Аннотация: Здесь будут собираться все части произведения.
РАБ ИЗ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
книга шестая
ПРЕОДОЛЕНИЕ
или "Крушение иллюзий"?
ПРОЛОГ
Мало того, что Дно является одной из самых жутких, смертельно опасных каторг всего мироздания, так ещё и вечные, давящие на психику сумерки этого мира, могут лишить психологического равновесия самых нравственно стойких и самых морально выносливых людей. И если человек ещё здоров физически, то он как-то справляется с этим ежеминутным, гнетущим кошмаром. А вот когда приболеет, вот тогда на него и наваливается вначале хандра, потом жуткая тоска с печалью, а потом и обрушивается на сознание, всей своей массой мрачная безысходность. И тогда его не могут спасти ни верные товарищи, ни любящий человек, ни отличные лекарства в виде отваров из местных травок или перемолотые в труху корешки нескольких иных, бодрящих и возбуждающих растений.
И тогда в сознание каторжанина стучится костлявой рукой смерть, которую он не просто не старается отогнать от себя, а воспринимает со смирением, с облегчением и даже с определённой радостью. И как же ему не радоваться, когда все мучения остаются позади и ничего больше не связывает несчастного с миром живых?
Сумрак прорывается в сознание...
Ну разве что туда ещё прорываются некоторые иные воспоминания, лишний раз давая человеку, а скорей всего и последний, просмотреть свою бренную жизнь.
Вот так примерно и я рассуждал, когда порой приходил в себя, выныривая из кошмаров, и осознавал гнетущую, сумрачную реальность вокруг. Мне страшно хотелось открыть глаза, и увидеть солнечные лучи. Я страстно желал вкусить взглядом хотя бы нормальный светлый день. Да что там нормальный, я бы и от мрачного, дождливого дня не отказался! Лишь бы это был день, а не вечный сумрак. Лишь бы за окном что-то бушевало: ветер, дождь, гроза, блистали молнии или даже ревел неудержимый ураган.
А там, сколько я ни всматривался после возвращения в сознание, висела всё та же серая мгла.
И в какой-то момент я понял, что устал бороться за собственную жизнь.
Потерял ту связующую нить, которая держала все мои разрознённые кошмары и мучения воедино. И реальность стала распадаться на рваные, скомканные фрагменты моей жизни, за которыми я отстранённо наблюдал, словно случайный, совершенно незаинтересованный зритель. Разве что некоторые, особенно занимательные, и произошедшие в последнее время, я как-то с удивлением приписывал своей биографии. Остальное казалось чужим, несущественным и неинтересным.
Словно посторонний, давно не относящийся ко мне мир, я вспоминал Землю. Моя жизнь до десяти лет - вполне нормальная, и даже насыщенная интересными событиями, и после десяти - когда я превратился в инвалида и перестал расти... Неинтересно...
Приключения, связанные с нахождением дороги в мир Трёх Щитов - какие-то будничные и ничем не примечательные. Ну, подсмотрел случайно, как Грибник делает шаг и переносится в иную вселенную, ну самому удалось совершить подобное, чисто случайно при этом не погибнув, что в этом привлекательного? Похищение меня вонючим кречем, попадание чуть ли не на стол к людоедам, вообще проходило одним мрачным, потрясающим всё естество пятном. А уж насильственное возведение меня в обладатели Первого Щита - сразу при воспоминании вызывало рвотную реакцию. После такого жутко неприятного воспоминания, даже моя лихая попытка побега из империи Гадуни, и уничтожение при этом множества зроаков во главе с принцем, владельцем замка Дефосс - не взбадривала.
Не взбадривала и моя эпопея, которую я пережил с Леонидом Найдёновым, когда мы по ошибке попали не в Рушатрон, а опять-таки к границам людоедской империи Гадуни и там, своими арбалетами задали жару двуногим тварям и их крылатым подручным. Убийство императора людоедов - вообще соотносилось с кем-то иным, словно это и не я целил этого гада на максимальном расстоянии поражения для моего арбалета.
Разве что само пребывание в Священном Кургане, Лобный Камень, чарующая музыка гимна, волшебная Гипна, после которой я стал академиком среди художников - это несколько кололо сердце какой-то приятной истомой и ностальгией. Всё, что прекрасно - манит к себе, предлагая пережить это повторно... Только вот манило как-то слабо, еле-еле...
Приятно было вспомнить только про моменты осознания, что я начал расти и выздоравливать. Наверное, это и было одной из самых ярких, пережитых в моей жизни эмоций ...
Дальше шли более яркие картинки, и уколы беспокойства становились сильней. Потому что приходилось волноваться за Марию, Катерину и Веру, моих подруг детства и дальних родственниц. Они сдуру решили, что раз меня кречи похитили, то значит уже и зроаки съели, да и подались в армию наёмницами, чтобы за меня отомстить. Мы с Лёней бросились на их поиски, пересекли империю Моррейди в ином направлении и опять сразились с аспидами рода человеческого зроаками и их приспешниками, рогатыми тварями кречами. Моих подружек нам нагнать не удалось, пришлось самим убегать в иной мир... В мир Набатной Любви...
А там сразу мы потерялись в пространствах, потом тюрьма, сложности с легализацией, и совсем уж для меня неуместное, случайное убийство Светозарного. За это меня гаузы, колонизаторы мира, без суда и следствия зашвырнули на каторгу, которая называлась Дно.
И всё бы ничего, здесь тоже можно выжить, особенно обладателю Первого Щита, если бы не куча всяких "но", "только вот" да "если бы". Ценнейшая валюта данных недр - это груаны, уникальные симбионты, которые помогают вылечиться, зарастить раны, а то и поставить на ноги неисправимых инвалидов. Мне только и следовало, как можно быстрей насобирать свой десяток, и получив за это амнистию вернуться в нормальный мир. Но вот тут и свалились на мою голову мрачные обстоятельства, организационные трудности, и социологические условности общества с засильем уголовников. И когда жизнь вроде как стала налаживаться, мне в очередной раз не повезло.
Причём не повезло очень, ну очень крупно. Я потерял на какой-то момент бдительность, и попался в лапы самых подлых, ненавидящих меня бандитов. Те решили подорвать удивительными ракушками не только меня, но и моих товарищей, и пока я находилась в беспамятстве, протолкнули мне в горло сразу два груана. Одного симбионта мне удалось исторгнуть из себя с помощью особо мерзкого местного рома, и мы посчитали с друзьями, что я спасён...
Увы, только через два часа выяснили от пленённого врага по поводу второго груана. Вначале мне тоже показалось, что ничего страшного. Раз сразу не разорвался, то проблема решена. И я вначале очень сильно надеялся в этом вопросе на свой Первый Щит. Ведь он тоже не что иное, как симбионт, улучшающий человека, защищающий его и поддерживающий его здоровье в полном порядке. И вдобавок дающий своему носителю некоторые (а кому повезёт, то и многие!) магические умения. А значит, обязан был изолировать постороннего "чужака" в желудке, а потом и переварить его благополучно. Или хотя бы попросту убить. Тихо так убить, быстро и для меня безболезненно.
Увы..., не получилось видимо у него... Оплошал мой Щит, подвёл хозяина...
И хоть в башню Пирамидка, нашу новую обитель я вернулся на своих двоих, и даже несколько часов после этого ещё ходил, принимал душ, и пытался поесть, потом всё-таки свалился. Меня начали доставать боли, повысилась резко температура, начались потери сознания, одолели провалы памяти, полные кошмаров и порой ломали страшные судороги по всему телу, от которых меня не могли спасти никакие массажи, удержания на кровати, и даже прочные, наглухо стягивающие конечности и торс ремни...
Подобное растянулось на многие дни... Очень многие... Казалось что мои мучения растянулись на месяца и на года... Но, как я смутно улавливал периферией своего сознания, прошло всего лишь жалких десять дней..., пустяк, по сравнению даже с моим, восемнадцатилетним возрастом... Но и этот пустяк меня сломал...
И я начал уставать... Просто, уставать бороться, и ничего больше...
Обстоятельства сложились против меня...
Сумрак, надоевший снаружи, прорвался и в сознание...
И даже мельтешение кадров из прожитой жизни, стало замедляться.
часть первая
НОВОЕ СОСТОЯНИЕ
Ольшин Мастер, самый опытный среди обитателей башни Пирамидка, шумно выдохнул в расстройстве, и бережно отпустил кисть больного, такую же бледную, как простынь. В тоне ветерана сквозила какая-то злая обречённость:
- Я не врач, ручаться не могу, но кажется Михе стало ещё хуже. Несмотря на прекращение жара и судорог, количество ударов его пульса, продолжает падать. Сейчас оно не больше двадцати в минуту. Насколько я могу судить, он либо проваливается в кому, либо...
Он многозначительно замолк, не договорив самого страшного, и поглядывая на собравшихся в командирской спальне товарищей и побратимов. У всех них на лицах читались скорбь, сопереживание и скорбное уныние. Видно было, что им страшно взглянуть на Михаила Резкого. Парень из здоровенного и сильного молодца за десять дней превратился в подобие прозрачного скелета с ссохшейся, старческой кожей. Как они не старались все эти дни протолкнуть в него пищу - это толком не получалось, и каждый раз выкидывалось организмом обратно. В том числе ни отвары никакие не принимались, ни чистая вода.
Причина такого состояния была ясна - проглоченный груан, но вот ни методов лечения против этого, ни подобных случаев в практике Дна - не имелось. Так что как спасти парня никто и предположить не мог.
Вернее ещё в первый день идея была подана, и сейчас Степан Живучий о ней напомнил:
- Надо было ему всё-таки аккуратно разрезать живот и вытащить этот неразорвавшийся симбионт!
И сейчас, точно так же как и десять дней назад, Ольшин уточнил:
- Сам берёшься резать, или пошлём за хирургом?
Некие понятия они все дружно имели, где у человека какие внутренности находятся, но одно дело знать это несколько гипотетически, да рассматривая вывалившиеся внутренности врага, а другое дело кромсать ножом своего друга, соратника и командира. Степан настаивал именно на коллективной ответственности, мол, резать будем все вместе, подсказывая и советуясь прямо на ходу. Да только ветераны такое отвергали категорически. Они гораздо лучше знали, насколько сложно сделать надрез возле желудка, чтобы не повредить центральные артерии или не умертвить важнейшие внутренние органы.
Но увы, ничего больше кроме хирургического вмешательства, предложить не смогли. Вот больной и дошёл до критического состояния, о котором говорили все внутренние и внешние признаки. Плюс постоянно уменьшающийся по количеству ударов пульс.
Пожалуй, единственная, кто из всех собравшихся верил в спасение Резкого, это Ксана Молчун, его жена, в её же понимании и по её же утверждениям. Потому что сам парень никогда с подобным определением семейственности вслух не соглашался. Хотя, и это было не секрет, спал вместе с подругой на одной кровати, и ещё на пути к Пирамидке уединялся с красавицей в пещерке с горячими геотермальными водами.
Вот и сейчас, Ксана выглядела рассерженной и раздосадованной:
- Ну и чего вы все приуныли?! Подумаешь, пульс замедлился! Вы просто не знаете, насколько Миха здоровый и живучий. Какой он выносливый и двужильный...
- Знаем..., - с соболезнующим вздохом вырвалось у одной из двойняшек по имени Снажа. - Крепкий парень был...
Сказала, наткнулась на хмурый, пытающийся вразумить взгляд своей сестры и уже более растерянно прикрыла рот, словно ляпнула что-то не то. Все остальные тоже на неё как-то странно уставились, словно переваривая услышанное и соображая по поводу некоей двусмысленности. Да и сама Ксана враз припомнила, как эти бесстыжие девки оголяли перед её мужем свои ноги, притворяясь ранеными и нуждающимися в лечении. Старая ревность сразу проснулась, и красавица поспешила уточнить:
- В каком смысле, крепкий?
- Да в прямом! - фыркнула, вступившаяся за сестру Всяна. - Неужели ты не видела, как он израненный да жутко избитый, будучи весь в крови, но смог заставить себя лечить Сурта, а потом ещё и тех ублюдков в поле вылавливать?
- Это я видела...
- И что? Это ли не свидетельство его крепости?
Назревала неприятная ссора, которую прервал решительной сменой темы, Ратибор Палка:
- А вот моя догадка скорей всего оказалась самой верной. И дело тут вовсе не в груане, а в побоях.
Он с самого начала как раз отыскивал причину болезни именно в последствиях избиения Михаила. Тому очень здорово досталось от бандитов. По всему телу синяки, ссадины и кровавые стертости. И сам парень ещё успел признаться, что у него сломано несколько ребёр. Так что ветеран сразу утверждал: виной всему омертвение либо печени, либо закупорка желудочно-кишечного тракта.
Но вот ему уже возражали буквально все и с огромной убеждённостью. Потому что все себя считали большими знатоками признаков, по которым видно отказавшуюся работать печень, и которые указывают не неправильную работу желудка. В этих вопросах даже Лузга Тихий считал себя знатоком, и даже оживший окончательно в последние дни, и оправившийся от раны Сурт Пнявый.
Так что Ратибору не светило оказаться правым..., зато в споре быстро исчезло само упоминание о начавшейся ссоре между женщинами.
Кричали и шумели все, сразу и одновременно. И только один участник сборища помалкивал, да с укором посматривал своими фиолетовыми глазищами на устроенный балаган. Прижившийся в коллективе Хруст, здоровенный представитель семейства кошачьих, которого Миха назвал, видоопределил когуяром, стал уже всеобщим любимцем. И мало кто вспоминал, что его отыскал в Лежащей именно командир, и что только Резкого неведомая в мире Набатной Любви, а также и на Дне зверушка почитает за своего, не то папу, не то маму. Спит под дверью его спальни, а остальным разрешает себя ласкать и гладить постольку - поскольку. Ну разве что Ксане позволял себя баловать и тискать несколько больше, чем всем остальным обитателям башни шестьсот дробь три тысячи три (600/3003).
Что интересно, на охоту Хруст не ходил, от башни дальше полусотни метров не отлучался, и довольствовался только тем мясом, которым его угощали люди. К тому, же, сколько к нему не присматривались десять последних дней, так и не подрос, из чего сделан был резонный вывод, что котяра взрослый, и уж никак к детским особям не принадлежит. Из особых странностей животного, было замечено огромное пристрастие к чистоте и к частому купанию. И уже на третий день пребывания в новом жилище, когуяр наловчился сам открывать в душевой краны с водой и торчать под струями, а то и дремать там по полчаса как минимум, и по нескольку раз на день.
Но никому и ни в чём он не мешал, и чаще, когуяра особо не замечали. Особенно во время споров. До сегодняшнего дня. Потому что именно сейчас Хруст и прервал разросшийся диспут с криками, своим странным поведением. Вначале слишком громко захрустел, привлекая внимания к себе и словно требуя тишины, а потом встав на задние лапы склонился над умирающим и демонстративно лизнул его в щеку.
После этого все и заметили с явным опозданием, что парень лежит с открытыми глазами и явно кривится от излишнего шума.
Тотчас к исхудавшим телу ринулась Ксана, нависая над ним и с беспардонной ревностью отталкивая громадную кошачью голову:
- Миха! Ты как? - зашептала она, заливаясь слезами. - Не умирай, скажи хоть что-то!
Больной перестал кривиться, и зашептал:
- Как же вы кричите...! Оглохнуть можно...
Все присутствующие и так уже молчали, боясь громко вздохнуть, но красавица всё-таки взмахнула повелительно рукой и пробежалась по ним грозным взглядом, пресекающим любые разговоры. После чего опять зашептала:
- Как ты себя чувствуешь? Что тебе надо? Чего ты хочешь?
Для неё не было более авторитетного врача, целителя или знахаря чем Резкий, поэтому она и пыталась узнать у него самого, чем лучше всего помочь или как спасать истощённый организм.
Ответ раздался только на последний вопрос:
- Спать хочу... И тишины...
- Может, хоть воды попьёшь? Или съешь чего?
- Потом...
Этого было достаточно для интенсивных взмахов ладошек, после которых все на цыпочках стали выходить из спальни. И уже снаружи, Степан Живучий вспомнил, что пришла пора менять наблюдателя, и поторопил Емельяна Честного:
- Смени Тимофея Красавчика. Пусть тоже порадуется, что наш атаман очнулся.
Глава вторая
ПРЕОБРАЗОВАНИЕ И ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
Эти последние слова Степана, я расслышал за закрытой плотно дверью настолько прекрасно, словно он мне их крикнул в ухо. Но в то же время меня не громкость покоробила, а само определение "очнулся". Да, я как-то выпал из транса или комы, пришёл в себя от жуткого рёва и какофонии криков, да от странного, можно сказать жестокого удара по щеке, но сделал это как-то не так, неверно, не по-настоящему, с какими-то несуразными, кошмарными искривлениями окружающего пространства. Вокруг меня всё ломалось, извивалось и струилось искажённое потоками миражей. Собственные руки, ноги и прочие части тела и их пропорции то удлинялись невероятно, то сокращались до несуразности. Сплошное смещение масштабов и водоворот из привязок и постоянных зрительных ориентиров.
То есть на меня свалилась реальная, как мне в тот момент показалось, стадия полной шизофрении.
Хотя, и это было очень странно, голос Ксаны я узнал. Как и вполне отчётливо понял каждое сказанное ею слово. Оно тоже гремело у меня в голове всемирным набатом, но хоть уже не убивало и не пыталось меня размазать тонким слоем по вселенной. Мои ответные слова, вырывающиеся из непослушных губ, можно было сравнить с медленным, скрежещущим камнепадом. Искажённая действительность меня не слушалась, и не поддавалась контролю совершенно.
Вопрос и пище и о еде я понял. Как и осознал, что поесть было бы желательно. А ещё лучше - просто попить воды. Но в тот же момент я понимал, что сил для этого мне не хватит, а чтобы их набраться, следует срочно поспать. Иначе - никак! Немного поспать, час, два, но поспать обязательно. Как это соотносилось с понимаем самого себя, с процессом возможного выздоровления или с подспудными инстинктами выживания, осознать тоже не получилось. Только и пришло понимание, что так надо, так будет для меня лучше.
Ну и заснуть в рёве не получилось бы. Потому и попросил тишины.
Она и наступила. Но такая относительная, что я продолжал кривиться и мысленно возмущаться такими вот нехорошими поступками по отношению ко мне. Где-то громыхало, кто-то топал, что-то падало, некто возле меня шумно дышал, нечто ворочали и тащили по полу, а чуть в отдалении продолжали беспардонно переговариваться. И наверное минут десять я бесполезно пытался отстраниться от этого шума-грохота, а потом не выдержал и раскрыл глаза. И даже смог повернуть головой на разные сторону от кровати.
И тогда окончательно начал понимать, что я свихнулся. Никого в помещении не было, кроме сидящей рядом на стуле Ксаны. А она смотрела на меня во все глаза и дисциплинированно, если не сказать испуганно молчала. Но как она шумно при этом дышала! Кошмарно, словно работали кузнечные мехи, да ещё и посыпанные в местах трения песочком.
Но увиденное мобилизовало умственную деятельность у меня в черепушке, и пришло нежданное понимание абсурдности ситуации: как может меня раздражать громкое дыхание замершей, и дышащей через раз подруги? Что случилось то? Откуда вдруг такая невероятная слуховая чувствительность? А раз она вдруг настолько болезненная, то нельзя ли это как-то подправить? Как-то уменьшить звук?
Иначе я попросту не усну.
Так что я опять закрыл глаза, и попытался сосредоточиться на тех каналах, по которым звук поступает ко мне в мозг. И дело-то оказалось простейшее! Только и пришлось создать некие вакуумные прослойки перед слуховыми мембранами, как тотчас сознание укутала блаженная тишина, а всё моё тело стало погружаться в нирвану сонной прострации. Причём именно сонной, а не кошмарной и болезненной прострации, которая меня окружала последние десять дней.
Ну и наступил сон, во время которого мне даже что-то приснилось. Какая-то мешанина не связанных между собой сценок и картинок, которые было трудно разобрать, а уж тем более запомнить. Зато осталось общее впечатление от сна, что он добрый, радостный, лёгкий, светлый и ...настраивающий на выздоровление.
Так что когда по истечении двух часов я проснулся, то ощутил своё тело несколько иначе. Всё ещё неживое и совершенно чужое, оно замерло в недвижимости от дивной истомы, в которой даже потянуться не было ни сил, ни желания. Хотелось вот так просто лежать, редко вздыхая и тупо радоваться тому, что остался в живых. Все остальные мысли куда-то исчезли, испарились, словно и голова моя очистилась из ненужных дум, переживаний и забот о собственном существовании.
То есть из одного состояния, моя аура стала перетекать в другое. И затрудняюсь определить точно, в какой мне было бы хуже. Ведь в таком вот состоянии расслабленного овоща, сознание тоже перестаёт бороться с негативными факторами окружающего пространства.
Благо, что Ксана оставалась рядом и каким-то образом почувствовала, что я проснулся. Поэтому не просто стала меня спрашивать и что-то говорить, а наклонившись, аккуратно коснулась моего плеча.
Это она потом клялась и божилась, что аккуратно и именно коснулась. А мне-то показалось, что со всего маху врезала кулаком! Да ещё и облачённым в рыцарскую перчатку! Так что раскрыл глаза от боли и возмущения настолько резко, что ослеп в первые секунды. Потом всё-таки рассмотрел, что к чему, и по шевелящимся губкам подруги, понял, что она что-то оживлённо и быстро говорит. Вначале удивился такому странному методу общения, когда ни звука не удаётся расслышать, но потом вспомнил о вакуумных берушах, которые я сам себе и создал недавно, мечтая выспаться в тишине.
Убрал первую с левого уха, и тут же на него оглох. Ксана не просто говорила, она орала истерическим голосом, усиливая его громыханием и треском стреляющих молний.
- Зачем ты кричишь...? - вырвалось у меня. Одновременно с этим я возвратил прослойку вакуума в ухо, пытаясь спасти барабанную перепонку. - Разве так можно?..
Ксана сжала губы, но тут же перешла на мимику. Причём настолько ясную и понятную мне, что я сразу поверил: она только что говорила спокойно, чуть ли не шёпотом. Следовательно всему виной моё обострившееся во время болезни восприятие? И что теперь делать?
Тут тоже, несмотря на слабость и головокружение удалось додуматься быстро. После чего я из правого уха вакуумные беруши стал убирать по слоям, постепенно утончая. При этом попросил вслух:
- Продолжай говорить... Только негромко...
- Я уже и боюсь что-то сказать..., - зашептала она.
- Хорошо... Можешь чуточку громче...
- Ты вроде как проснулся, и стал улыбаться..., - повысила она голос. - Но глаза не открываешь, и дышишь редко. Вот и я коснулась плеча... А ты как застонешь! Как весь дёрнешься!
Звук я отрегулировал, оставив беруши вполне себе толстыми, и решив, что со слухом у меня отныне будут сложности немалые. Понять бы ещё что конкретно и почему такое искривление в головешке произошло.
На остальные слова Ксаны тоже внимание особого не обратил, а вот про воду вспомнил одним словом-просьбой:
- Пить! - тотчас стакан оказался у моих губ, а женский голос попытался упредить следующее желание:
- Может укрепляющий отвар из трав? Или чай? Тут всё есть, под рукой!
Сделал десяток маленьких глоточков и прислушался к ощущениям в гортани, пищеводе и желудке. Ну и конечно же отчётливо вспомнил основную причину своего нынешнего недомогания. Мой симбионт, который меня вылечил в последние месяцы от инвалидности, затем дал новые силы и массу полезных магических умений, наверняка все эти последние десять дней вёл отчаянную борьбу с чужаком, с насильно в меня помещённым груаном. Тоже симбионт, и тоже с дивными, не до конца исследованными свойствами, но пребывание которого в желудочном соке человека провоцирует взрыв через полчаса. То есть следовало разобраться, что у меня во внутренностях и как.
Судя по тому, что я не взорвался - мой Первый Щит всё таки справился с опасностью. Вот только какой ценой он это сделал? Общий упадок сил и навалившаяся дистрофия ощущалась мною даже без ощупывания исхудавшего тела. Так что вполне мог случиться и такой вариант, что мой личный симбионт погиб в борьбе с чужим, опасным существом. Так сказать пал смертью храбрых в бою, но своего носителя всё-таки спас. Чем мне такой вариант грозит? Жить, наверное, буду, но про дивное зрение в темноте, да про квинтет тринитарных всплесков - придётся забыть навсегда.
Правда тут же мелькнула в сознании подсказка:
"Чего тут мучиться в неведении? Надо просто проверить хоть одно своё умение... Хотя бы тот же "щелбан"... Хотя бы на той же Ксане... Мм? А если она обидится? Да рассердится?.."
Пришлось оборвать её совершенно бессмысленный и не воспринимаемый диалог:
- Ничего не слышал, потом повторишь... А сейчас прислушайся к своему уху...
По тому, как она дёрнулась головой в сторону, я понял, что мой тринитарный всплеск подействовал! Умения мои при мне! Мой Первый Щит жив и продолжает здравствовать! Ну а, вместе с ним, и у меня имеются все шансы выкарабкаться окончательно.
И пока я блаженно лыбился, и выслушивал недоумённое женское бормотание, из внутренностей моего организма стали доходить новые сигналы. Если перевести их на общепринятый язык, то интерпретировались они как:
"Выпитая вода принята и расфасована по нужным кладовым. Теперь не помешало бы чего-нибудь более существенного. А посему, подайте ка нам те самые отвары из трав! Посмотрим, на что они годны!"
Ну я и прошептал:
- Давай отвар!..
Выпил, опять прислушиваясь к себе и к рассказу Ксаны о том, как они тут все эти десять дней волновались, и как она верила, что я обязательно справлюсь со своими недомоганиями. Ну и дождался очередных указаний из желудка:
"Эй, вы там, наверху! А не пора ли нас чем существеннее покормить? Может не обязательно и мясца..., да много..., да жирного..., да с грибной подливкой!.. Но хотя бы какого-нибудь ...салатика, что ли?"
Хорошо, что мозги у меня ещё не совсем покоряются желудку (хотя были случаи, но кто такие несуразицы вспоминает?). Поэтому я сообразил, что именно в данный момент будет для меня самое полезное. Тем более я знал, что оно у нас имеется, благодаря получаемым пятидневным пайкам:
- Ксан, а киселя готового нет? - видя, как заполошно подруга вскочила и собралась бежать на кухню, вспомнил и про местный изюм, который тут называли несколько иначе: - И пусть сразу мне на потом слад в кипятке размочат. Немного, с полмиски...
Пока двушка отсутствовала, попытался двигать руками и ногами. Нижние конечности вроде как слушались, но всё равно двигаться не хотели. Руки удавалось поднести к лицу и даже рассмотреть, просматривая словно прозрачные, на свет стоящей на столе большой лампы. Вот тут я окончательно поразился произошедшими со мной метаморфозам. А точнее говоря тому страшному похудению, которое сделало меня за десять дней похожим на вилку в профиль. Такое впечатление создавалось, что даже кости внутри ссохшейся обёртки из кожи, стали тоньше в два раза.
"Эк меня истощила это борьба с груаном! - одуревал я, путаясь рассмотреть, что у меня там вместо крови течёт. - Так наверное святые мощи выглядят, или йоги, которые годами ничем кроме воздуха не питаются... Хм! Как это Ксана на меня ещё глянуть не боится? Наверное личико - в страшном сне такого не приснится... О! И кровь какая-то слишком бледная стала... Теперь-то я точно понимаю, как выглядит "голубая" кровь и почему. Все чудеса от голода творятся, не иначе! Хе-хе! Она и течёт теперь так, словно ни один пульс у меня толком не работает..."
К сожалению глянуть на остальное свое тело не получалось, сил поднять голову - не хватало. Но когда примчалась Ксана, с обещанием что кисель сейчас будет, я попросил положить мне под голову ещё одну подушку, после чего сосредоточился на попытках просмотреть собственный желудок.
Но не тут-то было! Ничего кроме покрова истончившейся кожи, да распластавшейся под ней, жалкой мышечной массы, рассмотреть не удалось. А ведь раньше я не только себя, но и любого другого человека просматривал вполне неплохо. С рентгеном себя не сравнивал, но уж всяко любые кости, а то и переломы на них видел прекрасно. Другой вопрос, что я никогда толком не разбирался в том что вижу, это да, такое существовало. Кажется...
Потому что с явным усилием попытался вспомнить:
"Лопатку собственную, да ещё и с помощью зеркала, просматривал точно. Внутренности того же Лузги, в том числе на животе - увидеть в любом внутреннем слое - тоже труда не составляло. А вот сам себе? Кажется - нет..."
Вот и выяснил: что до сей поры не просматривал я свой желудок. Даже когда понял, что где-то там затерялся местный симбионт, даже когда боль меня стала крутить и валить с ног, даже когда судороги брюхо мне скручивали - не заглядывал. Словно боялся увидеть там нечто такое страшное, от чего сразу бы в обморок свалился.
И вот тоже как-то странно! Знал ведь, что там у меня Первый Щит, и попыток его рассмотреть не проявил. Скорей всего и не понял бы, где он там и чем отличается от иной внутренней плоти, но всё-таки, сам факт такого равнодушия поражает. Уж не находился ли я всё время под неким гипнотическим запретом: "Сюда заглядывать нельзя!"?
А теперь что получается? Запрет пропал, а зрения лишили? Или там что-то непроницаемое появилось? Надо бы посмотреть на кого иного, да сравнить... О! Хотя бы Ксану просветить!
И я во все глаза уставился на пришедшую с киселём подругу.
Глава третья
МНОГООБРАЗИЕ НОВОСТЕЙ
Но перенапряжение стало сказываться, закружилась голова. И уже в подобном головокружении приступил к поглощению киселя, выпив две кружки которого, заснул на часик в пресыщенном состоянии. Проснулся от голода, и слопал размякший в кипятке изюм. После чего, опять впадая в дрёму, заказал себе на следующий приём пищи жиденькой кашки, заправленной прожаренными на пайковом жиру местными корешками пайду. На Дне пайду использовали вместо лука, потому что вкус был вполне сходным с земным аналогом.
Следующая кормёжка уже представляла собой кашу, сваренную на мясном бульоне. Потом попробовал несколько кусочков самого нежного мяса байбьюка, которого охотники принесли, чуть ли не сразу к плите. Затем кашу с мясом и подливкой. Ну и к обеду одиннадцатого дня, я уже еле смог удержаться, что бы съесть только одну, нормальную порцию. Страшно хотелось хотя бы несколько порций.
Состояние в тот момент стало совершенно такое же, как во время нашего с Леонидом путешествия на барке по реке Лияна, в империи Моррейди. Тогда я как раз начал расти и восстанавливаться после своей инвалидности, и на меня нападал такой жор, что наверняка все припортовые таверны, где мы заказывали пищу, до сих помнят о прожорливом заказчике и пересказывают обо мне легенды. Я бы может и сейчас сорвался, и пошёл в разнос, но здравый смысл, да и все мои товарищи хором уговаривали меня не горячиться и сдерживаться. Да и где оно видано, чтобы ходячий скелет (я же попытался вставать!), десять суток не принимавший даже воды в органы питания, вдруг через сутки после прихода в себя стал наворачивать за пятерых?
Вот я и держался! Сцепив зубы, и пытаясь иногда прохаживаться по нашей спальне, порой содрогаясь от судорог, при долетающем ко мне запахе пищи, но держался. Съел солидный полдник, потом приговорил ужин, и уже через час стал требовать от Ксаны ужин под номером два. Мол, так положено во всех приличных домах Парижа и Москвы. Моя подруга не просто сама со слезами на глазах уговаривала меня сдерживаться, но и ветеранов позвала, которые массированной атакой на моё сознание уговорили меня продержаться хотя бы до завтрака, и таки заставили улечься и попытаться заснуть.
Соглашаясь с ними, я и в самом деле попытался спать. Даже некоторые фильтры себе на нос соорудил, отсекая намертво все запахи, связанные с пищей. И на пару часов это помогло. Но я чувствовал каждое движение Ксаны, которая легла тихонько с другой стороны кровати, и долго, настороженно прислушивалась к моему дыханию. Верилось, что она переживает от всей души, остаётся начеку, а посему не даст совершить задуманное. Поэтому я сильно разозлился на такую настойчивость и стал мысленно повторять, словно заведённый:
"Ну спи уже, спи! Чего ты всё вертишься? Спать!"
Не знаю, что помогло, скорей всего усталость, усыпившая Ксану, но я и не слишком задумывался. Убедившись, что она крепко уснула, я со всеми, присущими шпионам осторожностями встал, укутался в одеяло, да и потопал на кухню второго этажа. Правда пристроившийся возле меня Хруст начал было вопросительно похрустывать, но я его быстро успокоил коротким и строгим "Тс!" В пути мне тоже повезло, большинство обитателей Пирамидки спало, а дежурный с балкончика пятого этажа, на лестницу не поглядывал, у него другая задача: смотреть за подбирающейся снаружи опасностью.
На первом этаже слышались голоса засидевшихся допоздна Неждана и Франи, но они-то мне как раз и не могли помешать. Я аки злодей подкрался к котлу с мясом, уже проваренным, и готовым для прожарки на завтрак, подвинул поближе к себе солидный бачок с оставшейся после ужина подливой с обилием пассировки из пайды, и приступил к..., трудно даже дать определение моим действиям одним словом. Наверное крыша у меня в самом деле съехала, и если бы чувство голода оказалось ошибочным, внутренности и мой Первый Щит не справились бы, я бы и из кухни не выполз. Или до утра уж точно загнулся от заворота кишок. А так я мясо ел руками прямо из котла, а подливку черпал и пил сразу половником. Ни хлеба не искал, ничего иного на закуску, просто сидел и тупо поглощал всё, до чего дорвался. А, нет, вру! Не просто поглощал, а старался кушать тихо, и не громко чавкая, ибо мечтал ещё об одном: чтобы меня никто вот сейчас не застукал на кухне, рычащим аки тигр, с половником в одной руке и куском мяса в другой.
Когуяр вёл себя на удивление скромно и понятливо: только раз ткнулся головой в бедро. После чего получил от щедрот "моего столика" кусок мяса величиной с его башку, да и подъедал его, смотря на меня расширенными, полными естественной зависти глазами. Он словно говорил взглядом: "Такому как ты, лучше на пути не попадаться! Если голодным будешь, и шкуру снимать не станешь!"
И я с ним мысленно соглашался.
Мяса было много, на всех. Так что мне его хватило. Подливка тоже ушла на ура, и совесть меня не мучила тем, что Фране придётся готовить для обеда второй казанок. Всё это аккуратно доев, я прислушался к своему внутреннему состоянию, и пусть с трудом вздохнул, но зато удовлетворённо. Ощущение дикого голода во мне, показалось сильно приглушенным, словно уснувшим. Ну и следовало поспешить в свою комнату, поднявшись аж на семь этажей! Вот уж где был геройский поступок!
Стараясь не разразиться кряхтением и стонами, придерживая провисший живот двумя руками, я кое-как всё-таки добрался до нашей спальни, впервые пожалев, что не выбрал для этого третий этаж. Ну и что, коль окна нет? Зато плиты рядом! В любой момент можно подскочить на один всего лишь пролёт вниз и ухватить нечто вкусненькое! Тем более в самый момент готовки, когда Франя колдуют над плитой и вокруг распространяются самые ароматные и аппетитные запахи!
В этот момент, стоя возле кровати, я сглотнул обильно выступившую слюнку и понял, что меня надо ...срочно лечить! Мне опять захотелось вернуться на кухню!
И как я понял, виной всему оказалась всё та же крутая лестница: пока я её преодолевал, успел проголодаться.
"Ну нет, теперь-то я должен сдержаться! - вполне здраво и действенно осадил я сам себя и уже собравшись лечь, присмотрелся к своей прекрасной подруге. Ксана разоспалась, разогрелась, и даже раскрылась, приоткрывая миру свои прелести. Честно говоря, не они, и не фривольные мысли меня остановили от укладывания спать, а нечто совершенно иное. Интенсивно циркулирующая во мне после "второго ужина" кровь, подтолкнула меня к исследовательской деятельности. Я ведь мечтал устроить сравнительный просмотр желудка, и всего, что его окружает? Мечтал. Но днём мне это сделать не дали разные..., хм, обстоятельства. А так как настроение оставалось боевым, поза пациентки вполне подходящей, то я и решил заняться полезным делом. Аккуратно придвинул к кровати табурет, да и начал просмотр.
И сразу моё сознание стало фиксировать массу различий. Стоило мне только напрячься и как следует сконцентрироваться, как все внутренние органы девушки, а вернее говоря легко просматриваемые срезы, стали появляться у меня словно в добротном медицинском атласе. Хотя определение "добротном" было бы слишком неверным и далёким от истины. В атласе что? Картинка! А здесь? Вот именно: живая картинка! Где всё шевелится, вздымается, кровоточит, омывает желудочным соком и...
В общем - куча разных, и честно признаться не совсем приятных в эстетическом плане функций, которые у непривычного к подобному зрелищу человека, могут вызвать если уж не рвоту, то непроизвольное, гадливое отношение. И я чуть ли не сразу зарёкся на будущее, таким вот образом просматривать ту, которую обнимаешь, которую ласкаешь, и тело которой целуешь с самым восторженным мычанием.
Да-с! Вредно такое просматривать ещё не окрепшим, молодым разумом. Тем более что никогда не мечтал стать хирургом, а уж тем более меня не привлекало сопоставить себя с гинекологом. Как-то оно всё не по мне...
Вспомнил, как совсем недавно экспериментировал с раной Емельяна Честного, пытаясь залечить порезанные у него на плече мышцы. Так там было совсем иное! Там я и в самом деле чувствовал себя экспериментатором, даже опытным врачом, потягивая или прогревая то или иное мышечное волоконце! А здесь? Брезгливость я в себе, пусть и немалым усилием воли подавил, но вот толком разобраться в хитросплетении органов так и не смог. Общее понимание, конечно, имелось, но вот разобраться в тонкостях структур и в верном расположении самого желудка не сумел. Мне там чего только не мерещилось, и каких только образований я там не обнаружил. Другой бы врач за мои возможности душу гаузам, а то и самим зроакам продал бы, а мне вот..., не пошло, что ли... Или к такому зрелищу надо вначале привыкнуть?
Как бы там ни было, но аппетит у меня словно серпом отрезало. На кухню тащиться вновь я не стал, а улёгшись со своего края, попытался теперь уже и себя просмотреть. И опять ...вигвам! Ничего увидеть не смог! Словно нижний слой, за которым и таились мои бренные внутренности, кто-то густо забелил молоком, мелом или известью. Этакая молочная каша, сквозь которую я даже свой позвоночник просмотреть не мог.
Поднял взгляд чуть выше - рёбра вижу. Скосил на ключицу, тоже кости просматриваются. Наклонился в сторону, и дае собственный крестец рассмотрел. А в районе живота, под слоем кожи и всё тех же мышц - белый туман. Ну и что прикажете делать? Чем это мой Первый Щит настолько от меня отгородился? И с какой такой стати?
Хорошо, что припомнил рассказы старого патриарха, с которым мы с Лёней встретились по пути в Борнавские долины. Так вот этот старикан Трёхщитный, утверждал, что только его молодой, опытный, полный сил коллега сумеет просмотреть во внутренностях иного человека тот же, к примеру, Первый Щит. А уж для каждого обладателя Трёх Щитов - просмотр точно такого же обладателя, вообще дело немыслимое. Только и могут определять силу и мощь по иным, косвенным признакам, которые и не сразу-то рассмотришь.
Вспомнил. Успокоился. Заснул в сравнительно блаженстве.
Ну и дальше - как в одной народной пословице: сколько волка не корми, а он всё равно жрать хочет!
То есть проснулся я, стыдно даже самому признаваться, всё от того же голода.
И видимо слишком резко проснулся, потому что Ксана уже нависла надо мной, готовая сорваться и принести всё по первому требованию:
- Миха! Ты как? Тебе плохо?
Я и в самом деле задумался, что ей ответить. Ну и как можно быстрей провёл ревизию собственного состояния. Получалось, что организм идёт на поправку, теперь ему только и требуется, что хорошее и полноценное питание. Честно говоря, уже и самому стыдно было выглядеть каким-то жутким, отличающимся от всех остальных людей монстром, но сдерживаться от вполне естественного желания не смог. Поэтому и ответил:
- Нет, мне не плохо..., мне очень плохо! Потому что наступила пора первого завтрака!
- Но ведь ещё все спят, - пыталась воззвать красавица к моему благоразумию. - Даже Франя ещё не встала...
- Так что мне теперь, как командиру учебную тревогу объявить, чтобы все встали и наконец мне покушать принесли?
- Не надо! Я быстро!
Она вихрем умчалась из спальни, обдав меня своими вполне приятными запахами. Что сразу повернуло мои мысли в иную сторону:
"Ого! Кажется, я и в самом деле твёрдо пошёл на поправку! Если уж в таком состоянии крайнего доходяги меня потянуло на некие близкие контакты с женским полом, можно не переживать о последствиях переедания. Мой Щит точно выжил! Ха-ха! - но мысленно отсмеявшись, задумался по дальнейшей логической цепочке: - Он-то выжил, а вот что случилось в груаном?"
Тут вариантов было несколько, и самый оптимальный для меня, являлся и самым естественным по своей природности. То есть мой желудок, при активной помощи нашего общего симбионта - переварил чужака. Война окончена, потому что воевать больше не с кем. Осталось только отпраздновать хорошим ...завтраком.
Я уменьшил толщину своих вакуумных беруш, и прислушался, что там творится на кухне. Там бушевала в явном недовольстве Ксана, попрекая слабо отнекивающуюся Франю в неумении хоть что-то держать про запас. Потом к их голосам присоединились ещё и голоса двойняшек, да усиленный шум посуды, и я понял, что придётся подождать ещё какое-то время, а потому продолжил размышление о груане. Причём размышления уже не совсем приятные.
Потому что стал обдумывать второй вариант: Что случится, если чужой симбионт не уничтожен? Казалось бы, как такое возможно? Иного и не дано, как либо раствориться в желудочном соке, либо взорваться, за момент до собственной смерти. Да только фантазии и множество знаний из интернета, живо подкинули мне альтернативу. Коль мой Щит настолько силён и всемогущ, то он мог и не переваривать врага, а попросту его изолировать от внешних, смертоносных обстоятельств. А именно: создать вокруг груана некую, нерастворимую желудочным соком оболочку. Просто? Неимоверно сложно! Но не значит, что невозможно! Тем более свойств своего Щита, его возможностей и инстинктов сохранения я так толком и не знаю. Чтобы там мне не рассказывал старый патриарх, или встречавшиеся мне на пути Двухщитные, никто толком мне все плюсы и минусы обладателя разложить по полочкам не смог. А значит, и такой вариант исключать было нельзя.
Теперь следовало сообразить, что это мне давало при таком варианте. По большому счёту любой груан - это некое оздоровительное влияние на организм. Причём даже в состоянии неактивном ракушки, пассивное лечение наверняка для человека продолжалось. И если у меня в желудке будет этакий вечный "позитивный фонарик", то это мне пойдёт только на пользу. А раз так, то мой личный симбионт мог и вполне сознательно пленить чужака, чтобы черпать из него дополнительные для себя силы и энергию.
Лепота! Иначе и не скажешь! Если бы...
...Если бы не тот факт, что пресловутые ракушки слишком уж взрывоопасны. Правда они никогда не взрываются в поясах (что тоже требовало тщательного и скрупулёзного исследования и перепроверки!) при падении человека или при его слишком жёстких прыжках. Но ведь всё когда-нибудь случается впервые. И этим самым новатором быть ох как не хотелось! Да и вообще, носить у себя во внутренностях живую гранату (пусть и с примотанной намертво чекой или даже без взрывателя) - то ещё удовольствие! Вдруг щелочка в оболочке появится и туда сок желудочный незаметно проникнет? Или кто мне в бою ногой в живот засадит? В ином бы случае я выжил, а тут - эпическая гайка! И радости мало посмертной, что ударивший ногой неприятель, тоже со мной рядом окочурится.
Вот и думай тут: польза от второго варианта, или преждевременная седина в бороду? Да и до бороды, ещё вначале дожить надо, ибо моя любимая и незабвенная бабушка Марфа частенько твердила: "Все болезни - от нервов!". И следствия сразу проистекают от причин вызывающих нервные стрессы. То есть: буду волноваться о груане - умру очень скоро от сонма навалившихся на меня болячек. И Первый Шит не спасёт.
Я тяжело вздохнул, и прислушался к неведомо куда исчезнувшему аппетиту.
"Вот я уже и начал волноваться! - запаниковал я, чувствуя близкую смерть в самом расцвете своей молодости. - Сливайте воду господа, трактор дальше не поедет!"
Благо, что в этот момент, в спальню вошла Ксана с внушительным подносом. Мои ноздри уловили запахи съестного и свежезаваренных лепёшек, и я тут же запамятовал о постыдных для любого нормального мужчины мыслях. Во мне опять проснулся сильный, агрессивный зверь, которому теперь хоть десяток груанов зашей под кожу - ничего страшно не будет. Лишь бы его не отвлекали от тройной..., хм! А моя подруга явно постаралась и ругалась на Франю не зря: от четверной порции! Благо, что на подносе чего только не было из того, что можно собрать на кухне в тот утренний период, когда первая вода на плите только вскипела.
Подкрепляться я начал, снисходительно поглядывая на Ксану, которая поглаживая моего когуяра, вела с возмущением монолог:
- Ты представляешь, наша главная кухарка настолько разленилась, что нагло врёт мне в глаза! Заявляет, что ещё вечером отварила мяса и на завтрак, и на обед, а теперь лагун пуст. Причём на полу отыскалось несколько кусочков, этаких небольших остатков, по которым Франя решила, что мясо слопал Хруст! И как у неё язык поворачивается такое выдумывать? Он ведь у нас такой маленький, и совсем много не ест..., правда, морда, ты наша?
Когуяр стоически переносил трепку и поглаживания, кося на меня укоряющими глазами, и как бы спрашивая и сам ж отвечая: "Кто всю капусту пропил? Командир! А кого козлом отпущения назначат? Бедного котика..."
С самыми благими намерениями, я попытался выгородить прирученного друга, да только рот был настолько занять, что вышло у меня в итоге лишь невнятное мычание. А жесты руками были восприняты совсем неправильно:
- Да ладно тебе, не стоит так сердиться и кого-то наказывать. Хорошо, что я Франю разбудила чуть раньше, и она вполне успевает приготовить на всех полноценный завтрак. Да и двойняшек подняла ей на помощь. Они вообще-то в последнее время жутко вредные стали и заносчивые, со мной через губу разговаривают, но как узнали, что ты на поправку пошёл и ранний завтрак потребовал, сразу забегали, словно ошпаренные и на помощь Фране бросились. Хотели ещё и сами поднос тебе отнести, но я это безобразие в корне пресекла!
Да уж! Всё-таки моя подруга, на правах моей интимной пассии, так сказать особы особо приближённой, всё-таки попыталась подмять под себя женскую часть нашего коллектива. И как бы чего не вышло из возможной конфронтации между ней и двойняшками. Они-то вроде обещали помалкивать о моем с ними, пусть и случайном, не по моей вине совершённом грехопадении, но если начнётся скандал, что угодно у женщины на язык сорваться может. Разъярятся, то какие угодно доводы в споре начнут приводить, а там и до трагедии недалеко.
Но что я мог предпринять для этого в данную минуту? Правильно, только прожевать, что во рту накопилось, да изречь:
- Мы с тобой очень близкие стали, почти родные. Но это не даёт тебе права покрикивать ни на Франю, но на Снажу со Всяной. У нас полное равенство и подчинение полагается только командиру или его заместителю.
И продолжил уминать свой первый завтрак. А что, мне такая английская нумерация приёмов пищи начинает нравится. А припомнить хорошенько, так ещё и много других жутко полезных традиций, существующих у иных народов Земли, можно будет припомнить да и ввести в постоянный распорядок дня.
Подруга же нахмурилась, и смотрела на меня, словно командир боевой части пять атомной подводной лодки - на кока-инструктора. Вроде и прикрикнуть хочется (звание позволяет), да сомнения терзают и должность примерно одинаковая не даёт. А ко всему прочему, ещё и кок на подлодке неофициально считается матросами вторым человеком на корабле после кэпа. Я знаю такие отношения, мне дядька рассказывал, служивший на Северном Флоте в конце семидесятых.
Но и ум Ксаны лишний раз показал себя во всей своей глубине. Женщина промолчала, ни единым словом не высказав своего недовольства, а попросту продолжила свой пересказ, сменив тему разговора:
- Ну и, наверное, сейчас Степан Живучий к тебе с докладом поторопится. Пока ты тут болел, он пытался всеми командовать. Но..., честно говоря, не слишком-то у него получалось..., - это она мне поведала так, словно рассуждала вслух. Подобное делают, как мне кажется, только супруги, которые вот таким образом как бы не "закладывают" подчинённых своего супруга, а наоборот, делают вид что защищают: - Хотя понять его можно, на поле боя он грамотно действует, недаром его таким прозвищем наградили. Ну а в быту, да повседневных проблемах, ему ещё сложно. Молод, опыта маловато...
А меня она что, уже в старики записала? Во, девка, даёт!
Это же надо! При мне, которому ещё солидный кус до двадцати остался, мужчину двадцати восьми лет молодым обзывать! Или это я уже так старо стал выглядеть, или мой авторитет поднялся куда-то на нереальную, заоблачную высоту. А пребывая так высоко, и зазнаться можно, потерять связь с действительностью. А чем это чревато?
Тут же вспомнилась моя промашка, когда как последний олень угодил в засаду к бандитам. Да и не в засаду, скорей всего. Атаман там со своими лучшими вояками просто отдыхал после длительной погони за нами, иначе я их рассмотрел бы с большего расстояния заранее. Вот тогда я тоже замечтался, посчитал себя непобедимым и ...меня победили. Хорошо, хоть слишком коварным Зух Чапер оказался, любил излишне, лукаво умничать, строить многоходовые комбинации и не знал про мои уникальные таланты и умения. Иначе, и мне пришли бы кранты вкупе с эпической гайкой, и всем моим подопечным, которые выбрали такого молодца как я командиром.
Кстати о докладе. У меня стал резко прорезаться повышенный интерес ко всему, что произошло в наших окрестностях за истекшие одиннадцать суток.
И появление моего заместителя, оказалось как нельзя более своевременным. Мало того, следом за ним в спальню вошёл и наш официальный завхоз, Ольшин Мастер. Мой поднос к тому моменту оказался девственно чист от еды, и я отстранённым тоном попросил Ксану ещё раз сходить на кухню и принести повторно "...чем-то подзакусить". Когда она уже была в дверях, крикнул ей вдогонку:
- И пусть с завтраком поторопятся, хочется уже чего-нибудь горячего в пустой желудок забросить.
Вошедшие мужчины ничего не знали про полный поднос и уж тем более я не спешил признаваться в своё ночном ограблении кухни. Так что они просто порадовались за меня:
- Ну, раз аппетит прорезался - выживешь! - стал заверять меня Степан.
- И сегодня можешь уже постепенно порции свои увеличивать, - разрешил ветеран. Я не стал никого разочаровывать тем, что уже давно не только увеличил порции, но и участил их до неприличия. Просто поблагодарил от всей души, и задал вопрос о самом главном:
- Ну и где сейчас находятся остальные бандиты из шайки Чаперы?
Тотчас мне предоставили результаты допросов обоих пленников. Оказалось, что в банде недовольство огромными потерями достигло такого предела, что возвращаться на прежние места жительства решили не только вояки из замка Зуб, но и подавляющее большинство подчинённых самого Зуха. Кто был ранен, кто собирался сопровождать товарищей назад, а кто открыто заявил, что не видит никакого смысла преследовать таких опасных и коварных врагов, которые однозначно и навсегда решили уйти из этих мест. Мол, всем остальным можно будет и так рассказать, что беглецов убили, а кому надо - отомстили. Большего для нагнетания страха и не требуется.
Чапер осознал, что начни он уничтожать наиболее говорливых - ему самому несдобровать, порешат на месте, какие бы вокруг него не сгруппировались боевые и преданные сторонники. А ведь он считал себя человеком слова, да и кровная месть за убитого сына требовала от него исполнения данной во всеуслышание клятвы. Поэтому он двоих своих давних друзей оправил в замок вместе со всеми, чтобы хоть какой-то порядок поддерживался до момента его возвращения, а сам с тремя самыми отчаянными головорезами, готовыми за него хоть в огонь кинуться, поспешил на наши розыски.
А мы-то, честно говоря, не слишком-то и уничтожали наши следы от арб! Понадеялись на стада животных, которые всё затирают своими тушами, и на том опростоволосились. Рисковая четвёрка по одному проскакивала по всем проходам, а потом опять возвращались к месту сбора, и одному повезло наткнуться на наши следы, поблизости от развалин, где мы делали большой привал. А дальше они двинулись по заметной временами колее, словно на прогулке. И в той самой малой пещерке, куда я сдуру сунулся, в самом деле устроили привал.
Пока я лежал без сознания, один проскочил до поворота в ущелья, заметил изменившие направление колеи и понял, что мы либо на большом привале, либо уже на конечной точке нашего маршрута. Вот и разыграли гамбит с моим минированием. Ещё и два груана при этом не пожалели.
Так что нам повезло. Ну и мне - в особенности. Перемудрил Чапер. Убей он меня сразу, мог потом и всю остальную нашу компанию сильно, очень сильно пощипать.
Но не получилось у него.
А у меня следующий вопрос появился:
- Что с пленниками?
Степан пожал плечами, покосился на завхоза и продолжил:
- Ты особых распоряжений по их поводу отдать не успел. А второй ко всему, тоже ранен оказался: когда его дымком подкоптили, слишком уж неудачно по стволу опускаться начал, вот обе ноги и поломал при падении. Допрашивали мы их отдельно, потом менялись и перепроверяли. Хоть какими они себя стойкими и крутыми не считали, а всё как на духу поведали, во всём сознались, и много ценных секретов про Чаперу и про замок восемнадцать эф триста (18Ф300) поведали. При желании мы теперь этот приют мразей впятером взять сможем. Кстати, твой пояс с "твоими" груанами один из них таскал, пока от нас убегал, так что теперь они "чужие" стали...
- Чего уж там..., новые насобираем... Ну а с уродами что?
- Добили мы их..., - без лишних эмоций встрял в разговор Ольшин, словно речь шла о мелких шавках. - Всё равно бы от ран умерли и от переломов, а лечить у нас некому было.
- Ага..., - уж мне тем более жалеть о такой казни не приходилось. И так много чести для поддонков, что так долго пришлось по Полю за ними побегать: - Ну и правильно сделали. Пусть хоть после смерти удобрением послужат. Ну а что творится в окрестностях?
Тут уже сам Мастер стал отвечать, как проводник нас сюда приведший и могущий дать более полный и точный сравнительный анализ, чем кто-либо:
- Полную разведку тех долин провели, что дальше за нашим ущельем тянутся. Монстров там не так уж много скопилось, при регулярной охоте, за две, три рудни изведём. Мало того, с десяток скользких зайцев заметили. Но эти шустрики в какие-то норы ушли, словно в воду канули. Три дня там ловушки стоят, а всё равно пустые. А вот количество растений в наших долинах, чуть ли не утроилось за девять лет! И в количестве, и в ассортименте. Мы ведь тогда тут долго жить собирались, вот и высадили семена разные, в том числе и самые редкостные, а они так разрослись за года, что любо дорого смотреть. Почитай человек двести можно кормить и салатами, и варёными корешками, и полезными отварами потчевать на постоянной основе. Судя по всему, никто в это райское местечко за девять лет ни разу так и не наведался, так что нам в этом повезло...