Аннотация: Небольшой юмористический рассказ о об искушении скромного доктора.
Порфирий Иванович Бухтеев, скромного вида толстячок в чесучовом мелкополосчатом костюме, прогуливался по верхней палубе речного парохода, неспешно идущего вверх по реке. Среднего роста и средних же лет, имел он (Порфирий Иванович, а не пароход) румяные щёки, намечающуюся лысинку, круглые очки и простодушный взгляд примерного семьянина. Уже пару десятков лет состоял земским доктором, держа практику в N-ском уезде. Зарабатывал, надо сказать, неплохо, что неудивительно, ведь в клиентах у него, по большей части, бывали помещики, уездные чиновники, зажиточные мещане, да их семьи- всё публика солидная и состоятельная. За лечение рассчитывались вовремя и не скупясь. Это позволяло Порфирию Ивановичу содержать семью, небольшую усадебку под N-ском и каменный дом с мезонином. Одно плохо- занятия практической медициной, хотя и приносили прибыль, доставляя средства к безбедному существованию, но отнимали при этом массу времени и сил. Почти всякий божий день и в любую погоду, разъезжал Порфирий Иванович по болящим на своей старенькой крытой бричке, запряженной неторопливой гнедой лошадкой. Домой возвращался лишь к вечеру, когда и затемно. Случались и ночные вызовы. Капризы с претензиями, на которые так щедры стареющие пациенты, тоже портили кровь. Всё это- и нервная работа, и досадные мелочи жизни, вкупе с постоянными разъездами, исподволь подточили душевные силы сельского эскулапа. Следствием стали бессонница, быстрая утомляемость и невиданная доселе раздражительность. Копившаяся усталость прорывалась ворчливостью и мелочными придирками к домашним. В конце концов, окончательно испортившийся характер Бухтеева и увеличившееся потребление им наливок и настоек, привлекли внимание и не на шутку встревожили его дражайшую половину- любезную Катерину Матвевну, женщину монументальную и сложением, и нравом. Сподвигнувшись на решительные действия, добрая женщина устроила мужу скандал- с плачем, заламыванием рук и причитаниями о загубленной молодости. Выслушав ответные жалкие оправдания мягкотелого супруга, она вполне уяснила себе суть проблемы. Спешно был выработан план противодействия начинающемуся алкоголизму и ползучей депрессии драгоценного "Порфиши". Катерина Матвевна сразу начала претворять его в жизнь- деятельно и целеустремлённо! Списалась с роднёй, в изобилии проживавшей вокруг и в самом Нижнем Новгороде, купила билет первого класса на роскошный трёхпалубный пароход, что от весны до осени курсировал вверх-вниз по матушке-Волге и, не слушая возражений своего затурканного работой мужа, отправила его в отпуск. По замыслу супруги, речной круиз, с заездом в Нижний на "погостить", долженствовал благотворно повлиять на самочувствие её благоверного. Сама же докторша осталась дома- присматривать за хозяйством, детьми и немногочисленной дворней.
Ну что же, план её, можно сказать, удался! Порфирий Иванович отдохнул отлично. Все намеченные на вояж мероприятия благополучно состоялись. Родня была посещена, гостинцы розданы, ответные получены, как и письма супруге, развлекательная программа, с застольями, рыбалками и пикниками, отбыта полностью и целиком. Теперь красавец-пароход вёз его домой. Путешествие по Волге близилось к завершению.
Полдень только минул и всё вокруг дышало негою. Солнце приятно грело, лёгкий ветерок, не менее приятно, освежал. В синейшем небе, почти недвижно, висели громадные башни кучевых облаков. Гладь речная ласкала взгляд спокойным простором. Лишь небольшие волнышки лениво плескались о борт могучего парового судна, что трудолюбиво вспахивало волжскую воду большим кормовым колесом и каждым погружением железных плиц приближало своих пассажиров к родному дому. Пронзительные крики дерущихся чаек только оттеняли эту благость, придавая ей сочность и вкус.
Мимо доктора, далече, проплывали волжские берега. На состоявшемся недавно обеде, он откушал стерляжьей ухи и расстегаев, махнув перед этим, для аппетита, пару лафитников рябиновки. Оттого пребывал сейчас в самом благодушном расположении духа. Совершив неспешный променад по верхней палубе, Бухтеев подошёл к фальшборту, облокотился о перила и принялся кормить чаек. Щипками отрывая кусочки от буханки ситного, бросал их крикливым белоснежным птицам и наслаждался видами.
Вдруг откуда-то сзади, со стороны кормы, раздался пронзительный гудок, неожиданный и бесцеремонный, как трель свистка городового на тихой улочке. Отпускник вздрогнул и выронил остаток ситного в воду. Над плывущим хлебом тут же вспыхнула чаячья свара.
"Ба, что это?"- разум скинул дремоту, жадно впитывая новые впечатления. А посмотреть было на что. Их комфортабельный трёхпалубный ковчег быстро догонял юркий катерок, тянущий широкую баржу, но не с зерном или лесом, как то обычно водится, а с какой-то весёлою шумной компанией. На барже шла гульба! Нет, не так. ГУЛЬБА! Там вовсю наяривала тальянка, балалайка звенела едва не на разрыв струны, вокруг ломящихся от снеди и выпивки столов, пьяные купчины громко гоготали и распевали песни, а их женщины... Женщины! Бухтеев подался вперёд, впиваясь жадным взглядом в отплясывающие фигурки беззаботных чаровниц. Те были разодеты ярко и завлекательно- в разноцветные платья с глубокими декольте, ажурные перчатки по локоть длинной, многие с изящными зонтами от солнца. Миловидные личики венчали высокие причёски а-ля Помпадур и кокетливые соломенные шляпки, а голые плечи и белые ножки на высоких каблуках, то и дело мелькающие из под развевающихся от разудалых танцевальных па подолов, приковывали мужской взгляд и томили сердце.
"Хороши, чертовки!"- невольно подумал наш круизёр, безотчётно облизав губы, как кот, узревший миску со сметаной.
А красотки словно специально дразнили нашего героя! Они белозубо смеялись, закидывая назад свои прелестные головки, визжали, когда случайный всплеск встречной волны окатывал их брызгами и вообще, вели себя абсолютно разнузданно!
"Шлюхи, точно, шлюхи"- злобно и вожделенно размышлял Бухтеев. Вдруг стало трудно дышать. Он снял бабочку и расстегнул пару пуговок сорочки, но помогло это мало. Кровь взбурлила! Взбурлила от греховной близости соблазнительной женской плоти, от влекущего смеха флиртующих негодниц, от ауры разврата, незримо окутывающей этот... этот вертеп!
Тем временем, влекомая катером баржА, на которой так самозабвенно гуляли и веселились, совсем уже поравнялась с вцепившимся в брусья перил Порфирием Ивановичем. Одна из гулящих (несомненно) девиц- полногрудая высокая блондинка с красивым, сильно накрашенным лицом, вдруг обратила хмельное внимание на застывшего у планширя страдальца и крикнула:
- О, какой кавалер пропадает! Перебирайся к нам! Тут ужасно весело! Не бойся, я тебя не съем!- С этими словами она зазывно и бесстыдно улыбнулась, посылая распалённому, сконфуженному столь откровенным высказыванием Бухтееву, воздушный поцелуй. Подружки же её, видя явственное смущение бедного доктора, весело рассмеялись.
И тут что-то дикое, первобытное, вдруг всколыхнуло сердце примерного семьянина! Ему неудержимо восхотелось отпустить себя и побежать к капитану, договориться с ним о пересадке на баржУ (технически, это было довольно легко осуществить), а там найти белокурую красавицу, увлечь её смелыми речами и покорить! Покорить щедростью и остроумием, врачебной эрудицией и жизненным опытом! Потом же, когда она наконец уступит его ухаживаниям и разомлеет от страсти, прижать её, в ночи, к смоляному борту и страстно целовать! Целовать в яркоалый рот и тонкую шею! В белую грудь и вырез декольте!
Грехопадение доктора почти состоялось. Он уже прикидывал, во сколько ему обойдётся наём шлюпки и телеграфирование домой о, о... неожиданно образовавшихся делах, да! Но здесь, видно ангел-хранитель спас потерявшего голову самца, в которого превратился несчастный отпускник! Перед мысленным взором Бухтеева встала вдруг, как живая, его благоверная. Она ласково поглаживала ручку скалки и улыбалась- очень многозначительно и обещающе. Впрочем, картину эту будущий изменщик отбросил с лёгкостью. Но коварный серафим тут же подкинул ему другую, расстрогавшую и мгновенно впечатлившую доброе сердце верного, доселе, мужа и примерного семьянина. На ней супруга его, любезная Катерина Матвевна, протягивала к нему красивые полные белые руки и плача вопрошала: За что, Порфиша?!
Это было слишком! Любовь и жалость победили похоть. (Что согласитесь, большая редкость в нашем циничном, жестоком мире.) Изменщик умер, не родившись- без единого пузыря канул в пучине забвения.
Порфирий Иванович облегчённо выдохнул и гордо выпрямился, ощутив неоспоримое моральное превосходство над прочими, слабохарактерными особями мужеска полу! Он промонул носовым платком, на котором присутствовал вышитый заботливой рукой жены вензель- переплетённые три буквы его инициалов "ПИБ", вспотевший от переживаний лоб поцеловал эти буквы- ещё одно напоминание о его Катеньке и твёрдым шагом направился в буфет- накатить пивка. Своим волевым решением, да что там- подвигом, он сейчас заслужил литра три холодного пенного, не меньше!
Уже отходя от планширя, вдруг мелькнула у него мысль- плюнуть презрительно напоследок, в направлении удаляющейся от него на барже соблазнительной вертихвостки, да ещё добавить что-нибудь эдакое, непечатное! Но... он, почему-то, не смог этого сделать...