Аннотация: Истории со смыслом и без осмысленного содержания
Истории со смыслом и без осмысленного содержания
Жене, дочери, родителям, тете
Истории со смыслом и без осмысленного содержания
Однажды поздно вечером я вышел на улицу, посмотрел на нее, посмотрел и зашел обратно в дом. Дом стоял на углу на пересечении двух улиц, и являлся, своего рода пра-образом всех домов на моей улице, большой, скорее неуклюжий, чем изящный. Построенный на века, по иронии судьбы немцами-военнопленнными по проекту русского архитектора. Говоря по иронии судьбы я подразумеваю кровавую историю Петербурга, построенного напротив русскими, на русских костях, но по проектам немцев (и справедливости ради шведов, а также прочей курляндской братии). Квартиры в доме были только четырех комнатными, а потому здание было по большей части полукоммунальным, т.е. не коммунальным монстром о шестнадцати комнатах и восемнадцати семьях в них, а всего лишь по две-три семьи. Никто здесь не жил в ванных и кладовках.
По всеобщему мнению квартиросъемщикам здесь очень повезло, потому и держались они за свои квадратные метры жилплощади, несмотря на не очень удобное расположение дома в получасе ходьбы до ближайшей станции метро.
Марью Саввишну обнаружили соседи, никогда не доставлявшая никому хлопот (ну разве что имела привычку каждую ночь запираться на все четыре замка в своей комнате, так и то дело личное, сама замки поставила, сама закрывается) старушка сначала не выходила из своей комнаты два дня, а затем в комнате начался пожар. По счастью пожарная часть Љ54\12 была неподалеку, да и дом был телефонизирован, так что пламя не успело перекинуться на другие комнаты. Пожар потушили и обнаружили в комнате обгоревшие останки мирной старушки.
Официальная бумага показала что, "Марья Саввична Нефедова скончалась от острого кровоизлияния в мозг", и как констатировали, разводя руками опера.
- Обгорела старушка, а отчего неясно..
Марью Саввишну похоронили скромно, под простым деревянным крестом, в квартире память о ней вскоре притупилась, да и подселился на ее место скромный молодой человек, учившийся, судя по тубусам толи черчению, толи рисованию.
И только время от времени крест на могиле забытой всеми женщины загорался, да по первости, когда тушить еще не приноровились, сгорал почти дотла, на его место ставили новый. Сторожа на кладбище видали и не такое, так что относились к этому спокойно. Горит и горит, хоть не воет, да и огнетушитель приготовить легче, чем осиновый кол.
Люди тихие и после смерти хлопот не доставляют. Почти.
Лошадь.
Лошадь скакала по дороге время, от времени переходя с запаленного галопа на рысь, но оборачивалась и начинала бежать снова. То, что осталось позади, страшнее..
Птица.
Белая, с перебитым крылом. Я вижу, как неловко она скачет по ветке, рискуя упасть на землю, и клюет паука-птицееда. Паук уже жалеет, что позарился на птицу-инвалида, у которой оказался уж чересчур крепкий характер. Ее и не съесть, и так просто уйти она не даст.
Костер начинает тухнуть, я отвлекаюсь от боя, подбрасываю полусухих лиан, больше здесь костер топить нечем, да и ими-то поначалу неприятно, в огне они шипят и корчатся. Вдруг слышу стук. Паук упал наземь, хитин расколот. Внутри поблескивают белесые внутренности.
Птица на ветке, успокаивается, чистит перья и через пять минут падает рядом с пауком. Яд.
Выстрел окончивший мою жизнь.
Прозвучал неожиданно, хотя кто-то мог бы сказать, что к этому шло. Но, когда тебя убивают, ты не думаешь о закономерности случившегося. Ты просто цепляешься за жизнь, в то время как она уходит от тебя. Все отдаляется, ты уходишь на дно, где ничто. Или что-то чему ты в любом случае предпочел бы жизнь. Жизнь наполненную суетой и цветом, и болью и ужасом неудачи. Но, Б-Бум и все.
Долгое отсутствие выбора делает его появление бессмысленным. И даже опасным.
Человек равнодушный - можно ли назвать его человеком? Т.е. соответствует ли он усредненной модели человека. Или усредненная модель человека также безэмоциональна, поскольку статистика не берет в расчет чувства, а если и берет то в крайне упрощенном, схематическом, препарированном виде. Таким образом человек равнодушный является отражением человека среднего, и соответственно моделью общества в миниатюре.
Сознавая,
что слова "есть лишь грубый инструмент" (М. Кандид) писатель все равно пытается поведать читателю о чем либо, совершая таким образом труд изначально обреченный на провал. Ведь как считают многие современные лингвисты, книгу пишет не автор, а читатель.
На вопрос: "Стоит ли писать, если читатель все равно не ивлечет того что ты хотел сказать из твоей книги?" писатель уверенно отвечает: "Конечно стоит". Dixi.