Зло пришло в деревню со стороны Высокого леса в виде черной козы с длинными белесыми рогами. Коза появилась неожиданно, в День Весеннего праздника.
У дома Корока—самого богатого крестьянина в деревне—для всех были накрыты столы со всяческой снедью. Корока любил праздновать широко, так чтобы еды и веселья было вдосталь. Вот и в этот раз он угощал всю деревню, опрокидывая стакан за стаканом и балагуря за жизнь. А молодежь, затеявшая танцы, отплясывала под систр и дудку.
Дым стоял коромыслом, когда внезапно объявилась черная коза. Она ворвалась в круг танцующих и обвела всех неподвижным зловещим взглядом. Под этим взглядом смолкли музыканты, а пары замерли, не завершив начатые движения. Страх парализовал их. Один за другим застыли и те, кто сидел за столом, стоило им поймать взгляд козы. Из всех собравшихся на праздник только один хозяин не замечал, что делается вокруг. Он ел, не выпуская из рук ложку, пил, не ставя на стол кружку, и не обращал внимание на то, что его гости все, как один, окаменели. Однако, воцарившаяся тишина немного его озадачила.
—Эй, вы, музыканты, чего играть бросили?—Утирая губы рукавом, крикнул он.
Ответом было молчание.
—Ну что замолкли-то?!—Начал раздражаться Корока, прихлебывая крепкое пиво, которое так славно варила его жена.—А ну сыграйте мою любимую: "когда-а-а я с ми-и-л-о-ой под ку-у-устом..."!
По-прежнему было тихо. Так тихо, что, наконец, Корока поднял глаза от тарелок и обвел глазами своих гостей. Все, словно застыли: неподвижные, безголосые—время для них остановилось.
—Какого дьявола...—Начал было Корока, и тут он увидел козу. Злой янтарный глаз косился на него из-под коротких белесых ресниц. Корока, признаться испугался. Он был, конечно, не трусом, но и смельчаком тоже не был. А тут нате—черная коза на него косит и копытом землю роет. Страх ведь. Корока заорал не своим голосом:
—А-а-а!!! Туда-сюда тебя, нечистая! Исчадие бодучее! Что пялишься на меня?!
Коза тряхнула головой и заблеяла, и тут сквозь блеянье Корока услышал:
—И-мя-мя...
—Что?
—И-мя-мя-мя!
—Чье?—Удивился Корока.—Мое что ли?
—Да-а-а...
Корока гордо выпятил грудь и живот, расправил плечи и сказал, достоинства не скрывая:
—Имя мне—Корока. Я владелец этого дома, того сарая, вот этого курятника. У меня четыре тысячи земельных моргенов, а также мне принадлежат: семь пятнистых коров, шесть белых телок с красными ушами, два быка, овцы и...
—Пре-е-карти-и-и,—остановила его коза, но Корока увлекся и продолжал перечислять все свои богатства, сам себе удивляясь сколько их. Тогда коза подошла к нему и боднула в... ну, куда обычно бодают. Корока завопил:
—А-а-а!!! Туда-сюда, коза ты облезлая! Чего ты бодаешься?! Вот я рога тебе пообломаю!
—Мне-е-е?—коза вроде как засмеялась.—Не-е-ет, это еще неизвестно кто кому-у и что пообломает! Ты послушай ме-е-е-ня! Разговор к те-е-бе-е есть.
Коза долго выговаривала эти слова, потому что больше блеяла, чем говорила. Понятно, что в таком разе разговор вышел бы долгим, да и козе самой надоело все это блеянье. Она поднялась на задние ноги, постучала передними себя в грудь, как Кинг-Конг, и крикнула:
—Ме-ме-ме, бе-не-ме, зараза!
Что-то вспыхнуло рядом с ней, что-то громыхнуло, и коза превратилась в женщину. Женщину с крепкими ногами, сильными руками, с грудью... кхе-кхе... красивой! Словом, стала коза бабой что надо, в самом соку.
Увидал ее Корока и обомлел, а как обомлел, то понял, что хочет... хочет, чтобы она снова в козу превратилась, а то неприятностей ему не избежать. У Корока все-таки жена была. Конечно, до козы такой ей, как до луны верхом на свинье было, но уж больно славное пиво она варила, а еще вареники, с вишней. Туго Короке пришлось: и хочется, и нельзя. Тут еще коза, словно угадала, говорит ему:
—Слышь, Корока, а я ведь за тобой пришла. Понравился ты мне очень. Как увидела я тебя в Высоком лесу на поляне, так и забыть не могу. Все перед глазами стоит картина, как ты под дерево присел, а потом без порток от диких пчел бегал. Короче, хочу я тебя Корока в мужья. Пойдешь со мной?
Корока еле на ногах устоял. Стоит, пошатывается, руки сами собой к женщине тянутся, да и все остальное тоже. А с другой стороны, что ж ему землю, коров, овец—все богатства свои бросить и в лес жить отправиться?
Тут женщина рубаху-то с плеч приспустила и вздохнула томно, сладко. Ой, что тут с Корока сделалось! Себя не помня, шагнул он к женщине, руки в стороны расставил, чтобы ее всю сразу обхватить, слюни распустил до пола, да вдруг споткнулся он о собаку. Собака эта в кость вцепилась, которую у нее жена Корока, видимо, отнять пыталась. А когда коза появилась, и собака, и жена так и застыли, вцепившись в кость. Посмотрел Корока на жену, жалко ее ему стало. Ведь дом, земля, коровы, овцы—все ее было, все как приданное мужу принесла, да и пиво с варениками немалого стоили. Плюнул Корока на козу, отвернулся , да еще словцо прибавил. Ругательное:
—Шалава!
Женщина взревела так, что крик ее эхом в Высоком лесу отозвался. Топнула она ногой об землю и сказала гневно:
—Ну раз так, ладно! Ну раз так, получишь ты у меня! Отомщу!!
И снова козой обернулась, зыркнула напоследок, будто молнией янтарной прожгла и исчезла. И все тут же ожило.
И снова был праздник, и снова пели, пили, гуляли, бузили, дело до драки дошло, когда парни девок не поделили. В общем, праздник получился, что надо. И никто ни о какой козе даже не вспомнил.
А коза слово свое сдержала—отомстила.
С того времени пошло, чуть вечером стемнеет, как в деревне женщина объявляется, вида соблазнительного и срамного (потому что голая). По деревне проходит—все мужики сами не свои делаются. К дому Корока подходит и стоит, стоит, смотрит, то так повернется, то эдак—себя показывает. А Корока в этот момент никакой силой от окна не оттащить—пялиться он на женщину и вздыхает, а потом мрачным становится и одержимым: жену по струнке гоняет и плотью буйствует. Ну от такой жизни какой мужик долго протянет? Плохо всем стало.