Кагуро Лав : другие произведения.

Слезы Судьбы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Она хотела умереть! Покончить с жизнью! Навсегда уйти от жизненной суеты, проблем, испытаний, которые ей преподносила судьба. Но она нашла в себе силы, продолжать жить дальше. Женщина обнаружила, что жизнь продолжается и неважно как. Порой мы можем не хотеть этого, но Земля по-прежнему вертится. И если нам повезет, мы сможем кое-чему научиться от жизни. Она поняла, что порой хорошее может случаться, если ты хоть немного надеешься на это. Она поняла, неважно, что случится с ней в этой жизни, у нее хватит сил преодолеть это, приспособиться, а может, даже преуспеть вопреки или даже благодаря невзгодам, выпавшим на ее долю. Время неумолимо бежит вперед, она постарела, но это не мешает ей чувствовать себя снова счастливой. Эта хрупкая, нежная женщина прошла все испытания, которые ей преподносил Господь, она устояла и была вознаграждена. Неважно, сколько слез она пролила за все тяжкие годы. Теперь она льет слезы, плача от счастья!

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СЛЕЗЫ СУДЬБЫ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   От автора
   У вас нет времени читать? Вы постоянно заняты? Тогда повесть, которую вы держите
   Сейчас в своих руках, предназначена именно для вас.
   Повесть "Слезы судьбы" мала по объему. Сюжет может показаться не очень
   ошеломляющим или захватывающим, где-то банальным, но все же...
   Вы едете в метро? Гуляете в парке с коляской? Вам одиноко одной дома? Тогда
   читайте, много времени повесть у вас не займет.
   Окунитесь мыслями в жизнь героини, и может быть, вы разглядите в ней
   себя, а может, вам просто станет на душе чуть лучше, и время пройдет
   незаметно для вас. Вы доедете быстрее, чем обычно, до нужной вам станции,
   погуляете со спящим в коляске ребенком, наконец, вас перестанет мучить
   бессонница, и вы уснете сладким сном.
  
   Повесть предназначена исключительно для женской аудитории.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Кагуро Л

  

2004

  
  
  
  
  
  
  
  
   Прозвучал сигнал. Это зазвенел будильник. Я нехотя открыла глаза, протянула левую руку к часам и нажала кнопку "off". Будильник тут же замолчал. Я, как это бывает, снова закрыла свои заспанные глаза, сказав про себя, что сейчас полежу минут пять и встану. "Ну нет, -- сказала моя проснувшаяся совесть, -- вставай, иначе проспишь, нужно идти на работу". После этого, собравшись с силами, я встала со своей мягкой теплой постели, надела пушистые тапочки и пошла в ванну. Приняв теплый душ, я приготовила себе завтрак из двух яиц и жареной колбасы с луком, сверху положила нарезанный кружочками помидор, сделала горячий кофе и бутерброд. Усевшись за стол, я включила телевизор. Шел утренний выпуск новостей. Диктор говорил, не переставая: в Москве убили бизнесмена; в США прямо в зале суда подсудимый убил двоих полицейских и самого судью; в Таиланде потоп, пострадало сколько-то тысяч жителей и иностранных туристов, приехавших отдохнуть; в Ираке война и так далее. Да, что творится в мире! Катаклизмы, люди убивают друг друга... Кошмар, куда мы катимся?!
   На другом канале передавали мультфильм про Винни-Пуха. Прошло уже тридцать лет, а этот мультик по-прежнему показывают. Как сейчас помню, маленькой девочкой я сидела перед телевизором (только тогда он был черно-белым) и смотрела ту же самую серию, что идет сейчас, -- про то, как Пух и Пятачок пошли в гости к Кролику. Как раз сейчас будет тот момент, когда они будут уходить, а Винни застрянет в норе. М-да! Как быстро бежит время! Такое чувство, будто только вчера мне было пять лет, а сегодня уже все тридцать. Время, время, эх, куда ты бежишь, остановись хоть на минуту!

* * *

   Я стояла на балконном окне двенадцатиэтажного дома, ухватившись одной рукой за оконную раму, а в другой держа почти испепеленную сигарету. Раньше я не курила, но теперь курю чуть ли не каждые пять минут.
   Меня обдувал приятный прохладный ветерок, на улице стояла ночь, было начало июля, в небе светились звезды, а полумесяц был таким красивым. Но мне не хотелось жить, я готова была спрыгнуть вниз, и на то была причина.

* * *

   Пять лет назад я встретила своего будущего мужа, через четыре года мы вступили в законный брак.
   Все те годы, что мы жили вместе, у нас не было мыслей заводить детей, то есть я-то очень хотела, но Эдик считал, что сначала ему нужно подняться на ноги, открыть свой бизнес для того, чтобы можно было обеспечить в полной мере себя и своих детей.
   Эдик был младше меня на два года. Он жил в моей однокомнатной квартирке. У нас было все хорошо, просто идиллия, хотя иногда мы ругались, впрочем, как и многие семейные пары и несемейные тоже. За это время, что мы жили вместе, Эдик открыл свое дело, как он и планировал, получил второе высшее образование. В один прекрасный день он сделал мне предложение, которого я ждала так давно и даже иногда сомневалась -- а сделает ли он его когда-нибудь вообще. Но это случилось.
   Мы плыли по Неве на пароме с ресторанчиком. Мы вкусно поужинали, и Эдик предложил выйти на воздух. Мы подошли к краю и встали возле перил. Был отличный вечер, справа и слева горели огни города, по набережной проезжали автобусы с туристами, которые фотографировали, как разводятся мосты. Вспышки их фотоаппаратов сверкали, и это было прекрасно. Мы проплывали под дворцовым мостом, который казался настолько огромным, что по сравнению с ним мы выглядели маленькими человечками. Мост очень красиво освещался, подсветка -- синяя, зеленая, белая, других цветов -- ослепляла наши взоры. Может, я просто давно нигде не была, и поэтому мне все казалось таким чудесным, что я даже не замечала плавающего мусора в реке; отчасти, наверное, из-за этого, а отчасти из-за того, что рядом был человек, который меня уважает и любит, и мне с ним очень хорошо и уютно. Это человек, с которым я готова прожить всю свою жизнь до глубокой старости и смерти в горести и счастье, в бедности и богатстве.
   Эдик стоял сзади, обняв меня обеими руками. Вдруг он ласково прикоснулся губами к мочке моего уха, и все мои думы рассеялись. Он нежно обхватил меня за талию, развернул к себе лицом и сладко поцеловал меня в губы. Я даже раскраснелась... Тут Эдик взял мои руки в свои, встал на колени и попросил моего согласия выйти за него. Не раздумывая, я согласилась и даже не обратила внимания на кольцо, которое он как-то незаметно надел на безымянный палец моей правой руки.
   Свадьба была просто восхитительной. Сначала мы поехали в ЗАГС, как это бывает у всех, а потом на белом лимузине отправились на паром, который арендовал Эдик. На нашей свадьбе было немного людей, в основном, родственники и друзья. На мне было наикрасивейшее белое платье, я была, как говорят, на седьмом небе от счастья. Мой теперь уже законный супруг тоже выглядел сногсшибательно. На нем был черный костюм от Версаче, белая накрахмаленная сорочка, галстук серебристого цвета с узорами, черные, начищенные до блеска туфли из крокодиловой кожи. Запонки на рукавах, золотые часы на левой руке и серебристый платочек, треугольником торчавший из кармана на груди, как нельзя больше подходили ему. Эдик был из породистых мужчин, ростом в метр восемьдесят пять, спортивного телосложения. Его черные волосы были гладко уложены гелем. Большие карие глаза, длинные ресницы, густые черные брови, мужественный нос, красивый рот -- в общем, идеальный мужчина, без которого я не представляла себе жизнь. Мне казалось, что если я его потеряю, то второго такого уже никогда не будет.
   После того как паром причалил к берегу, мы попрощались со своими родными -- в час ночи нас ждал самолет. Мы летели в Швейцарию на медовый месяц. Эдик подхватил меня на руки, посадил в лимузин, и мы умчались под крики родных и друзей: "Горько! Горько! Удачи! Счастливо отдохнуть!"
   Медовый месяц прошел просто великолепно. Мы вернулись, и началась размеренная обыденная жизнь.

* * *

   Уже около семи лет я работаю педиатром в государственной больнице. Зарплата оставляет желать лучшего. Но это неважно, главное, как говорит мой отец, это то, что мне нравится мое дело. Да, я люблю детей! Когда я выезжаю по вызову, захожу в очередную квартиру и вижу маленького несчастного ребеночка с высокой температурой, мне становится так жаль его, что хочется помочь ему всеми силами. И тогда я не задумываюсь о своей маленькой зарплате, на которую трудно полноценно прожить.
   * * *
   Прошло пять месяцев после медового месяца. В тот день я, вернувшись с работы, как обычно, приняла душ, потом приготовила ужин, прошла в комнату, включила музыку и стала ждать своего возлюбленного. Меня тревожило то, что мы живем вместе уже почти полгода, а я до сих пор не забеременела. Пока я находилась в раздумьях, прошел час, если не больше. Вдруг зазвучал домофон. Это означало, что Эдик приехал и с минуты на минуту поднимется в дом.
   Пока он принимал душ, я накрыла на стол. Мы сидели, ели и разговаривали о том, как прошел день. Мне хотелось поговорить на другую тему, но я почему-то не решалась начать. Неожиданно Эдик сказал:
   -- Мила, дорогая, тебе не кажется странным, что мы живем уже достаточно долгое время, а ты не беременеешь? Те четыре года мы предохранялись, это понятно, -- продолжал он, -- но сейчас?
   -- Да, я только что тоже думала об этом, -- ответила я.
   -- Знаешь, -- произнес Эдик, -- думаю, нам стоит съездить к врачу, обследоваться. Как ты на это смотришь?
   -- Я с тобой полностью согласна, -- ответила я.
   Через пару дней мы поехали в Научный центр гинекологии, перинатологии и репродуктивной медицины.
   Мы зашли в кабинет, врач, привстав со своего кресла, встретил нас и вежливо предложил нам присесть. В кабинете было очень светло и уютно. Несмотря на то что на улице стояла слякотная погода, здесь царила летняя атмосфера. На окне висели белые жалюзи. Доктор сидел в центре комнаты спиной к окну за мощным дубовым столом черного цвета, на котором стояли компьютерный монитор с клавиатурой и мышкой, подставка для письменных принадлежностей, фотография в рамке и настольное украшение из металлических шаров, которые все время двигаются, не останавливаясь, -- не знаю, как оно называется, кажется, мобиль.
   Мы сидели напротив доктора в кожаных бежевого цвета креслах. В углу слева от меня в большом горшке стояло дерево, похожее на пальму. Там же вдоль стены была расположена книжная полка, на которой покоилась масса книг, папок, брошюр и разных статуэток. Справа от Эдика стоял придвинутый к стенке кожаный диван такого же цвета, как кресла, на которых мы сидели. Над диваном висела большая фотография в тоненькой деревянной рамке. На ней были изображены маленькие дети разных национальностей, одетые в подгузники. Они стояли кругом, а их ручонки держали планету Земля. Вверху была надпись: "Дети -- наше будущее".
   Доктор представился:
   -- Меня зовут Куценко Виктор Васильевич.
   Мы тоже назвали себя:
   -- Людмила.
   -- Эдуард.
   Доктор был высоким -- где-то под метр девяносто, в белом халате, под которым виднелась голубая рубашка и галстук в черно-белую полоску. Волосы короткие рыжие, на лице несколько конопушек. На вид доктору было лет тридцать пять.
   Он попросил изложить суть нашей проблемы. Только я открыла рот, как Эдик меня тут же перебил и начал говорить.
   -- Уже прошло полгода, доктор, а моя супруга не может забеременеть. Мы хотели бы пройти необходимое обследование, чтобы выяснить причину.
   -- Хорошо, -- ответил врач, -- но хочу вас предупредить. Бесплодие -- это неспособность зрелого организма производить потомство. Диагноз "бесплодие" ставится, если беременность не наступает в течение двух первых лет нормальной половой жизни без применения средств предохранения или если беременности неоднократно заканчивались выкидышами. Бесплодный брак наблюдается приблизительно в 10--20 % случаях.
   -- Знаете, доктор, мы бы все равно хотели пройти обследование.
   -- Ладно, -- согласился врач. -- Вам с вашим супругом, -- он повернулся ко мне, -- нужно будет пройти несколько не очень приятных процедур. -- Затем, глядя уже на моего мужа, он продолжил: -- Если вы не против, то можно начать сегодня или в любое другое удобное для вас время.
   Эдик сказал:
   -- Давайте прямо сейчас и начнем. И скажите, пожалуйста, сколько будут стоить эти процедуры?
   Доктор уловил суть заданного ему вопроса и ответил:
   -- Для вас, Эдуард... Простите, как вас по отчеству?
   -- Опустим эти условности!
   -- Хорошо, -- ответил доктор. -- Вам, я думаю, достаточно будет сдать два анализа, это будет стоить немного. Для вашей жены понадобится более тщательное обследование, и стоить оно будет немного дороже.
   -- Сколько, доктор? Нужно подсчитать точно.
   -- Скажите примерно.
   Доктор назвал приблизительную - и очень немаленькую -- сумму. В комнате повисла тишина. Доктор оборвал молчание:
   -- Если хотите, можете все обдумать, обговорить между собой.
   -- Мы подумали, -- ответил Эдик.
   -- Тогда вам нужно будет заполнить некоторые формы. Ознакомиться с условиями, предоставляемыми нашей клиникой, и поставить подпись.
   -- Хорошо, -- ответил мой муж.
   Я наклонилась к Эдику, взяла его за руку и воскликнула:
   -- Это же так дорого, дорогой!
   -- Не волнуйся, я за все заплачу. Какие документы нужно заполнить? -- спросил Эдик у врача.
   -- Сейчас придет медсестра, и отведет вас, а пока заполните вот эти бумаги. -- Он протянул нам кипу бумаг.
   Через некоторое время зашла медсестра, и мы отправились вместе с ней.
   Виктор Васильевич сказал, что позвонит, как только будут известны результаты.
   После этого мы поехали домой. Всю дорогу мы молчали. Я думала о самом плохом -- что не смогу иметь детей. А у Эдика, по-видимому, не было настроения разговаривать. Когда мы подъехали к дому, он высадил меня у подъезда и сказал, что ему нужно по делам. Я проводила его машину взглядом.

* * *

   За несколько недель мы прошли практически полное обследование, выложив за него довольно большие деньги. Через пару дней после последней процедуры позвонил врач, сказал, что все анализы готовы и нужно подъехать в больницу. Мы так и сделали.
   Вот мы снова в этом же кабинете, в этих же креслах. По лицу доктора было видно -- что-то не так. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и, сжав ладони, нервозно мял свои пальцы. Мы с Эдиком ждали, пока врач что-нибудь нам скажет. Откашлявшись, доктор произнес:
   -- Сегодня утром пришли результаты ваших анализов...
   И он снова закашлял, как будто у него першило в горле. Я начала сильно волноваться, явно что-то было не то. Тут Эдик не выдержал:
   -- Может вы нам, наконец, объясните, что да как? Не томите, доктор!
   В последнее время я не узнавала своего мужа. Он стал каким-то раздражительным.
   -- Хорошо, -- сказал врач и продолжил: -- Сегодня пришли ваши анализы, и вот что они показали. У вас, Эдуард, все хорошо, а вот у вашей супруги... -- Он повернулся ко мне и с полным сожаления взглядом произнес: -- У вас...
   Он снова закашлялся..
   -- Простите, не хотите выпить воды?
   -- Нет, -- ответила, я.
   -- А я, с вашего позволения, сделаю глоток... У вас гинатрезия. Это заращение одного из отделов полового канала, оно проявляется в нарушении его проходимости. Бывает врожденная гинатрезия -- результат различных пороков развития половой системы и приобретенная, она чаще всего образуется после воспалительных процессов половой сферы женщины, аборта, гинекологической операции, венерического заболевания, а также кори, скарлатины, дифтерии у девочек. Судя по заполненной вами карточке, у вас не было абортов, гинекологических операций и венерических заболеваний.
   -- Совершенно верно, -- ответила я. -- А что теперь делать?
   -- Сейчас все расскажу, главное -- не волнуйтесь! Значит, вы болели простудными заболеваниями в раннем возрасте...
   -- Да, всеми теми, что вы перечислили.
   -- Тогда я продолжу, с вашего позволения. При гинатрезии нарушается отток менструальной крови, она скапливается выше уровня заращения полового канала, растягивая соответственно влагалище, матку, а иногда и маточные трубы. Если хотите, я могу показать более наглядно.
   -- Да, пожалуйста, если можно, -- ответила я.
   Доктор достал книгу, открыл необходимую страницу и начал объяснять дальше, водя непишущим концом ручки по листу бумаги, на котором был изображен рисунок.
   -- У девочек в период полового созревания и у женщин детородного возраста это проявляется в ежемесячно возникающих болях внизу живота при отсутствии менструаций. Поначалу боли нерезкие, тянущие, со временем они усиливаются до приступообразных острых, сопровождающихся тошнотой, нарушением функций мочевого пузыря и кишечника. Атрезия маточных труб чаще всего диагностируется при обследовании по поводу жалоб на бесплодный брак.
   -- Значит, я не смогу иметь детей.
   -- Я не говорил этого, но шансы, сразу скажу, не велики. Не нужно было терпеть, когда у вас в детстве болел живот. Нужно было идти к специалисту и обследоваться. Я всегда говорю своим пациентам: не нужно ждать, пока заболит, а тем более если боли есть, то обязательно нужно обратиться к врачу. Специалист подскажет, что делать. Вы, Людмила, и сейчас терпите боль внизу живота, когда должны подойти месячные, я прав?
   -- Да, совершенно правы, так и есть. В детстве мать говорила мне, что это возрастное и скоро пройдет.
   -- Ваша мать была не права, если бы она отвела вас куда следует, то ничего такого могло бы и не случиться. Вы не обижайтесь на меня, Людмила, я говорю с точки зрения специалиста.
   -- Нет, ни в коем разе!
   Эдик сидел и слушал, не промолвив не слова.
   -- Значит, так, -- продолжал доктор. -- Лечение гинатрезии проводится хирургическим путем. Конечно, при своевременном лечении результат операции намного благоприятней. Так как у вас запущенная форма гинатрезии, хирургическое вмешательство может не дать нужного эффекта, но боли в области живота прекратятся.
   -- Какова вероятность забеременеть после операции? -- спросил Эдик.
   -- Э-э... около шестидесяти процентов, -- ответил врач, -- но это еще неточные данные, определенной статистики нет, но где-то так.
   Я заплакала, мне было очень тяжко на душе от услышанных слов. Эдик стал успокаивать меня.
   Операция и наблюдение в клинике обошлись Эдику в очень крупную сумму. Но после операции боли внизу живота действительно прошли.
   Прошло еще шесть месяцев, но я не беременела. Врач сказал, что для этого потребуется не менее двух лет, но мои сомнения не пропали... Эдик появлялся дома очень редко, а иногда и вовсе ночевал вне дома. Хотя он звонил, говорил, что останется на работе, что у него дела и все тому подобное. Моя женская интуиция подсказывала -- у него есть другая женщина. Ночами я рыдала в подушку, как маленькая девочка, у которой отобрали куклу мальчишки с соседнего двора, и ей было обидно от этой несправедливости и жестокости по отношению к ней.

* * *

   У меня есть подруга, мы знаем друг друга уже довольно давно. Анжеле двадцать девять -- она на два года младше меня. У нее очень привлекательные черты лица, ее отец армянин, а мать русская. Ростом она метр семьдесят два, у нее складная, стройная фигурка, каштановые волосы до плеч, забранные в хвост. Анжела полная противоположность мне. Я спокойная, размеренная, а Анжела... Про таких говорят -- живчик, везде все успеет, в общем, шустрая такая девчоночка. Работает она в крупной компании по грузоперевозкам заместителем директора. Около двух лет назад я познакомила ее с другом Эдика. У них все вроде складывается замечательно.
   Анжела предложила встретиться в кафе. Мы пили капуччино и мило беседовали. Потом решили поехать ко мне домой, так как Эдик позвонил и сказал, что не приедет. Мы с Анжелой поехали ко мне.
   -- В чем дело, Анжел? Ты хочешь мне что-то сказать? -- спросила я.
   -- Ну... -- Тут она замялась.
   -- Чего "ну"? Скажи как есть, я же твоя лучшая подруга.
   -- В этом-то и дело, что лучшая.
   -- Давай говори, раз уже начала.
   -- Ну, в общем, мне Альберт сказал, что они встречались с Эдиком и...
   -- Что "и"?
   -- В общем, Мила, ты только не расстраивайся!
   -- Ты мне сначала скажи, из-за чего я должна расстроиться.
   -- Альберт сказал, что у Эдика есть другая девушка.
   Наступила тишина.
   -- И это еще не все.
   -- Что еще? -- уточнила я.
   -- Не знаю даже, как тебе и сказать! -- воскликнула Анжела. -- Может, я и не должна была тебе этого говорить!
   -- Нет. Молодец, что рассказала мне, в общем-то, я предполагала такую ситуацию. Дома он практически не бывает, ведет себя по отношению ко мне не так, как раньше.
   -- Его девушка беременна, -- произнесла еле слышно Анжела.
   Это был удар ниже пояса. Мне было так паршиво, что я закурила. Человек, с которым мы прожили почти восемь лет, совсем недавно поженились! Зачем ему так поступать? Я задавала себе эти вопросы, хотя мне становилось ясно: зачем ему женщина, которая не может иметь детей? Та его девушка, небось, привлекательна и молода, а у него бизнес идет в гору.
   И тут у меня из глаз градом полились слезы. Анжела обняла меня за плечи и стала успокаивать.
   Прошло много времени, стрелки часов показывали почти полночь. У Анжелы зазвонил мобильный телефон.
   -- Это звонил Альберт? -- спросила я у Анжелы.
   -- Да, интересовался, где я нахожусь.
   -- Не надо со мной оставаться, езжай к своему возлюбленному, ты ему нужней.
   -- Я сказала ему, что останусь у тебя. И потом, как я брошу тебя в таком состоянии?!
   -- Анжел, у меня нормальное самочувствие и еще мне хочется побыть одной.
   Положив левую руку мне на плечо, Анжела спросила:
   -- Ты уверена в том, что хочешь остаться одна?
   -- Более чем, -- ответила я.
   -- Ладно, тогда я поеду. Надеюсь, Мила, ты не держишь зла на меня.
   -- Нет, что ты такое говоришь!
   Мы обнялись.
   Я проводила Анжелу до лифта и вернулась в свою маленькую уютную квартирку. Зашла на кухню, вынула из оставленной Анжелой пачки сигарету, чиркнула зажигалкой и закурила. Чувствовалось, как сигаретный дым обволакивает клетки мозга, голова начала слегка кружиться. Обычно такое состояние проявляется у тех, кто впервые закурил или после долгого перерыва, но со временем это чувство пропадает.

* * *

   Я стояла на балконном окне двенадцатиэтажного дома, ухватившись одной рукой за оконную раму, а в другой держа почти испепеленную сигарету. Раньше я не курила, но теперь курю чуть ли не каждые пять минут.
   Меня обдувал приятный прохладный ветерок, на улице стояла ночь, было начало июля, в небе светились звезды, а полумесяц был таким красивым. Но мне не хотелось жить, я готова была спрыгнуть вниз. Мне казалось, что все из рук вон плохо, я никогда не смогу иметь своего ребенка, мой муж изменяет мне с другой женщиной после первых двух лет нашей свадьбы, к тому же она еще и беременна. Слезы стекали по моим щекам, лицо кривилось от обиды, слезы лились еще больше, капли падали вниз с высоты двенадцатиэтажного дома, рассеиваясь на множество более маленьких капель, исчезая в воздухе, так и не долетая до земли. Мне думалось, что если я покончу с собой, то в моей душе наступит покой, и тогда не нужно будет задумываться о земных проблемах, а моя душевная боль покинет мое бренное тело. Меня не будут мучить вопросы, почему я не могу иметь детей или почему мой любимый человек так поступил со мной.
   И вот я уже была готова прыгнуть в эту пустоту, где меня ждала вечная жизнь. Но разум возобладал над чувствами, и тогда я подумала о своих родителях, как они переживут эту трагедию. О друзьях.
   В конце концов, жизнь на этом не окончена, может, Господь Бог специально посылает нам испытания. Через которые мы должны пройти. Тут я спустилась с окна, села на стул и снова закурила. Слезы перестали течь, и мое тело окутала слабость. Мне ужасно захотелось спать.

* * *

   Это было вчера, а сегодня наступил другой день. Я доела завтрак, выключила телевизор, оделась и пошла на работу. После работы за мной заехал Эдик, он хотел поговорить.
   Мы сидели на кухне, пили кофе, я молчала. Эдик промолвил:
   -- Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
   Я по-прежнему молчала.
   -- Э-э... знаешь, я хочу развестись с тобой, -- невинно, как дитя, произнес он эти слова.
   -- Я тоже, -- ответила я.
   -- Почему? -- удивленно спросил Эдик.
   Да, мужская логика, подумала я про себя. Сам виновник всего. Знает ответ -- и у меня еще спрашивает. Я молчала, но он не собирался униматься.
   -- Почему?
   -- Ты же сам прекрасно знаешь, у тебя же другая девушка, притом беременная! -- ответила я на повышенных тонах.
   -- Так ты, оказывается, все знаешь, это даже к лучшему. Еще одно -- я хочу половину стоимости этой квартиры.
   От этих слов сердце у меня облилось кровью.
   -- Что ты сказал? -- удивленно спросила я у Эдика.
   Он без зазрения совести повторил ранее сказанное:
   -- Хочу половину стоимости этой квартиры. Объясню, почему: затраты на операцию, свадьба и так далее.
   Было такое чувство, будто меня полоснули острием ножа по сердцу. Я не могла понять, куда делись его благородство и любовь ко мне. Казалось, его заколдовали, подменили на другого. Тот приезжий мальчик из Владивостока, который просил меня прописать его, потому что без прописки сложно устроиться на работу, теперь отнимает у меня квартиру. Что это? Не иначе как рок.
   Я не из тех людей, которые будут грызть глотку друг другу, лишь бы отстоять свою правоту или отнять кусок побольше.
   После слов, сказанных им, этот человек стал мне противен и неприятен. Человек, которого я любила и к которому и сейчас испытываю чувства.
   -- Знаешь, Эдик, на операцию и свадьбу ушло намного меньше денег, я тебе их отработаю, дай только время.
   -- Меня это не волнует! Потом, у меня будет ребенок, и мне нужны деньги сейчас.
   Он назвал дату развода и ушел.
   У меня был шок, мне даже не хотелось плакать. Я сидела, уставившись в одну точку.
   В таком парализованном состоянии я просидела бы до глубокой ночи, но на моем мобильном заиграла музыка из фильма "Титаник". Я вспомнила эпизод, когда замерзшее бездыханное тело юноши опускается на дно, а девушка из последних сил старается удержать его руку, плача и дрожа от холода, и шепчет: "Не покидай меня, милый, любимый!", повторяя эти слова вновь и вновь.
   Да, этот юноша был благороден и по-настоящему любил ее, пожертвовал своей жизнью ради любимой. У него не было ни гроша в кармане, зато у него было нечто более ценное -- благородное сердце. А тот -- ее богатый жених? Как последний подонок спасал свою шкуру, водрузив ее на спасательную шлюпку.
   Телефон перестал звонить, и мои глаза снова налились слезами. Мне казалось, что если наполнить пятилитровые канистры слезами, которые вылились из моих глаз за эти дни, то выйдет, наверное, около трех канистр, заполненных до краев. Тут снова зазвонил телефон, но у меня не было желания и сил с кем-либо говорить. Мне хотелось умереть.
   Тут мне подумалось -- почему я вчера не сделала это, не спрыгнула вниз в вечную жизнь. Сотовый звонил, не переставая, на пару с домашним телефоном. Может, это Эдик, подумала вдруг я. Хочет извиниться за сказанное.
   Мои слезы тут же прекратились как по мановению волшебной палочки. Я взяла сотовый, посмотрела на дисплее номера непринятых вызовов. Светился только номер Анжелы.
   Слезы снова захватили власть над моими глазами. Достав из шкафчика пачку сигарет, я вытащила одну из двух оставшихся в ней. Дрожащими пальцами левой руки вложила сигарету в рот, вынула из пачки зажигалку, чиркнула ею, поднесла к сигарете и закурила.
   Мелодия на телефоне играла все ту же песню Селин Дион. Выйдя на балкон, я смотрела на улицу, на дома, проезжающие машины, людей... Глубоко затянувшись и выдохнув струю дыма, я погрузилась в думы. Слезы то останавливались, то снова начинали капать из глаз, звуки телефона слышались как будто издалека, а потом и вовсе пропали.
   Вчера здесь, на этом же месте, где я стою и сейчас, мне хотелось покончить со своей жизнью. Почему сейчас у меня нет такого желания, спрашивала я саму себя. Ведь сегодняшний день намного хуже вчерашнего. Да потому, что у меня есть силы и меня не сломит какой-то козел, извините за выражение, мразь и подонок! Мужик, который боится трудностей -- это не мужик!!!
   Злость и ненависть вперемешку с любовью к этому человеку переполняли мою душу. Я любила его -- и в то же время ненавидела. Я люблю его, как школьница. Ведь мне тридцать два, я взрослая женщина, а веду себя, как подросток или даже хуже. Но как кто-то говаривал: "Любовь зла, полюбишь и козла". Конечно, почти восемь лет прожить вместе! За это время было много хорошего, доброго, нежного, интересного, веселого и многого другого. Сложно будет забыть это за один день, даже за год. Память не стереть, только, если вызвать людей в черном из американского кино, у них была такая штука: нажимаешь кнопку, вспышка -- и все, ты не чего не помнишь. Но это все фантастика. Может, когда-нибудь будет такой прибор по стиранию памяти, но только в далеком будущем. Приходишь в клинику и говоришь: "Доктор, вчера я изменил своей жене с тремя девушками, знаете, могу проболтаться, а потом совесть мучает. Сотрите мне отрывок памяти о вчерашнем дне". -- "Конечно, нет проблем". Здорово, правда?!
   Было около полуночи. Я разглядывала небо, светила луна, недалеко от нее горела самая яркая звезда из всех. Мне в детстве рассказывал дед, что эта самая яркая звезда называется Полярной, вроде так, а вот там Малая Медведица -- сгусток звезд в виде ковша, которым пользуются люди. Тогда я поинтересовалась у своего дедушки: почему видно ковш, а называют медведица. Взяв меня на руки, он начал отвечать на мои вопросы, показывая пальцем на звезды в небе: "Большой ковш состоит из семи звезд, однако это не все созвездие, а лишь хвост и часть туловища воображаемой небесной медведицы. Справа и снизу от ковша можно обнаружить еще несколько звезд, составляющих лапы и голову".
   Я стала искать глазами Большую Медведицу, долго не находила, но потом увидела. Небо было усыпано звездами, одни сверкали ярче, другие слабее. Дедушка говорил, это потому, что одни планеты, то есть звезды, находятся ближе, поэтому и светят ярче. "А-а-а, дедуфка! Ты такой умный!" -- и дед от моих слов расплывался в улыбке. Он говорил: "Когда вырастешь, будешь тоже такой же умной, как и я".
   От этих воспоминаний мне стало чуть веселее, теплее. На какое-то мгновение я забыла про Эдика.
   Сходив на кухню, я достала из пачки последнею сигарету, вышла на балкон, закурила и снова уставилась на звезды. Может быть, на одной из этих планет такая же девушка, как я, смотрит в окно и страдает от любви или смерти близкого. Она так же стоит на балконе и смотрит на звезды, курит и думает о том же, что и я. Задумавшись на пару минут, я сказала сама себе: "Девушка, вас занесло не в ту степь! Вы о чем думаете? О марсианах с другой планеты? У вас проблемы, и причем большие. Вас лишат квартиры, вы не можете иметь ребенка, а вы -- о космосе?! Что будем делать -- вот о чем нужно думать".
   Тут же мои мысли рассеялись, я спустилась с небес на землю.
   Почти в час ночи я набралась наглости и набрала номер Анжелы, тем более что завтра выходной день. В трубке послышался женский голос:
   -- Алло!
   -- Привет, подруга.
   -- Мила, я тебе звонила, почему не отвечала?
   -- Представляешь, что сказал Эдик?
   -- Нет, -- ответила Анжела.
   -- Эдик хочет развода.
   -- После того, что он сделал, ему нет прощения. Пусть катится! Зачем тебе этот мудак?! -- воскликнула Анжела.
   -- Это еще не все, - продолжала я
   -- В смысле? Не поняла, - удивилась Анжела.
   -- Представляешь, он заявил мне, что хочет половину всего имущества. Не знаю даже, что мне делать. Ведь эту квартиру мне помогли купить родители. И потом, где я буду жить? И вообще все плохо... Почему так все происходит? Может, его заколдовали -- раньше он не был таким, - ответила я, и снова из моих глаза потекли слезы.
   -- Вот сукин сын, ублюдок! -- из трубки полилась грубая брань. -- Хочешь, я ему позвоню и скажу все, что о нем думаю?
   -- Нет, не нужно, спасибо.
   -- Знаешь, ты говори все, что захочешь, но я позвоню. Подожди, скоро перезвоню.
   В телефоне раздались гудки.
   Я начала набирать снова номер Анжелы, но было занято. Мобильный она отключила. Мне оставалось только ждать исхода событий.
   Через короткое время раздался звонок, это была Анжела.
   -- Зачем ты звонила, я ж просила тебя не звонить? -- спросила я.
   -- Извини, не удержалась, - ответила Анжела.
   -- Дозвонилась до него? - поинтересовалась я.
   -- Забудь о нем, -- посоветовала подруга, -- он скотина, каких свет не видывал, У меня есть хороший знакомый адвокат. Позвони ему, я попрошу, он даст тебе консультацию по твоему вопросу.
   -- Так все-таки, о чем вы с ним говорили? - настаивала я.
   -- Он сказал мне тоже самое, что и тебе. Хочешь, я приеду к тебе?
   -- Буду, рада тебя увидеть. И захвати выпить и сигарет, -- попросила я.
   -- Буду через сорок минут
   -- Жду!
   Всю ночь до самого утра мы болтали. Только под утро легли спать.
   На следующий день мы позвонили адвокату. Он начал расспрашивать меня, а я отвечала на вопросы.
   -- Могу сказать вам примерно так, Людмила. Ваш супруг по закону имеет полное право претендовать на вашу жилплощадь, объясню почему. До того как вы жили в ней и потом прописали супруга, ваша квартира не была приватизирована, но после вашего бракосочетания вы ее приватизировали и в этом ваша ошибка. По закону имущество, нажитое до заключения брачного договора, остается по праву за владельцем данного имущества, в данном случае за вами, но так как вы приватизировали квартиру после брака с вашим супругом, то суд может решить в его пользу и тогда ему по праву будет причитаться доля от полной стоимости вашего недвижимого имущества. Брачного договора вы не заключали, так ведь?
   -- Да, верно, не заключали, -- ответила я.
   -- Скажу, что ваша ситуация довольно частая в моей практике, поэтому предположить трудно, как могут повернуться события. Иногда получается так, что истец или ответчик полностью прав, но судья решает так, как ему угодно. Бывает, что судей подкупают, поэтому загадывать не приходиться. Как это подкупают! Ну, вы сами понимаете, таков наш российский менталитет. -- Он усмехнулся в трубку телефона. -- Я вам, Людмила, хочу сказать, что могу взяться за ваше дело, но не могу обещать его исхода в вашу пользу. Понимаете, у нас в России такие законы, что в других европейских странах их не приемлют: сегодня так, а завтра этак. Завтра, к примеру, возьмут и примут другие законы, и нам, простым гражданам, придется под них подстраиваться.
   -- Хорошо, я поняла. Спасибо вам за консультацию.
   -- Да не за что, если что -- обращайтесь.
   -- Благодарю вас, до свидания.
   Положив трубку, я поняла, ситуация зашла в тупик, выход был один, ждать, а там уже как карта ляжет. Даже если я найду, где занять пятнадцать-восемнадцать тысяч долларов, то мне трудно будет их вернуть.
   Мы с подругой вышли на улицу и в ближайшем книжном лотке купили брошюры о жилищном праве, а также Гражданский кодекс РФ. Потом зашли в небольшую кафешку, и стали изучать купленные мною книги. Оказалось, что за рубежом многие супружеские пары заключают брачный договор, в нем описывается все имущество, которое супруги распределяют между собой после развода. И это у них, в Европе, в порядке вещей. Меня же родители воспитывали по-другому, да и многих из нас, брак должен строиться на доверии и взаимопонимании мужчины и женщины, что деньги не главное, а главное -- любовь. Сейчас же эти понятия стираются на корню. Будущее, которое построено на власти, лжи, корысти, предательства, -- и все это ради денег. В людях пропадает все святое, когда рядом пахнет халявными, легкими деньгами. Они готовы предать, убить самых близких себе людей ради жалких бумажек. Не спорю, без денег нельзя прожить, но грань переходить тоже не стоит. О каком взаимопонимании, уважение и любви можно говорить, если для многих людей деньги представляет большую ценность, чем душа и вера в Господа Бога.
   Мы с подругой долго дискутировали на тему моей проблемы, да и взаимоотношений в целом, выпив не одну порцию капуччино. Я долго думала, развестись и добровольно отдать половину всего или судиться.
   -- Все равно закон на его стороне, -- говорила я Анжеле.
   -- Хочешь отдать ему все свое имущество, без боя?! -- возражала она.
   -- Да, но если я не выиграю суд, то он и так получит все ему причитающееся. А деньги, потраченные на адвоката, я потеряю, да и нервы лишние.
   -- Не знаю, как ты, но я без боя не сдалась бы. Хочешь все потерять? В крайнем случае, потеряешь деньги, потраченные на адвоката, нервы, а вдруг судья решит в твою пользу? Всякое бывает, -- убеждала меня Анжела.
   Мы помолчали.
   -- Давай попробуем. Ты меня убедила, -- решилась я.
   У меня не было желания говорить с этим человеком, поэтому попросила свою подругу позвонить. Она с превеликим удовольствием это сделала и сказала, что развода не будет.
   -- Хочешь квартиру -- иди тогда в суд, -- поставила она точку и отключила телефон.
   Все выходные мы провели с моей подругой.

* * *

   Прошла еще одна неделя, а за ней и другая.
   Понедельник, говорят, день тяжелый. Сидя на работе, я думала о сложившейся ситуации. Заиграла мелодия на телефоне, я достала свой мобильный из сумочки и увидела на экране знакомый номер телефона -- это звонил Эдик. Мне не хотелось отвечать ему, но пришлось.
   -- Слушаю тебя, Эдик.
   Он без предисловий продиктовал, когда и где состоится суд.
   -- Успела записать?
   -- Повтори еще раз, пожалуйста, -- попросила я.
   Он без запинки все повторил. Я записала.
   -- И вот еще, твоя неявка будет считаться нарушением закона. Поэтому лучше придти, -- добавил Эдик.
   -- Не переживай, я буду, -- ответила я.
   -- До встречи в суде! -- И в трубке раздались короткие гудки.
   Ни здравствуйте, ни до свидания! За что он меня так возненавидел, спрашивала я сама себя. Слез на этот раз не было, но меня окутала какая-то пустота. Мне не хотелось делать ровным счетом ничего -- я просто сидела и крутила в руках мобильник. Мне не хотелось курить, не хотелось даже пить, есть, совсем ничего. Тело обмякло.
   Через некоторое время поступил вызов. Обычно я жду, когда заявок наберется три-четыре, и только потом уже делаю обход. Мои клиенты -- это маленькие дети до двенадцати лет. Приходится сталкиваться, как правило, с простудными заболеваниями, иногда с аллергической реакцией.
   Я шла по улицам Петербурга. Стояло начало осени, кругом лежали опавшие желто-зеленые листья, дул холодный ветер, погодка была промозглая, небо смурое -- казалось, что хлынет дождь. В этот сезон обычно много вызовов.
   Достав из своего кармана блокнот, куда я записывала адреса принятых вызовов, я посмотрела номер дома и квартиры. Мой путь был верен -- в кирпичное девятиэтажное здание бежевого цвета. Подойдя к нужной двери, я набрала на домофоне номер квартиры. Мне ответил женский голос:
   -- Кто там?
   -- Это доктор, -- ответила я.
   -- Проходите!
   Я услышала характерный звук и, дернув дверь на себя, вошла. Подойдя к лифтам, я нажала кнопку вызова, открылась дверь грузового лифта. Я зашла в него, заглянула в блокнот -- в нем был указан восьмой этаж. Я нажала цифру "восемь", и лифт начал подниматься.
   На площадке у лифта меня встретила женщина лет тридцати. Она была одета в красный халат, темные волосы подстрижены под каре. Она всегда казалась мне очень милой.
   -- Здравствуйте, -- сказала она.
   Я тоже поздоровалась и тут же попыталась сосредоточиться на работе и постараться отбросить свои наболевшие проблемы, хотя это было сделать нелегко.
   На площадке было несколько квартир, но все они находились за одной дверью. В коридоре были выставлены велосипед, коляска и другие вещи.
   Мы дошли до ее квартиры. Когда мы зашли, женщина заперла за собой засов.
   -- Ну, где наш больной? -- поинтересовалась я.
   Женщина улыбнулась:
   -- Проходите, мой малыш в детской кроватке.
   Зайдя в комнату, я увидела своего маленького пациента, Ванечку. Малыш стоял в кроватке и держался своими маленькими ручонками за деревянные перегородки.
   Поставив свой чемодан с инструментами рядом с неподалеку стоящим креслом, я направилась к больному. Я взяла его на руки и сказала его матери:
   -- Если бы я не знала возраст вашего пупсика, я решила бы что он старше.
   Мальчику было девять месяцев, но он родился с весом больше четырех килограммов, поэтому был не по возрасту крупным ребенком, и это являлось предметом гордости его матери.
   Немного потискав малыша, я вернулась к своим обязанностям.
   -- Возьмите ребенка, мне нужно достать кое-что из чемодана.
   -- Хорошо.
   Я вынула стетоскоп, надела это нехитрое медицинское приспособление и принялась слушать дыхание малыша. Потом заглянула ему в горло -- присутствовало небольшое воспаление гланд. После осмотра я выписала рецепт и велела в точности соблюдать все предписания.
   Перед тем как уходить, я еще разок позволила себе поиграть с Ванечкой.
   -- У вас есть дети? -- поинтересовалась вдруг женщина.
   -- Нет, -- ответила я с сожалением.
   -- Вот как?.. -- прозвучало в ответ.
   -- Ладно, я пойду, у меня еще три вызова.
   -- Может, чаю?
   -- Нет, что вы, спасибо, мне и вправду нужно поторопиться.
   Накинув плащ и взяв чемодан, я вышла к лифту. Женщина протянула мне сто рублей.
   -- Возьмите.
   -- Да что вы, зачем?!
   -- Возьмите, возьмите.
   -- Не нужно, благодарю! Это моя работа, мне за это платят, -- и я улыбнулась.
   -- Я знаю, но все-таки... А то я обижусь! - Женщина насупилась, выражение ее лица стало обиженным, и мне пришлось взять деньги, хотя это против моих правил.
   Обычно я не беру денег, хотя, если припомнить, за шесть с половиной лет деньги мне предлагали только два-три раза, а так чаще всего фрукты, шоколадки, пироги, булочки. Была даже, помню, банка соленых огурцов собственной закрутки.
   Взяв сторублевую бумажку, я поблагодарила эту милую женщину и попрощалась. Дверца лифта снова зажужжала и закрылась, лифт стал опускаться.
   Выйдя на улицу, я почувствовала, как холодный северный ветер мчится, сдувая все на своем пути. Подняв воротник плаща, я зашагала к следующему дому, где меня ждал очередной больной. Дом находился в восьми-десяти минутах от предыдущего. Я поднялась в нужную мне квартиру. Меня встретила незнакомая девушка на вид лет двадцати шести. Она была полной противоположностью той женщине, от которой я пришла. На девушке были синие джинсы и футболка, светлые волосы спускались ниже плеч, глаза были зеленого цвета.
   Пройдя в комнату, я увидела мальчика. Он лежал в кровати и смотрел телевизор.
   Девушка сказала мальчику:
   -- Саша, оторвись на минуту от своих мультиков, врач пришел. -- Потом взглянула на меня и произнесла: -- От этого канала -- "Fox Kids" -- прямо не оторвать, уже жалею, что кабельное телевидение подключили, -- и, скривив рот, покачала головой.
   Проведя стандартный осмотр терапевта, я начала выписывать рецепт. Тут девушка предложила пройти на кухню. На кухне было уютно, я присела за кухонный уголок, положила тетрадь на стол и начала писать
   -- Сколько лет вашему мальчику? -- спросила я.
   -- Полных восемь.
   Нам, врачам, нужно знать возраст пациента, дабы выписать рецепт, подходящий по возрасту, рассчитать дозировку лекарств, чтобы ребенку не стало плохо от передозировки.
   -- Хотите чего-нибудь выпить? -- спросила хозяйка.
   -- Нет, спасибо.
   -- Может, кофе или соку все-таки выпьете, а я с вами за компанию?
   -- Тогда, если можно, воды... Вы так молодо выглядите, а у вас уже такой взрослый мальчик.
   -- Да, я его в семнадцать лет родила.
   -- Да что вы?!
   -- Так вышло. Я против абортов, поэтому решила родить.
   -- Вот вам рецепт, принимайте таблетки три раза в день после обеда и купите в аптеке ромашку, пусть полощет горло утром и вечером. Похоже, у него ангина, если хочет поправиться -- пусть полощет горло.
   -- Что вы, -- возразила девушка, -- хочет он поправиться! Да ему лишь бы в школу не ходить! -- И засмеялась.
   Я улыбнулась в ответ, допила свою минералку и собралась уходить.
   -- Посидите еще, -- предложила девушка.
   -- Я бы с удовольствием, но мне нужно идти -- у меня еще два вызова.
   -- Понятно, спасибо вам.
   -- Пока не за что, -- ответила я.
   Выйдя из дома, я направилась дальше. Следующий дом находился в восьми-десяти минутах от этого. Погода была промозглой, поэтому я решила воспользоваться трамваем. Дойдя до остановки, я стала ждать. Ветер не стихал, а наоборот, усиливался, вся прическа на голове растрепалась, хотя в рекламе лака говорилось: "Taft Три Погоды" -- ваша прическа сохранится в любую погоду". Полная чушь, подумалось мне. Конечно, если распылить весь лак на голову, то тогда точно никакая погода испортить прическу не сможет, но видок будет еще тот.
   Пока я размышляла, подъехал нужный мне номер трамвая. Вагон был полупустым, выбрав место, я села, поставила на колени чемоданчик, опустила ворот плаща и поправила волосы.
   -- Двери закрываются, следующая остановка -- Лиговский проспект, 90, -- сообщил голос водителя.
   Подошла кондуктор, я заплатила за проезд. Посмотрев на билет, я стала считать числа. На билете имеются шесть чисел, есть такая примета: если приплюсовать друг к другу три цифры с правой стороны и слева сделать то же самое, то получатся числа, например, как у меня: 537843, то есть 5+3+7=15 и 8+4+3=15 -- получились одинаковые числа. Говорят, нужно загадать желание и съесть билет, тогда желание исполнится, но я, конечно, есть его не собиралась, потому как в приметы особо не верю, да и потом -- я не в том возрасте, чтобы есть бумагу. В детстве, помнится, я съела один раз счастливый билет, но не помню уже, какое желание я тогда загадывала и сбылось ли оно.
   Засунув билет в карман, уставилась в окно. Я снова погрузилась в размышления. Мимо проезжали автомобили, были среди них и старые, и новые. Люди торопились куда-то, жизнь за окном шла своим чередом. На меня снова накатила грусть, перед глазами появился образ Эдика. Я вспомнила то время, когда мы были вместе, он обнимал меня, нежно целовал, трепетно относился ко мне. Когда мы были вместе, сидели на диване, смотрели кино, моя голова лежала у него на коленях, а его рука гладила мои волосы. Когда мы ходили гулять в парк, он кружил меня, носил на руках. Теперь ничего этого больше никогда не будет. Снова на меня нахлынула жалость к самой себе, а слезы подкатились к глазам. Мое сердце по-прежнему его любило. Но я же нахожусь в общественном месте, стало быть, реветь некрасиво. Тут же я вспомнила, как он обошелся со мной, и слезы ушли.
   Трамвай мчался по шпалам, раздавался звук: "Дум-дум... Дум-дум..."
   Подъехав к нужной остановке, я вышла, посмотрела еще раз на адрес и двинулась в нужном направлении.

* * *

   Вечером, вернувшись домой, я заперла за собой дверь, сняла плащ и сапоги и плюхнулась в кресло. Наконец-то я дома! Все тело ломило от усталости, но, когда я расслабилась в кресле, каждый нерв почувствовал нотки блаженства, так бывает, когда сильно устаешь, а потом садишься или ложишься, и это чувство облегченности охватывает тело, мозг и уносит в полет.
   Проснувшись от боли в шее, я поняла, что уснула и каким то образом свернулась калачиком в кресле. Часы показывали без двадцати девять, значит, я проспала около двух часов. Переодевшись, я приняла душ. Открыв шкафчик в ванной, я достала расческу. У меня появилось странное чувство, будто чего-то не хватает. Думать долго не пришлось, я поняла, что нет туалетной воды Эдика, бритвы, зубной щетки и остальных его вещей. Вроде сегодня утром они были...
   Я прошла в комнату, отодвинула створку шкафа и обнаружила, что одежды тоже не было. Видимо, он был здесь сегодня, а ключи от квартиры оставить не удосужился. Закрыв шкаф, взяла сумочку, но сигарет там не нашла, похоже, они остались на работе. Мне жуть как захотелось курить. Может, я наркоманка, раньше у меня потребности в сигаретах не наблюдалось, хотя Эдик периодически курил. Что со мной, почему я всегда его вспоминаю? Эдик то, Эдик это... Пошел он -- далеко и надолго!
   Сев в кресло, я обхватила руками колени и уперлась в них подбородком. Слезы не заставили себя долго ждать, капли стекали одна за другой, а потом и вовсе превратились в маленький ручей, из носа текли сопли, из-за них нос забился, пришлось дышать через рот. Я прокручивала все последние события в отношениях с Эдиком, от этого слезы начинали лить еще пуще.
   Наконец, немного успокоившись, я взяла в сумочке платок, высморкалась как следует, снова села в кресло, поджав под себя ноги. Возле коленей халат был мокрый от слез, и тут мне подумалось, есть и хорошая сторона его ухода, по крайней мере, в ванной и шкафу стало больше места, но эта отмазка не сработала, и я снова заплакала.
   Родителям такой ход событий не придется по вкусу. Что я им скажу? Даже если ничего не говорить, рано или поздно правда всплывет. Допустим, я не скажу им, что не могу иметь детей, и про квартиру тоже не скажу. Но когда-нибудь родители все равно спросят меня, почему у меня с Эдиком нет ребенка. Или захотят приехать в гости, а квартиры нет. Спросят: а где квартира и почему ты, доченька, живешь в коммуналке? Твой отец много лет служил родине ради того, чтобы получить эту квартиру, вот здесь вранье и станет явным.
   В голове появился большой вопрос: что делать? И я снова начала плакать. Я в детстве столько не плакала, как сейчас. Может, я нюня-манюня, избалованная девочка, слабохарактерная?.. В голове возникали вопросы: почему, зачем, что делать. И на все это был один ответ -- не знаю.
   Шли дни, недели, Завтра день суда. Зачем я ввязалась в это? Может, не нужно было доводить дело до этого, а отдать ему то, что он хочет, -- и все? Но теперь уже поздно, назад пути нет. Двадцать седьмое октября наступит завтра.
   Всю ночь я не спала, лежала в кровати и размышляла, как все будет. Внутри меня поселился страх, ведь я раньше не была в суде, каким будет его решение? Да и видеть Эдика у меня особого желания не было. Пришлось отпроситься с работы, чтобы попасть на судебное заседание.
   Утром Анжела заехала за мной -- она решила поддержать меня морально. Мы ехали в ее красной "восьмерке", которую подарил ей Альберт. Подъехав к месту, где располагалось здание суда, на двадцать минут раньше, мы закурили и стали ждать. По радио играла приятная музыка, на улице лежал снег, покрывая тонким слоем, частично разбитую от времени дорогу, наступали холода. Рядом припарковалась машина -- подъехал мой адвокат. Мы вышли из автомобилей и поздоровались.
   -- Здравствуйте, Людмила. Холодно сегодня, не правда ли?
   -- Да, -- ответила я.
   -- Вы взяли документы, которые я просил?
   -- Да, конечно, паспорт на квартиру и все другие.
   -- Можете мне их отдать, они мне понадобятся в деле.
   -- Да, конечно. -- Я достала из машины папку и передала все бумаги адвокату.
   -- По окончании процесса я их вам верну.
   -- Хорошо... -- согласилась я.
   -- Холодно, а мне нужно просмотреть их, собраться с мыслями, если вы не против, я сяду в машину.
   -- Нет, конечно.
   Мы разошлись по автомобилям и стали снова ждать. Моя подруга мне что-то говорила, но я прибывала в прострации и не вникала в ее слова.
   Раздался стук в окошко, это был адвокат, он сказал, что пора идти.
   В машине работала печка, и было так тепло и уютно, что не хотелось никуда выходить. Закрыв машину, мы направились в здание. Зайдя в зал, мы расположились на первых местах. Все выглядело как в программах новостей, которые передают по телевидению. Посередине комнаты был проход, справа и слева стояли черные столы, деревянные стулья были обшиты красной тканью. Впереди на полу было что-то вроде помоста, а на нем стояла длинная трибуна с местом для допроса. Мне сразу стало страшно. А вдруг меня туда вызовут? И что я скажу? Я поинтересовалась этим у адвоката, который перебирал бумаги. Он ответил, что во время таких слушаний, как правило, на трибуну не вызывают, а слушания по дележу имущества проходят быстро, поэтому волноваться не стоит.
   -- Вообще я вам говорил, что ваш случай проигрышный, по закону ваш супруг имеет все основания для получения как минимум половины имущества.
   -- Вы этого не говорили! -- стала возмущаться Анжела.
   -- Вы что, говорил! -- возразил адвокат.
   -- Анжел, перестань, все оговаривалось. И потом, в тех брошюрах все было ясно описано. Теперь мы уже здесь, поэтому как будет -- так будет, и пусть это остается уже на совести Эдика.
   Помещение, видимо, не отапливалось, поэтому все сидели, накинув на плечи верхнюю одежду. На трибуне у судьи стояла бутылка минералки, стакан и гвоздики в маленькой вазе. Судьей была женщина, на вид -- лет за сорок, средней полноты, ее короткие светлые волосы вились, очки в золотистой оправе висели на такого же цвета цепочке. Женщина была одета в черную мантию, а сверху на плечи накинуто черное пальто. Вид у нее был грозный.
   Рядом с судьей сидела женщина, чуть моложе судьи. Я поинтересовалась у адвоката, кто она, оказалось, это секретарь, дальше я в подробности не вникала.
   По левую сторону от нас суетился и кому-то названивал адвокат Эдика, процесс должен был начаться с минуты на минуту, но, похоже, Эдик опаздывал. Судья громогласно обратилась к нам:
   -- Свидетель, пересядьте назад!
   Анжела взяла мою ладонь в свою руку и сказала:
   -- Держись, подруга!
   -- Постараюсь, -- ответила я.
   Анжела пересела назад. Судья нервничала, часто поглядывая на часы, поскольку время шло, а Эдика не было. Но через какое-то время он все же появился -- элегантный как всегда. На меня снова накатила депрессия, мне хотелось кричать, внутри меня все разрывалось от любви и ненависти к этому человеку. Я хотела только одного -- чтобы все это закончилось поскорее.

* * *

   Процесс начался.
   -- Встать, суд идет! -- объявила секретарь и повернулась в сторону истца: -- Вы имеете право подать ходатайство.
   -- Мы отказываемся, -- произнес адвокат Эдика.
   Секретарь с этими же словами повернулась к нам. Адвокат пояснил мне: подать ходатайство означает, что судья может перенести ваше слушание на более поздний срок.
   -- Скажите "нет", -- ответила я.
   -- Почему? Вы можете отложить слушание...
   -- Нет смысла, мне придется еще вам платить, да и не могу же я вечно бегать и откладывать слушание. Рано или поздно суд состоится, а Эдик, похоже, отступать не намерен. Пусть это будет на его совести.
   -- Вы хорошо подумали? -- переспросил меня адвокат.
   -- Да, хорошо.
   -- Моя подопечная отказывается подавать ходатайство!
   -- Судебный процесс открыт, -- произнесла судья. - Слушается дело о браке, разводе и разделе имущества в присутствии судьи Центрального района Светланы Ивановны Кротких и секретаря Ирины Александровны Рудиной, адвоката истца и адвоката ответчика. У вас есть отводы?
   Адвокат повернулся и обратился ко мне:
   - У вас есть недоверие к истцу, на языке адвокатуры это называется отводом?
   Немного подумав, я ответила:
   -- Нет.
   Хотя, конечно, толком сейчас я ничего не понимала - все перемешалось в моей голове, но одного мне хотелось точно - чтобы все поскорее закончилось.
   Теперь судья спросила у адвоката Эдика то же самое, у него тоже не было отвода.
   - Можно присесть, - произнесла все тем же громогласным с командной ноткой в голосе судья, и мы присели на стулья.
   Секретарь стала зачитывать заявление истца:
   - "Я, истец, Эдуард Константинович Черных, проживающий в совместном браке с Людмилой Михайловной Черных, заявляю, что имею право претендовать на вместе нажитое имущество, в том числе жилую площадь". Истец, вы поддерживаете данный иск?
   - Да, поддерживаю.
   Судья спросила:
   - Ответчик, у вас есть возражения?
   - Да, - ответил мой адвокат.
   Хотя я и чувствовала, что ничего мы не отсудим, но как говорится, надежда умирает последней. Наблюдая за тем, как мой защитник ходит перед судьей, что-то говорит ей, машет перед ней листами бумаг, я погрузилась в прострацию: я сидела, наблюдала за всем происходящим, но голоса и звуки словно отдалялись от меня, приглушались, и мне уже было все равно, я хотела прийти домой, упасть на диван и уснуть глубоким, крепким сном и, может быть, уже никогда не проснуться.
   Вдруг судья громко сказала:
   -- Вы же сами прекрасно знаете, уважаемый адвокат!
   От ее громкого голоса мое сознание вернулось на места свои, я начала различать звуки и голоса присутствующих вокруг людей.
   -- Да, я знаю, но...
   Ему, по-видимому, нечего было противопоставить.
   -- Таковы законы, не я решаю.
   Он подошел, бросил кипу бумаг на стол и сел рядом. Его руки немного дрожали, а на лице было написано недовольство. Меня это напугало.
   Далее события развивались с молниеносной скоростью. Суд удалился на совещание. Мы сидели и ждали. У Эдика зазвонил телефон, он с кем-то разговаривал, я старалась не смотреть в его сторону и глядела в окно. За окном было холодно, стекла запотели от дыхания присутствующих в зале. Тут я услышала, как по полу стучат каблучки. Я обернулась. В зал вошла высокая девушка в норковой шубе, со светлыми длинными волосами и фигурой, как у манекенщицы. Она была очень красива. Эдик подошел к ней, поцеловал, и до меня дошло -- вот она, его новая пассия, из-за которой я здесь. Мне совсем не хотелось смотреть на них, но мои глаза остановились на маленьком животике, топорщившемся под шубой. Девушка положила руки на поясницу и стала возмущаться, что приходится долго ждать!
   Это был еще один удар -- как обухом по голове. Анжела сидела сзади и что-то сердито бурчала себе под нос.
   Наконец вышли судья и секретарь.
   -- Всем встать!
   Судья повернулась к секретарю и велела ей зачитать постановление. Та кивнула и начала читать. Для меня это был приговор. Мое тело напряглось, задрожав от волнения, я стиснула зубы и стала внимательно слушать.
   Секретарь громко говорила, что даже после фактического прекращения супружеских отношений все приобретенное каждым из супругов имущество является общей собственностью супругов, и таким образом, Эдуард Константинович Черных имеет полное право на половину всего нажитого имущества супругами. В случае невыполнения вышеперечисленного, ответчику грозит наложение штрафа или лишения свободы сроком на 5 лет.
   Заседание было закрыто.
   Я рухнула на стул. Анжела обняла меня за плечи. Не удержавшись, я пустила слезу, затем вытащила из сумочки пакет, попросила:
   -- Анжела, можешь передать Эдику?
   -- А что там?
   -- Здесь драгоценности, которые он мне дарил, обручальное кольцо и сотовый телефон.
   -- Оставь себе, зачем отдавать, это же подарки!
   -- Понимаешь, не хочу, чтобы они напоминали мне о нем, и вообще, мне от него ничего не надо. Просто выполни мою просьбу.
   Анжела кивнула, взяла пакет и направилась к Эдику, где он принимал поздравления от своего адвоката, обмениваясь рукопожатиями.
   Я не видела, что было дальше, но, оказалось, Эдик взял этот пакет и сказал, что его риэлтер позвонит мне.
   Мой адвокат предложил проводить меня до машины, но я отказалась, собралась с силами и вместе с подругой гордой походкой направилась к выходу.
   Выйдя на улицу, я вдохнула поглубже морозный воздух и почувствовала облегчение, не знаю почему, может, потому что больше не увижу мерзкую физиономию Эдика, а может, потому что, наконец, закончился судебный процесс. По правде говоря, я не знала, и мне было уже все равно. Я увидела, что выезжает черная BMW, и через ее лобовое стекло я заметила, как улыбаются Эдик и его девушка, сидящая рядом. Я встретилась с Эдиком взглядом и по ироничной улыбке на его лице прочла: "Вот и все, малышка, моя мечта провинциального юноши сбылась, а тебя я просто использовал".
   В последний раз я видела мужчину своей мечты, с которым готова была прожить всю жизнь до конца. К нам с Анжелой подошел адвокат и предложил:
   -- Вы, Людмила, можете подать иск на своего пока еще супруга, претендуя на его автомобиль, он стоит немалых денег.
   Анжела с воодушевлением поддержала его:
   -- Да, Мила, ты же можешь! Давай, хоть какие-то деньги, нанесем ему ответный удар.
   Мой ответ был "нет".
   -- Почему? -- начала снова возмущаться моя подруга.
   -- Не хочу опускаться до такой низости, как это сделал он.
   -- Знаешь, в чем твоя проблема, Мила? Ты слишком гордая!
   Адвокат перебил нас:
   -- Если вдруг решите -- обращайтесь.
   Он попрощался и уехал.
   Анжела все не унималась:
   -- Не могу понять тебя, подруга. Тебе нравиться страдать, ты не хочешь хоть как-то компенсировать свои потери, отомстить?!
   Я молчала.
   -- Понятно. Не хочешь отвечать -- так оставайся здесь, а мне надо на работу.
   Она села в автомобиль и уехала. Оставшись одна у здания суда, я начала понимать: никому не нужны чужие проблемы и бедные друзья. Достав из сумочки пачку с сигаретами, я вытащила одну и прикурила от зажигалки. Потом закинула сумочку на плечо, обмотала шарф вокруг шеи и направилась вперед по дороге. Мне было о чем подумать.
   Дома я, как и мечтала, сняла пальто и сапоги и, не переодеваясь в домашнюю одежду, плюхнулась на диван. Мое тело окутало облегчение вперемешку с легкостью. Я смотрела в потолок и думала, что скоро этой уютной квартиры у меня не станет. Думала о том, что говорила мне Анжела. Может, действительно, я неправильно живу, надо жить по-другому, урывать свой большой кусок в этой жизни и плюнуть на мораль, совесть, сострадание, честность, справедливость. Но нет, я не могла так, меня воспитывали иначе. И что дало мне это воспитание, размышляла я сама про себя, оно мне дало вот то, что происходит со мной сейчас. Мою квартиру отнимет хищник по имени Эдик. Пусть они так живут, а я буду жить по совести. Незаметно для себя я уснула.
   Вечер следующего дня преподнес новый сюрприз.
   Я сняла трубку звонившего телефона. Мужской голос сообщил:
   -- Я риэлтер, Эдуард Константинович сказал, что вы в курсе. Мне велено заняться предпродажей вашей квартиры.
   Мое дыхание словно приостановилось, так паршиво я себя никогда раньше не чувствовала.
   В трубке раздался голос:
   -- Алло, вы меня слышите?!
   -- Да, конечно.
   -- Мне нужно посмотреть вашу квартиру для оценки, вы не против, если я заеду взглянуть?
   Конечно же, я была против его приезда, да и вообще мне хотелось просто послать этого риэлтера. Но я нехотя ответила:
   -- Приезжайте завтра, сегодня у меня дела.
   -- Хорошо, -- ответил голос в трубке, -- завтра в десять утра вас устроит?
   -- Нет, давайте в восемь, мне нужно на работу к девяти.
   -- Хм.... ладно, я буду в восемь, до завтра.
   Я положила трубку, мое тело оцепенело.

* * *

   Прошло сто двенадцать дней, за это время многое произошло, мою квартиру продали, с Эдиком мы развелись, я получила половину денег от стоимости жилья. На них я смогла приобрести только комнату в коммунальной квартире. На квартиру этих денег не хватило, а добавить еще денег я не могла - мне просто неоткуда их взять. Теперь я жила в другом районе, в "сталинском" доме на пятом этаже шестиэтажного дома. Квартира четырехкомнатная, мои соседи -- это две бабушки и один мужчина по имени Вася. Я прожила здесь уже почти месяц, но ни разу не видела его трезвым.
   Я готовила на кухне. Туда же зашел Вася, пьяный в дым, и заплетающимся языком начал говорить:
   -- Милочка, дорогая, ты такая красивая, такая умница, выходи за меня замуж, а? Ик... Ой!.. Ик... Прости, я икнул...
   Я налила в стакан воды и протянула ему, улыбаясь:
   -- На, Вась, выпей, икота пройдет.
   Сосед отстранил стакан с водой и удивленно сказал:
   -- Нэ-э-э-э... Водки бы выпил... ик...
   -- Хватит тебе к девушке приставать! -- послышался голос входящей на кухню бабули.
   Подойдя к соседу, бабуля чуть ли не крича проговорила ему в ухо:
   - Хватит пить! Иди лучше проспись как следует.
   Вася посмотрел на нее, ковырнул указательным пальцем ухо, в которое крикнула бабуля.
   -- Э-э-э! Зачем же так кричать? -- еле стоя и шатаясь, проговорил сосед. -- Я, эт, как его... не глухой, вот.
   -- Иди проспись! -- снова заявила ему прямо в лицо соседка.
   Вася, улыбаясь, поднял руку, отдавая ей честь:
   -- Есть, товарищ капитан!
   -- Иди уже, хоть бы тельняшку постирал, как тебе не стыдно.
   Приложив ладонь к своей груди, Вася сказал:
   -- Ой, Александра, ты даже не представляешь, как мне стыдно, ей-богу, клянусь!
   Тяжело вздохнув, он, шатаясь, поплелся по коридору, придерживаясь за стенку.
   -- Не обращай на него внимания, Людмила, вообще-то он безобидный, мухи не обидит, - сказала бабушка.
   -- Все нормально, -- проговорила я в ответ.
   В коридоре послышалось шарканье -- это шла другая соседка, Надежда Федоровна, низенькая женщина, которая всегда ходила с тростью из-за своих больных искривленных ног. Александра Андреевна в отличие от нее была высокой и крупной.
   -- Здравствуйте, девочки, -- проговорила Надежда Федоровна, а мы поздоровались в ответ.
   Эта маленькая старушка с тростью мне импонировала, она современная бабулька, а главное -- с чувством юмора, смотрит молодежные программы, читает модные журналы, веселая, интересная такая, а разговоры о сексе -- ее любимая тема. Александра Андреевна же очень вредная. Они вместе смотрят бразильские сериалы в комнате у Федоровны, потому что у нее цветной телевизор, а у Андреевны телевизор старый, черно-белый, да и тот, похоже, не работает. За этот месяц они ругались раз двадцать, наверное, а потом снова мирились.
   -- Вот и борщ готов. Хотите тарелочку? -- предложила я соседкам. Андреевна сразу отказалась, а маленькая Федоровна приняла угощение.
   Я налила ей суп и сказала:
   -- Если хотите, берите, кастрюля на плите. - И я направилась в свою комнату.
   В своем новом жилище я поставила тарелку с супом на стол, достала хлеб, салаты из холодильника, который стоял у меня в комнате, потому что на кухне не хватило места. Я присела на табурет и начала поедать приготовленное.
   Из кухни снова доносились звуки ссоры, как это бывало и ранее: бабушки-соседки снова что-то не поделили между собой. На меня накатило отчаяние и чувство одиночества. Я уставилась куда-то вдаль.
   Я стала терять смысл своей жизни. Соседки все кричали -- может, мне нужно выйти, разнять их? Но тут они замолчали, расползаясь по своим каморкам. Я вернулась к своим мыслям. Я спрашивала саму себя: "И что?! До конца своих дней буду приходить домой, сама себе готовить, никто меня не будет встречать, одна-одинешенька, буду сидеть, есть, смотреть телевизор, сама с собой шутить, смеяться? Даже домашнее животное меня не утешит?"
   Руки разжались, выпустив ложку с куском хлеба, локтями я уперлась о стол, приложила ладони ко лбу, склонилась над тарелкой борща, и слезы потекли из моих глаз. Капли падали прямо в тарелку с уже остывшим супом, растворяясь в нем.
   На утро мне не хотелось идти куда-либо, а тем более на работу. Я чувствовала себя разбитой, но усилием воли все-таки заставила собраться себя с силами и отправиться работать.
   Весь день размышляла о родителях, как им сказать, ведь они еще ни о чем не подозревают. Я им звонила сама с тех пор, как переехала на новое место жительства, и часто, потому что родители могли позвонить по старому номеру телефона -- и тогда бы все раскрылось, а я боялась этого.

* * *

   Я родилась и выросла в небольшом городе Липецке. У меня нет ни братьев, ни сестер, даже двоюродных. Моя мать всю жизнь проработала на молочном комбинате начальницей, а отец -- в местном военкомате.
   В нашем городке мы считались зажиточными людьми. Мои подруги по школе завидовали мне, потому что большая часть из них жила в деревянных домах, а я жила в огромном доме из белого кирпича, походившем на крепость.
   О машинах же вообще не могло идти и речи, У нас она был, как сейчас помню, отцовский белый "запорожец" -- как я любила кататься на переднем сидении, эх!..
   В большинстве семей всегда доминирует кто-то один из супругов. В моем случае это была мать. Мой отец любил, впрочем, как и многие другие мужчины нашего городка, приложиться к спиртному. Мать частенько кричала на него, иногда даже без повода. Конечно, после долгих лет совместной жизни люди начинают надоедать друг другу, докучать, а может, объяснение заключается в том, что моя мать сама по себе любила командовать и подчинять себе других. Не могу точно сказать, женщина она неплохая, только иногда слишком строгая и немного вспыльчивая, чего нельзя сказать об отце. Я скорее была папиной дочкой, чем маминой.
   Закончив школу в Липецке, я решила поступать в мединститут в Санкт-Петербурге. Отцу дали там однокомнатную квартиру, поэтому крыша над головой имелась. Которую в итоге я и потеряла.

* * *

   Когда-нибудь истина должна была всплыть, но пока я собиралась открыть правду родителям, они узнали ее сами, точнее, узнал отец.
   Как-то я снова позвонила домой, трубку снял папа:
   -- Здравствуй, доченька! Что у тебя новенького?
   -- У меня все хорошо, работаю, живу... Как ваши дела? Мама не болеете?
   -- Все хорошо, не беспокойся. Что-то у меня доченька на душе кошки скребут... С тобой точно все в порядке?
   -- Да, пап, лучше и не пожелать, -- улыбнувшись, соврала я отцу.
   -- Как дела с Эдиком?
   Здесь мое вранье должно прекратиться, подумалось мне, сколько можно врать, никогда раньше так не врала, а теперь вот она, возможность все рассказать.
   -- Алло! -- послышался голос в трубке.
   -- Да, папа, я слышу! Хочу тебе... э-э-э... - Как же сказать-то помягче, подумала я про себя. -- С Эдиком мы развелись, - сказала я и в ожидании ответа скукожилась.
   Последовала затяжная пауза.
   -- А кто тогда живет у тебя дома? Я неоднократно звонил, там мне отвечали мальчик маленький и женщина какая-то?
   -- Ох, папа, -- вымолвила я, -- только маме пока не рассказывай.
   -- Не расскажу. Что случилось? Может, приехать? Нужна моя помощь?
   Со слезами на глазах пришлось выложить всю правду. Я старалась не реветь, чтобы не расстраивать отца, и слезы текли все меньше с каждой секундой молчания.
   Мне стало страшно -- вдруг он себя плохо почувствовал, а спросить мне было стыдно. Совсем уже перестав плакать, я попыталась сказать: "Алле", но голос в трубке меня опередил.
   -- Не переживай, доченька, не плачь, все нормализуется. Конечно, я не одобряю всего случившегося, но бывают в жизни плохие моменты. Главное, будь сильной, а остальное пусть будет на совести Эдика. Судьба такая штука, понимаешь, доченька...
   -- Ага, -- поддакивала я.
   -- Она нас испытывает, и надо все эти испытания пройти с достоинством. Конечно, больше всего меня огорчил факт того, что тебе не удается зачать ребенка, остальное же огорчило меня куда меньше.
   Я опять зарыдала.
   -- Доча, прошу тебя, не расстраивайся так сильно! -- умоляюще проговорил отец.
   Всхлипывая, я пыталась унять слезы, но попытки были тщетны.
   -- Мила, я приеду к тебе, скажи свой новый адрес.
   -- Право пап, не стоит, -- всхлипывая, в нос произнесла я.
   -- Нет, доча, так не пойдет, тебе сейчас тяжело, поэтому я хочу поддержать тебя, тем более неспроста я позвонил тебе. В последнее время я сам не свой ходил, меня в душе беспокоило нехорошее предчувствие, ходил в церковь, молился за тебя. Не хочешь, чтобы приехал я к тебе, тогда приезжай сама.
   -- Не обижайся, папуль, записывай адрес.
   После разговора мой организм обессилел, и я впала в забытье, уснув от усталости.
   За этот месяц отец не раз приезжал ко мне, мы много разговаривали о жизни, о том, как действовать дальше, рассказывать ли матери о случившемся, и о многих других вещах. Когда он уезжал, появлялось чувство пустоты, тяжести, бессилия что-либо изменить в своей жизни. Моя жизнь плыла по течению, я ходила на работу, потом возвращалась домой, готовила себе перекусить, смотрела телевизор и ложилась спать. Каждый новый день походил на предыдущий.

* * *

   Прошло еще несколько месяцев.
   Отец теперь часто навещал меня, привозил всякие вкуснятинки, которые они с матерью консервировали. Однажды он позвонил мне, но мама взяла у него трубку и с сарказмом начала расспрашивать, что за секреты у нас с отцом!
   -- Да никаких, мама, -- невинно, как дитя, ответила я ей.
   -- Что-то папа к тебе зачастил, может, вы от меня что-то скрываете?!
   В общем, кончилось все огромнейшей истерикой, криками, угрозами Эдику и обвинениями в мой адрес. Она бросила трубку, но отец вновь перезвонил и попросил не волноваться. Попрощавшись, мой разговор с отцом, закончился короткими гудками в трубке. Снова мою голову словно сжимали тиски, все воспоминания всплыли из потаенных уголков моего сознания, все случившееся стало прокручиваться в моем мозгу с того самого момента, как мы познакомились с моим бывшим мужем. Наша свадьба, улыбки счастья на лице, крепкие объятия, нежные поцелуи, медовый месяц, который прошел так восхитительно, клятвы в любви... Потом кабинет врача, приговор, произнесенный им, -- я не смогу иметь своих детей. Измена мужа, суд, подруга, которая уехала, бросив меня у дверей суда, и так и не позвонила... А ведь я познакомила ее с Альбертом, он подарил ей машину, и с ним она собиралась построить семью. Очереди в паспортном столе, ГБР, этот мерзкий риэлтер, мне не по своей воле пришлось выписываться из квартиры. Поиски нового жилья, ссора с матерью...
   Все это давило на меня с огромной силой, голова будто раскалывалась, раздавались слова матери: "Ты непутевая, дочь, размазня, и была такой всегда, с самого детства. Тобой попользовались и бросили, неудачница! Видеть тебя больше не желаю в своем доме!"
   Как градом обрушились ручьи слез по моим щекам, капая на одежду и пол. Я сидела на кресле в полусогнутом состоянии, упершись локтями в колени, подбородок лежал на сомкнутых запястьях. Я смотрела на серый ковер, всхлипывая и утирая сопли.
   Мне ужасно захотелось курить. Я достала красную пачку "More", закурила. Усевшись в ту же позу на кресло, я глубоко затянулась длинной, тонкой коричневой сигаретой, табачный дым начал делать свое наркотическое дело, обволок мой мозг, проникая в каждый его уголок.
   Я углублялась в свои мысли. Мне нужно, просто необходимо было навести порядок в своей голове, расставить все по порядку. И вдруг слезы поутихли, и у меня появилось чувство, что все будет хорошо. Я обнаружила, что жизнь продолжается -- и не важно как. Порой мы можем сильно не хотеть этого, но земля по-прежнему вертится. И если нам повезет, то мы сможем кое-чему научиться от жизни. Я поняла, что порой хорошее может случаться, если ты хоть намного надеешься на это.
   Я поняла -- неважно, что случится со мной в этой жизни, у меня хватит сил преодолеть это, приспособиться, а может, даже преуспеть, вопреки или благодаря невзгодам, выпавшим на мою долю.

* * *

   Прошла весна, за ней лето, осень, зима...
   С матерью мы так и не общались, то есть она сама не хотела со мной видеться. Отец, правда, помогал, чем мог, и говорил: "Дай ей время -- и она скоро отойдет". Но хотя прошел год, она так и держала на меня обиду.
   Я работала все там же -- в поликлинике педиатром.
   Как-то в субботу, мой выходной день, я решила поехать в торговый центр купить продуктов для завтрашнего дня рождения. Выйдя на улицу, я направилась в сторону метрополитена, спустилась вниз на эскалаторе, села в электричку, доехала до нужной мне станции и поднялась наверх, где села в битком забитый автобус. Мне подумалось, зачем я поехала в такую даль, надо было пойти куда-нибудь рядом с домом и купить все там. Просто здесь все намного дешевле, да и выбор продуктов лучше, и обратно смысла ехать нет, поэтому доедем уж до намеченной цели. Наконец-то доехав до нужной остановки, автобус распахнул двери, и меня словно вытолкнули из него. Выбравшись, я отряхнулась, поправила пальто и направилась к торговому комплексу. Двери раздвинулись в стороны. Я направилась к кассам. Расстегивая на ходу пуговицы пальто, я оглядывалась по сторонам - народу было очень много, поэтому возле касс, где выходили люди с покупками, выстроилась очередь за освобожденными от покупок корзинками на колесиках, которых катастрофически не хватало. Пристроившись там, где, как мне показалось, очередь намного короче других, я стала ждать.
   В зале было очень шумно: звонили сотовые телефоны, с грохотом пробивались через кассу чеки, со звоном на блюдца кассиров падала мелочь... Жизнь кипела.
   Передо мной стояло двое человек. Я встретилась взглядом с женщиной. Это была Анжела. С ней был Альберт, на руках Анжела держала маленькую девочку в красивом розовом платьице, курточке в цвет и розовых сапожках, с розовым ободком, на котором был прицеплен большой белый бантик. Альберт расплачивался и перекладывал покупки.
   -- Привет, Анжела, -- поздоровалась я первой,
   -- Привет, Мила. Как твои дела?
   -- Идут потихоньку, -- ответила я, -- а это твоя дочка?
   -- Да.
   -- Какая красотка!
   Малышка улыбнулась, Анжела тоже.
   -- А зовут ее Марьяна.
   -- Какое имя-то у тебя красивое! -- взяв девочку за маленькую ручонку, произнесла я.
   Жмурясь и улыбаясь, девочка смущенно прильнула к своей маме.
   -- А на подходе мальчик, -- произнесла Анжела, положив ладонь себе на живот. -- Мила!
   -- Да?
   -- Ты извини меня за то, ну, когда я оставила тебя, уехав.
   -- Ничего страшного, -- улыбаясь, ответила я, -- я и забыла уже.
   -- Правда?!
   -- Да, конечно.
   Альберт разобрался с покупками и оплатой и подошел к нам.
   -- Привет, Мила, -- улыбаясь, поздоровался он.
   -- Здравствуй.
   Анжела начала спорить с женщиной и мужчиной, которые ждали тележку. Мы обернулись.
   -- Понимаете, -- говорила Анжела, -- мы встретили подругу и хотим ей отдать!
   -- Но мы стоим первыми! -- возразила та.
   -- Поймите меня, я не собираюсь тут ругаться с вами из-за этой дрянной телеги, отпустите, пожалуйста! -- дергая на себя тележку, сказала Анжела.
   Вмешался муж женщины, и та отпустила тележку. Анжела подкатила ее мне.
   -- Спасибо, но правда, не надо было так отвоевывать ее, я бы и подождала.
   -- Перебьются, -- ответила она, -- наглые такие!
   Анжела была как всегда в своем репертуаре. Я пригласила их на свой тридцать третий день рождения, но услышала отказ. Альберт открыл было рот и сказал: "С удо...", но Анжела перебила его:
   -- Завтра нам нужно уехать к родителям за город. Мы обещали им, извини.
   -- Ладно! -- Я пожала плечами.
   Они поздравили меня, мы попрощались, и они ушли. Посмотрев им вслед, я еще раз увидела Марьяну, которая обнимала мамину шею и махала мне своей миниатюрной ручонкой. Улыбнувшись и помахав в ответ, я пошла к входу, покатив перед собой агрегат на колесиках.
   Набрав полную тележку всяческих продуктов, я направилась к кассе и расплатилась. У меня вышло три больших пакета, забитых битком, -- этих продуктов мне одной хватит на целый месяц.
   Еле добравшись до дороги, я опустила пакеты на землю. Было грязно, но я не могла их больше держать -- руки отнимались. Решив, что общественным транспортом добраться будет тяжело, я стала голосовать. Знаю, на зарплату врача-педиатра на такси не разъездишься, но вот такая я -- несмотря на свои доходы, курю дорогие сигареты, покупаю всякие экзотические продукты и изредка балую себя поездками на машине. Так что капитал скопить мне навряд ли когда-нибудь удастся.
   Ко мне подъехал старый трухлявый "москвич" зеленого цвета. Договорившись о цене, водитель помог мне забросить мешки в багажник. Я, нырнув на заднее сидение, устроилась поудобнее. По радио играл блюз -- успокаивающая песня, и я задумалась о недавней встрече. Почему Анжела не хочет больше со мной общаться? Она своим поведением дала мне это понять, и я все почувствовала. Только дураку будет не ясно. Хотя что тут неясного? Зачем ей подруга, живущая намного хуже ее, с которой нельзя будет пойти на прогулку, взяв своих малышей? Эх... Да, такова жизнь, это как в кино и реальности, когда человек разбогател -- к нему сразу все тянутся, даже те, кого он и не знал в помине, набиваются к нему в друзья. Или когда умирает бабушка, дедушка, отец, мать, о которых никто не заботился много лет, -- и тут, словно стервятники, слетаются все родственники, которые хотят отхапать кусок пирога побольше.
   М-да, не хочет общаться -- не буду навязываться, право ее. Я заметила одну характерную вещь: когда у меня было все хорошо -- друзья окружали меня, а теперь их можно сосчитать по пальцам одной руки. Весь этот год я не теряла надежды забеременеть, посещала клинику репродуктивной медицины, каким только процедурам меня не подвергали, но все безрезультатно, я только влезла в долги. Да и мужчина нужен был, от которого я хотела бы ребенка, но такового, к сожалению уже не было. Надо ли продолжать дальнейшие попытки, ведь за год ничего не произошло, а врачи, похоже, высасывают из меня деньги? Кажется, бороться бесполезно, надо отдавать долги.
   Пока я так размышляла, водитель "москвича" уже подъехал к моему дому, помог мне донести покупки до лифта, за что я его поблагодарила. Отворив дверь, я занесла пакеты внутрь, закрыла дверь, разделась и упала в кресло, вздохнув с облегчением. Затем, умывшись, я переоделась в махровый халат розового цвета и начала раскладывать продукты в холодильник. Покончив с расфасовкой, я решила приготовить поесть. Выбрав нужные продукты, я направилась в кухню, стала шуршать пакетами и греметь сковородками.
   В проеме двери появился мужской силуэт. Это был сосед, на удивление трезвый как стеклышко.
   -- Здравствуй, Людмила!
   -- Привет, Вася! А что это ты такой трезвый и нарядный сегодня? -- полюбопытничала я.
   -- Ну-у... -- Наклонив голову, он почесывал затылок. -- Я знаю, у тебя сегодня день рождения, -- застенчиво проговорил Вася.
   -- Точнее, завтра.
   -- О, черт! Перепутал, похоже.
   -- А откуда ты знаешь, когда я родилась?
   -- Ну, Мила, ты разве не помнишь? Сама мне сказала!
   -- Когда? -- удивленно произнесла я.
   -- Мы с тобой еще болтали про знаки зодиака, гороскопы, помнишь?
   -- Ах, да, вспомнила, память подводит, наверное, старею.
   -- Нет, ты замечательно выглядишь, просто восхитительно, -- наклонив голову, засмущался Вася.
   -- Спасибо, Вася, только ты мне комплименты и делаешь.
   Нарезая помидоры для салата, я снова услышала голос соседа.
   -- Знаешь, Мила, я, эта, по делу к тебе.
   -- Да, слушаю.
   -- Не знаю, получится ли у меня остаться до завтрашнего дня трезвым... В общем, я-то думал, сегодня твой день рождения. Короче говоря, у меня есть подарок для тебя.
   Я удивленно с улыбкой повернулась в сторону соседа.
   -- Подожди, я сейчас его принесу.
   -- Хорошо, -- с любопытством ответила я.
   Продолжая нарезать овощи, я думала, что же это может быть такое, бутылка водки? Меня разбирал интерес. Вася снова появился в дверях, только на этот раз в руках он держал коробку размером с маленький телевизор, завернутую в подарочную упаковку. С довольной физиономией на лице он поставил подарок на стоящий рядом стол соседки. На подарочной бумаге синего цвета были нарисованы маленькие подарочки. Я взяла полотенце, протерла руки и начала распаковывать. С интересом в глазах Вася наблюдал за мной.
   Открыв коробку, я увидела на дне комок шерсти светло-рыжего цвета. Ее большие глазенки невозмутимо смотрели на меня. Это был маленький щеночек-пекинес. Обрадовавшись, я запустила обе руки в коробку и, достав собаку, стала разглядывать ее.
   -- Вася! Ты чего щенка в коробку упаковал, он же мог задохнуться?!
   -- Да нет, я там маленькие дырочки проделал на дне для воздуха.
   -- Проделал -- и на них же поставил коробку.
   -- Виноват.
   -- Где ты его взял?
   -- У моей сестры собака родила, целых пять. Она их вообще-то продает, но мне так отдала. Тебе нравится?
   -- Да, очень, спасибо! Только вот я на работе целыми днями, кто за ним заботиться в мое отсутствие будет?
   -- Э-э-э... -- почесал затылок Вася. -- Об этом я как-то и не подумал. Хочешь, тогда я унесу его обратно?
   -- Нет, как-нибудь выйду из положения, тем более я уже успела к нему привыкнуть.
   -- Хорошо, а как ты его назовешь?
   Задумавшись на секунду, я ответила:
   -- Пока не знаю.
   Вот так у меня появился новый член семьи, имя я пока ему не придумала, но пекинес ел много и какал тоже. В воскресенье утром сходила в церковь, помолилась за родителей, поставила свечки за благополучие и здоровье родных.
   Тридцать третий день своего рождения я отпраздновала со своими соседями, бабушками и Васей. На удивление Вася держался, не сделав за весь вечер ни одного глотка спиртного.
   Позвонили мать с отцом, поздравили меня. Похоже, мама отошла, ей на это потребовался почти год.
   Когда гости разошлись, я, убирая посуду, вспоминала те дни рождения, когда жила с Эдиком: хорошие рестораны, много друзей, его внимание ко мне, обходительность, ласка. Как же мне жить дальше? Все надоело, депрессия снова вернулась.

* * *

   Прошло еще девятнадцать месяцев.
   Пока я была на работе, за пекинесом присматривала Надежда Федоровна, маленькая бабушка с тростью.
   С родителями отношения наладились, изредка я приезжала к ним в гости.
   Был август, лето выдалось очень жарким. Завтра я как раз собиралась поехать на вокзал, купить билет к ним на следующий выходной. А сегодня мы с Герцогом гуляли в парке недалеко от дома. Я назвала свою собаку Герцогом за его медлительность, вальяжность. Герцог поистине странный пекинес. Я долгое время не могла дать ему имя, но потом заметила по его повадкам, что он ведет себя, как положено собаке голубых кровей. Как-то я лежала на диване, смотрела кино, собака подошла и села перед телевизором, смотря фильм вместе со мной. Переключив свой взгляд на пекинеса, я долго наблюдала за ним: он сидел с таким достоинством и невозмутимостью, подняв голову чуть вверх. Когда в фильме раздался выстрел меня передернуло от неожиданности, а он сидел и ухом не шевельнув. Когда я звала его есть, стоя у миски, он не торопясь двигался так важно, медленно, преисполненный чувства собственного достоинства, что мне пришло в голову, наконец, имя, подходящее ему больше всего. Сначала я думала назвать его Кинг - король по-английски, но потом передумала и назвала его Герцог.
   Таких собак я еще не встречала в своей жизни: он никогда не попрошайничал, не клянчил еду со стола, терпел, когда хотел в туалет, делал свои дела, где нужно, -- это был дисциплинированный пес. Мне иногда казалось, что эта собака -- мой ангел-хранитель, а иногда я думала, что душа великого человека переродилась в этом маленьком пекинесе. Конечно, это глупости, но просто иногда мне так казалось.
   Я нашла на земле небольших размеров палку, кинула, проговорив:
   -- Герцог, принеси!
   Герцог медленно подняв голову посмотрел на меня равнодушными большими черными, как ночь, глазищами и я прочла в них: "Ты что, хозяйка, одурела что ли? Я -- Герцог, пекинес, во мне течет королевская кровь, буду бегать за какой-то грязной палкой! Пусть другие собаки бегают, а я на прогулку вышел".
   Было такое чувство, будто я его подчиненная, наложница, а он хозяин, президент крупной компании, ну, на худой конец, директор. Будто не я с ним погулять вышла, а наоборот. Мне все время приходилось его ждать, настолько он был медлительный. Практически все проходящие мимо люди улыбались, особенно когда мы подходили к дому: я держала дверь открытой, приглашая его войти внутрь, а он плавной походкой, можно даже сказать, пофигистической, не торопясь, переставлял свои короткие, мохнатые лапы по асфальту. Один раз я проэкспериментировала: возвращаясь с прогулки и так же открыв дверь, я ждала, пока наше высочество соизволит войти, но в этот раз я взяла с собой кусок его любимой колбаски. Достав ее, я стала манить собаку, но это не сработало. Наконец Герцог подошел и съел ее, но пришлось ждать, пока он прожует, вышло еще дольше. Мне думалось, что он должен будет рвануть со всех ног, увидев колбасу, которую он так любит, но оказалось, кто-кто, но только не эта собака побежит впопыхах. Только одно могло заставить его бежать -- дождь.
   Вернувшись домой, я покормила собаку и сделала то, что он терпеть не может, -- помыла его. Раз в две недели у нас была генеральная мойка, в нее входили мытье шампунем, стрижка, если необходимо, чистка зубов, ушей, глаз, сушка феном, но единственное, что ему из всего этого нравилось, -- это расчесывание.
   Наступил вечер, мы лежали в постели. Герцог, чистенький и пушистенький, лежал рядом со мной, смотрел телевизор. Больше всего он любил фантастические фильмы, боевики, мультики и новости, да-да, я сама раньше и не подозревала, что животные смотрят телевизор.
   Так успокаивающе действует присутствие маленького пушистого друга рядом! Если бы не Герцог, я не знаю, чтобы могла натворить с собой в те тяжелые моменты своей жизни. Пекинес принес в мою жизнь тепло и уют, которых мне так не хватало, теперь я могла заботиться об этом маленьком беззащитном пушистом существе. Я убеждена в том, что кто не предаст меня и будет преданным мне в этой жизни -- так это моя собака по кличке Герцог.
   Проснулась я от того, что собака лизала пальцы моей правой руки, свисавшей с дивана. Лучи солнца проникали в комнату, ярко светя сквозь оконные стекла, и падали на кровать. Так не хотелось вставать в субботний ранний день, но надо было выгулять Герцога. Встав, я накинула халат, прибрала постель, открыла дверцу холодильника, выпила холодного апельсинового сока, умылась, причупырилась и отправилась на прогулку со своим верным пушистым другом. Выгуляв его как следует, мы плотно позавтракали, и я направилась на вокзал -- нужно было купить билет домой, у родителей юбилей -- тридцать пять лет, прожитых в совместном браке. Времени было около десяти утра, солнышко пригревало, похоже, сегодня будет еще один жаркий день.
   Я шла по сухому асфальту, слушая цоканье моих каблуков. Метро располагалось в пяти минутах от дома, в котором я жила, поэтому, дойдя до подземного перехода, я начала спускаться в него. Вдоль тоннеля располагались торговые павильоны. Спустившись еще ниже, я заняла очередь в кассу, купила несколько жетонов, подошла к турникету, бросила в него жетон. Загорелся зеленый сигнал. Пройдя, я встала на эскалатор. Неожиданно эскалатор остановился. Я чуть было не рухнула вниз. Послышался голос женщины, сидящей в прозрачной кабинке внизу: "Держитесь крепче, сейчас эскалатор будет включен". Взявшись за перила покрепче, я напряглась. Эскалатор снова поехал, вроде никто не расшибся, все обошлось.
   Сойдя, я направилась к железнодорожным путям в том направлении, которое мне было нужно. Я стала ждать, глядя в тоннель. Показались два ярких огня, поезд приближался, раздавались предупреждающие сигналы. Когда поезд промчался возле меня, я почувствовала прохладный ветерок, мой сарафан всколыхнулся, а прическа немножко растрепалась. Двери поезда разъехались в стороны. Я, поправляя волосы, вошла, устроившись на свободное местечко. Двери съехались, машинист объявил: "Следующая станция -- площадь Александра Невского". Поезд начал набирать скорость, раздавался звуки ударов колес о шпалы и рассекаемого поездом ветра. Люди сидели, кто-то читал книжку, кто-то слушал музыку, а кто-то просто сидел, задумавшись или болтая с собеседником.
   В выходные утром обычно мало народу, поэтому я и выбралась в столь ранний час, чтобы не попасть в толкучку. Интересно, чем сейчас занимается мой Герцог, понравятся ли папе и маме мои подарки, повысят ли когда-нибудь зарплату в поликлинике, где я работаю, что мне делать дальше, может, скопить денег и съездить отдохнуть за границу -- обо всех этих вещах я размышляла, пока ехала. Выйдя, я перешла на нужную станцию, доехала до Маяковской, перешла к площади Восстания у Московского вокзала и, поднявшись на эскалаторе, направилась в сторону касс. Очередь была небольшая, поэтому, купив билеты сразу туда и обратно, я сверила, все ли правильно, и положила их в сумочку. Выйдя на улицу, мне ужасно захотелось курить, но постеснявшись того, что вокруг много людей, я было собралась домой. Напротив меня располагались железнодорожные пути, справа -- вход внутрь вокзала, слева перрон, который тянулся до самого своего конца, где прекращался, сзади располагалось здание, где я только что покупала билеты, там же находились кассы и кафе. В динамике раздавался женский голос: "Поезд из Москвы номер такой-то прибывает к третьей платформе". Проговорив еще раз тоже самое, голос закончил: "Будьте внимательны, не забывайте свои вещи. Спасибо, что воспользовались услугами Железнодорожного Санкт-Петербургского Московского вокзала. Благодарим вас за внимание".
   Поезда прибывали и отправлялись. Неожиданно ко мне подбежала цыганка, всучив мне прямо в грудь сверток. Машинально я подняла руки, обхватив его. С умоляющими глазами она произнесла четыре слова: "Пожалуйста, позаботьтесь о нем!" и бросилась бежать. Поняв, что происходит, я кинулась за ней, крича вслед: "Девушка, постойте! Подождите, вы куда?!" Нелегкий груз, которым она меня наградила, не давал мне быстро передвигаться, пришлось остановиться, тем более что девушка завернула за угол, я потеряла ее из виду. Люди какое-то мгновение смотрели на меня, а потом снова занялись своими делами. Отдышавшись, я заглянула в сверток. Из только что прибывшего поезда повалили люди с сумками, рядом шли встречающие, работники вокзала на передвигающихся тележках предлагали свои услуги тем, у кого с собой имелось много вещей. Каким-то образом я оказалась стоящей по середине перрона, вокруг меня образовался поток людей, из динамика доносилась информация о поездах. Шум, гул разносились по всему вокзалу, я стояла, смотря в большие серо-голубые глаза младенца, который находился у меня на руках. Иногда проходившие мимо задевали меня, но я стояла как вкопанная, до конца не осознавая происходящего. Малыш, как ни странно, не плакал, а просто удивленно смотрел своими громадными красивыми глазенками, его ресницы были такие длинные, носик такой миниатюрный, а губки бантиком, что я сразу в него влюбилась. Кто бы не влюбился в такого пупсика?!
   Толпа начала рассеиваться. Я, направляясь внутрь вокзала, искала взглядом милиционера. Нужно рассказать обо всем случившемся и отдать ребенка -- они знают, наверное, что делать. Увидев двух мужчин в форме возле памятника Петру Первому, я направилась к ним. Вдруг во мне заговорил внутренний голос: и что, отдашь ребенка им, они определят его в интернат, сиротский приют, а ты разве не помнишь передачи, которые ты смотрела не так давно по телевизору?! Там показывали и рассказывали сами дети, как с ними жестоко обращались, избивали до полусмерти, некоторым удавалось бежать, но куда им податься на воле? Они становились попрошайками, убийцами, наркоманами, умирая на улицах мегаполиса. Не все же интернаты такие, есть и хорошие, говорил во мне другой голос, голос законопослушного гражданина. Да, не все, но помнишь тех детей, которых усыновили американцы, в новостях пестрели заголовки: "Усыновленные дети из России во многих случаях были убиты от жесточайших побоев", а то, что их продают потом для трансплантации органов? Ту заботу, тепло, которую ты дашь ему, Мила, никакой интернат и в помине не даст, а если тебя беспокоит то, что ты оставишь этого ребенка себе не по праву, то это все чушь. Закон нарушила та девушка, которая родила его и подкинула тебе, а не ты. Что лучше, по-твоему, жить в интернате или с тобой, где у этого ребенка будет вкусная пища, добротная одежда, хорошие игрушки, живая собака, в конце концов? Куда подевался твой материнский инстинкт, ведь ты так хотела своего ребенка? Но ведь у меня даже нет свидетельства о его рождении, тогда придется получать на него право в органах опеки, а то и в суде, матери-одиночке навряд ли дадут право на его воспитание. Забудь ты об этом, говорил мне все тот же голос внутри, найдешь выход из положения.
   Кинув еще раз взгляд на младенца, который уснул, я столкнулась нос к носу с милиционерами. Они меня спросили:
   -- Мы можем вам чем-нибудь помочь?
   -- Нет-нет, спасибо, я просто задумалась и не обратила внимания, что вы передо мной.
   Они улыбнулись, я, улыбнувшись в ответ, направилась к выходу. Сев в такси у вокзала, я всю дорогу смотрела на личико младенца и думала, что поступила неправильно, пыталась вспомнить лицо той девушки цыганки, на вид ей было около шестнадцати-двадцати лет, худощавая, среднего роста, симпатичная, черные волосы заплетены в косу, в цыганской одежде, вроде так она выглядела, если мне не изменяет память.
   Сумма на счетчике вышла почти в пять сотен рублей, наскребя денег в кошельке, я расплатилась. Да, не экономично я трачу деньги!
   Поднявшись в квартиру, я, не шумя, пробралась в свою комнату. Герцог завилял хвостом, радуясь моему приходу. Положив младенца на диван, я поняла, что сделала. Дитя проснулось, открыло свои глазки... Что я наделала, думала я, приложив руки ко лбу. Билеты взяты на следующие выходные, послезавтра на работу, с кем останется ребенок, чем кормить его -- искусственным молоком? Надо коляску, ползунки, с собакой погулять... Нет, надо его отдать, приложив руку ко рту, подумала я про себя. Достав справочник "Желтые страницы", я начала судорожно листать его. Найдя то, что нужно, я взяла трубку телефона, набрала номер. Послышался голос:
   -- Организация попечительства над детьми, здравствуйте!
   Я положила трубку.
   Развернув полотенце голубого цвета и простыни, я увидела книжку, на которой было написано золотыми буквами "Свидетельство о рождении". Открыв, я стала жадно читать:
   Гражданин (ка) Алекс Дмитриевич Цыгура
   родился (лась) 07 июня 1999 г.
   Место рождения, город, селение: г. Санкт-Петербург
   Республика, край, область: РФ
   Отец: -- (тут стоял прочерк)
   Мать: (имя было замазано белой краской)
   Я было начала ковырять ногтем, но ничего не вышло. Имя матери замазано, ведь могут возникнуть проблемы в дальнейшем с получением паспорта. В книжке имелось еще одно вложение, открытка с надписью "Поздравляем с новорожденным". Открыв ее, я прочла:
   Дорогие родители!
   СЕРДЕЧНО ПОЗДРАВЛЯЕМ ВАС С НОВОРОЖДЕННЫМ,
   РАДУЕМСЯ ВМЕСТЕ С ВАМИ РОЖДЕНИЮ НОВОГО
   ЧЕЛОВЕКА -- ГРАЖДАНИНА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.
   ЖЕЛАЕМ ВАШЕЙ СЕМЬЕ ЗДОРОВЬЯ,
   БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ, ДРУЖБЫ И СОГЛАСИЯ.
   УВЕРЕНЫ, ЧТО ВЫ ВОСПИТАЕТЕ СВОЕГО СЫНА
   ТРУДОЛЮБИВЫМ, ЧЕСТНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, ВЕРНЫМ ПАТРИОТОМ НАШЕЙ РОДИНЫ!
   Еще раз прочла имя мальчика: Алекс Дмитриевич Цыгура. На чистокровного цыгана младенец был мало похож, волосы на голове были светлые, глаза зеленые, может, это фамилия матери -- она специально так сделала, чтобы отец не мог его разыскать. Много мыслей, выводов посещали меня, но решив, что догадки правды не скажут, я занялась ребенком.
   Правду расскажу ему, когда он достигнет совершеннолетия, так я решила, по крайней мере, для себя, а там будь что будет. Два месяца отроду -- совсем малыш.
   Эта неделя меня вымотала вконец, я решила взять Алекса и Герцога вместе с собой к родителям, собаку планировала оставить у родителей, а малыша показать им. На этот раз я скрывать ничего не собиралась, потому как вранье, стало быть, еще хуже правды, в чем я и убедилась сама.
   Поездка на поезде с собакой и ребенком в плацкарте, это, скажу я вам, тяжкое бремя. Люди, ехавшие в одном вагоне со мной, пялились на меня, как на ненормальную -- с собакой, младенцем, большой сумкой, думали, наверное, куда она поперлась. Алекс был на удивление спокойным ребенком, все время спал, да и Герцог вел себя как всегда с достоинством и терпением, хотя жара на него плохо влияла, ему пришлось высунуть язык, и одна маленькая девочка, ехавшая по соседству, все время его тискала. Пару раз пекинес куда-то отлучался, на второй раз я, полюбопытствовав, взяла Алекса и проследила за собакой. Герцог ждал у туалета. Тут прошел пассажир, Герцог прошмыгнул за ним в тамбур. Какое-то время он отсутствовал. Подойдя и открыв дверь, я увидела его: вывалив свой розовый язык, он словно улыбался. Оглядевшись, я заметила две лужицы -- вот он куда, оказывается, ходил все это время.
   -- Давай быстренько, пока никто не видел. Герцог, выходи!
   Вернувшись на свои места, мы сели. Мне было стыдно, я покраснела. Такое чувство, будто все видели проделки моей собаки. Интересный все-таки пес, не здесь сделал свои дела, а пошел туда, где никто не видел, хм...
   Нас встретил мой отец, на "волге", которую он приобрел несколько лет назад.
   -- Пап, а где мама поинтересовалась я?
   -- Она занимается готовкой.
   Отец посмотрел на ребенка, который покоился на моих руках, его взгляд был недоумевающим. Ничего не сказав, отец положил коляску и чемодан внутрь багажника, и мы медленно поехали к дому, аккуратно минуя ухабистые дороги. Отец вдруг спросил:
   -- Доча, как мы маме объяснять будем, ты уже придумала?
   -- Нет.
   -- Хм... -- Приподняв правую бровь, он взглянул на меня в зеркало заднего вида.
   Пока мы ехали, я поведала всю историю от начала до конца. Подъехав к дому, отец открыл ворота. Мы заехали внутрь двора. Посигналив, папа отправился закрывать ворота. Мое сердце колотилось в бешеном ритме, предвещая неимоверный скандал. Вдохнув побольше воздуха в легкие, я выбралась из автомобиля с младенцем на руках. Герцог прыгал в высокой зеленой травке, тявкая себе под нос.
   Мама показалась в дверях, ее взгляд пилил меня вдоль и поперек.
   -- Привет, доченька.
   Мы обнялись и поцеловались.
   -- Пойдем в дом, расскажешь подробности. Эй, Герцог! -- прокричала мама. -- Иди ко мне.
   Герцог, тявкая, подбежал как пуля. Похоже, ему здесь понравилось, раньше я его сюда не брала. Я наблюдала за ними с настороженной улыбкой.
   -- Вот ты какой, красавец мой, -- гладя его, приговаривала мама, -- пойдем со мной, я тебе мясца дам, -- вставая с корточек и хлопая рукой по ноге, сказала она.
   Похоже, собака маме понравилась, раз она его мясом угостить решила, думала я, пока мы шли. Отец вынимал из багажника вещи и парковал машину в гараж.
   Мы прошли на кухню. Мама, как и обещала, накормила пекинеса мясом. Пройдя в гостиную, мама сказала мне:
   -- Присаживайся на диван.
   Я повиновалась. Поставив стул напротив, она присела, скрестив руки на груди.
   -- Ну, рассказывай.
   Мое сердце готово было выскочить из груди и взорваться. Я боялась не столько за себя, сколько за сына.
   -- Мам, мне нужно его покормить, помыть, мы долго ехали.
   -- Ничего страшного, сначала расскажи мне обо все, а потом сделаешь все необходимое.
   Вздохнув, я начала свой рассказ. Когда я закончила, вошел отец.
   -- Вот так все и было, мам.
   Увидев папу, я с облегчением вздохнула. Посмотрев на него, я подумала, что вовремя он пришел, я смотрела на отца, как на спасительную шлюпку. Встав со стула, мать начала кричать:
   -- Да ты спятила совсем, дочка! У него же может быть плохая наследственность, может, он больной какой-нибудь, психически ненормальный, вдруг он будущий убийца, алкоголик, наркоман! Он же цыган, черножопый! -- Схватившись за голову, она сделала такое выражение лица, будто сейчас наступит всемирная катастрофа.
   -- Мам, да ты посмотри только, он совершенно здоровый и совсем не черный.
   В комнату медлительной походкой притопал Герцог и уселся между мной и мамой, чуть сбоку.
   -- Все! Моему терпению наступил конец, выметайтесь оба из моего дома!
   Между нами встал отец:
   -- Хватит орать! Мать моей дочери, заткнись!
   По моей спине пробежали мурашки, раньше я никогда не видела отца в гневе, скорее, наоборот. Мать, вытаращив глаза, смотрела на него, впрочем, как и я.
   -- Я не позволю тебе кричать на нашу дочь, ясно?! Если она счастлива с этим малышом, то и мы разделим ее радость. Тебе все понятно, женщина?!
   Открыв рот, мать слушала его, недоумевая. Потом прокричала:
   -- Совсем одурел, старый хрыщ!
   -- Я сказал тебе - заткнись!
   У матери отвисла челюсть.
   -- Завтра они уедут, а сегодня будь вежлива к ним, пожалуйста, это наша родня, тебе понятно?
   Гнев так и кипел в маме, готовый выплеснуться наружу.
   -- Герцог к ноге, -- проговорила мама, ударив ладонью по ноге. Герцог встал, развернулся к ней спиной и снова сел. Глаза матери округлились от негодования: -- Ах ты, неблагодарная, волосатая скотина!
   Она оглядела нас всех:
   -- Да пошли вы все куда подальше!
   Психанув, она хлопнула дверью, на этом скандал был исчерпан и праздник в честь их годовщины тоже.
   Алекс удивительный ребенок: мать так кричала, а он ни разу не заплакал. Отец присел рядом, гладя меня по спине и приговаривая:
   -- Ничего, доченька, она отойдет в скором времени. Можно мне подержать внука?
   Я посмотрела на отца, мои глаза заслезились.
   -- Да, конечно, -- дрожащим голосом проговорила я, аккуратно передавая Алекса. Положив голову на плечо отца, я смотрела на ребенка и плакала.
   -- Пап...
   -- Да, доча.
   -- Спасибо тебе.
   -- За что?
   -- За то, что заступился за нас. Я ведь знаю, ты конфликтовать не любишь, и потом, ты всегда относился ко мне с пониманием.
   Обняв меня правой рукой и поглаживая по моему предплечью, он приговаривал:
   -- Ладно, Мила, не плачь. И кстати! Хватит пускать мне свои сопли на мою новую рубашку, -- улыбнувшись, произнес он.
   Подняв голову, я сквозь слезы пыталась рассмеяться, но вышло, похоже, не очень. Прижав меня к себе, папа поцеловал меня в лобик, раскачивая меня за предплечья и приговаривая:
   -- Ничего, все будет хорошо.
   Мы смотрели на Алекса, а он на нас своими большими зелеными глазищами.
   -- Пап...
   -- Слушаю внимательно.
   -- Тебя разве не смущает, что ребенок не мой?
   Молчание.
   -- Знаешь, дочь, не та мать, что родила, а та, что воспитала, и потом, жизнь расставит точки по своим местам. Поживем -- увидим. -- Улыбнувшись, он посмотрел на меня. -- А на нашу маму не обращай внимания, позлится и потом отойдет.
   Наступило завтра, время уезжать. Мать, кажется, провела ночь у подруги. Я ее так и не видела.
   -- Пап, там подарки я привезла вам, вручить не успела, они в спальной комнате в большом пакете лежат.
   -- Хорошо, Мила.
   -- Подержи, пожалуйста, Алекса, хочу попрощаться с собакой.
   -- Хорошо, иди сюда, Алекс.
   Отдав папе ребенка и присев, я стала обеими руками тискать мордочку Герцога. Поглаживая его по спине, я говорила:
   -- Прощай, дружище, тебе, к сожалению, придется остаться здесь. Уверена, тебе здесь понравится, захочешь гулять -- не придется терпеть и ждать, пока тебя выгуляют, ты просто выйдешь и сделаешь свои дела.
   Похоже, до него стало доходить, что его не берут с собой, поэтому он заскулил.
   -- Мне тоже не хочется тебя здесь оставлять, но я просто физически не смогу успевать ухаживать за вами двоими. Маме ты, вроде, приглянулся, так что голодным не останешься.
   Улыбнувшись, я подняла его на руки, поцеловала в черный носик, он тявкнул.
   -- Да, мне тоже грустно, -- ответила в ответ на его лай.
   Опустив его на землю, я взяла Алекса попрощалась с отцом, предъявила билет и паспорт проводнице и нырнула в вагон поезда. Герцог побежал было за нами, но отец вовремя взял его на руки. Я слышала его лай -- теперь он не тявкал, а лаял, у меня на душе стало пусто, я так привыкла к нему за это время, хотелось вернуться, но тогда мне придется вдвойне тяжело. Мы махали через стекло папе и Герцогу, поезд тронулся, медленно набирая обороты. Герцог вырвался из рук отца. Спрыгнув на перрон, он, тявкая, побежал за поездом. Я чувствовала свое предательство по отношению к нему, Герцог был предан мне всегда, когда мне было нелегко, грустно он лизал мои руки, щекотя меня. Слезы подступали к глазам, поезд ехал все быстрее, и Герцог отстал, запыхавшись. Увидев его мордочку, я не сдержалась и заплакала.

* * *

   Прошло шесть долгих лет.
   Алекс поступил в первый класс. За эти годы я сменила работу педиатра на агента по недвижимости в отделе продаж. На зарплату врача одна я могла еще как-то просуществовать, но вдвоем с ребенком это было очень сложно сделать.
   Мы жили все в той же коммуналке, ничего практически не изменилось, не считая смерти Надежды Федоровны, маленькой бабушки с тростью. Ее дочь продала комнату, и там теперь жила семья -- мать и две дочери-подростка. Васю ровно три года назад я уговорила зашиться, теперь он не пил, работал и неплохо зарабатывал. Почти каждый день на протяжении всего периода, который я живу здесь, он предлагал мне выйти за него замуж, но я вежливо отказывалась. Вторая бабушка постоянно бурчала, возмущалась: "Устроили тут общежитие, раньше хорошо было, а теперь понаехали тут всякие" -- и все в том же духе. Алекс подрос, его волосы потемнели, обрели черный цвет, он стал еще красивее, многие принимали его за девочку, поэтому он попросил его коротко подстричь.
   С этим ребенком не было проблем, он никогда не просил меня купить что-то, когда мы выходили гулять, тогда как некоторые дети до истерики плакали: "Мама, купи это, хочу то", а мама тащила ребенка за руку, не обращая внимания или крича на него. Я всегда говорила:
   -- Алекс, давай тебе шоколадки куплю, чипсики, жвачки, кока-колу, в "Макдоналдс" пойдем.
   А он мне отвечал:
   -- Мамочка, ты разве не знаешь, что в "Макдоналдсе" ядовитая еда, от нее люди жиреют, потом умирают, а кока-кола -- газированная отрава, чипсы тоже вредны для здоровья, а я еще пожить хочу.
   -- Да ты что такое говоришь?! -- приложив ладони к своим щекам, спросила я.
   -- А ты, мам, разве телевизор не смотришь? Это же бизнес.
   -- Бизнес! -- Я удивленно смотрела на него, держа его за руку. -- И где ты таких слов нахватался!
   -- А я новости смотрел.
   -- Понятно, может, шоколадку хочешь, мороженое или еще чего, ты скажи, я тебе куплю.
   -- Не волнуйся ты так, мамуля, я и сам могу себе купить.
   -- Как это? -- удивленно посмотрев на него, спросила я.
   -- Ты же мне деньги даешь на обеды, вот я и скопил.
   -- А-а-а, так ты что, не ешь в школе?!
   -- Мне хватает того, что ты мне с собой даешь.
   -- Правда?
   Посмотрев на меня своими большими зелеными глазами снизу вверх, он сказал:
   -- Конечно, мамуля, еды которой ты мне с собой даешь, даже слону хватит, я до школы еле дохожу -- такая тяжесть! Мне друзья помогают подъесть все.
   Какое-то время мы молча шли, прогуливаясь.
   -- Мам!
   -- Да, Алекс.
   -- А почему бабушка ни разу к нам не приезжала, а только дедушка?
   -- Я разве тебе не говорила? На каникулах мы поедем к ним в гости.
   -- Правда?
   -- Да, увидишь Герцога.
   -- А можно мы его к себе заберем? Пожалуйста!
   -- Конечно.
   -- Здорово! Спасибо, мам, теперь у меня будет собственная живая собака.
   Пока мы шли, я думала: сейчас у Алекса такой период, когда он обо всем интересуется. Почему он не спрашивает про отца? Может, он знает? Хотя как он мог узнать, странно все это, а если спросит, что мне ответить? Надо было думать раньше, девушка, теперь уже поздно. Когда появился младенец, соседи интересовались, чей, откуда, когда успела и прочее. Я не знала, как долго придется здесь жить, и мне не хотелось, чтобы Алекс, когда подрастет, узнал от соседей правду. Всякое бывает, скажут, что будут молчать, а потом проговорятся, пойдут сплетни. Но другого выхода не было, пришлось соврать, будто это ребенок моей двоюродной сестры, умершей при родах, а отец неизвестно кто, потому что он ее бросил, узнав о ее беременности. Взяв слово с соседей, что они будут молчать, я поверила им на слово.
   Жизнь шла, все было тихо, соседи, наверно, и забыли за шесть лет про судьбу ребенка. Несомненно, мне хотелось выбраться из коммуналки в отдельную квартиру, но материально было тяжело, недвижимость дорожала.
   Вечером, когда ребенок уснул, я позвонила отцу и рассказала про Алекса, про то, что он интересовался бабушкой и хотел бы забрать Герцога к себе.
   Помолчав, отец сказал:
   -- В конце концов, когда-то перемирие должно свершиться, я поговорю с матерью.
   -- Хорошо, пап, спасибо, не получится из этого ничего -- так мы просто уедем.
   -- Уедете-то уедете, как бы не травмировать психику ребенка, ты же знаешь свою мать, ляпнет что-нибудь, а внук уже взрослый, поймет сразу.
   -- Даже и не знаю, что и делать, эх... Похоже, права мама была, никудышная я дочь.
   -- Не смей так говорить, Мила! Договорюсь, позвоню, держись там. Алексу огромный привет.
   -- Хорошо, пока.
   Я звонила с общего телефона, стоящего в коридоре. Открыв дверь в нашу комнату, я тихо вошла, Алекс крепко спал, завтра утром ему рано в школу. Укрыв его получше, я долго не могла глаз оторвать от лица, такой пупсик, так и хочется потискать. А мне ведь уже целых тридцать девять лет, эх, старею. Глядя, как сладко спит Алекс, я начала зевать, засыпая сама.
   Я постоянно думала: может рассказать ему правду, не дожидаясь пока он сам спросит про папу. Снова соврать, мол, твой папа нас бросил... Да, совсем завралась. Хотя он еще маленький, можно, как сказал мой отец, психику нарушить. Ни дня я не жалела с того момента, взяв младенца к себе, но теперь, по мере его взросления, возникала проблема, как сказать правду. Алекс задавал вопросы, и мне нужно было искать на них ответы.
   Прошло несколько недель, отец пригласил нас приехать, вроде маме, стало быть, интересно посмотреть на внука. По прибытии на перроне нас встретил отец с собакой, мама, как всегда, предпочла остаться дома.
   -- Здравствуй, внучок мой!
   -- Привет, дедушка, рад тебя видеть! -- Алекс кинулся на шею деду.
   -- Алекс, поосторожней, дедушка уже старенький, не покалечь его.
   -- Хорошо, мам!
   Герцог вилял хвостом, вытащив язык, похоже, его обида на меня прошла. Присев, я гладила, трепала его по шерсти, он радовался, кряхтя от жары.
   -- Поседел бедняжка, постарел. Извини меня за то, что тебя оставила здесь, простишь? Да, ты умная собака, самая лучшая, -- разговаривала я с ним.
   Алекс тоже присел на корточки, гладя пекинеса:
   -- Поедешь ко мне, Герцог? Мы с тобой гулять в парке будем, а? Поехали, пушистик!
   Наконец мы направились к машине, разговаривая по дороге. Подойдя, мы сели в автомобиль, Алекс с Герцогом забрались назад.
   -- А где бабушка? -- спросил Алекс у деда.
   -- Она дома нас ждет, накрывает стол.
   -- А-а-а... я как раз такой голодный.
   Мы тронулись с места.
   -- Конечно, машина уже не та, что много лет назад, проржавела немного, но бегает, -- улыбнувшись, сказал дедушка.
   Когда мы подъехали, нас встретила мама. Я не знала, хватило ли ей семи лет для того, чтобы отойти от своей ненависти ко мне и ребенку. Я держалась настороже и очень сильно волновалась, как пройдет встреча.
   Подъехав, мы выбрались из "волги". Алекс держал собаку на руках.
   Мама вышла из дома на звуки сигнала автомобиля. Подойдя ближе, мы с моей матерью встретились взглядом. Увидев ее менее или более в расположении духа, мы обнялись.
   -- Здравствуй, доченька, как давно я тебя не видела.
   -- Да, мам, целых семь долгих лет. Надеюсь, мама, ты не держишь зла на меня?
   Она промолчала, так и не ответив. Разжав объятия, я познакомила ее с хоть и не родным, но все же внуком.
   -- Мама, это Алекс. Алекс, это твоя бабушка.
   Опустив собаку на землю, ребенок развел руки в сторону для объятий. Глядя вверх на свою бабулю, он скорчил неимоверно довольную улыбку, щурясь от солнечных лучей, падающих на его лицо.
   -- Наконец-то мы познакомились, бабушка, я так рад нашей встрече!
   -- Я тоже очень рада, Алекс, только у меня будет к тебе одна просьба -- называй меня Нина Юрьевна.
   Опустив руки вниз и сделав удивленное лицо, мальчик сказал:
   -- Хорошо бабу... ой, простите, Нина Юрьевна.
   -- Ладно, пойдемте к столу. -- Развернувшись, мать направилась к двери, ведущей внутрь дома.
   Посмотрев на меня, Алекс приподнял правую бровь:
   -- Хм... по-моему, бабушка не очень мне рада.
   Положив руку между его лопаток, я сказал:
   -- Не обращай особого внимания, у бабушки сложный характер.
   Подошел отец, который уже загнал машину.
   -- Как все прошло, без эксцессов?
   -- Да, пап, все нормально.
   -- Ладно, пойдем в дом.
   Алекс взял Герцога на руки и, пока мы шли, поинтересовался у деда, что значит слово "эксцесс". Дедушка в свою очередь, ему тщательно объяснил.
   Я зашла и положила вещи в гостиной. Мама позвала всех есть, попросив помыть руки. Обед прошел отлично, было столько вкуснятин -- салат из огурцов и помидоров с укропом, репчатым луком, на первое борщ, на второе жареная картошка с луком и грибами со сметаной, много всего. Алекс сидел, блаженствуя, жевал и хвалил бабушку, которой его комплименты по поводу еды, похоже, нравились -- она говорила: "Попробуй это и вот это тоже", подкладывая ему в тарелку.
   День прошел неплохо, можно сказать, я боялась, что будет намного хуже. Уйдя в самый конец нашего огорода, я пристроилась возле яблони. Впереди меня было поле, засаженное картошкой, а дальше виднелись несколько растущих рядом деревьев, кажется, березы. Дальше покоилось огромное поле, на которой росли зеленая трава и различные дикие цветы, еще дальше располагался лес. Достав из пачки сигарету, я оглянулась по сторонам: родители не знали о моей новой привычке, поэтому я скрывалась от их глаз, дабы не разочаровать их окончательно -- они у меня образцовые. Я прикурила, сигарета затлела. Укутавшись в телогрейку, я прислонилась к яблоне спиной, согнув ноги в коленях. Тишина, птички поют, воздух настолько чистый, нет этой городской суеты, шума транспорта, гнилого загрязненного воздуха! Я сидела, глядя на закат. Красная большая звезда под названием солнце, садилась за лесом, ее свет отражался на голубом небе и белых облаках -- настолько красивое зрелище, что после него снова появляются силы и желание продолжать жить. Досмотрев закат, я направилась домой.
   Наступило утро следующего дня, я проснулась, услышав сквозь сон, который мне снился, голос соседского петуха -- он кукарекал и кукарекал. Пришлось встать. Зевнув, я побрела посмотреть на Алекса, дед вчера постелил ему на печке. Приблизившись, я посмотрела вверх -- бедный Герцог, которого Алекс взял с собой спать, не мог спуститься вниз. Увидев меня, собака завиляла хвостом, открыв пасть и высунув язык, будто улыбаясь.
   Аккуратно, чтобы не разбудить Алекса, я сняла пекинеса и опустила вниз, он сразу умчался на улицу. Почесав голову, я подумала: с каких это пор Герцог стал так часто бегать, может, на него так свежий воздух повлиял? Ведь раньше его пушечный выстрел не заставил бы побежать. С этими мыслями я направилась на кухню,
   Отец и мать уже встали, они жили по режиму -- рано вставать и рано ложиться. Мать копалась в огороде -- я видела ее через окно в кухне, а отец копался в гараже. Герцог, подняв ногу, пускал струю на деревце, видимо, поэтому побежал. Ведь если бы я не подоспела вовремя, он на печке бы писанул.
   Подошел день, время обеда. Все собрались за столом.
   -- Не корми собаку со стола, у него есть своя еда и миска, где он должен есть, -- грубо проговорила мать Алексу.
   -- Хорошо, Нина Петровна.
   -- Я -- Нина Юрьевна.
   Скривив рот, ребенок извинился. Обстановка на какое-то время накалилась, но потом все снова принялись за трапезу. Потянувшись за салатом, Алекс задел локтем стакан с морсом и опрокинул его, жидкость пролилась, а стакан разбился.
   -- Упс... я нечаянно, простите меня, пожалуйста.
   -- Ничего страшного, -- сказала я Алексу.
   Я встала, чтобы убрать разбитую посуду и вытереть пролитый морс. Тут-то и произошло самое печальное, грустное за этот еще не закончившийся день. Мать стала говорить:
   -- Ничего страшного?! Да он всю белую скатерть испачкал! Как можно быть таким безалаберным? Руки откуда растут?! А эти бокалы -- они служили нам почти двадцать лет, нет, надо же было так нагадить! -- Она разводила руками, жалуясь так, будто этот бокал стоил ей огромнейших денег.
   Отец молчал, впрочем, как и всегда, Алекс опустил голову, чувствуя за собой вину.
   -- Мама, куплю я тебе эти бокалы, деньгами в конце концов оставлю!
   Приподнявшись со стула и опершись руками о стол, она стала орать еще пуще:
   -- Этот сервиз был подарен мне на день рождения, теперь одного стакана будет не доставать, и потом, это ручная работа, таких ты нигде не найдешь!
   Герцог вдруг ни с того ни с сего начал лаять на мою маму. Она сняла тапок с ноги и швырнула в собаку. Герцог завизжал.
   -- Ты еще куда лезешь, неблагодарная скотина! Будешь на меня гавкать, свою вонючую пасть раскрывать?! Я кормила тебя, поила, а ты, стервец, голос на меня повышаешь!
   Я сказала Алексу:
   -- Иди, прогуляйся.
   Он взял Герцога и вышел на улицу.
   -- Давайте не будем ругаться, ведь так день хорошо начинался. Жена, успокойся, -- проговорил отец.
   -- Не надо меня успокаивать, понял?! -- Мать начала разводить демагогию и добралась наконец до меня и ребенка: -- Ты, доченька, еще натерпишься от этого отпрыска цыганских кровей, они все преступники! Зачем ты его подобрала на улице, этого грязного сироту, подкидыша? Неизвестно, кто его родители -- наркоманы, убийцы, алкоголики или кто еще. Выбирай -- или мы с отцом, или твой черножопый отпрыск!
   Я смотрела на мать и мне не верилось, что она мне родная. Мне было так обидно, что родная мать меня не понимает, слезы так и просились наружу, но я сдержала ненависть к этой особе женского пола и сказала следующее:
   -- И как тебе, мама, не стыдно так говорить?! Ты ведь взрослый уже человек, и вовсе он не черный, как ты выразилась, а красивый, умный мальчик. Ты меня с детства не понимала, конечно, я во многом виновата сама, квартиру потеряла, родить не могу и в том, что приютила этого мальчишку, которого мне всучила на вокзале девушка. Да прости меня, мама, за то, что я была плохой дочерью. Больше мы тебя не потревожим.
   Я развернулась и направилась в комнату собрать вещи для скорого отъезда. Герцог болтался под ногами. Собрав вещи, я спросила у собаки: "А где Алекс?" Я обыскала всю территорию и не нашла его.
   -- Пап, ты ребенка не видел?
   -- Нет, а что, его не найти?
   -- Да я все обыскала уже.
   -- Наверно, он расстроился из-за бабушкиных криков,-- сказал отец.
   -- Скорее всего, но что теперь делать, папа?
   -- Вернется, дочка, куда он денется.
   -- Пап, поищи его, а я пока на вокзал схожу, билеты куплю.
   -- Хорошо.
   Когда я вернулась, он так и не появился. Уже темнело, а его все не было. Я начинала волноваться. Мы с отцом собрались уже было в милицию, но тут он объявился.
   -- Ты где был? -- взволнованным голосом спросила я у сына.
   -- Да я там одну девочку встретил, мы гуляли с ней.
   -- А-а-а... девочки уже интересуют, -- улыбнувшись, сказал папа.
   -- А как же, дедушка! -- улыбнулся в ответ Алекс.
   Пока он ел, я расспрашивала о той самой девочке, с которой он гулял.
   -- Завтра утром нам надо будет уехать.
   -- Хорошо, мама, а Герцога возьмем?
   -- Конечно, если он захочет.
   -- Думаю, мам, после сегодняшнего броска в него тапком он еще как захочет.
   Мы посмеялись.
   -- А где он, кстати?
   -- Травку щиплет, наверное.
   -- Мама, он же не козел, чтобы травку щипать.
   Мы снова рассмеялись.
   -- Спасибо, я наелся, напился!
   Поцеловав меня в щечку, Алекс пошел за собакой -- спросить хочет он поехать к нам или нет. После того как он ушел, я задумалась: все-таки какой взрослый мальчик, после сегодняшнего инцидента ни одного вопроса не задал, никуда ни суется, странно!
   Убрав еду в холодильник и помыв посуду, я пошла к матери, которая смотрела телевизор в гостиной, дождавшись рекламной паузы, я спросила:
   -- Можно, мы собаку заберем с собой?
   -- Мне без разницы, забирайте, -- ответила мама.
   Наутро мы уехали.

* * *

   Алексу исполнилось семь лет, он ходил уже во 2-й класс. Обещание он держал -- выгуливал Герцога до школы, вставая раньше на полчаса, и после возвращения из школы.
   -- Герцог, подъем! Герцог вставай, просыпайся!
   Алекс приложил руку к груди собаки, но сердцебиения не было.
   -- Мама!
   Я вскочила.
   -- Что случилось?
   -- Герцог умер! -- со слезами на глазах проговорил малыш.
   Соскочив с кровати, я начала нащупывать у собаки пульс или что-то подобное -- ничего не нашла. Пробовали разбудить, но, похоже, он слишком крепко спал.
   Обняв Алекса, который сильно плакал, я тоже заревела. Алекс попросил оставить до завтрашнего дня его тело дома, он думал, что Герцог просто спит и, быть может, проснется. Постелив в коробку сложенную ткань, мы положили туда собаку. Алексу я разрешила не ходить сегодня в школу, но он сказал, что пойдет, потому что сегодня у них сочинение.
   -- Ты можешь не ходить в школу, я напишу объяснительную записку.
   -- Мне очень хочется остаться, но надо идти.
   Опустившись, он встал на колени, наклонившись, со слезами на глазах поцеловал Герцога в его прелестную мордочку. О причине смерти мы так и не узнали, Алекс не хотел, чтобы собаку разрезали в ветеринарной клинике. На следующий день Герцог так и не проснулся, и Алекс в школу не пошел. Малыш не захотел сжигать его тело, и мы решили похоронить собаку позади дома вблизи стадиона в тихом местечке.
   Я, Алекс и наш сосед Вася направились к месту похорон. Вася вырыл яму, на улице стояла середина осени, погода была сырая, поэтому почва стала мягкой. Мы погрузили коробку в землю, Алекс попросил лопату и сам стал закапывать тело Герцога со слезами на глазах. Я тоже плакала. Закончив, сын вытащил из рюкзака большой кусок плитки. Еле дотащив его, он положил сверху, вдавив в землю со всей силой. На плитке было выбито, причем профессионально: "Здесь покоится Герцог, самая лучшая собака во всем мире".
   Стоя, мы смотрели на могилку. Не удержавшись, я поинтересовалась:
   -- А где ты взял ее?
   -- Ходил тут недалеко, на кладбище, рассказал про Герцога, и один мужчина, который делает памятники, посочувствовал и за небольшие деньги сделал его.
   Я не стала задавать больше вопросов, мне стало ужасно стыдно, что я сама до этого не додумалась. Иногда рядом с малышом я чувствовала себя глупой, он такие слова мог сказать или такой поступок сделать, что мне казалось -- он вундеркинд. Обняв сына, я стояла рядом, мы оплакивали Герцога, которого теперь никогда не будет рядом с нами.

* * *

   Прошло еще четырнадцать лет. Алексу исполнился двадцать один год, мне же было уже пятьдесят три года, я чувствовала себя древней старухой. У меня за время жизни в этом районе появилась знакомая, которая работала начальником паспортного стола, поэтому особых проблем с выдачей паспорта не возникло. Новое свидетельство, поддельное, которое мало чем отличалось от настоящего, я купила уже давно, когда Алекс был совсем крошкой. Мальчик за все время даже не интересовался им.
   Многое изменилось, на улицах строились небоскребы, высокие красивые дома. Все стало, как в фильмах про будущее, повсюду электроника, компьютеры.
   Алекс купил мне сотовый телефон. Общаясь с сыном по громкой связи, я могла видеть его лицо, а он мое -- да, чудо техники! Я же плохо разбиралась в этих компьютерах, для меня они дремучий лес.
   За эти годы мой сын стал звездой -- с шестнадцати лет он обивал пороги киностудий, посещал разные кастинги, и, в конце концов, ему повезло. Попав на телепроект под названием "Ищем таланты", он добился больших успехов, его приметил какой-то продюсер и пригласил петь в мальчиковой группе. В скором времени Алекс отделился от нее и теперь продолжает свою карьеру самостоятельно, а параллельно его приглашают сниматься в сериалах и кино. Дома он бывает редко, часто разъезжает по гастролям, снимается. Он говорил, что его диски раскупаются "на ура". Поклонницы звонят домой -- звонки не прекращаются, иногда толпятся у порога дома.
   Соседям это не нравилось. Вторая бабушка тоже скончалась несколько лет назад, и туда въехала новая семья, Вася снова начал пить.
   Однажды Алекс позвонил и сказал, чтобы завтра утром я была готова -- у него для меня есть сюрприз. Всю ночь я гадала, что это может быть, какой сюрприз.
   Мы ехали по улице, я смотрела на все эти красивые высокие здания, жидкокристалические мониторы огромных размеров, на которых пестрела видеореклама, в машине играла приятная спокойная музыка. На улице зима, но в машине было тепло, уютно.
   Тут я увидела в окно машину, проезжающую мимо, такую же, как у нас, только другого цвета.
   -- Смотри, Алекс! -- показывая пальцем, я сказала: -- Такая же машина, как у тебя, а что это за марка? Здесь так комфортно!
   -- Это "мерседес", -- ответил Алекс.
   Конечно, мне это совсем ничего не говорило -- я в машинах особо не разбиралась, "мерседес", конечно, я знаю, а вот по остальному -- не очень.
   -- У меня есть так называемое хобби, которое мне приносит дополнительный доход, -- я через компьютер скупаю и продаю акции. Эту машину я как раз и купил на этот доход.
   -- Да? -- Я удивленно смотрела на него. -- Ты такой у меня предприимчивый, Алекс.
   -- Да, ладно, мама, это твоя заслуга.
   -- Как это?
   -- Если бы ты мне на семилетие не подарила компьютер, то, скорее всего, я мог и не занимать этим.
   -- А-а-а...
   Он снова посмотрел на меня и улыбнувшись, сказал:
   -- Мама, ты такая прикольная.
   -- Почему?
   -- Просто прикольная, и все.
   Дальше мы ехали молча, слушая музыку. Машина остановилась.
   -- Мам, дальше ты должна будешь поехать с завязанными глазами, иначе сюрприза не получится.
   -- Хм... что ты задумал?
   -- Не бойся, я тебя не укушу, просто не спрашивай пока.
   -- Ладно, ты меня прямо заинтриговал.
   Алекс завял мне глаза, и машина поехала снова.
   Остановившись, Алекс выключил проигрыватель, вышел из машины, открыл мне дверь и аккуратно помог выбраться. Я сразу почувствовала мурашки от холода, пробегающие по моему телу. Когда повязку развязали, мои глаза прищурились от яркого света. Алекс улыбался.
   Передо мной виднелись красивые, слегка заснеженные дома, расположенные близко друг к другу, серо-белого цвета, с бордово-красной черепичной крышей. Сын повернул меня к одному из них -- на его крыльце протянулась ленточка красного цвета, привязанная между перилами.
   Положив руку мне на плечо, Алекс сказал:
   -- Мама, это таунхаус, я знаю, ты мечтала о таком. Теперь тебе не нужно будет жить в коммуналке. Пойдем, посмотрим внутри.
   Мы поднялись, подошли к ленточке. Алекс достал из внутреннего кармана пальто ножницы и протянул их мне и изобразил барабанную дробь:
   -- Давай, мама, обрежь ленточку.
   Я чикнула ножницами, и Алекс вручил мне связку ключей. Открыв дверь, я встала как вкопанная.
   -- Мама, проходи.
   Я вошла. Прихожая была очень широкая, стены белые. Мы прошли дальше и зашли в холл на первом этаже. Это был полностью меблированный коттедж. Кухня была просто обалденная.
   Я ходила и все рассматривала, не веря своим глазам, такой роскоши я никогда в своей жизни не видела.
   -- Мамуль, я тут на твой вкус сделал ремонт и мебель подобрал. Здесь два туалета и две ванных комнаты, три спальни, подвал, гараж и мансарда на втором этаже. Пойдем посмотрим.
   Мы поднялись по белоснежной лестнице, ступени которой были обиты серым ковролином. Вдоль стены висели золотистого цвета бра -- все было так изысканно подобранно.
   Я зашла в спальню, и у меня дух замер.
   -- Это же все так дорого, сын!
   -- Это мой подарок тебе, мама, за твою заботу все эти годы. И потом, я еще денег заработаю. А ты, мама, посмотри ванную комнату.
   Ванная находилась в спальне, там были джакузи и душевая кабинка. Сантехника вся была очень дорогой. Тут же стоял цветок в большом горшке.
   -- Алекс, эта ванная размером почти с нашу комнату.
   -- Да, мам, точно.
   Мы осмотрели весь дом, и меня замучила совесть за то, что все годы я нагло врала мальчику.
   -- Тебе нравится, мамуль?
   -- Конечно, -- с теплотой и лаской ответила я. -- Такого для меня еще никто не делал, здесь безумно красиво.
   -- Я рад, что тебе понравилось, а то я переживал -- вдруг что-то не понравится.
   -- Алекс, присядь, мне надо тебе кое-что рассказать очень важное, это касается тебя.
   -- Да, мам, конечно.
   -- Все эти годы я обманывала тебя.
   Мне было тяжело говорить.
   -- Ты хочешь сказать, что я не твой сын?
   Выпучив глаза, я спросила:
   -- Откуда ты знаешь?!
   -- Я это с шести лет знаю, мама.
   -- Каким образом?
   -- Помнишь, когда мы с тобой к дедушке с бабушкой ездили?
   -- Да, помню! -- Я внимательно слушала.
   -- Ну вот, тогда еще за столом я стакан разбил, она начала кричать, и ты мне сказала погулять пойти. Я взял Герцога, и мы обошли дом, пристроились под окном, которое было открыто, и тогда-то я все и узнал. А девочка, с которой я якобы гулял, -- я ее придумал, не было никакой девочки. Когда я узнал, что тебе меня оставила одна женщина на вокзале, моя настоящая мать, и что я не твой родной сын, это меня расстроило. Выслушав под окном в тот день всю правду о себе, я сломя голову побежал к речке, там я сидел, плакал, думая о том, как и что делать дальше. Ты, наверно, думала, почему я не спрашивал про отца. Отвечу на твой вопрос: в нашем классе почти у половины не было отцов, и поэтому я думал, что это в порядке вещей.
   Сидя там, на речке, я пришел к выводу -- мне нечего расстраиваться, та женщина отказалась от меня, так тому и быть. Но та, другая, то есть ты, мамуль, подобрала меня, приютив как родного ребенка. На что мне жаловаться, думал я про себя, у меня есть крыша над головой, меня кормят, одевают, ни в чем не отказывают, у меня была игровая копьютерная приставка, любящая мама, собака у меня тоже была, чего еще желать. Я думал, что было бы, отдай ты меня в приют, ведь у меня многих из вышеперечисленных вещей тогда не было бы, а главное, твоей теплой любви ко мне. Тогда я мог не добиться того, что имею сейчас, поэтому это твоя заслуга.
   Начало темнеть, и я решил вернуться, зная, что вы меня ищете. Я решил ничего не рассказывать тебе, чтобы не расстраивать лишний раз. Хотя я был маленький, но я все понимал. Жили мы тяжело, зато дружно. Самое трудное было тогда -- это сделать непосредственный вид. Умывшись в реке от слез, я натянул улыбку и направился домой.
   Самое интересное, мама, ты узнаешь сейчас. Несколько месяцев назад после концерта ко мне в гримерную прорвалась женщина, на ней был черный с белыми полосками спортивный костюм, волосы короткие, на вид лет тридцать пять -- сорока, она заявила, что она моя мать.
   Я слушала рассказ Алекса, и ужас и волнение появились у меня в глазах.
   -- Она бросилась мне на шею. Сказав охране, что я ее знаю, я провел ее в гримерную. Долго смотрел я на нее, пытаясь найти сходство. Она болтала без умолку, говорила, какой я стал, что я знаменитость и она гордится мной. Я задал ей только один вопрос: почему она бросила меня? Она сказала, что якобы отдала меня одной женщине, заплатив ей за мое воспитание, и попросила, чтобы она позаботилась обо мне, потому что ее разыскивала милиция. Это была ложь, и я знал это, она мне стала неприятна, противна... Конечно, внешнее сходство было, но внутренне мы были с ней совсем разными людьми.
   "Уходите, я не хочу вас больше видеть!" -- сказал я. Женщина стала орать на меня: "Я родила тебя, да если бы не я, ты не стал бы звездой. Плати мне деньги и тогда живи спокойно! -- прокричала она. -- Плати, скотина!!! Иначе я убью тебя, мразь, вместе с твоей самозванной матерью!" Я смотрел на эту женщину и мне не верилось, что это моя родная мать, которая выносила меня в своем животе, а потом родила. "Хорошо, -- ответил я, -- подождите меня на выходе". Она подошла ко мне вплотную, плюясь своими слюнями, и проговорила сквозь зубы: "Только не глупи, сынок, я недавно вышла из тюрьмы, у меня нет ничего, поэтому я выполню то, что обещала, мне нечего терять". Я спокойным голосом ответил: "Хорошо". Она вышла. Я достал из кармана телефон, выключил диктофон. Позвонил одному знакомому из милиции, он подъехал. В общем, через какое-то время состоялся суд, и ее посадили обратно в тюрьму за вымогательство в крупном размере.
   Выслушав Алекса, я поинтересовалась откуда он узнал, когда включить диктофон, на что он ответил:
   -- Когда та женщина сказала, что якобы заплатила тебе денег, чтобы ты меня воспитала. Да и внешне она мне не понравилась, у нее была негативная аура. Не знаю, почему, но машинально я сунул руки в карманы, нащупал телефон и на ощупь включил диктофон.
   -- Мне жалко эту женщину, как же она, бедная, там, в тюрьме?
   -- Мам, ты чего?! Она грозилась нас убить, вспомни.
   Я заплакала, пододвинувшись поближе. Алекс меня обнял.
   -- Мамуль, ну что ты, не плачь!
   На этот раз это были не те слезы что раньше, это были другие слезы, слезы счастья.
   -- Мама!
   -- Да, Алекс?
   -- Знаешь, я хочу к бабушке и деду съездить, что мы все по телефону да по телефону общаемся! Давай навестим их, они уже старенькие совсем.
   -- Да, дедушке уже семьдесят четыре, а бабушке семьдесят три.
   -- Они тебя так рано родили?
   -- Получается, так.
   -- Я не говорил разве? У меня для тебя еще сюрприз -- не сюрприз, точно не знаю, сегодня вручение музыкальных наград, хочу, чтобы ты поехала со мной.
   -- Алекс, что я там буду делать, старая я уже, езжай сам.
   -- Мама, не говори так, ты не старая, а мудрая женщина в самом соку.
   Мы снова рассмеялись.
   Вечером Алекс за мной заехал, и мы направились на торжественное мероприятие. Мы сидели в пятом ряду, и я увидела столько звезд российской эстрады, которых раньше видела только по ТВ! На сцене произносили имена претендентов, а потом победителей; они выходили, им вручали статуэтки, потом они произносили речь благодарности. И тут ведущие начали говорить: "Лучшим исполнителем в категории "поп-музыка" является Алекс, молодой и талантливый юноша, поприветствуем его!" Все начали аплодировать.
   -- Вставай, мамуль!
   -- Куда? -- вытаращив глаза, посмотрела я на него.
   -- На сцену, мам.
   Сидящие рядом смотрели на нас и аплодировали. Выйдя на ковровую дорожку, сын взял меня под руку, мы направились на сцену. У меня дух перехватило -- я раньше никогда не была на настоящей сцене. По мере приближения я начинала волноваться еще больше, ноги будто отнимались. Когда мы поднялись на сцену, Алексу пожали руки какой-то популярный ведущий и певица, затем передали ему микрофон. Алекс стал говорить, я стояла рядом, сильно волнуясь.
   -- Во-первых, хочу поблагодарить мою маму! -- Он повернулся ко мне, притянув меня поближе к себе и обхватив за плечи. -- Спасибо тебе, мамочка, за то, что меня родила и воспитала должным образом. Спасибо продюсеру, который меня заметил и сделал знаменитым, спасибо всем! -- Он поднял руку, показывая два пальца буквой "V" и произнес: -- "Мир во всем мире!"
   В зале раздались аплодисменты.
   Взяв статуэтку с трибуны, Алекс отдал ее мне. Мы направились к своим местам.
   -- Ну и тяжелая она, Алекс!
   -- Давай я понесу, мама.
   -- Не-не, я сама.
   Он улыбнулся. Мы снова сели на свои места. Я шепотом спросила сына:
   -- Почему ты сказал "родила меня"?
   -- Мама, я знаю что говорю, доверься мне.
   -- О чем ты?
   -- Просто доверься мне и не спрашивай, -- загадочно улыбнувшись, ответил он.
   Не задавая вопросов, я наслаждалась своей жизнью, разглядывая врученную статуэтку.

* * *

   Я наслаждалась каждым днем, прожитым в новом доме. Через несколько недель мы, без звонка, поехали на машине к моим родителям. Выехав в шесть часов вечера, мы прибыли на место около восьми вечера следующего дня. Подъехав к заснеженному дому, в окнах которого горел свет, Алекс перелез забор и открыл проезд изнутри. Заехав, мы закрыли за собой ворота.
   Взяв пакеты с подарками и едой, мы постучались в дверь. На улице шел снег, белые снежинки падали на деревья, машину, землю.
   -- Кто там? -- послышался отцовский голос.
   -- Это я, твоя дочка, и твой внук Алекс, открой, папа.
   Послышались звуки отодвигающегося засова и ключей. Отворив дверь, папа обрадовался:
   -- О! Какие к нам пожаловали гости! Проходите же, не мерзните на улице.
   Мы вошли внутрь, тусклый свет лампы освещал прихожую.
   -- Мать! Посмотри, кто к нам приехал!
   Отец, обнявшись и расцеловавшись со мной, принялся обниматься с внуком.
   -- Какой ты большой стал, Алекс! Жених всем женихам! Я твои песни слушаю, смотрю твои эти... как их там...
   -- Клипы, наверно, дед.
   -- Ах, да клипы, совсем память плохая стала. Девчонки, наверно, по тебе так и сохнут?
   -- Наверно, дед.
   Мы посмеялись. Вошла мама, мы обнялись с ней, она расплакалась у меня на плече. Потом Алекс, как и тогда в детстве, развел руки стороны, приглашая в свои объятия бабушку, улыбаясь все той же обаятельной улыбкой, но смотрел он уже не снизу вверх, а наоборот. Бабушка с чувством вины, приняла это приглашение Алекса и разревелась.
   -- Ты прости меня, внучек, за прошлое, за то, что я, грешная старуха, обижала тебя и твою маму!
   Алекс поглаживал мою маму по спине, говоря:
   -- Да ничего, Нина Юрьевна, я и не помню этого, а потом, всякое бывает, не плачьте.
   Она отстранилась от Алекса и, глядя ему в глаза, сказала:
   -- Называй меня, пожалуйста, бабулей, бабушкой.
   -- Хорошо, бабуля!
   Она снова прижалась к Алексу, разревевшись еще пуще, со словами "прости, извини!". Даже отец пустил слезу. Дабы разрядить обстановку шуткой, я, похлопав в ладоши пару раз, проговорила:
   -- Ну что, будем тут все до утра нюни-манюни распускать? Пойдемте подарки распаковывать.
   Мы разделись, и я с мамой направилась на кухню, а дед и Алекс пошли вытаскивать подарок, который Алекс купил своим бабушке и дедушке. Мы болтали с мамой на кухне, когда нас позвали в гостиную. Мы прошли в комнату. На месте старого телевизора стоял новый жидкокристаллический восьмидесятидюймовый монитор. Алекс щелкал кнопками пульта, настраивая каналы.
   -- Посмотри, мать, ты когда-нибудь видела такой большой и тонкий телевизор?
   -- Это телевизор? -- подойдя ближе, спросила мама.
   -- Да, бабуль, это новые телевизоры будущего, они намного лучше старой техники. Наблюдая со стороны за Алексом, за тем, как он объясняет все моим родителям, я почувствовала теплоту в своей душе. Мне стало вдруг хорошо, впервые за все эти годы я чувствовала возвышенность, успокоение души, одухотворенность. Глядя на родителей, я видела, как они сильно постарели, отец ходил, немного сгорбившись, видимо, болела поясница, мама тоже сильно постарела, оба очень сильно поседели. Потом мы подарили им еще кое-какие мелкие подарки, драгоценности, вещи и прочее.
   В тот день мы с мамой легли под утро, проболтав всю ночь. Она сильно изменилась, пропала та гордость. Отец и внук возились с телевизором до двух ночи, потом легли спать.
   Пробыв пару дней у них в гостях, мы собрались уезжать. Неожиданно для меня Алекс достал из кармана пухлый конверт, положил его на стол и пододвинул их к моим родителям.
   -- Бабушка, дедушка, я хочу, чтобы вы себе не отказывали ни в чем, поэтому возьмите, от нас с мамой вам подарок.
   Взгляд родителей был очень удивленным.
   Дед, взял и открыл конверт, заглянув краем глаза. Таких денег, которые лежали в конверте, он за всю жизнь не видел. Закрыв его, он положил его обратно.
   -- Нет, Алекс, мы не возьмем от вас денег, они вам самим пригодятся.
   -- Не переживай, дедушка, у меня их еще много, -- улыбнувшись, ответил внук. -- Берите и не о чем не беспокойтесь, пенсия ваша маленькая, так что без возражений.
   -- Пенсия у нас хорошая, -- возразила бабушка, -- право, не нужно на нас так тратиться, нам помирать скоро, что мы с такими большими деньгами будем делать?
   -- Дедушка, бабушка, куда вы собрались, вы еще фору молодежи дадите, вам жить да жить, -- улыбнувшись, ответил Алекс. -- Ладно, нам пора, спасибо за гостеприимство.
   Мы долго прощались, родители хотели, чтобы мы остались, но мы решили уехать, пообещав навещать их при каждой возможности.
   Когда мы выехали на трассу, я задумалась. Играла все та же приятная музыка. Мимо мелькали заснеженные ветки елок и других деревьев, кругом лежал белый снег, который падал с неба, дворники автомобиля ходили то в одну сторону, то в другую, тем самым очищая лобовое стекло от упавших на него снежинок. Алекс оставил такие большие деньги родителям, дорогие подарки, подарил мне коттедж. Я гордилась им, его поступками, тем, что он добился в этой жизни. Я не жалела ни одной секунды после усыновления этого мальчика, что сидит рядом и уверенно ведет автомобиль, и не жалею сейчас.
   -- Мам, ты о чем задумалась, расскажи?
   -- Так, ни о чем, -- хихикнув, ответила я. -- Ни о чем!
   Посмотрев на меня, он приподнял правую бровь.
   -- А ты почему, Алекс никогда радио не включаешь?
   -- Потому что по нему только мои песни и крутят.
   Мы расхохотались.

* * *

   Я сидела дома и смотрела телевизор. Раздалась мелодия на радиотелефоне. Взяв трубку, я ответила:
   -- Алло!
   -- Привет, Мила, -- послышался женский до боли знакомый голос.
   -- Привет, а это кто?
   -- Это я, Анжела, помнишь меня?
   -- А-а-а... Анжела, привет, как дела?
   -- Хорошо, у тебя, я вижу, тоже не плохо.
   -- Да, можно сказать, даже отлично.
   -- Откуда ты узнала мой новый номер телефона?
   -- В наше время, это не сложно сделать.
   -- Понятно.
   -- Все-таки тебе удалось родить?
   -- Да, -- соврала я. -- Откуда ты узнала?
   -- Я видела тебя с твоим сыном по телевизору на вручении премии, я даже не знала, что это твой сын, моя вторая дочь просто фанатеет от него. Надо их как-нибудь познакомить.
   -- Да, конечно.
   Она еще долго болтала без умолку.
   Через несколько дней я готовила на кухне для Алекса, который возвращался с гастролей и должен был с минуты на минуту прибыть из аэропорта домой. Зазвонил телефон, я взяла полотенце и, вытерев руки, сняла трубку:
   -- Я слушаю.
   -- Здравствуй, Мила, -- послышался хрипловатый мужской голос.
   -- Здравствуйте! Поздравляю, ты вырастила достойного, хорошего сына.
   -- Кто это?
   -- Это я, Эдик, помнишь такого?
   У меня отвисла челюсть.
   -- Помню.
   Включив вытяжку, я присела в плетеное кресло и закурила.
   -- Видел тебя по телевизору, хорошо выглядишь.
   -- Спасибо, а ты как поживаешь?
   -- Жена меня бросила через пару лет, после того как мы развелись с тобой, она попросту кинула меня. Смоталась с каким-то иностранцем за границу, прихватив ребенка, и не суть, в общем, что.
   -- Мне очень жаль.
   -- Да, пустяк! Знаешь, Мила, я жалею, что так поступил тогда с тобой, прости меня.
   -- Хорошо, прощаю.
   -- Спасибо, может, встретимся с тобой?
   Мне хотелось ответить "да", но вспомнив всю ту боль, которую он мне причинил несколько лет тому назад, ответила:
   -- Нет.
   -- Понимаю, -- грустным голосом ответил Эдик.
   Мне вдруг стало его жалко, мне захотелось ответить "да", но прошлая обида вдруг всплыла в моем сердце. Он молчал. И, кажется, я поняла, что имел в виду Алекс, когда я спросила у него, зачем он сказал, перед всеми поблагодарив меня за то, что я родила его. Он ответил: просто доверься мама, и ты сама обо всем догадаешься. Он имел в виду вот эти звонки Эдика, Анжелы и других друзей, которые спустя столько лет теперь звонили и хотели снова дружить.
   Прервав тишину в трубке, я сказала:
   -- Извини, Эдик, ко мне сейчас должен приехать сын с гастролей, я немного занята.
   -- Хорошо, я все понимаю, пока.
   Я нажала кнопку отбой. Докуривая сигарету, я прокручивала все эти вдруг обрушившиеся на меня звонки старых друзей и моей бывшей любви. Как все меняется, жена, из-за которой он бросил меня, бросила его, убежала с иностранцем отобрав, у него материальные блага, как когда-то он поступил со мной. Все в этой жизни возвращается бумерангом. Наступал шестой десяток, но я, казалось, только начинала жить заново.
   Раздался звонок в дверь, я открыла ее. Сын поцеловал меня.
   -- Привет, мама, смотри, что у меня есть.
   Из-за спины он достал маленького пекинеса, так похожего на Герцога. Взяв, я прижала его к груди: такой малыш!
   -- Я подумал, пусто в этом доме как-то, вот, решил щенка принести, так веселее будет.
   Улыбки счастья можно было прочесть на нашем лице.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сайт клиники по лечению онкологических больных http://advita.ru/
  
   Каждые несколько минут, по всему миру умирают сотни, а может и тысячи людей только от рака. На данном сайте, размещены фотографии в основном только детей, которым требуется ваша помощь. Они умирают, а ведь их жизнь, только началась. Все эти человечки, граждане РФ, либо бывшего СНГ. Вы можете помочь им как материально, так и став донором крови или донором костного мозга.
   Мы не заставляем вас помогать, мы только призываем, а как поступать, вы решайте сами.
  
   С уважением КЛ
  
  
  
  
   Корректор: Яна Некрасова
   Верстка: Стася Скорпиошка (по вашему усмотрению)
   Дизайн обложки: Кагуро Лав
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"