Грэй Эвита. Молитва*

I)ВОЗДУХ

Однажды утром Лилиан в голову пришла одна очень любопытная идея. Нежась на пуховой перине под мягким одеялом, она сказала себе: "Я создам идеального мужчину". На самом деле она не имела вполне определённого представления ни о своей необычной цели, ни о средствах её достижения, ни о причинах столь неожиданного и странного желания. Но идея ей настолько понравилась, что она непременно собиралась воплотить её в реальность. В тот ясный день девушка решила, помимо всего прочего, ещё и поэкспериментировать с гравитацией, свесившись вниз головой из окна, будто желая устремиться в свободном падении в эту голубую пустоту. По её мнению, воздух был лучшей средой для приземления. К тому же он давал весьма значимую возможность полного погружения и при этом стремительного полёта. "Уверена, что смерть в воздухе - самый приятный способ расстаться с жизнью, - продолжала размышлять Лилиан, - путь к бессмертию, достойный ангела! Значит, мой Герой будет Ангелом". И она стала искать подтверждение своих мыслей в книгах, но единственные подходящие образы, которые ей удалось найти, были Иисус Христос и Икар. Тогда, облокотившись на подоконник, она коснулась ладонью золотого солнечного Света и улыбнулась, возложив вину за испорченную весёлую шутку на викторианскую благопристойность и чопорность, которые проявлялись даже в выборе литературы для девичьего чтения.

Несмотря на то, что маленькие неудачи, вроде утреннего конфуза, время от времени появлялись в её судьбе , будто капельки чернил на белоснежном листе бумаги, можно было с уверенностью сказать, что Лилиан повезло в жизни. Повезло прийти в этот мир в викторианскую эпоху, полную величия и изящества, столь же подходящих её натуре, сколь и внешности. Повезло, что местом её рождения стал огромный особняк, в котором на протяжении многих лет жили её знатные, респектабельные и богатые предки, а теперь обитали их не менее респектабельные и ещё более богатые потомки: отец Лилиан - член Палаты Лордов, ведущий свою родословную едва ли не от Йорков, её мать - настоящая дама света, образец для подражания и голос общественного мнения, и двое братьев - Лоуренс и Дэвид - перспективные молодые люди и блестящие кавалеры. И сама Лилиан, которой всё же не повезло лишь в одном: она родилась в абсолютно пуританской семье. За свою жизнь она научилась выглядеть и вести себя как благовоспитанная молодая леди, чья судьба была предопределена от начала до конца. Никто и не подозревал, насколько неистовы порой бывали бури внутренних противоречий в её неспокойной душе. Чувствовать в себе нерастраченный Божественный (или Адский) огонь и не давать ему вырваться наружу, было, разумеется, непросто. Так хрупкие стенки стеклянного светильника, внутрь которого поместили не робкую свечу, а горячие угли, рано или поздно дадут трещину под напором неистового жара и затем разлетятся на тысячи осколков, острых и пламенных, и потому опасных. Но разве такое зрелище не завораживает, подобно взрыву новой звезды? И Лилиан, без сомнений, завораживала своим скрытым, неизведанным миром, жившим под стеклом внешних правил и приличий.

Мысли, посетившие девушку утром, не покидали её ни на минуту: ни во время завтрака, который, как обычно, проходил вяло и скучно, ни по дороге в церковь. Она сама пока не знала, чем закончится её необычный эксперимент, но была уверена, что это начало долгого, интересного и отнюдь не лёгкого пути. Так или иначе, фантазии о сотворении Ангела взволновали её и заставили сердце биться чаще.

Во время воскресной службы, стоя между своими братьями, будто пойманная в ловушку, Лилиан наконец перевела дыхание, придав ему лёгкость и спокойствие, а лицу - самое мученическое выражение. Она преклонила колени, покаянно улыбнувшись хвалебным песнопениям, но всё её естество страстно желало Его тела. Тела её Ангела. Она почти физически ощущала, как дотрагивается до Его кожи своим трепещущим, жаждущим утех языком. Тем болезненнее было для неё смотреть на огромное распятие, нависавшее прямо над ней и, казалось, приглашавшее в райские кущи для познания Тайны. Скульптор постарался на славу, изображая Христа во всей Его божественной красоте, и созерцание её наполняло существо Лилиан томительной негой. Её братья тоже склонились в благочестивой молитве, но в глазах всех троих не отражалось совершенно никаких эмоций. Сложив руки на животе, они слушали проповедь об опасности пресыщения случайными благами на пути к вере.

Перед сном у Лилиан состоялся разговор с матерью, представлявший собой в основном наставления и поучения. Она в очередной раз убедилась, насколько они разные люди, и назло ей дала волю своим фантазиям. То, что было создано её взрослым разумом как невинная игра, теперь разрослось со всем размахом необузданного детского воображения. Её Идеал ожил в реальности и обрёл дыхание, а также свою особенную, пока невидимую чужому глазу красоту. Он очнулся в неизвестном саду под опавшими листьями, словно заживо погребённый, страдая от удушья и уже тоскуя по свободе божественного полёта. Лилиан даже не успела назвать Его по имени, а позже и вовсе решила, что оно Ему не нужно. Любое земное имя, подумала она, будет слишком низменным и грубым для Его утончённой божественной природы. "Ну до чего же неправильно, просто ужасно, что у Ангела нет крыльев, и он вынужден уснуть в чьём-то саду", - с сожалением подумала она. Поэтому, заботливо укутав своё прекрасное создание теплотой одеяла и погрузив Его голову в нежную мягкость перовой подушки, она оставила Его у себя до утра.

II) ЗЕМЛЯ

Утром никто из домашних не задавал Лилиан никаких вопросов. Что удивительно, все воспринимали Его не как незнакомца, появившегося из неоткуда, а как старого друга семьи. Очевидно, творение в её случае предполагало идеальное вписывание нового персонажа в историю их жизни. И только Лоуренс, спустившись к завтраку немного позже остальных, при виде Его выказал некоторое волнение. Обычно весёлый и щедрый на проявление семейной привязанности, на этот раз он быстро отвел глаза, сдержанно поприветствовал мать, поцеловав ей руку, как того требовали приличия, и быстро сел на своё место за столом, не проронив больше ни слова. Тому, кого отныне все считали наречённым Лилиан, он лишь коротко кивнул, а сестру не удостоил даже взглядом. Все удивились этим переменам, но никто не стал беспокоить его, объяснив такое поведение усталостью и летней жарой.

Позже, скучая на прогулке и пытаясь хоть как-то развлечься пересадкой садовых растений в специальном сарайчике, Лилиан неожиданно поранилась о невидимые шипы, но, казалось, не обратила внимания ни на кровь, выступившую на изящных бледных ладонях, ни на порванное колючками красивое платье. Любуясь утренним покоем Природы, Лилиан снова заговорила с Богом: "Ты простёр над нами небесную твердь, словно огромное зеркало. Может быть, ангелы - это всего лишь отражения наших душ, а своих у них нет?". А тем временем тёплые южные ветры убаюкали землю и уже покачивали облака, проплывшие будто сквозь разум девушки и очистившие его. Она с иронией подумала, сколь может быть выгодно создавать ангелов за определённое вознаграждение. Однако останавливаться на этой мысли не стала ...

За ленчем Лилиан вообразила себе Его, глядя на сэндвичи с огурцом. Разумеется, они употребляли в пищу только экологически чистые овощи, ибо мать заботилась о здоровье семьи. Тонко нарезанные ломтики и правда были так свежи и небрежно красивы, что она невольно засмотрелась на них. Братья же, похоже, отнеслись к этому чуду кулинарного искусства с меньшим энтузиазмом. Наконец Он решил начать беседу: "Наша нация теряет мужественность", - сказал Он, откашлявшись. "Спортивные тренировки просто жизненно необходимы для поддержания силы нашего народа". И, взяв под руку Лоуренса, Он повёл подробный диалог об играх на свежем воздухе. Мама, сидевшая рядом и до сих пор молчавшая, теперь обратилась к Лилиан: "Завтра пойдём в церковь, дорогая. Мне кажется, что и твой жених разделяет моё намерение. В последнее время Он всё чаще выказывает недоверие к интеллектуальной работе и просвещению, предпочитая уделять внимание физической форме. Боже, благослови рыцарство!" Лилиан молча взяла яблоко и, надкусив его, мысленно вздохнула: её уже давно тревожила Его отстранённость и некая холодность по отношению к ней. При этом Он оставался безупречно вежлив и даже заботлив. Просто образец галантности. Но было ли такое поведение в порядке вещей? Она размышляла: "Раз уж все знают о нашей помолвке, думаю, один поцелуй не только не перебьёт нам аппетит, но и послужит прочной основой счастья в браке".

Вечером они остались наедине, и, ощутив близость, вдохнув аромат волос, оказались во власти извечных, старых, как мир, соблазнов. Это опьяняющее наваждение словно взорвало Лилиан изнутри. Однако, Он, будучи уже пресыщен всевозможными искушениями, признался, что на самом деле всегда руководствовался только естественными инстинктами, но никак не чувствами, эмоциями или разумом. Лилиан задумалась. Возможно ли, чтобы такой блестящий джентльмен оказался животным, не знавшим ничего, кроме примитивных потребностей?

Несмотря на все сомнения и сложности, день свадьбы приближался и наконец настал. Лилиан в своём длинном белом платье в волнении запиналась, произнося слова клятвы, а при выходе из церкви они оба на мгновение были ослеплены солнечным светом и споткнулись, наступив на рис, который гости бросали под ноги молодожёнам. И вдруг она поймала себя на мысли, что начинает беспокоиться, ведь жених уже довольно долго пренебрегает поцелуями. Счастливая мать невесты вытирала слёзы, ссылаясь на попадание в глаза острых рисовых зёрен. Леди не подобает проявлять излишнюю эмоциональность. "Официальные приёмы очень к лицу молодой девушке", - говорила она, радостно улыбаясь и поправляя причёску. А Лилиан, cтоя под свадебной аркой, нервно кусала губы и краснела, ловя на себе вульгарные взгляды мужчин. В тот момент она была абсолютно беспомощна и не могла ни о чём думать. Её новоиспечённый супруг был рядом, держа молодую жену под руку, но, казалось, совсем не замечал её душевных терзаний. Он принимал поздравления, приветствовал гостей, поддерживал короткие диалоги, сохраняя на лице выражение спокойной радости. Его ровная, сдержанная и в то же время открытая улыбка аристократа подтверждала всю глубину слияния его натуры с маской благоразумия и приличия, необъяснимым образом закрывшей Его Ангельскую природу. "И откуда в нём появилось столько лицемерия?" - обречённо вздохнула Лилиан.

Лоуренс пристально смотрел в пространство, и его застывший взгляд выражал глубокие чувства. Он снова и снова вспоминал ту душную летнюю ночь, когда проснулся, будто от сильного толчка, задыхаясь и почему-то явственно ощущая запах мёртвых осенних листьев. Душу будто кто-то высасывал из груди через соломинку, причиняя такую боль, какой нет названия ни на одном из человеческих языков. Он чувствовал что некто очень сильный и безразличный в эту самую секунду режет его сердце пополам, нимало не заботясь или же просто не зная о последствиях. Лоуренсу стоило невероятных усилий, чтобы понять, что всё его существо, его неделимая природа теперь нарушены и потребуется немало усилий, чтобы их восстановить. Тоска накрыла его холодной гранитной тяжестью, и он многое дал бы, чтобы это была тяжесть могильной плиты: в тот момент смерть казалась ему желанным спасением от той жуткой пустоты, что образовалась после грубого вмешательства в его глубинную суть. Юноша был раздавлен этой нелепой забавой, а тот факт, что он не знал, чья именно это была забава, окончательно, почти физически убивал его, заставляя чувствовать себя безвольной куклой в руках всесильного и равнодушного кукловода. За остаток ночи, после того как он заново научился дышать, двигаться и мыслить, Лоуренс отчётливо осознал, что в дальнейшем должен научиться жить с половиной души. Не самая ужасная перспектива, если учесть, что многие живут вовсе без неё. Он почти смирился со своей новой участью. Почти...

Конечно, в глубине своего раненого, истекающего кровью, но всё ещё живого сердца, юноша надеялся, что его мучитель смилостивится и вернёт ему целостность. Все его надежды развеялись, когда, собрав себя по кускам и придав им вид прежнего Лоуренса, он спустился вниз утром. Ещё на лестнице он ощутил странное, непреодолимое желание бежать навстречу чему-то важному и одновременно от этого: столь велика и непостижима была его важность. В столовой он, как обычно, увидел всех обитателей дома, включая нового члена семьи. Лоуренсу не понадобилось даже вглядываться в Его тёмно-карие, почти чёрные глаза, чтобы понять и представить всё в деталях. Теперь он знал и о невинном капризе сестры, и о тайне сотворения Ангела, и о том, где теперь была сокрыта часть его собственной души. Воистину, более причудливой шутки и более изощрённой пытки выдумать было нельзя. Трепещущим искрам их сущностей никогда не гореть одним пламенем. Конечно, для облегчения страданий можно было уехать в самый дальний уголок мира, лишь бы больше никогда не смотреть в эти глаза цвета ночи, не видеть в них частицу своего внутреннего света. Вот только от себя (от Него) не убежать...

Такие безрадостные мысли Лоуренс перебирал в глубинах сознания, как старинные вещи на чердаке. А в это время их с Лилиан младший брат снова и снова шёпотом возносил к небесам молитвы, в которых просил сделать его следующим Лучшим в Мире Мужчиной.

III) ВОДА

В ближайший тёплый спокойный денёк вся семья собралась на побережье. Лилиан заранее позаботилась о закусках для пикника. Влажный солёный воздух почему-то пробудил у всех расположение к приятной интеллектуальной беседе. Тема была выбрана на редкость подходящая: крещение младенцев и определения в христианстве Зверя. Повсюду были расставлены велосипеды и бутылки с холодным чаем, многие отдыхающие играли в мяч. В целом на пляже царила приятная атмосфера спокойствия и расслабленности, и только внутри их маленького общества чувствовалось напряжение. Пока все были заняты разговорами, Он молча лежал, прикрыв глаза, под душной тяжестью сухого горячего песка, а Лоуренс также безмолвно стоял рядом во всей своей античной красоте. Друг на друга они почти не смотрели. Он был совершенно измучен жарой и собственными странными ощущениями. Липкие огненные ручейки пота, зарождаясь под извивами иссиня-чёрных волос, стекали между бровями по щекам или терялись в прорези алых губ подобно хрустальным потокам, берущим начало под изумрудным пологом деревьев и мчащимся среди скал, чтобы напоить собой зачарованное горное озеро. Некоторым, особо быстрым и полноводным, повезло вырваться на свободу, продолжить путешествие по крутым изгибам шеи и достичь широкой, дышащей полуденным зноем равнины груди.

В голове Его навязчиво крутилась одна и та же строчка: "Освежи меня яблоками, ибо изнемогаю я от любви". Мысль эта беспокоила его уже давно, но Он не стал её отгонять. Только внутри собственного разума Он мог хотя бы ненадолго стать самим собой и разобраться в своих чувствах. За тот краткий срок, что Он пребывал в этом сложном и противоречивом мире, Его душа только и делала, что терзалась, скучая по свободе, небесной Гармонии и единению. Оказывается, иметь душу так мучительно... А о том, сколь невыносимо иметь лишь её половину, Ему напоминал каждый взгляд, украдкой брошенный на силуэт Лоуренса, чётко очерченный на фоне небесно-морской лазури. По Его лицу вдруг пробежала болезненная судорога. В последнее время Ему всё сложнее давался контроль над тем примитивным животным началом, которое так и рвалось изнутри, требуя полной власти над Ним. Он никак не мог допустить, чтобы это пугающее, абсолютно чуждое Его природе Нечто одержало победу. Все эти внутренние потрясения причиняли ему глубокую, пронзительную боль, часто переходящую в физическую. Но ради отблеска Божественного света в этих нефритовых глазах Он будет продолжать бороться. Ведь дышал он теперь не только за себя.

Солнце постепенно начинало клониться к западу, покрывая замысловатой золотой вышивкой бирюзовое полотно моря. Лилиан отделилась от компании и нашла уединение на небольшой скале, выступавшей из воды почти у самого берега. Она вела себя отстранённо, выглядела немного усталой и сидела тихо, устремив потерянный взгляд на водную гладь и безнадёжно размышляя о бессмертии. Сидя у кромки воды, она взглянула на Него и сердце её наполнилось разочарованием. Но разум не сдавался и поспешил выдумать очередную причудливую фантазию. Она подумала о том, что лучше было бы сотворить не ангела, а тритона, волшебное создание из морских глубин, и проводить время с ним и его друзьями. Её переживания постепенно раскручивались, сгущались, пронизывая окружающее пространство почти видимыми трепещущими нитями, и наконец вылились в новую вспышку магии, приняв форму красавца-тритона. Его мраморная кожа, мало знакомая с дневным светом, почти прозрачная в своей белизне, была покрыта узорами артерий. Всё его тело греческого бога переливалась отражением солнечных лучей в струйках воды, стекавшей по обнажённому торсу к бёдрам, покрытым влажной блестящей чешуёй, вобравшей в себя все цвета радуги. Каскады чёрных локонов, спадавших на плечи пахли солью и светом, а аквамариновый огонь его глаз, казалось, хранил все тайные желания самого Океана. Вместе с ним в волнах появилось ещё несколько таких же грациозно-неспешных созданий, будто рождённых от союза моря, солнца и ветра. Они беззаботно наслаждались жизнью, не замечая свою создательницу. Тритон, представший перед Лилиан, несомненно, был готов показать ей всю завораживающую красоту манящих глубин и удивительное волшебство моря, но когда их руки уже готовы были встретиться, девушка вдруг резко отдёрнула свою. "Я освобождаю вас", - еле слышно прошептала она. В следующий миг тритон исчез в сапфировых изломах волн вместе со своими собратьями. Лилиан тяжело вздохнула: "Что ж, это к лучшему. Было бы неприятно вновь быть разочарованной".

Никто из присутствующих не обратил внимания на новое чудо. Все были заняты своими делами, особенно Лоуренс, который с беспокойством наблюдал, как Он, никем не замеченный, поспешно направился к лесной тропинке, зажимая уши, словно ему надоели звуки этого мира.

Юноша последовал за Ним и, дойдя до развалин древней церкви, вошёл в старинную ограду и обнаружил Его у увитой плющом стены. Некогда изящный готический фасад здания ныне был почти разрушен. Сквозь крышу местами просвечивала легкомысленная лазурь неба, а в окна заглядывали любопытные молодые вязы. Плющ скрывал их под плотной завесой своих стеблей, слитых в беспокойных объятиях. Лоуренс заметил, что кончики Его ушей были теперь слегка заострены, как у лесного эльфа, и всё ещё влажны от морской воды. Солнце изливало на них золотые нити лучей, оттеняя Его правильные черты ровным мягким светом. В тот момент непроглядная ночь этих глаз, прятавшихся в своём трогательном стеснении под защиту пушистых ресниц, значила для Лоуренса больше, чем вся Вселенская мудрость, а плавные изгибы губ цвета лесной земляники могли перевернуть для него весь мир. Юноша стоял, подобно греческой статуе, не решаясь не то что взглянуть или заговорить, но даже подойти к Тому, биение чьего сердца он слышал каждую секунду, начиная с той тягостной ночи. Он сам нарушил оцепенение, подойдя к Лоуренсу так близко, что смог ощутить его робкое прерывистое дыхание. Не понимая своих действий, возможно, уже не контролируя их, Лоуренс протянул руку и осторожно дотронулся кончиками пальцев до Его светло-золотистой, расшитой бисером испарины, щеки. Эта гладкая кожа будто светилась изнутри, источая потоки невидимой энергии их общей души. В тот самый момент естественное единение их сущностей наконец было восстановлено, и природные инстинкты мгновенно завладели обоими. Его шёлковый язык, казалось, загорелся, когда Лоуренс принял Его ласки. Этот неземной огонь осветил и очистил затуманенный, почти угасший разум, не позволив социальным стереотипам и благоразумию поднять тревогу в его душе и затушить пожар. Да и настолько ли их желания и чувства были грубы и примитивны? Ведь самый главный человеческий инстинкт, Любовь, сродни инстинкту самосохранения, ибо упорно ведёт любящего к любимому, предотвращая муки и медленную смерть от одиночества. Лоуренс не нашёл в себе сил оторваться от бархатной карамели Его губ, наслаждаясь каждым мгновением их отныне и навеки скреплённого союза. "Да лобзает Он меня лобзаньями уст своих!" Разве автор этих строк в бесконечной своей мудрости не провозгласил Слияние двух душ через красоту? Между ними так и не было сказано ни слова, но зачем всё усложнять словами, если двое уже дышат как один?

Но, увы, земная жизнь устроена так, что даже моменты абсолютного и ясного Осознания конечны. Занавес из плюща приподнялся и Лилиан появилась в разрушенном дверном проёме алтаря. На её фарфорово-бледном лице читались недоумение и решительность. В тот момент она выглядела одновременно как непорочная дева и блудница. В следующий миг Он одним резким движением сбросил с себя одежду и в мгновение ока обернулся огромным волком. Трансформация произошла настолько стремительно, что Лоуренс, всё это время стоявший рядом, даже не успел понять, что произошло. От ужаса он совсем не чувствовал ног и мог лишь прижаться к холодной стене и переводить растерянный взгляд с Него на сестру. Вместе с тем, в глубине души юноша знал, что Он на самом деле всего лишь принял форму отражения его собственного состояния, подобно зеркалу. Неужели ангелы склонны к ликантропии? В таком случае, разве они суть не те же животные, чья звериная природа лишь немного смягчена лёгким налётом человечности? Но кто может быть уверен в природе самого человека?

Зверь вплотную приблизился к Лоуренсу и остановил свой страшный лик в нескольких сантиметрах от его лица. Он чувствовал на себе Его пряное горячее дыхание. Несколько жгучих искр, вылетевших из бездонной чёрной пропасти Его глаз, упали на руку юноши. Они обожгли ладонь, но он даже не обратил внимания на эту боль: огонь, во сто крат более сильный, в эту самую минуту пожирал жалкие остатки его сердца. На мгновение Зверь опустил голову, словно колеблясь в принятии мучительного решения, затем резко развернулся в сторону выхода и в три прыжка скрылся в лесной чаще. То, что Он предпочёл сбежать из развалин вместо того чтобы растерзать беззащитных перед ним человеческих созданий, лишний раз убедило Лоуренса в том, что предметы, явления и люди не всегда есть то, чем видятся нам.

IV) ОГОНЬ

Однажды, под влиянием мимолётной прихоти, Лилиан в голову пришла любопытная идея. "Я снова надену моё белое свадебное платье и устрою охоту на Зверя, что скрывается внутри". Прежде чем идти на это рискованное предприятие, она основательно вычистила двуствольное ружьё. Эта процедура была для неё столь же необходима, сколь и обременительна. Выполняя её, она только ещё больше погрузилась в мысли о своих страхах по поводу собственного возможного помешательства на сексуальной почве. В свете последних событий это было вполне допустимо. Наконец она поднялась со своего уютного места у камина и вышла в лес, который за последние несколько часов сменил свои зелёно-солнечные краски на кроваво-красные, коричневые и жёлтые тона осени. "Папочка бы оценил такую шутку Природы", - подумала Лилиан. Царственные деревья в багряных одеяниях расступились перед ней, давая дорогу.

В своём призрачно-белом платье Лилиан, казалось, плыла меж торжественных стволов. В этом огромном живом дворце царства Дриад ей не понадобилось много времени, чтобы обнаружить неосторожные следы на узорчатом лесном ковре. На тихой поляне, окруженной колоннами вековых дубов, словно в тронном зале, она нашла Того, кого искала. Девушка успела отметить, что Его лицо и верхняя часть тела вновь приобрели свой естественный человеческий облик, но наполовину Он всё ещё оставался волком. Бесшумно скользя по усыпанной листвой земле, она неожиданно предстала перед Ним, напугав звуком выстрела. На его оливковой коже появилось рубиновое пятно, пролившееся несколькими пламенными каплями на живот, а сам Он, истекая кровью, медленно опускался на колени, к ногам безжалостной охотницы. Та же стояла неподвижно, будто статуя Дианы, и смотрела на свою жертву с отчаянным, безудержным сожалением. В её спутанные мысли прорвался голос, настойчиво повторявший одну фразу из Библии: "Дух человека - есть светильник, испытывающий все глубины сердца". И Лилиан показалось, что она поняла смысл этих слов: "Ты перепутала моральные противоречия с суждениями и желаниями сердца. Ты можешь контролировать мою внешность, но не имеешь власти над моей природой. Человеческой природой, которая суть всего лишь твоё творение, но не идеал. Твой собственный Создатель дал тебе тело и дух, но разве не наделил при этом и правом выбора? Он даёт форму и все возможности для того, чтобы наполнить её содержанием, но в какие цвета будет впоследствии окрашена суть, зависит уже только от самого создания. Моя же беда в том, что я пробуждён к жизни тобой, а ты не истинный Творец. Когда ты уверила себя в абсолютной животности моей натуры, я начал превращаться в Зверя, но это означало только, что ты меняла мою внешность сообразно своим представлениям, не более того. Ведь ты могла лишь подарить мне оболочку, но заполнить её душой не в твоих силах. И всё же я получил её, забрав часть у другого живого существа, и всё это время мы оба испытывали такие муки, что нынешние страдания от раны кажутся мне облегчением". Голос говорил тихо и умиротворённо, но вдруг затих, словно захлебнувшись. Лилиан опустилась рядом с умирающим Зверем и нежно погладила его грудь и живот. В свете угасающего солнца сквозь багрянец листвы Его тело казалось вырезанным из янтаря. На её пальцах остались капли крови. Настоящей крови. Она больше не винила Его в том, что не смог стать её Идеалом. За что она возненавидела Его? За следование собственному естеству? За желание увидеть свою душу в другой душе? Разве не все люди ищут того же, порой изнывая и тоскуя всю жизнь, а в итоге умирая в терзаниях? А у Него был шанс обрести гармонию. Был...

У Лилиан появилось настойчивое желание остаться рядом с Ним в те короткие мгновения, что были Ему отпущены. Здесь, посреди осеннего леса, на широкой поляне под покрывалом из опавшей листвы Он увидит свой последний сон. Он был беззащитен перед своей создательницей, она тоже должна стать беззащитной перед Творцом. Лилиан медленно обнажилась и легла рядом с Ним на золотисто-алый покров. Сбросив с себя белое платье, она будто избавилась от личины мнимой добродетели, столь тяготившей её все эти годы, и обрела своё истинное лицо. Взглянув на Него она увидела, что Он также стряхнул с себя образ волка. Теперь они оба были свободны. Его голова покоилась на её груди, абсолютно нагой и естественной, подобно языкам пламени, медленно поглотившим чудесное подвенечное платье. Такими, открытыми и спокойными, Лоуренс и обнаружил их некоторое время спустя. Он не произнёс ни слова, только осторожно сел рядом, приподнял Его за плечи и крепко обнял. Сколько он так просидел, перебирая Его мягкие тёмные волосы, всё ещё хранившие запах моря, юноша не знал. Время словно остановило свой бег и вместе с ним созерцало красоту Смерти. Однако мысли его продолжали течь в своём непостижимом направлении, и чтобы поймать их ход, Лоуренсу потребовалось буквально силой вырвать себя из странного оцепенения, в котором он и сам постепенно терял своё дыхание. "Она создала Его силой собственного Желания. Но ведь Он был моим. Нет, Он был Мной, частью Меня. Физически и духовно мы составляли одно целое. Такова была наша общая природа, и пойти против неё никто не в силах. Она забрала у него то, что дала - Жизнь. Но что есть жизнь? Дыхание? Оно было у нас одно на двоих. Чувства? Именно они дали нам единый дух. Восприятие окружающего мира? Но оно ведь так субъективно... Да и существовал ли этот мир вне нас самих, за пределами Нашего общего сознания? Выходит, что друг без друга нас быть не может? И всё же я есть... Тогда посмотрим на это под иным углом. Любое отрицательное суждение можно вывернуть наизнанку и получить положительное. А если так, то утверждение "Одному из нас не жить без другого " превращается в "Пока живёт один, живёт и другой". Он жив, и сомнений в этом быть не может. Она не убила Его, а лишь освободила, приняв Его природу и дав второе рождение в истинном обличье. Нужно дать Ему время, а потом просто разбудить". Погруженный в свои рассуждения, Лоуренс не сразу заметил, как чья-то лёгкая рука ласково, но крепко сжала его плечо, а потом робко погладила шею, словно наощупь отыскивая дорогу к мыслям. Очнувшись от своего полусна, он опустил взгляд: перед ним были две чёрных бездны Его глаз, своим пристальным взором тянувших к себе душу влюблённого. Затем они на мгновение оставили Лоуренса, устремившись к небу, в котором умирал последний луч вечерней зари. "Темнеет", - медленно произнёс Он умиротворённым голосом. "Пожалуйста, отведи меня туда, где много света". "Нам не нужно никуда идти", - ответил юноша, нежно прочертив ладонью линию от Его лба к губам. "Теперь у нас всегда будет много света".

Неожиданно Лоуренс вздрогнул всем телом: мысль о сестре молнией ударила его изнутри. Несколько часов назад он почувствовал сильное жжение в области живота, а затем ощутил, как по венам медленно растекается Смерть. С того момента он, убитый горем, и не видевший ничего вокруг, буквально инстинктом понял, где искать Зверя, но ни разу не вспомнил о Лилиан. Сейчас она лежала перед ним, прекрасная в своей уязвимости, и казалось, что дыхание её остановилось. Лоуренс осторожно, будто хрупкое сокровище, переложил Его голову на подушку из листьев, затем встал и подошёл к девушке. Она была бледна и совершенно неподвижна, но грудь слегка вздымалась при каждом вдохе, неверном, будто угасающее пламя свечи. Лоуренс медленно погладил её волосы, вложив в этот жест всю неизбывную любовь и нежность к сестре, и крепко поцеловал её холодный, слегка влажный лоб. Лилиан едва заметно пошевелилась, затем глубоко вдохнула застывший в ожидании чуда воздух и резко распахнула глаза навстречу сумеречному небу, обрамлённому червонной рамой древесных крон. Робкие первые звёзды поприветствовали её со своей невообразимой вышины. Увидев брата, она улыбнулась, но тут же по её лицу скользнула тень страха. Одними глазами она задала свой немой вопрос. Он кивнул, даже не пытаясь подавить в себе ощущение всепоглощающего счастья, медленно заполнявшего каждую клеточку его организма. Больше не перед кем было притворяться. Вернувшись к Нему и снова ощутив на щеке Его дыхание, Лоуренс решил пока не омрачать радость Пробуждения. И лишь дома, увидев заплаканные глаза Дэвида, Лилиан сама догадалась, что беда в тот необычный день пришла, откуда не ждали.

Высокие потолки церкви, как ни странно, давили на всех присутствующих на прощальной мессе, и Лилиан тайно завидовала тем, кто остался за пределами траурного зала по причине нехватки места. Проводить в последний путь её мать явился, казалось, весь Лондон и ещё половина Англии. Весть о её внезапной и трагической смерти от сердечного приступа облетела город буквально за несколько часов. К утру семья уже начала получать письма и открытки с соболезнованиями, многие приезжали лично, оставив все свои дела, чтобы выразить сочувствие её близким. Разумеется, в положенный срок были организованы пышные похороны, на которых отец произнёс длинную, скорбную, но тем не менее, безупречно выдержанную речь. Вообще, в тот день желающих сказать своё печальное слово было много, но все их выступления сводились к одному: эта женщина была образцом достоинства и порядочности, и у престола Создателя теперь станет на одну чистую душу больше.

После прощания Лилиан с Ним и братьями задержались у гроба. Никто из них не смел нарушить тишины, и девушке казалось, что она слышит, как подрагивают влажные от слёз ресницы Лоуренса, крепко, до боли сжимавшего Его руку. Она чувствовала, как отчаянно колотится сердце Дэвида, и искренне желала облегчить их боль. Но мир, в котором каждый должен побеждать демонов своей души самостоятельно, не мог предоставить ей такой роскоши.

"Я всегда была уверена, что у матери вообще нет сердца", - задумчиво произнесла Лилиан среди общего молчания. "Тем более странно, что наши честные признания заставили его остановиться. Что ж, теперь мы, по крайней мере, знаем, что оно всё же билось. Незримая и бессмертная, отныне она будет вечно продолжать играть по правилам. Но пламя Адского Огня и Святого Духа горит одинаково". Закончив свою речь, Лилиан снова обратилась мыслями к Земному, вернув в бренный мир и свою мать. Она впервые почувствовала, что наконец была полностью довольна простотой смертной жизни.

* Оригинальное название рассказа "The Angelus". Так называется католическая молитва (а также некоторых протестантских течений), произносимая три раза в день - утром, днём и вечером. Полное название - Angelus Domini, "Ангел господень". Состоит из трех текстов, описывающих тайну Боговоплощения, перемежаемых молитвой "Радуйся, Мария", а также заключительных молитвенных обращений к Деве Марии и Богу-Отцу. Сопровождается колокольным звоном, который также называют "Ангелус"

Оставить комментарий © Copyright Грэй Эвита Размещен: 24/04/2017, изменен: 24/04/2017. 36k. Статистика. Рассказ: Переводы Переводы Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Работа с этой историей для меня была очень необычной. Оригинальное стихотворение автора "The Angelus" я перевела,разумеется, прозой. И, конечно же, весьма вольно (переведённые отрывки выделены курсивом). И так вдохновилась, что решила немного "расширить" его. Что из этого получилось, судить только читателям))

Грэй Эвита : другие произведения.

Молитва*