Во время написания этой истории умер мой отец,
Но я не имела к этому отношения...
Я смотрела на мир восхищенными глазами.
(название на рукописи выведено кровью автора
или чужой кровью - экспертиза ДНК не проводилась)
"Изгоняешь Ты меня сегодня с лица земли,
и скроюсь я от лика Твоего,
и буду вечно скитаться по земле,
и будет тогда: первый встречный убъет меня..."
Холодные руки были твоими,
Одеревенелое лицо было твоим.
Но ты не был здесь.
Thanatology
(Written by Spawn)
"Будьте осмотрительны в выборе того,
кем вы притворяетесь.
Потому что это и есть вы" Курт Воннегут
Я всегда знала, что это - не я. Я - это красотка из боевика, сильная и наглая. Я не могу быть просто привязанной к столу, как разделочной доске. Я не могу сидеть на цепи, как блудливая сучка и жрать землю от голода. Это не я. Это уже не я.
Мой первый опыт оказался неудачным и не принес ничего, кроме долгожданного облегчения: теперь - такая, как все. Никто и не подозревал, что это не так. А может мне просто хотелось верить, что также легко одним махом лопнет мыльный пузырь почти классических фрейдовских заморочек, которыми щедро снабдил меня отец. Цинизм по отношению к себе всегда помогал. На этот раз он лишь положил начало. Второй мужчина думал, что он, как минимум десятый, а десятый уже верил, что он максимум второй.
Когда-то Викта уже видела этот взгляд.... Впрочем, нет! Этот нагловатый голодранец (хотя, мобильный баксов на 400 потянет и часы не из дешевых - вдруг украл?) был ей абсолютно незнаком. Более того, она точно знала, что хоть кто-то из этих навязчивых валютчиков и кидал, топчущихся в любую погоду возле обменника просто обязан был упасть в обморок, провожая ее округлые покачивающиеся бедра или встретившись взглядом с ее - темным и влажным, слегка отрешенным, а может заносчивым. Липкие взгляды - она их чувствовала почти физически, четко вычисляя степень произведенного своей драгоценной персоной впечатления. Но этот... Сухие, обветренные бледные губы, такие же блеклые, почти белесые маленькие глаза с воспаленными поросячьми веками, двухдневная щетина с проседью, крупный хохляцкий мясистый нос, за шумной болтливостью - беспроглядная серость. Верхняя губа - крупная с прорезью. Пожалуй, слишком навязчив. "Опять ничего не куплю ребенку", - пронеслось в голове. Отмолчаться не получится:
--
Что? Ну, конечно же, для себя здесь выбирать нечего. Еще бы! Ребеночку все равно в садик таскать.
--
Я тебя прошу. Тете по ушам поездила, дернула свитерок - и все. Купить любой может, а вот потянуть...
(Да, ну и тип. Телефон... Зачем я даю ему номер телефона. Мобильный у него красивый и дорогой. Ну ладно. Позвонил - проверил).
--
Не доверяете? - произнесла вслух.
--
Привет, просто хотел услышать, как он у тебя звонит.
--
Ну и как?
--
Поставь себе нормальный звонок. Пойдем, я тебя подвезу. А ты уже думаешь, ну все, попала. Сейчас завезет, золото отберет. Останусь без кошелька. Цепочку бедная так нервно поправляешь. Думаешь, сейчас посадит в машину, ограбит. Боишься?
--
Нет, у меня пистолет есть.
Он взглянул на нее с интересом. И тут же вновь "поймал" насмешливую болтливую манеру:
--
Что ты стала, это не моя машина. Вот, садись. Тебя куда отвезти.
--
В областную больницу.
--
Ты что, болеешь?
--
А что, похоже? Нет, мне просто надо встретиться там с людьми.
Ее ожидания не оправдались. Бордовая "восьмерка", в которую она не без брезгливости села, была неимоверно грязной, правое крыло прогнило до огромной дырищи. Рваные смятые чехлы грязного скорее от жизни, чем от природы серого цвета, пыльный салон. Зато на самом виду, рядом с пластмассовым чудиком-страшилкой на панели - пластиковая карточка Visa.
--
В тебя что стреляли? - с издевкой и отвращением спросила.
--
Нет, просто она долго простояла в милиции, - пристальный взгляд. И опять тирада:
--
Как называются твои духи. Ну, ты молодец, на тебя прям приятно посмотреть. А то, вон, - он небрежно кивнул в сторону проходящих по тротуару то ли школьниц, то ли студенток. - На ночь котлет понаїдаються, - он нарочито перешел на распространенный в центральноукраинских регионах суржик, - Мамка каже, ой доцю, яка ти ж в мене гарна. Кушай, доця. Познакомилась с парнем и думает: боже як же я з ним пiду, в мене ж ляшки товстi i целюлiт на жопi...
Вика ушла в себя, перестав вслушиваться в этот бред. Слишком громкая и однообразная музыка с шумом рвалась из динамиков и выводила ее из себя. Ну и вляпалась! Ну, хоть не пешком по этой грязище шла. Прислушалась.
--
Я просто хочу тебя угостить чем-то, сходим куда-то один раз, и если захочешь, сотру твой номер из памяти телефона.
--
Ладно, звони.
Чтоб отделаться все средства были хороши. Фу-у-у. Микки Рурк хренов. От него приятно пахнет - все, что вынесла она из этого, в целом, малоприятного знакомства.
***
Эпидемией юношеских самоубийств был отмечен выход в свет романа Иоганна Вольфганга Гете "Страдания юного Вертера", в котором герой застрелился из-за неразделенной любви. Молодые люди, оказавшиеся в ситуации Вертера, стрелялись прямо с книгой в руках, а в букинистических магазинах того времени за огромные деньги продавались экземпляры романа, облитые кровью самоубийц...
(Из дневника неслучайных знаний)
***
Набутый настороженно вздрагивал каждый раз, когда знакомые убоповские рожи начинали шнырять поблизости. В тот день они, видно, снова проводили отработку. Не успели валютчики выкурить по сигарете, как их загребли в милицейский воронок и доставили в отделение. Набутый успел заблокировать мобильный, скинуть лишний "груз", а вот с наручными часами пришлось распрощаться сразу же по прибытию.
Он позвонил адвокату, получил несколько раз по почкам и тепер сидел вместе с луганскими гастролерами в актовом зале УБОПа, раздумывая, на сколько прийдется полинять в этот раз. Вопреки его самонадеянной уверенности договориться не удавалось - вставили родственника кого-то из милицейского начальства, и стражи рьяно взялись раскручивать маховик на всю катушку. Следователь - сопляк только что из юридической академии - зарвался и оформил дачу взятки. Дело приобрело нежелательный оборот.
Адвокат пытался его успокоить, но Набутый зверел, понимая, что ситуация вышла из-под контроля. Впрочем, зря. Дядя Женя помог и в этот раз. Правда, сумма уже была из разряда иной весовой категории, и это только усложнило ситуацию. Долговая удавка на шее Набутого стала плотнее.
Он чувствовал, что это подстава: кто-то наточил на него зуб, настучал. Иначе все не зашло бы так далеко. От адвоката он знал, что большинство его соплеменников выпустили практически сразу. Странно, что тот самый сопляк наверняка взял деньги у его братана, поскольку через несколько часов Серега преспокойно продолжил стричь дурных овец-селян на денежной лотерее. Может Серый стуканул чего-нибудь особенного о нем или специально сплавил? Неприятная холодная медуза глухой злобы и чернильной зависти снова колыхнулась в груди Набутого.
Братана Сереньку он не любил. Уж больно тот был фартовый. Ему все сходило с рук. Он умудрялся "швырять" неискушенных граждан при продаже автомобилей, "разводить" втупую на лохотроне, "вставлять" на обмене и покупке квартир, не перенапрягаясь при этом и практически не попадая в следующие обычно за "кидком" мошенника передряги. За небольшой срок он сколотил неплохие бабки, ездил на новеньком пятисотом белом мерсе и выстроил шикарный дом, в котором, правда, из-за разгульной жизни практически не бывал.
Его погоняло - Суета - как нельзя лучше отражало беспокойную неугомонную сущность Сереги. Ему, быть может, не хватало хладнокровия и выдержки в сложных ситуациях, да и донельзя отчаянным парнем его назвать было трудно. Зато он значительно превосходил других в умении без мыла влезть в доверие, а то и в душу нужным людям, "подлизать" и "подмазать" кому следует, не гнушаясь особо ничем. В его арсенале был широкий диапазон приемов, начиная с примитивного откровенного подобострастия, лести нужной толщины и привкуса, приседающей услужливости, а то и дебильновато-радостной простоватости, и до фигур высочайшего пилотажа,НЛП в действии, которые он выбирал интуитивно, звериным чутьем хищника, безошибочно чувствующего слабое место жертвы.
Суета не жалел времени и сил на встречи и общение с людьми, всегда оказывался в нужном месте и в нужное время, чтоб выпить пядесяшку и поговорить по душам, охотно делился с близкими тщательно, конечно, отфильтрованными, событиями своей активной и бурной жизни. Поэтому его, в отличие от Егора, обожала и боготворила мамаша, к нему прислушивался батя, который в случае с Гошей умел только поучать и капать на мозги. Набутого особенно бесило, что по этой же причине дядя Женя был от Сереньки без ума и заметно выделял среди других работничков ножа и топора.
Серый любил повторять, что разница между мошенником и аферистом в том, что мошенник сначала кидает, а потом где-то прячется и думает, что делать, а аферист - думает что делать, кидает и живет дальше - его просто не ищут, каждый раз при этом, как казалось Набутому, - подчеркивая "профессиональную" несостоятельность последнего.
При этом Серега смотрел на жизнь легко, верил в свою счастливую звезду и ни о чем особенно не переживал. Он не боялся людских проклятий, не параноил и главной гарантией собственной безопасности считал волю Божью. Впрочем, это было скорее следствием врожденной беспечности и эгоцентричной уверенности в собственной исключительности, нежели реальной набожности. Деньги для него не пахли, и мечтал он только о том, как сбив приличную сумму, уйдет в серьезный легальный бизнес.
Набутый сначала с ехидцей посмеивался над ним, но барахтаясь день за днем в своей навозной куче, не имея возможности ни рассчитаться с долгами, ни заработать на пристойную жизнь, ни изменить положение вещей, сталкиваясь с кучей проблем и с большим трудом зарабатывая куда меньшие, чем Серега, деньги, начал тихо ненавидеть свого "удачливого" младшего брата. Отношения у них были сложные, и Набутый никогда не взял бы у Серого ни гроша, ни совета - из самолюбия.
Тепер же ему не давала покоя мысль, что братан стучит, и в этом - один из секретов его "легкой жизни".
***
Тема 2. Каин и Авель
Цель: Познакомить детей с историей о Каине и Авеле.
Объяснить отношение общества и иудаизма к убийству.
Дать возможность детям задуматься над правилами поведения в обществе.
Необходимые материалы: две игрушки. Ход занятия:
Необходимо заранее предупредить детей, что история, о которой пойдет речь, будет грустной и очень важной.
Воспитатель разыгрывает историю Каина и Авеля. Обсуждая с детьми смысл истории, важно донести до них мысль о чудовищности убийства человека человеком. Важно разобраться и в том, почему Каин понес такое наказание.
Итогом разговора может быть обобщение на тему "что такое хорошо и что такое плохо". Воспитатель вместе с детьми вырабатывает правила поведения в детском саду. Они красиво оформляются и вывешиваются на видном месте, чтобы все помнили о них.
Дополнительные виды деятельности: Рисунок "Каин и Авель" в альбоме
(Дневник неслучайных знаний)
***
Поджидая знакомую, которая уже давно обещала отвести ее к врачу, Виктория анализировала ситуацию неожиданного знакомства. Он, конечно, позвонит. Можно не отвечать. А можно и пойти с ним куда-нибудь. В конце концов, мобильный и часы - это показатель. И вообще, если человек запал, почему бы ни насладиться своей властью. Может, это такой себе местный корейко, карточку видела? Или просто мальчик со ста долларами в кармане, мнящий себя богом и пускающий пыль в глаза малолеткам.
"В общем, посмотрим", - решила она, разглядев у входа высокую и по-прежнему, несмотря на возраст, неотразимую женщину в черном пальто. Татьяна Ивановна с трудом годилась ей в подруги, хотя этот союз молодости и зрелости был полезен обеим. Вика не переставала удивляться Татьяне. Ее неизменному оптимизму, модным нарядам, респектабельности, которой так не хватало ей самой, бесчисленным влиятельным знакомым, множеству поклонников и, главное, полному отсутствию страха одиночества и боязни перемен. Эта женщина, вырастившая и обеспечившая взрослого сына, обожавшая своего внучка, вела весьма светский образ жизни и совсем недавно ушла от молодого мужа. За ее шумной разговорчивостью и неизменной улыбчивостью почти невозможно было догадаться о том, что у нее на уме, и тем более на сердце.
Поднимаясь в операционном лифте, в котором почему-то густо пахло смолой, Вика размышляла о том, как все-таки безотказно действует на людей уверенность и наглость. Без Татьяны ее бы тут же поставили "на место" и отправили подыматься по лестнице для простых смертных, вернее больных. "Какое кощунство", - изумилась своему каламбуру Витка. В присутствии Татьяны ее постоянно мучил один и тот же вопрос. И как она умудряется находить богатых любовников постоянно. Может, спросить?
Врач явно их не ждал и был откровенно недоволен, что Татьяну, впрочем, ничуть не смутило. Однако, осмотрев и ощупав Викулины стройные ножки, сосредоточено что-то записывая в карточку, был уже не так раздражен и даже предложил ей почаще проходить осмотр. Задумавшись над необходимостью усовершенствовать свою внешность с помощью пары-тройки пластических операций, Виктория незаметно доехала до работы.
***
Кульпович уже ждал ее. И когда она, бросив сумку, по привычке решительно направилась в курилку, взбеленился и приказал секретутке Оксаане немедленно собирать совещание. Именно так звали секретаршу все - с протяжкой на букве а. Шеф имел обыкновение истерически звать ее по поводу и без (и не только днем). Бледнозеленая с гитарообразной фигурой Оксаана гордо несла свою истощенную грудь и неимоверной длины шею и с чувством полного административного превосходства в общении с сотрудниками в отношении патрона любила употреблять множественное число. При этом ее украинский был щедро припудрен русской орфоэпией. - Завуть. Срочно выкликають. -Заслышав знакомый до оскомы сигнал творческий коллектив со скрипом сползался в директорский кабинет.
Обстановка полуподвального помещения - бывшего обиталища рокеров и прочих неформалов - с первого же взгляда поражала едва ли не доведенным до абсурда отсутствием стилевого единства. Гремучей смесью несочетаемых цветов и оттенков, пестротой разнофактурных материалов, от дешевых плакатов-афиш, поклеенных вместо обоев, и неоднократно выкрашеных черной эмалью старых ДВПшных дверей - до новой гламурненькой офисной мебели "под орех" в сочетании с кофейного цвета жалюзи на большом - во всю стену - французском окне. Все новое - привнесла Витка, которую раздражала убогость "офиса" и то, что ее заставили переехать сюда из респектабельного кабинета в бизнес-центре. Так и не уговорив руководство потратиться на ремонт, она взяла хотя бы добро действовать на свое усмотрение и в течение месяца провернула несколько удачных и тогда еще вполне законных бартерных операций, в результате чего ее кабинет и, частично, другие помещения были приведены в божеский вид.
Оболенская раздражала шефа. Она была незаменимым работником, творческим, инициативным, прекрасным организатором. Но яркая, самоуверенная и нагловатая Виктория с трудом вписывалась в представления Алексея Ивановича о подчиненных. К тому же, она пришла в агентство гораздо раньше него и во время перетурбаций и массовых увольнений, связанных со сменой руководства, была едва ли не единственной, которой сам хозяин предложил остаться, да еще и с повышением в окладе. Он был генеральным, она - коммерческим директором, он - самодур и зануда, она - независимая и отвязная. Конфликт нетрудно было предугадать, и, скорее всего, вопрос ее увольнения был делом времени, нужно было только найти замену, но равноценной замены как раз не было и близко.
Вита вошла в кабинет последней, вальяжно расположилась напротив шефа и подставила ручку и щечку воздыхателям, которые тут же бросились с ней здороваться. Это было уж слишком.
--
Послушай, Виктория, это по меньшей мере смешно, ведь есть же какие-то нормы, на улице или в курилке будете облизываться, вы же не на гулянке.
Витка хмыкнула, небрежно дернула плечом и молча открыла блокнот, приготовившись записывать.
--
И еще, может потому, что я не курю, я не понимаю, как можно начинать работу в курилке. Я вроде не могу Вам запретить этого вообще, но я предупреждаю, что пустой траты времени в течение рабочего дня не потерплю и буду с этим бороться.
Вот именно, вам многого не понять на самом деле, - оборвала его Вика. - О чем мы собрались поговорить?
--
Я хочу, чтоб не только понедельник, но и каждый день начинался у нас отныне с совещания, чтоб каждый сотрудник составлял свой собственный план работы на день, а в конце дня отчитывался лично передо мной за его выполнение. Мы должны четко понимать, кто, сколько и чем зарабатывает.
--
Насчет чем, это интересная мысль, правда Женечка? - не удержалась и в этот раз Вика, подмигивая густо покрасневшей бухгалтерше, об адюльтере которой с директором не знала в рекламном (или не хотела знать по понятным причинам) только Оксаана.
Шеф взвился:
- Хватит, Оболенская! Что у нас сегодня?
Коллектив уныло молчал. Виктория бысто пролистала блокнот и затараторила: "Нужно продлить контракт с транспортной компанией, в работе материалы по жалюзи и копировальной технике, заказ на разработку кампании для "Голденс", обещал дать ответ Шалько, директор авиакомпании...Сегодня запись аудиорекламы для магазина детских игрушек и подписной кампании еженедельника "Час"...
Кульпович задумался о своем. Да, с этой стервой надо что-то делать, но
ее не так-то легко выбить из седла. Она способна была вывести его одним движением брови, но она - профессионал. Хотя его Женечка могла бы справиться не хуже. Она давно просила о повышении... Наверное. Какая разница. В конце концов, он сам готов взвалить на себя большую часть клиентов, лишь бы не видеть этой непрерывной издевки в глазах, темных, глубоких... Алексей Иванович резко прервал ее и себя.
--
Хорошо, за работу. Эдик, что у тебя. Вечером собираемся. Все свободны.
Генеральный с неудовольствием отметил, что первой, не оборачивась и не медля, вышла Оболенская.
Красивая, сволочь! И вздорная.
Викта додержала спину аж до собственного кабинета, ногой толкнула дверь и намеренно позволила ей громко захлопнуться за собой. Усевшись, она несколько секунд отстраненно рассматривала свое затемненное отражение в экране монитора, не отрывая взгляда от компьютера автоматически нащупала на столе зажигалку, не глядя отточенным движением пальцев вынула из пачки длинную тонкую сигарету, подкурила и неспешно с удовольствием затянулась. Придерживая сигарету одними губами, привычно затарахтела кончками ногтей по клавиатуре, слегка щурясь от едкого дыма.
***
Два основних инстинкта людской природы, постоянных раздражителей сознания и подсознательного: Эрос и Танатос. Тяга к жизни, к получению наслаждения, продолжению рода. И тяга к смерти - как неизбежности, как новой страницы бытия. Именно на отношении к последней строяться религиозные культы, подчас в своих извращенных формах стремящиеся к приближению заветного последнего часа.
Эрос противопоставлен танатосу изначально и принципиально. Соединение де Садом танатоса с эросом было идеологичной формой отрицания христианского подхода к сексуальным запретам, проповеди преуспевания порока в пику несчастной добродетели.
Но эрос как чувственная сфера витальности, жизненности человека противостоит танатосу вне идеологии всегда, когда дело рассматривают непредвзято. Танатос не имеет чувственной природы, смерть нельзя чувствовать, она нерациональна и сверхчувственна.
Исторический опыт подсказывает гибель любых сообществ, пытающихся соединять эрос с танатическими предпочтениями (Нерон, Калигула, фашизм, коммунизм); любые сообщества неустойчивы не по причине возникающих социальных запретов, а по причине безысходного чувственного тупика пресыщения или потери социальной мотивации, ибо финал игр с жизнью есть лишь бесчувственная смерть.
Именно поэтому оргиастическое умирание в эросе во время оргазма всегда более жизненно, более социально продуктивно, более устойчиво и более доступно...
(ДНЗ)
Результат утреннего рыночного знакомства Вики позвонил на следующий день, и лишь обида на любовника, который так некстати и без предупреждения поехал в командировку, подтолкнула ее к этой встрече. И еще его настойчивость, и уговоры встретиться хоть на час. Она долго юлила, прежде чем назначить место встречи: не хотелось далеко идти и мерзнуть на улице в ожидании Егора (никогда не общалась с парнем - Егором). В то же время, не хотелось светиться лишний раз, да еще и неизвестно с кем возле работы. Вика нервничала. Водитель иномарки, проезжавшей мимо, притормозил, но до того, как она успела рассмотреть его, вдруг, будто передумав, решительно проехал дальше, минуя перекресток, и остановился в пределах видимости. Она непроизвольно отметила: у машины остались включены габариты, и из нее никто не выходил. "Странное место для парковки", - вслух подумала Вика, и от этого внутри стало еще неприятнее, холоднее. "Вот блин, ну почему я не запоминаю номера знакомых машин, ведь уже не первый раз в дурацкой ситуации", - злилась она. "А вдруг это Артур за мной следит, может, командировка - понт, проверка на вшивость, или его люди присматривают, как девочка себя ведет. Тогда было - не было, не отмоешься. Решит, что я блядь, и ему парю мозги, - грубила сама себе Витка. Зачем я договорилась ехать. Я, кстати, этого Егора даже в лицо не запомнила, не говоря уже о номере машины".
Все это было совершенно некстати: и этот вечер какой-то неуютный и бестолковый, и эта встреча, которая была ненужной и - почему-то приходило на ум - опасной. Что за черт!
Наконец, по-прежнему невероятно грязная "восьмерка" остановилась в условленном месте, Егор приоткрыл дверь, и Виктория задумчиво и скованно уселась.
--
Как твое настроение, солнышко. Хочешь выпить? Я думаю с твоей шикарной фигурой ничего не случиться от маленького кусочка тортика и кофе. Поехали, посидим полчасика, а потом я отвезу тебя домой, - тараторил Егор.
Викта напустила на себя то состояние покорности или даже, по ее собственному выражению, амебности, которое, как ей казалось, должно привлекать мужчин в такой яркой девушке, как она. Ей нравилось облекать собственную персону неким флером секретности, таинственности. Нет, она умела и могла, конечно же, быть веселой, или страстной, или нежной, или дерзкой и даже грубоватой и циничной - в общем, обычно такой, какой ее хотели видеть. И она уже не всегда отличала себя от этих многочисленных псевдо "я". Но в этот раз внутренний дискомфорт не давал ей расслабиться. Мысль о машине за перекрестком не давала покоя. Проезжая мимо, она с неудовольствием отметила, что иномарка ("Не заметила даже модель", - пронеслось в ее голове) моргнула левым "поворотом" и тронулась следом. Зеркала заднего вида с ее стороны не было, и Вита судорожно пыталась обернуться, чтоб рассмотреть, то ли кто в машине, то ли просто, едет ли она за ними. На душе было мерзко.
--
Что, за тобой следят? - съехидничал Егор (но как точно), а может, ты работаешь в УБОПе?
--
Может! - рассеянно бросила она, по-прежнему пытаясь обернуться. Машины больше не было. Не покидало странное чувство тревоги. "Совсем уже паранойя, лечиться надо", - сделала вывод.
--
Серьезно? Ты что из конторы?
Они подъехали к ресторанчику в самом центре. Сюда она много раз собиралась, да так и не попала раньше. Думать сейчас могла лишь о том, много ли знакомых есть у нее шанс встретить в этом модном заведении.
Когда удав смотрит на кролика, того парализует страх. Так устроено природой. Убийца - силен и опасен, но этого мало, ему дан еще и этот ужасающий магнетизм. У него был взгляд убийцы. По фильмам я знала, каким может быть этот взгляд. А может, только казалось, что знала. Живой не может знать, как смотрит убийца на того, кого через минуту уже не будет. Мне повезло. Я дважды видела эту белую стену в глазах, этот пустой жесткий зрачок. Ничего нельзя противопоставить этой белой стене.
Вспышка его гнева насторожила ее, а может, даже заинтересовала. Викта вдруг подумала, что он может оказаться не похожим ни на одного из прежних мужчин, которые сначала разбивались в пыль, чтоб добиться ее, а потом как-то незаметно стирались из ее жизни, спустя более или менее длительный период.
Справедливости ради стоит заметить, что встречались и другие, влюбленные без оглядки и без памяти, до потери самоуважения, готовые на все. Женщина-подарок в блестящей упаковке и золотистых ленточках умело и искушенно превращала серую жизнь в праздник. Но, естественно, уже очень скоро ей становилось смертельно скучно, больше не забавляла щенячья преданность, детский восторг и нескрываемая гордость партнера от такого бесценного приобретения, как она. Начинались скандалы. От нее уходили трудно, за ней следили, рылись в ее вещах и поджидали под подъездом, закатывали сцены, но, правда, почти никогда не поднимали на нее руку. Это она, перепившись и увлекшись выяснением отношений и очередным враньем, могла начать размахивать руками, но тоже чаще безнаказанно. Вика не умела просто расстаться, ей нужно было дергать за ниточки, получать почти садистское удовольствие от запрограмированой реакции, или позволить себе насладиться милым вечером-примирением для того, чтоб завтра все начать сначала. Ей нужны были победы, страсти, игра. А что было нужно ему?
Некоторое время они просто молчали. Вика не могла до конца объяснить его резкой реакции на такое безобидное подтрунивание. Да и как было удержаться от колкостей, когда мужчина начинает менторствовать на темы из женского глянца и подробно объяснять с умным видом, что, оказывается, есть такой Милан - европейский центр моды и Гай Матиоло - дизайнер такой.
--
Не хами мне никогда больше. Зачем ты мне хамишь. Я с тобой по нормальному.
--
Прости, - задумчиво ковыряя ложечкой мороженое, протянула она.
Он, в общем-то, тоже говорил ей малоприятные вещи, пристал по поводу челки (дескать, что сама стригла), издевался над ее крашеными волосами. Все же она продолжала беседу, пытаясь даже сгладить повисшую в воздухе неловкость. Ведь, говоря по правде, и она изрядно повыпендривалась, обдавая его холодом деланной неприступности и легкой небрежности, граничившей с пренебрежительностью, которая ей так удавалась. Егор немного успокоился.
--
Ты мне обещала показать свои фотографии с моря. Расскажи мне про свою свадьбу. Ты ничего не рассказываешь о себе. Но раз у тебя есть ребенок, я предполагаю, что был или есть и муж. Наверное, собрались родители и говорят: "Давайте сваты поговоримо, як весiлля будемо грати. Ми даємо нашому синочку машину, костюм купимо польський, кабанчика зарiжемо, ну а як там вже зi столами вирiшувати будемо, скiльки чого треба, поросят там, ковбаски. Музикантiв надо, шоб як у людей все було, самогону наженемо...
Он вновь перешел на этот дурацкий суржик, обрисовывая картину типичной провинциальной украинской свадьбы с сотнями малознакомых пьяных родственников, народными обрядами, строго соблюдаемыми в алкогольном дурмане под неусыпным контролем бездарного и навязчивого тамады, скрупулезным подсчетом подаренных денег и всеми прочими "прелестями", которых она и сама терпеть не могла.
Виктына свадьба была другой. Умирая от токсикоза на третьем месяце беременности, она никак не могла накраситься, постоянно бегая в ванную, и пытаясь мнимой простудой объяснить свое, как ей казалось, совершенно неинтересное положение. Все было буднично, слегка сумбурно и немного весело. А по большому счету - посидели в ресторане, и самым ярким впечатлением был огромный букет шикарных кремовых роз, что принесла в подарок мама неприехавшей подруги.
--
Неправда, - вмешалась, наконец, она в его свадебные изыскания. Неправда, все было совсем не так.
--
Ты знаешь, ми с друзьями проезжали как-то в Киеве, видели одну свадьбу. На девчонке было красивое красное платье, коротенькое, красные живые цветы в волосах, туфельки, ну, в общем, супер. Никакого жлобства, пластмассовых цветов и идиотских венков. Тебе как, уже пора?
--
Да. Почти, - дурацкая привычка не давать прямых ответов.
Они вышли из ресторанчика. Егор немного отстал, она, догадываясь о причине, сознательно сделала походку чуть более выразительной, чувствуя его взгляд на своих ногах и крепкой "выдающейся" заднице, плотно охваченной брюками.
--
Вот. Прошелся сзади, чтоб хоть как-то поднять себе настроение.
--
Я так и поняла.
Ничего она не поняла. Вита решила, что, пожалуй, на этом эксперимент закончен. Остановив машину напротив указанного подъезда и уточнив, где именно она живет, Егор слегка развернул автомобиль и направил передние фары прямо на подъезд. Она шла до самого подъезда в этом луче, неестественно прямо и красиво, и нарочито легко, как по подиуму в свете софитов, и размышляла: не обернуться ли на пороге, перед тем, как скрыться в кромешной темноте подъезда, где депутат горсовета не успевает вкручивать лампочки. Прыснув от этой не к месту посетившей ее и рассмешившей мысли, она гордо скрылась, не дрогнув и справедливо заключив, что даже в соответствии со стилистикой происходящего такая театральность - уж слишком.
Мыльные пузыри мне приснились! Я смотрела из окна, а какие-то люди на детской площадке надували невероятного размера мыльные шары. Какой- то мужчина сидел и выдувал особенно крупные, и они все летели, летели...
Эта куча вещей, что осталась сваленной посреди комнаты после переезда, ее раздражала. Давно пора все разложить по полочкам. В себе этого сделать после развода все еще не удавалось, и квартира, как второе я, несла в себе все признаки душевного хаоса, неустроенности и неопределенности. К черту всех. Нужно прийти в себя.
С похмелья слегка "штормило". Одно и то же: музыка, алкоголь, жадные глаза мужиков. Нужно прийти в себя и разложить наконец-то вещи. Среди повседневных шмоток оказались и давно забытые, и из ее недавнего прошлого. Подушечка малыша, какие-то клееночки, одеяльце и ... ее свадебное платье из коллекции местного дизайнера - простой крой, асимметричный вырез горловины. Она даже пару раз одевала его после - на Новый год и еще как-то... "Примерить что ли", - решила она, но замерла на полпути к зеркалу. На молочно-белом велюре засохли крупные пятна цвета томатного сока или крови, - вздрогнула Викта. Зазвонил телефон.
--
Привет, Виточка, - голос Егора звучал бодро и влюбленно. Ты почему не отвечаешь на звонки. Хочу пригласить тебя на завтрак. Я так за тобой соскучился. Только не говори, что не можешь. Я что, буду видеть тебя только раз в неделю? Нельзя столько работать. Скажи, что мне сделать, чтоб у тебя было хорошее настроение.
--
У меня хорошее настроение, - выдавила из себя Вика, - Егор, прости, но я действительно не могу. Давай созвонимся в понедельник.
--
Давай я заберу тебя на часик, а потом привезу. Что ты любишь есть. Хочешь, я сам приготовлю тебе завтрак.
--
Прости, мне не с кем оставить ребенка.
--
Ты что не можешь дать десять рублей соседке...
--
За кого ты меня держишь, - резко оборвала его текст, - я что своему ребенку..
--
Нет, конечно, солнышко, прости, я не хочу на тебя давить. Я просто хочу тебя увидеть.
--
Позвони мне в понедельник, - повторила она устало.
***
На этот раз Артур позвонил сам. Она быстро приняла душ, выбрала белье и тщательно накрасилась, хотя была уверена, что идет максимум для получасового секса на заднем сиденье джипа, и все ее приготовления останутся незамеченными и, возможно даже, неоцененными. Она так и не знала наверняка, насколько эти отношения нужны ему, и даже, нужны ли они ей самой. Артур был непривычно трезвым и молчаливым. Они долго ездили, выбирая, где бы остановиться, под колесами разъезжалась мокрая скользкая земля, заброшенные постройки навевали тоску. Солнце уже не было таким ярким, сквозь тонированные стекла голые осенние поля выглядели еще более мрачными. Они почти не разговаривали. И только когда он напрягся под ее рукой, а в голове установился мерный шум, мешающий воспринимать реальность, он заговорил.
--
Давай любовь моя, сядь на него.
--
Да Арти, я соскучилась.
--
Да, да любовь моя.
Хорошо. Им было хорошо вдвоем. Запотевшие окна "Лексуса" только усугубляли туман, сквозь который почти не пробивалась реальность. Она покачивалась на волнах собственных ощущений и больше не думала об их отношениях. Какая, к черту, разница! Туман. Сладко и как-то уж очень остро пульсировала в ней сегодня кровь. Он что-то говорил медленно, с большими паузами, будто подбирая слова.
***
В руках Егора были крупные мокрые алые розы. Они не пахли. Зато машину наполнял аромат его парфюма.
--
Что у тебя за аромат - решилась спросить.
--
Диор.
--
Ах да.
--
Скажи куда поехать, чтоб это было приятно тебе. Ты голодна. Чего ты хочешь, скажи.
--
Мне все равно.
--
Нет, ты невозможный человек.
На этот раз они ели салат из тунца и пили мартини. Вернее, пила только Вика, Егор обошелся томатным соком и просил официантку принести что-нибудь нормальное, а не то, "что осталось с поминок". Вика философски воспринимала подобные "нюансы", каждый из ее мужчин по-разному вел себя в ресторане, и ей не хотелось забивать себе голову психоанализом.
--
Я тут недавно у бабки одной лечился от импотенции, со мной еще два бизнесмена из корпорации "Инмар".
--
Ну и как, помогло?
--
Нет, я ей говорю, должен быть хотя бы тринадцать сантиметров в возбужденном состоянии...
--
Боже, что ты метешь!
Викуся была в шоке от этого дурачка. Хотя практически всех директоров этой корпорации она знала лично по работе в рекламном агентстве, и ей, на самом деле, было жутко интересно, кто именно... Но открывать карты неизвестно кому она не собиралась. А поэтому дальнейший разговор как-то не клеился. Каждый думал о своем.
Домой, что ли поехать! Ей казалось, что официантки в ресторане смотрят на нее как-то странно и переговариваются между собой неспроста. Какие-то ребята в черных кожаных куртках несколько раз обернулись, глядя на них. "Наверное, бандиты", - подумала Викта. "Кошмар, этот Егор плохо на меня влияет". Пережевывая жирноватого тунца и щедро запивая охлажденным мартини, она потерялась в собственных мыслях.
Название этой профессии, образованное от имени древнегреческого бога смерти, настораживает: что собственно изучают эти специалисты?
Согласно мифа Алкместида -- жена Гераклового друга царя
Адмета -- решила умереть вместо своего мужа, Геракл, в свою
очередь, решил совершить подвиг и спасти царицу от бога смерти
Танатоса. Но о боге шла дурная слава: мало того, что он родился от
кровосмесительной связи, так еще и договориться с ним полюбовно нельзя -- даров не принимает. Тогда Геракл, не долго думая, напал на Танатоса, освободил царицу, а безжалостного бога приковал к скале.
Пока Танатос несколько лет был не у дел, люди перестали умирать.
Сперва это их страшно обрадовало. Но вскоре на земле такое
началось! Не хватало еды, места для жизни. Кроме того, и
родственнички Танатоса постарались: довели своими кознями
человечество до безумия.
В общем, Танатоса пришлось отпустить! Оказалось, он выполнял
работу, постичь смысл которой нам не дано. Этот урок помог людям осознать неотвратимость смерти. С тех пор ими владеет иная мысль -- если уж нельзя оживить умершего, нужно хотя бы достойно его похоронить. Так вот, танатология -- это наука, изучающая социальный и психологический аспекты смерти.
На Западе давно поняли -- смерть нужно уважать. Танатология выделилась в раздел науки, стали создавать институты. Эти организации -- привилегия развитых и богатых стран. Ведущий такой институт Европы находится во Франции. Там работают юристы, которые учат людей, как защитить свои права при лечении. И психологи, которые советуют, как вести себя со стариками или умирающими.
Мы часто поражаемся тем, какой порядок на европейских кладбищах: могилы ухоженные, при проведении обряда все продумано, трибуны и стульчики для скорбящих родственников, навесы над ямой. Это все работа танатологов. Они помогают людям преодолеть горе и провести панихиду по всем правилам гражданских и церковных обрядов. Они же
организовывают работу кладбищ, колумбариев, некрополей.
Побывавший у своих французских коллег Танатолог считает, что этот институт более сентиментален, чем американские и канадские. Зато похоронные институты Канады отличаются тем, что четко "по науке" предоставляют сервис национальным диаспорам -- итальянской, англосаксонской, украинской. Что же до Германии, то тут нашего Танатолога ждал конфуз -- с ним отказались обсуждать эту тему: "В своей стране вы живым не создали нормальных условий, что вы можете знать о смерти!" И что самое печальное, Танатолог с этим согласен. Вводить этот институт в Украине рано -- не то общественное сознание. (ДНЗ)
***
Викта оторвала взгляд от страницы и прислушалась. Глухо и еле слышно звонил телефон, наверное она бросила трубку в кровати.
Поросеночек весело смеялся в телефонную трубку, требовал купить ему Киндер-сюрприз и спрашивал, когда она прийдет.
--
После работы, зайчик.
--
Завтра?
Да, наверное это действительно уже будет завтра. Хотя объяснять это трехлетнему малышу не стоило. Мама спокойным голосом заверила ее, что все хорошо, спросила как прошел день и поинтересовалась ее делами.
--
Саша не звонил?
Витка сделала вид, что не расслышала вопроса. Мать все еще надеялась, что у них все наладится. Ее отношения с зятем никак не вписывались в стереотип, ставший постоянным предметом насмешек и поводом для неисчерпаемого народного творчества. Мама вздохнула, в трубке раздались короткие гудки.
С тех пор, как Викуля наконец-то вышла замуж, и родился малыш, Наталья Андреевна чувствовала себя очень счастливой, и хотя постоянные переезды в деревню к мужу и обратно не позволяли ей уделять все время внуку, она словно заново родилась, категорически не желая вспоминать о своих многочисленных болячках. Как любая нормальная мать, она любила дочь и гордилась ею, но, зная ее вспыльчивость и даже, порой, жестокость, не склонна была обвинять во всем Сашу. К тому же, они так дополняли друг друга, и вообще, кто знает, что будет с дочерью теперь. Раньше было спокойней. Хотя...
Отец Виктории уже давно жил отдельно от семьи, бывший военный, привыкший к активной и достаточно обеспеченной жизни он не мог мириться с пенсионым ничегонеделаньем и доживать свой век, считая гроши нищенского государственного вспоможения, на размер которого в силу вечных проблем социального обеспечения украинских граждан существенно не повлияли ни 30-тилетняя выслуга, ни годы безупречной службы, ни подполковничье звание, ни ордена и медали.
Он был из тех, кто на первых же постсовковых выборах чуть ли не под расписку заставил свою семью проголосовать за руховцев, кто с восторгом поддержал идею независимости Украины на референдуме. Викин отец никогда не вышел бы на баррикады, потому что был слишком прагматичен и меркантилен. Но во всем, включая политику, имел свое собственное отличное от других мнение. Спорить с ним было бесполезно. Своей стареющей теще он пообещал выбросить ее с балкона, если она проголосует за коммунистов. Мария Кузьминична - железная семидесятидвухлетняя бабуля с сорокалетним стажем работы в народном образовании и стальными нервами, сделала вид, что сдалась. Но у Виктории всю жизнь было подозрение, что проголосовала она по-своему.
Несмотря на человечность и глубокую порядочность в отношениях с людьми Григорий Петрович был сложным и далеко не безупречным человеком, жестким авторитарным отцом, из под опеки которого Виктории в свое время удалось вырваться только актом буйного помешательства, когда она вскочила на подоконник и сказала, что выброситься в окно, если он еще хотя бы раз вмешается в ее личную и общественную жизнь или хотя бы пальцем тронет. С тех пор она жила как хотела, отца видела несколько раз в году, а бедная мать разрывалась между двумя горячо любимыми, но такими неуживчивыми родственниками.
Ее Гриша купил дом в деревне, в тридцати километрах от областного центра, постепенно завел фермерское хозяйство и настоятельно требовал присутствия если уже не дочери (неблагодарная!), то жены, которая по его всегдашнему убеждению просто обязана была разделить с ним все тяготы непростой деревенской жизни.
Наталья Андреевна никогда бы не пошла на конфликт. Но родившаяся и выросшая в городе, а также в силу слабого здоровья просто медленно умирала от своей декабристской преданности в ненавистной ей усадьбе.
Вмешалась Виктория, которая устроила ее на непыльную интересную работу, выдержала прессинг отца, который бесновался от одной мысли о перспективах самостоятельной жизни. Долгими и нелегкими переговорами был достигнут компромисс: мать всю неделю работает в городе, а на выходные едет в деревню. Едва ли не впервые в жизни отцу пришлось смириться с решением дочери.
Теперь он пожирал себя мыслями, что его все бросили, что его никто не любит и не ценит, а мать наверняка пользуется вниманием других мужчин. Его разражение копилось всю неделю для того, чтобы в выходные сполна выплеснуться на жену. Она же все сносила стоически, переживала за дочь, нервничала из-за мужа, беспокоилась о матери, пеклась о внуке и старалась, чтобы у всех все было хорошо. Такая самозабвенность оборачивалась все новыми и новыми болячками. Она никогда не жаловалась, но когда было особенно плохо - ложилась лицом к стене, укрывалась с головой и просила семейных не беспокоиться и дать ей немного поспать.
Еще совсем недавно ее отношения с дочерью, которые всегда были непростыми, улучшились, особенно после ее замужества. И так же автоматически расстроились, когда Викуся от мужа ушла. У дочери опять появились секреты и острое нежелание ими делиться. На все расспросы она только раздражалась, и единственным утешением Натальи Андреевны был внучок, который в последнее время все чаще и дольше бывал на ее попечении.
Она не осуждала свою кукушку-дочь, но очень боялась за нее. Особенно после того, как однажды ночью проснулась от давящего и одновременно пульсирующего кровью в груди и висках предчувствия.
***
В ту ночь Викта с трудом попала ключом в замочную скважину. Захлопнув дверь и включив свет, она не сразу поняла, что случилось. Казалось, что пустая квартира вдруг обрела глаза и уставилась невидимым, но явно ощутимым взглядом на нее. Наконец, Викта поняла в чем дело. В доме густо пахло парфюмерией, она не могла перепутать. Тот самый Диор...
Впрочем, она была слишком пьяна, чтобы по настоящему испугаться или насторожиться. Засыпая на ходу, с трудом разбирая контуры мебели из-под полуприкрытых ресниц и не чувствуя в себе сил даже выключить свет, Витка одетая бросилась на кровать, решив, что спьяну ей просто показалось.
Егор больше не звонил. Это задевало ее самолюбие, а тут еще, как на грех, все будто вымерли. Молчал телефон, никто не заезжал, никто не звал на ужин, никто не предлагал ничего непристойного. "Начинается депрессия,"- подумала Вика. "Только бы не начать снова обжираться на нервной почве,"- с досадой продолжала бурчать сама на себя. "Ну сколько можно ломать голову над этими взаимоотношениями. Сегодня так, завтра будет по-другому. Лучше или хуже - неизвестно, но по-другому". А на ум все равно приходили неудачи, непонятые и ушедшие мужчины, неудавшийся брак и сорвавшийся с крючка "денежный мешок". Ее попытки связаться с кем-то из бывших или потенциальных не увенчались успехом, а только усугубили состояние мерзким ощущением собственной навязчивости и невостребованности. Она схватила мобильный.
--
Privet, kak dela?
SMS - наименьшее из зол, это как пол телефонного звонка. Ты сделала это, но ты не на связи, не нужно ловить интонацию и думать - врет или правда. Посмотрим, ответит ли он.
В общем-то, виновата была я сама. Отпетый ловелас, бабник и трепло. Никто не заставлял останавливать выбор именно на нем. Но я так решила. Мои страдания были ему безразличны, он забывал о назначенных встречах, а я, одетая и накрашенная, часами сидела на одном месте, бессмысленно глядя в окно. Правда он мог быть иногда и нежен, но вряд ли со мной. И в тот день я шла сама. Меня никто не вынуждал, не остановила даже его жестокость, когда он сильно ударил моего щенка, так, что тот вырвал. И только в последний момент, когда он зачем-то вышел из дома, я рванулась к двери и отчаянно пыталась ее закрыть. Он сильно дернул на себя. Я упала.
Музыка кричала громче меня. Помню только его остекленевший взгляд, и как в воду капала кровь. Было стыдно, и на руке остался большой синяк.
Наутро все было по-другому. Проверяя почту и просматривая бланки заказов, Вика уже не ждала от своего мобильного никаких приятных сюрпризов и полностью была поглощена новым заданием. Плюс ее давняя и постоянная клиентка неожиданно позвонила, чтоб обсудить целый ворох посетивших ее идей, что напрямую было связано с серьезным пакетом рекламных разработок. Единственное, что кроме мужчин и ее ребенка могло поднять Витке настроение, были деньги. Больше них порадовать ее могли только большие деньги. Поэтому, полностью настроившись на деловой лад и вновь поверив в собственный талант и профессионализм, она принялась за работу. Это Вам не какой-то там менеджер средней руки, это вам ого-го!
В свое время Виктория носилась с идеей собственного рекламного агентства, но вскоре поняла, что в провинции на чистом креативе, хоть она и была неплохим копирайтером, не разбогатеешь. Единственным видом рекламы, приносившим заметный доход, был outdoor. Рекламные же "шедевры" для масс-медиа плодились силами творческих коллективов каналов и изданий и, как правило, оплачивались удельными князьками от бизнеса с большой неохотой. Впрочем, вопреки отсутствию рекламной стратегии и местечковому мышлению предпринимателей, в их филистерских буднях был некий несомненный шарм.
Так уж повелось, что в этой нестоличной реальности никогда не будет места пелевиным и бегбедерам, с их пафосной верой в магию 25-кадра и прочим сюрреалистическим бредом. Тому, в ком глубоко живет провинция, не понять сути оскароносной "Матрицы". Их жизнь значительно проще, естественней, хотя вряд ли примитивней. Да, некогда и незачем задумываться над тем, что за манипулятивные технологии скрывает в себе занятная телевизионная картинка. Как впрочем, и особенно от нее зависеть. Вопреки мнению тех же столичных зануд-бонвиванов. Зато есть время, силы и здоровье делать и рожать детей, поить их парным молоком и кормить безнитратной клубникой с грядки, а не тащиться насносях в прокуренные погреба светского тусовочного блеенья и с первых же дней жизни ребенка отравлять его выхлопами современной западнической "культурной" экспансии и болезнетворными реляциями о "нехватке экшена в социуме".
Столица или провинция - каждый решает сам. Но это - далеко не локация. Как известно, провинцию из человека вывести гораздо труднее, чем вывезти оттуда самого персонажа. Во многих село остается глубоко и навечно: в виде неприятия нового и желудочно-кишечных приоритетов, идиотской напыщенности и ограниченности интересов, золотых цепей с гимнастами или траурной ленты под ногтями. За это невозможно осуждать. Это выбор. Или порода.
- Оболенская, к директору...
Вика оторвала взглад от кипы бумаг и рекламных проспектов, еще несколько секунд задумчиво покусывала губу, а потом порывисто поднялась и пошла по коридору, как всегда прямо и стремительно.
Кульпович разговаривал по телефону, жестом указал на стул, и, усевшись, Виктория еще несколько минут могла спокойно наблюдать за ним. При таком освещении, спиной к окну, он казался чуть краше, чем был на самом деле, не так бросалась в глаза изъеденная кожа и неприятно желтые зубы в каких-то темных пятнах. "Черт, и это генеральный директор агентства", - мысленно передразнивая себя, Вика поежилась: "И спит же с ним как-то эта дура Женька, хотя она, в общем-то, далеко не дура, быстро как сориентировалась, а я еще и на работу ее устроила, панькалась".
--
Я хотел серьезно поговорить с тобой, Виктория.
--
Я вся во внимании.
--
Наверное, ни для кого уже не секрет, что наши отношения не очень складываются. Ты, конечно, хороший работник, и поэтому это все как-бы и не имеет значения. Хотя личный аспект...
"Вот, мудак, даже прямо сказать не может, неужели уволит, это как-то странно". Она его терпеть не могла - это факт. Но врядли хозяин дал добро или совсем уж рехнулся от такой жизни.
--
Так вот, - продолжал шеф, - я не хочу, чтоб ты думала, что это как-то связано с моим отношением, ну то есть с нашими недоразумениями. Одним словом, анализ результатов нашей деятельности показывает, что мы не так уж и преуспеваем. То есть, на первый взгляд как бы все хорошо, но ты знаешь, в рекламном бизнесе трудно достичь стабильности, и потому мы должны думать о том периоде, когда будет затишье, ведь и тогда нужно будет как-то выживать.
"Ага, выплачивать многотысячные долги учредителя, чего уж тут не понять"
--
Вы хотите меня уволить? - вот так-то лучше. Вопрос в лоб требует не менее прямого ответа.
--
Нет. Если бы я этого хотел, то нашел бы возможность уже давно!
--
Тогда о чем вы?
--
Мы посовещались с учредителями и решили, что временно переводим работников со ставки на процент от заказов, а если дела пойдут лучше...
--
Понятно, тогда вы снова переведете на ставку, чтоб не разориться на процентах.
--
Ну зачем ты так? Это временная, вынужденная мера.
--
Мне нужно подумать.
На мониторчике телефона высветился маленький конвертик. Пришло письмо. Егор спрашивал:
--
A y tebja kak dela?
Она набрала его номер:
--
Привет, у меня все хорошо. Почему ты не звонишь? А если б я не послала сообщение, что, так и не позвонил бы?
--
A ты ничего так и не поняла!
--
Что не поняла?
--
В отношениях ты ничего так и не поняла.
Несмотря на все дальнейшие попытки сгоравшей от любопытства Вики выяснить, чего именно она не поняла, Егор лишь переводил разговор на другую тему и обещал все рассказать при встрече. Единственное, что ее немного удивило - она даже не сразу это поняла - какая-то вальяжность и фамильярность, типа разрешишь поцеловать в щечку или шейку, расскажу. Впрочем, это пришло ей в голову уже позже. Они договорились встретиться, причем, чтобы идти в гости к его другу, который занимается серьезным бизнесом. Только этого Витке еще и не хватало! Шляться в обществе малознакомого парня по гостям. Кто знает, что это еще за друг такой, и не будет ли "приятных" сюрпризов. Заметно поостынув, к тому же, настроившись погулять, Вита решила, что позвонит, если вечер не удастся.
Вечер удался. Шампанское, и с ходу аж три ну очень интересных парня повелись буквально с одного взгляда. Вместе с Аленкой они чувствовали охотничий азарт, горящие Виткины глаза заводили подругу с пол оборота. Она знала, когда Вика такая - приключения неминуемы, и уже приготовилась во всем положиться на нее.
Усевшись в новенький "мерс", они покатили по ночным заведениям, не особо задумываясь о последствиях. Вика всегда контролировала ситуацию. А если вдруг и выходила из-под контроля сама, то только по собственному и очень сильному желанию. Ей нравились авантюры и красивые мужчины, которые сыпали деньгами. А почему бы и нет. Она молода, красива, свободна и может делать все, что ей заблагорассудится. Правда, с годами Вита научилась некоторым мерам предосторожности, в том числе и, заботясь о собственном имидже и деловой репутации, не позволять себе полного отрыва, по крайней мере, часто и безоглядно. Аленка тихонько вздыхала. Ей как всегда досталась роль такого себе дельфинчика, акулой была Вика. И когда она укатила с двумя в неизвестном направлении, Алена ничуть не переживала и только ждала новостей.
Ей очень хотелось понравиться Олегу. В последнее время ей почему- то не везло на мужчин, или казалось, что не везло. То ли мужчины не те попадались, но на фоне яркой и шумной Вики у нее начал вырабатываться комплекс, ну не неполноценности конечно, до этого длинноногой блондинке модельной внешности было далеко, но невостребованости что ли. "Может, я что-то делаю не так", - все чаще возникал вопрос, и не находя ответа, Алена в очередной раз очень старалась произвести впечатление. Они катались по ночному городу, просто беседовали, пару раз поцеловались. А потом зазвонил мобильный, и Аленка узнала, что Вика уже дома. "Что-то очень быстро, наверное, не без скандала", - со знанием дела подумала она. Так и оказалось. Жаждущая острых ощущений акула была явно не по зубам ошалевшим от кокаина мальчикам, а поскольку вспыльчивостью и упрямством Витка всегда отличалась - развязка последовала незамедлительно. Вика решительно оделась и потребовала отвезти себя домой.
Егор пропал, наверное, навсегда. После такого "кидалова" примирение казалось невероятным. Наверное, прождал до глубокой ночи. "Ну, не срослось",- морщась от головной боли, сделала вывод Вика и как-то сразу успокоилась. В конце концов, это она его проигнорировала, а не он ее. В такой ситуации всегда чувствуешь себя спокойно и уверенно. Это она -хозяйка положения. Ее тщеславие и самолюбие грелись в лучах подобных солнечных мыслей. Но все равно тошнило. Ну зачем столько пить, а еще и на работу сегодня.
***
Набутый отключил мобильный, к городскому телефону не подходил и в принципе не хотел знать ни о чем из того, что происходит за окнами его квартиры. Он просидел одетый почти до утра, сначала в квартире. Потом в машине под окном, надеясь, что Вика позвонит. Он понимал, что ничего она ему не должна, и он ей, собственно, тоже. Не было в их отношениях иной мотивации, чем просто желание видеть друг друга. Ни денег, ни корысти, ни общих знакомых и друзей. Вообще ничего общего между ними не было, - неприятно содрогнулся он. Девчонка красивая, умная, амбициозная. Да видно жизнь не очень сложилась, но нормальная работа. Видно, что карьерная. Пару раз, когда он встречался с ней, она вела себя немного нервно, странно, озиралась и как будто специально испытывала его терпение: то не буду, то не хочу, не знаю, что это за кофе, у него странный вкус и так далее.
Если быть до конца честным, Викта жутко выводила его из себя, настолько, что желание видеться как-то поистерлось, де еще ввиду перспективы приезда бывшей соседки по подъезду Лики, - тоненькой томноглазой модельки, которую Набутый в свое время удачно спродюссировал олигарху с государственно-криминальным прошлым. Вслед за Платоном Березовским, олигарх поселился в Лондоне, прихватив с собой профессиональную куколку. Лика не забыла Набутому его благодеяния и регулярно помогала деньгами. Она жила райской жизнью, но напившись дорогих спиртных напитков, рыдала Егору в телефонную трубку, тщетно пытаясь заменить разговорами и нарядами от Prada и D&G естественную жажду юного тела.
Когда датчик Ликиного либидо зашкаливал, она уговаривала "папика" отпустить ее к родителям погостить. И гостила у Егора с таким жаром, что воспоминаний хватало еще примерно на полгода ее роскошной и безбедной жизни: ежедневных походов в сопровождении охраны по салонам и бутикам и... Ну это, в общем-то, основное.
Набутый оправдывал свое не вполне соответствующее понятиям поведение соображениями, что они просто друзья, она сделала свой выбор, и ничего больше не изменить, а он уделяет ей внимание, ну что ли из человеколюбия. Лика же исступленно жаловалась на свою несчастливую судьбу, нервно и убедительно перебирая бриллиантовые колечки на тонких пальцах и на пике повествования с трехкаратовыми слезами на глазах прихлебывая дорогой коньяк. Что--то в этом было - и потому он с ней спал. Чего-то же не было вовсе, и поэтому спокойно спал и с другими.
Почему не пришла Вика ему было неясно, она ведь сама прислала сообщение. В то же время, он был уверен, что провела она вечер в обществе другого мужчины. Которого предпочла ему - и это задевало.
Невыспавшийся и обозленный он решил больше не звонить, а если позвонит она - будет повод отыграться на этой сучонке.
Оболенской же явно было не до работы. Мутило, в пищеводе лопались пузырьки воздуха, мутный взгляд, размазанная косметика (еще бы так часто бегать блевать). Раздражали сотрудники, телефонные звонки, придирки шефа. Нужен тайм-аут. Вот взять и кинуть их. Пусть барахтаются. На процентах она проживет и самостоятельно, да еще и клиентов переманит. Если бы она чувствовала себя чуть лучше, идея собственного бизнеса, наверняка, вновь овладела бы ей. Но только не сегодня. Вике было наплевать на все (господи, добежать бы!). Ее сбережений, пожалуй, хватило бы на какое-то время. - Может, в отпуск пойти или на больничный, - взахлеб размышляла она. Эти слова непривычно было даже произносить. За пять последних лет Вита не помнила за собой ни болезней, ни отдыха, больше, чем на пару дней.
В то же время, она совсем не завидовала тем милым кошечкам, которые привыкли жить за счет мужиков и не обременять себя вопросами карьеры, или восседать в роли хозяек многочисленных ультрамодных салонов: с утра до вечера красить ногти, разговаривать о косметике, шмотках и молодых любовниках, которых умудрялись цинично заводить. В то же время Вика отдавала должное их житейской хватке, круглосуточной лицемерной бдительности и внешней покладистости. Кстати, пару раз такие девушки Викуле даже очень понравились, пару раз - означало в постели.
Викта обожала эпатаж. И не поспекулировать вполне объяснимым мужским вниманием к этой теме было бы глупо. Именно поэтому она в первый раз поцеловалась с девушкой. Было прикольно! Дальше больше, и хотя она не стремилась стать воинствующей лесбиянкой или снискать репутацию неопределенно-загадочной би-, Викушка с внутренним негодованием вынуждена была признать, что в отношение женщин ее вкусы пошлы и банальны донельзя. Ей, как практически любому техасскому бычеголовому рейнджеру или нормальному русскому пацану при бабках нравились высокие и стройные длинноволосые блондинки с большой грудью. "Как бы там ни было, лучше самой большой и красивой груди может быть только большой и красивый ... член!" - Витка расхохоталась. Сотрудники удивленно посматривали на нее - бледную, осунувшуюся, с темными кругами под глазами. А Витка схватила мобильный, резко подорвалась и вышла. Возвратившись через несколько минут - сгребла в кучу вещи и, ничего не объясняя, исчезла.
Дома она сначала спала сутки, приходя в себя после алкогольной интоксикации, потом написала заявление об увольнении, отправила его по факсу с центрального почтампта, забрала от мамы ребенка, приготовила ужин, и чувствуя, что ее биологические часы окончательно сбились с толку и поменяли день с ночью, уселась за компьютер с твердым намерением продолжить свою жизнь фрилансером.
Сексуальная инфляция - ценностный дефолт?
Взорвавшая передовую западную психологическую мысль фрейдовская теория бессознательного, его внутренние полилоги между Я-сверх Я- Оно, блокирующие истинную природу поступков и мыслей человеческих, привнесла в сексуальную культуру целого столетия существенный компонент мистики и раскрепощенности. Общественное сознание буквально взорвали мириады гей-, би-, транс- и прочих неформалов от секса. Ободренные мыслью о естественности и обусловленности их ранее скрываемых либо неафишируемых предпочтений, они задались целью навязать этому миру свое присутствие. С ума сошли все. Для дам не спать с лучшей подружкой-тинейджером стало непозволительной серостью, извечная мужская гомофобия стала ассоциироваться с закостенелостью мышления и закомплексованностью, а восемнадцатилетние подростки стали преспокойно лелеять в своих промарихуаненых мозгах мысли если и не об однополом контакте, то о страпоне.
Быть натуралом стало скушно и не модно, а если у тебя не имелось ни садомазохистских, ни прочих копро-, скопо-, экзгиби-, вуайеро-... и даже золотой дождь тебя не привлекал - быть тебе человеком конченым и бесперспективным.
На фоне столь свободных нравов ценность сексуального контакта стала нивелироваться по мере того, как в половую зрелость вступало поколение чатлан и универсалов, унисекс медленно, но верно стал смещаться в область антисекса, в том смысле, что секс как интимный момент взаимоотношения полов практически уже не существовал в своем первоначальном виде...
(ДНЗ)