Пестовская Юлия. Влюбленный в голос

B Л Ю Б Л Е Н Н Ы Й В Г О Л О С.

А что это мне сегодня так весело, подумала я, листая ногами каменные ступеньки с остатками снега, лесным сором и солнечными пятнами.

Птицы щебечут? Так они уже не первый день празднуют наступление тепла. И травка проклюнулась на солнечных местах не вчера.

Да, я рада весне, но сегодня мне как-то особенно весело, и дело не в погоде. Это те, кто на ветках и в норках будут долго безумствовать: Конец зиме! Мы ее пережили! Мы ее победили! А те, кого греет не солнце, а центральное отопление, посмотрели в окно и удивились: опять весна; обрадовались: это красиво, и забыли. У них так много важных дел: они должны нажимать на всякие кнопки, вертеть разные штуки, чтобы было еще больше красивых вещей, которые уже не помещаются в их домах, еще больше автомобилей, которые не помещаются на улицах и еще больше еды, которая делает их похожими на надувные игрушки.

Я тоже среди этих сумасшедших. У меня даже этот отпуск проходит в суете. С утра начинается: бювет, завтрак, процедуры, после обеда экскурсия, после ужина концерт, на котором я уже без сил плюхаюсь в кресло. Все мероприятия после обеда мне по душе и на пользу, а вот те, что до, я не уверена. Но "за что заплачено, то съешь": все это входит в дорогую путевку. Правда, и ��мужу ее частично оплатили на его предприятии, хоть у нас опять капитализм, но такое еще бывает.

И везде я опаздываю. Время со мной не дружит. Часов у меня, как в Праге, где только нет. Дома в прихожей висят огромные, как на вокзале. Но время не хочет подождать, когда я на что-нибудь засмотрюсь, или с кем-нибудь заговорюсь. Потом я бегу, волнуясь, как Белый Кролик: "Мои бедные лапки, бедные мои усики. Герцогиня! Она же велит меня казнить. Как пить дать велит".

- Простите, Петр Петрович. Здесь такие длинные переходы, - оправдываюсь, я по-солдатски сдергивая кофту и запрыгивая сгоряча на массажный топчан, как молодая спортсменка, - И бювет у вас ужасно далеко.

Бювет - красивое, почти балетное слово, означает горный водопой, к которому три раза в день по разным тропинкам и лестницам сползаются язвенники, и примкнувшие к ним лица, отдыхающие в местных здравницах. Потом они смешно бродят со своими чашками, потягивая минералку, как пиво. Все, кроме меня. Я выпиваю залпом, потому что, когда я только поднимаюсь в гору, все уже спускаются. Они не будут есть завтрак холодным. Мало того, встав ни свет, ни заря, они уже успели сделать круг по терренкуру - такой длинной оздоровительной тропе, которую придумал немецкий врач. Он назвал ее этим забавным словом, первая часть которого французская, а вторая немецкая: террен - мадам, а кур - это фрау. Местность плюс терапия, и в сумме - это лечение дозированными прогулками по гористой местности под определенным градусом, но не тем градусом, что рядом, в магазине "Прасковея", а градусом наклона горы. Я однажды прошлась по этой тропе, и она мне не понравилась. Может летом здесь лучше, но в марте однообразному частоколу темных кривых стволов не хватает хвойной зелени. Только выскочившие из-под старых листьев подснежники удивляют своей безупречной синевой. И воздух вкусный. Здесь в парке есть другие дорожки, украшенные елями, и можно было бы просто гулять, бросив все процедуры, мы ведь приехали не ради них, а потому, что здесь уже весна, здесь горы, здесь родники с полезной водой. То, что эта минералка - просто Живая вода, нам сказали соседи по столику. Эти врачи с Урала побывала на всех курортах и они утверждают, что такой воды нет даже в Карловых Варах. Они, как скворцы прилетают сюда, к этой воде каждую весну.

В первый же день нам доктор сказал:

- Вы должны принимать минеральные ванны - здесь это просто фирменное блюдо. И массаж: вдруг на даче спину заклинит. Циркулярный душ омолаживает, а ингаляции нужны всем горожанам. И дал нам по книжечке, где наша жизнь была расписана по минутам.

Я встречаюсь с мужем на бегу в длинных коридорах.

- Ты куда?

- Я на третий этаж на грязь. - Его еще и грязью мажут.

- А я во второй корпус на ванну, а потом дышать шалфеем. Не забудь, у нас экскурсия в Пятигорск: обедаем на час раньше.

В нашем номере люкс над бархатными диванами протянута бельевая веревка, где дюжина полотенец не успевает сохнуть от стольких процедур. Теоретически нам должны их менять, но тот, кто это должен делать, неуловим. Поэтому наша комната с пальмой похожа на приморский дворик. В ванной по утрам тоже Венеция. Шлепанцы отправляются в плаванье, когда стоишь под душем: нет шторки и плохой сток. Для мыла нет полочки, и оно радостно плещется в моей розовой мыльнице на бортике ванны. В общем не Турция, где в отелях все предусмотрено. Хотя у нас теперь тоже капитализм, и этот санаторий имеет хозяина, но, кто он, неведомо даже персоналу. Видно только, что он тяготеет к роскоши: все здесь устлано пестрыми коврами, как в гареме султана, и очистительные агрегаты с электрическими хвостами жужжат на них целый день. В столовой тоже не Турция: винегрет какой-то увядший, похожий на вчерашний, в салате жесткие, как верблюжья колючка, перья капусты с едкими полукольцами лука. Это прелюдия к холодному супу и полухлебной котлете, которая в меню скрывается под разными именами: сегодня это шницель, вчера били биточки, а третьего дня - зразы, и всегда этот отвратительный привкус жира.

Мой опрос у бювета показал, что в других заведениях вокруг этой горы кухня примерно такая же, и вообще, говорят, что только в Барвихе нет таких котлет и еще в кафе макдональдс, где отравят вкусно, а на остальном нашем родном пространстве общественное питание не менялось со времен Остапа Бендера. Все привыкли, никто не возмущается и не удивляется, все как-то приспосабливаются. Вот и мы стали в столовой заказывать только рыбу, фрукты покупать возле бювета, а чай пить у себя в номере.

Так что мне сегодня так весело? Я уже второй раз совершаю подвиг восхождения к роднику, теперь перед обедом, пытаясь поймать за хвост причину своего нового настроения, но это не легко, потому что думаю я, как всегда, одновременно о разном: и о том, где я могла потерять пуговицу от пальто и не пойти ли ее поискать, и о том, что Лидка в своем Израиле уже ходит в летнем платье. Интересно, не надоедает ли ей такое длинное лето. У моего брата в Харькове тоже длинное лето, а в саду такие прозрачные от спелости сладкие желтые черешни. Их нужно есть с дерева, как и персики, а те, что продают у нас в магазине, недозрелые и безвкусные, как фруктовое мороженое. Ветки этой черешни прижились на моей вишне, зацвели, появились ягоды, но так и остались зелеными: им не хватило тепла и света. И вообще в моем саду фрукты не такие вкусные, цветы не такие яркие, вечером на скамейке не посидишь - холодно и сыро. Так что "как упоительны в России вечера " - это поется не о нашей средней полосе, а про намного южнее.

Только я написала эти строчки, уже летом, сидя у себя на даче под яблоней, как Боженька сказал: - Ну, что ты расплакалась? - и подкрутил какую-то штучку немножко слишком. У нас началась небывалая, африканская жара. Я не верила своим глазам, но уличный термометр в тени показывал сорок. Когда природа выбрасывает такие коленца, я в восторге. Я люблю грозу, ливень, ураган, когда березы гнутся, как трава. Ага, думаю я, есть еще порох в пороховницах! Смотрите все зазнайки, кто здесь настоящий хозяин: вы или ОНA. Но было и немножко страшно и мне, и моим розам, которые вдруг стали стремительно распускаться и также стремительно осыпаться. К моей поливочной лохани, как к озеру Чад, потянулись дикие кошки и дикие птицы и, поочереди усаживаясь на бортик, пили воду. Помидоры на шпалере получали солнечные ожоги, и я стала спасать их, развешивая над ними простыни. Моя встревоженная соседка каждый день на всякий случай поливала из лейки траву вокруг своего дома, потому что уже начались луговые и лесные пожары, которые никто сначала не тушил, и они стали наскакивать, как сказал бы Вини-Пух, на деревни. Леса выражали протест: им не нравится новая мода заваливать их мусором. Деревенские тети Маши, как им ни грозят штрафами, тащат свои мусорные мешки под елки, где я еще недавно собирала белые грибы. Им милее складывать мусор в мешки, чем выбрасывать в контейнер по дороге на рынок . Городские дяди Васи, в выходные дни ползут на своих автомобилях в леса, как на танках иностранные захватчики, разбивая красивые дорожки и замусоривая зеленые полянки. В Белоруссии я таких погромов природы не видела. Там места для диких туристов отведены, оснащены и оборудованы, и сами туристы не такие дикие, и лесники там функционируют. А наши лесники давно куда-то подевались, и в лесах такой бурелом, что зайцы ноги себе ломают. В Белоруссии леса не горят, хотя там тоже торфяники. А у нас полыхают, и тети Маши в деревнях теперь дрожат от страха, а дяди Васи заперты на все лето в городах, дышат дымом и не могут поехать на рыбалку.

- Посидите взаперти, - сказали леса,- потряситесь от страха, раз вас мама не научила любить и беречь родную природу.

Но это было потом, летом, а весной на Кавказе, распивая безалкогольную минеральную воду, я думала: хоть у меня и не растут персики, я люблю свой сад. Точнее не сад, а садик. Сад я пыталась завести, когда мне дали полгектара земли. В деревне тогда давали всем, а я уже несколько лет там жила почти безвыездно, поправляя здоровье сына, и полдня работаля в местном учреждении, чтоб (сын говорил тогда сёб) стаж не прерывался, когда он был у нянечки. Потом мы с ним шли в лес по грибы - ягоды, сёб повышался иммунитет.

Мы с мужем неделю думали: брать землю - не брать.

- Зачем она тебе нужна? - говорил муж.

- Я посажу большой сад. Я всегда хотела большой сад, где будут всякие растения.

- Куда ты будешь девать фрукты?

- Буду раздавать знакомым, у кого нет сада.

- У тебя будут воровать.

- Пусть воруют, хватит всем.

Муж был в ужасе от этой затеи. Он типичный потомственный горожанин, к тому же по гороскопу его знак небо, это у меня - земля, я от нее энергию получаю. Но он уступил мне и, как человек добросовестный, раз уж взялся, стал обустраивать участок по стандартной схеме: за изгородь три бутылки водки, за вспашку одна, навоз - четыре за четыре тракторных тележки. Саженцы были домашнего производства: мы выкапывали в лесу маленькие рябинки и прививали к ним ветки яблони и груши. Тем летом нахлынувших из Москвы родственников с коммунистической ориентацией, мы кормили картошкой и кабачками с этого участка.

- Помещики,- сказали они.

- Завтра мы все идем полоть картошку, пошутила я, чтоб позабавиться, и "звери задрожали, в обморок упали" и залепетали:

- Мы не можем, мы не умеем. У нас гены другие, городские.

Но большого сада не получилось. Сначала осенью унесли забор, наверно, те же пьяницы, что ставили. Потом зайцы слопали все, что торчало из-под снега: они же не знали, раз нет забора, что это не лес. Уцелевшие саженцы обгорели, когда какие-то "юные натуралисты" подожгли сухую траву (новая русская забава - поджигать весной траву). Навоз растащили двуногие зайцы: они же не знали, раз нет забора, что это не совхозный навоз. На местах, где его сваливали, вскоре буйно разрослась малина, которую (загадка природы) я с пятилетним сыном и его трехлетней подружкой Надей сажала совершенно в другом месте. Теперь там четыре огромные клумбы малины, которую, как мне сказали, кто только не собирает.

Муж отказался от дальнейших экспериментов с этим участком, а я хожу туда собирать малину и выкашивать траву, в ожидании, когда в детях проснутся крестьянские гены, и они поставят новый крепкий забор. Выкашивая траву, я вспоминаю, как это занятие любил Лев Николаевич, потому, что чувствую я себя потом просто замечательно. И когда у меня заболит голова, я говорю мужу: что-то я неважно себя чувствую, пойду, покошу. Беру косу на плечо и иду по желтой дороге. " - Чьи это поля? - Маркиза Карабаса. -Чьи это луга? - Маркиза Карабаса", - почему-то вспоминается мне "Кот в сапогах". Здесь простор, поют жаворонки, много неба и воздуха. Толстой, махая косой и катаясь верхом, дожил бы и до ста лет, не только до восьмидесяти, если бы не скверный характер его супруги.

Юноши! Не женитесь на строптивых девушках, они превратятся в строптивых бабушек и не дадут вам спокойно умереть в своей постели.

Надо сказать, что мне еще и землю дали самую плохую. С нее сняли весь плодородный слой, когда рядом делали дорогу, которую теперь почти забросили. Предыдущий глава администрации мой участок с нормальной землей кому-то сплавил пока я добывала столбы и слеги для ограды и, пользуясь моей неопытностью, подсунул этот. Если бы он знал, что я за штучка, что при следующих выборах я буду сражаться, как львица, чтобы у нас был нормальный глава: непьющий и добросовестный, он бы дал мне участок с видом на Средиземное море, или утопил заранее в нашем пруду. Теперь у нас лучшая администрация в области, а может и в масштабе всей страны. Но большого сада, чтобы по нему можно было погулять, так у меня пока и нет.

Опять я отвлеклась и возвращаюсь в март на Кавказ, к бювету.

Две рыжие дворняги, похожие, как братья, так уморительно разлеглись на новой травке возле беседки. Они немного одурели от ее мягкости и душистости и замерли, боясь стряхнуть это блаженство, в совершенно одинаковых позах, просто синхронное плаванье. Сквозь дрему они, наверно, думают: - Пусть кто-нибудь попробует сказать, что это не лучшая в мире лужайка. Пусть кто-нибудь попробует сказать, что это не наша лужайка. Своей царственностью они похожи на маленьких каменных львов, сторожащих дворец Бухарского эмира, который синеет в конце аллеи. Самый настоящий дворец сказочной красоты! Весь в башенках, зубчиках, балкончиках; вокруг окон и дверей затейливый восточный узор. Он, как новенький, хотя ему двести лет. Но любоваться им можно только с правой стороны. Слева к нему пристегнут переходом, похожим на огуречную теплицу, дом из серии: сэкономим на всем, от скуки еще никто не умер. Такие дома штамповались повсюду во время развитого социализма. Теперь по огуречному переходу снует народ из одной эпохи в другую: ванны принял у Бухарского эмира, на клистир побежал к товарищу Тельману, который упомянут в вывеске на фасаде.

Вообще, на улочках, прилепившихся к этой горе, витает дух сюрреализма. Изящные особняки "бывших" (когда-то в Турцию отплывших, или на севере почивших) беспечно любуются облаками рядом с тяжелыми каменными сталинскими броненосцами, косящимися недобро на кичливые новостройки нуворишей. Среди обитаемых домов натыкаешься на заброшеные с расколотыми окнами и трещинами по стенам, или еще более мрачные: зарастающие травой новостройки. Как будто по этой горе прокатилась архитектурная испанка. Вниз, к подножию вездесущего каменного гостя на постаменте, такого цезаря самозваного с девизом: Пришел. Увидел. Развалил...

Еще один памятник стоит вверху, за елкой у бювета в маленьком скверике. Я стараюсь на него не смотреть. Мне стыдно перед Александром Сергеевичем: во-первых, он не похож, а во-вторых, он так поник головой, как будто поел наших столовских котлет и думает: не за это боролись. Вообще нужно человека заранее спрашивать, хочет он потом быть растиражирован в камне где попало и кем попало или нет. Хорошо, что ель со временем растопырила ветки и спрятала это изделие.

Под елкой две смуглые тетки, не понятно какой национальности, наверно, смешанной, каждый день продают пушистые носки домашнего изготовления с красивым кавказским орнаментом. Я хочу такие послать Лидке в Израиль, они там мерзнут в феврале на своих каменных полах без отопления. Но здесь, у этих теток, я носки не буду покупать: я заметила, что внутри грубые швы. Я куплю их на экскурсии в Балкарии. Там настоящие горцы, не испорченные цивилизацией, и вещи у них настоящие.

Да, так что же это мне так весело? И в ногах легко, и в груди немножко тесно, как будто мне подарили остров в Тихом океане. И эта дурацкая улыбка привязалась и носится со мною весь день. Знаю я такую улыбку: она выдает, что некто внезапно поглупел, в голове у него появилась приятная пустота и легкость, и он стал, как воздушный шарик, свободным и неуправляемым. С такой улыбочкой юная падчерица моего брата опоздала на семейное торжество, так с ней и сидела весь вечер, а из глаз ее красивого мужа летели искры, как из-под трамвайных колес при резком торможении.

- Тетка, ты что, влюбилась? ( С некоторых недавних пор я так мысленно себя называю, а когда сержусь, то милочка.)

- Наверно...

- Но в кого?

- Наверно, в этого в голубом костюмчике из кабинета N 42. Если поиграть в горячо - холодно, то получается, что он. Да, мне весело потому, что я иду сегодня на массаж, правда, в последний раз.

- Ты в своем уме, или в Мэри-Эннином? Ты его даже не рассмотрела! На допросе у следователя ты не сможешь его описать: скажешь, что-то светлое, немного грустное. Какой-то Иван-Царевич на распутье у придорожного камня: налево пойдешь - коня потеряешь, направо - голову.

Он сидит каждый день и на часы смотрит: опять она опаздывает. Я это вижу издали и лечу на всех парусах. Мне стыдно, что меня ждут, неловко, что кто-то должен возиться с моей спиной из-за того, что я не делаю зарядку (терпеть не могу зарядку, лучше сделать что-нибудь полезное). Я представляю, как им надоели наши спины. Вы пробовали весь день месить тесто? Я люблю с ним возиться: оно теплое и живое, но через двадцать минут руки у меня начинают отваливаться. И потом, я не профессиональная стриптизерша, чтобы перед всеми раздеваться. От всех этих неприятностей я начинаю стрекотать, как сорока: включаю свой словесный фонтан, в который уходит моя негативная энергия, и я прячусь за ним, как за ширмой.

Болтовня - это вообще мое спасение во многих случаях жизни. В "Золушке", когда король в растерянности спрашивает, что делать, маркиз отвечает: танцевать. Я себе отвечаю: говорить. Я могу говорить где угодно, с кем угодно, о чем угодно. Даже, уткнувшись щекой в массажный топчан, даже, если меня, как Буратино, подвесят за ноги к ветке. И еще я такое ходячее радио с хорошими новостями. Видя вокруг столько грустных и растерянных людей, мне хочется убедить их, что все не так уж плохо в нашем королевстве. (Хотя иногда мой собственный оптимизм висит на тоненькой ниточке, но я крепко за нее держусь). Не то, чтобы я была внештатным лектором общества "Знание". У меня это получается как-то само собой и довольно успешно. Гайдай свои чудесные комедии снимал не потому, что был весельчак. Он говорил, что ему жалко наших людей, у которых такая скучная и трудная жизнь, и хочется, чтобы им стало немножечко веселее.

Я тоже хочу, чтоб стало веселее. В очереди, в электричке (мне так часто приходится ездить, что на вопрос, где я живу, я отвечаю: в электричке), где угодно, я моментально нахожу тему интересную незнакомцу и, разговаривая о пустяках, как-то умудряюсь завести разговор в оптимистичное русло, сдабривая его сведениями, что были времена и похуже, что все идет к лучшему, и всегда есть выход. Я сама удивляюсь, как это у меня получается, зачем и почему. Но я вижу, что все хотят услышать хорошие новости (ведь в эфире - только плохие, а вокруг темное царство проблем). Мои попутчики начинают улыбаться, и говорят, что время в пути пролетело незаметно.

Я, как всякий нормальный человек, не могла не получить проблемы с сердцем, и однажды погостила в кардиологической палате. Очень быстро классическая больничная палата с уныло-отрешенными лицами и тягостной тишиной превратилась в cанаторно-курортную с веселыми обитателями. Оказалось, что все умеют смеяться и помнят анекдоты. Мало того, что мы их наперебой рассказывали с утра до ночи, хохоча до слез, мы устраивали пирушки с угощеньями, цветами и даже с легким вином. Делая вылазки домой, я приносила пончики со щавелем и свои консервированные овощи. Дети говорили, что не узнают своих мам. Особенно радовались, что мама ожила две глазастые сестрички из Кораблино. Они в прошлом году потеряли отца, получившего инфаркт после двух неприятностей: сначала у него похитили сумку со всеми документами, а потом из сарайчика поросят, которых он выращивал к свадьбе старшей. Они обещали приехать ко мне в гости.

Благодаря ранней тяге к устному творчеству я даже могла оказаться китайской подданной. После утомительной игры в мяч или сыщики-разбойники мы, разновозрастные дети, садились в нашем дворе под липой, и я по заявкам слушателей пересказывала очередную главу "Спартака" Джованьоли. Часто к нам на скамеечку подсаживался молчаливый и улыбчивый Фы Ды, аспирант агрономического факультета. Эти китайские студенты из маленького флигеля подолгу сидели во дворе, с интересом наблюдая за нашими играми, одобрительно кивали головами и всегда улыбались. Было видно, что они очень добрые и любят детей. Они дарили нам красивые открыточки, такие тонкие, яркие, на очень белой бумаге, каких мы раньше не видели.

Когда мы забегали к ним на кухню попить воды из крана, то видели иногда, как они смешно ели арбуз ложками, как из бочонка, срезав верхушку и усевшись вокруг него кружком. А соленую селедку они жарили на сковородке, и она ужасно пахла.

Жильцам нашего дома нравились эти улыбчивые обитатели флигеля, они с ними заговаривали, спрашивали, как дела, не трудно ли учиться на чужом языке, жить в чужой стране. Фы Ды все звали Федей, а еще - Юлькин жених, потому что больше всех открыточек с пагодами и хризантемами доставалось мне. Не знаю, когда мои родители познакомились с ним, но они пригласили его на обед по случаю окончания учебы и отъезда домой. Они говорили: умный и скромный юноша. Бабушка приготовила свой знаменитый суп с фрикадельками и заливную рыбу. Гостю подарили фигурку балерины, их всем тогда дарили, и вышитую украинскую рубашку из сундука моей второй бабушки, где было много таких красивых вещей.

Фы Ды рассказывал, что живут в Китае очень бедно: у каждого только один хлопчатобумажный костюм, и если человек один раз в день поел рисовых лепешек, то это хороший день. Женщин там в десять раз меньше, чем мужчин, и невесту присматривают заранее. Его невеста вышла замуж, пока он здесь учился, и теперь у него мало шансов иметь семью.

Потом он регулярно присылал мне вежливые письма с золотыми рыбками на конверте, не помню о чем. Меня больше интересовали приложения: блоки красивых марок, тонкие целлулоидные закладочки с изящным рисунком и шелковым шнурочком; ажурно вырезанные из папиросной бумаги, ярко раскрашенные маски драконов.

Когда в Китае началась, так сказать, культурная революция, и всех образованных людей в лучшем случае ссылали в отдаленные провинции, письма приходить перестали. А то бы каталась я сейчас на узкой лодочке по Желтой реке.

Нельзя сказать, что рот у меня не закрывается вообще. Я и помолчать могу, когда рассказывают другие, и, возможно слушать мне нравится больше, чем говорить, но этого в голубом костюмчике из 42-го кабинета разговорить не удавалось: он из породы молчунов. Эфир полностью приходилось заполнять мне, но по коротким репликам было видно, что ему не скучно меня слушать, и что векторы наших мыслей совпадают: я вот только собираюсь приобрести диски с лекциями одного проповедника, а он уже их выписал. Этот профессор, регулярно появляется на христианском телеканале и кроме религиозных, затрагивает другие темы, волнующие всех, не зараженных пофигизмом. Он хоть и похож на Бабу Ягу в исполнении Миляра, но говорит о духовности так, как говорил Собчак о политике: ярко, ново и убедительно. Например, о духовном состоянии России. Пока еще России, а то с "успехами "в этой области она потеряет свое лицо и в конце концов станет какой-нибудь 23-ей провинцией Китая. Тогда нашим девушкам прибавится женихов, но их детки уже будут лопотать по-китайски.

Петр Петрович, как и я, дружит с молодыми, которые не успели еще стать скучными. Эти его коллеги заскакивают к нему на минутку взять книжку, отдать книжку, весело с ним шушукаются и, как я подслушала, вместе ходят в перерыв гулять по парку. П.П. не важничает, как другие старшие его собратья по цеху, хотя он в этой местности лучший специалист и учился у какой-то звезды. Он слету видит все дефекты вашего хребта, следы падений и ношения сумки на одном плече и быстро это устраняет.

- Почему вы не реагируете, ведь я больно дергаю вас за руку? Вы что такая терпеливая или не чувствуете боли?

- Не чувствую. Я же отвлекаюсь болтовней и не прислушиваюсь к руке. Ой, правда, больно!

- Так что вчера было на концерте? - спохватывается и быстренько меняет тему мой сердобольный палач, выкручивая мне вторую руку.

- Вчера было опять интересно. Артисты из филармонии. Красавец-мужчина магомаевского типа без микрофона пел романсы так хорошо, что все отхлопали ладоши. Правда, немного помятое лицо, поглаженные не сегодня брюки и слегка съехавший набок кружевной воротник говорили о том, что этих аплодисментов ему мало, что у такого красавца с таким голосом были более масштабные планы, чем местная филармония. Но не всем везет. Его помошница обаятельная, но излишек углеводов и годы отразились на ее фигуре, мастерски рассказывала истории создания этих романсов, переплетая их с историей этих мест, где побывали их авторы. Очки, которые она, то надевала, аккомпанируя певцу, то снимала, обращаясь к нам с рассказом, запутывались в бахроме ее шали, прикрывавшей голые плечи, и не хотели выпутываться.

Девушка с золотыми волосами Венеры Боттичелли, которая потом читала стихи, была безукоризненной. Она завораживала своим голосом и чужими рифмами. Ее сережки вспыхивали разноцветными огоньками, подхватывая лучи канделябров, когда она встряхивала головкой. Я, деревня, наконец, поняла, что этот углерод из кимберлитовых трубок может быть действительно красивым, но только при вечернем освещении и на фоне черного платья.

Так много этих бесцветных кристаллов погрязло в темных историях, и было замечено в дурных компаниях, что они скомпрометировали весь свой род, и только на сцене, или королевских приемах они уместны как реквизит и не бросают тень на своего хозяина.

Сережки, которые достались этой красавице, возможно, в наследство от прабабушки графини ее облик не испортили. Таких девушек без глянца и самодовольства в столице вы уже не найдете. За ними нужно ехать в провинцию.

В провинции еще водятся и такие экскурсоводы, как тот, который нас возил по местным достопримечательностям. На первый взгляд он показался невзрачным, каким-то футболистом в отставке, возможно, из-за дешевой одежды с вьетнамского рынка (здесь, в этом предгорье, такая безработица и нищета, и так унижены люди, работая за гроши), но потом он быстро вырос в наших глазах: мы увидели незаурядного человека, увлеченного и артистичного. Он сумел сплотить нашу разношерстную компанию в дружный коллектив, готовый скакать за ним по кручам, как горные козлы, лишь бы ничего не пропустить. Он столько знал, он столько рассказал нам нового, собрав малоизвестные сведения в архивах и библиотеках, и рассказал так умело, так увлекательно. В его рассказах сверкал и юмор, была и душевность, и искренность.

Мы вместе с ним у подножия Машука опять прониклись любовью и жалостью к великому юноше, такому талантливому, такому отважному, но такому расточительному: заплатившему жизнью за удовольствие высмеять спесивого Василиска. Если бы его не оборвали на полуслове, мы бы сейчас говорили: " Пушкин это наше все, а Лермонтов и подавно". Хотя не было бы этой истории, возможно, была бы другая: такой уж у него был характер, и такое было время.

Третью нашу экскурсию проводил не он, а уже какая-то тетя, и это был совсем другой коленкор. Она барабанила нам по перепонкам фальшивым голосом скучный текст. Мало того, возила нас по несуществующим объектам.

- Видите эту сосну? Она стоит на месте того монастыря, о котором я рассказывала.

И к которому мы долго-долго ехали. Может мы поехали бы и зная, что здесь все монастыри и церкви разрушены почти сто лет назад верными ленинцами, просто попутешествовать, но не было бы ощущения, что нас обманули. Этот фокус мне напомнил, как нас накормили в поезде по дороге сюда. Как только мы заговорили про обед, в дверном проеме, как по волшебной палочке, возникла буфетчица, с ловкостью наперсточника получившая наш заказ. Под ее трескотню мы не обратили внимание на соотношение рублей и граммов в промелькнувшем перед нашим носом меню: в результате мы получили на тарелочках две пережаренные аквариумные рыбки по цене золотых. Супруги армяне из нашего купе, пообедав в том месте, откуда к нам эти рыбки приплыли, сказали, что счет им предъявили шокирующий. Армяне - прирожденные торговцы, и, если их провели, то в пункте питания здесь ребята работают не слабые и деньги делают не хилые, профессионалы, которые могут проводить мастер-класс.

На скучной экскурсии с этой тетей я даже природой не могла любоваться: так она меня раздражала приторным голосом и увещеваниями ходить в церковь и жить по заповедям. Но по тому, как она увиливала от вопросов или попросту делала вид, что их не слышит, и по тому, как перевирала библейские истории, на ходу дополняя их новыми фактами, было видно, что с темой она знакома только в общих чертах. У меня возникло смутное подозрение, что в недавнем прошлом она читала лекции по атеизму, а теперь зарабатывает на более востребованной противоположной концепции.

На каждой экскурсии в нашу группу попадала одна странная парочка, не понятно, зачем по камням и пескам тащившаяся за всеми в парадной обуви: она на шпильках, он в лаковых туфлях с загнутыми носами, и совершенно не интересовавшаяся сутью происходящего. Они трещали, как лягушки в весеннем пруду, иногда заглушая лектора.

- Коллеги! Я могу предоставить вам сцену и микрофон, - обратился, наконец, к ним экскурсовод, и они несколько приглушили звук.

Квакушка ОН был рыжим со странными складками на лице: не продольными, как у всех стареющих людей, а поперечными, как у моей боксерши Власты. Как будто лицо неправильно постирали, оно растянулось и стало не по размеру. Квакушка ОНА была намного моложе, но по-хозяйски уверенно держала его под руку. Таких пар сейчас много: когда вдруг появилась куча денег, хочется и новую машину, и новую жену. В нынешней неразберихе кто только ни разбогател, имея хороший хватательный рефлекс.

В парке к нашей группе обратился фотограф:

- Кто хочет сфотографироваться с обезьянкой?

На руке у него сидела глазастая печальная зверушка.

- У меня уже одна есть, - через наши головы радостно выкрикнул Рыжий.

Его спутница хихикнула и кокетливо вильнула задиком.

Веселость и игривость с них моментально слетела, когда кто-то из группы заблудился в лабиринте музея, задерживая наш отъезд и создавая угрозу опоздать на ужин. Они так дружно и слаженно стали сотрясать воздух, как будто долго репетировали у дедушки Дурова в номере "Нехорошая коммунальная квартира". Я подумала, какое счастье, что эта пара не мои соседи по лестничной площадке.

Я опять увидела этого Рыжего, когда выходила из кабинета N 42, и позвала П.П. полюбоваться:

- Вы когда-нибудь видели, чтобы так смешно стучали в дверь?

Он не поднимал руку вверх, как все люди, а тюкал ею, опустив вниз, как лапой.

- Может, профессор Преображенский сделал не одну эпохальную операцию, а две?- сделала предположение я.

- Может, это подопытные другого, сухумского профессора приехали к нам на отдых, - предложил свою версию П.П.

Однажды в 42-ом кабинете я не смогла удержаться и не прочитать маленькую лекцию о пользе обливания холодной водой. Я это делаю при каждом удобном случае, а П.П. обмолвился, что у него нос плохо дышит. За пятнадцать лет сурового эксперимента над собой я получила результат не просто положительный, а потрясающий: все мои простудные неприятности испарились, как утренний туман, я помолодела, повеселела, и моя энергия удвоилась. Я начала обливаться без всякой подготовки, просто по радио услышала в момент, когда сидела и грустила о том, что давление мое стало скакать и таблетки какие-то теперь нужно глотать, рассказ любителей обливания, как изменилась их жизнь. Я пошла туда, где они собирались по средам делиться опытом с новичками, посмотреть на них: обычные люди, не спортсмены какие-то там олимпийские, только выглядят все моложавыми, свежими и доброжелательными, как будто из другого, параллельного мира, где злюки не водятся. Однажды в ванне я взяла ведро с ледяной водой и сказала себе: - Я что, такой трус, что эти тетеньки могут, а я не могу, - и обрушила эту воду на себя. Был декабрь, а батареи были еле теплые, но я не умерла, и даже не замерзла "Фу, как это, оказывается, легко, не страшно и приятно". Но я позже стала выливать воду только на плечи, чтобы потом не возиться долго со своимс хаером. Даже, когда я заразилась гриппом, мне сказали:

- Обливайся каждые четыре часа, или, хотя бы, три раза в день.

Грипп прошел быстро без всяких лекарств, но муж каждый раз, когда я шествовала мимо него в ванную с коробкой льда, крутил у виска пальцем и предвещал воспаление легких.

Многие, как я, стали обливаться холодной водой и не от хорошей жизни: надо же чем-то спасаться, если лечиться не у кого и нечем. Врачи в глубоком обмороке от своих зарплат, фармацевты, наоборот, в экстазе от своих прибылей, торгуя таблетками из мела. А здоровье нации шатается, как пьяная лошадь, не выдерживая натиска. В магазинах продуктовая диверсия: мясо накачано химическими растворами, куры - гормонами, рыба - льдом, овощи - нитратами, фрукты - ядохимикатами. Телевидение накачано агрессией. На улицах - реальная агрессия.

Ученые, не мучайтесь, не изобретайте объединяющую национальную идею. Она уже есть! Нормальный, не пригламуренный люд уже стал под знамена газеты ЗОЖ и телеклуба Малахов + с девизом: НЕ ДАДИМ СЕБЕ СДОХНУТЬ РАНЬШЕ ВРЕМЕНИ!

(Малахов + прошу не путать с передачей другого Малахова, к которому так и хочется добавить минус за его низкопробную передачу: "Постираем белое с черным", где для всех любителей чего-то с душком каждый день готова вкусная конфета с тухлой начинкой бытового криминала. Украла ли Клара у Карла кларнет, и, правильно ли она поступила, отомстив за кораллы, с упоением спорит толпа, умело подстегиваемая кукловодом. При этом ведущий застенчиво улыбается, как Голубой воришка в "Двенадцати стульях": знает, что делает плохое дело, но остановиться не может.

Я смотрела телевизор изредка, но летом приехала моя тетушка и угощала меня останкинскими блюдами почти непрерывно. От них не было спасения. Бессмысленные фразы, грубые перебранки, визг, вой и прочие шумы, производимые неуравновешенными человеческими существами, доносились через открытые окна в сад.

- Пойди, полежи на раскладушке под яблоней, погуляй по лесу, - предлагала я ей варианты полезных занятий, но ее рука упрямо тянулась к пульту.

- Здесь в доме воздух тоже свежий, и сейчас начнется "Давай поженимся", -

веско возражала тетушка и укладывалась на диван в позу египетской мумии, готовой к отплытию в царство теней.

- День следующий, картина та же, продолжение драмы " Зомби и сын" , - бормотала я себе под нос.

Но нет худа без добра: я познакомилась с ассортиментом ящика, куда, как в черную дыру утекает огромная часть созидательной энергии человечества. Как сказал бы Ослик Иа: картина печальная и ужасная. Гениальное изобретение находится не в тех руках. Оно могло бы сеять разумное, доброе, вечное, но делает наоборот. Доброе немножко прорывается, но его притесняют.

Вот, пока я писала, исчезла передача Малахов+, которая несколько лет собирала огромную аудиторию. Как-то невнятно и вскользь об этом было упомянуто в эфире. Но я, как раз, последнюю его передачу увидела и обратила внимание, что обычно спокойный и жизнерадостный ведущий выглядел напряженным и озабоченным, возможно, из-за того, что вместо постоянной обаятельной помошницы, ему подсунули даму гренадерского вида, дипломированного медика, которая все время с ним спорила, попросту мешала. Очень жаль. Что бы там не говорили снобы, критиковавшие простонародную манеру ведущего и нетрадиционный подход к медицинским проблемам, но эта передача на фоне многих других - безвкусных бесполезных пустышек и просто вредных, пугающих и развращающих была доброй, оптимистичной и полезной.

Геннадий Малахов не оторвался от реальности, и вовремя издал несколько своих книг, которые есть сейчас во многих домах, хотя статистика об этом умалчивает. Его кредо: в здоровом теле - здоровый дух. В тот момент кризиса в стране, когда многие люди потеряли работу, пенсию, стали больше болеть, у них опустились крылышки, его оптимистичные книги стали спасательными кругами: "У вас нет денег на лекарства, вы барахтаетесь в паутине равнодушной медицины? Так есть холодная вода, которой можно бесплатно обливаться и здороветь, можно успешно лечиться голодом, травами, физическими упражнениями, и у вас нормализуется давление, питаться овощами и вы решите кучу проблем. Есть сотни народных рецептов, которые вам могут помочь. Пожалуйста! Я все это подробно описал, я годами это испытывал на себе, есть опыт других людей..."

За ту же задачу взялась газета ЗОЖ, которую теперь читают миллионы. Ее подшивки снимают с полки, когда кто-то в доме заболел, ее номера передают из рук в руки, перепечатывают, в нее пишут, с ней советуются, она стала другом и отдушиной. В ней царит дух добра, взаимопомощи и оптимизма, чего так не хватает замученным эксперементами людям.

Получив импульс надежды, народ стал дружно заваривать травы, мазаться глиной, спать на осиновых поленьях, пить по весне ядреную смесь оливкового масла с лимонным соком и обливаться ледяной водой. Он достает из сундуков бабушкины рецепты и сам изобретает что-то новое. Наш народ нехорошей курятиной и просроченными таблетками не отравишь! Он немножко поваляется, а потом вскочит, как Илья Муромец и побежит в нужную сторону.

Пусть ухмыляются скептики, пусть задирает нос традиционная медицина, но она в ясельном возрасте по сравнению с народной. Нас убеждали свято верить врачам, и не верить народным целителям, то есть не заниматься самолечением. Но теперь народ активно им занимается, и, хотя статистика об этом умалчивает, здоровеет на глазах.

- Рудольфовна,- рассказывает мне слесарь, который все чинит мне в деревенском доме, - Врачи на мне крест поставили: на моей печени, на сердце. Я, конечно, наглел, когда работал в санатории: с другими слесарями водочку пил, налегал на мясо, толще был в два раза. Стало мучить давление, на маленькую санаторскую горку без отдыха взойти не мог. В больнице сказали: и печень твоя угроблена. Я взял у соседа книжечки Малахова, почитал, стал голодувать по дню в неделю; каждый вечер после горячей ванны, обольюсь холодной водой. Есть стал овощи, каши. Давленьице стало сто двадцать, пульс тоже хороший. Печеночку я чищу смесью масла с лимонным соком каждую весну. Что выходит - страшно смотреть. Я своей говорю, не покупай колбасу, ешь кабачки, тыкву, каши. Нет, не слушает, а сама болеет, к врачам ходит. Недавно голодувал двенадцать дней и сам огород вскапывал, трактор не нанимал. Я поверила, потому, что за разводным ключом, который ему понадобился он сбегал, как спринтер, а ему уже за шестьдесят.

Когда я ехала в деревню на автобусе, женщина, сидящая рядом, сняла шапку и показала мне свои русые волосы:

- А они были седыми. Когда у меня обнаружили онкологию, я стала пить по каплям перекись водорода, и все болезни ушли, и цвет волос восстановился.

Старость повернула вспять и у моего пожилого соседа. Я была поражена, когда его жена обратила мое внимание на его ежик: вместо серебристого он стал темно-русым:

- Это козье молоко. Мы прочитали в ЗОЖ заметку о том, что оно омолаживает, стали выпивать по литру в день.

Им за семьдесят, у них идеальное здоровье, цветущий вид, хватает сил возделывать огород и разводить коз. Они много лет выписывают ЗОЖ и считают, что благодаря ее рекомендациям они в такой хорошей форме. Травы и ягоды все лето гирляндами весят и сушатся у них на кухне, а врачей они не посещают.

Другая моя соседка спасла своего сына, от ужасных, бесконечных ангин описанной там же смесью Шевченко: отвратительного вкуса водка с подсолнечным маслом, но после курса они забыли об ангинах.

Молодая женщина, однжды сидела рядом со мной в детской поликлинике, мы долго ждали врача, чтобы получить какие-то справки, и разговорились. Я ей сказала, что один день в неделю ничего не ем.

- А я три. У меня обнаружили опухоль. Я не медик, но работаю среди медиков. Они мне сказали: чисти организм, уже понятно, что эти новости от зашлакованности. Я почитала книги, стала не есть один день потом поняла, что могу и три. У меня прошли вообще все мои болезни, так хорошо я никогда себя не чувствовала. Я уже четыре года так живу.

- Вы, наверно в остальные дни не отходите от тарелки?

- Нет, я ем понемногу, как всегда.

- А как у вас хватает сил работать?

- У меня трое детей, и я справляюсь, и за троллейбусом к остановке после работы я бегу быстрее, чем мои коллеги.

Она была худенькая, но не как эти "красавицы" с подиума с голодными глазами, и без единой калории женственности.

Такие истории я слышу постоянно, о них люди пишут в ЗОЖ, рассказывая, как им удалось вылечиться с помощью простых бабушкиных методов.

Жена Назарбаева спаслась от диабета обливанием по системе Иванова, а не в немецкой, или израильской клинике. Когда потом она приехала в Кремль, Наина Ельцина ее не узнала: она подумала, что Назарбаев приехал с новой молодой женой. Теперь обливается вся их семья и вся республика. В каждой школе есть консультант по обливанию. Замечено, что дети начинают лучше учиться, меньше болеть и быстрее развиваться. Мне показала об этом фильм и рассказала журналистка, которая с Назарбаевой участвовала в дне памяти Порфирия Иванова. Мне только не нравится, когда учение Иванова превращают в фетиш, обожествляя его личность. Он, конечно, обладал феноменальными способностями, как Тесла или Ванга, но это не значит, что нужно им поклоняться. Он сам говорил, что не знает, кто он есть, и откуда черпает эти знания. Знал только, что очень хочет помочь людям жить без болезней и долго.

- Из вас, наверно бы, получился хороший врач, сказал П.П., проверяя на прочность мои ребра в кабинете N 42. Кажется, они трещали.

- Нет, с медицинским дипломом я бы узко мыслила, была бы такой же зашоренной, как многое медики. У дилетанта есть пространство для полета фантазии, его не ограничивают рамки знаний. Будь я врачом, я не вылечила бы своего сына, которому даже в московской клинике не смогли помочь. А я прочитала толстую книгу об отитах, где упоминалась череда. Я вылечила его этой травой. Помня, как врачи промывали ему ушко фурацилином, я то же стала делать чередой. И все наши беды кончились.

Через несколько лет я сказала врачу, чем мы вылечились. Он ответил:

- Я что, череду буду заваривать? Ему проще выписать рецепт на антибиотик. Бедные дети! Я насмотрелась в больницах, как их антибиотиками угощают до аллергического шока, и часто, не добившись результата, отправляют на операцию. Вообще детские больницы это "ужас, летящий на крыльях ночи", что на Урале, что в центре, что в Москве. Медсестры раздают всем лекарство с одной ложки, запить дети бегут к крану с ледяной водой; потом они со своими бронхитами играют, лежа на полу на сквозняках, а сестры через них переступают. В палату к детям с больными почками подложили девочку с острым гриппом, через два дня половина заболела. Девочку в Москве после операции положили в холодную погоду под открытую форточку на голую металлическую сетку, накрытую простыней: не нашли матраса. Там же дети ели стоя - в столовой не было стульев, суп - чайными ложками, а компот наливали тем, кто найдет баночку, стаканов тоже не было. Это были иногородние дети, и родители не видели, что здесь творится.

Одна медсестра была совершенно не такая, как все: она заботилась о детях, выводила их погулять и раздавала из своего кармана шоколадки, я это видела в окно. Она приходила на работу нарядная и красивая, как фея. Ночью она мне рассказала:

- Поменять здесь ничего нельзя - круговая порука. Мне приходится детям помогать тайком, чтобы не выжили отсюда, белых ворон не любят. И многое, чему нас учили, мне не дают делать. Меня зовет замуж человек, который мне нравится, но он едет работать за границу. Я с ним не поеду.

- Почему?

- А с кем останутся эти дети?

- Это, что, правда?

- Да, мои родители тоже медики и живут по таким же правилам.

На Урале в соседнем боксе мальчик так дышал, как будто стучали палочками по барабану. Он уже не вставал, и две дуры: заведующая и наша палатная врач, которая три дня забывала посмотреть анализы моего ребенка и определить, отчего же высоченная температура, каждое утро останавливались над этим мальчиком и, тупо глядя на него, произносили:- Да, сегодня ему хуже, чем вчера, - и уходили. У него был плеврит, и даже я понимала, что нужна интенсивная терапия, но ничего не делалось. Деревенская бабушка, которую работающие родители выписали смотреть за ребенком, только спала, у нее, наверно, много детей и внуков, и она не привыкла очень беспокоиться.

Я бросила своего ребенка, побежала вниз, когда пришел отец этого четырехлетнего, милого, похожего на Короля Матиуша мальчика и увидела, как он держит на руках растаявшего ребенка и плачет. Он был молодой и неопытный. Я сказала:

- Вам что лишний этот ребенок, вы видите, что ему все хуже. Его здесь не лечат.

- А что нам делать?

- Искать хороших врачей, становиться на колени, переводить в другую больницу...

Он его перевел во взрослую больницу, в реанимацию, мальчика спасли: откачивали ему гной, но ругали отца, что не привезли раньше. Он мне рассказал это, когда приходил за выпиской.

Все врачи предрекали, что мой ребенок будет глухим, еще какие-то ужасы. А он уже двадцать лет слышит лучше, чем надо, когда мы говорим шепотом; занимается спортом и ныряет в реке.

Все наши беды начались в роддоме, где, как в любом закрытом учреждении у нас царит неквалифицированость, безнаказанность и произвол: много будешь говорить - поставим клистир с клейстером. Из роддома дипломированные троечники поставляют стране бракованных детей. По данным самих же акушеров только одна треть нормально доношенных детей из родзала выходят без травм и инфекций, но статистика об этом умалчивает.

Недавно через эти испытания прошла во второй раз моя молодая приятельница и сказала:

- Больше в России рожать не буду. Хоть платишь им, хоть не платишь, все равно ничего не умеют. Кесарево мне так сделали, что я чуть в морг не отправилась: сосуды зашивать не умеют. Она знает, что говорит: она врач, врач невролог поэтому быстро увидела, что от передозировки наркоза у ее ребенка появились проблемы, с которыми, возможно, придется долго бороться. Ее еще и голодом там морили, хотя и получили от нее сертификат. Хорошо, что у нее есть я, которая таскала ей каждый день сумки с термосами. Она бы там на воде с капустными перьями за две недели дуба врезала, не дождавшись кесарева. По выходным на двери столовой вообще висел замок. Ее ветеринар не мог оторваться от старшего ребенка и стада коров, к тому же на дорогах были снежные заносы.

Когда я в свое время попала в подобное учреждение, сначала меня поразила обстановка: полумрак, зеленые кафельные стены, железные кровати с голыми клеенчатыми тюфяками, где-то раздаются стоны и крики, и ни души - застенки гестапо. Сколько я ни звала, ко мне никто не подходил, когда я прибавила звук, из коридора, на бегу мне рявкнули что-то грубое. У меня были стремительные роды, поэтому, когда я дозвалась, было уже поздно, мы с доктором мчались в родзал наперегонки, но не успели, ребенок получил травму, которая, как утверждал каждый последующий врач, снизила его иммунитет, и все его здоровье пошло наперекосяк. Нянечка мне донесла:

- А еще вашего ребеночка под кварцевой лампой забыли.

Катастрофа с нашей медициной началась давно, еще когда дедушка Ленин, назвав русскую интеллигенцию нехорошим словом, отправил ее повышать культурный уровень европейских провинций: Франции, Чехии, Германии. Кто не захотел уехать, отправили в противоположную сторону - осваивать тундру. Где-то прибыло, где-то убыло. Русским студентам стало не у кого учиться, они самоучки, раз профессора отъехали. Ликвидацию высоколобых продолжил следующий правитель: кремлевское дело врачей и другие подобные мероприятия. Балерин не ссылали в таких масштабах, поэтому танцуем мы хорошо. Физиков тоже не всех извели: правителям нужна была бомба. А вот другие науки и медицина понесли крупный урон. И не только науки. Великая актриса констатировала:

-Ушедшие профессии: актеры, доктора, повара. "Иных уж нет, а тех долечим, так доктор доктору сказал" - грустная шутка наших дней. Горе тому, кому нужна помощь медика.

У моего мужа хватило ума убежать из больницы, куда его привезли с острой болью, когда профессор на обходе сказал студентам:

- Мы решаем вопрос: этому мужчине удалить весь желудок, или часть. А его практически не обследовали: основное оборудование сломалось. Мы поискали и нашли врача, который сказал, что эта больница - поставщики фирмы "Габро", и за две недели вылечил мужу небольшую язву, после чего он уже много лет благополучно нарушает диету, потому что обжора.

У моей мамы хватило характера не впасть в панику, когда профессор, к которому она пришла на консультацию, сказал студентам, сидевшим в кабинете:

- Посмотрите, какую саркому вырастила эта женщина у себя на щеке.

Анализ не подтвердил этот убийственный диагноз, оказалось, всего лишь пигментное пятно.

Моему свекру повезло меньше. Когда ему поставили подобный диагноз, он поспешно согласился на операцию, и ему удалили здоровое легкое - диагноз не подтвердился. Свекрови работала, как лошадь, чтобы прокормить трех детей, старенькую маму со смешной пенсией и мужа-инвалида.

Дядя моей подруги был крупным физиком, молодым, цветущим мужчиной, весельчаком и остряком. Когда он вдруг свалился с сильными болями, врачи стали лечить ему сердце, а умер он через несколько дней от прободной язвы. Врачи были присланы в научный центр самолетом из главной московской больницы, которой цианистая Фаина Раневская примерно в те же годы соприкоснувшись с оной, присвоила название " кошмар со всеми удобствами" . "Полы паркетные, врачи банкетные", добавила она еще одну фразочку.

Сколько ошибочных диагнозов приходится на душу населения, статистика умалчивает, так что, дорогие граждане, закаляйтесь, правильно питайтесь и старайтесь дотянуть до времени, когда физики изобретут прибор, который без очередей и лишних формальностей будет и анализировать вас, и диагностировать, и лечить. И это светлое будущее не за горами. Техника развивается сумасшедшими темпами, так что доживем, если не помрем, как говорил мой папа.

- Лучше бы мне стать экскурсоводом, если бы начать все сначала, - наконец перестала бодать медицинскую тему я в 42-ом кабинете.

- Нет, вы так всех разносите, и во все суете нос, что ваше призвание - журналистика, возразил Петр Петрович.

- Тогда бы мы с вами уже не разговаривали. Меня бы сразу подстрелили: таких любознательных и словоохотливых отстреливают, вы что, новости не смотрите? Все-таки, экскурсовод по картинным галереям и безопасно и полезно. Когда я пробегаю все три этажа западной живописи на Волхонке, у меня проходит и хандра, и насморк.

- Почему западной? Мне Крамской нравится больше, чем французы.

- Потому что в области балета мы впереди планеты всей были совсем недавно, а в живописи сто лет назад отстали, Марк Шагал объяснил, почему. Для меня Третьяковка - это путешествие на дилижансе, а импрессионисты - полет на космическом корабле.

- Люди полетают, и Земля им покажется милее.

- Нет, Крамского и многих из Третьяковки я тоже люблю. Это красиво.

В пятом классе я выдернула из дедушкиных подшивок журналов "Огонек", сложенных в низу шкафа, двойные листы с репродукциями, хранила их в старом портфеле, а когда все уходили, раскладывали на полу, как пасьянс. Я ими любовалась, знала их наизусть и потом убедилась, что это были хорошие репродукции. Потом мне дарили альбомы Шишкин, Врубель, Кустодиев, Рерих,. Я их без конца листала сама и угощала ими друзей.

Но сейчас я энергией хожу заряжаться в залы к французам. В их стране столько солнца, что они его в свои картины заложили цистернами, бочками, килограммами. Оно там брызжет из глаз, из складок платья, из облаков, синих волн и цветов. Еще один секрет французов, как сказал Шагал, - врожденное чувство меры, во всем.

Наступило утро. Я проснулась и подумала, а что это мне грустно?

- А... Я не иду на массаж...

Началась обычная суета: душ, бювет, завтрак. Потом я присела в номере к нашему столу, уставленному посудой и всякой снедью заварить нормальный чай.

Вошел муж, вернувшийся со своего последнего массажа. На лице у него было какое-то странное выражение: как будто он встретился с летающей тарелкой и не знает, верить своим глазам или нет. Он уставился на меня, как будто я была тоже с этой тарелки.

- Послушай,- сказал он после небольшой паузы, - Он в тебя влюбился. Начал так о тебе говорить, что мне пришлось сменить тему.

- Да? Как интересно. Не надо было его перебивать. Мы бы, наконец, узнали, какие у меня есть достоинства.

Я сказала это спокойно, мне бы в разведке служить, но внутри у меня пронесся ураган.

Вот это да! Значит, он тоже в меня влюбился. Точнее не тоже, а сначала он; он думал обо мне, и эти радиоволны докатились до меня с положительным результатом. Иначе никак не объяснишь. Нет, я, конечно, иногда влюбляюсь в красивые явления, но не так, с закрытыми глазами и треща, как станковый пулемет. Все понятно: это телепатия. А он влюбился в голос. Мне говорили, что мой голос невозможно забыть. Может, подлизывались. Художник Кандинский тоже влюбился в голос девушки, которая ему позвонила, и даже написал картину "Влюбленный в голос": там какие-то струны и цветы. Потом он говорил, что она стала весной в его осени.

Если бы мой муж был таким же наблюдательным, как марсианин у Брэдбери, он должен был взять вчера ружье с золотыми пчелами, пойти на восток, в долину и пристрелить его на всякий случай. Но он не марсианин, к тому же замечает новое платье на мне, когда я его надену в десятый раз, что уж говорить о моем новом настроении.

И вообще он меня не ревнует: у меня безупречная репутация. Всю свою энергию я трачу на кучу интересных и полезных дел - дня не хватает. И потом он уже привык, что в меня все время кто-нибудь влюбляется, особенно деревенские пьяницы и те, кому за семьдесят. Один мой поклонник, с утра уже хорош, сидит улыбаясь до ушей на своем крыльце, наблюдает, как его жена вдали копается на грядках и, когда я прохожу, тянет мне вслед: Красивая... Когда иду обратно, хоть через полдня, он на том же месте, качает головой: Красивая...

Второй поклонник останавливается у моего забора и каждый раз мечтательно произносит: Какая невеста и какое приданое... Мой муж на грядках не маячит, и вообще деревню не жалует посещениями, чем вводит в заблуждение нетрезвую часть населения.

Третий поклонник тоже всегда немного под шафе стоит весь день у своего забора и делает вид, что возится с машиной, а на самом деле уклоняется от домашней работы и ловит прохожих, чтобы поболтать. Болтать с ним интересно: у него богатое прошлое, есть чем поделиться, здесь, в деревне, он как бы залег на дно. Мне он говорит:

- У тебя, правда, такая хорошая жизнь, что ты всегда улыбаешься, или ты притворяешься?

Когда ему совсем скучно, он перемахивает через мой забор, не смотря на свои семьдесят, если калитка уже закрыта, и дарит букет (сказывается примесь кавказской крови), или говорит: я тебя не очень отвлеку, если немного поболтаю?

- Нет, вы очень хорошо рассказываете, мне всегда интересно.

- Я сегодня выпил от тоски: я стал совсем старый, руки ослабели, ничего делать не хочется, жить не хочется.

- Какой же вы старый, если через забор перемахиваете. А чтобы не было скучно, опишите все ваши приключения, все, что вы видели.
- Да! Кто еще в нашей деревне видел Сикстинскую мадонну! Я целый день простоял в Москве в очереди. Один художник привязался ко мне: ты ее видел - опиши. Я ему так рассказал эту картину, что он сказал: как будто я ее сам увидел. А кто еще ездит на Пушкинские дни в Михайловское? Я всегда там читаю с трибуны его стихи.

И он читает мне кусок из " Евгения Онегина", очень хорошо читает.

Однажды он целый час рассказывал мне, как участвовал в казахской свадьбе. Он отлавливал в большом загоне барашка, подтаскивал к слепому старику, тот ощупывал его и говорил: нет. Отвергнув полстада, он, наконец, сказал: да. Потом плов долго готовили, и в сумерках объевшиеся гости, отползали от стола и отдыхали, раскопав себе в песке ямки по размеру живота.

Он родился на Кавказе от смешанного брака. Отец был каким-то местным начальником, и его в сталинские времена арестовали. Матери потом сказали:

- Если не будешь его искать, получишь пенсию, которой хватит и тебе и сыну.

Павла вместе с другими детьми отправляли летом в пионерский лагерь, который он ненавидел: там было скучно, и все не нравилось. Но отказаться было нельзя: посадят в тюрьму. Повзрослев, он отправился путешествовать и оказался на рыболовецком судне. Он придумал какой-то хитроумный способ выполнять невыполнимый план, объединившись с мелкими судами. Все стали получать большие зарплаты, и капитан в награду сделал его начальником продуктового склада, что было почетно и давало некоторые преимущества. В общем, ему удалось в начале жизни сколотить капитал.

Когда он увидел красивую, стройную, волоокую девушку, которая с родственницами пришла посмотреть на танцы, он подошел к ней и сказал:

- Через два года я приду из армии и женюсь на тебе. А ты это время сиди дома.

Его разыскали братья этой татарской красавицы и увидели, что он не шутит. Она его ждала, но свадьбе воспротивился ее отец. Тогда Павел выкрал невесту и увез из Астрахани в Сочи. Там он купил черную Волгу и стал возить на ней начальника, который не имел такой машины и с согласия водителя выдавал ее за свою. Тогда вообще таких машин было мало. Через пару лет Павел привез отца девушки показать, что она живет, как принцесса, их простили и устроили свадьбу по всем правилам.

Со своей энергией и изобретательностью Павел находил возможности не жить на одну зарплату, не слишком нарушая закон, но все-таки в стране, где за всеми бдительно следил ОБХСС, это пожизненно не могло продолжаться, и пришлось со своими чадами уехать от греха подальше, в живописную нашу деревню.

- Когда сыновья выросли, я им сказал: - Школу кончили - отправляйтесь жить самостоятельно. И советую выбрать профессию простую. Кто без работы не сидит, кто во все времена нужен, кого не арестовывают, не ссылают? Те, кто землю копает и кирпич кладет. Но вы должны делать это лучше всех. Парни окончили в Москве строительный техникум и теперь строят красивые дома. Они мне давно хотят подарить дорогую машину. Но я своей старушке не изменю: она мне не раз жизнь спасала. Вдруг остановится ни с того ни с сего, а там, оказывается, впереди была авария. И в долгу перед детьми не хочу быть. Пусть сами ездят на мерседесах. Характер у них мой. У младшего девушка замуж вышла пока он в армии был, так он десять лет не женился, на девушек даже не смотрел. Но сейчас, наконец, женился. А дочку старшего из дома никуда не выпускают, только в школу. В Москве страшно ребенка одного отпустить, а кто ее будет по кружкам водить, если мать с отцом весь день на работе. Так и сидит со своими кошкой и собачкой дома. Но я ее так люблю. Вот, если скажут, отдай за нее жизнь, даже ни минуты не задумаюсь, стану к стенке. Внучка похожа на деда - ну просто одно лицо. Он ее в каникулы катает на своей "старушке" по лесам, по долам и, наверно, рассказывает интересные истории. Он говорит:

- Жену свою я тоже люблю, хотя у меня и были красивые романы. В день рожденья всегда дарю ей букет роз. Она даже злится, что не может понять, как я, сидя дома зимой в деревне умудряюсь добыть цветы.

Так что муж привык, что я окружена поклонниками и, убедившись, что Петр Петрович - человек порядочный: не жене в чувствах изъясняется, а мужу жены, отправил меня к нему:

- Во-первых, по дороге в столовую занеси ему рецепт, который обещала, а еще запиши его телефон, он действительно специалист хороший может пригодится. У него сейчас "окно". Я приду на обед позже: отдохну после массажа.

Пока я записывала рецепт, о котором забыла, потом преодолевала километры ковровых дорожек, в 42-ом кабинете уже боязливо стаскивал с себя голубую майку какой-то Киса Воробьянинов. И правильно боится, подумала я, сейчас ему покажут небо в алмазах, раз он не делает зарядку.

Идя по коридору, я думала, что нужно, все-таки, получше рассмотреть человека, раз у меня с ним телепатический роман. Но, когда он записывал в мою книжку телефон, я опять внимательно изучала состояние ковра у себя под ногами. Когда он провожал меня к двери, я сказала:

- Спасибо, вы так меня починили, что я бегаю по ступенькам значительно быстрее.

- Спасибо, и вы меня починили, я теперь бегаю по ступенькам значительно веселее. Я встретил в Интернете кое-что о вас.

Он дал мне сложенный листок и на прощанье пожал мне не руку, а плечо За дверью я развернула листок с компьютерным текстом и прочитала:

Гамаюн - вещая птица, поющая людям божественные песни.

Я почувствовала, что на меня смотрят и подняла голову. Вдоль стены сидели его юные друзья и во все глаза пялились на меня, мне даже пришлось с ними поздороваться. Наверно он сказал им: Она скоро придет. Посмотрите на нее. Она переодетая птица.

За углом я прочитала:

Гамаюн - вещая птица, поющая людям божественные песни,

Предвещающая будущее тем, кто умеет слышать тайное.

Гамаюн знает все на свете.

В столовой за столиком сидела одна Жанна. Ее муж тоже задерживался, и мы вдруг разговорились. Я, помня слова одной знакомой: "как мы, врачи устаем от людей", не навязывалась к ним в собеседники. А Жанна, всячески оберегая своего немного раздражительного мужа, старалась избегать чреватых волнениями пространных бесед, которые всегда соскальзывают к вопросам, кто виноват и что делать. Жанна спросила, ходили ли мы вчера смотреть фильм "Адмирал".

- Нет, я уже перегружена этой темой: " и прежде, чем взошла заря, рабы зарезали царя". Я потом начинаю об этом думать, не сплю, раздражаюсь. Мне жалко их, мне жалко нас, оставшихся без них.

- Где лебеди? - А лебеди ушли.

- А вороны? - А вороны остались.

- Куда ушли? - Куда и журавли.

- Зачем ушли? - Чтоб крылья не достались.

Эти строчки Цветаевой 1918-го года - маленький реквием по самой интеллигентной армии в мире. И потом, о Колчаке я читала. Что нового нам могут сказать? Это личность такого масштаба, что у нас нет актера, который мог бы ему соответствовать. И актрисы подобной Анне Васильевне нет. Измельчали. Рязанову и Михалкову пришлось искать для своих фильмов в Польше и Прибалтике. Там женщины еще умеют носить платье и снимать его красиво. Вы заметили, когда случилось это несчастье - разбился самолет с польским правительством, как элегантны, изящны были женщины в трауре. Все полячки делают зарядку. Моя знакомая работала в Польше. Ей говорили там:

- Как можно не делать зарядку. Это все равно, что утром не почистить зубы.

Они, наверно, всегда делали зарядку, раз Пушкин тогда еще писал: "Нет на свете царицы краше польской девицы".

Ядвига Левандовская, так звали красивую молодую женщину с милой улыбкой и проникающим в душу взглядом на потускневшем портрете, бабушку моего мужа. Интересно, как ее звали домашние, наверно, Яся. У них все Баси, Марыси, Яси... Она умерла рано, в Польше, потом была война и спросить о ней уже не у кого, а я недавно обнаружила, что мой сын поразительно на нее похож.

- Жанна, а вы обратили внимание, какие умные лица были на траурных церемониях у польских политиков, как хорошо они говорили? Но это уже не от гимнастики: их страну не так пропалывали, как нашу. У нас много лет умное лицо носить было опасно.

- И все-таки жаль, что на просмотре "Адмирала" было мало людей, - сказала Жанна, - Их перестало интересовать и прошлое и будущее. Живут одним днем: "Утром кекс - вечером секс". Один Путин за всех отдувается. Впрягся в телегу и тащит ее по бездорожью к светлому будущему. Хоть он и спортсмен, но ему тяжело.

- Он знает, что делает. Он ученик Собчака, он из Питера, а там все пропитано еще со времен Петра культурой и любовью к отечеству. Как-то интеллигентная питерская старушка спросила одного инженера:

- У вас есть дома письменный стол?

- Нет, а зачем он мне?

- Как, зачем! В свободное время мужчина должен сесть за него и подумать о судьбах России.

- А у вас, Юля, есть дома письменный стол?

- Настоящего нет. Дедушкин пришлось оставить при переездах, очень был тяжелый. О судьбах России уже давно думают за кухонными столами.

Я продолжила экскурс в историю:

- Жанна, я недавно прочитала книгу ежедневных записей о событиях в доме Толстого, сделанных другом семьи в последние годы писателя, и до меня дошло, что он тогда своими политическими статьями против правительства подливал масло в огонь, на котором потом сгорела и культура, и духовность, и вообще Россия. Написал он романы гениальные. Но это случай, когда масштаб таланта не соответствует масштабу личности.

- Умница! Умница! - воскликнула Жанна, - Ведь и я об этом думала. Достоевский тоже сначала подался в революционеры, но на каторге хорошо к ним присмотрелся, и потом написал роман "Бесы".

- Да, без помощи рогатого и хвостатого здесь не обошлось: так быстро перевернули такую страну с ног на уши...

Мы уставились друг на друга, думая об одном: что ж это мы раньше не разговорились.
Жанна - уникальный специалист. Она рассказала, что руководит лабораторией по составлению формулы крови для нестандартных людей, когда им нужно ее переливать. Это очень интересно и очень трудно. Иногда она бьется, не может составить формулу, а потом решение вдруг приходит внезапно, в виде озарения.

Мы с ней обменялись телефонами, так как завтра разъедемся в разные стороны, и когда я листала записную книжку, отыскивая букву Ж, она упорно раскрывалась на П, и дома, когда я, приехав с Кавказа, стала обзванивать знакомых, она тоже сразу, попадая мне в руки, почему-то раскрывалась именно на этой странице.

Это уже была не телепатия, а телекинез.

Оставить комментарий © Copyright Пестовская Юлия (pestovskaya@inbox.ru) Размещен: 06/02/2011, изменен: 06/02/2011. 73k. Статистика. Рассказ: Проза Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:

Пестовская Юлия : другие произведения.

Влюбленный в голос