Сидим как-то вечером, ужинаем, тут жена вспомнила:
- Тебе днём Сергей звонил, говорил, что видел Лёху Сайкина, тот тебе привет передавал. А Сайкин, это кто?
- О! Лёха Сайкин личность весьма примечательная и где-то даже оригинальная. Мы с ним работали вместе на заводе в конце 80-х и играли в заводском ансамбле. Было - говорю - при профкоме сборище лабухов, вот и мы туда втёрлись. Во-первых, мы молодые, нам интересно. Опять же, перед девчонками повыделоваться можно. А во-вторых - от профкома преференции перепадали, а профком на заводе - сила, лишь чуть слабей парткома.
- И в чем это выражалось?
- В основном, в освобождении от работы. Как вечер заводской, так мы играем. Навеселимся, напляшемся, на грудь примем, а нам за это отгулы дают. Считалось, что мы трудились. Да и начальство цеховое нас особо не трогало, предпочитали не связываться. Известность, блин!
- Вы на лишь вечерах играли?
- Нет, что ты! На свадьбах, на танцах в подшефной школе, в колхоз мотались с агитбригадой. Где нас только не носило! А зарплата капает...
- Интересно! Расскажи поподробнее?
- Изволь. К этим лабухам меня Лёха притащил, им звукооператор понадобился. Там в ансамбле было четверо постоянных: Захар на клавишах, Толик ударником, Саня гитарист и Лёшка на басу. Народ своеобразный. Вечно недовольный Толик считал, что музыка - это что-то возвышенное и к ней нужно относиться трепетно, а не "лабать её, как некоторые".
У Саньки отношение к музицырованию было попроще: малость попеть, поиграть, замахнуть спиртяшки и забраться под юбку очередной восторженной поклоннице.
Захар, огромная туша, попёртая из преподавателей за пьянство, был единственным на окладе. Естественно, ему хотелось поменьше утруждаться, а побольше получать. Настойчивость и изворотливость, с которой он выбивал из профкома премии, просто поражала. Зато играл великолепно, слух имел - дай Бог каждому! Как-то раз, от нечего делать, взял и за три минуты расписал каждому его партию. "Танец маленьких лебедей" - в джазе, представляешь? Или "Турецкий марш" в роке?
И, наконец, Лёха, тот одним видом вызывал улыбку. "Беременный глист" - так в приступе злоязычия называла его любимая жена. Действительно, рост под два метра, худой как жердь и с выпирающим круглым животиком. Его бас-гитара была подстать музыканту: тоже длинная и узкая. Глядя на него из зала, я всегда вспоминал часовые стрелки, показывающие десять минут первого. Очень похоже.
Всю танцевальную программу пел Саня, но регулярно появлялись и приходящие солисты, из хора. Им обязаловку голосить - "Партия наш рулевой" и в таком духе.
- А забавное что-нибудь случалось, или пьянки одни?
- Конечно, случалось! - говорю - Поехали мы первый раз в деревню, куда заводчан на барщину гоняли. Расставили колонки, растянули провода, готовимся. Мне Лёха говорит:
- Я, когда буду здороваться, скажу "мальчишки и девчушки". Ты на слоге "дев" врубай глубокую реверберацию, на полную громкость.
Я, святая простота, так и сделал не подумав. Врубил. А потом меня чуть не побили. Представь: выходит Лёха и говорит, мол, привет, мальчишки и девчушки! Я двигаю ползунок и из динамиков несётся: "чушки, чушки, чушки, чушки..." вот ты смеёшься, а мне тогда не до смеха было.
Друг друга подкалывали постоянно. Раз Саня пообедал в заводской столовой и потом два дня животом маялся. У нас вечером выступление, а он звуки выдаёт такие... ароматные. Понятно, шуточки, подколочки. Часа в четыре начали мы переносить аппаратуру в зал. Облепили орган, а он гад, тяжеленный, под сотню весит, чудо советской техники. Поднатужились, чтоб от пола оторвать и тут Санька издал ноту. Захар прислушался. "Ми - говорит - и чистое, причем!". Мы покатились. "Всё, Саня! Теперь ты сам себе камертон. Пукни и настраивай! Только в фойе выйди предварительно."
Над Захаром издевались. На последней репетиции перед выездом, потихоньку вытащим предохранитель из "Электроники". "Всё, Владим Владимыч, машина поломалась. Придётся "Вермону" брать." Он кривится, не хочет. Ещё бы! Там клавиши узкие и его сосиски на них не помещаются. А нам легче, ту "Вермону" в одиночку унести можно. Самая злая шутка для него была, это когда мы "потеряли" фляжку со спиртом. Так он "на сухую" весь концерт и отыграл, мрачный как демон. Когда после спирт нашелся, Захар молча выпил стакан и удалился, гордый и всеми непонятый.
- А над тобой они шутили?
- Они надо мной издевались! То штекера пообрывают, то в неподходящий момент кабель-жгут выдернут, то ещё чего. А, главное, они же все гении, все солисты, маму их... Каждый стремится, чтоб его слушали и начинают громкости себе прибавлять. Я только все уровни отстрою, как опять каша на выходе. Начинаю убавлять, они снова добавляют, пока в ограничитель не упрутся. Тогда ругаться начинают: "я себя не слышу!".
Да что ты вообще слышишь, когда у тебя под ухом басовая колонка рявкает?! А сдвинуть её нельзя - проводов не хватает. Вот так и маялся: того нет, сего не хватает. Весь аппарат древний, как мамонт, чуть тронь - фонит, шипит. Ревер самопальный, из бобинного магнитофона. На какой-то пирушке облили его чем-то сладким, пока тонвал не смочишь - не работает. Начинаем расставляться на какой-нибудь свадьбе:
"Хозяйка! Дай водки, грамм двадцать."
"Ещё играть не начали, а уже пить собрались!"
"Так не себе, технику смазать."
Под бдительным взором недоверчивой хозяйки выливаю водку на ревербератор.
"Во, заработал!"
"Сами алкаши и технику споили!"
А потом начинаются истории, что и смех, и грех.
Свадьба идёт третий час, все уже основательно весёлые. Не рассчитав свои силы, наш Саня давно в глубоком ауте между стойкой с усилителями и Толикиной "кухней". Поскольку к тому времени я уже подучился бренчать на гитаре, выхожу вместо него. Публике всё одно, пофиг. Хоть гвоздём на пиле играй, лишь бы погромче. Поём модный тогда шлягер про Али-Бабу.
Из круга танцующих выплывает субъект в очках, в строгом костюме и очень на автопилоте. Причем, судя по его походке, автопилот тоже пьян вдрызг. А из нагрудного кармана пиджака, рядом с кокетливо сложенным платком, торчит вилка. Не доходя пары сантиметров до голосовой колонки, типус рушится на четвереньки и замирает, пытаясь загипнотизировать динамик. Я в тот момент добросовестно подвываю припев:
Что сапфиры и алмазы,
жемчуга и бирюза?
Всё отдать не жалко разом
за любимые глаза!
Гляжу, очкарик вынул вилку и пытается попасть в динамик. Хоть диффузор и полметра в диаметре, он пока успешно промахивается. Но, ведь, со временем пристреляется...
- Лёха, смотри! - кричу, отвернувшись от микрофонной стойки. Лёшка, продолжая облизывать свой микрофон, косит взглядом... и его без того узкое лицо вытягивается вдвое. После припева идёт распевка, вот тут наш Лёша и выдал:
А-либабаа! Мужик, пошел на х...! А-а-а-ли-ба-ба.
А-либабаа! Мужик, я кому сказал! А-а-а-ли-ба-ба.
Мужик, отшатнувшись, упал на пятую точку. Потом чуть покачался, свалился на бок и мирно захрапел. Мы же от смеха скрючились, выронив инструменты и песню суровый Лёша заканчивал в одиночестве, под аккомпанемент своей бас гитары.
Вот такая у меня была музыкальная молодость. Зайка, подогрей котлету, а то совсем застыла...