Когда привратник сумасшедшего дома вышел к карете, его первым впечатлением было, что мальчик, о котором говорили, что он сумасшедший, мертв; ибо даже тряской поездки в Пекхэм было недостаточно, чтобы привести его в чувство; и там он неподвижно лежал на дне кареты одинаково нечувствительный ни к радости, ни к горю. - Он мертв? - спросил мужчина у кучера.
- Откуда мне знать? - последовал ответ. Может быть да, а может, и нет, но я хочу знать, как долго мне придется ждать плату за проезд. - Вот твои деньги, проваливай. Теперь я вижу, что с мальчиком все в порядке, потому что он дышит, хотя и неестественно. Мне бы скорее кажется, что его ударили по голове или что-то в этом роде. С этими словами он ввел Тобиаса в здание, а кучер, поскольку его больше не интересовало это дело, сразу же уехал и больше ни на что не обращал внимания. Когда Суини Тодд добрался до двери в конце коридора, он постучал в нее костяшками пальцев, и чей-то голос крикнул: - Кто стучит, черт вас всех дери? Суини Тодд никак не ответил на эту вежливую просьбу, но, распахнув дверь, вошел в комнату, действительно заслуживающую определенного описания. Это была большая комната со сводчатым потолком, а в центре ее стоял превосходный дубовый стол, за которым сидел мужчина в преклонных годах, о чем свидетельствовали его седеющие локоны, украшавшие его голову по бокам, но чья богатырская фигура и крепкое телосложение в остальном успешно противостояли нападкам времени. С потолка свисала лампа с абажуром, так что она довольно ярко освещала стол внизу, заваленный книгами и бумагами, а также всевозможными стаканами и бутылками, что свидетельствовало о том, что содержатель сумасшедшего дома, во всяком случае, что касается его самого, был вовсе не равнодушен к личному комфорту. Стены, однако, представляли собой наиболее любопытное зрелище, ибо они были увешаны разнообразными инструментами и приспособлениями, которые озадачили бы любого, не посвященного в это дело, даже если бы он догадался об их назначении. Однако на самом деле эти устройства были образчиками различного рода приспособлений, использовавшихся с целью понуждения несчастных людей, чья злая судьба привела их в это учреждение. То были, что называется, старые добрые времена, когда всевозможные злоупотребления процветали в полной мере, и когда несчастных душевнобольных поистине наказывали, как будто они были виновны в каком-то тяжком преступлении. Да, и хуже того, что они были наказаны, ведь преступник, которому, причинили несправедливость имевшие над ним власть, мог пожаловаться, если бы ему удалось связаться с представителем высшей власти, к его жалобам могли бы прислушаться. Однако никто не прислушался бы к словам бедного безумца, чьи самые горькие обвинения в адрес его опекунов, каким бы жестоким ни было их поведение, остались бы лишь зафиксированными как еще одно доказательство его психического расстройства. Это действительно было самое отвратительное и печальное положение вещей, и, к позору этой страны, этому социальному злу было позволено до очень недавнего времени сохраняться в полную силу. Мистер Фогг, содержатель сумасшедшего дома, устремил свой проницательный взгляд из-под косматых бровей на Суини Тодда, когда тот вошел в его квартиру, а затем сказал:
- Мистер Тодд, я думаю, если память мне не изменяет.
- Верно, - сказал парикмахер, скорчив отвратительную гримасу. - Я думаю, меня не так-то легко забыть.'
- Верно, - сказал мистер Фогг, протягивая руку за книгой, края которой были разрезаны на множество маленьких листочков, на каждом из которых была заглавная буква в порядке алфавита, - верно, вас нелегко забыть, мистер Тодд. Затем он открыл книгу на букве "Т" и зачитал из нее: "Мистер Суини Тодд, Флит-стрит, Лондон, оплатил годовое содержание и похороны Томаса Симкинса, 13 лет, найденного мертвым в своей постели после пребывания в психиатрической лечебнице в течение 14 месяцев и 4 дней".
- Я думаю, мистер Тодд, это была наша последняя маленькая сделка: что я могу сейчас сделать для вас, сэр? - Мне очень не везет с моими мальчиками, - сказал Тодд. У меня здесь есть еще один пациент, у которого проявились такие явные симптомы помешательства, что возникла абсолютная необходимость поместить его под вашу опеку.
- В самом деле! Он бредит? - А как же, бредит, и бредит он самой нелепой чепухой; послушай его, так я, не самый гуманный человек, а какой-то отпетый душегуб. - Душегуб, мистер Тодд?! - Да, душегуб - убийца в полном смысле этого слова; что может быть абсурднее таких обвинений? - Я, в жилах которого течет доброта, и одного вида которого должно хватить, чтобы сразу убедить любого в моей добросердечности. Суини Тодд довершил свою речь, скорчив такую гнусную гримасу, что смотритель сумасшедшего дома ни за что на свете не нашелся бы, что на это ответить; а затем раздался тот короткий противный смешок, в котором Тодд был таким знатоком и который, казалось что он вовсе исходит не с его губ, но всегда заставлявший людей поднимать глаза к стенам и потолку квартиры, в поисках места, откуда исходил этот незабываемый звук. - Как долго, - спросил смотритель сумасшедшего дома, - по-вашему, продлится этот недуг? - Я заплачу, - сказал Суини Тодд, наклоняясь над столом и заглядывая в лицо своему собеседнику, - я заплачу за двенадцать месяцев; но, между нами говоря, я не думаю, что он столько протянет - полагаю его ждет скоропостижный конец. - Я бы не удивился. Некоторые наши пациенты действительно скоропостижно умирают, так, что сроду не узнать отчего; однако это даже удобно, так что утром их находят мертвыми в своих постелях, а затем мы хороним их тайно и тихо, никого не беспокоя по этому поводу. Безусловно, это лучший выход, поскольку избавляет от сильного раздражения друзей и родственников, а вдобавок позволяет избежать лишних расходов. - Вы очень вежливы и предупредительны, - сказал Тодд, - меньшего от человека с вашим огромным опытом и знаниями я и не ожидал. Должен признаться, я очень рад слышать, как вы говорите в столь возвышенном тоне. - Ну что ж, - сказал мистер Фогг со странной ухмылкой на лице, - мы обязаны быть полезными, как и все остальные члены общества; как мы могли бы ожидать, что люди будут посылать сюда своих помешанных друзей и родственников, если бы мы хорошенько не позаботились о том, чтобы соответствовать их ожиданиям. Мы не делаем замечаний и не задаем вопросов. Таковы принципы, на которых мы так успешно и так долго вели бизнес; это принципы, на которых мы продолжим вести его и заслужим, мы надеемся, покровительства британской общественности. - Несомненно, совершенно несомненно.
- Вы можете сразу же познакомить меня со своим пациентом, мистер Тодд, поскольку, я полагаю, его уже доставили в этот дом.
- Конечно, я с большим удовольствием покажу его вам. Смотритель сумасшедшего дома поднялся, мистер Тодд последовал его примеру, и тот, указав на бутылки и стаканы на столе, сказал: "Когда это дело будет улажено, мы сможем по-дружески выпить вместе. На это предложение Суини Тодд кивнул в знак согласия, и затем они оба проследовали в так называемую приемную комнату приюта, куда перенесли бедного Тобиаса и уложили на стол, когда он начал выходить из беспамятства, пока мужчина плескал воду ему на лицо с помощью веника для очага, время от времени окуная его в ведро. - Совсем юный, - сказал смотритель сумасшедшего дома, взглянув на бледное и любопытное лицо Тобиаса.
- Да, - сказал Суини Тодд, - совсем мальчик, очень жаль, что с ним такое приключилось.
- О, конечно; но смотрите, он открывает глаза и говорит.
- Бредит, вы хотите сказать, бредит! - сказал Тодд. - Не называйте это речью, этот бред нельзя назвать осмысленной речью. Тише, послушайте его. - Где это я? - спросил Тобиас. - Где я? Тодд, ты душегуб! Я заявляю, Тодд - убийца. Арестуйте его.
- Ну, вы слышали, слышали? - сказал Тодд.
- Действительно, он безумец, - сказал смотритель. - О, спасите меня от него, - сказал Тобиас, устремив взгляд на мистера Фогга. - Спасите меня от него, он жаждет моей смерти, за то, что я знаю его секреты - он убийца, в его лавку заходит много людей, и живыми не возвращаются. - Вы слышали, - сказал Тодд, - что-нибудь настолько безумное?
- Отчаянно сумасшедший, - сказал смотритель. - Ну-ну, молодой человек, нам придется надеть на вас смирительный камзол, если вы будете продолжать в том же духе. Мы вынуждены это сделать, потому что в таких случаях ничто уже не поможет. Тодд скользнул в тень, скрывшись из виду, а Тобиас продолжал умоляющим тоном. - Я не знаю, кто вы, сэр, и где я нахожусь; но позвольте мне просить вас устроить обыск в доме цирюльника Суини Тодда на Флит-стрит, недалеко от церкви святого Дунстана, и там вы обнаружите, следы его преступлений. В его шкафу по меньшей мере сотня шляп, множество тростей, зонтиков, часов и колец - все это принадлежало несчастным людям, которые встречали свою смерть по его вине. - Какое необычайное безумие! - сказал Фогг. "Нет, нет, - сказал Тобиас, - я не сумасшедший; почему вы называете меня сумасшедшим, когда так легко можно установить истинность или ложность моих слов? Обыщите его дом, и если там не найдете этих вещей, скажите, что я сошел с ума и все это мне только приснилось. Я понятия не имею, каким образом он убивает людей. Это пока остается для меня огромной тайной, однако в том, что он действительно убивает их, я не сомневаюсь. - Ватсон, - воскликнул смотритель сумасшедшего дома, - сюда, Ватсон.
- Я здесь, сэр, - сказал мужчина, который плескал воду на лицо бедного Тобиаса. - Вы возьмете этого парня, Ватсон, поскольку он кажется крайне возбужденным и нервозным. возьмите его, Ватсон, побрейте ему голову, наденьте на него смирительную рубашку и посадите в одну из темных, сырых камер. Нам нужно быть осторожнее с ним, а слишком много света способствует бреду и лихорадке' - О! нет, нет! - воскликнул Тобиас. - чем я заслужил такое жестокое обращение? Что я такого сделал, что меня следует поместить в камеру? Если это сумасшедший дом, то я не безумец. О, сжальтесь надо мной, сжальтесь надо мной! - Не давайте ему ничего, кроме хлеба и воды, Ватсон, а первыми признаками выздоровления, за которым последует лучший уход, считайте тот факт, что он возьмет назад слова, что наговорил о своем хозяине. Так что считайте его безумцем, пока он продолжает обвинять мистера Тодда, ведь только безумцу пришло бы в голову обвинять его. - Тогда, - сказал Тобиас, - я буду продолжать быть безумцем. Коли это безумие - знать и доказывать, что Суини Тодд, цирюльник с Флит-стрит, убийца, то я безумец, ибо я это знаю и утверждаю. Это правда, это правда. - Уведите его, Ватсон, и сделайте как велено. Я начинаю понимать, что этот мальчик - очень опасный тип самый злостный безумец, виденный мной за долгое время. Человек по имени Ватсон схватил Тобиаса, который снова издал вопль, похожий на тот, который сорвался с его губ, когда Суини Тодд схватил его в доме его матери. Но в сумасшедшем доме к таким вещам привыкли, поэтому никто не обратил ни малейшего внимания на крик. Но бедного, наполовину обезумевшего от окружающих его ужасов, Тобиаса несли к двери. Когда его уже выводили, Суини Тодд шагнул к нему и, наклонившись к его уху, прошептал: "Ха! ха! Тобиас! Как ты себя сейчас чувствуешь? Как ты думаешь, что скорее случится, Суини Тодда повесят, или ты умрешь в камере сумасшедшего дома?