Культурный барьер
|
LAV.UA#UNDEFINED
|
|
|
|
|
The roof... The roof... The roof is on fire...
|
Известно, что в тот день Ванимотомо-сан проснулся засветло,
гости уже разошлись. Видать, гармония стучалась в его мозги литрами
рисовой горилки, принимаемой на грудь всю прошлую неделю, по условиям пари...
Собутыльники из пришлых ханьцев один за другим пасовали и куда-то исчезали,
пока зачинщик с более крепкими соискателями будоражили окрестности деревни
песнями о свободной любви и призывами "вступать в Аум". Один сочувствующий, в свою очередь
не выдержав нагрузок, сказал санитарам, что
"варвар явно не в себе" - мол, идеи его к концу состязания резко разошлись с
традиционными представлениями...
Мне тоже показалось, что Ауму конец, когда Иван доверительно сообщил - он
нащупал выход из общего духовного кризиса... Какой именно - не сказал, только
хлопнул меня по плечу и расплылся в хмельной улыбке, с видом причастного тайне...
К стыду моему, подумал с завистью, что наконец-то он выбился в люди - нашел
место в их Департаменте - какое ему теперь дело до нас? Зная Ванимотомо, -
одержимого исканиями, на взгляд обывателей довольно опасными, - нетрудно
представить, что вышло из единственной попытки: настоящий друг выходить в
неизведанное предпочитал первым, чтоб случайно не сбить с толку малых сих (Иван
старше меня на два года).
Я покинул его перед рассветом, спящего, - ушел в круглосуточный за
кефиром, так и не поняв, что Ваня имеет в виду, уверяя, что вернется за всеми
нами.
Должно быть, вскоре он проснулся и потревожил сон соседей звуками "внутренних
возмущений". Разум с утра был слишком просветлен - в этом чистая достача таких
"с-утр": великая пустота, после извергнутого в унитаз ужина,
жаждала заполнения...
"Ах ты, кецалькоатлина зеленая! Удавина семиматерная! Ужи-ик... Ик! Ой,
мама..." - Ритуальные заклятия по адресу изгоняемого Змия застревали в горле -
великая сушь немедленно утоленною желала бысть.
И, по обыкновению, Иван запил: перегар вдохновения и скопившиеся в подвздошной
области "заблудшие пуки", гроздья гнева и непечатные термины догайдзинской
эпохи - ключевой водой из-под крана.
Он плавно обогнул взглядом слегка припыленные чугуниевые гири, надел
решительно до сих небрежно наброшенное кимоно (с начесом, производства СПО "им.
солдата Швейка"), плотно запахнул его на безволосой груди ("Эпиляторы "Сфинкс-Кэт":
Лучше для мужчины... Чем для кошек-мутантов!") и приготовил все необходимое
для церемонии Вмаза-По-Дзен, единственно способной на весь день
освободить его от мирских забот и мыслей о бренности сущего - ни в коем
случае перед этим не выходите на улицу, не расшторивайте окон... а в идеале -
не раскрывайте глаз... Все равно не светит вам ни один из 24-х видов Фудзи.
На виду, как всегда, наличествовали курительные палочки - по одной на каждое настроение,
неденоминированная купюра о ста еврах, для назального приема ультрадисперсной
Пыль-Цы... Плюс к тому священные свечи Бо-Ду-Ханъ и кристаллический Noir Poudre
с незаменимым в таких случаях дозатором Ти-Спун и свинцовой зажигалкой
"Давидофф-сан, То-лян Чу и дух Газпрома".
Но все помыслы Ванимотомо вращались вокруг склянки млечно-салатовой,
светящейся в темноте жидкости - плод бессонных ночей биохимика-любителя
(то есть, "любителя всякой биохимии"), в миру - переписчика-каллиграфа.
Оный писец превзошел китайскую грамоту незадолго до Второго Дранга Нах-Вестерн
и теперь всегда имел на хлеб с мясом. В основном, помогая безграмотным в
истинно скифийском духе собратьям-азиопам и подобному гуайло-сброду, пополам с
гайдзинским трэшем и прочим отстоем паназиатского переустройства современной
действительности. ("Ну, жалко мне их!" - С этим Ванимотомо ничего не мог
поделать, даже сдав экзамены на должность младшего чиновника в Департамент
Местного Самоуправления Внешних Колоний.)
* * *
Шел такой-то год правления второй клики Пу-Дао, под девизом "Гей, азиопы!
На лыжи - гоп!"
* * *
Ванимотомо говорил, вся эта химическая дребедень (см. выше) - лишь видимость,
ночной морок; ключи от дома, где день - то ли выброшены за сиюминутной
ненадобностью, то ли утеряны в азбучных истинах суггестивных учебников - и
каждый ищет их всю жизнь - под стенами ли хрустальных замков, под сводами ли
парящих храмов... у застав ли горних обителей; к чьим вратам, малый, ты возвратишься
однажды, чтобы снова терпеть насмешки и разводки более удачливых братьев - тех
же бритых братков с картины "Три охотника за головами. Художник Неизвестный В. П.,
кон. XX века". Они-то и украли твои ключики, разбойнички... Отобрали на гоп-стопе
у Покровских ворот Синто - тех самых дверей восприятия истинного Пу... В
общем "Дао", как говорят теперь в Азиопе. Отсель нас вновь и вновь уводит
гордыня, заслоняя гневом и фантомными эго-болями кладовые кайфа, имя которому
Красота. Высшая правда. Ее видят все художники, влюбленные и сумасшедшие,
подрубившиеся к Вселенной в обход фильтров и предохранителей, минуя спускные
клапаны и разрешенные к употреблению раздаточные капилляры государственной
трубы, подсадившей всю страну на...
Тут один, в телике, хорошо всем эту тему разжевал: "Видите ли,
парадигматический сдвиг в область идеологического голода, порождает симулякры и
сублиматы новообразований - типа неразорвавшихся чакр
ядерной угрозы, глобализации и злокачественной кармы - войн с мировым
терроризмом". Прям, ввергает в "катарсис священного трепета", - хотя непонятно
ничего. Да и некогда нам думать об отвлеченном - вперед! Все в погоню за
утерянным ночным граалем "загадочной азиопской души", развоплощенной на
немногие где-то сохранившиеся артефакты, кои все-таки не успели продать на
Восток...
"Не нашли пока. Набиваем руку. Переводим экономические стрелки на запасные
пути - сортировочне горки и тупики индустрии подделок. Основные статьи
экспорта Азиопы: мумие из мумий великого прошлого, которым пока отказано в
погребении, мегалитические памятники безумных строительных и перестроечных
будней, таблички с указателями верных путей обогащения и печенье с
предсказаниями светлого будущего, в пределах отдельно взятой человеческой
жизни.
Дети кукурузных надежд, песнями любителей иных трав и цветов манимые, - ушли в
светлые грезы О ГОРОДЕ ЗОЛОТОМ. С прозрачными витринами магазинов, да под
рубиновой звездой... Златокрылым отблеском двуглавого призрака и прочими,
еще невиданными зверьми, которых так любили кормить временные "жители и гости",
по дороге из ГУМа в ЦУМ случайно забредя в зоопарк. АУМ! У, лимита неграмотная!
Понаехали тут... "за своей же колбасой, доступной в кормящих сей град
тьмутараканях лишь через Ж..." - Что вы мне тут подсунули? А... "через Ж/Д-
вокзалы..." - Повесть о великом мифе, свиток "Ъ". Записал со слов очевидцев
каллиграф В. Бурные и продолжительные."
Иногда Ванимотомо - ремесленнику упорядоченного хаоса графем -
тоже казалось, как он говорил, что видит образ этой неуловимой субстанции,
наложенный на строгие дуги и штрихи чуждой азбуки его внутренней природой.
Как говорят у них... у нихонгов - "Аи". Ты ее чувствуешь, малый?
"Аи нечаянно нагрянет..." И тогда в иероглифе "древо" проглянет будто
плакучая береза, а в тиньканье сямисена приходящей гейши Маши-но-суки
послышится трель балалайки.
Если повезет - сегодня твой друг и наставник узнает, что такое гармония. То
есть, он очень постарается. Тс-с-с! Никому...
Вот только разберет сей Скриптор баррикады боли, воздвигнутые в голове похмельем. И впустит
ее... Без посредничества шприцов и других костылей "эмоциональной подпитки"...
гастральных, назальных... "ин-тен-сти-наль-ных" и пр. (доп. см. "Словарь
медицинских терминов. ВосходПросветИздат, 2037"). У Ивана, видите
ли, появилось свое представление о способе взлома реальности - буде
ключи подобрать все одно не светит.
Гармония - это, наверное, вдох Стендаля в Сикстинской капелле - спиральная
бесконечность эйфории... Маленькая смерть, без возни с "эррегген-объектами" и
стирки простыней (так что Маша ныне отдыхает).
"Да. Это будет глоток красоты в чистом виде - сейчас бы только найти ее,
заключенную в произведении художника - что бы это могло быть? Картина?
Скульптура? Что-нибудь, еще не воспринятое как искусство?" - От нетерпения
Ванимотомо, скорее всего, никак не мог сосредоточиться. Недостойные слабости
телесные часто замутняли процесс "засаторивания" духа помыслами о сигаретах.
Точно: курить хотелось... Как курить хотелось! но он учил, что неизбежное
веселье дум за одной затяжкой собьет настройку с прекрасного на деревянные
костюмы и рак в оттянутом конце кармы.
"Лучше думай о прекрасном". - Каллиграф уцепился за это слово и опять
небось вспомнил о сундучке под кроватью, над которым так трясся. Он достался
Ванимотомо от отца, павшего жертвой неформального движения новых Красных...
Пардон, "неохунвэйнбинов". Там лежал затрепанный томик переводов, из поэтов
XIX века.
"Прекрасное пленяет навсегда..." - как бы прочел Ванимотомо на скрижалях своей
памяти, недоступных никаким "Нехохун...", "Выхухон..." и прочим
"Выньхуньвьенбинам", пусть даже идущим вместе - всем кагалом.
Затем каллиграф традиционно обжег на зажигалке тонкие кисти, приготовил тушь и
листы рисовой бумаги, нарезанные из факса, - сел в позу "сейдза" перед низким
караоке-столиком для игры в Г.О., положил перед собой письменную принадлежность
и задумался, глядя на склянку в ладони...
Вот пальцы разжимаются, и стеклянный цилиндрик летит на пол - рука делает
первый штрих по желтой бумажной равнине...
Хрустальный перезвон осколков и шипение испаряющейся гармонии - этого
каллиграф уже не расслышал: на него иногда находило - лучше тихо
посидеть в сторонке... А то и в ухо схлопочешь.
Вероятно, он еще никогда не работал так самозабвенно и сосредоточенно: стихи
Китса в изложении на ниппон-джине требовали еще кое-чего - самой малости. Таланта
художественного перевода. Впрочем, комната и мир за окнами, затянутыми все той
же рециркулированной бумагой (единственно, из-за дороговизны стекла, кустарно
изготавливаемого в Поднебесной), перестали для него существовать:
"Прекрасное пленяет навсегда,
К нему не остываешь. Никогда
Не впасть ему в ничтожество..." -
успел вывести каллиграф, предвкушая удачу биохимика-любителя - растворяясь в
колокольном звоне и шепоте вересковых пустошей... И плача, беззвучно и
бесстыдно. Кисть выпала из его руки - он понял: "Паленая..."
* * *
Когда в комнату, осененную пляшущими в свете электролучин тенями, вошли человеки
в темной одежде и респираторах, с ним было все кончено -
в этом имел убедиться один из пришельцев, тронув шею Ванимотомо, лежащего
на боку, в лужице чернил.
- Примерно три минуты. У нас люфт - десять, до приезда полиции.
- Ищите, - коротко приказал старший, подобрав рассыпавшиеся со столика,
испачканные красным листы, на одном из которых главарь заметил четкое кружево
ненавистной "хань-ниппы" - варварской "азбуки ассимилированных народностей":
"Хорошо за решеткой пожизненно...
Питаюсь еще теплым -
Как будущий державный птах."
- Чушь какая-то... Определенно не "Великий Пу-Шкин".
Тело каллиграфа за ноги уволокли в спальню, откуда донеслись звуки
сдвигаемой кровати и приглушенные возгласы, полные суетливого энтузиазма. По
квартире разливался отчетливый запах бензина.
* * *
Ну, по правде говоря, я не знаю, что именно там случилось - когда вернулся из
магазина, пожарные баграми растаскивали стропила обрушенной крыши... О чем я и
поведал участковому.
|
|
|
May 17/ Y2K+4
|
|