|
|
||
Большие перемены
Длинное тёмное платье в невнятный горошек, по-старушечьи повязанный платок. Лицо бледное, треугольное, с узенькой полоской губ. Глаза постоянно смотрят в землю, но иногда, девочка бросает взгляды по сторонам, как бы украдкой. - А я знаю, что у неё под платком ничего нет, - прошептал Мишка. Он посмотрел на Даню, и мальчик понял, что услышит сейчас нечто ужасное и отвратительное. Мальчики укрылись в раскидистых ветвях старой липы. Клейкая зелень весенней листвы ещё не припорошена дорожной пылью, и нежный запах предвещает все удовольствия долгого беззаботного лета. - Как это ничего нет? - произнес Даня, скатывая из листьев липкий комочек. - Да вот так. Она лысая! Лысая девчонка! Видал что-нибудь страшней? Наголо стриженый Мишка вовсе не страшный, а оттопыренные уши придают ему потешный вид. - Ты, наверное, хотел сказать, что смешней тебя? - Да ну тебя! - смешался Миша. - Чего на меня стрелки переводишь? Если хочешь знать, мне Наташка всё рассказала. Городские вчера ходили к ним в баню. И Наташка чуть не померла со страху, когда той пришлось раздеться. - И чего она углядела? - Даня размахнулся и отправил клейкий шарик вниз. Попав в спину городской девочки, шарик отскочил в сторону и утонул в придорожной пыли. Девочка вздрогнула. Но не оглянулась, а только ссутулилась, отчего под платьем резче обрисовались острые лопатки. - Представляешь! Тощая как скелет! И на голове ни единого волосика, одна голая кожа! Бррр... - Может, она родилась такой. Тут уж ничего не поделаешь. - То-то вечно прячется. Надо как-нибудь жару уродине задать. - сказал Миша, погрозив вниз грязным кулаком. - А чего твоя мамка кажный день к городским ходит? Все говорят про шуры-муры какие-то... - Заткнись, придумщик! Она ведь фельдшер и просто уколы ходит делать, ничего особенного, - сказал Даня и решил некоторое время с Мишкой не разговаривать. Болтливый больно! У придорожного заколоченного магазина собралась небольшая очередь, всё больше старики да детвора с потёртыми хозяйственными сумками и пакетами. Мальчишки, заслышав тарахтящий звук мотора автолавки, поспешили спуститься c дерева. Городская оказалась в голове очереди. Миша, подмигнув Дане, подошёл к ней и толкнул в бок. - Эй, уродина, это наше место! Девочка ещё больше сгорбилась. - Ну ты чего, глухая что ли? - прошипел Миша. Стриженые волосы на голове колюче топорщились и искрились под жарким солнцем. Глаза, превратившись в узкие щёлочки, поблёскивали льдинками. "А если она сейчас заплачет"? - подумал Даня. Плечики девчонки приподняты, подобно обломанным крыльям. Какая-то неприглядная хрупкость. - Да ну её. Заревёт ещё, - сказал Даня, потянув Мишку за руку. - Безобразничаете?! - обернулась стоящая впереди пожилая дачница. - Вот я отцу девочки пожалуюсь, раз родные матери с вами сладить не могут. - Испугала, - пробурчал Миша. Утратив задиристый пыл, он выглядел немного растерянным. - Тётенька, они и вправду вперёд меня пришли, - сказала вдруг девочка. Она торопливо и умоляюще взглянула на мальчиков и женщину. Её голос дрожал, и казалось, что сейчас он внезапно смолкнет, словно внутри девочки что-то неожиданно оборвётся. - Больно грубо они с тобой обходятся, растет безотцовщина, проходу никому не дает, - с сомнением сказала заступница. - Я не обиделась, - проговорила девочка с виноватой улыбкой. Грузовая газель, взметнув облачко пыли, резко свернула на утоптанный пятачок перед магазином, и всё внимание привлёк водитель автолавки. Только Мишка прошипел еле слышно: - Уродина! Дождёшься у нас... Добродушный и весёлый водитель газели, которого все звали Семёном, балагуря с покупателями, открыл задние двери фургона. Деревенские жители, рассматривая красочные коробки, брали в основном хлеб, сахар и чай. - Хотите луну, - смеялся Семён, - заказывайте. Привезу вам и луну. Но вряд ли у вас столько денег наберётся. А бесплатно у меня только разговоры. По душам поговорить - я завсегда готов. От любви к разговорам Семён был в курсе всех деревенских событий. И для каждого у него находилось задушевное слово, да иногда и заковыристый вопрос вносил в очередь заметное оживление. - Ну что, парни, все груши околачиваете? Летом не собираетесь на серьёзную работу устроиться? - спросил он, когда подошла очередь Дани и Миши. Мальчишки, заглядывая в фургон, выискивали сладости подешевле. - Эвон, какие крепыши вымахали. Матерям небось трудновато вас прокормить. Пора и самим деньги в дом приносить. - Мы приносим, - произнес Даня со значением. - Прошлую неделю с рассадой возились. Заработали маненько. - Вижу, что конфеты вам по карману. Ну, а на обновку денег скопили? Вторую неделю кроссовки вожу. Отличные! Ввек не сносить. Никак подходящих покупателей не найду. Возьмете? От девчонок отбоя не будет. Мальчики смущённо фыркнули. - Понял. Девчонки подождут - других дел пока невпроворот. Ну что, выбрали? Рекомендую ассорти. Леденцы на все вкусы! И недорого, а для серьёзных мальцов ещё скину чуток. Друзья согласно кивнули, и Семён протянул им хрустящие пакетики. - Так, с развлечениями разобрались. Пора подумать и о хлебе насущном. - Да что думать? Нам как обычно, - сказал Мишка. - По два "чёрных" и одному "белому". - Сделаем. А ты, Данька, слышал, мамку замуж за нового агронома выдаёшь. Молодец! Без папки, наверное, туго живётся. - Ничего не выдаю, - оторопел мальчик. - Нам никто не нужен. И у нас ещё бабушка есть. - Хе... хлопец-то, чай совсем не в курсе, - хмыкнул за спиной мальчиков дед, окуривающий очередь душистым самосадом. - Быстро у них это дело сладилось. Вроде и месяца не прошло, как познакомились, а заявление уже в сельсовете лежит. Раз, и готово! - А чего тянуть-то. Люди опытные, по дитю нажили, знают что делают, - голоса из очереди погрузили Даню в туман, словно он пропал для всех, и остались только жгучие слова. - Да вон, и дочка жениха здесь. Сестрёнка сводная, значит, ему будет... - Чего языками без меры мелете? Смотрите, мальчонка как переживает... ревнует поди: вишь, никто ему не нужен кроме мамки и бабки. Даня посмотрел на лысую девчонку. Цветные полосы размытого от закипающих слёз мира окружили его душным дождём. Он выбежал из очереди, оставив удивленного Мишку, уронив пакетик со сладостями, забыв о сумке с хлебом... В потаённом месте, шалаше скрытом от посторонних глаз зарослями шиповника, мальчик предался унынию. Хотелось умереть и увидеть горькое раскаянье мамы и бабушки. Тогда и о свадьбе забудут. А может, и не забудут. Даня всхлипнул, вообразив, как у его скромной могилки расставляют свадебные столы. Мама в белом халате, роняя слёзы, целует отца лысой девчонки. А бабушка кричит "горько". Бабушка, конечно, напьётся, а потом будет ругать маму за её никчёмную жизнь. Потом напьётся отец лысой девчонки и всех побьёт. Попомнят, как хорошо им было втроём. Будут убиваться, что впустили в дом чужих людей, но тогда уж поздно будет! Фантазии о смерти возобновляли горесть и уныние, а горесть и уныние заставляли думать о смерти. Попав в заколдованный круг, Даня даже немного всплакнул. И вдруг в кустах послышался треск, и в узкий лаз тёмного и жаркого шалаша просунулась Мишкина голова. - Данька, ты здесь? Страдалец тяжело вздохнул, вытирая ладонью разгорячённое мокрое лицо. - Здесь, - сказал утвердительно Мишка. - А со мной Наташка. Она успокаивать тебя напросилась. От проявленной заботы жалость к себе вспыхнула с новой силой. Даня подвинулся, прислоняясь к стене, ломкой и шумной от прошлогодней листвы. Друзья залезли в шалаш. Молча посидели, вздыхая прелый травяной запах и прислушиваясь к жужжанию близких шмелей и стрёкоту кузнечиков. - Не переживай. Вот конфеты возьми, растеряха! Зато ты сестрой обзавёлся, - произнес Мишка, вкладывая пакетик с леденцами в руку Дани. - Подумаешь, лысая. Но теперь, тебе не придётся варить суп, мыть полы и такое прочее. Главное, сразу покажи - кто в доме хозяин. А потом будешь лежать и в потолок поплёвывать. - Ага, а её отец будет Даньку пороть, что родную дочку так изводят, - сказала Наташа, недобро посмотрев на мальчиков. - Почему изводят? Она же девчонка, ей так положено, - удивился Мишка. - И чего ты её защищаешь? Сама рассказывала, какая она дура. - Ничего я не рассказывала. - А кто обзывал её жабьей кожей и тощим скелетом? Я что ли? Предательница! Ты значит за неё, а Данька, типа, отрезанный ломоть? - Данечка, ты Мишку не слушай. Он тебе никто. Так - пятая вода на киселе. А лысая... ну это, Влада, сводная сестра, раз твоя мама с её отцом женятся. Ты должен её защищать, а не изводить. - Ну всё! Ты тоже нам никто! - Мишка дёрнул Наташу за рыжую косичку. - Проваливай из нашего шалаша! Ишь, курица какая, расселась как у себя дома. - Ещё неизвестно кто тут расселся... - Убегу я, - тихо сказал Даня. - Не будет мне здесь житья. Лучше путешественником стану. Друзья, оставив распри, принялись убеждать мальчика в глупости его затеи. После продолжительных увещеваний и уговоров пришли к выводу, что Даня побудет путешественником совсем немного - дня три. За это время непутёвая мама наверняка одумается и, скучая о любимом сыне, забудет своего агронома. К обеду жара спала. Подул ветер, и пыльные вьюны заиграли на дороге бесконечные хороводы. Небо затянуло хмурыми облаками. - Ох, Данечка, всё против тебя, - запричитала Наташа, выглядывая в окно, - ой, как сейчас хлынёт. В такую погоду даже собакам не позавидуешь. На плите пыхтела паром кастрюля вкусных щей, который должен был усилить горечь потери домовитого сына и внука. Мальчики почистили картошку, а всё остальное сделала Наташа, так как идея сварить щи принадлежала ей. Даня, полностью подготовленный к тяготам и лишениям невольного странствия, придумывал весточку для мамы и бабушки. После долгих размышлений он написал: Дорогие мама и бабушка. Гуляйте на свадьбе с вашим агрономом без меня. Прощайте. Не поминайте лихом. Кушайте суп. Ваш сын и внук Даниил. - Про суп очень жизненно получилось, - сказала Наташка, прочитав послание. Мишка попросил приписать к "сыну" слово "блудный". - Даже картина такая есть - "Возвращение блудного сына", - заметил он с довольным видом, когда Даня его послушался. - Мол, ты уходишь, но можешь и вернуться. - Присядем на дорожку, - вздохнула Наташка, остановив Даню с рюкзаком у дверей. - На счастье, чтобы дорога показалось мягким пухом. - Дурочка что ли? - Мишка всплеснул руками. - Мягкий пух только покойникам желают. Земля тебе мягким пухом, говорят. - Чего к словам придираешься? Сам раньше времени Даньку хоронишь, раз покойников поминаешь. Тьфу... чтоб не сглазить! - Наташка постучала согнутым пальцем по столу. - Спасибо, что поддержали меня в трудный час, - уныло сказал Даня. Друзья проводили его до околицы, и мальчик, углубляясь по просёлку в лес, ещё долго видел на пригорке одиноко стоящие фигурки, пока деревья не поглотили их. Грозовые облака, тревожно стелясь над лесом, скрыли все краски дня. Сосны и ели почернели и будто зашевелились, подступая к просёлочной дороге всё ближе, и ближе. Она стала уже, а вскоре и вовсе превратилось в тропку, протоптанную то ли грибниками, то ли кем-то ещё. Знакомый прежде лес стал чужим. И кто-то смотрел на него из-за чёрных деревьев; прикидывая - что сделать с этим беглецом? Даня, озираясь по сторонам, достал из рюкзака складной нож. - Я вооружён и очень опасен! - крикнул он. И словно в насмешку над грозным предупреждением, где-то позади издевательски захохотала сойка. Небо вдруг раскололось надвое беззвучной вспышкой, и через мгновение - раскатистый грохот потряс окрестности. Мальчик, движимый страхом, ускорил шаг. Небесная канонада разыгралось не на шутку. Лес зашумел, и дождь бурным потоком обрушился на землю. В сапогах захлюпало, штаны холодной тряпкой прилипли к ногам. Короткая куртка держалась какое-то время, но и она не выдержав осады, потяжелела и промокла насквозь. И безразличие овладело Даней. Он просто шёл по скользкой глинистой тропинке, и обрывки ничего не значащих мыслей вели его в никуда. Впереди просветлело. Лес незаметно сменился редколесьем. И гроза оказалась совсем не страшной, когда за полем густо поросшим чертополохом Даня увидел дом охотников. Изъеденный временем, разорённый и покосившийся, он всё же оставался приютом; в одной из комнат мальчик нашёл и стол, и деревянные полати. Окно составленное из мутных и грязных кусков стекла походило на причудливый витраж. И железная печка, пузатая и неровная, хранила в себе умело сложенные дрова - зажигай и грейся! Затопив печку, Даня снял мокрую одежду и, подперев дверь поленом, лёг на полати. Он долго смотрел на язычки пламени, весело играющие за полуоткрытой дверцей, пока сон не сморил его. Проснулся мальчик в тишине. Мутное окошко светилось лунным блеском. Красными зрачками мерцали угольки. И кто-то ходил в доме лёгкими крадущими шагами. Они то удалялись, то приближались, и в скрипе гнилых половиц слышалось дыхание неведомого существа. Шаги смолкли, и мальчик ещё долго лежал, вслушиваясь в темноту. "Хорошо, что я не спросил "кто там?" - подумал он, засыпая. - Ответы бывают страшнее самих шагов. А если бы никто не ответил? Вдруг, это и есть - тот самый Никто..." Утром таинственные шаги казались сном. "Наверное, мне все приснилось", - рассудил Даня. Откинув полено, мальчик приоткрыл дверь и вгляделся в пустоту полутёмных сеней. И на пороге дома у крыльца с продавленными ступеньками он увидел девочку. Она спала, свернувшись в клубочек, одетая всё в то же длинное тёмное платье, и невзрачный платок скрывал несуществующие волосы. Даня подошёл к ней и, с удивлением рассматривая костлявую фигурку, опустился на корточки. - Эй, это ты ночью тут ходила? - сказал он, осторожно трогая ее за плечо. Девочка открыла глаза и с испугом отшатнулась. - Не бойся. Ночью... это же ты ходила? - спросил Даня смущенно. - Я думала, что дом ничейный. Если хочешь, я сразу уйду, - проговорила девочка, торопливо поправляя платок. - Да я здесь не хозяин. Они молча сидели, словно прислушиваюсь к своим мыслям - Знаешь, как я ночью перепугался, - произнес, наконец, Даня. - Один в доме и шаги. А это ты. Та ещё молчунья. - А я боялась, что меня кто-то услышит. А чей это дом? - Да здесь охотники ночуют. А ты, значит, тоже сбежала, - Даня, запнулся. - И мы оба против, ну этой... свадьбы? - Я не против! Я сбежала, потому что всем мешаю, - девочка сняла платок, и горько усмехнулась. - Я уродина. Это от химии. Когда лечат, выпадают все волосы. - И вовсе ты не уродина! - Даня смешался. - Ты похожа на ангела. Правда, правда. Это я урод, что мы так с тобой... - А я не хочу, чтобы меня жалели. Я хочу быть нормальной, как все. Только у меня... не получается. - Влада тяжело вздохнула. - Я трусиха. Боюсь, что меня будут при всех обзывать. Боюсь, что папка из-за меня не женится на твоей маме. - Она взглянула на мальчика, - А ты... правда сбежал не из-за меня, а просто... - Я не знаю, - развёл руками Даня. - Теперь не знаю. Мне надо подумать... Они оба облегченно вздохнули, понимая, что для вражды нет никаких причин. Вдалеке послышался звук машины. Мальчик выглянул на улицу. - Это нас ищут, - сказал он. - Наташка, наверное, проговорилась, у нее язык как помело. Ну и попадёт нам! А случайно, она тебя в дорогу не собирала? - Нет. Я же её почти не знаю, - улыбнулась Влада. "Иногда, чтобы понять друг друга, надо просто поговорить", - подумал Даня и удивился простоте истины. Дети сидели рядом и молча вслушивались в тарахтящий звук мотора, который становился всё ближе.
|