пришлось солоно "помогальникам".
Бунтовщики, заранее прицепили на свои немецкие мундиры, красные ленточки, и партизанам легче было определить, кого стрелять, а кому помогать. Часть предателей бежала, остальные были уничтожены, бунтовщиков ожидала проверка со стороны партизан, и их обезоружили.
Шансы на положительный исход проверки "экспомогальников" повлияли предъявленные Балхи, Унтерлендер и Якубхан. Учитывая раскаяние бунтовщиков против рейха, их решительность при уходе в лес, и их смелость в бое с "помогальниками", командир партизанской бригады майор Сорокин, реабилитировал экс "легионеров", и одной ротой в бригаде стало больше.
Ашрафа, Унтерлендера и Балхи судили, причем обвинителем выступил Якубджанов-старший, и он запросил у коллективного судьи, в составе майора Сорокина и комиссара Литовченко, смертной казни для всех. Коллективный судья, взвесив все "за" и "против", пришел к выводу, что приговор обоснован.
Казнь назначили на завтрашнее утро, и ночью, Ахрор пришел поговорить с Ашрафом.
- Салам, бывший брат, - приветствовал Ашрафа Якубджанов-старший.
- Салам, но почему я бывший? Я просто выбрал не ту сторону, а так я тебе брат.
- Нет, не брат ты мне, в тот день и час, когда стал помощником врага, ты перестал быть мне братом.
- Да ладно, лучше помоги мне бежать, я твой кровный брат, а все эти дурни, вокруг, тебе никто, да и как ты маме скажешь, что убил меня?
- Не надо так говорить, ты пропал без вести, и все. А эти люди вокруг, мне не чужие, они мне братья: и Сорокин, и Литовченко и Коберия, и Гуссейнов, и Байрамов, короче все, кто верен Родине. А такие как ты, вы нелюди, вы никто, нет у вас братьев, матерей, отцов и жен. Вы вне любых законов.
- Брат, спаси меня, ведь я тот самый Ашрафик, которого ты носил на руках, с которым ты играл, спаси меня брат...
- Не дави на жалость Ашраф, делов ты натворил, будь добр теперь заплати, за свои грехи никчемной жизнью.
И Ахрор ушел, утром была казнь, всех троих повесили. Якубджанов старший, на казнь прийти не смог. Погиб Ахрор в сорок пятом, в Венгрии, у озера Балатон, уже став майором и командиром полка.