Я смутно помнил, как добрался до своей съемной квартиры.
Ввалившись туда, скинув плащ, которым прикрывал окровавленный жакет, не разуваясь, проследовал до ванной, и, тяжело дыша и включив воду, начал смывать с рук следы преступления. Размытая кровь стекала по белой раковине, заставляя любоваться этим малоприятным зрелищем, словно это была простая акварель. Тяжело дыша, я наклонился, плеснул холодной водой в лицо, и уставился на себя в зеркало.
Я уже давно перестал узнавать себя в этом осунувшемся бледном человеке. Человек смотрел на меня немигающими синими глазами, в которых погас задорный огонёк воли к жизни, словно укорял: "Посмотри на себя, на что ты стал похож!". "Скоро всё кончится" - я хмыкнул и провел по зеркалу мокрой ладонью, желая, чтобы отражение исчезло.
Теперь нет смысла жить дальше. Сулитерия убита, я отомстил ей за смерть Карси, вычеркнув злодейку из этого мира. Но, я и сам сейчас находился где-то на границе. Еще чуть-чуть, и распрощаюсь с бренной и глупой оболочкой, которая не смогла уберечь тех, кто дорог. Моя жена мертва, мой сын - тоже. Это - несправедливо. После всего, через что мы прошли, все заканчивается именно так!
Белые, как снег, волосы мокрой челки, липли ко лбу и заставляли моргать. А струйки воды, стекающие по лицу, смешивались со слезами. На лице отразилась гримаса боли, я чуть не упал, но вцепился в раковину, борясь с желанием разрыдаться.
В голове возник образ Сулитерии, которая смеялась, как дьявол, когда говорила мне о том, что приказала убить Марсика. Ей не было страшно, хоть она и видела, в какое бешенство привели меня эти слова, а в глазах у злодейки полыхал недобрый огонь. Наверное, она думала, что смерть от моей руки в ее ситуации, именно то, что и нужно колдунье. Это все, что Трегторф успела сказать, перед тем, как ее голова, отсеченная саблей, покатилась по паркету, а тело, в судорогах рухнуло рядом, заливая пол кровью, которая попала мне на ботинки...
Я больно ударил кулаком по зеркалу, но оно даже не треснуло, продолжая показывать мне ненавистную физиономию, лицо переполнялось отвращением к собственной персоне. Ничтожество. Глупое ничтожество!
Месть свершилась, целей, которые бы могли наполнить все мое нутро и отвлечь от этого раздирающего чувства потери, больше нет. Надо поставить точку. Больше ни в чем нет смысла. Жизнь посмеялась надо мной, и теперь мне остается лишь помахать ей рукой и перестать существовать.
Стараясь выровнять сбивчивое дыхание, я полез в шкафчик, который находился за зеркалом, и сжал в кулаке заветный пузырек. Ядовитое зелье, которое стащил из архива ДС. Выпьешь его, окажешься в холодной воде, сердце не выдержит, даст сбой. И - всё. Конец. Мысль об этом вызвала короткую улыбку, но через секунду это выражение соскользнуло с моего лица.
Дрожа, открыл крышечку, что удалось не сразу, и трясущейся рукой поднёс пузырёк ко рту. Я выпил прозрачную голубую жидкость, на вкус она оказалась весьма неприятной, словно неочищенный имбирный корень. Сейчас все кончится.
Карси, я хочу быть с тобой. Мне больше ничего не нужно. Карси... Зачем мне мир, в котором тебя нет? Пусть он рухнет в бездну. Это неправильный мир! Да, ты спасла его, но, какой ценой! Мы могли не доходить до этого, ты бы осталась жива, но, ты всегда отличалась желанием делать все быстро. А в тот день это стоило тебе жизни. И я не смог воскресить! До сих пор не понимаю, почему!
Да, это я виноват, что принёс из будущего эту зловредную сферу, которая убила тебя...
"Каждую из наших прошлых жизней, я умирала, и это разбивало тебе сердце. Я не хочу так больше" - однажды сказала ты, когда пыталась обосновать, зачем хотела сбежать и больше со мной не видеться. Одна гадалка напугала тебя пророчеством. Глупое проклятие, тянущееся шлейфом из прошлых воплощений, нависало над нами тяжелой гирей. Но тогда это казалось несерьезным, и я не хотел верить в подобную чепуху. А ты боялась, но не за себя. Уехав, ты думала, что я буду ненавидеть тебя, что ты сможешь загасить любовь. Но, это всё слишком наивно, верно? Ты опасалась того, что будет со мной, и хотела уберечь, но слабость не позволила тебе тогда уехать и бросить все. Какой же я был дурак! Но я бы не отпустил...
Судорожно вздохнув, посмотрел сквозь стекло пустого пузырька на лампу, висевшую над зеркалом, и бросил его в раковину, стекло разбилось, разделяя ёмкость надвое.
Наблюдая, как ванна наполняется ледяной водой, я чуть было не упал, почувствовав сильное головокружение, и осел на колени, справляясь с беззвучными рыданиями. Бездна, что же я с собой делаю? Почему всё зашло настолько далеко?
Как ни старался, но подняться на ноги не смог, тело переставало слушаться. Становилось все труднее двигаться, и, для того, чтобы пошевелить руками, приходилось прилагать титанические усилия, сонливость подкрадывалась и окутывала мозг приятным ощущением теплоты. Недолго осталось.
Карси, Марсик, я буду с вами. Я не оставлю вас одних.
Нужный уровень воды достигнут, я кое-как забрался в ледяную воду, прямо в окровавленной одежде, ударившись локтем о край ванны. Лёг, выпрямив ноги и обхватив своё тело руками. Вода касалась подбородка. Ужасный холод, пробирающий до костей. Больше нет сил бороться с сонливостью. Я закрыл глаза.
Теперь все кончится. Я больше не буду мучиться, из-за отчаяния, погружающего в бездонную пропасть, и неспособности смириться с тем, что случилось. Сейчас моему существованию будет поставлена жирная точка. Ледяная вода парализует тело, и я уже еле дышу. Глупое сердце еще пытается сопротивляться, однако бьется все слабее. Нужно потерпеть, ведь я, наконец, встречу тебя, Карси. Я не обещал, что буду жить дальше. Ты не сможешь осуждать за это...
Где тот свет, который так нужен в этом темном и страшном туннеле? Где он?
Темнота, холод, он ощущается каждой клеточкой моего тела, мысли спутываются, как в паутине, и, словно в тумане, я вижу твою улыбку. Я протягиваю к тебе руки, но ты отдаляешься, хмуришься, и качаешь головой, я вижу, как у тебя в глазах блестят слезы, и ты чуть слышно спрашиваешь:
- Почему?
Это слово легким летним ветерком доносится до моего уха и растворяется в небытии.
Я хочу ответить, что так больше не могу, вымолвить хоть что-то не получается, словно язык приклеился к нёбу.
- А как же Лютиция? - и снова твой голос, полный непонимания, я почти перестаю тебя видеть, но ты еще здесь.
Я знаю, мой отец позаботится о дочери лучше. Последнее время, после того, как меня вытащили из психиатрической клиники, где принудительно "лечили" депрессию, я почти не уделял ей времени. Меня пытались поймать и изолировать, думали, спятил, когда я хладнокровно убил ту женщину, пытаясь узнать у нее, где держат сына. Меня хотели посадить под замок те, которые считались до недавнего времени друзьями. Пришлось податься в бега, чтобы не быть схваченным и опять не отправиться в ту чертову клинику.
Меня били током, там, в клинике, персонал считал это нормальным. И я не мог сопротивляться. Беспомощность - она съедает изнутри, заставляет кричать, разрывая голосовые связки и биться в истерике, привязанным к кровати, в палате, когда тебе вводят какой-то сомнительный препарат, обжигающий вены. Я не мог сказать тем, кто приходил навестить, как врачи надо мной измывались, временно лишился дара речи.
Лютиции не стоит видеть меня таким жалким, пусть я лучше останусь для нее добрым папой, который всегда мог рассказать ей на ночь сказку и поддержать. Пусть лучше отпечатаюсь в ее воспоминаниях, чем стану тем, кого она будет стыдиться. Я уже совершенно другой человек, а от меня прежнего почти ничего не осталось.
Я исчезаю, как и ты, Карси. Твой образ распадается перед глазами сотнями тысяч маленьких светлячков.
- Забери меня, забери!..
Мой голос сорвался. А тебя уже здесь нет. И меня тоже больше не будет. Никогда.
Голоса, они что-то шепчут, все громче и громче, словно назойливые мухи, я ничего не понимаю, хочется отмахнуться от них, но руки не слушаются. Где я? Что со мной? Так ли это важно сейчас?
Я умираю. Вот так вот просто беру и умираю. Странно, что сейчас, это действие кажется таким лёгким. Не сложно. Совсем.
Я буду с тобой, Карси, там...
Боль и холод заглушаются, их почти уже нет, почти ничего не чувствую. Но, хорошо ли это?
Темнота. Волны, холодные волны какой-то реки несут моё тело вперед по течению. Тишина прерывается странным громким треском и грохотом, я не понимаю, откуда доносятся эти звуки, они слишком приглушенны, словно их источник - плохо настроенный радиоприёмник. На поверхность реки всплывают большие рыбы, показывая свои острые спинные плавники, они кружат вокруг меня, приближаются, словно хотят сожрать. Но мне все равно. Меня уже нет...
Я теряю способность что-либо соображать в этой непонятной какофонии из образов. Слышу чей-то голос, он зовет меня, кричит, как будто ему страшно. Но, почему он боится? Этот голос я не узнаю, да и не пытаюсь. Почему он кричит? Разве не понимает, что здесь, в этой реке с черной водой без запаха, среди хищных блестящих рыб, слишком спокойно? Пусть они проглотят меня, пусть сделают что-нибудь.
Смерть странная, очень странная, примеряет на себя дикие образы, приходит к своим жертвам в разных обликах, и не устает меняться.
У этих рыб вдруг вырастают длинные чешуйчатые руки, и одна из них, открыв свою устрашающую пасть, усеянную острыми зубами, грубо вцепляется мне в плечи своими тонкими пальцами и, с силой, встряхивает. Эта тварь называет меня по имени, она кричит мое имя мне в лицо, из ее пасти вырываются еще какие-то слова, но я их не понимаю. Она хочет вытащить меня отсюда, но я не хочу. Мне слишком долго было больно, а теперь мне никак - это лучше. Пусть оно так и остается, мне не нужен свет в том мраке, куда я упал. Мне никак, и это лучше, чем больно...
Рыба не хочет отпускать, она куда-то тянет, я пытаюсь сопротивляться, но шевелиться не получается.
- Убирайся, - мне с трудом удалось открыть рот и пошевелить языком, чтобы сказать ей это, но не услышал своего голоса, лишь в рот попала черная вода из реки, и я закашлялся.
- Что ты наделал, дурак! - голос рыбы надоедает, она осуждает. - Не смей умирать!
Я вижу ее черные бездонные глаза, в которых нет никаких эмоций, ее пасть широко открыта, сейчас она проглотит меня. Этот голос, что укоряет - принадлежит не ей, она лишь хочет меня сожрать, а я не сопротивляюсь. Но, откуда тогда он появился? Что надо здесь этому голосу? Зачем он нашел меня, зачем пытается напомнить, что я еще не растворился в этой темной бездне, для чего?..
Сейчас сомкнется пасть хищника и проглотит свою жертву.
Миг, вспышка света - и рыба пропадает, да и река вокруг - тоже. Ничего нет, а меня куда-то тащат. Картинки исчезают, и больше не появляются.
- Не надо, - пытаюсь сказать этому голосу, но тот не слушает, он хочет меня спасти.
А дальше - я перестаю с ним бороться, проваливаясь в забытье...
***
Свет. Много света. Он пробивался сквозь закрытые веки, но даже так казался очень ярким и заставлял глаза слезиться. Я на чем-то лежал, под головой что-то мягкое, похожее на подушку. Пальцы пошевелились и нащупали ткань одеяла, которым я был накрыт. Голова очень болела, кружилась, и казалась слишком тяжелой, чтобы ее приподнять.
Ещё раз пошевелив пальцами, я вдруг понял, что дышу, что ощущаю, как сердце чуть слышно колотится "тук-тук, тук-тук, тук-тук". Дышать было больно и трудно, в легких ощущалась резь, словно там скопилась паутина, а паук, который её сплел, пытался проковырять себе путь наружу.
- Жив, - эта догадка полоснула больнее ножа, и, я открыл глаза, ощущая, как сердце болезненно ускоряет свой темп, а резь в легких стала сильнее, заставляя кашлять. Казалось, будто легкие кровоточат, заполняя грудную клетку.
Первые минуты три, задыхаясь, я не мог вымолвить и слова, все порывы что-то произнести останавливались диким кашлем, раздирающим лёгкие.
Юлиан Мраковский сидел передо мной на стуле, весь бледный и взволнованный. Закатанные рукава его серой формы ДС были все мокрые, да и на груди виднелось большое мокрое пятно. В тёмно-карих глазах спасителя читался испуг, а на лбу выступили капельки пота.
- Хвала Случайности, я успел! - наконец, выпалил он, радуясь тому, что я пришел в себя. - Как же ты меня напугал!
Я отдышался, и, чувствуя в желудке мерзкую тошноту, все-таки вымолвил, голос был хриплым:
- Как ты сюда попал?
Случайность забери, как этого идиота сюда занесло?
- Мне пришлось выломать дверь, - ответил он, несколько виновато, - да ты еще и магией ее заблокировал, что усложнило дело. В общем, вытащил тебя из ванной, вколол раствор из аптечки первой помощи, там говорилось, что он помогает от ядов... А читать я, хвала Случайности, еще не разучился.
Юлиан издал нервный смешок и неуверенно заёрзал, деревянный стул под ним скрипел. Хозяева, что сдавали эту квартиру, не завезли сюда новой мебели.
- Зачем тебя вообще принесло? - буркнул я, сердито на него глядя. Каждое движение отдавалось болью, и я решил, что приподнимать голову с подушки сейчас - плохая идея, тем более, меня штормило.
- Как это, зачем? - нахмурился Юлиан, - А, что я должен был подумать, когда ты мне позвонил и отчитался, что убил Сулитерию...
- Что я ее убил, ничего более...
- Ты говорил это таким голосом, что стало ясно - если сейчас же не ломанусь к тебе, может случиться беда. Я ведь по тону понял, что хочешь сделать. Ведь ты уже пытался однажды!
Тут я не выдержал и резко присел, собираясь высказать ему всё, что думаю по этому поводу, но, при этом, меня закружило, в глазах заплясали мошки, я чуть не потерял ориентацию в пространстве, рискуя упасть с дивана. Но Юлиан оперативно поймал, предотвратив падение, и уложил обратно на подушку, накрыв одеялом.
- Тебе нельзя вставать.
Моё тело еще оставалось холодным, после ледяной ванны, я чувствовал озноб и дрожал, сердито глядя на Юлиана. Тот думал, что поступил здраво - сделал благородное дело, что предотвратил мой суицид. Чертов герой! Я не нуждался в спасении!
В горле возник болезненный ком, обида переполняла меня. Жизнь несправедлива. Она лишила всего, а теперь не отпускает. Моя душа прилипла к телу, словно к клейкой мухоловке, подвешенной к потолку. Я вырывался, вырывался, как уставшее насекомое, сломавшее крыло, - и без толку.
- Не нужно было спасать, - с обидой процедил я, насупившись.
Ненавижу этого Юлиана, который весь такой правильный. Нужно было убить его тогда, когда он меня выследил и явился, чтобы сказать, как сильно хочет помочь найти виновных в смерти Карси. А я тогда со злостью накинулся на него, мы бились, я прижал его к стене, ранил в плечо, собираясь нанести последний удар. Но Мраковский сумел убедить оставить его в живых, что не собирается выдавать меня ДС, он даже не боялся, хоть и видел, как я прямо в его присутствии убил невинную женщину, посчитав за пособницу тех, кого выслеживал. Да и, признаться честно, тогда его помощь была необходима, ведь он, в отличие от меня, не стал изгоем, и у него имелись связи, которые я безжалостно от себя оторвал.
- Думал, я дам тебе помереть? - поморщился он, вставая со стула и проходя до кухни.
Там он открыл шкафчик, где лежала посуда, достал чашку, затем, быстро налив воды из кувшина, вернулся ко мне и, наклонившись, протянул ее.
- Держи, тебе нужно больше воды, чтобы вымыть из организма оставшиеся токсины.
Его голос излучал такой заботливый тон, что меня это взбесило.
- Засунь себе эту кружку, знаешь, куда!.. - я снова закашлялся, пытаясь приподняться, и поморщился от острой боли, казалось, будто ребра впивались в легкие. Странно, что вообще могу дышать. Воздуха не хватало, приходилось делать более глубокий вдох, сопровождающийся нестерпимой болью. Я задыхался, словно астматик.
Но Юлиан уперто возвышался перед диваном, собираясь заставить взять кружку. На его лице читалось сочувствие. Он хотел помочь, но знал, если вызывать врачей, они, скорее всего, меня выдадут, люди из ДС примчатся сюда и изолируют, как самого опасного преступника. Даже странно, что когда-то они были моими союзниками.
Я сумел присесть, головокружение не прошло, удержать равновесие было практически нереально.
Обидно. Я за это короткое время совершил много плохих вещей, был одержим жаждой мести, и не замечал ничего вокруг. Кровь застилала глаза, а в мозгу стучала лишь одна мысль: "Они поплатятся!". Я даже свою дочь игнорировал! Не пришел на ее первое сентября, когда она первый раз отправилась в школу. Когда я еще не был убийцей, отец пытался образумить, донести то, что Лютиция грустит, и ей нужно внимание, но я слышать ничего не хотел.
Теперь уже поздно. Я разрушил все то, что еще держалось на плаву - безжалостно потопил своими яростными действиями.
- Пей, - кратко потребовал Юлиан, протягивая кружку к моему лицу.
- Отвали, - попытался отмахнуться я, но, это было чревато падением.
- Пей, или я насильно в тебя это волью! - насупился наш герой.
Кружка уткнулась мне в нос.
Почему до него еще не дошло, что не хочу жить. Этот мир противен. Я ведь не живу, а лишь существую, как глупый серый сгусток.
Словно механическая кукла, я приподнял руку и взял кружку, крепко схватив ее пальцами. Руки тряслись. Вода грозилась пролиться.
- Так лучше, - кивнул Юлиан, но на его лице присутствовал оттенок грусти.
Я не спешил отпивать. Оставаться в сидячем положении было трудно, но я с упорством не хотел ложиться.
- Просто, уйди.
- Нет, - отказался брюнет, бросив подозрительный взгляд, и присел на свой скрипучий стул, - если я уйду, ты снова попытаешься себя убить.
Я одарил его взглядом, полным ненависти. Он не сможет дежурить здесь вечно.
Теперь, когда мстить больше некому, болезненная пустота на душе только усилилась. А сегодня мне сказали, что мой сын мертв.
В глазах затуманилось, и я чуть не выронил кружку, расплескав немного воды на диван. Юлиан потянулся ко мне, чтобы помочь, но затем замер.
- Ты будешь жить, - сказал он. Эта фраза звучала, как приговор.
- Не заставишь.
У меня по щеке скатилась слеза.
- Заставлю, - насупился Юлиан. - Хватит себя разрушать!
- Они убили моего сына! - не сдержался я и прикрикнул. - Он мертв, понимаешь!
Хотелось зарядить этой кружкой ему в лоб.
Мой сын, Марсик, никогда не пойдет в школу, никогда не влюбится, никогда не поступит в университет. Его лишила жизни Сулитерия, она не сжалилась над ребенком, которому всего шесть лет. Ее не остановило то, что это - маленький беззащитный мальчик, и что он, как и любой нормальный ребенок, мечтает вырасти.
Сегодня мне сообщили, что его больше нет.
Бездна, кажется, я был в шаге от того, чтобы разрыдаться. Снова.
Сидел перед Юлианом на этом чертовом диване и пытался побороть нахлынувшие чувства. Головокружение, боль в сердце и легких, тошнота - это все не заглушало отчаяние.
Пусть оно все рухнет в Недосягаемость! Так быть не должно! Сначала лишили жены, теперь - сына. Пропади всё пропадом!
- Ты видел его тело? - обеспокоенно спросил Мраковский, наклонившись поближе.
Я нервно помотал головой, боясь, если начну что-то говорить, то не выдержу, и впаду в истерику.
Мраковский аккуратно положил мне руку на плечо, и пристально глядя в глаза, как добрый дядя Айболит, сказал:
- Значит, он жив.
Я дышал глубже, справляясь с эмоциями. Резь в легких была невыносима.
- Если никто не подтвердил, значит, он жив. Может, тебе специально это сказали, - говорил Юлиан, не убирая руки с моего плеча.
- Я не... - всхлипнув, я нервно помотал головой, от чего она еще больше закружилась, - не знаю.
Последнее слово произнес на выдохе.
Да, может быть Юлиан прав. Но ведь Сулитер говорила убедительно. Она сказала, что лично видела, как убивали моего сына, описывала это в подробностях.
- Мы его найдем, - пообещал Юлиан, словно был нянечкой в детском саду.
Дальше я не выдержал и заплакал. Напряжение высвободилось, словно лопнувшая струна.
Юлиан аккуратно пересел ко мне на диван и взял за плечи, стараясь успокоить. Это прикосновение теплых ладоней было мне неприятно. Словно, он не коснулся меня, а дернул током.
- Все будет хорошо.
В ответ на это, я лишь истерично замотал головой, и его руки подстраховали меня от падения.
- Знаешь, я ведь обещал ей, - начал Юлиан, он долго не решался сказать об этом, - что позабочусь о тебе.
Я посмотрел на него, не желая верить в это. Значит, Карси знала, на что идет. Значит, она заранее приготовилась к тому, что не выживет!
А потом к отчаянию добавились злость и обида, ведь получалось, что Юлиан - последний, кто видел Карси живой. Я знал, что он помогал ей пробраться на крышу "Бриза", но до сих пор не понимал, почему этот идиот не остановил ее. Ведь, если бы он так сделал, то беды можно было избежать. То есть, Юлиан заведомо вел ее на гибель, представляя, чем может все кончиться.
- Ты ее не защитил, - сказал ему я, сквозь слезы, осуждающе.
- Она хотела спасти нас.
- Но, если бы ты ее остановил!..
Юлиан дернулся, убрав от меня свою руку, в глазах Мраковского читалось непонимание и боль. Он нервно поднялся с дивана и начал ходить туда-сюда, стараясь не смотреть на меня. Его движения были резкими:
- Думаешь, я знал, чем это обернется? - проговорил он, теряя притворное спокойствие и взъерошив пальцами правой руки волосы на затылке.
- А, что - нет? - зло отозвался я, один вид этого гордого, напыщенного идиота, выводил меня из себя. Руки тряслись, и я с трудом удерживался от того, чтобы не броситься на него. Все-же, не в том состоянии был. Сейчас не мог с ним тягаться ни магией, не физической силой.
- Ты не понимаешь, - горько произнёс он. Солнце светило Юлиану в спину. На улице была удивительно-хорошая погода, с пушистыми белыми облаками на чисто-голубом небе, которая не сочеталась с тем напряжением, давившем на нас в этой комнате.
- Объясни! - потребовал я, взмахнув рукой.
Этот жест, на который ушло много сил, заставил потерять равновесие, голова окончательно закружилась, и я свалился с дивана, уронив кружку рядом с собой и вылив всё содержимое.