Джордж стоял на краю крутого холма и смотрел на небольшой городок, там, внизу.
Затем вздохнул и отправился по единственной дороге, ведущей вниз.
Вокруг проплывали валуны, какие-то растения, иногда даже что-то, похожее на кактусы.
Джорджа они не интересовали.
Очень спокойно, в то же время, взрываясь изнутри каждый миг, он спускался туда, иногда сверяясь с картой, которую, впрочем, он уже успел выучить почти наизусть.
За изображением городка, еще дальше, километрах в полутора, на карте стоял небольшой крестик.
Все началось несколько месяцев назад. Как обычно, Джордж стоял за прилавком небольшого магазина, торгующего всякой всячиной, от комиксов и перочинных ножей до консервированных овощей.
Джордж именно стоял. Он предпочитал проводить рабочее время стоя, читая взахлеб книги не очень популярных сейчас авторов. Диккенса или Байрона, например. У всех свои странности.
У Джорджа это были именно книги, да не абы какие. Он обожал английский язык в его самой классической, не американизированной версии. И ему резал слух любой акцент, особенно местный, техасский. Он его ненавидел.
Все эти грубоватые артикуляции, проглоченные окончания, упрощения, скрадывания целых созвучий любимого им английского.
Чтение классики было музыкой для его глаз, если бы музыку, конечно, можно было бы увидеть глазами.
Местные, конечно же, ничего не подозревали об истинном отношении Джорджа к звукам, доносящимся из их ртов, пробивающих толщу окружающей среды и тяжелой наковальней падающими на барабанные перепонки ценителя классической английской речи.
Джордж молчал, вежливо отвечал по делу, например, сколько стоит вон тот нож со скидкой ( 20% , если берешь вместе с зонтом), кивал, улыбался.
Он жил в своем мире. Герои которого выражались исключительно высокопарно и имели благородные, высокие мотивы под любым своим действием.
Особенно он любил тонкий английский юмор, вершиной которого Джордж считал историю про тех, троих в лодке ( не считая собаки).
Иногда он пытался ввернуть какую-то остроту в разговор о количестве банок консервированной рыбы в упаковке, но его мало кто понимал.
Джордж довольствовался и этим. Его интересовали лишь его книги.
Сюжеты, которые там разворачивались, занимали его разум, а герои романов и повестей были лучшими друзьями.
Их победы были его победами, их поражения, тревоги и печали переживались им как свои.
Джордж давно смирился с тем, что его мало кто поймет в это мире кроме таких же гиков, повернутых на чем-то.
Впрочем, гики мало его интересовали, как и люди в принципе.
Джордж принципиально не участвовал в общественной жизни своего городка.
Здоровался с прохожими, соседями, друзьями по школе.
Однажды заступился за мальчугана, ставшего жертвой каких-то уличных драчунов.
По случаю, участвовал в собраниях, посвященных каким-то бытовым вопросам.
В какой цвет красить мусорные баки, чтобы отпугивать енотов, например.
В тот день, как раз избегая очередного такого собрания, он задержался на работе.
Полки были в порядке. Сувенирные головы индейцев покачивали перьями в такт дуновению ветерка из открытого окна.
Матовые поверхности банок с соком тускло отражали свет дежурной лампы.
Джордж, поглядывая на большие настенные часы, уже собирался заварить себе чаю, когда на улице вдруг раздался резкий крик.
Джордж замер. Его мысли были поглощены приключениями бравого бригадира Жерара, описанного Конан Дойлем в его малоизвестной трилогии. Внешние звуковые раздражители в этот сюжет не вписывались.
Джордж осторожно подошел к окну.
Как будто бы ничего не изменилось. Несколько машин стояли в ожидании сигнала светофора. Скучающие мамаши неспешно толкали свои коляски, обмениваясь сплетнями из вечернего телешоу.
И вдруг, Джордж увидел небольшое красное пятно, прямо на асфальте, прямо под окном.
Чуть скосив взгляд, проследив тянущийся от пятна прерывистый след, состоящий из таких же, небольших красных пятен, Джордж увидел сидящую на пороге его магазина очень изящную брюнетку. В руке у нее была банка краски.
Судя по всему, девушка несла ее кверху дном, крышка в какой-то момент не выдержала и часть содержимого пролилась на асфальт, на брючный костюм незнакомки и подолжала стекать вниз, образуя причудливый узор из маленьких капель, капель побольше, целых струй…
Джордж зачарованно уставился на эту картину. Словно завороженный, он смотрел как капли красной краски укладываются на асфальт вокруг ног этой неизвестной девушки.
Отчетливых картин в этих узорах Джордж не видел. Просто он забыл на какое-то время абсолютно обо всем. И о самом времени. Он просто смотрел.
Наконец, это наваждение закончилось и ему каким-то чудом удалось оторвать взгляд от кроваво-красных узоров на асфальте.
Он поднял глаза на девушку. Та, увидев это, самым очаровательным образом сморщила носик. Невинно, слегка растерянно, немного удивленно и очень обаятельно. Всех ингридиентов было в самый раз.
Именно столько, сколько было необходимо для приготовления того блюда, которое придется по вкусу Джорджу.
И, конечно же, он его с аппетитом проглотил.
Ему стало немного стыдно, что он пялится как последний остолоп на дурацкие лужи краски, вместо того чтобы предложить свою помощь.
Джордж подошел к двери и широко ее распахнул. Дар речи к нему пока не вернулся. Он суетливо подвинулся, позволяя неожиданной гостье зайти внутрь.
Однако, та не спешила воспользоваться приглашением. Она отошла чуть в сторону, не выпуская банки из рук, пристально глядя на Джорджа.
Тот даже сам не особенно придав этому значения, тем не менее удивился внимательности этого взгляда.
- Сюзан. Неожиданно мягким голосом произнесла девушка.
Она была относительно невысокого роста, на полторы головы ниже Джорджа.
Ее голос прозвучал для него неожиданно приятно.
В нем отсутствовала привычная для этих мест резкость, словно грубый рамкой окаймлявшая обычные для местных звуковые сочетания.
Он звучал очень цельно. В нем были и намеки на далекие путешествия, и на благородное происхождение и, что совершенно сразило Джорджа наповал, в нем звучал совершенно отчетливый британский акцент.
Хотя акцент , сам по себе, явление постороннее. Он появляется как примесь, как нечто словно краситель или усилитель вкуса, не свойственный для какого-то натурального продукта.
Здесь же он звучал абсолютно естественно и Джордж вдруг за доли секунды понял все то, что было неестественным в его речи, в речи окружающих людей, в теленовостях и, даже, казалось бы в аутентичных английских ситкомах.
Джордж вспоминал этот момент, спускаясь по извилистой дороге вниз, с холма, видя лишь одну цель перед собой. А тогда…
А тогда, в тот день, он просто отошел, жестом приглашая гостью зайти.
Та, наконец выбросив банку с краской в урну, зашла в магазин, легонько задев Джорджа плечом.
Он почему-то вздрогнул, будто что-то холодное и скользкое, невидимое как при купании на глубоководье, задело за руку и снова скрылось где-то в темноте.
Сюзан вошла внутрь и эффектно обернулась вокруг своей оси.
- И где у вас тут можно руки помыть.?
На этот раз она звучала очень смущенно, как человек волею случая оказавшийся в трудной ситуации.
Джордж, нервно сглотнув, указал в сторону служебного помещения. Он не сразу понял, что Сюзан какое-то время ожидала, чтобы он ее сопроводил, но не дождавшись, отправилась искать туалет в одиночестве.
Джордж на ватных ногах вернулся за прилавок и уселся на высокий табурет. Под потолком тихо качалась от ветра небольшая лампа.
Несмотря на солнечный день, внутри магазина было довольно темно. Джордж никогда не обращал на это внимания, но сейчас отчего-то ему это стало хорошо заметно.
Он отпил из своей керамической кружки немного чая.
Но вместо вкуса напитка, ему вдруг бросилось в глаза небольшая выбоина на ручке чашки.
Джорджу немедля захотелось ее выкинуть, жуткий стыд за темную комнату, убогую чашку, пыль по углам, собственную обувь , за молчание и другую неловкость полностью захватили его разум.
Ему хотелось выбежать из магазина и никогда больше сюда не возвращаться, бежать хоть на край земли, но никогда не останавливаться, пока сердце бьется в груди, а воздух наполняет легкие.
Сюзан тем временем вышла из служебного помещения и недовольно оглядывала свои руки. Рукава ее розового жакета волшебным образом очистились от краски. Но на руках оставались красно-бурые пятна.
Наконец, бессильно всплеснув руками, словно отчаявшись привести себя в порядок, она воскликнула
- Так как вас зовут? Видите, как бывает. Рукава чистые, а руки уже не отмыть.
Джордж, парализованный отчаянием, что гостья никогда не уйдет, выдавил из себя
- Я Джордж.
- Прекрасно, Джордж. Хорошее имя.
Не дождавшись ответа, она продолжила говорить. Ее голос странным образом действовал на Джорджа.
Он почти не слышал слов, но хорошо слышал саму речь, звук ее голоса.
Словно крыса дудочника из Гаммеля, он забыл обо всем. О долбаной чашке и темном магазине, о миллиардах маленьких тревог и фрустраций, о своих проблемах и всем остальном.
Иногда Сюзан делала паузу и Джордж что-то невразумительно мычал.
Конечно, он абсолютно не понимал, что Сюзан видит его насквозь и мастерски ведет туда, куда ей нужно.
Для нее эта игра приходила в разных декорациях не первую сотню лет. С разными людьми, в разные эпохи, в разных местах.
Словно неплохой шахматист, передвигая пешку в дебюте, она уже примерно представляла развитие эндшпиля.
А тем временем, она продолжала болтать, рассказывая Джорджу то, что и сама не особенно слушала.
О домике в Чарльзтауне, здесь, неподалеку. О своей работе над книгой об античном искусстве, об огромной картине, для завершения которой ей и понадобилась краска.
Мягко подводя к тому, что машина оказалась в ремонте, а из-за необходимости добираться своим ходом, она и оказалась здесь, перед Джорджем в такой неловкой ситуации.
Джорджу не оставалось ничего, кроме как предложить свою помощь и довезти Сюзан сначала в магазин за новой банкой, а затем – домой.
Та не преминула согласиться.
Джордж, уже более расслабленный от того, что ему оказывается не нужно много говорить, вел машину, но конечно же все его внимание было поглощено пассажиркой.
Та продолжала говорить, рассказывая подробности своей несуществующей биографии. То она рассказывала о своей деятельности на посту организации вечеринок в Камбодже, то рассуждала о ситуации в Тибете, между ламами и китайскими властями.
Но они оба понимали по-своему, что важен только голос, который звучал, звучал, звучал.
А потом, конечно, был секс. Но сначала банка с красной краской чуть не выскользнула у Джорджа из рук, когда он поднимался в квартиру Сюзан.
На пороге своего дома она чуть замолкла, показав Джорджу свою истинную суть. Таков был договор, пусть даже одна сторон и не догадывалась, что его подписывает.
Джордж, естественно, ничего не заметил.
Не увидел что-то древнее и очень уставшее. Серое, хмурое, голодное. Но ничуть не сомневающееся в своем способе выжить.
Хищные, чуть заостренные черты человекообразной морды. Огромные желтые глаза и издевательский, хотя в чем-то трагичный оскал.
И крылья, заметно выступавшие из-за сутулой спины.
Сюзан улыбнулась. Аккуратнее, Джордж. Не то придется ехать еще раз.
Она открыла дверь и вошла первой, включив несколько торшеров в прихожей.
Джорджа уже второй раз за пять минут пробрал озноб, хотя майский вечер был довольно теплый.
Несмотря на то, что студия, куда его привела Сюзан, выглядела вполне светло и опрятно, на секунду им овладело ощущение что вокруг очень темно, а воздух очень сперт. Будто здесь только что забили какой-то скот и запах влажной теплой крови вперемешку с испарениями страха обволакивает каждый дюйм пространства.
Джордж не был ясновидящим, но его впечатления были недалеко от истины. В иллюзии трехмерного мира от человека бывают скрыты всякие вещи, странные и разные.
Неожиданно для себя он сделал три шага вперед и поставил банку с красной краской на деревянный пень, стилизованный под тумбу. Выглядел он так, будто ему не одна сотня лет.
- Осталось от прежних хозяев . – неожиданно сухим голосом произнесла Сюзан. Затем, вдруг что-то вспомнив, словно отвлеклась от каких-то тяжелых мыслей. – Будешь кофе?
Они очень мило болтали несколько часов. Джордж, вдруг разом избавившись от всех странных впечатлений дня, предложил сходить за вином, но у Сюзан, оказывается, было несколько бутылок, оставшихся после недавней выставки.
Джордж был бы сильно удивлен, если бы узнал, что любое необходимое ему за пределами этой комнаты, появилось бы тут же под самым благовидным предлогом. «Чистая случайность». Даже носки королевы Англии, маринованные в ежевичном соусе.
Все, что угодно, лишь бы он не покидал квартиры. Но он уже и не мог. И не хотел.
Джорджу вдруг стало очень хорошо. Было ли это выпитое вино, неожиданное приключение, приятная девушка напротив, что именно – это было уже неважно.
Его даже не смущали навалившиеся откуда-то странные видения.
Словно на холсте с нарисованным костром на доли секунды появлялись дырочки и в них проглядывала какая-то другая реальность.
Так и ему виделись какие-то люди, собравшиеся при свете масляных ламп в каком-то грязном доме, где на полу валялось сено… Или зрелище пожара, пожирающего дома, деревья, людей.. Или какая-то маленькая черноволосая девочка, вычесывающая гриву у холеного гнедого коня..
Сюзан очень оживлялась в эти моменты. Она, конечно, понимала, что скоро иссякнет ее сила показывать мираж современной комнаты, да и еще на третьем этаже оживленной улицы, вместо того места, где они на самом деле находились.
И она перешла к делу. Джорджу, конечно, казалось, что это он, мужественно перешагнув свои страхи и сомнения, обнял Сюзан, приблизился губами к ее лицу, а затем мягко раздел.
Конечно, все было иначе. Джордж уже давно утратил большую часть своей воли. У него было одно право – высказать желание и уйти. Но он и не собирался им пользоваться…
Джорджу казалось, что он трахается одновременно со всеми женщинами, девушками и даже девочками, которые ему когда-то хоть чуть-чуть нравились. Каждый раз когда ему казалось, что он достиг вершины, выше которой по лестнице кайфа забраться уже невозможно, появлялось новое плато где-то там и дорожка к нему…
А потом, он проснулся у себя дома. Как он сюда попал?
Джордж не помнил. Машина стояла под окном, на часах было 8 утра…
Джордж пил утренний кофе и силился упорядочить в голове события минувшего дня. Очень болел лоб, неужели от выпитого вина?
Что же вчера с ним произошло?
Странная девушка, неловкость, он вызвался помочь и оказался у нее в постели. А что дальше? Как он попал домой? Увидит ли он Сюзан снова?
Джордж, к своему удивлению, не мог даже вспомнить, где она живет. Не мог вспомнить одно, второе, третье. Словно отрезало.
Ему было пора собираться на работу. Джордж даже погладил рубашку, но вдруг вспомнил, что сегодня выходной.
Тем не менее, он зачем-то побрел к своему магазинчику. Улицы, залитые чуть теплым майским светом, были полупусты.
Ненадолго его внимание привлекли парень с девушкой, пристально разглядывающие непонятный предмет, наполовину достав его из рюкзака. Джордж мимолетом отметил, что в город снова приехал какой-то Розарио со своей выставкой диковинок, о чем возвещала аляповатая вывеска.
То тут, то там по улицам гуляли ленивые кошки, мамы с колясками, стайки детей, шумно обсуждавшие последний выпуск вчерашнего радиошоу, где пытались вывести на свет божий правду о вызывателях дождя, снова набирающих популярность в южных штатах.
Джорджу это все было неинтересно. Сейчас его интересовало лишь то, что было вчера.
Подойдя к магазину, возле которого Сюзан, поливая все красной краской, вызвала его на контакт, он с удивлением обнаружил, что хаотичные брызги складывались во вполне читаемую надпись на каком-то неизвестном ему языке.
У Джорджа неприятно похолодело внутри. Сбегав и одолжив фотоаппарат у знакомого, живущего неподалеку, он сфотографировал эти странные буквы.
Там, где он впервые увидел Сюзан, слова располагались в два ряда полукругом.
Duabus sororibus nati placitum diei horam. et ovis et lupus. et quis est?
Раздобыв наудачу англо-латинский словарь, Джордж смог прочесть :
Две сестры, рожденные в условный день и час. Волк и овца. Кто есть кто?
А там, где они стояли и разговаривали, слова образовывали практически идеальный квадрат. Это тоже был латинский, правда с ошибками.
Будто переводил человек, очень плохо знающий этот язык, Джордж даже было подумал, что это какой-то автоматизированный перевод, но об автоматических переводчиках он никогда не слышал. Да и как это могло бы быть?
Как бы там ни было, надпись гласила:
Agnum invenit se in cinere. Hoc est caritas.
Что в переводе Джорджа означало
Овца попадает в пепелище. Это любовь.
Джордж в задумчивости вернулся домой и уселся в любимое кресло. Отчего-то оно его больше не грело.
****
Шел дождь. Хмурые тучи рваными лоскутами скользили по пустоте бесконечной небесной синевы, силясь заполнить ее беспросветно, но пока не получалось.
Кое-где мальчишки развлекались, шлепая резиновыми сапогами по лужам.
Над городом появилась радуга, изумительной аркой украсив панораму сонного субботнего городка.