Аннотация: Рассказ о том, как наши чувства увечит "взросла" жизнь!
Эпиграф:
"...Сакиа-Муни, молодой счастливый царевич, от которого скрыты были болезни, старость, смерть, едет на гулянье и видит страшного старика, беззубого и слюнявого. Царевич, от которого до сих пор скрыта была старость, удивляется и выспрашивает возницу, что это такое и от чего этот человек пришел в такое жалкое, отвратительное, безобразное состояние? И когда он узнает, что это общая участь всех людей, что ему, молодому царевичу, неизбежно предстоит то же самое, он не может уже ехать гулять и приказывает вернуться, чтоб обдумать это. Он запирается один и обдумывает. И, вероятно, придумывает себе какое-нибудь утешение, потому что опять веселый и счастливый выезжает на гулянье. Но в этот раз ему встречается больной. Он видит изможденного, посиневшего, трясущегося человека с помутившимися глазами. Царевич, от которого скрыты были болезни, останавливается и спрашивает, что это такое. И когда он узнает, что это - болезнь, которой подвержены все люди, и что он сам, здоровый и счастливый царевич, завтра может заболеть так же, он опять не имеет духа веселиться, приказывает вернуться и опять ищет успокоения и, вероятно, находит его, потому что в третий раз едет гулять; но в третий раз он видит еще новое зрелище: он видит, что несут что-то. "Что это?" - Мертвый человек. - "Что значит мертвый?" - спрашивает царевич. Ему говорят, что сделаться мертвым значит сделаться тем, чем сделался этот человек. Царевич подходит к мертвому, открывает и смотрит на него. "Что же будет с ним дальше?" - спрашивает царевич. Ему говорят, что его закопают в землю. "Зачем?" Затем, что он уже наверное не будет больше никогда живой, а только будет от него смрад и черви. - "И это удел всех людей? И со мной то же будет? Меня закопают, и от меня будет смрад, и меня съедят черви?" - Да. - "Назад! Я не еду гулять и никогда не поеду больше".
И Сакиа-Мину не мог найти утешения в жизни, и он решил, что жизнь - величайшее зло, и все силы души употребил на то, чтоб освободиться от нее и освободить других. И освободить так, чтоб и после смерти жизнь не возобновлялась как-нибудь, чтоб уничтожить жизнь совсем, в корне. Это говорит вся индийская мудрость..."
Л.Н.Толстой "Исповедь"
I
Была осень...
Высокие тополя на улицах, под голубым холодным небом, чуть слышно шелестели оставшимися крупными, пожелтевшими листьями. Синее зеркало воды внизу, под горой, неподвижно застыло в покорном ожидании холодов, снега, зимы...
На катере, стоявшем у песчаного пологого берега играла музыка, певица бодро выкрикивала в просторы: "Я так хочу чтобы, лето не кончалось..." Ребятишки, громко разговаривая, спускались к воде по тропинке - они возвращались с тренировки и рады были возможности бесцельно потоптаться по песку, покидать камни в воду. Яркие пятнышки их спортивных курточек то сливались в разноцветный букетик, то терялись в чахлом прибрежном березняке. Чистый, невесомый воздух далеко переносил их разговоры. А левее, с бетонной громады плотины, удерживающей воды водохранилища, долетал тугой гул пробегающих машин, автобусов, троллейбусов...
...Красивый осенний день... Солнышко четким золотым диском катится по голубому своду неба, согревая озябшую за ночь тайгу, одаривая обитателей лесов и полей осенним теплом.
Лес поредел и в березняках, опавшая листва выткала на пожухлой, тронутой первыми ночными морозами траве ковровые, причудливые узоры теплых желтых и багряных тонов. Прозрачный воздух, чуть движимый порывами свежего ветра, гладит лицо и руки, ерошит мягкие волосы, свободно вливается в грудь заполняя легкие.
На фоне этого медленного умирания, возникает желание двигаться, петь и смеяться. В природе разлито состояние покоя и хрустальный звон тишины...
Боря Колобов, возвращаясь из леса очень спешил, но успевал во все глаза любоваться окружающим. На горизонте слева темнели сосновые чистые леса, справа в оправе из березняков синела вода большого водохранилища. Проведя два дня в лесу, он торопился домой. Охота была удачной - около десятка уток и молодой глухарь в рюкзаке приятной тяжестью давили на плечи, и вспоминались две волшебные, полные таинственных шумов ночи, проведены у яркого, веселого костра.
К тому же, чувство одиночества и ощущение неведомой опасности прячущейся за ночными кустами, придавали всему ореол героический и немножко таинственный. И на фоне этого великолепия - ожидание встречи с девушкой, которая ему очень нравилась и которая, наконец-то согласилась посидеть с ним одна в его комнатке и обещала приехать в воскресенье вечером, посмотреть его холостяцкое жилище, его "берлогу", как не без гордости называл уютную квартирку Боря, в небольшом двухэтажном доме.
Молодой охотник не ощущал усталости, не чувствовал бега времени. Все его мысли устремлены вперед, все в ожидании - что-то хорошее, счастливое должно произойти и он мурлыкая песенку, полной грудью вдыхал воздух, напоенный горьковатым запахом опавшей листвы и увядших цветов.
И дорога сама стелилась под ноги, вилась с холма на холм, то причудливо изгибаясь и прячась за поворотом, а то. как по линейке рассекала лес и исчезала за дальней горой...
Скользя взглядом по обочине, юноша вдруг заметил какой-то яркий предмет голубого цвета, лежащий в придорожной канаве, и подойдя ближе увидел, что это сверток величиной с полулитровую бутылку.
Боря хотел было пройти мимо, но молодое любопытство победило - круто свернув на обочину, он нагнулся и подняв предмет, стал его рассматривать. Наконец развернув сверток, крепко завернутый в большой красивый голубой расцветки платок, Боря увидел таинственный предмет - это был крошечный, почти кукольный младенец!
Еще не осознав до конца происходящее, Боря по инерции рассматривал маленькую головку, маленькие ручки и ножки, крохотные пальчики на них. Ветерок на мгновенье затих, воздух сделался неподвижным, и в нос ударил аромат терпких духов, смешанный со сладковатым запахом начинающегося разложения.
Тут ноги его подогнулись и Боря опустился на песчаный бортик канавы. Тело содрогнулось, комок тошноты и ужаса застрял в горле, кадык судорожно дернулся вверх и вниз, и осознание происходящей трагедии прервало радостное настроение, отравляя всё вокруг, вызывая в душе почти физическую боль.
Так он и сидел некоторое время, тупо уставившись неподвижным взглядом на лежащего на ярком голубом поле шелкового, тонкого платка, трупик крошечного ребеночка.
Ни одной связной мысли, никаких желаний или гнева - ничего, голова его была пуста как медный котел, и лишь одно слово гудело, гремело, невыносимо грохотало: "Ребенок...!!! Мёртвый р е б е н о к ! ! !"
...Прошло 10-15-30 минут. Наконец мысли стали приобретать некоторую стройность, и первым желанием было стремление к бегству. Преодолевая малодушие, сдерживая подступающие истерические слезы, Боря топором вырыл яму метрах в десяти от дороги, завернул мертвое тело младенца в платок, положил сверток на дно ямы и засыпал могилку землей...
Земли хватило еще на маленький холмик, на который Боря, уже с трудом соображая, что он делает, положил несколько высохших ромашек. Потоптавшись рядом с холмиком, он, наконец пошел в сторону дома, едва переставляя ноги, спотыкаясь и ругаясь сквозь зубы...
Домой Боря Колобов добрался уже в сумерках. Сбросив рюкзак в угол, не умываясь, не переодеваясь достал из холодильника бутылку коньяку, заранее купленного для ожидающегося пира, налил полный стакан, скрипнув крепко сжатыми зубами, собрался с силами и выпив до дна поперхнулся, закашлялся, вытер выступившие слезы, тяжело опустился на стул.
Отдышался, вяло потыкал вилкой холодное мясо на тарелке; минут через пять почувствовал, что пьянеет, но сдерживая подступающую дурноту, налил еще пол стакана, через силу выпил, передернулся и с остервенением стал жевать горький лук...
Опьянение сделало свое дело: тело обмякло, голова налилась тяжестью, руки успокоившись, вяло лежали на столе, глаза в орбитах двигались медленнее и неуверенней.
В дверь постучали. Надо заметить, что для пьяных почему-то отсутствует состояние "вдруг". Постучали еще раз, и она открылась, пропустив в комнату молодую красивую, немного смущенную девушку. Боря, увидев ее, вспомнил что-то, покачиваясь встал и, разведя руками, пошел навстречу. Непослушный язык пытался произнести приветствие, но это плохо удалось. Лена испуганно наблюдала за Борей, который показался ей сильно не в себе. Подойдя к ней, он взял девушку за руку и, жалко улыбаясь, стал пытаться связно извиниться. И тут сквозь пьяный туман его обоняние уловило тот аромат, запах тех духов, который едва не свалил его с ног в лесу.
Отбросив ее руку, он с ненавистью уставился на нее безумными глазами и произнес: "Так это ты! Ты!!!", и закричал - "Вон!!! Дрянь!!!"
Лена испуганно выбежала в коридор и захлопнула дверь, а внутри бушевал Боря. Он ревел, ругался, размазывал слезы и сопли по лицу, скрипел зубами, рычал и стонал. Истерика продолжалась около часа. Вскоре его вырвало и едва живой, намочив голову под краном, он, не раздеваясь, повалился на кровать, заправленную белоснежным покрывалом и заснул тяжелым сном с кошмарным бредом, вскрикиваниями и холодным потом.
Надо сказать, что Боря воспитывался в хорошей, учительской семье, был единственным ребенком у пожилых родителей. Отец и особенно мать как могли оберегали сына от душевных переживаний, внушали ему с детства, что людей надо любить, что жизнь - это больше праздник чем будни, что сильные, самоотверженные герои сплошь и рядом побеждают редко встречающихся в нашей жизни плохих людей.
Основным его чтением в детские годы были романы Майн Рида, Джека Лондона и Фенимора Купера, в которых благородные рыцари без страха и упрека побеждали черных опереточных злодеев, часто жертвуя своей жизнью ради бедных, угнетенных и обиженных. Хотя в жизни и вокруг себя, Боря не видел ни героев, ни злодеев.
Героев - наверное потому, что вокруг их не было, а злодеев, наверное из-за того, что с детства его учили почтительно и уважительно относиться к старшим. И в итоге вырос "сахарный мальчик", который знал, что где-то в Африке белые колонизаторы убивают и истязают черных рабов, но не знал и не хотел знать оборотной стороны жизни с убийствами отцом сына и дочерью отца, с подхалимством перед вышестоящими, и деспотичным отношением начальства к нижестоящим, с подлыми изменами, с абортами и венерическими болезнями.
И все-таки он был умный мальчик, и наверное что-то все-таки подозревал о другой стороне жизни, но молчал и старался гнать ненужные размышления, могущие привести не весть к каким утверждениям и надорвать его веру в близких людей. Так он дожил до 20 лет. И надо же было ему свернуть с дороги, и ещё - какой бес подтолкнул его развернуть сверток?
...Прошло много лет. Боря Колобов возмужал, раздался в плечах, сделался жестче и деловитее. Окончил институт, работает в научно-исследовательском институте. От той осенней истории, в его памяти и следа не осталось - мало ли что было после этого случая в его жизни. В 25 лет он женился и не то что бы по страстной любви, а скорее так, время подошло.
Через год родился ребенок - сынок, в котором он души не чаял. Жену он нельзя сказать что сильно любил, но обижать никогда не обижал и старался помогать ей, уважая в ней хорошего человека и домовитую хозяйку - воспитание сказывалось.
Вскоре, в одной компании встретил славную девушку Надю - студентку местного университета и влюбился как мальчишка, а ведь ему уже было двадцать семь и это не "жук на палке".
Боря потерял голову от внезапного чувства, немножко забросил семью, но держался молодцом - никто ничего дома не узнал. Надюшка, видя такую несовременную страсть и жгучее желание, тоже не смогла остаться равнодушной. Да ведь и мужчина-то Боря был видный: рост выше среднего, плечи широкие, улыбка белозубая, глаза голубые, добрые.
И взвихрилось, понеслось, затрепетало светлое взаимное чувство. Подружки завидовали Наде и мимоходом стреляли озорными накрашенными глазками в Борину строну. Но он и внимания на это не обращал - одна Надя жила в его сердце, ей одной хотел отдать свою любовь, и она очень ценила его за это.
А семья - так ведь настоящая любовь не спрашивает в кого и когда влюбиться, так что здесь тоже все было в ажуре.
Встречались они нечасто, но от этого любовь еще больше цвела. Виделись изредка в городе, а чаще созванивались и договорившись сходились на квартире Надиной подружки, уступавшей на время страстным влюбленным свою жилплощадь.
Боря в такие дни говорил жене, что он на охоту пошел. Брал рюкзак, ружье в чехле, целовал сыночка на прощанье, горестно вздыхал и отправлялся на трамвае до заветной квартиры. Надя говорила дома, что пошла к подружке готовиться к зачетам, семинару, экзамену нежно целовала седую мать в щеку и убегала, дробно постукивая высокими каблуками.
Подружки вскоре узнали об этой удивительной любви, и все без исключения сочувствовали влюбленным и помогали, если понадобится, направить любознательность родителей в нужную сторону.
Но путь любви не всегда усыпан только розами, изредка на их дороге попадают тернии, которые начинают больно колоться. Через полгода обнаружилось, что Надя беременна!
Боря схватился за свою светловолосую голову и уже вовсе приуныл, когда Надя закатила ему истерику, пугая оглаской и требуя, чтобы он не сидел тюхой и не таращил на нее глаза, а что-нибудь сделал чтобы исправить положение.
Надя была девушка нежная и ласковая, но когда надо, она умела за себя постоять, и это для Бори было внове. В панике он стал толкаться туда и сюда и тут, один хороший друг наконец помог ему и под большим секретом дал адрес нужного человека.
Боря, внутренне подрагивая собрал свою волю в кулак и наконец решившись, отправился по этому адресу ожидая всего самого плохого. Но к его удивлению, нужный человек оказался средних лет полным мужчиной в очках. Глядя на Борю умными глазами через стекла очков, он тактично все выспросил, пообещал помочь и предложил встретиться в клинике, на краю города, где, как позже выяснилось, работал этот хороший человек.
Окрыленный вышел Боря от хорошего человека и сразу, не откладывая дела в долгий ящик, позвонил Наде и договорился о встрече. Сошлись на той же квартире и Боря, не зная с какой стороны подойти долго мямлил, гладя Надю по голове и по спине, воркуя интересовался как ее самочувствие и хорошо ли она спит.
Надя вежливо отвечала, что все хорошо, вот только маман нет-нет, да начинает к ней приглядываться. Тут Боря собрался с духом и выложил новость Наде. Та долго не могла поверить, но наконец разобралась и даже поцеловала Борю в щеку за самоотверженность.
После, очередного ссоития, проводив Надю до трамвая, Боря, гордо расправив плечи и приподняв грудь, шел домой упоенный своей способностью ориентироваться в трудных ситуациях, хваля себя за энергию и деловитость.
Он думал: "Другой бы на моем месте нюни распустил, стал просить прощения, предлагать руку и сердце. Но я не хлюпик, у меня семья и я знаю, что со временем все наладится, войдет в свою колею...
А с Надюшкой надо расстаться как только это дело закончится. Сынок уже большой, подрастает, ему надо побольше внимания уделять, да и жену надо подбодрить, пару раз свозить в театр". Ну и далее в таком же духе...
Надя, сидя в трамвае, предалась невеселым размышлениям. Она думала: "Вот ведь дура я! Знала, что это может случиться и ничего не предпринимала и еще стеснялась сказать обо всем Боре. Ну и он хорош - как напугался! Слова ласковые о любви говорить, так он всегда готов, а когда помочь надо, так норовит сбежать, пугается, глаза круглые делает. А ведь когда-то он мне нравился".
В назначенный день Боря взволнованный и немножко испуганный проводил Надю до ворот клиники, а сам вышел на улицу, чтобы никто не увидел.
Нервно куря сигарету за сигаретой, он прохаживался по противоположному тротуару, то заглядывая в окна больницы, то подозрительно оглядывая прохожих: не следит ли кто!
Надя, расставшись с Борей, вошла в здание, поднялась на второй этаж, ощущая легкую тошноту от поселившегося в этом здании больничного запаха прошла по коридору осматривая таблички с номерами кабинетов и, дойдя до нужной цифры, перевела дыхание, собралась внутренне и постучала. Приятный баритон из-за двери сказал "Войдите!", и она вошла, мягко притворив за собой дверь...
Колобов уже начал не на шутку нервничать, когда из дверей клиники показалась Надина фигура. Отделившись от двери, Надя, вяло ступая ногами и чуть сгорбившись, шла навстречу Боре, и в глазах ее стояли слезы боли и обиды. Он засуетился, подхватил Надю под руку, поцеловал неловко ткнувшись в плечо, и бережно повел прочь от этого страшного дома...
...В кабинете, за письменным столом покрытом толстым, прозрачным стеклом с закругленными краями, сидел человек в белом халате и через стекла очков пристально, умными глазами рассматривал свои чисто вымытые руки сладковато пахнущие дорогим туалетным мылом.
На столе рядом с его правым локтем лежала сиреневая двадцатипятирублёвка, издалека похожая на большой кленовый лист сбитый с дерева первыми заморозками и пронизывающим ветром...
Вместо эпилога:
"...И вся эта страшная перемена совершилась с ним только оттого, что он перестал верить себе, а стал верить другим. Перестал же он верить себе, а стал верить другим потому, что жить, веря себе, было слишком трудно: веря себе, всякий вопрос надо решать всегда не в пользу своего животного я, ищущего легких радостей, а почти всегда против него; веря же другим, решать нечего было, все уже было решено, и решено было всегда против духовного и в пользу животного я. Мало того, веря себе, он всегда подвергался осуждению людей, - веря другим, он получал одобрение людей, окружающих его...
Лев Толстой. "Воскресение"
Сентябрь 2019 года. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal