Кирилл Юрченко

 

 

Воображивительная история
для детей и взрослых

 

 

 

***

 

 

Всем, кто верит в сказку,

Маленьким и Взрослым,
с пожеланием, несмотря ни на что,
хранить в себе Доброту и Свет.

И пока дети взрослеют,
пусть не забывают о любви к своим старикам,
особенно, если те вдруг начнут впадать в детство.

 

 

 

***

 

 

 

Жизнь сама по себе является самой прекрасной сказкой

(Ганс Христиан Андерсен)

 

 

 

Если вы можете мечтать об этом, вы можете сделать это

(Уолт Дисней)

 

 

 

Вранья вообще не бывает. Все, что выдумано, - возможно.

(Братья Стругацкие)

 

 

***

 

 

Вступление

 

 

С чего обычно начинается сказочная история?

 

Ну, вот хотя бы, вполне себе привычное:

 

В старые, стародавние времена, жила была...

 

Впрочем, стоп!

Времена в нашей воображивительной истории, надо сказать, не такие уж стародавние, а самые что ни на есть современные. Это, во-первых.

Но вот с 'во-вторых' не поспоришь.

Действительно - жила-была...

С этого, пожалуй, и начнем.

 

Жила-была девочка Алла.

В тихом и маленьком городке. Название его вряд ли имеет значение, поскольку таких скромных городков много по всей нашей большой стране, да и в целом мире.

А девочка Алла - единственная. А еще - особенная. Сейчас вы поймете, почему.

Так случилось, что за некоторое время до этой истории, Алла и ее младший брат Борька остались без мамы. Девочка не желала мириться со страшной потерей. И поскольку она относилась к тем детям, у которых невероятно развито воображение, Алла не нашла ничего лучше, как посчитать, что мама никуда не делась и по-прежнему рядом.

Странностей в ее поведении вначале никто не замечал. Но тайное, как известно, рано или поздно, становится явным. Дети и взрослые, которые знали Аллу, отнеслись к ее причуде по-разному. Те, кто не воспринимал девочку всерьез, называли ее 'просто выдумщицей'. Друзья -редкостной фантазеркой. Те, кто по каким-то причинам недолюбливал Аллу или даже не переносил на дух (были и такие), отзывались о ней нелестно: врушка, лгунья или брехунья. Некоторые даже называли ее чокнутой. Последнее было очень обидным. Но Алла ничего не могла поделать с собой. Она и прежде много сочиняла, воображала и фантазировала - про себя и про других. А теперь в особенности - про свою маму.

Мама не просто жила в ее воображении. Девочка с ней советовалась, и вместе они принимали решения. Делилась с ней радостными, или не очень, событиями. Рассказывала о том, как они дружно живут с папой и маленьким братом, хотя и очень скучают. Нередко можно было застать Аллу за разговорами вслух 'ни с кем' - сердобольные соседи тут же докладывали об этом ее отцу, который и без того знал, какие странности водятся за его дочерью.

Конечно, Алла понимала, что ее выдумки огорчают папу, что он переживает за ее душевное состояние и уже не знает, каким докторам показывать дочь (а в их маленьком городке докторов можно было пересчитать по пальцам). Тогда  девочка на время переставала воображать (или только делала вид), но при этом замыкалась в себе и, бывало, плакала без всякого повода.

Но постепенно горе угасает, вот уже Алла станет на год старше, ей будет двенадцать, и теперь она все реже прибегает к такому простому, но сомнительному средству, как выдуманные разговоры с мамой.

И все бы ничего, и все бы шло своим чередом - постепенно Алла смирилась бы с утратой. Если бы не эта история, неожиданно заставившая девочку вновь прибегнуть к спасительному, но, в то же время, такому небезопасному воображению.

 

 

Глава 1

С которой начинается эта история, когда в городок, где живет Алла, приходит страшная беда, и привычный мир, как говорят взрослые, 'катится в тартарары'...

 

 

Эта история случилась, когда в маленький городок, где Алла жила-была, вторглась беда, именуемая коротким и страшным словом - ПОЖАР.

Никто не знал, откуда он пришел. Он будто ворвался с разных сторон и был подхвачен переменчивым весенним ветром, таким сильным, каких давно не случалось. Как два жестоких злодея, пожар и буйный ветер начали кружить по городу, в котором дома были преимущественно деревянными, стягивая его в узел огня, и безжалостно расправляясь со всем, что попадалось на пути.

В то утро Алла была в школе на линейке перед началом летних каникул. Когда в школу ворвалось известие о пожаре, Алла хотела бежать за Борькой в детский сад, но строгие учителя не позволяли никому покинуть здание. Она несколько раз пыталась позвонить отцу, но его мобильник не отвечал, а потом и вовсе пропала связь.

К школе толпами тянулись спасавшиеся от огня жители близлежащих улиц. Чтобы разместить больше людей, младших учеников, а с ними и Аллу, отвели в небольшое строение по соседству. Она, несомненно, сбежала бы оттуда на поиски брата, но оказалось, что в это же здание эвакуировали детский сад, и среди других малышей Алла с радостью увидела Борьку. Теперь она беспокоилась только за отца.

Вскоре сюда стали приходить мамы, ищущие своих детей. Аллу и Борьку, как сирот, определили под надзор женщин, в которых девочка узнала своих соседок. Они и рассказали Алле и Борьке, что их дома больше нет. Впрочем, в тот момент девочка больше беспокоилась о папе, и сердце ее немного отлегло, когда ей рассказали, что отец вместе с другими мужчинами помогает бороться с пожаром.

Строение, в котором разместили погорельцев, когда-то очень давно служило какой-то конторой, а теперь стояло заброшенное. Зато вместе со школой оно было единственным кирпичным во всей округе и могло не бояться огня. 

Заброшенным оно простояло несколько лет и видно было, что сильно подверглось власти запустения. Окна маленькие, мутные, прокоптившиеся. Их давно никто не мыл, ни снаружи, ни изнутри. В некоторых окнах стекла были разбиты и заколочены фанерой или железом.

Семей, лишенных крова, здесь оказалось много. На первом этаже и в подвале для них были расставлены кровати и раскладушки. Создавалось впечатление, что они стояли здесь всегда, как будто нарочно ждали нужного момента, и были точно такими же грязными и прокоптившимися, как само здание и его окна.

Для Аллы и ее брата Борьки нашлось место в самом дальнем и темном углу подвала возле стены под крохотным и совсем уж мутным окошком, сквозь которое ничего нельзя было разглядеть. Окошко не открывалось, а если бы и удалось это сделать, то оно, наверное, развалилось бы от старости.

Это окошко было настолько маленьким, что в его створку могла бы пролезть разве что кошка.

Пожалуй, это могла бы сделать вязаная кошечка - любимая игрушка Аллы, сделанная когда-то мамиными руками, и с которой девочка всегда ложилась спать. Если конечно, отбросить тот факт, что ее кошка была связана крючком. Вот если бы она была живой!..

 

'Моя маленькая кошка

Прыгнет вдруг в окошко...'

 

Сам собой родившийся стишок вновь подстегнул воображение Аллы. Оно разыгралось, и девочка даже представила, как ее любимая игрушка снова при ней. Да еще всамделишная, живая!

А, может быть, и мама жива?! - вспомнила Алла о том, как она часто воображала это. И вдруг испугалась самой себя, когда в полумраке подвала ей почудилось, что она увидела такой знакомый до боли мамин силуэт возле Борькиной раскладушки.

Но стоило той женщине, которую она приняла за маму, громко всхлипнуть чужим голосом, как девочка тут же вернулась к реальности. Она испугалась еще больше, когда вдруг поняла, что снова включилась в опасную игру.

Нужно быть осторожной - опять все будут говорить, что она выдумщица, лгунья или чокнутая...

Но Алле так не хотелось, чтобы мама и кошечка навсегда исчезли в прошлом - там, где осталась память о любимом доме. Которого она еще не видела сгоревшим. И могла только верить чужим словам.  А так не хотелось верить, что нет больше их дома!

 

'Моя маленькая кошка

никогда не прыгнет в окошко...'

 

Этот переделанный грустный стишок Алла повторяла про себя со слезами. Плакала не только она - все женщины рядом, старые ли, молодые. Каждая о своих утратах и каждая - обнимая своих детей. И только Аллу с Борькой некому было обнять.

Девочка смотрела на мутное крошечное подвальное оконце, под которым стояла ее новая кровать (на самом деле старая, чужая и неудобная, с провалившейся сеткой) - и ей подумалось, что там - за этим мутным окошком - прячется незнакомый мир.

Мир, в котором нет места горю и печалям.

 

Положив голову на подушку, и продолжая смотреть на окошко, она попыталась вообразить себе этот мир... и  не заметила, как заснула.

А когда проснулась, было непросто понять, день сейчас или уже вечер, поскольку в подвале было довольно мрачно, а в их углу особенно.

Борька спал - тихонько посапывал на соседней раскладушке. Алла продолжала лежать, глядя на странное окошко и думая, сама не понимая, о чем.

 

А мутное окошко, действительно, выглядело весьма и весьма странным.

Кроме Аллы, первым на это по-настоящему обратил внимание - но не придал значения - отец, когда пришел навестить дочь и сына, чтобы снова уйти на борьбу с огнем, все еще бушующим в разных частях города.

Он спустился в подвал с группой других мужчин, искавших своих родных. К тому времени Алла  несколько раз погружалась в объятия тяжелого сна. Но, едва только завидев папу, девочка кинулась к нему со всех ног. Если заспанного брата Борьку испугали его прокопченное лицо, опаленные брови и запах гари от одежды, то Алла готова была тискать отца хоть сутки напролет, и не отпускать вовсе, не переставая целовать и тереться о его колючие щеки.

Отец поднял ее на руки.

- Какая ты тяжелая! - рассмеялся он. - Совсем большая.

- Я уже давно не маленькая, папа. Ты только сейчас это заметил?

Но Алла все же засмеялась, когда он ее закружил. Почти как раньше.

- Папа, а когда вы пожар совсем победите, куда мы денемся?

Отец вздохнул.

- Еще ничего не известно, - сказал он, отпуская Аллу и принимая на руки Борьку, признавшего, наконец, в нем отца.

Затем он осмотрел их угол и сказал печально:

- Совсем темно тут у вас. И какое окошко странное. Маленькое, да мутное. Даже последнего лучика солнца не увидеть!

В этот момент в подвал спустился невысокий и плотный пожилой мужчина, в котором Алла узнала их школьного завхоза Александра Павловича.

- Это ж куда мир катится, - вздохнул завхоз, оглядывая помещение. - Прямо в тартарары. Зареченская-то школа дотла сгорела! А наша теперь напрочь забита погорельцами. Там сейчас такой раздрай! Столько хлопот! Столько... - он устало взмахнул рукой и снова повторил это необычное слово:

- Прямо в тартарары!..

- Тартарары[1]! - засмеялась Алла. Ее развеселило это слово. Ужасно катиться в глубокую черную пропасть. Но в тартарары - даже весело. Она повторила слово несколько раз, пытаясь защекотать Борьку. И не слышала, как завхоз, обращаясь к ее отцу, вздохнул: мол, как быстро ко всему привыкают дети.

- Тартарарррры! - Алла снова прорычала, продолжая шутливо пугать руками Борьку. Тот молчаливо улыбался.

 

 

* 1. Дорогие читатели! Не буду скрывать, впереди Аду ожидают фантастические и даже волшебные приключения, разные непонятности, загадки и проблемы. Для кого-то они не будут представлять никакой сложности. А кому-то (здесь я обращаюсь в первую очередь к самым юным из вас), возможно, понадобятся пояснения. Вы, наверное, встречали во многих книжках примечания и сноски. Они, как правило, делятся на две категории: нудные и нужные. Первых я буду избегать, но и постараюсь, чтобы нужные не звучали нудно. Вот как пример - что такое 'тартарары'? Может, вы уже и сами знаете, что происходит это слово от 'Тартар' - так древние греки называли мрачную бездну в подземном царстве Аида. В общем, ничего хорошего. Однако это слово действительно может показаться смешным. А где смех - там и беда отступает. (Здесь и далее - примечания автора).

 

 

 

Александр Павлович по-хозяйски выудил из кармана лампочку и вкрутил ее в свисавший с потолка старый абажур.

Вспыхнул свет, заставивший всех зажмуриться. На самом деле не такой уж яркий, потому что глаза к нему очень быстро привыкли.

- Ничего, сейчас окошки ототрем, светлее станет. А то до ночи еще далеко, - сказал завхоз и объявил женщинам, что принес разный инвентарь и тряпки, чтобы они могли немного навести здесь порядок.

Оставив Борьку под присмотром отца, Алла вместе с соседками отправилась на улицу мыть закопченные подвальные окна. На улице дул сильный ветер, пахло гарью. К своему удивлению, крохотного оконца в стене Алла не нашла.

- Там нет никакого стекла, - сказала она, вернувшись.

- Как нет? - удивился отец и посмотрел на окошко. - Может, ты не с той стороны смотрела?

- С той, - ответила девочка.

Когда все, кто был рядом, посмотрели на Аллу, ей на секунду подумалось, что сейчас опять посчитают, что она что-то сочиняет, 'Врушка Чокнутая', да еще лентяйка.

Положение спас Александр Павлович.

- Это ложное окно, - пояснил завхоз. - Снаружи замуровано. Я еще прежде заметил. Непонятно зачем его сделали. Может, перестраивали дом и заложили кирпичами...

- А почему не темное? Будто светится? - спросил внимательный отец.

Стекло и правда, как теперь обратила внимание девочка, отнюдь не казалось темным. Скорее чуть-чуть блестящим.

Так вот что заставило ее посчитать окошко странным!

Оно чуть-чуть, почти незаметно, блестело - даже когда в подвале царил полумрак, а сейчас в особенности!

- Светится? Разве? - пожал плечами завхоз и подслеповато прищурился.

- Возможно, вместо стекла кусок старого зеркала вставили, - продолжил рассуждать отец. - Или фольгой заклеено. Вот и отсвечивает.

Найдя объяснение, он больше про окошко не упоминал. И никто не говорил, будто сразу забыли. Только Алла продолжала думать о нем. Как перед тем, когда ее сморил тяжелый сон. Ей казалось необычным, что окошко действительно, странным образом будто светится изнутри, словно за ним включен тусклый фонарь.

Чтобы воображение снова не разыгралось слишком сильно, Алла прижалась к отцу.

- Папа, а ты был дома?..

Правильнее было сказать - там, где раньше был дом. Но Алла не могла сказать по-другому. Ведь она сама еще не видела своего сгоревшего дома, и для нее он продолжал существовать.

Он погладил ее по голове.

- Был, дочка... - он замолчал, не желая продолжать.

- А ты не видел, может быть, там остались какие-нибудь мои... - Она посмотрела на Борьку, - наши игрушки?

Папа вдруг встрепенулся.

- Аллочка, я совсем забыл! -он хитро подмигнул и полез во внутренний карман.

Девочка задохнулась от радости. Она ожидала увидеть какую-нибудь свою игрушку. Лучше всего мамину кошечку! Неужели она чудом уцелела в пожаре, и папа ее нашел?!

Но он вытащил... солдатика для Борьки и блокнот с отрывными листами белой бумаги на пружинке, а с ним автоматический карандаш с тонким стержнем, который не нужно было точить.

- Вот, нашел на улице,- сказал папа. - Кто-то потерял. Нелинованный, для рисования в самый раз. Я же знаю, как ты любишь рисовать. Совершенно новый и чистый. Даже удивительно, как он мне на глаза так попался, что я на него не наступил! И карандаш рядом - удивительно...

Алла едва сдержала слезы.

Как же ей теперь - именно теперь! - нужна была хоть какая-то игрушка из тех, что у нее были! Не обязательно кошечка - любая другая. Но обязательно та, которая напоминала бы о маме!

 

Когда папа начал рассказывать соседкам о том, как пытался на пожарище отыскать какие-нибудь вещи, которые могли бы чудом уцелеть, Алла прислушивалась к каждому его слову. Он ничего не нашел. Ничего не осталось. Ни мебели, ни одежды, ни, тем более, такой мелочи, как фотокарточки, которых теперь вовсе нет ни одной.

Он сетовал на то, что постоянно собирался скопировать фотографии в Интернет, в какое-нибудь онлайновое хранилище, да все было некогда этим заняться. Остались только несколько малозначительных снимков в соцсетях. Да, впрочем, что теперь говорить, когда поздно...

Слушая отца, девочка вспомнила их большой семейный портрет, в рамке, всегда стоявший на комоде: мама, уже больная, сидит в кресле, Борька - младше, чем сейчас, - у нее на коленях, а Алла вместе с папой стоят за ними. И еще никто не знает, что скоро их останется трое.

Поняв, что больше нет  даже фотографии, которая могла бы напомнить о маме, Алла заплакала уже по-настоящему. А чтобы никто не заметил, повернулась к стене, видя перед собой одно только странное окошко.