Крысенок нес вахту на крыше бара, как повелели прям в ошейник из подлунного эфира Папа Крыс и Мама Лил. Мол, паси скрытно, сына, во-он ту девку с перьями на голове. Его поднадзорная, Анна-Луиза тупила внизу, путая работу под прикрытием с бытовым пролетарским пьянством, в стадии легкой, но навязчивой паранойи. Ей таки сдавалось, что халдей подмешал в последний коктейльчик нечто опасное для непривычных мозгов. Одним из меньших зол его был жестокий тупняк, и все мерещилось, что за ней следят - такие дела.
Некто Докер здесь лабал за жрачку и пойло, то ли просто из любви к человечеству опасную для непривычных мозгов музыку, которая, на Пирсах все знают - звала, брала, вела... И, Крысиный Дьявол его знает, он ее играл, или она его играла, - для усиления эффекта бар при закладке еще был заражен запрещенной в трех мирах, если не врут, сетью звуковых генераторов, что твой пень грибницей. И от перегрузки на коде целыми каскадами взрывались эти штуки, обсыпая сцену, стены и благодарных в дупель слушателей спорами, из которых сами собой возрастали новые-готовые басы, хоры и регистры, не считая пошлых динамиков. Старые блюзы звучали свежо и до жути причудливо - и каждый посетитель слышал-дышал своей неповторимой аранжировкой (буде спорили чуть не до драки - кашляя спорами, да - до самой команды "Наших бьют!" или "Атас! Фараоны!" Санитарам тоже доставалось)
Меж тем Анна-Луиза боролась с собой и за себя, прозревая в немом испуге, как Анна и Луиза в ней, где-то по ту сторону глаз, начинают много понимать о себе и друг друге. Халдейские происки Докера, который давно срисовал ее в глубине зала и теперь решительно рубил хвосты, исчезнув под шумок со сцены, тонущей в сплошном дыму от взорванных последним аккордом усилителей. Косный свиношовинист, он явно не горел желанием сводить знакомство с ряженой "мастер-настройщицей орбитальных лифтов" - эти такелажники с Подвески чокнутые, к гадалке не ходи, если берут на работу теток с имплантированными в голову перьями, которые в графе прежней работы указывают честное пионерское "Промополис-Корп, старший психолог". Ни фараоны бывшими не бывают, ни фараонские гадалки по мозгам. Докер, верный молве о сделке с Крысиным Дьяволом, гитарку за гриф цоп - и был таков, а пришлая по его душу женщина и птица, та самая, баба-нечеловек, столкнулась как раз с его высокотоксичной предосторожностью - немедля извергнутой нутром, в попытке тщетной справиться с отравлением. Обломный отходняк у коктейльчика, хотя иная мокруха, кроме хорошего приступа тошноты, в планы Докера не входила. Он толком не уверен был, как подействует на эту швабру обычная доза "шизомода" - халдеи рассказали, что перья-то вот эти красненькие ни разу не парик, когти - черт его знает, может лак такой, а вертикальные зрачки - они не только в линзах бывают. Так что рвали врозь ее на Анну-и-Луизу добрые две части крепкой отравы на пяти частях алкоголя - коктейль "Лохушка".
Силуэт Анны-Луизы лихорадочно сиял в растре крысиного ноктовизора, - перья у ней так и змеились под ветром щупальцами, как явление враждебной богини, словно дома у дамы никого, а свет горит во всех тайных комнатах, даже там, где у нормальных людей потемки.
Облако налетело с Пирсов, окружая Анну-Луизу тончайшей взвесью, - невесомые частицы двигались не только благодаря свежему бризу... Скорее вопреки ему - по крайней мере, та часть облака, которая магнетически сгущалась вокруг обретая-похищая форму и объем. Некоторое время они были едины - опьяненная сверх всякой меры пролетарка с причудами, обсыпанная пылью, дергала конечностями, будто отмахиваясь от гнуса.
Крысенок потянулся и взял увеличение побольше, меняя спектры восприятия - следящая электроника в ошейнике послушно фильтровала из ночи шумы и сигналы. Частицы на теле Анны-Луизы - они излучали!
Той вовсе не померещилось, что за ней наблюдают, наблюдатель до сих пор никак себя не проявлял. Пылинки были предвестниками - и активно сигналили кому-то в ночь и тьму.
"Чужак!" - сгусток тьмы впереди и внизу зиял провалом в крысиной памяти. Пылинки доносили стерильное до щекотки в носу предчувствие гостя с Вышней Орбиты. Базовые программы взывали об отступлении, но не могли перекрыть основную задачу. Крыс ухватил поудобнее край водостока и перекинул тело вниз, благо неприступные на взгляд пролетариев стены бара давали его пальцам много зацепок.
"Разведка-разведка!" - пульсировало красным в его личной тьме за глазами, но у подножия подвески Лифта - экранированный от ближайшего ретранса полукликом открытой воды - крысенок не мог запросить совета ни у Папы Крыса, ни у Мамы Лил. Оставалось понадеяться, что Мать Ночь не выдаст - и чужак не видит в темноте лучше любой из портовых крыс.
Быстрыми перехватами и точными упорами крысенок легко спустился с угла здания, теперь не особо заботясь о маскировке - взгляд Анны-Луизы стал едва не безумнее, при виде паучьих ухваток когда-то человечьего детеныша, розыски которого, собственно, привели ее сюда, сквозь годы лжи - едва не безумнее, чем когда в голове все стремительно пошизело. Это воспринималось так несерьезно, будто сознание... или мозг... или что там отвечает за все, данное двуногим прямоходящим в ощущениях - оно отказывалось настраиваться на явь и внимать новым угрозам рассудку. Но крысенок прошел мимо, словно не заметив ужас узнавания на ее лице, когда он поднял визор с глаз - пришельца стало видно и так. Теперь он слышал и шаги.
Анна-Луиза почти справилась с отравлением - она видела, в самом конце словно отказывалась понять - крысенок, этот не вполне человечный некто в черном, нечетко смотрящийся в ночи - живьем прошел мимо. Неуловимый ночной страх вот так запросто посетил ее, и впору поверить было, что мерещится и брехня... Подсматривающий сны пружинисто идет вперед и дальше, навстречу враждебной тьме. Перья зашевелились неприятно - все стремительно переставало казаться и начинало быть. У него было с одной стороны тело юноши и бесстрастно-возмужалое лицо похищенного ребенка. С другой - нечто наливалось из тумана высокотехнологической мощью.
Крысенок так дерзко и решительно встал на пути сгустка клубящейся зыби - по камуфляжу гостя пошли шумы, как в телевизоре, и тот, с досады что ли, совсем отключил маскировку. Маслянисто-черные плечевые щитки обрисовались на уровне крысиной макушки. А их носитель, видать, не представлял хорошенько, что перед ним такое. Как прикажете чувствовать себя некту в силовом десантном костюме, да и с винтовкой, куда без нее, на сгибе локтя, когда твою затуманенную до поры мощь и мрачную (ввиду сумрака) неотвратимость усиленной сервомышцами поступи ставит под сомнение какой-то малец-удалец, ряженный как для хеллоуина или дня всех крутых и мертвых - или на какой праздник тут положено отдавать должное всей нечистой силе Промозоны?
Они определенно стоили друг друга. Только Чорный Десантник в пролетарских байках не значился. И лучше б Анне такого не видеть, а увидев, забыть - потому что субъект в скафандре недвусмысленно попытался обойти крысенка, неловко подавшись для пробы из стороны в сторону. Крысенок не посторонился и не отступил, неотрывно следя за маневрами незнакомца. Тот, недовольно и как-то свирепо - может из-за стыков лобовых пластин так только показалось - нагнул голову в ребристом шлеме и легонько, почти незаметно, сжал винтовку. Предрассветную тишь и сумрачную зыбь разорвал сноп огня. Анна-Луиза икнула - горячий воздух ударил в левое ухо, пронося яростный рой - сзади взвизгнул крошимый в щебенку бетон, и по стене взвилась кухонная дробь прошитого в дуршлаг металла, на голову ей сыпалась штукатурка и осколки закаленного стекла - и тут бывший психолог окончательно очнулась: "На голову же!" - а под ноги в звонкой тишине спланировали два длинных обожженных пера.
В секундном параличе Анна смотрела на клинч: сухопарый паренек всем телом висел на плюющейся огнем машине смерти - сведенные накрест запястья блокировали попытки противника взять верный прицел. Луиза слышала только частые щелчки - это переключались сервомышцы экзоскелета, пытаяясь превозмочь хватку ее защитника - поединщики кружили в пьяном танго, натыкаясь на мусорные баки и впадая в иные крайности. Десантник, небось, потел за своим глухим забралом, без толку колотя безмолвным соперником обо все встречные препятствия - кнехты, гидранты, стены.
Все дело, когда на упрямую крысу найдет усталость металла - армированные грабки, каждая толщиной в ногу крысенка, изо всех сервоприводов приложили тощую тушку о пучок бегущих по стене труб - стена за ним пошла трещинами и в сколах раздался хруст - у Анны противно заныли колени, и ребра Луизы. Крысовизор брызнул осколками, болтаясь на остатках проводов из странного, похожего на ошейник, воротника отродья ночи. Только судорога прошла по серому от пыли лицу мальчишки. Экзоскелет мотнул им, точно собака крысой, целя в ферму сложенной кран-балки - и не миновать бы кому-то сломанного хребта на решетке из острого уголка - извернувшись, крысенок перехватился на винтовке, как на трапеции, зацепил балку ногами. Лязгнул металл о металл. Враг рванул оружие на себя - винтовка протестующе скрежетнула, заклиниваясь напрочь - и экзоскелет встретился шлемом к лицу чуть не с самим Дьяволом Промозоны - крысенок висел на балке, как влитой, и гарпун тускло блестел в гнезде над правым запястьем - враг чуть промедлил, словно недооценивая угрозу, - видно, мало понимал в местных крысах. Хлопнул воздух - мимо головы в ребристом шлеме хлестнуло жало, раскручивая метров пятнадцать зубчатого профилированного троса - тугая струна углеволокна и сочлененного металла впилась в бетонную опору. В недоуменном наклоне бронебашни было что-то еще - "Эврика!" Воин в робошкуре наконец нашел угол, под которым винтовка почти свободно выскользнула из решетки крановой фермы. Злобную радость, положенную в таких случаях, шлемы выражать не могут нипочем: спокойно, вот ща он аккуратно вынет ствол и просто кончит этого упрямого верткого ублюдка... Но цель опять ушла из зоны видимости. Он заметил только тень над собой - дьяволенок оттолкнулся от балки в последнем отчаянном сальто, перекидывая тело за спину супостата. Вес летящей крысы качнул того к настилу - он легко сохранил равновесие, благодаря гироскопическим рефлексам костюма, но ни развернуться, ни поймать крысу в прицел не успевал.
Гарпунная лебедка взвизгнула, с хрустом натягивая удавку на жилистой шее экзоскелета. Он почти нашел верный угол. Бронепалец почти выбрал мертвый ход спускового крюка, ловя ненавистную крысоморду в растр прицела - дерзкий промодемон только уперся в палубу, и со щелчком стопорные крючья убрались в хвостовик гарпуна... Самый воздух треснул от звука, точно лист фанеры под циркуляркой - из шеи врага брызнул сноп искр, и свернутая набок голова чудовища в ребристом шлеме нехотя как-то обвалилась к ногам крысенка. Пятки его ощутили удар - тело врага вскрытой консервой ахнулось о настил палубы - и приняв на веру показания диагноста о безбашенном состоянии пилота, автоматически включился камуфляж. Лежит, такой на палубе, сраму не имет, не заметный вовсе, кабы не оседающая пыль в первых лучах рассвета.
Анна-Луиза неудержимо икнула. Тощая тень над призрачным трупом повернула голову - залитое темной, буровато-черной жидкостью, из пореза над бровью, неподвижное лицо, в котором слишком малое напоминало человека. Несомненное в наркотических сумерках сходство с Мьютом перед рассветом потеряло свою очевидность. Анна-Луиза замерла, где-то в ушах ощущая участившийся пульс. Пронзительные глаза со стальным отливом не держали ни зла, ни тепла, ни боли от ран - неподвижные зрачки четко фиксировали ее, точно в сдвоенном прицеле - лишь мерные, как тактовые импульсы, движения век говорили о странной, нечеловеческой жизни. Крысенок отвел правую руку, характерным жестом, словно в руке его был длинный кнут. Ослабший трос, точно живой, выполз из-под курящегося тумана, над местом, где упокоился нарушитель спокойствия, и, по-змеиному свиваясь кольцами, под характерный визг сервомотора, потек к ногам хозяина. Крысенок резче взмахнул рукой - лучи солнца из-за его головы вызвали затмение в лице, Анна-Луиза не выдержала и зажмурилась. Чего ждать той, кто в свое время не спасла от окрысения мальца по имени Мьют, оставалось только догадываться... Недолго - пока его адский близнец заносит свой механизированный бич с зазубренным жалом. Ужо окрысится... Визг лебедки стих. В голове мелькнуло видение прошитого на вылет женского тела в такелажной робе и взметнувшиеся перья... Она открыла глаза от странной, предвосхищающей дрожи, не поднимая головы, готовая к неизбежному - и увидела мелькнувшие в обращенном зеркале лужи ноги. Крысенок исчез за краем платформы.