Аннотация: Рассказы о таёжной жизни, показывают природу грозную и часто равнодушную к мнения людей, называющих себя гуманистами, отрицающих законы природы и люющих сладкую водичку экологизма на головы простодушных обывателей!
Главы из романа "Симфония дикой природы".
... Наступила долгожданная весна...
Снег расплавляемый солнцем стал тяжёлым и плотным и в берёзовых распадках, в тени, отдавал синевой.
Березняки, на фоне ещё не стаявшего снега приобрели коричневый оттенок - почки на ветках набухли. Издали, на идеально белом, составленном из стволов вертикально поднимающихся от земли, лёгкими акварельными тёмно-коричневыми облачками парили мириады будущих зелёных листочков, по весне завёрнутые в нежно-матовые, клейкие чешуйки.
Они, лёгкие, казалось плавали в синеве разогретого воздуха поднимающегося над замороженной землёй. Высокие белые облака повисали в глубине яркого высокого неба и изредка, сыпали на землю крупяной снежок, через несколько часов стаивающий и увлажняющий проталины...
В светлых осинниках, снег в солнечные дни парил и после полудня, разморенные непривычным теплом звери, выходили на высокие берега и чистые вершины бугров погреться, подремать на благодатном солнышке.
Таёжная природа просыпалась после зимнего сна - обморока...
По утрам, с первыми синеватыми проблесками наступающего дня, на опушках, в редких березняках и на клюквенных болотах, начали бормотать и чуфыкать разгорячённые тетерева, страстно - яростные черныши - петухи.
На рассвете они демонстрировали свои вокальные способности, кичась силой и красотой блестяще - чёрного оперения и "лирами" своих хвостов.
Перед солнцевосходом на тока прилетали тетёрки и тут, распалённая присутствием "невест", тетеревиная самовлюблённость принимала формы агрессии - петухи растопорщив перья кидались в яростную драку, гонялись по земле за побеждёнными соперниками, а чуть позже, улетали на край тока вместе с "девицами" и там водили любовные "хороводы".
И долго ещё над перелесками, уже под высоким тёплым солнцем раздавалось загадочное, угрожающее бормотание и яростное шипение - чуфыканье...
... В эти яркие дни, в сосняках, ещё с вечера собирались глухари и блестя черно - зеленоватым отливом лёгких перьев на длинных, толстых шеях, прохаживались по оттаявшей земле выискивая в прошлогодней ветоши жучков и личинок, разгребая серую вымороженную и подсохшую за зиму траву и папоротник, придавленный к земле стаявшим снегом...
В сумерках, перед наступлением ночи, петухи громко хлопая крыльями взлетали на деревья и повозившись там, устроившись поудобнее засыпали, чутко вслушиваясь в окружающие чащи, подмечая, где сидят их завтрашние соперники...
Назавтра, ещё в сплошной темноте, проснувшиеся петухи прохаживались по толстой ветке, слушали напряжённую тишину и вдруг главный глухарь - распорядитель, "регент" глухариного хора, нарушал предрассветную тишину и пробуя голос заводил древнюю как мир песню - угрозу. "Тэ - ке, Тэ -ке..."
Начнёт и не закончив послушает - нет ли ответа из недр ещё тёмного, настороженного леса. Затем, после паузы, вновь слышится "Тэ - ке, тэ - ке...". Потом всё громче всё быстрее, всё азартнее...
Наконец "тэканье" переходит в кастаньетный перебор и сменяется металлическим точением - шипением. И через короткую паузу, эта страшная, вовсе не птичья песня повторяется вновь...
Этой односложной песне - вызову, из глубин соснового бора вначале отвечает один, потом второй, потом третий глухарь и вскоре начинается, возбуждающее ярость, соревнование голосов. Предрассветная тишина в округе сменяется "кипением", шипением угрожающе непонятных и опасных звуков. Мы словно попадаем в далёкое прошлое земли, когда вокруг ещё не было людей, но уже жили эти странные, угольно - чёрные, "бородатые" древние птицы. Действительно, иногда на фоне светлеющего неба, можно заметить у поющих глухарей трясущуюся от ярости и раздражения бороду, растущую под угловато - костистой прямоугольной головой, увенчанной криво загнутым, белой кости, клювом...
Изредка, из лесной тьмы, доносится угрожающее уханье ночного разбойника филина: "У - у - х, У - х - х...", - разлетается страшным эхом на многие километры. А сам филин, чёрной, крупной неслышной тенью перелетая с дерева на дерево, выслеживает зазевавшихся, нерасторопных молодых глухарей и капалух - глухарок...
...В это время, на болотах просыпаются журавли - трубачи и начинают пронзительно и грустно трубить, оповещая мир о наступающем длинном, тёплом весеннем дне. Пока в одиночку, они расхаживают на длинных, тонких ногах - тростинках по болотам, по их закрайкам, важно и неторопливо оглядывают просторы мёрзлых ещё, кочковатых мочажин, а потом, словно на тренировке или репетиции, вдруг развернув широкие крылья- веера пускаются в грациозный пляс, переступая по балетному высокими ногами по кочкам и маша широкими крыльями...
Над сумеречными ещё березняками и лесными пустошами заросшими кустарником, опустив длинноклювую головку вниз, пролетают посвистывая и хоркая лесные кулички - вальдшнепы.
Заслышав хорканье, с земли взлетают вальдшнепы - курочки и коротко, пронзительно посвистывая заставляют петушков сворачивать на свист. Так парочками, а то и троечками, вальдшнепы делают облёт знакомых урочищ...
Незаметно на востоке, тонкой, длинной полоской над горизонтом проклёвывается зорька и постепенно, завоёвывая пространства неба появляется дневной свет...
Тут, где-нибудь в кустах, первый раз пискнет безымянная пичуга. А потом, осмелится нарушить дробным стуком незамутнённую тишину рассвета "токующий" дятел...
И начинается концерт!
Птицы проснувшись, поют взахлёб, наперегонки, стараясь пересвистать, перестукать, перебормотать, перепеть друг друга. Поднимается невообразимый шум - стройная весенняя какофония - сложенная из задушевных, вдохновенных песен - любовных признаний, значительных обещаний, соблазнительных всхлипываний и вскрикиваний...
И как апофеоз весны и долгожданного ликующего утра, над темно - зелёными, насторожённо дремлющими лесами, всплёскивают из - за пико-образных вершин высоких деревьев - часовых ночи, первые солнечные лучи, лёгкие и разрозненные, а потом появляется алое, оплавленное ночными заморозками, солнце.
... Весенний шум - приветствие животворящему солнцу, достигает в эти минуты апогея и уже после, медленно идёт на убыль...
Тока заканчиваются, тетерева перестаю драться и бормотать - выкрикивать озорные ругательства. Глухари спрыгивают, слетают на землю и возбуждаемые квохтаньем капалух - глухарок, уже при солнечном свете, сходятся в пары противоборствующих друг другу заядлых драчунов и начинают яростно клеваться, биться сильными костистыми крыльями и драться когтистыми лапами.
Капалухи сидят поодаль, наблюдают за "битвой претендентов" на их ласки, или гордо подняв пёстренькие головки, прохаживаются по земле, любуясь порозовевшими под ало - красными, с золотистым оттенком солнечными лучами, молодыми белоствольными берёзками!
На болотах, сменив драчунов чернышей - тетеревов, длинноногие журавли, с маленькими длинноклювыми головками на длинных шеях, сойдясь парами стройно и грациозно "пляшут" свои загадочно - причудливые танцы, маша, в неслышный для человеческого уха такт, широкими сильными крыльями, перебирая стройными ногами, наслаждаются своим медно- голоcистым пением...
Они самозабвенно славят наступление весеннего праздника жизни, "рассказывают" о длинном перелёте из тёплых стран навстречу весеннему брачному времени, так долго и тревожно ожидаемого, в местах добровольного изгнания на время, здешней длинной и морозной зимы...
Проходит ещё час, солнце поднимается выше и выше, и ночная, рассветная сказка заканчивается, лес пустеет и вновь наливается тишиной ожидания поднимающийся над землёй, тёплый к полудню день. Вскоре, вслед за медлительным и одиноко просторным вечером придёт новая ночь, а затем и следующее, полноцветное и громогласно - торжественное утро...
В эту пору, в полдень, нагретый солнцем снег начинает таять и замеревшие на ночь ручейки, всё громче лепечут, звенят капелью по рытвинам и оврагам, журчат переливаясь через препятствия и после полудня, уже набрав силу, потоки воды несутся, рушатся, пенятся, плывут по всей земле подгоняемые жарким солнцем, отражающемся золотыми дорожками в образовавшихся разливах и омутах талой воды, заливающих прибрежные низины и луга...
Появляются первые разноцветные, лёгкие, порхающие в зигзагообразном полёте бабочки, то и дело присаживаясь на травяные былинки, словно яркие цветочки слетающие с неба...
А в загадочно и страшно тёмных ельниках, куда даже полуденное солнце не проникает, тёмными тенями затаились лесные чудовища - лешие, спрятавшиеся, замаскировавшиеся под воздетые в ярости и мольбе переплетения корневищ упавших деревьев, прикрытых тёмно-ветвистой хвоей. Здесь холодно, сыро, полутемно и пугающе громко обрушиваются пласты подтаявшего снега, усыпанного еловыми хвоинками и лесной ветошью, которой, ложась спать укрываются мохноногие лесные разбойницы ведьмы - кикиморы...
Это кусочек другого мира, остатки умирающей, мстительной зимы надолго покидающей тайгу - её арьергард и несбывшаяся угроза.
Пройдёт ещё несколько недель и зима сдавшись окончательно, исчезнет в прошлом, уступив место благодатно-свежему, зелёно-ароматному лету...
... Бурого разбудили лучи солнца, проникшие в берлогу через отверстие выхода. Он долго не решался открыть глаза, прервать эту тягучую дрёму, ворочался меняя положение и наконец услышав жужжание отогревшейся под весенним светом и теплом мухи, вылез на поверхность и долго втягивал напоённый непривычными ароматами воздух, лежал перед берлогой чувствуя зуд, в начинающей линять тёплой шубе...
На ночь он забрался в берлогу, но следующим утром, пораньше, вновь выбрался на поверхность и погулял перед берлогой, кое - где проваливаясь по брюхо, в хрупкий, кристаллический снежный наст...
Через неделю, он оставил берлогу и голодный но лёгкий, направился на юг, в места летних стоянок...
В одном месте, перейдя реку, ещё с влажными пятнами наледи, в прибрежном ельнике вышел на след лося и в развалку побежал по следу, опустив лобастую голову к земле, с шумом втягивая чёрными, влажными ноздрями свежий запах зверя...
Выбираясь из чащи, медведь выпугнул с лёжки голенастого сохатого, с большими рогами - вилами. Заметив в кустах мельканье тёмно-бурого шерстистого пятна, лось с места перешёл вскачь и через несколько минут, опередил преследователя на добрые двести метров...
На всем ходу лось вылетел на берег неширокой, но переполненной талой водой речки и длинным прыжком преодолел её, подняв фонтаны брызг - попал сильными задними ногами в ледяную закраину.
Медведь подбежал к реке, в нерешительности потоптался на берегу, попробовал перебрести, даже зашёл на полметра вглубь, но передумал и побрёл по берегу, вверх по течению, недовольно поваркивая и пофыркивая, словно разговаривая сам с собой. В одном месте, заметив упавшее поперёк реки бревно, он взобрался на него и печатая на белом снегу, лежащем на поверхности соснового ствола, абрис крупных лап с отчётливой голой подошвой и веером кончиков отросших за зиму когтей, балансируя, перешёл на противоположный берег направляясь дальше, уже забыв о преследуемом лосе...
...Лосиха - мать с лосёнком Самом, днём, когда растаяли остро - хрупкие ледяные забереги, переплыла через разлившуюся реку и поселилась на небольшом острове, заросшем тальником и ивой. Здесь, мать и лосёнок отъедались наливающимися весенними соками ветками лиственных кустарников и ложились тут же, в ивняковой чаще, видя сквозь густые тонкие ветки, как за горизонт, садится большое, дымно - золотистое солнце.
По вечерам, после заката солнца, посвистывая, над рекой проносились вверх и вниз по течению легкокрылые стайки чирков - свистунков, а иногда несколько грузных кряковых селезней и из заводи, приманивая их, раздавалось громкое кряканье серой, подвижной уточки. Возбуждённые селезни, дружно закладывали вираж и описав дугу, садились в небольшой заливчик, плавно приводнившись на мягкие брюшки, укрытые плотным оперением...
Уточка, при виде стольких пылающих страстью "кавалеров", начинала возбуждённо крякать, а селезни перегоняя друг друга и делая плоскими клювами угрожающие выпады, вступали в короткие схватки, определяя кто сильней и кто станет супругом красавицы - уточки. Наконец самый сильный отгонял назойливых претендентов и пара, в сопровождении вполне любезно настроенного дружка жениха, отправлялась в тихую заводь, где селезень - фаворит заводил бесконечные ухаживания, а уточка, покорённая его любезными жестами, наконец сдавалась и победитель получал всё, к чему влекла и принуждала его природа...
... Через неделю, когда вода спала, лоси покинули приветливый остров и, перейдя обмелевшую протоку вышли на гриву возвышающуюся над речной долиной...
Тут на след лосей набежала собака - лайка Кучум, путешествующая с хозяином по весенней тайге в поисках свободы и приключений. Хозяин, только что тронулся в новый путь после ночёвки у костра, а отдохнувшая за ночь собака, совершенно неожиданно натолкнулась на свежие следы лосей...
Не ожидавший такой встречи Кучум - чёрная крупная лайка с палевыми точками над глазами - "карамистая" как говорят местные охотники, подхватила свежий след верховым чутьём и помчалась вслед лосям, прошедшим здесь несколько минут назад...
Через километр, нагнав лосиху - матку и Сама, Кучум залаял на бегу, но из его пасти вылетели только чуть слышные хрипы. В шее у него была сквозная дырка, образовавшаяся после гнойного воспаления вызванного простудой. Он всю зиму прожил в хозяйской кладовке и часто ночевал в узкой вольере, на заледеневших остатках капели с протекающей крыши. Там он и простудился, потом образовался сквозной свищ в горле и теперь, вместо азартного, громкого лая воздух с шипением выходил, в не зажившую ещё рану...
... Хозяин, хотел уже переходить заболоченный распадок, после морозной ночи подёрнутый хрупким ледком, когда вдруг услышал единственное громкое взлаивание своей собаки и потом, увидел на мокрой, серой весенней траве след сохатого. Он пригнулся к мочажине, рассмотрел свежий след, сопоставил в уме с услышанным голосом Кучума и бегом поспешил в сторону, откуда собака подала голос...
Потом, уже на ходу разобравшись в лосиных следах, хозяин определил, что зверей было два...
... Через какое-то время он остановился и замер, внимательно прислушиваясь и поводя головой. Вскоре, взлаивание повторилось уже в другом направлении и охотник быстро зашагал по неглубоким лужам среди кочек, задевая сапогами острые осколки льда, разбитого лосями на бегу. "Бедный Кучум - вдыхал на ходу хозяин - он об эти осколки льда все лапы себе изрежет".
... Кучум, тем временем, поравнявшись с лосями и чуть опережая, заворачивал их чуть влево, прекрасно ориентируясь на местности и постоянно держа в уме то место, где они с хозяином провели ночь у костра. Помогал ему в этом и запах кострового дыма, который наносило на чуткую собаку откуда - то спереди...
Идя по следам, человек вдруг увидел, чуть в стороне и справа, сизоватый дымок костра и с удивлением спросил сам себя: "Кто это может быть?" И только подойдя ближе, узнал собственное кострище, догорающее на мёрзлой ещё земле...
"Ага! - обрадовался охотник. - Кучум, не слыша меня, решил подогнать лосей к кострищу...
- Вот так умница! Но мне надо его отозвать. С его пробитым горлом, он не может громко лаять, а двух лосей ему просто не остановить". Охотник, подойдя к кострищу громко, призывно засвистел...
Кучум услышал далёкий свист, ещё какое- то время бежал параллельно с лосями, потом остановился, решая, что делать и наконец, повинуясь команде хозяина вернулся по своему следу к кострищу, где он его и ожидал...
А лоси, пробежав ещё с километр перешли на быстрый шаг, а потом и вовсе остановились и стали кормиться в осиннике, плотной, светло - зелёной стеной стоящем в вершине неширокой пади... Собаки они конечно не испугались...
...Через неделю, Бурый добрёл до знакомых мест и поднявшись на склоны таёжных холмов, стал выходить на маряны, напитываясь витаминами и белками, содержащимися в появившейся зелени травы и луковицах саранки - яркого жёлтого, сочно-мясистого таёжного цветка, появляющегося в начале лета из этих луковиц. Он по запаху находил луковицу сидевшую в земле, в нескольких сантиметрах от поверхности и острым когтем как лопаткой, извлекал её из земли и чавкая съедал уже на ходу, определяя местоположение следующей луковицы...
...Ночуя в вершине речного распадка, в мягком, тенисто - прохладном и ароматном пихтаче, утром, медведь спускался вдоль извилистой речки в основное русло, а там сворачивал влево и, выйдя на просторную поляну - маряну на крутом безлесном склоне, кормился до полуденных жаров и тогда уходил на время в ельник, ограничивающий маряну сверху.
За ельником, на гребне холма ещё белел снежный карниз, из которого, после полудня начинал струиться ручеёк талой воды...
Иногда, с другой стороны, на просторную маряну выходила молодая медведица с маленьким медвежонком. Они паслись на другой стороне склона и когда Бурый случайно приближался к ним, медведица, бросая кормиться сердилась, фыркала и делала угрожающие выпады, выбегая в его сторону на несколько метров. Бурый, зная силу и ярость медведиц защищающих своих медвежат, заметив гневающуюся мамашу старался не обострять ситуации и возвращался на свою половину маряны.
...Однажды, Бурый видел, как снизу, из молодого сосняка на маряну вышел молодой некрупный медведь и медведица бросилась на него в драку и испуганный пришелец, со всех ног кинулся наутёк. Возвратившаяся к медвежонку, Барышня,- это была она, - долго ещё фыркала, сердито морща чёрный нос и обнажая клыки, торчащие из фиолетового цвета, пятнистых дёсен. Какое-то время, медведица ещё сдавленно порыкивала, озираясь и крутя головой, словно объясняя медвежонку жестами что он должен опасаться "незнакомых дядей".
А Бурый, уже забыл свои прошлогодние страсти во время гона и не узнал Барышню, да и не хотел узнавать - мало ли медведиц с медвежатами ходит по тайге...
... Было начало лета и по распадкам тут и там, особенно в жаркие солнечные дни шумели водопады, срываясь со скальных уступов и повисая на мгновения в неподвижном чистом воздухе и пролетев несколько десятков метров, с шумом и грохотом дробясь на мириады капель и капелек, ударялись о гранитные карнизы, или поднимая из глубины водных ванн водовороты и клочки пены, проваливались в глубокие омуты, выдолбленные в крепком граните текучими струями за многие годы. Недаром ведь говорят, что "вода камень точит".
В предгорьях, на пологих спинах таёжных холмов зацвёл багульника. И этих цветочков становилось так много, что они сиреневыми, легко - невесомыми облачками повисали над южными склонами хребта, завораживая и успокаивая взгляд - тайга на время становилась ярко фиолетово - зелёной...
Внизу в долинах, уже давно распустились листочки на деревьях и раскрылись яркие таёжные цветы - жарки, полыхая оранжево красным, на фоне зелёной травы. Но на высоких склонах, а тем более на гребнях гор, лиственничная поросль ещё не выпустила зелёную, мягкую хвою и стояла серо - коричневой, щетинящейся чащей, ожидая развития лета...
Северные олени кормились на мшаниках, посреди пологих и поросших карликовой берёзкой долинок, а в жары, уходили на, не тающие всё лето, снежники и отдыхали там от комаров и мошкары, всё в больших количествах появляющихся над горной тундрой...
Лоси переселились в долину реки, в район бобровых плотин создавших, на неглубокой речке, цепь небольших прудов. По вечерам, на закате солнца, мать - лосиха и быстро растущий лосёнок Сам приходили к одному из таких прудов и безбоязненно входили по воде, на середину озерца. Напившись, разойдясь на несколько метров, они кормились, погружая горбоносые головы, с длинными ушами в воду, доставая со дна и поедая сочно - мучнистые корневища болотного аира.
Лосиха, изредка переставала жевать, поднимала голову, прислушивалась и убедившись, что в округе всё спокойно, вновь погружала ушастую голову в воду...
Постепенно сумерки сменялись ночной темнотой и из насторожённой мглы лесной тишины, далеко был слышен плеск воды и фырканье лосей...
Бурый пришёл на водопой с другой стороны пруда и услышав непонятные звуки, насторожился, стал красться, аккуратно обходя препятствия, и нюхая воздух...
Лоси стояли почти посередине озерца, и выйдя к берегу Бурый затаился, вглядываясь в темноту. Но его зрение и при солнечном свете не отличающееся остротой, сейчас вовсе никуда не годилось. Другое дело лоси...
Стоило медведю неосторожно переступить с лапы на лапы, как треснула веточка под его тяжёлым телом и лосиха, заметив в чаще движение, прыгнув с места поскакала с громким шумом по воде к противоположному берегу, разбивая этими звуками тишину - она своими большими глазами, даже в темноте увидела шевеление медвежьей туши и бросилась убегать. За ней, тоже на больших прыжках последовал Сам, ...
Отбежав от воды с полкилометра, звери остановились и лосиха долго вслушивалась в ночную тишину, а убедившись, что погони нет, лоси прошли в густой ельник и легли в знакомом месте...
Такие происшествия однако, были редкостью в их размеренной жизни. Обычно они кормились на озеринке почти до рассвета, а перед утренней зарёй уходили на лёжку, с заметно округлившимся брюхом...
Бурый слышал, как лоси с шумом убегали, выбираясь из болотного озерца, но он и не собирался на них нападать. Медведь из простого любопытства попробовал скрадывать крупных лосей, а когда это не удалось и его заметили, то не очень расстраивался...
Сытый и растолстевший, он был неуклюж и неповоротлив. Времена постоянного голода и агрессивности прошли, закончились вместе с весной и сейчас, он был миролюбив и не опасен для других зверей - корма, в это время года в тайге, хватало на всех...
... Сам, между тем, готовился к гону. Он уже превратился в крупного лося с рогами - лопатами, из которых веером росли острые отростки. У основания, рога были толщиной в крупную человеческую руку, а отростки, после того как кожица сверху сошла, были отполированы до белизны и остры, как вилы...
Большую часть лета он провёл на верхних болотах, где его никто не тревожил - там он отъелся и набрался сил.
Круглая озеринка, после летних дождей наполнилась водой и молодой лось, каждый вечер приходил сюда, заходил на середину и погружая нескладно-длинную, горбоносую голову на дно водоёма, доставал оттуда корешки и большие зелёные листья, поедая их с задумчиво - сосредоточенным видом.
Когда подняв голову, он прожёвывал поднятые со дна мясистые, сладкие корни, то с его морды, по длинной ворсистой "серьге"? висевшей на шее и состоящей из жёстких толстых волосков, с тихим звоном сбегали струйки воды...
... Иногда по ночам, на тот же берег выходила медведица с медвежатами. Но она даже не пыталась погнаться за Самом. В воде, лось с его острыми копытами и сильными ногами, был в безопасности и всегда мог очень быстро переплыть озеро на другую его сторону. Да и медведица не рисковала нападать на такого крупного и сильного зверя, как Сам...
Несколько раз в отдалении, одинокий лось замечал стадо молодых маток с телятами, в котором ходила и Любопытная, уже выкормившая и вырастившая своего первого телёнка. Теперь она тоже ждала гона, хотя и сама этого ещё не осознавала...
Стадо, заметив крупного быка, не пожелало с ним встречаться и свернув в сторону, обогнуло место его кормёжки, проследовало дальше. Лето стояло влажное и корма на верхних болотах было много.
Сам, с высоты своего роста проводил взглядом мелькающие в чаще спины маток и продолжил кормиться, объедая мелкие осиновые ветки с мягкими и сочными листочками на них - пока, он был совершенно равнодушен к своим соплеменницам...
...Время гона, как всегда началось внезапно. Где - то внутри большого тела появились первые признаки беспокойства и возрастания непонятного внутреннего жара, от которого у лосей - самцов пропадал аппетит и начинала мучить постоянная жажда.
Сама, вдруг потянуло в места, где он до этого встречал стадо лосих.
Не торопясь, размерено шагая по мокрому лугу заросшему ерником и залитому кое - где водой, лось, чавкая копытами, проваливаясь сквозь размокшую дернину, направился в ту сторону, где совсем недавно видел знакомое стадо. Его горло уже набухло от прилива горячей крови и лось, неожиданно попробовал излить мучившее его беспокойство в рёве - жалобе.
"У - ох - х" - первый раз в этом году пожаловался он, и остановившись послушал. Из дальних зарослей раздалось ответное "у - ох - х" и Сам, перейдя на рысь устремился навстречу сопернику...
... Лосиха Любопытная, услышав на рассвете стонущего быка, забеспокоилась и в предутреннем сумраке, покинув стадо молодых лосей двинулась в ту сторону, отвечая на тревожный зов коротким мычанием. Вдалеке раздался треск веток и шлёпанье шагов по воде и внезапно, на быстрой рыси из - за куртины кустарника выскочил разгорячённый незнакомый самец - лось, с большими рогами - сохами.
Подбежав к лосихе ближе, он остановился и всхрапывая, стал обнюхивать её, пытаясь зайти сзади. Любопытная поворачивалась к нему мордой, но бык каждый раз отворачивался и пытался обойти самку. Эти движения по кругу, иногда похожие на незамысловатые танцы, продолжалось долго.
Наконец, когда бык немного успокоился и привык к близости молодой самки, Любопытная не торопясь пошла в сторону высокого речного берега, виднеющегося вдалеке. И следом, на расстоянии не больше метра, шёл самец - сохатый. Глаза его, сделались мутно влажными и по временам, из горла вырывалось яростно - просительное - "у - ох - х".
В одном месте лось остановился, потоптался на месте принюхиваясь, и начал рыть копытами влажно податливую землю. Выкопав ямку, истоптав её копытами, наконец помочился пахучей жидкостью на свежевскопанную землю и едкий аромат мгновенно распространился на сотни метров вокруг.
Лосиха подошла к яме, понюхала метку и подойдя к лосю лизнула его в длинную, с пористыми отвисшими губами, морду... Сохатый вновь попытался овладеть лосихой, но она, отворачиваясь избегая самца и уходили всё вперёд и вперёд - её время ещё не пришло.
И тут, из-за деревьев появился Сам, привлечённый этим запахом и идущий по следу гонного соперника. Его шея, за последние дни, тоже разбухла от постоянного сладостного напряжения и сделалась толще и как бы короче. Глаза его, так же возбуждённо и мутно смотрели на мир, как у всех самцов - лосей в эту пору...
Выскочив на поляну, Сам заметил своего соперника и остановился - он вспомнил неудачные схватки с крупными быками в прошлые годы, все поражения и неудачи в этих схватках. Но в этом году он чувствовал себя необычайно сильным и преодолев минутную робость, тряхнул тяжёлыми острыми вилами рогов и вызывающе заревел - "у - ох - х".
Любопытная равнодушно скользнула взглядом по темнеющей в сумерках фигуре Сама и продолжила кормиться, скусывая мелкий ивняк растущий густым кустом в устье неширокого распадка, поднимающегося от реки к вершине прибрежного холма.
Лось - соперник, рысью приблизился к Саму на двадцать шагов и стал ворочать тяжелой головой, покачивая ею из стороны в сторону, нервно переступая ногами, показывая сопернику игру могучих мышц и размеры мощных рогов. Он был намного старше и крупнее Сама, да и рога имел побольше.
Однако и Сам был силён и раздражён поисками самки. Он был во временном состоянии гонного сумасшествия, которое не могла охладить простая демонстрация превосходства, в размерах мышц и рогов. Ему хотелось драться и во чтобы то ни стало отбить самку у Соперника...
Постепенно сближаясь, быки храпели, мотали головами, и слюна липкими, толстыми нитями, тянулась из полуоткрытых пастей. Наконец Соперник первым, по праву старшего, решился и наклонив рога, прянул на Сама. Удар рогов был так силён, что его отбросило почти на метр назад, но молодой бык удержался на ногах и упираясь всеми четырьмя копытами, со вздувшимся от напряжения загорбком, противостоял неистовому напору Соперника, а лосих, не обращая внимания на дерущихся быков, продолжала объедать ивовый куст...
Соперник, чувствуя возрастающее сопротивление молодого противника напрягся и резко поворачивая рога вправо и чуть вверх, начал выворачивать шею Сама. Тот сопротивлялся из последних сил, но ещё бы секунда и он сдался! И тут раздался громкий треск!
Один из отростков на роге Сама сломался и потеряв равновесие, молодой лось сунулся вперёд и освободившись от противодействия рогов соперника, под углом вонзил в шею Соперника острый конец левого рога, который пропоров толстую кожу, глубоко вошёл в тело, пробив по пути дыхательное горло. Воздух из лёгких сохатого с шумом вырвался через рану, и смертельно раненный громадный лось, рухнул на колени, а Сам мгновенно отпрыгнул в сторону, чувствуя дуновение смерти исходящее от тяжело раненного соперника. Старый лось стоял на коленях и пытаясь подняться, всё ещё разгорячённый схваткой мотал тяжелой головой и хватая воздух, храпел открытой пастью брызгая вокруг алой кровью из раны на шее!
Но силы уже покидали мощное тело и через какое - то время, окропляя траву кровью вытекающей через глубокую рану, он повалился на бок и глаза его померкли, а по телу прошла крупная дрожь агонии...
Глядя на умирающего соперника и ещё не веря в свою победу над этим старым и опытным лосем, Сам мотал рогатой головой и тяжело дыша, поводил налитыми кровью глазами...
Увидев спокойно стоящую лосиху, Сам неуверенно подошёл к Любопытной и она, фыркнув, наконец сдвинулась с места, обнюхала победителя и развернувшись, не спеша, не обращая внимания на побеждённого, умирающего Сохатого, повела победителя за собой, в темноту дремучего и загадочного леса...
Позади остался мёртвый лось темнеющий шерстистым бугром в серой чаще ивняка. Голова его лежала на земле и один рог поднимался высоко вверх, похожий на корневой выворотень...
Сам шёл вослед самке и иногда остановившись, роя землю копытами, заложив рога на спину и вытянув шею, тревожно и угрожающе ревел...
Так прошло ещё два дня...
Сам неотлучно следовал за любопытной и продолжал реветь всё громче и уверенней. Наконец остановившись на одной из лесных опушек, Любопытная позволила Саму приблизиться к себе сзади. Бык дрожа от страстного желания и напряжения, вдруг взгромоздился на спину матки, обхватил её клинообразный круп передними ногами и доставая скалящейся мордой почти до её ушей, вошёл в неё со стоном и самка содрогнулась от тяжести тела, силы и страсти желания своего молодого повелителя...
Через полчаса, лоси, ещё при свете вечерней зари перешли неглубокую речку, попили воды и продолжили свой путь дальше... Сам, изредка останавливался, прислушиваясь и трубил свою короткую, невыразительную яростную "песню".
Тут, из ближнего, мокрого и болотистого распадка, раздался ответный рёв и пара лосей остановилась. Солнце уже село, скрывшись за горизонтом, но свету было ещё достаточно, чтобы заметить лося - быка выскочившего на край широкой поляны, из дальних кустов...
Этот молодой лось, тоже увидел Любопытную и Сама, рысью приблизился и остановился метрах в двадцати, перебирая длинными ногами, словно танцуя, демонстративно мотал рогатой головой...
Развернувшись, Сам пошёл навстречу пришельцу, всхрапывая и поводя рогами. Молодой чуть подался назад и в этот момент, уверенный в себе Сам рванулся ему навстречу и чуть приподнявшись на передних ногам, сверху вниз ударил соперника рогами. Молодой пытался сопротивляться, но несмотря на напряжение всех сил, вспахивая траву задними копытами до земли, поехал, заскользил назад и осознав превосходство Сама, вдруг прянул в сторону, развернулся и галопом убежал в чащу леса, отступая и уступая большей силе и боевой уверенности соперника...
После этого случая, Сам почувствовал себя владетелем и повелителем самки, в полной мере. Теперь уже не он, а она следовала за ним в некотором отдалении и самец, останавливаясь через какое - то время, гордо и звучно трубил на всю окрестную тайгу о своей победе, о пришествии времени его силы и могущества...
Он был победителем и потому передал в потомство грядущих поколений свои гены, особенности своего характера и сложения...
...Прошло две недели и Сам покинул лосиху, в которой уже началась новая жизнь, а Любопытная, вскоре ушла в свои обычные кормовые угодья, навсегда расставшись с Самом...
Лось - бык побрёл дальше и переходя из урочища в урочище, ревел в поисках других соперников и новой матки - лосихи. Ему удалось отвоевать до конца гона ещё одну матку, и передал и в её потомство часть себя, тем самым выполняя законы вечно обновляющейся природы - только сильнейший передаёт в потомство свои особенности, позволившие ему не только выжить, но и победить всех соперников...
...Любопытная, после гона, присоединилась к знакомому стаду маток с молодняком и стала, живя как обычно, вынашивать в себе зародившуюся новую жизнь...
В ожидании морозов, лосихи с телятами держались в долине истока реки Олхи. Они были спокойны и отъедались в преддверии зимы, выходя на кормёжку ночью и возвращаясь на место лёжек уже после восхода солнца. В это время им ничто не угрожало в тайге. Взрослых медведей в округе не было, а Песочного они не боялись. Он был ещё слишком неопытен, чтобы нападать на громадных лосей...
...Молодой олень - потомок Рогача, пришёл на альпийские луга в начале лета. Вокруг ещё белели снеговыми вершинами окрестные хребты, но в широких плоских долинах на высоком нагорье распускались альпийские цветы и трава поднималась вверх каждый день всё выше и всё гуще. Внизу, мошка, оводы и комары не давали дышать, забиваясь в ноздри и в пасть, а тут с утра до вечера веял прохладный ветерок и холодные чистые ручьи, вытекая из снежников высившихся на границе гор и неба, шумели пенной, бурливой, хрустально - прозрачной водой.
По краям альпийского зелёного луга, с густой, высокой травой и розовыми вкраплениями ярких цветов - горных маков и желтых, сочно - хрупких лилий. То тут то там благоухали медовым ароматом бело - кружевные опахала зонтичных - местные жители называют их медвежьей дудкой...
Лето в альпийских, горных долинах расцветало во всём своём благоуханном и тёплом великолепии...
Олень поселился в густом высокоствольном ельнике, обрамляющем зелёной рамой луга, заканчиваясь каменистым распадком, высоко и круто вздымающемся к вершине с серыми пятнами каменных осыпей на крутых склонах и полянками зелёного кедрового стланика...
Там, где склон плавно переходил в пологую долину, блестело серебристой поверхностью горное озеро, по которому ещё в начале июня плавали полурастаявшие белые, непрозрачные льдины...
Олень, днём отлежавшись в ельнике среди заросших зелёным плотным мхом скал, выходил на травянистую луговину уже на закате солнца. Подойдя к шумливой горной речке, шурша крупной галькой зверь осторожно спускался к берегу, оглядевшись и прислушавшись наклонял к воде грациозную голову с молодыми рогами - пантами, ещё покрытыми нежной бархатистой кожицей, и долго пил, изредка поднимая голову и прислушиваясь к воркованию водных струй в речном потоке...
Напившись, олень в несколько прыжков поднимался на высокий каменистый берег и в последний раз осмотрев окрестности большими, блестяще чёрными глазами, вступал в высокую луговую траву и начинал кормиться, срывая постоянно жующими челюстями, самые сочные и свежие побеги. Здесь уже слух включался в работу.
Не обращая внимания на шум реки неподалёку и громкое жужжание шмелей, олень настораживался и высоко поднимал рогатую голову, когда слышал тревожное стрекотание лесных сорок - кедровок или тревожный свист проворных маленьких горных пищух в каменных осыпях.
Покормившись первую половину ночи, олень уходил в тёмный ельник и ложился в знакомом месте - подходы сюда он хорошо знал и любой незнакомый звук, мог услышать за двести шагов...
... Олень был замечательного светлого, серо - белого цвета и потому, мы будем называть его Сивым, как местные жители называют светло - серые оттенки шерсти у коров и лошадей.
Сивый дремал до рассвета, и как только на небе появлялась синеватая полоска зари на восточной стороне горизонта, он вставал из лёжки и вновь, уже по знакомой тропе спускался на луговину, темнеющую большим открытым пространством, на фоне тёмных, ещё не проснувшихся горных вершин и многометровой высоты серых скал, вздымающихся в небо и пронзающих каменными остриями пиков изломанную линию горизонта, ещё чуть заметного на фоне тёмного неба.
С холодных снежных вершин дул приятный ароматный ветерок и олень, остановившись долго принюхивался, а потом осторожно и важно ступая, шёл навстречу ветру, выходя на луговину...
Через несколько часов, солнце, пробившись через высокую стену окружающих долину гор, появлялось над линией скал и яркий дневной свет весёлыми брызгами разливался над притихшей долиной. Сивый, к этому времени заканчивал кормиться и уходил на очередную днёвку в тенистые ельники...
Так продолжалось изо дня в день...
Отъевшись, откормившись питательной и сочной травкой, олень округлился, раздался вширь, казалось, даже стал выше ростом. Шерстка, покрывающая рога постепенно подсыхала, а сами рога уже окостенели и Сивый, поддевал ими снизу стройные ёлочки, чесал их о смолистые гибкие стволики пахнущие на задирах свежестью смолы и весной...
Несколько раз на альпийском лугу, уже солнечным утром, сквозь жужжание пчёл и звон реки, Сивый слышал шуршание приминаемой тяжелым телом травы и даже негромкое чавканье. Срываясь с места в галоп, олень на махах поднимался на склон и выбрав чистое место, развернувшись, видел внизу, среди сочной зелени, темно - коричневого, толстого неуклюжего медведя, который тоже отъедался сочными листьями и хрустел, сламывая под корень, выросшую высотой в два метра толстую медвежью дудку...
Однажды, медведь даже погнался за вспугнутым оленем, однако уже через двести метров безнадёжной погони остановился, раздражённо рявкнул и повернув в другую сторону, продолжил пастись, набивая себе рот сочной травкой, смешно торчащей во все стороны из клыкастой пасти...
В конце осени Сивый спустился в сосновые леса предгорий - скоро должен был начаться гон - наступили тёплые ярко раскрашенные дни бабьего лета. По ночам на зелёную ещё траву выпадал толстый слой холодного инея, закрашивая зелень травы белым цветом...
Проходя по предутреннему лесу, идя на кормёжку в болотистую долину речки Олы, Сивый слизывал иней с поникшей промороженной травы и казалось, что вместе с этой замёрзшей влагой, в его тело входил медленный и жгучий огонь желаний...
Началась пора изюбриного рёва...
Первые яростные трубные звуки, Сивый услышал на алой заре рано утром и рёв раздавался почти с получасовыми интервалами, перемещаясь по высокой плоской гриве заросшей ольхой, багульником и крупными редкими соснами. Находясь ниже гривы метров на двести, Сивый не раздумывая поспешил наверх, сразу перейдя с места на ходкую рысь.
За осень бык накопил силы и энергии и потому, доскакал до гривы за считанные минуты. Поднявшись через седловину на плоское место, он, выдыхая горячий воздух превращающийся в холодном утреннем сумраке в струйки серого пара вырывающиеся из раздувающихся ноздрей, услышал где - то впереди себя, в чаще, лёгкое потрескивание под ногами стада маток, которых гнал перед собой их властелин, мощный бык с семиотростковыми рогами.
Сивый взволновался и заложив рога за спину и вытягивая, раздувшуюся от напряжения шею, затрубил жёстким баритоном... "И - и - хх, И - и - аа - аа..." Песня состояла из короткого первого рёва и последующего длинного переходящего с высоких, пронзительных нот на басовито низкие...
И тотчас, из чащи ответил властелин "гарема" из семи маток. Он запел визгливым басом и закончил, вовсе каким-то свирепым рычанием. Но запах самок вскружил голову Сивому и олень быстро шагая вперёд стучал рогами по веткам разбрасывая их по сторонам и фыркая приблизился к стаду маток, к их вожаку и повелителю...
Наконец Сивый появился на поляне, где его уже ждал Королевский рогач, - мощный, сильный, уверенный в себе олень - изюбрь.
Быки на рысях сблизились и не доходя друг до друга нескольких шагов, остановились, а потом, медленно двигаясь по кругу, начали, вытянув шеи и склонив рога к земле, покачивать ими, демонстрировать их силу и красоту. Острые отростки рогов, собранные в корону, венчали головы оленей, как венчают драгоценные короны головы всевластных королей...
Олень, соперник Сивого, был заметно крупнее и его рога - коричнево-серые с белеющими концами отполированных отростков - выглядели устрашающе. Он опустил голову ещё ниже и вонзив рога в землю словно плугом рассёк её, прочертил тёмные бороздки и поднял над головой пучки травы и повисшие корни кустов.