Совет, данный полковнику Джеффри его другом, был, безусловно, лучшим, какой только можно было ему дать; а учитывая все эти обстоятельства, было бы несомненной глупостью отважиться зайти в лавку Суини Тодда, предварительно не приняв всех возможных мер предосторожности. Сэр Ричард был у себя, когда они подъехали к его дому, и будучи проницательным деловым человека сразу же включился в дело. По мере того, как полковник, выступавший в качестве докладчика, рассказывал, глубокая заинтересованность судьи становилась очевидна, и когда Джеффри закончил, сказав:
- Значит, вы, во всяком случае, считаете, что тут кроется великая тайна, - ответил он,
- И, я бы сказал, преступление.
- Вы придерживаетесь такого же мнения, сэр Ричард?
- Безусловно.
- Тогда что бы вы предложите сделать? Поверьте мне, я спрашиваю не из праздного любопытства, а из твердой веры в то, за что бы вы ни взялись, будет выполнено наилучшим образом.
- Ну, во-первых, я непременно схожу "побриться" в лавку Тодда.
- Вы готовы пойти на такой риск? - О да; Но не воображайте, что я настолько упрям и глуп, чтобы подвергать себя ненужному риску в этом деле - я не стану этого делать: вы можете быть уверены, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить свою собственную безопасность; и если бы я не думал, что смогу сделать это наиболее эффективно, я бы вовсе не жаждал бы этой авантюры, а, напротив, старательно избегал ее, насколько это было бы в моих силах. Мы уже кое-что слышали о мистере Тодде. - В самом деле! О его криминальных наклонностях? - Да, однажды одна дама на улице признала пару пряжек для ботинок с имитацией бриллиантов, которые были на Тодде, когда он собирался на какое-то городское мероприятие; она закричала и заявила, что они принадлежали ее мужу, который однажды утром вышел из дома на Феттер-лейн, и зашел в лавку цирюльника, чтобы побриться и не вернулся. Дело дошло до моего рассмотрения, но пряжки были слишком заурядного вида, чтобы доказать показания дамы; и Тодд, сохранявший невозмутимое хладнокровие на протяжении всего процесса, был, конечно, оправдан. - Но этот случай вызвал у вас подозрение? - Так и было, и я не раз прикидывал в уме, какими средствами можно было бы докопаться до истины; однако меня занимали другие дела, более неотложные, но подробности, изложенные вами, воскрешают все мои прежние подозрения; и теперь я почувствовал, что этот вопрос заслуживает немедленного внимания. Полковнику Джеффри это было приятно, потому что это не только сняло с его плеч огромный груз, но и, принимая во внимание хорошо известную честность судьи, навело его на мысль, что будут предприняты все возможные меры и притом в кратчайшие сроки, для раскрытия тайны, которая до сих пор казалась все более сложной и запутанной по мере того, как в нее углублялись. Как только судья остался один, он позвонил в маленький колокольчик, стоявший на столе, и на вызов явился мужчина, которому он сказал:
- Кротчет здесь?
- Да, ваша милость.
- Тогда скажи ему, что он мне нужен немедленно, будь добр? Посыльный удалился, но вскоре вернулся, приведя с собой самого сурового представителя рода человеческого, какой только мог появиться на свет. Он был высок и кряжист, и лицо его выглядело так, словно из-за многочисленных травм оно утратило первоначальную форму, потому что черты действительно были самым причудливым образом искажены, а косоглазие, из-за которого всегда оставалось сомнение в том, на кого и на что он смотрит, ни в коем случае не добавляло ему обаяния. - Присядьте, Кротчет, - сказал судья, - и выслушайте меня, не перебивая.
Если у мистера Кротчета и не имелось другого хорошего качества, но у него все же было умение выслушивать людей с превеликим вниманием, и он ни разу не раскрыл рта, пока судья излагал ему то, что только что сообщил ему мистер Джеффри; Правда, со стороны казалось, Кротчет, все это время смотрел в окно; но тогда сэр Ричард знал о маленьких особенностях органов зрения Кротчета. Когда он закончил свою речь, сэр Ричард сказал:
- Ну, Кротчет, что вы обо всем этом думаете? Что Суини Тодд сделал со своими клиентами?
Мистер Кротчет выдавил из себя странную ухмылку, когда сказал, по-видимому, все еще глядя в окно, хотя на самом деле его взгляд был прикован к судье:
- Он их порешил.
- Что? - Пустил в расход, ваш-честь; для меня это так же ясно видно, как грязь в бокале вина. Боже! Я уж давно подозревал, что он промышляет этакой чертовщиной, но мне не хотелось делать выводы преждевременно.
- Что вы посоветуете, Кротчет? Я знаю, что могу положиться на вашу проницательность в подобных делах. - Что ж, ваш-честь, я чуток покумекаю над этим в течение дня и сообщу вашей чести, что я думаю... Это, скорее, непростая работа по целому ряду причин, но, как бы то ни было, всегда можно что-то сделать, и если мы не сможем справимся с этим, чорт меня подери, если я знаю, кто сможет! - Верно, верно, тут вы правы, и, пожалуй, прежде чем встретиться со мной снова, вам стоит пройтись по Флит-стрит и посмотреть, сможете ли вы произвести какие-либо наблюдения, кои будут полезны в расследовании. Это дело требует высочайшей осторожности. - Поверьте мне, ваша милость: я сделаю это, даже не сомневайтесь. Боже, нынче любому легко слоняться без дела по Флит-стрит, не привлекая особого внимания, ибо все вокруг взбудоражены отвратительным смрадом, какого еще никогда не бывало в старой церкви Святого Дунстана.
- Смрад...Смрад, в церкви Святого Дунстана! Ничего об этом не слышал, Кротчет.
- О, да, вонь такая, что сам чорт удушится, сэр Ричард; и на днях, когда благочестивый епископ приехал конфирмовать толпу народа, он чуть не сказал им, что скорее они все могут пойти к чорту, чем он станет кого-то конфирмовать в таком месте. Судья несколько минут пребывал в глубоком раздумье, а затем внезапно сказал: - Ну, ну, Кротчет, вы обдумайте это дело и посмотрите, что вы можете сделать; я тоже поразмыслю над этим. Вы слышите? Будьте у меня сегодня ровно в шесть вечера; я не собираюсь оставлять это дело на потом, можете не сомневаться, что с этого момента буду уделять ему самое пристальное внимание. - Оч-славно, ваш-честь, действительно оч-славно. Я приду, и что-то подсказывает мне, что мы очень скоро докопаемся до истины, ваш-честь.
- Я искренне надеюсь на это. Мистер Кротчет откланялся, и, оставшись один, судья встал и некоторое время расхаживал по своей квартире быстрыми шагами, как будто был сильно взволнован размышлениями, проносившимися в его голове. Наконец, он рухнул в кресло с звуком, похожим на стон, и сказал: - Ужасные мысли приходит мне в голову, самые гнусные! Самые кошмарные! Самые чудовищные! Ну, что ж, посмотрим, посмотрим. Может быть, это и не так; и все же какие отвратительные предположения предстают передо мной! Я немедленно отправлюсь в церковь Святого Дунстана и посмотрю, что происходит на самом деле. Да, да, я теперь мне смогу спать, пока все эти тайны не будут раскрыты. Но мысль поистине, самая ужасная! Судья отдал кое-какие распоряжения относительно некоторых деловых визитов, которые он ожидал в течение следующих двух часов, а затем надел простой плащ пуританского цвета и шляпу без каких-либо украшений и быстрым шагом вышел из дома. Он выбрал самый прямой путь к церкви святого Дунстана и, обнаружив, что дверь священного здания была не заперта, сразу же вошел в нее; но не успел он сделать и нескольких шагов, как его встретил и обратился к нему бидл, сказавший с большим важностью и властностью в голосе: - Сегодня не воскресенье, сэр; службы сегодня не будет.
- Я знаю, - ответил судья, - но я вижу, у вас здесь рабочие. Чем это вы тут занимаетесь? - Что ж, из всех дерзостей, с которыми я когда-либо сталкивался, это самая наихудшая - расспрашивать бидла, чем он занимается. Осмелюсь заметить, сэр, здесь довольно уединенно, вон, видите дверь?
- Да, я вижу, и вы можете удалиться через неё, как только сочтете нужным.
- О, зараза! о, холера! Это-то сказать, бидлу! - Что все это значит? - спросил мужчина благообразного вида, появляясь с той стороны церкви, где несколько каменщиков поднимали несколько огромных каменных плит, коими она была вымощена. - Что за беспорядки здесь творятся? - Я полагаю, мистер Антробус, вы меня знаете, - сказал судья.
- О, сэр Ричард, конечно. Как поживаете? - Боже милостивый! - Воскликнул бидл. - Я уже сел в лужу. Господи, прости, сэр, откуда мне было знать, что вы - сэр Ричард? Я умоляю, не придавайте моим словам. Если бы я вас знал, то, конечно, не наговорил бы подобного можете не сомневаться, сэр Ричард - я смиренно прошу у вас прощения.
- Это не важно, мне следовало бы представиться; и у вас есть полное право не пускать незнакомцев в церковь, друг мой. Судья шел по нефу вместе с мистером Антробусом, одним из церковных старост; и, проходя мимо, он сказал тихим, доверительным тоном:
- Я слышал несколько странных сообщений об ужасном зловонии в церкви. Что это значит? Я полагаю, вы все знаете об этом и о том, из-за чего оно возникает? - На самом деле, я не знаю. Ежели вы слышали, что в церкви стоит ужасный запах опосля того, как ее закрыли на некоторое время, и при малейшей перемене погоды, с сухой на влажную или с холодной на жаркую, вам известно об этом столько же, сколько и нам. Сие чрезвычайно серьезная неприятность, и, на самом деле, я присутствую здесь сегодня для того, чтобы попытаться выяснить причину зловония; и, как видите, мы собираемся проникнуть в старые подвалы, что не отпирали долгое время, в надежде найти и выясните причину этого неприятного запаха.
- Не возражаете, если я побуду свидетелем?
- Ни в коей мере.
- Благодарю вас. Давайте теперь присоединимся к рабочим, и я лишь сейчас могу сказать вам, что испытываю сильнейшее желание выяснить, в чем может заключаться суть всех этих событий, и буду наблюдать за происходящим с величайшим интересом. - Что ж, тогда идемте. Я, со своей стороны, могу лишь сказать, что как частное лицо я рад, что вы здесь, и точно так же, как судье, мне доставляет огромное удовлетворение ваше присутствие.
Конец Двадцать Девятой Главы
Перевод Юрген Кац
Цвета "Sadd" или "грустные" оттенки были предпочтительными цветами для одежды членов колонии Массачусетского залива в Америке семнадцатого века ("sadd" - букв. "печальный" имело значение "серьезность", а не "печаль"). Пуритан часто представляют одетыми в простые черно-белые одежды, но для них сам по себе "черный" цвет считался слишком вызывающим для регулярного использования и предназначался для старейшин общины и для особо официальных случаев, таких как написание чьего-либо портрета. Черный цвет считался таким формальным отчасти потому, что черную краску было трудно достать, а черная одежда имела тенденцию довольно быстро выцветать. Пуритане выделили набор цветов, которые они называли "Sadd" для повседневного использования. Эти цвета были намеренно сдержанными и включали такие цвета, как: Ливерный, коричневый, красновато-коричневый, фиолетовый, французский зеленый, рыжий лайн, цвет оленя, оранжевый.