Старший лейтенант Александр Васильевич Денисов находился в Афганистане четвертый месяц и за этот короткий срок успел схлопотать два партийных взыскания с занесением в учетную карточку, что автоматически перечеркивало его дальнейшую военную карьеру. Самым обидным было то, что виновным во всех бедах, свалившихся на его голову, Денисов себя не считал.
Что за такой короткий срок мог сделать он, только прибывший из Советского Союза офицер, если первое, что увидел, прибыв на командный пункт своей роты возле кишлака Души, был обкуренный, со стеклянным и бессмысленным взглядом капитан, у которого Денисов должен принять дела и должность командира роты. Роты, в которой сто семьдесят бойцов. Боец - только звучит грозно, а на деле это вчерашние мальчишки, которых оторвали от материнской сиськи, дали в руки оружие и отправили исполнять интернациональный долг в чужую страну. Которые не нужны вечно обкуренному ротному и потому полностью предоставлены сами себе. Что творилось на секретах, расположенных высоко в горах, представить было нетрудно, если даже на КП роты, на глазах офицеров, некоторые солдаты курили гашиш и распродавали все, что могли стырить друг у друга - вещи, обмундирование, боеприпасы, ракетницы....
Разобраться с этим болотом сразу не удалось. Личный состав смотрел на потуги нового ротного с недоумением и относил их насчет того, что тому надо просто повыпендриваться, чтобы боялись и уважали подчиненные. Через месяц командования ротой Денисов получил свой первый выговор "за слабый контроль....", когда особисты взяли его старшину роты, торговавшего боеприпасами. Пасли они того давно, получив информацию о преступной деятельности прапорщика еще при предыдущем ротном, а взяли при Денисове, отчего он косвенно тоже оказался замаранным в этом дерьме.
Еще через месяц на самом дальнем секрете старослужащий солдат, которому до дембеля оставалось два месяца, не выдержав нервного напряжения, взял и разрядил в своего сослуживца, молодого солдатика, полный магазин патронов. Потом в таком же бессознательном состоянии прошел через минные поля и ушел в горы, где его и взяли сотрудники афганской госбезопасности.
За второе чрезвычайное происшествие Денисову грозило понижение в звании и должности, но к немалому удивлению всех, спас молодого офицера от неминуемого наказания особист. Подтверждая, что есть исключения из правил, он как-то выбил заключение экспертизы, что солдат был невменяемым, и вины Денисова за случившееся нет, потому что попади этот рядовой в любое другое подразделение - результат мог быть тем же самым.
Однако, "на всякий случай", на партийной комиссии ему все-таки влепили еще один выговор, в полной уверенности, что скоро все равно придется этого неспособного разобраться с ротой офицера выгонять из партии и разжаловать. Дело времени....
Но Денисов не собирался сдаваться. Через месяц прибыло молодое пополнение из Союза, а дембеля убыли на родину, в результате чего рота обновилась на треть, избавившись от самой гнилой и развращенной предыдущим ротным части личного состава. А уж из молодых солдат он сам слепит то, что надо.
Правда, в Джабали за получением молодого пополнения Денисов с замполитом прибыли позже всех, когда другие начальники на десять рядов провыбирали из прибывшего пополнения что получше, а им остались так называемые "отбросы", кого другие офицеры ни за что не хотели видеть своими подчиненными. И потому Денисов не удивился тому, что среди пятидесяти новобранцев, от которых уже невозможно было отказаться или заменить на других, тридцать оказались чеченцами, про которых ходила дурная слава.
Старший лейтенант Денисов в свою же очередь считал, что дурной славой себя покрывает тот, кто боится, не умеет и не хочет работать с людьми, выбирая себе послушных и забитых существ. Зато, если сработаться и найти ключик к душе этих гордых и воинственных горцев, с ними можно свернуть горы, что и собирался сделать офицер.... Потому, не сильно обращая внимание на сочувствующе-насмешливые взгляды других офицеров, загрузил молодежь в машины и убыл к себе.
В перераспределении личного состава здорово помог замполит роты Кушнир Володя, который служил в Афганистане год, знал и понимал многое гораздо больше Денисова, но при старом ротном ничего не мог добиться и потому опустил руки. Увидев желание и рвение нового офицера, он как-то вечером, вежливо постучав в дверь, обратился к командиру:
- Разрешите, Александр Васильевич?
- Заходи, замполит, - кивнул Денисов, - присаживайся. За делом, аль от дела?...
- По делу, - улыбнулся тот, - поговорить к вам пришел. Вижу ведь, что хотите все поменять здесь к чертовой матери, сделать нормальное, управляемое подразделение, может быть, что-нибудь, и я присоветовать смогу, все-таки меня специально учили работать с людьми....
Замполит Денисову понравился, не имел партийного гонора, который часто бывал у политработников, а немного смущенная улыбка была открытой и доброй, отчего сразу хотелось ему верить.
- Спасибо, - кивнул ротный, - ну, если можешь, помоги, а то вот, сижу решаю ребус, как нам перераспределить личный состав, чтобы было меньше предпосылок к возникновению неуставных взаимоотношений. Слушай, может быть нам по национальному признаку по заставам и секретам раскидать? К примеру, есть тридцать узбеков, а у нас как раз командир третьего взвода узбек, вот мы его земляков ему и отдадим, поставив их всех вместе на заставе под Чаугани?
Кушнир снова улыбнулся:
- Я тоже вам хотел это посоветовать. Правда полностью избавиться от неуставщины таким путем не удастся, но, по крайней мере, позволит во много раз снизить психологический накал в коллективе. У них, у узбеков, есть своя четкая иерархия социального положения, есть богатые и бедные узбеки. Поэтому убираться там все равно будут те, кто принадлежит к низшим слоям, но это не будет приводить к чрезвычайным происшествиям, потому что они сами будут воспринимать это, как само собой разумеющее. И прибавьте к этому командира взвода - узбека, который всегда сможет вмешаться в ситуацию, если она будет грозить выйти из-под контроля. А вот по чеченцам надо бы подумать, куда их и кем поставить.
- Не надо думать, - покачал головой Денисов, - их я от себя никуда не отпущу. Все тридцать будут здесь, на командном пункте. И кроме них здесь не будет никого. Они сами будут делать все, что необходимо, потому что другого выбора я им не оставлю. Во-вторых - они будут моей ударной силой и опорой, потому что все они прирожденные воины, и с ними сам черт не страшен. И в третьих, личные дела видел? Они же почти все прибыли из Тольятти, где работали на обкатке автомашин на заводе. Значит, нам сам бог послал асов-профессионалов на бронетранспортеры. Восемь машин, значит восемь водителей, восемь наводчиков, а остальные - боевые дежурства на командном пункте и выходы в рейды. А вот как строить работу с ними? Может, что подскажешь?
- Что советовать? Шут его знает.... Если исходить из исторической предпосылки кровавого покорения Кавказа, и прибавить к этому депортацию 1944 года, когда чеченцы были поголовно сосланы в Северный Казахстан и Среднюю Азию, получив при этом ярлык спецпереселенцев, то у них к русскому народу может быть только одно отношение.... Так что хоть мы и в мире живем, но..... На Кавказе два кровных врага, даже замирившись и горячо поклявшись в дружбе, расходятся, оглядываясь, чтобы не получить пулю в затылок. А вот уважают они сильных и смелых людей. В горах сразу раскрывается слабость характера. Там человек в авторитете только по своим личным качествам.... И этот авторитет зарабатывать надо. А вообще, есть одна идея, точнее старый испытанный способ - попробовать воздействовать на каждого из них через семью. На Кавказе семья - в первую очередь мужчина, хозяин семьи, а слово "отец" тогда имеет смысл, когда сын вырастает достойным человеком. И представь, если каждый из родителей наших солдат получит письмо от нас, от командования роты, где мы поблагодарим за то, что они воспитали сына настоящим воином, смелым и храбрым солдатом, достойным сыном своих родителей. Пусть это будет авансом, и не знаю, что родители конкретно напишут своим сыновьям, но посмотришь, те за нас будут готовы и в огонь и в воду....
- Хм, молодец, замполит! Ну, так как ты у нас умный, тебе и карты в руки, садись, сочиняй письма, и отправляй! Слышал - инициатива имеет инициаторов. И в прямом, и в переносном смысле.
Через две недели все планируемые перестановки были завершены. Через месяц стали приходить ответные письма с благодарностями от родителей солдат, которые Денисов зачитывал перед строем. Параллельно понемногу воспитывая.
Однажды, под утро, он поймал заснувшим на посту рядового Вархаева. К обеду привезли почту, и там было письмо от отца Вархаева, где он писал, что гордится сыном, что все родственники рады за него и верят, что он будет настоящим солдатом. Денисов построил свою чеченскую заставу.
- Рядовой Вархаев! Выйти из строя!
- Есть! - вышел тот на два шага и повернулся лицом к своим сослуживцам-землякам.
- Товарищи сержанты и солдаты! Все вы знаете, что сегодня ночью рядовой Вархаев был пойман спящим на посту. Своим проступком он подставил под угрозу не только мою, но и ваши жизни. Все слышали, как под Ташкурганом духи заставу на вырезали? Девять солдат с перерезанными глотками? Они тоже на часовогогэнээске надеялись! Вархаев, слышали?
- Слышал, - сквозь сжатые зубы ответил солдат.
- А если слышали, почему спите? Что молчите? Или мне написать вашему отцу письмо, чтобы он прочитал его перед всем вашим тейпом, как из-за вас чуть не вырезали нашу заставу, где под вашей охраной, надеясь на вас, спали спокойным сном двадцать девять чеченцев и два офицера?
- Товарищ старший лейтенант! Не надо! - с горящими от чувств глазами взмолился Вархаев.
- Не надо? Спать не надо было, товарищ солдат! Я не знаю, верить вам теперь, или нет? Товарищи солдаты! Верите ли вы Вархаеву, или мне писать письмо его отцу?
- Товарищ старший лейтенант! - раздалось из строя несколько голосов, - Мы с ним сами разберемся, только не пишите отцу об этом? Отец зарежет его, если узнает....
Денисов глядел в горящие от возбуждения глаза чеченцев и вдруг понял, что они не шутят, и отец действительно зарежет своего сына, за то, что он опозорил их род. И понял, что теперь каждый из них будет стремиться быть лучшим солдатом, чтобы не совершить какого-либо позорящего воина проступка, о котором могут узнать родные и близкие....
Постепенно положение в роте стало выправляться. По крайней мере, прямых проявлений неуставных взаимоотношений не было. Водители-чеченцы быстро освоили бэтээры, а остальные несли службу, и Денисов не мог на них нарадоваться.
Из массы чеченцев ему приглянулось двое, быстрых и смышленых, понимающих с полуслова, и теперь при выезде с заставы Денисова постоянно сопровождало два немногословных жилистых и крепких солдата - Дагаев и Берциев. Денисов не обучал их специально и не инструктировал, что и как делать, но они всегда были за его спиной, прикрывая сзади. И у него появилось ощущение крепкого и надежного тыла.
* * *
До майских праздников оставалось несколько дней, когда по линии контрразведки поступило сообщение, что на участок Денисова пожаловали гости. не было. Если они сообщали, что вОснований не верить информации хадовцев ущелье Белаусанг, в заброшенном кишлаке на той стороне речки Андораб скрывается банда, значит, так оно и было. При этом сразу подтверждалось то, что духи пришли из Пакистана, что было ясно и так, потому что своих, местных моджахедов, хадовцы не сдают. Слишком крепко они все повязаны здесь родственными и клановыми узами....
И это был уже непорядок, потому что именно он, старший лейтенант Денисов, отвечает за все двадцать восемь километров участка, на котором находится его рота, размещенная на четырех заставах и пяти секретах, отвечает за все четыре ущелья, что выходят на кабульскую трассу.
Надеяться на то, что банда совершила длительный переход из Пакистана в туристических целях, было смешно. Значит, цель была одна - диверсия, или террористический акт, для которого и выбран участок Денисова. Командир батальона для проведения операции по ликвидации незаконного бандформирования в помощь ротному отправил своего заместителя по политической части, майора Кравца, который и должен был передать боевой опыт недавно прибывшему из Союза офицеру.
- Ну что, Саша, - пожал Денисову руку прибывший замполит, - чем обрадуешь? Карту смотрел?
- Смотрел, - вздохнул тот, - ничего хорошего, Александр Георгиевич. Старые развалины, с двух сторон нависают горы, на технике к кишлаку не подойти, потому что отсекает река, объезда нет, даже мостика через речку нет, по которому смогут пройти пешие группы. От переправы до кишлака метров пятьсот открытого пространства.
Замполит присвистнул:
- Не хреново девки пляшут, по четыре штуки в ряд.... Вообще какие-нибудь выходы туда еще есть, чтобы нам перекрыть отход духов к горам, если они там будут? Может, как ни будь зайти со стороны гор?
- Нет. Ни выходов, ни проходов, ни подходов.... Полностью духовская зона.
Как ни анализировали они ситуацию, как ни просчитывали варианты действий, но выбора не было. Вертолет для огневой поддержки с воздуха им тоже не дадут, потому что планировалась рядовая зачистка кишлака, и приходилось надеяться только на свои силы.
Подразделение из двадцати шести человек на трех бронетранспортерах вышло к бурной горной речушке Андораб незадолго до обеда. Речушкой она была только по российским меркам, потому что имела в ширину всего какой-то десяток метров, но быстрый мутный поток стремительно несущейся воды делал ее серьезным препятствием для движения. Через нее переходили связками по восемь человек, потому что меньшее количество людей просто сносило мощными потоками воды. На той стороне, не теряя времени, тремя группами рванули к развалинам кишлака. Самым главным было проскочить открытое пространство. С трех бронемашин их прикрывали пулеметчики, готовые в любую секунду открыть огонь.
Проскочили. В кишлаке давно никто не жил, потому сооружений, напоминающих целые и жилые дома, было немного. Кишлак был пуст. Только в одном из домов сохранилось недавнее пепелище и лежаки, говорившие о том, что недавно здесь ночевало и готовило еду несколько человек.
- Или опоздали мы, или хадовцы, сдав духов нам, после этого оповестили и тех о зачистке, - разочарованно вздохнул Кравец, - как говорится, и нашим, и вашим....
Кишлак располагался, чуть ли не под скалами, резко взметнувшихся ввысь за последним дувалом и от них веяло смертью.
- Ладно, уходим, - дал команду Кравец.
Первая группа благополучно миновала открытый участок и за ней пошла вторая, в которой был Денисов и Кравец. Они только переправились через речку, как им в спину с горы ударили очереди из крупнокалиберного пулемета. Второй пулемет бил по последней, третьей группе.
- Быстро за броню, - заорал Кравец.
Когда они, наконец, укрылись за бронетранспортерами, которые вступили в огненную дуэль с пулеметными горными гнездами духов, то поняли, что дела третьей группы плохи. Расстояние между техникой и врагом было довольно большим, около километра, а вот третья группа пыталась укрыться за полуразрушенными строениями, а почти что сверху по ним било несколько пулеметов.
Останки глиняных строений служили плохим прикрытием от крупнокалиберного оружия, постепенно разбивающим дувалы, за которыми укрывались бойцы третьей группы. Времени на принятие решения не было. Или их сейчас всех положат прямо там, или им надо было под огнем выходить к своим через открытое пространство. Группа пошла, а от речки ее из всех стволов прикрывали сослуживцы.
Словно в замедленном фильме Денисов видел, как к нему рвались его солдаты, которых то догоняли, то уходили в сторону взметавшиеся фонтанчики пыли от разрыва пуль. И казалось, что расстояние не сокращается, и Денисов жал и жал на спусковой курок, одним за другим опустошая магазины, с ненавистью паля в жестокие горы.
Группа вышла вся, неся с собой троих раненых. Один был тяжелый. И как только они укрылись за броней, обстрел прекратился. И тут обнаружилось, что, эвакуируя под огнем товарищей, с собой не вынесли один автомат, который, видимо и остался лежать возле дувала, где пуля разворотила плечо одному из солдат.
- Дерьмо, - выругался Кравец, - вот дерьмо.... Никак теперь не вытащишь....
Он вышел по связи на командира батальона и доложил обстановку.
- А на хрена я тебя туда отправил! - орал по рации комбат, - Как обосрался, так и вытирайся! Но чтобы оружие вернули! Или вместе с командиром роты под суд пойдете!
- Это невозможно, - попытался доказать Кравец, - мы просто людей положим зря!
- Зря ты на свет родился, если автомат не найдете! Лично поедешь командиру дивизии рассказывать, как струсил!
Кравец вздохнул, и зло уставился на кишлак, который выглядел мирно и спокойно.
- Людей туда я не пошлю. Не хочу брать грех на душу. Но идти надо. Иначе мне конец. Если духи решат, что мы ждем подкрепления и вызвали вертолеты, то они должны уже быть где-то вон за тем хребтом, - подбодрил себя замполит батальона.
- А если нет, товарищ майор? - покачал головой Денисов.
- Вот об этом лучше не думать....
Они наблюдали за горами около часа, но ничего подозрительного не заметили. Ни одного выстрела по ним не раздалось.
- Пошел я, - решительно поднялся Кравец.
- Я с вами, - взглянул на него Денисов.
Майор внимательно посмотрел на него и вздохнул:
- Если ты пойдешь со мной - мне будет легче. Но я не могу гарантировать, что мы не попадем опять в засаду. Я не могу гарантировать тебе жизнь.
- Понимаю я все, Александр Георгиевич, - твердо ответил ротный, - но пойду с вами....
Идти было безумием. Не идти он тоже не мог. Остаться - означало струсить. Остаться - значит бросить товарища. Как ни крути, сам погибай, а товарища выручай.... Денисов подозвал Кушнира и передал тому командование. Тот смотрел на них как на сумасшедших. Денисов с Кравцом взяли по несколько дополнительных автоматных магазина и пошли.
До кишлака они дошли спокойно, отчего в сердце даже закралась надежда, что духи действительно ушли, и все закончится хорошо. И благополучно нашли оставленный под обстрелом автомат. Но когда они развернулись и попытались уйти, горы снова взорвались огнем.... Духи просто были в недоумении, когда увидели, что два шурави снова пошли в ловушку, и потому не стреляли по ним, пытаясь разобраться, в чем дело. Но выпускать из мышеловки этих глупых шурави они не намеревались.
Офицеры лежали под остатком стены глиняного строения и пытались отстреливаться, но враг зажимал их плотным огнем, не давая прицелиться и не выпуская к своим. От бэтээров их безуспешно пытались поддержать огнем, но духи не обращали на основную группу внимания.
- Вот, Саша, встряли, - проорал ротному Кравец, - будем сидеть здесь, пока вертолеты действительно не придут....
А через несколько минут поняли, что сидеть долго им не дадут. Потому что к обстрелу сверху присоединились автоматные очереди, которые шли откуда-то сбоку. Их зажимали, и при этом огонь раздавался все ближе и ближе. И оба поняли, что живыми, или мертвыми, но духи решили забрать их с собой....
- Товарищ майор, - крикнул Денисов, - что делать будем?
Кравец лежал возле дыры в стене, кого-то выцеливая, и не ответил. Метрах в ста от места, где они укрылись, мелькнула чалма, и Денисов понял, что идут за ними.
Через несколько минут Денисов повторил свой вопрос, и неподвижность Кравца ему не понравилась. Он подполз к майору, похлопал по плечу, но тот не пошевелился. Дунчак перевернул тело замполита батальона на спину, и на него уставился остекленевший взгляд застывших глаз.
- Александр Георгиевич! - не веря своим глазам, потому что нигде не было видно раны и крови, снова позвал он. Тот не шевелился. Денисов торопливо расстегнул на груди Кравца пуговицы и распахнул. И сразу увидел возле ключицы входное пулевое отверстие. Выходное он с трудом нашел со стороны спины в районе поясницы.
Пуля, пройдя наискосок через все тело, разворотила внутренности, и Денисов понял, что майор почти мгновенно сгорел от обильного внутреннего кровотечения. В погибшем майоре Денисов на секунду увидел себя, так же бессмысленно глядевшего в небо, и сначала его тело сковал ужас перед возможной смертью. Выбившие над головой Денисова из стены каменную крошку пули, вернули его в реальность, и дикий ужас мгновенно сменился такой же необузданной яростью к врагу.
Он огляделся. Двое душманов подобрались к нему уже метров на пятьдесят. Офицер нажал на спусковой крючок, автомат коротко вздрогнул, и замер. Денисов отсоединил магазин - пуст. Похлопал себя по карманам, но патронов больше не было. Он схватил автомат Кравца, и дал длинную очередь по перебегавшим чуть ли не в открытую к нему духам. И понял, что патроны кончились и здесь.
Обшарив карманы Кравца, вытащил две эфки, добавил к свои трем. До духов было метров тридцать, но те не стреляли, видимо выбирая момент для броска и захвата советского офицера живым.
На миг приподнявшись, он со всей дури, одна за другой, метнул две гранаты. После мощных разрывов на него обрушился шквал огня, и от пытавшихся подобраться к нему духов, и с гор. Офицер вылеживался, внимательно прислушиваясь, когда те снова попытаются приблизиться к нему. И услышав подозрительный шорох, кинул на звук еще одну гранату. К эху взрыва присоединился дикий вопль раненого человека, и он понял, что кого-то зацепил.
Лежать дальше и надеяться на чудо, было бессмысленно. Надо было попытаться выбраться к своим. Денисов взвалил безжизненное тело майора на спину, зажал в каждом кулаке по гранате, зубами вырвал кольца, и до хрипа задыхаясь от усилия, пополз к окраине кишлака, за которой были его солдаты.
Боковым зрением увидел, как справа мелькнул халат одного из врагов, разгадавших его маневр, и пытавшегося отрезать его от своих. Поняв, что не успевает, моджахед дал по нему очередь, и пули выбили пыль где-то под ногами. Боли Денисов не почувствовал, но в одной старенькой раздолбанной кроссовке сразу что-то захлюпало. Он сполз в небольшой арык, и бросил еще одну гранату.
И вдруг неожиданно понял, что обстановка резко изменилась. В горах продолжалась стрельба, которая стала ожесточеннее и злее, но почему-то она велась между кем-то в горах, больше не пытаясь причинить ему вреда.
Офицер снова подхватил тело погибшего товарища, и пополз дальше, пытаясь воспользоваться моментом. Почти одновременно с ним, наперерез ему, справа кинулось еще двое духов, которые не заметили, как навстречу Денисову выскочил солдат Гусейнов, который срезал обоих моджахедов короткой очередью, и бросился к командиру.
Солдат перехватил у Денисова тело Кравца, ротный безропотно подчинился, потому что сил не было совсем, и они рванули в сторону своих, которые прикрывали их огнем, поливая без остановки кишлак из автоматов и пулеметов. Только упав за бэтээром, Денисов осознал, что жив, что он среди своих....
В горах еще минут пять продолжалась перестрелка, которая неожиданно стихла, и наступила звенящая тишина.
- Что произошло? - прохрипел ротный Кушниру, стянувшему с раненой ноги кроссовку, и бинтующему отстреленный палец, - Почему там был бой?
- Телохранители твои там, - покачал головой Кушнир, - Дагаев и Берциев. Увидели, что вы пошли туда, я и не заметил, как они забрали пулемет, набрали патронов и гранат, и рванули в обход по горам. Мне потом Гусейнов об этом сказал. Когда вас в кишлаке зажали. А твои абреки вышли в спину духам, сверху, и накрыли их. Вот черти бешенные.... Это ж каким здоровьем надо обладать, чтобы такой марш-бросок совершить?...
Дагаев и Берциев появились минут через тридцать, с горящими от возбуждения лицами, и обвешанные трофейным оружием.
- Товарищ старший лейтенант, вас комбат по связи, - обратился к ротному водитель.
Чувствуя растущую ненависть к человеку, пославшему их на верную смерть, Денисов взял в руки шлемофон, и еле сдерживая себя, ответил:
- Аргон! Докладываю! - в бешенстве заорал Денисов по связи, - Ваше приказание выполнено ценой жизни вашего замполита! Ты слышишь, сволочь?! Это ты его туда послал! За какой-то железкой! Это ты его убил, гад! Слышишь меня?....
2.
На своей заставе Денисов с солдатами соорудил небольшой памятник майору Кравцу. Командир батальона на участок Денисова никогда не приезжал, изредка оповещая о своем приезде, но, выслушав на границе с соседним участком сухой доклад офицера о состоянии дел в роте, сразу разворачивался и уезжал к себе.
Летом Денисов получил очередное звание - капитан, и следом пришел орден Красной Звезды. Майору Кравцу орден Красного Знамени был присвоен посмертно....
Попытки установить тесный контакт с местным населением успеха не принесли. Афганцы смотрели на шурави с подозрением, а главный в кишлаке старейшина Абдуламид вообще вызывающе игнорировал любую встречу с Денисовым.
Однажды, понаблюдав, как трудолюбивые афганцы организуют систему полива своих крошечных полей, небольшими ровными уступами спускающимися сверху вниз по склону горы, Денисова озарило, как можно легко и просто помочь им в орошении , и метров тристаучастков. Для этого требовался списанный двигатель от ГНС труб. Плюс электроэнергия.
Командный пункт роты обслуживался десятикиловаттной дизельной станцией, но им на все свои нужды с лихвой хватало четырех киловатт, в связи с чем станция работала наполовину впустую.
Потому, когда на заставу приехал начальник политического отдела дивизии, командир роты был готов задать несколько наболевших вопросов. Политработник выслушал его внимательно, немного подумал:
- А что, товарищ капитан! Верно мыслишь! Это будет лучшей наглядной агитацией дружбы наших народов и демонстрацией того, как нашими военнослужащими оказывается помощь мирным труженикам. Давай, организуй работу, если что не получится, приезжай - поможем!
Движок с гэнээски после реставрации качать воду не захотел, но технари быстро разобрались, что к чему, и заменили манжеты, так как плотность воды и керосина разная, и после этого насос заработал, как часы.
Трубы пришлось выбивать с боем, и здесь помогла поддержка и помощь начальника политотдела. Наконец-то все необходимое было готово.
Когда Денисов пришел к старейшине Абдуламиду, тот выслушал его недоверчиво, с подозрением. Если помогают, значит, что-то надо в ответ.... Ведь не может же просто так советский офицер взять, и задарма оказать помощь? Но тот, к огромному удивлению старейшины ничего не требовал, наоборот, разъясняя, что они все сделают сами, просто просил показать, в какую точку подвести воду, которая будет качаться насосом из речки.
Окончательно засомневался в умственном здравии советского офицера Абдуламид тогда, когда тот предложил еще и провести в кишлак электрический свет от дизельной станции, обслуживающей командный пункт. Совсем больной шурави, с огорчением подумал Абдуламид, он что, хочет давать им свет в дома, как в больших городах?
- Командор! Сколько это будет стоить? - ради приличия поинтересовался старейшина.
- Нисколько, - поморщился офицер, - Абдуламид, пойми, это все бесплатно, в целях оказания помощи афганскому народу. Посмотри вокруг, вы же, как в средневековье живете! А представь, у вас ночью будет свет! Телевизоры, радио....
Абдуламид смотрел недоверчиво, но головой качал утвердительно - устанавливайте, делайте, проводите.... А вдруг и, правда - дураки? Возьмут и сделают?
Сделали. И ничего за это не взяли.
Оказалось, что к хорошему привыкаешь быстро. Когда через месяц в кишлаке неожиданно пропал свет, все население отправилось к советскому "командору".
Денисов смотрел на прибывшую делегацию с удивлением.
- Командор! Что случилось? Кто провинился, что ты всех нас наказал?
- Как провинился? В чем провинился? Что вообще произошло? - ничего не понял Денисов.
- Ты у нас свет выключил, командор! Значит, мы в чем-то виноваты?
Шурави - от солдат до офицеров хохотали до упаду, глядя на расстроенных афганцев.
- Вы что?! Да у нас просто станция поломалась! Через час сделаем, и включим свет, - с улыбкой пояснил командир роты.
Свет действительно скоро дали, но, посовещавшись, старейшины кишлака решили задобрить шурави, и по очереди от каждой семьи ранним утром относить на командный пункт русских по тазику персиков и ведру кислого козьего молока....
Отношения с местным населением после установки труб и насоса для полива земельных участков вроде бы наладились, но некоторая напряженность в отношениях осталась.
Ее надо было растопить, и желательно хорошим совместным застольем, где дают обещания в дружбе и верности. Нужен был только повод.
По просьбе Денисова замполит роты Кушнир привез несколько фильмов на таджикском языке, но простая демонстрация выглядела бы обычной пропагандистской акцией. Нужна была "изюминка".
Идея пришла неожиданно, когда Денисов увидел, как техник роты перекладывает свои вещи, среди которых была и медаль "За 10 лет безупречной службы".
- Ну-ка, ну-ка, дай сюда! - обрадовался он, - Слушай! Тебя ведь к медали "За отвагу" представили? Зачем тебе эта юбилейная побрякушка?
- Дали - и есть, - пожал тот плечами, - выкидывать жалко....
- Давай мы ее Абдуламиду, старейшине вручим! Отдашь?
- А.... - махнул техник рукой, - Забирайте, Александр Васильевич....
Замполит роты достал из своих запасников самую цветастую грамоту на лощеной бумаге и озадаченно спросил у ротного:
- Командир! А за какие десять лет, и какой службы мы награждать Абдуламида будем? Наши войска здесь только восемь лет?
- Какая разница, Володя? Он что? Считать года будет? А в грамоте ты так и напиши - в честь приближающегося десятилетия безупречной службы Абдуламида!
Когда все было готово, Денисов на бронетранспортере лично поехал и привез недоумевающего старейшину кишлака с переводчиком, которые с подозрением поглядывали на советского офицера, но тот сохранял невозмутимый и торжественный вид.
На заставе все было готово. Солдаты, в отутюженной форме с боевыми наградами стояли в строю, и как только Денисов с Абдуламидом вошли в небольшой дворик КП роты, замполит скомандовал:
- Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ капитан! Застава для награждения старейшины Абдуламида построена!
- Вольно! - дал команду Денисов, чувствуя, как отвисла челюсть у стоящего рядом Абдуламида, которому что-то быстро шептал на ухо переводчик. Замполит подал командиру коробочку с медалью и грамоту.
- Товарищи офицеры, сержанты, солдаты! Сегодня у нас торжественный день! За заслуги перед Советским Союзом, за безупречную службу делу афганской революции и укрепление дружбы с советским народом, старейшина Абдуламид награждается высшим знаком отличия - медалью "За 10 лет безупречной службы". От имени и по поручению правительства Союза Советских Социалистических Республик грамота подписана мною, губернатором провинции капитаном Денисовым и министром обороны провинции старшим лейтенантом Кушниром!
Денисов извлек из коробочки начищенную блестящую медаль, и нацепил ее на рубаху старику, по лицу которого бежали слезы благодарности.
- Абдуламид! В честь твоего награждения сегодня будет организован показ художественных фильмов на таджикском языке. Начало в 21.00.
Весть о награждении Абдуламида высшим знаком отличия Советского Союза и демонстрации в его честь кино разнеслась по Салангу мгновенно. Абдуламид сразу стал самой известной и популярной в провинции личностью, и уже после обеда к нему стал стекаться народ, проживающий от Пули-Хумрей до Саланга.
Денисов дал команду установить кинопроектор и на специально вкопанных трубах вывесить экран, сшитый из четырех белых простыней, а сам с веселым ужасом наблюдал за прибывающими афганцами. Места перед экраном стали заниматься за несколько часов. Женщины не было ни одной, а мужчины, от млад до стар, все прибывали и прибывали.
Вместе с Кушниром он попытался сосчитать зрителей, но, несколько раз сбившись, бросили это бесполезное занятие, приблизительно прикинув, что афганцев собралось около шестисот человек. Для них демонстрация советского кино было целым событием.
И вот, наконец, этот миг настал. Гул голосов мгновенно стих, как только загудел кинопроектор, и на экране появились титры. Афганцы, большинство из которых ни разу не были в кинотеатре, словно малые дети предались волшебному миру кино. Они смеялись, плакали, сопереживали героям фильмов про гражданскую войну в Средней Азии, про Великую отечественную войну.... На экране один за другим сменялись фильмы: "Таинственный монах", "Алые маки Иссык-Куля", "Москва, 41-й"....
На следующий день начался праздник. Абдуламид резал баранов, а одним из самых почетных гостей стал Денисов. Вырвался он оттуда с трудом, через сутки, еле отделавшись от гостеприимного хозяина, которого вдруг осенила мысль женить шурави на афганке....
* * *
После награждения старейшины и "кина" в его честь, Абдуламид стал одним из самых известных и уважаемых людей в районе Саланга. Денисов стал его другом, но окончательно Абдуламид стал обязанным советскому офицеру после родов своей третьей, любимой жены. Был поздний вечер, когда Денисова вырвал из постели дежурный по заставе.
- Что случилось? - накинув одежду, вышел во двор ротный.
- Старейшина пришел, плачет, к вам просится, - доложил дежурный.
- Пропусти, - кивнул Денисов.
Вошедший Абдуламид и впрямь был не в себе, и из его быстрого лепета через переводчика Денисов с трудом понял, что у третьей жены старейшины, шестнадцатилетней девчушки, которая была на сносях, открылось сильное кровотечение. Повитухи справиться с ним оказались не в состоянии, и теперь у Абдуламида оставалась последняя надежда на Денисова, которого он умолял отвезти жену в больницу ближайшего города Пули-Хумри.
- Ты что, Абдуламид?! - изумился Денисов, - Да кто нас ночью пропустит? Если духи не завалят, так свои, советские подобьют! У нас же приказ - стрелять во все, что движется ночью без предварительного согласования.
Старейшина упал перед офицером на колени и запричитал.
- Да ты что, Абдуламид? - командир стал поднимать того, но старейшина вырывался и продолжал выть, умоляя спасти жену и ребенка.
- А, черт!... - махнул рукой Денисов, - Едем! Дежурный! Поднимай Рамазанова, пусть бэтээр готовит к выезду, выезжаем через пять минут, и в сопровождение Берциева и Дагаева! Давай бегом!
Из дома старейшины в машину загрузили стонущую женщину, и вместе с ней внутрь запрыгнул Абдуламид и трое мужчин, его ближайших родственников, под легкими накидками которых угадывались очертания оружия.
Дагаев вопросительно взглянул на ротного, но тот махнул рукой - пусть едут. Затем Денисов повернулся к Рамазанову:
- Абдурашид! Подкачка колес включена? Молодец! Останавливаться нам некогда будет и нельзя. Ну что? Гони вперед, в Пули-Хумри! Да побыстрее, чтобы по нам только из автоматов, а не из пушек успели наши же шандарахнуть!
Бэтэр взревел и рванул в ночь. До Пули-Хумрей дошли удачно, попав только два раза под обстрел, и хоть было пробито несколько колес, выручила подкачка.
А вот в Хумрях в гражданской больнице вышел облом. Дежурила лишь медсестра, которая вообще ничего не знала и не умела, а врач уехал куда-то к своим родственникам, и медичка объяснила, что тот будет только на следующий день.
Абдуламид тихонько выл от безысходности, прижавшись головой к косяку двери в больнице, и Денисов, немного подумав, решительно махнул рукой:
- Залезай! Поехали! Да побыстрее!
Старейшина, у которого не оставалось никакой надежды на благополучный исход родов, безропотно подчинился команде что-то придумавшего шурави.
- Так, Абдурашид! Ну-ка, давай теперь в наш госпиталь! Да-да! К нашим! Гони быстрее!
Они подъехали к пропускному пункту, где ходил вооруженный часовой.
- Стой! Кто такие? Куда?
Денисов спрыгнул с машины
- Капитан Денисов. У нас раненый. Срочно в госпиталь!
Часовой мельком глянул документы. Командир роты из соседней дивизии, граничащей с хумрийским полком. Затем поднял шлагбаум - заезжай.
Они подъехали к госпиталю, и Денисов знаком показал афганцам - сидеть тихо, а то будут вам сейчас роды - духам с оружием под накидками. Те сидели смирно и лишь согласно кивали в ответ.
На счастье Денисова дежурил знакомый анестезиолог, который, выслушав офицера, аж подскочил со стула:
- Ты что, Саша?! Совсем сдурел? Как я тебе афганку в советский военный госпиталь приму?
- Как, как!! А как я в ночи под обстрелом к тебе ее привез?! Тоже нельзя! Ты понимаешь, она же сейчас с дитем помрет!
- А-а! - неуверенно заерзал тот, затем крикнул, - Любовь Петровна!
В комнату вошла операционная сестра.
- Любовь Петровна! Вы ведь раньше акушеркой работали?
- У меня, в бэтээре, - с надеждой произнес Денисов.
- Давайте быстро ее в операционную!...
Денисов кинулся к выходу....
Время тянулось медленно. Абдуламид, сидящий внутри бэтээра, напряженно молчал, не отводя глаз от смотровой щели и наблюдая за входной дверью в госпиталь. Наконец, уже под утро, из дверей вышла уставшая женщина в белом халате. Денисов вопросительно взглянул ей в лицо, и она улыбнулась:
- Мальчик.... Все хорошо. Можете сейчас забрать, только потихоньку, сильно не трясите.
Денисов прыгнул в люк:
- Абдуламид! Сын у тебя! Все хорошо! Тихо только!
По лицу старейшины бежали слезы радости и облегчения. Сын! С-ы-н!
Когда, наконец они загрузили в машину женщину с ребенком, Абдуламид кинулся к Денисову и что-то с благодарностью лепетал.
- Тихо сиди, я тебе сказал, - зашипел офицер, потому что подъезжали к пропускному пункту. И так же благополучно миновав тот же пост, отъехали от него метров на триста, как афганцы откинули крышки люков и начали палить в небо длинными очередями, украшая ночное небо трассирующими лентами.
* * *
Кушнир, выслушав ротного, покачал головой:
- Рисковый вы, Александр Васильевич! Вы хоть понимаете, кто вы теперь для Абдуламида? У них рождение девочки вообще не отмечается, а рождение сына считается большим и радостным событием. Ох, чувствую, сопьетесь вы.... Ждите с утра гостей....
Денисов махнул рукой, и завалился спать. Из сна его вырвал тот же Кушнир:
- Идите встречайте, по вашу душу явились!
С улицы раздавался бой барабанов и стрельба. Когда офицер вышел на улицу, звуки усилились, народ расступился в разные стороны, и прямо перед ним вдруг расстелился огромный ковер метров шесть на восемь, по которому под грохот и вой каких-то музыкальных инструментов неспешно прошли все прибывшие.
- Они вам, Александр Васильевич, этот ковер подарили, - негромко пояснял переводчик.
- А зачем они по нему ходят, - недоуменно спросил Денисов, - замарают же?
- Что вы, товарищ капитан?! Это проявление высшего уважения! Чем больше гостей по нему пройдет, тем больше ковер проживет и тем мягче будет. У нас в Средней Азии такие же обычаи. А этому ковру вообще цены нет. Ручная работа. Причем в течение нескольких лет. В Союзе вам за него сразу машину дадут. И еще приплатят.
- А на кой черт он мне нужен? Меня все равно с ним отсюда не выпустят, а если и выпустят, то он и в самолет не влезет, да и не подъемный....
- Только не вздумайте отказываться! Страшнее обиды не может быть, если вы от подарка откажетесь.
Так на заставе появилось огромное мягкое чудо.
А через некоторое время Денисов услышал, как во всех близлежащих кишлаках его стали называть Хасан-хаджи. В полном недоумении он обратился к своему замполиту:
- Слушай! Что это обозначает - Хасан-хаджи?
- Что вы святой, Александр Васильевич! - засмеялся тот.
- Как святой? - не понял Денисов.
- Хасан - переделанное Саша, Саня, Хасан, а хаджи - это обозначает святой, человек, совершивший хадж, паломничество к святыням ислама.
- И какой же я святой? - засмеялся офицер, - Не мусульманин, хадж не совершал, тем более советский военный?
- Если в их глазах вы святой, значит душа у вас святая! - подмигнул замполит, и серьезно добавил, - Они же все добро помнят, которое вы для них сделали.... И действительно верят, что вы - хаджи. Между прочим Абдуламид своего сына Хасаном назвал. В вашу честь....
3.
Особист дивизии смотрел на Денисова как на доисторическое чудовище. То, чего смог добиться за неполный год на своем непростом участке этот новоиспеченный капитан, поражало и впечатляло. Да бог с ним, с его успехами в боевой и политической подготовке, но та информация, которую он иногда сообщал по инстанции руководству дивизии, ставило его на уровень опытного и гениального разведчика. А теперь Денисов вышел на комдива с коротким вопросиком - можно ли ему встретиться с сыном духовного лидера исмаилитов Саидом Джафаром, под командованием которого находится "всего-то на всего" полторы тысячи религиозных фанатиков - талибов, представляющих собой одно из мощнейших бандформирований, действующих в районе Саланга. При этом о встрече уважительно просил сам Саид Джафар, выхода на которого долго и упорно безуспешно искала вся контразведка сороковой армии!
Нет, Саид Джафар не унижался перед молодым офицером, а через доверенных лиц вышел на него с просьбой об оказании военной помощи в виде трех ящиков патронов калибра 5,45 мм. и просил при этом о личной встрече. То, что патроны были предлогом, было понятно любому идиоту. Военноначальник такого уровня не занимается детскими вопросами, и ясно было, что ему почему-то нужно встретиться с Денисовым. И больше всего эта встреча была нужна разведчикам, как прямой и непосредственный контакт с руководством противника.
- Ну что, все запомнил? - на всякий случай переспросил особист Денисова.
- Да вроде бы все, - успокаивающе кивнул в ответ капитан, которому порядком поднадоели инструктажи: о чем надо спрашивать, что говорить и как себя вести.
- Тогда - удачи! - пожал ему руку особист.
.... Время в подготовке к встрече пролетело незаметно. Саид Джафар дал четкие инструкции, когда и куда подъехать, и сколько человек при себе иметь. И надо было прибыть в 22.00. к разрушенному кишлаку в ущелье Белаусанг, а с собой иметь в сопровождении не больше двух человек.
Кого брать с собой, не возникло и тени сомнения. Денисов формально проверил готовность своей личной охраны в лице Берциева и Дагаева. Те исходили из самого худшего варианта и экипировались так, словно собирались дать долгий и кровопролитный бой врагу. Все карманы и разгрузки были под завязку набиты гранатами и патронами, на спокойных и суровых лицах читалась твердая решимость если и погибнуть, то, забрав с собой как можно большее число врагов.
Денисов фанатиком не был, поэтому, подумав, что с автоматом он будет выглядеть напуганным и смешным, сплюнув три раза через плечо, вооружился только штатным Макаровым, и на самый крайний случай, засунул в карман штанов гранату.
На условленном месте их ждали. Старенький японский пикап мигнул, как было условленно два раза, и Денисов в сопровождении солдат вышел и встал впереди своего бэтээра. От пикапа к ним подошел афганец, который на хорошем русском языке с мягким певучим акцентом поздоровался:
- Ассалям алейкум, Хасан-Хаджи! Свою машину вы можете отправить назад, пусть за ваше возвращение не беспокоятся. Итак, Саид Джафар приглашает вас к себе в гости.... Прошу.... - и сделал приглашающий жест рукой в сторону пикапа.
Денисов спорить не стал. Если бы их хотели заманить и убить, то давно расстреляли бы еще возле бэтээра, в свете фар. Потому он склонил голову в знак согласия и кивнул Дагаеву:
- Дага! Отправь бэтэр назад, скажи - нас обратно привезут.
Дагаев, как верный сторожевой пес, стараясь не выпускать никого из поля зрения, вернулся к машине, и что-то негромко произнес на чеченском языке. Бэтээр взревел, и неуклюже развернувшись, направился к выходу из ущелья.
Их привезли по узкой, но хорошо наезженной горной дороге на горное плато, про которое Денисов слышал, но сам лично не бывал, потому что места эти были чисто духовскими, и возможно, еще ни разу нога советского солдата ни разу здесь не ступала. Возле ручья, между камней, были раскинуты несколько походных палаток, одна из которых явно выделялась своими размерами и нарядным видом, отчего Денисов сразу понял - гостевая.
Чеченцы соображали мгновенно, они сразу все поняли, едва увидев эту палатку и потому, когда шурави повели к палатке, без команды остановились, и когда туда вошел командир, расположились по краям от входа в нее, настороженно озираясь и прислушиваясь к звукам, доносящимся из палатки.
Едва Денисов попал внутрь палатки, освещенной светом нескольких ламп, как навстречу ему поднялся полноватый, весело улыбающийся мужчина средних лет в национальном костюме, на лице которого выделялись умные и живые глаза.
- Салам, Хасан-Хаджи!
- Ассалям алейкум, - вежливо поздоровался в ответ Денисов.
Саид Джафар сделал приглашающий жест рукой к полному угощений столу, и что-то произнес переводчику.
- Саид Джафар приглашает вас к столу, - перевел тот.
Они расположились на мягких верблюжьих одеялах и через переводчика продолжили неторопливую беседу. Саид рассказывал потихоньку о себе, о своей жизни в США, где он учился четыре года, и об Англии, где прожил два года. Между делом расспрашивал Денисова про его семью, кто он и откуда. Разбавленная спиртным беседа вскоре превратилась в дружеское застолье, где начала теряться роль переводчика, потому что они вдруг начали понимать друг друга без слов, почти не нуждаясь в услугах толмача.
- Ты, Хасан-Хаджи, не обижайся, но мне очень захотелось увидеть человека, который так много сделал для моего народа. Афганцы очень любили и уважали русский народ, который всегда был нашим другом. Но после того как вы пришли к нам оружием в руках, все изменилось. Ты понимаешь, что нельзя, придя с автоматом в руках, учить, как надо жить?
- Понимаю, - согласно кивал Денисов.
- Ты понимаешь! А почему другие не понимают? Почему ты даже с оружием в руках несешь нам помощь и добро, а другие только смерть и разрушения? Никто не мог навязать нам свою волю! Афганцы свободолюбивый и гордый народ! И мы помним тех, кто делает нам добро! Хасан-хаджи, ты вот почему думаешь, на тебя ни одного нападения за последний год не было?
- Не знаю, - пьяно смотрел на собеседника Денисов.
- Э-э, хитрый ты, Хасан-Хаджи! Умный! Все ты понимаешь. А зачем делать плохое человеку, который дает нам самое ценное, что есть в этих горах? Который дает нам воду, хлеб, свет, помогает лечить больных, который никогда не говорит с нами с позиции силы, а общается на равных, как с друзьями? Во-от! Мы, афганцы, умеем ценить настоящую дружбу! И я - Саид Джафар, лично гарантирую неприкосновенность тебе и твоим людям на всем твоем участке. Никто не посмеет напасть на вашем участке, потому что потом он будет иметь дело со мной! А у меня за спиной - полторы тысячи сабель храбрых бойцов! И я обеспечу вам безопасность! Ни одного отряда не пропущу к вам, Хасан-Хаджи! Потому что вы уважаемы моим народом....
Постепенно набираясь, они начали утрачивать ощущение реальности, потому что, как смутно вспоминал потом Денисов, пели Калинку-малинку и Катюшу на русском и афганском языках, Саид пел какие-то задушевные афганские песни, и при этом Денисов умудрялся подпевать ему. И последнее, что помнил капитан, что Саид подарил ему какую-то машину, и темнота накрыла сознание Денисова....
Он с трудом продрал глаза, но так и не понял, где находится. В груди пылал невыносимый жар, который надо было затушить, и он с трудом прохрипел:
- Дневальный! Воды!...
Кто-то поднес ко рту Денисова кружку с холодной горной водой, которую он в несколько жадных глотков залил в себя. Судя по всему, было раннее утро, потому что завес палатки только озарился первыми лучами восходящего солнца. Потом с трудом разглядел подавшего воду:
- Дага! Ты?!
- Я, товарищ капитан! Саид уже уехал, машина ваша перед входом стоит, - тут же доложил солдат, хитро улыбаясь.
- Какая к черту машина? - и мгновенно вспомнились события сегодняшней ночи, - Что, серьезно машина?