Путевку на весеннюю охоту я всегда стараюсь взять в первый день, одним из первых, чтобы избежать столь не любимой мной толкотни и наплыва других охотников. Вот и в этот раз, едва подошло время, я первым вошел в кабинет охотоведа нашего охотничьего общества, поздоровался и попросил выписать путевку на вальдшнепа. Александр Владимирович, заерзал на куцем стульчике и закряхтел, как курица собирающаяся снести яйцо. Похоже, он полагал, что оказывает мне такую неоценимую услугу, что и пером не описать и в сказке не сказать. Так кряхтя и поерзывая, он и оформил необходимые документы. Передавая их мне, он вдруг спросил, голосом доброго волшебника и факира:
- А может еще, на какую жар-птицу желаешь поохотиться? И хитро прищурился, ну точь в точь Владимир Ильич на встрече с детворой голодающего Петрограда. В вопросе этом сквозила едва заметная надежда на мой отказ, а возможно и на не предвиденный заработок. Дело происходило в самом начале 90-х, когда большинство населения, очумев от свалившихся на них экономических свобод, превратилось в неисправимых коммерсантов и бизнесменов, пытаясь зарабатывать любым возможным способом.
Я немного замялся и нерешительно произнес:
- На глухаря всегда хотел, можно на глухаря?
В глазах охотоведа читалась трудно скрываемая борьба желания заработать и не забытое еще строгое квотирование этой редкостной охоты только для высокопоставленных персон. Впрочем, борьба продолжалась недолго и немного помявшись он изрек:
- Сто долларов и поедешь в проверенное место, к надежному егерю, с гарантированным выстрелом. Ну, как согласен?
Сто долларов в те годы были очень приличные деньги, если учесть, что зарплата в триста-четыреста долларов тогда считалась вполне достойной и позволяла жить, практически ни в чем себе не отказывая. - Однако, сто долларов! Что же делать? Соглашаться или что? А, чем черт не шутит! В конце то концов, а зачем эти деньги, если просто на них сидеть! - такие мысли роились в моем разом воспалившемся мозгу. Вся гамма чувств видимо воплотилась в сразу растерянный вид и Александр Владимирович с видимым удовольствием наблюдал за произведенным им эффектом. Неожиданно для нас обоих я решительно изрек:
- Сто долларов? Конечно, согласен! Это того стоит! Он явно не ожидал такого ответа, впрочем, как и я сам.
- Выписывайте путевку - протянул ему тщательно сберегаемую заветную бумажку и независимо откинулся на спинку стула. Он недоверчиво зашмыгал носом и сконфуженно произнес:
- Ну, это, понимаешь, охота эта коммерческая и я напишу тебе записку к егерю, он в курсе всех дел и все будет в лучшем виде. Он вдруг быстро затараторил:
- Ток проверенный, птица токует, егерь проверял - отзвонился мне два дня назад, семь петухов токуют, я егерю позвоню, предупрежу его о твоем приезде. Ладонь его накрыла иностранную купюру и ловко смахнула ее в выдвинутый ящик обшарпанного стола. На листочке бумаги он черкнул несколько фраз, привожу их дословно - "Оплата произведена, один петух глухаря". Число и его подпись. Передал мне эту записку и пожелал удачи, в его словах и тоне уже не было прежнего чванства, а даже сквозила некая доверительность и свойскость.
Дорога до указанного места пролетела быстро и вот уже через два часа я съезжал с плохо, но все же асфальтированной дороги на проселочную, петляющую в лесу грунтовку. Дорожка была узкая и ветви деревьев то и дело цеплялись за бока машины, без конца впиваясь в боковые зеркала, хлестали по лобовому стеклу не давая расслабиться. Впрочем, обычных не проходимых луж и ухабов не было, дорога хоть и узкая, но вполне годная даже для моей восьмерки. Через пять-семь минут езды показалась небольшая поляна, на которой располагался егерский кордон. Навстречу мне со стороны дома неспешно вышли две собаки - серый кобелек западносибирской лайки и светло-пегая выжловка. Они дружелюбно обнюхали меня и начали активно проявлять интерес к моей нехитрой поклаже.
На стук закрываемых автомобильных дверей из дома показался и сам хозяин, мужчина с совершенно седой головой, лет шестидесяти.
- Найда, Байкал! Уймитесь, нельзя! Улыбаясь, он подошел ко мне и представился:
- Николай Иванович.
- Михаил.
- Пойдем в дом Миша, эти оболтусы все равно не дадут спокойно поговорить. Видно было, что он относится к собакам, как к малым детям, и они прекрасно чувствуют эту его снисходительность.
- Проходи в дом, не стесняйся. Вещей то у тебя не много совсем.
- Так, что за вещи, на один день ведь приехал, да и того меньше.
Я передал ему записку охотоведа, он взял ее в руки, как то брезгливо хмыкнул и прочитав, небрежно скомкал и сунул в карман.
- На глухаря значит, хочешь пойти? Раньше- то ходил, когда?
- Нет, Николай Иванович, в первый раз.
- Понятно, звонил он мне, предупреждал о твоем приезде, проходи в дом, знакомься с женой и располагайся, сейчас ужинать сядем.
Дом Николая Ивановича, вполне обычный для наших мест одноэтажный рубленый пятистенок с примыкающими к нему хозяйственными постройками и множеством дверей, ведущими из дома в сарай и помещение для коров и птицы. Так что, не выходя из дома можно было попасть в необходимые хозяйственные помещения. Тепло и уют в доме обеспечивала здоровенная русская печь, выходящая своими сторонами в несколько комнат. Топилась она из сеней, обогревая и их. В доме пахло свежим хлебом и вымытыми полами.
Из горницы показалась не молодая женщина:
- Здравствуйте, с приездом, я Надежда Петровна.
- Михаил.
- Проходите Миша, не стесняйтесь, вот на этот диван вещи кладите, сейчас на стол соберу, ужинать будем.
Пока хозяева хлопотали по хозяйству, попросил разрешения осмотреть дом. Вы знаете, когда-то давно был в Костроме и около Ипатьевского монастыря есть под открытым небом музей деревянных крестьянских домов 16 века. Мне показалось, что в функциональности жилища и его строении ничего с тех пор не изменилось, различие только в наличии электричества. Так же дом напоминает большой корабль, соединяющий под одной крышей жилые и хозяйственные постройки, позволяющий не выходя на улицу в зимнее время проводить необходимые для существования действия. То есть концепция дома осталась практически неизменной. То же самое наблюдал позднее и в глубинке Вологодской области. Удивительно, но наши далекие предки, исходя из суровых климатических условий выбрали исключительно жизнестойкую и практичную модель жилища, которая с успехом применяется до сих пор. Талантливые люди были наши пращуры!
Тем временем, начало смеркаться и Надежда Петровна позвала нас к столу. За этим простым, но гостеприимным столом, я до мозга костей городской житель, впервые попробовал настоящего деревенского хлеба, испеченного в печи. Вкус доложу я вам, непередаваемый, такой свежий и пахучий, что до сих пор скулы сводит, как вспомню. На столе была отварная картошечка, сало со слезой, соленые грибочки,квашеная капустка и соленые огурчики. Я полез в рюкзак и вытащил привезенную бутылку армянского коньяку с тремя звездами. Надежда Петровна, увидев это встревожено посмотрела на мужа и он, видимо поняв ее опасения, улыбнулся и успокаивающе положил ей руку на плечо:
- Нет, Миш давай пока без этого, вот дело сделаем, тогда можно и отметить.
Надежда Петровна, облегченно, заковыряла ложкой в кастрюле, накладывая нам аппетитную, дымящуюся паром картошку.
- Эге, вылез не к месту с бутылкой, ну а как без нее. Не выставишь, подумают - вот куркуль приехал, сразу видно - Москвич! Подумал я. Как писал Лев Николаевич "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".
За ужином, конечно, коснулись и тонкостей предстоящей охоты.
- На глухаря с подхода, охотился когда-нибудь?
- Нет, Николай Иванович, в первый раз, но книжек по этому вопросу перечитал много, могу изложить теорию.
- Книжки, теорию. Теоретик значит. Ты послушай основное, тут два только момента надо знать и четко выполнять. Первое не торопиться, не сныкать по лесу, а слушать, идти только под песню. Только он замолчал, и ты замираешь, хоть на одной ноге, хоть на карачках. Он молчит, и ты должен окаменеть. Так под песню и подходишь на выстрел. Ружье тоже под песню поднимаешь. Стрелять то чем собрался?
- У меня единица и ноль.
- Лучше нолем бей, птица сильная, крупная, поболе гуся будет.
- А далеко токовище отсюда, сколько идти?
- Отсюда недалеко, около полутора километров всего, там болотце небольшое, с гектар, наверное, да сосны вокруг. Вот они туда и слетаются женихаться. Выйдем около полуночи, к часу ночи на месте будем. Подождешь пока светать начнет и как услышишь тэк-тэк-тэк, затем звуки начнет издавать, как будто точит кто ножик, так и начнешь продвигаться в ту сторону. Только смотри, только под точение и медленно, очень медленно, осторожно, сделал два-три шага и замер. Там их около семи птиц должно быть, они часам к двум прилетят и с рассветом начнут песни петь. Так что сиди под елочкой тихонько, никаких костров, никакой беготни. Прицелился и сразу стреляй, не тяни, но стреляй тоже под песню.
- А Вы разве со мной не пойдете?
- Нет, вдвоем подшуметь запросто можно, к тому же ты и так в книжках все уже прочитал. И он слегка усмехнулся.
Поужинали и прилегли отдохнуть. Сон, конечно, не шел, я мысленно представлял себе свою первую в жизни ночевку в холодном апрельском лесу. Так незаметно пролетели несколько часов и конечно под конец я крепко задремал. Когда егерь толкнул меня, я долго не мог понять, где нахожусь.
- Давай, пошли, самое время сейчас.
- А сколько времени?
- Первый час уже, вот термос с чаем возьми и двигаемся.
Вышли во двор, после теплого дома холодно и неуютно. Не видно ничего, звезд нет, месяца тоже, темно, как в тоннеле.
- На вот, возьми мешок, сам его понесешь.
- А что это?
- Сено, сидеть на нем будешь, чтобы бубенчики не отморозить. Он тихонько засмеялся.
Полтора километра по ночному лесу, без дороги и даже без тропинки это увлекательное путешествие. Предательски хрустел тонкий ледок, сковавший на легком морозце напитанную весенней влагой землю, ветки деревьев невидимые ночью так и норовили ударить по глазам. Если бы не уверенная спина Николая Ивановича впереди и тусклый свет его фонарика, то сухим и невредимым я вряд ли бы добрался до заветного места. Долго шли, долго, вот уже минуло минут сорок, а мы все продолжали настойчиво двигаться вперед. Внезапно он остановился и поманил меня рукой.
- Иди сюда. Смотри. Он показал рукой направление
- Вот там болото, оно окружено небольшим сосновым бором. От этого места метров сто пятьдесят они и будут сидеть.
- А фонарик их не распугает?
- Нет, их сейчас здесь нет, они в другом месте, часам к двум начнут слетаться сюда и рассаживаться, как только небо сереть станет, начнут петь. Ну, ты сам услышишь.
Он еще ближе придвинулся к моему уху и еще тише зашептал:
- Помни, начинаешь движение только под точение, тэк-тэк и точить будет, вот под точение делаешь несколько шагов и останавливаешься. Стоишь и ждешь продолжения песни и так пока не подойдешь на выстрел. Он во время точения не слышит ничего. Не торопись, они токуют иногда по два - три часа, успеешь, главное не подшуми. Иначе все труды насмарку. Все понял?
- Вроде все. Уныло ответил я.
- Ну, тогда, ни пуха Миша! Я за тобой приду часам к шести. И он бесшумно растворился в темноте. Раз, другой под ним хрустнула ветка и наступила полная тишина.
Все, я остался один. Надо как-то устраиваться, ведь ждать предстояло около четырех часов. Сдвинул несколько поваленных валежин и взгромоздил сверху мешок с сеном, попробовал его рукой - очень мягко. Сел на мешок, прислонившись спиной к кривенькой березке. Тихо. Но оказывается и ночью лес живет своей жизнью. Со всех сторон раздавались негромкие, но регулярные звуки жизни ночных обитателей. Что-то попискивало, раздавались какие-то тихие всплески воды, потрескивание деревьев. Впрочем, звуки эти были настолько деликатными, что не причиняли ни малейшего беспокойства. Весенний лес готовился к встрече нового дня. Иногда в стороне раздавались заполошные и какие-то сонные сорочьи потрескивания, иногда потревоженные кем-то мелкие пташки чирикали вполголоса. Но это только подчеркивало основной фон полной тишины и покоя ночного леса.
Не спал, я уже больше суток, мешок с сеном замечательно грел снизу и только спина постоянно напоминала, что березка плохо подходит на роль спинки дивана. Облокотил ружье на мешок и подумал - Пригодишься ли ты мне утром? Как все сложится? Постепенно, несмотря на холод, начал задремывать и регулярно вскидываться, напряженно прислушиваясь к звукам леса. Когда же они прилетят, и услышу ли? Так прошло около получаса. В голову, как всегда, когда нечем заняться, начали лезть разные мысли и почему-то вспомнилось, как познакомился с Наташей - будущей женой. Она сейчас спит, сладко посапывает, как всегда подложив левую руку под голову, а я вспоминаю, как это было.
Как всегда это было дело случая. Если бы мой начальник Вячеслав Михайлович не доложил мне, что в планово-экономическом управлении появилась новая сотрудница, то может быть и был бы холостяком до сих пор. Михалыч, Михалыч! Невольный сват и добрый, мягкий человек. Зашел, как всегда с обходом и увидев мою скучную физиономию мимоходом сказал:
- А ты видел новую сотрудницу у экономистов, такую симпатичную блондиночку?
Через десять минут я взял какое-то идиотское письмо и уже входил в нужную комнату. Она сидела за столом напротив входа и только взглянув на нее я понял, что пропал. Эх, прощайте мои молодые годы, прощай свобода и статус гусара. Я в плену, стрела поразила меня прямо в единственный насос в организме! Поразила с первого взгляда! Затем были совместные прогулки по старому Арбату во время обеденных перерывов, я вдруг оказался завзятым любителем концертов и различных светских мероприятий. А как остроумен и начитан я был! Как галантен и предупредителен! Ну, чистый тетерев на току, также как и он, я раздувал грудь и старался казаться значительнее и умнее, чем это было на самом деле. Да, что с нами делает женщина, если она нам мила и желанна! Токуешь во всю, тэкаешь и точишь изо всех сил, только бы на тебя обратили внимание. Волшебная атмосфера весеннего леса, пропитанная, ожиданием сказалась на мне и воспоминания нахлынули с новой силой, вызывая невольную улыбку.
Но, что это? Какой-то шум впереди, что-то крупное и грузное словно продиралось сквозь ветки деревьев. Сова? Или это он, петух? Мысли быстро сменяли друг друга, от сонного забытья не осталось и следа. Сердце заколотилось, и впрыснутый адреналин обострил все чувства до предела. Сколько времени? Половина третьего, наверное, это он! Или не он? Чего гадать, надо тихонько сидеть и слушать, скоро станет ясно. От волнения выступила испарина и мгновенно легкий озноб прокатился по телу. Ощущения очень похожие на те, которые испытываешь при первой встрече с кабаном при загонной охоте. Тишина. Ни звука. Напряженно вслушиваюсь и ничего не слышу. Наверное, осматривается, ждет соперников. Как говорится, будем ждать. Проходит еще около получаса, несколько раз раздается шум схожий с первым разом. Похоже, все- таки это петухи собираются на место состязания и скоро начнется основной концерт. Но как темно еще, совсем ничего не видно. Нет, буду придерживаться советов егеря и пойду только, когда хоть что-то будет видно. Начинает потихоньку светать, даже не светать, а как будто при проявке фотопленки начинают появляться совсем слабые контуры окружающего леса. Совсем слабые контуры и не дальше нескольких метров. Может быть встать, а то ноги так затекли. И сам говорю себе - сиди, не ерзай, торопыга! Пока не поют, тихо. Начали потихоньку просыпаться и крохотные птахи, то тут, то там, слышатся пока еще робкие голоса пичужек. Лес пробуждается, скоро наверное начнется.
Да! Думаю, что это первая песня! Никогда не слышал, но похоже на удары палочкой по сухому дереву. Только сейчас я понял скептицизм егеря, прочитать в книжках это конечно хорошо, но практика совсем другое дело. Мало я пока что знаю, только догадываюсь. Это сейчас хорошо, есть интернет и можно послушать заранее звучание песни любой птицы, а тогда об этом можно было только мечтать. Но вот палочки начинают бить по дереву с разных сторон и затем раздается неприятный звук, как будто правда кто-то точит ножик. Звуки своеобразные, на любителя. И это свадебная, любовная песня? У соловья то получше будет! Послушаю немного, минут десять, пусть увлекутся состязанием и с божьей помощью начну подбираться.
Еще немного рассвело, видно стало метров на десять вперед, видно, что под ногами творится. А под ногами предательский ледок и чертова куча разных веток и выступающих кореньев. Как тут бесшумно идти? Но люди то ходят и я смогу.
Вот оттуда звук идет, метров сто - сто пятьдесят впереди. Ну, все, пошел. Первые метров двадцать прошел не торопливо, но не останавливаясь, все же далеко еще до него. Ну, все, теперь надо под точение. Тэк-тэк-тэк, жжж,жжж - осторожно делаю медленные три шага вперед и замираю. Иду так уже минут десять - совсем близко уже, но пока не вижу его. Темновато. Где же он? Совсем рядом тэкает, но не вижу. Замер, до боли в глазах, так, что начинают мерцать черные и светлые точки, вглядываюсь в крону сосны, нет, не вижу. Прислоняюсь к тоненькой сосенке, жду. Ну вот же оно - тэк,тэк,тэк - маленький молоточек стучит по дереву совсем рядом. Осторожно оглядываю сосны вокруг, не вижу. Жду следующей трели и вот, наконец, она звучит. Вот он! Огромная черная птица сидит на ветке высокой сосны на фоне почти черного неба, метров десять - пятнадцать от земли. Как его увидишь черного на черном! В принципе, если положить палец на стволы можно стрелять, но лучше подожду и полюбуюсь на этого великана. Прошло еще минут пять и глухарь стал более контрастным и четким. Он переминался на ветке и помогал себе балансировать развернутым в веер хвостом. Голова его была направлена вверх на вытянутой вперед шее. К сожалению, более подробно разглядеть его не удалось. Но в книгах я видел много цветных фотографий этого лесного великана и хорошо представлял себе все это великолепие. До него по прямой было метров тридцать, или около того. Время было стрелять.
И вот тут меня "накрыло". Руки не поднимали ружье, а я говорил сам себе: " А кто ты собственно такой, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? Господь бог? Для тебя это забава, а для него-то жизнь! Не стреляй, гадом будешь! Не простишь себе этого потом. Тебе, что есть нечего? Не стреляй!" Так я стоял и смотрел на него, и приняв окончательное решение, почувствовал, как камень свалился с души. "Черт с ними, с деньгами! Пусть живет!" И уже ничего не опасаясь, закинул ружье на плечо и бодро, как пионер с горном направился назад к мешку с сеном. Удивительно, но он не улетел, только на некоторое время прекратил петь. Чем дальше я отходил от этой сосны, тем больше я гордился своим решением и, наверное, в этот момент родился охотник-романтик, придя на смену просто охотнику. На самом деле, больше всего в своей охотничьей практике я горжусь именно этим несостоявшимся выстрелом. После этого случая я стал увлекаться так называемой правильной охотой и держать легавых собак. Нет, конечно, охота на глухаря с подхода это традиционная - правильная охота, но не для меня.
До мешка с сеном я добрался в считанные секунды, ведь идти-то всего ничего, с сотню метров. Присел на него, сладко закурил и налил из термоса черного и пахучего чая. К шести утра показался Николай Иванович и сразу спросил:
- Ну, как, взял?
- Нет, не взял.
- Что, подшумел, не смог подойти нормально?
- Нет, Иваныч, подошел, просто не смог выстрелить в такую красоту.
Взгляд старого егеря неожиданно потеплел и он, немного помолчав, сказал мне уже, как своему:
- Ты знаешь, Миш, многие не стреляют, послушают и уходят. Я и сам на ток уже лет двадцать без оружия хожу. Совсем куцые тока стали, а ведь раньше до двадцати петухов слеталось. Есть еще один ток подальше, так там вообще всего три петуха токуют. Повыбили их, совсем мало их у нас осталось. Запретить бы эту охоту надо, хотя бы лет на пять. И зло добавил,
- А они, там все готовы за доллары эти свои продать...
На кордон вернулись быстро, все-таки идти по светлому намного приятнее. Быстро позавтракали, и я стал собираться в обратную дорогу. Выбрав удобный момент, ко мне подошла Надежда Петровна и немного стесняясь попросила:
- Миша, не отдавайте Вы ему эту бутылку треклятую, не надо ему этого совсем.
- Не беспокойтесь Надежда Петровна, не отдам, да и не было ее. И я заговорщицки ей улыбнулся.
Простились мы уже, как добрые знакомые и эти простые, душевные люди провожали взглядом машину, пока она не скрылась на лесной дороге.