Бальдо родился таким же, как и все, у него было такое же детство, как у всех, такая же юность, как у всех, без каких-либо выдающихся достижений. По крайней мере, он ходил в школу до пятого, а может быть, до шестого класса средней школы. Ничто, естественно, не предвещало, что в этом коренастом юноше скрывается гений. Никто даже не мог представить будущее Бальдо таким, каким оно для него обернулось. Даже я не мог себе этого представить. Он намного был старше меня. Помню, как однажды попросил я его помочь мне проспрягать формы герундия и причастия некоторых сложных глаголов, и потом учительница написала мне в тетрадке, что я не справился ни с одним заданием. Единственное, что я тогда понял, так это то, что эта школа была не для Бальдо. Это подтвердилось позже, когда он с отличием окончил шестой класс. Он никогда не прогуливал занятий, у него в году не было даже ни одного пропуска, хотя школа, в которую он ходил, больше напоминала комический театр импровизаций. Бальдо жил в старой, заброшенной темной лачуге. Окна, которых почти не было видно, наводили на мысль, что это жилище построено не для людей. Большая комната, входная дверь и сразу кухня. Был еще большой таз для полоскания белья, такой же большой камин, деревянный комод из крашеного тополя, в котором содержалось все необходимое, чтобы не умереть с голоду, большая деревянная лестница, ведущая на верхний этаж, где находилась спальня. Именно там стояла кровать Бальдо, его кровать. Единственное неудобство состояло в том, что сначала ему нужно было пройти через спальню родителей, потом через спальню сестры, дедушки, чтобы потом, наконец, добраться до своей. Я все еще помню этот дом и эту комнату, в которой всегда царили темнота, беспорядок и грязь. Спустя долгое время я узнал, что под этими нищенскими соломенными тюфяками, под грязным паркетом, в штопаных небрежно вещах, под францисканской мебелью жили в свое удовольствие блохи и огромные пузатые клопы. Я был в этом доме раза три или четыре, и то только, когда был маленьким. В моей памяти еще сохранилось это воспоминание, как о доме ненормальном, темном, таинственном, враждебном и притягательном в то же время.
Дом был расположен в самом заброшенном месте деревни. Единственное, что радовало, так это виноградники, - до сих пор помню этот виноград такой черный, что придавал вину красный цвет - и, конечно же, огромная духовка, в которой пекли лепешки, а на Пасху бублики, пиццу и типичные сладости. Вспоминаю даже атмосферу праздника, суету, волнение, страсти, кипящие вокруг духовки. Споры женщин, расхождения во мнениях, что и как готовить, сколько времени держать в духовке, чтобы блюдо не сгорело. С тоской и радостью вспоминаю эти детали. А Бальдо, если честно, всегда был далек от этого. Он едва слышно проходил мимо корзин, старался быть незаметным, чтобы потом, воспользовавшись моментом, стащить парочку бубликов или маритоццо. По правде говоря, Бальдо был так называемым мальчиком с улицы, и без особого труда овладел искусством зарабатывать себе на жизнь мелким воровством сразу после того, как научился ходить. С самого детства Бальдо проявлял особую склонность к практической деятельности, у него были вдохновение, фантазия, творческий подход и умение оценивать по достоинству абсолютно ничего не значащие вещи. Он собирал грузовички, игрушечных животных, изобретал музыкальные инструменты, мог починить велосипед, он его мог даже собрать и разобрать. Но главной страстью Бальдо была охота. Охота была действительно его занятием. Он расставлял ловушки под подсолнечниками и сорго, мазал ветки деревьев натуральным ароматным клеем, что все птицы, севшие однажды на ветку, не могли сдвинуться с места. Он продумывал сложнейшие маршруты, покрывал лаком хвосты коров, заманивая таким образом дроздов и синиц. Несмотря на все это, я никогда не считал Бальдо браконьером, не осуждал его врожденную страсть к охоте. Он был истинным знатоком загадок природы, к которой питал глубокое уважение. Более того, в глубине души я всегда завидовал Бальдо его способности проникать в суть вещей, понимать мир животных. Он держал себя на равных с природой и инстинктивно соблюдал ее законы. Несмотря на сложные социальные условия, но благдаря его энтузиазму и способности собирать старые вещи и находить им применение, Бальдо был одним из первых, у кого появился собственный велосипед. Я все еще помню его. Желтый, отлично работающий, новейшие колеса. Мы еще тогда удивляллись, откуда у него была такая цепь или, например, на руле был звонок, издающий резкий, режущий слух звук. Бальдо, имея этот желтый велосипед, вызывал зависть всех. Для него он был атрибутом престижа. Родители его как раз строили себе новый дом на средства, выделенные им по горному закону, и Бальдо начал работать. Он работал на фабрике, изготавливая гробы, чем был несказанно рад, так как там он мог найти применение своим талантам. Сначала он с трудом перебивался с лиры на лиру, но потом благодаря свойственной ему бережливости купил себе мотоцикл. После того жетлого велосипеда мотоцикл стал его вторым главным событием в жизни. Драма происходит, когда несколько его друзей, решив над ним подшутить, во время пятнадцатиминутного завтрака - Бальдо имел обыкновение принимать пищу в гробу, без отрыва от работы - заперли его там, забив гвоздем крышку гроба. С Бальдо случилась травма, которая определила всю его дальнейшую жизнь. Он потерял работу, замкнулся в себе, не выходил из дома 2 года 6 месяцев 12 дней. Все это время он проводил, уставившись в картины, плакаты, изображения святых, которые находились в его комнате. Он часами на них смотрел - Бальдо был ювентинцем - на фото, оставшиеся от так называемой христианской семьи Омара Сивори, на которой изображен святой отец Пий, потом смотрел на образ Мадонны, святую святых, которая символизировала идущий снег. Это наводило слезы на глаза, и его взгляд теперь был обращен на фотографию Коппи и Бартали.
Именно эта фотографие продлила на пять месяцев уход от внешнего мира Бальдо, несмотря на все усилия, ему так и не удалось понять, кто Коппи, а кто Бартали. Это был очень сложный период в жизни Бальдо. Его комната была увешана картинками эротического содержания - честно говоря, это всегда было его слабостью. Он мог тринадцать раз подряд терзать незатейливый атрибут, что потом впоследствии привело к серьезному повреждению жизненно важного органа. Только смесь из взбитых яиц, сахара и вина, которую приготовила его мать, спасла его от этой напасти. Потихоньку Бальдо стал выходить из дома, дышать свежим воздухом, выполнять работу, не требующую особых усилий. Со временем к нему снова вернулись сила, вера в себя. В качестве доказательства приведем пример: вскоре он стал работником городской службы поддержания чистоты. Это было очень важным моментом в жизни Бальдо. Он в полном смысле этого слова мог ходить по улицам и площадям своей деревни. В глубине души он считал себя первым человеком на деревне, он испытывал нескрываемое чувство радости, когда проходящие мимо люди смотрели на него, узнавали, приветствовали. Именно в этот период у него появился первый автомобиль. Подержанный белый Фиат 500 . Для Бальдо это было третьим главным событием в жизни. Наметился непримиримый конфликт между ним, миром людей и миром машин. Со временем его пятисотка стала ему надоедать. Он попытался придать ей более человеческий вид, покрасив в желтый цвет колеса, а на дверцах стали красоваться цветочки и китайские пейзажи. Спустя некоторое время по воскресеньям Бальдо уже совершал с нами небольшие вылазки на 6-10 километров максимум, а потом неожиданно перестал. Потом он неожиданно для всех спрятал свой не имеющий аналогов Фиат в шалаше напротив своего дома, накрыл его старым покрывалом. Для него это было символом прощания со старым миром. И стоит все в шалаше белая пятисотка, с желтыми колесами, цветочками, китайскими пейзажами под старым покрывалом.
В один прекрасный момент Бальдо с головой окунулся в мир машин и новых технологий, а также в мир людей. Он еще реже стал выходить из дома. За последнее время его можно было встретить разве что по воскресеньям в компании простого мужика из его деревни там, у подножия Сибиллийских гор. Потом прекратились и эти встречи. Для этих двух простых людей наше так называемое цивилизованное общество, должно быть, казалось полным сумасшествием. Бальдо полностью посвятил себя миру животных, охоте, обработке земли - без особого рвения, правда, так как после того как у него умерла мать, он перенял все ее работы по дому и стал еще готовить еду. А это знаменитое блюдо Бальдо. Говорят, что он всегда готовил яичницу из одиннадцати яиц, один ее съедал. А вот его знаменитая плетенка из двадцатидевяти свиных сосисок. Его имение было для него и его отца, для дворняжек, для шестнадцати кошек, для восьмидесяти четырех голубей, для сорока двух уток, для шестидесяти восьми кур, для пятидесяти шести кроликов, для самых разных животных своеобразным убежищем. Между Бальдо и его животными образовался некий симбиоз, что их теперь можно считать единым целым. Они все реже выходили. Время от времени, конечно, Бальдо можно было увидеть в церкви - не будучи католиком, он ходил туда из чистого любопытства. А еще его можно было встретить в продуктовой лавке, когда он ходил за покупками. От всех его резко отличала манера говорить и специфический неприятный запах. Единственным праздником для него остался карнавал "Паничча". Раз в год он чувствовал себя главным героем и привлекал всеобщее внимание. В последние годы он готовится к этому празднику с особым рвением и заблаговременно, ведь на карнавале, предположительно, будет парад грузовиков и аллегорических фигур. В день карнавала на параде маршировали сделанные им всевозможные создающие шум инструменты, грузовики в огромном количестве. Бальдо же был в повседневной одежде, так он себя комфортней чувствовал. Еще одно мероприятие, на котором можно было встретить Бальдо, это свадьбы. Он всегда приходил на это торжество с аккордеоном и всякими безделушками, создающими атмосферу праздника. Проблема в том, что после его игры, в которую он вкладывает душу, он не в состоянии даже ходить. Да, Бальдо есть Бальдо. Прошло еще много времени, умер его старый отец. Бальдо приобрел еще более запущенный вид, его неповторимый запах стал действовать уже на его животных. Прошло сорок два года. Никто больше не видел Бальдо, никто не чувствовал его зловония, кто с ним знаком, с трудом вспоминает его лицо, а для молодого поколения Бальдо стал мифом или легендой.
Все еще стоит его дом в маленькой деревне у подножия Сибиллийских гор, живут звери. Но никто не смеет приблизиться к нему. Двадцать пять собак днем и ночью караулят его жилище, Бальдо не хочет ни с кем общаться, да и как-то неудобно идти против его желания. Кто-то утверждает, что время от времени из дома Бальдо доносятся звуки аккордеона, что видели в нем танцующую женщину необыкновенной красоты, в то время как все животные отдыхают, внемля прекрасным звукам. Но с восходом солнца все почему-то исчезает вникуда.