Я навсегда запомнил тот день, когда впервые увидел ее - мою первую и единственную любовь. Настоящую любовь, которую пронес через всю свою жизнь, которая жива во мне и поныне...
Я был тогда еще совсем ребенком; сидел дома, с тоской глядя на солнечный зайчик, играющий на обоях. А на улице была весна, откуда-то доносился смех счастливчиков, а мне не разрешали выйти на улицу после болезни. Случилось так, что я ненадолго остался один, без присмотра, и тут же этим воспользовался - распахнул окно и выглянул в сад. И сразу голова закружилась от глотка живительного, наполненного ароматами сирени, воздуха. Это я сейчас могу описать тот запах, в котором аромат сирени мешался с запахом нагретой земли, молодой листвы и самого солнца. А тогда? Тогда я просто впитал его каждой клеточкой своего сознания, чтобы потом, именно он, всплывая в памяти, наполнял меня: то ли ожиданием чего-то несбывшегося, то ли воспоминанием безвозвратно ушедшего, волновал, тревожил душу, но оставался неосознанно-неуловимым. Как дежавю...
Вот в тот день я и увидел ее... Маленькую девочку в беленьком платьице, с льняными кудрями, в которых запуталось солнце. Будто легкое облачко опустилось на землю. Хлопнула входная дверь, я быстро закрыл окно, бросился в кровать, укрывшись с головой одеялом, и продолжал видеть ее. И никто уже, никогда, не смог меня разлучить с нею. Она навсегда поселилась в моем сердце. Я видел, как она росла, превращаясь из девочки в девушку. Мы были с ней почти неразлучны. Самыми прекрасными были ночи, когда все стихало, когда никто не мог помешать нам наслаждаться друг другом. Мы не любили шумных улиц, я увозил ее в лес, и там, слыша лишь шум листвы, мы оказывались в своем, принадлежащем, только нам двоим, мире.
Как же мне хотелось, чтобы так было всегда... Но, увы. Мы оба прекрасно понимали, что это невозможно. Я полностью принадлежал ей, а она... Она - нет. И, когда понимание этой невозможности с полной силой вторгалось в мой мозг, я сбегал от нее, пытаясь, раз и навсегда, порвать эту нить, забыть и... забыться.
И, однажды, в моей жизни появилась другая - моя законная, Богом данная, как мне пытались внушить, жена. Та, которая и заставила меня на время забыть первую любовь. Которая полностью захватила мое воображение, закрутила в водовороте страсти, удовольствия, страдания, страха, любви... Казалось не было ни одного чувства, которое она не дала бы мне испытать. Прекрасная, манящая, непредсказуемая... Она крепко держала меня в своих руках: то нежных, то невыносимо жестоких. Сколько времени, потеряв голову, я упивался ей? Забыл ли я ту, первую? Да, но... лишь на время. Я не вспоминал о ней, когда мне было хорошо, но когда становилось невыносимо - я... возвращался к ней. И она меня принимала. Нежная, милая, дарующая покой, но... все так же недоступная. Я не винил ее за это, не упрекал, ведь это был мой выбор, я ведь знал, на что шел, отдавая ей свое сердце и душу.
Моей жене такое положение вещей не нравилось. И как я это не таил от нее, она все равно знала о существовании своей соперницы. Но как женщина мудрая, она не упрекала меня, а начинала делать все, чтобы отвлечь меня от моей возлюбленной, увести в мир, в котором мысли становились тягучими, а душа пустой... Я любил ее и ненавидел. Сколько раз я хотел бежать от нее, бросить ее, даже... убить. Уйти из ее цепких рук. И... сбегал... к той, единственной. Да, я понимаю, что это была слабость, может быть, даже - трусость.
Шли годы, и постепенно я смирялся со своей женой, все реже и реже вспоминая свою любимую... И, странно, моя половина растратив свою красу, стала более терпимой ко мне, а, может, и я к ней. Я видел, как она постарела, поскучнела. Она уже не вызывала во мне тех противоречивых чувств, как это было прежде. Или я просто привык к ней со временем? Иногда, вспоминая прожитые годы, вспоминал и то, что она дала мне пережить, вспоминал и свою безумную, взахлеб, любовь к ней, и жгучую ненависть, и грустно улыбался, глядя на то, во что она теперь превратилась. Куда делась ее яркость, где прежняя пленительность, где стервозность?.. И когда равнодушие уступало место безудержной тоске, то тогда... тогда я вновь возвращался мыслями к той, единственной. И душа снова оживала. Радостью, волнением, болью... Виделись ли мы с ней? Да, но так редко и так коротко, в основном весной, когда зацветала сирень. Она почти не изменилась, а ее глаза сияли все той же чистотой ясного, весеннего неба. И глядя в ее глаза, как в зеркало, я видел себя: то юношей, а то тем маленьким мальчиком, который однажды нарушил запрет и открыл окно.
То что я сейчас скажу, может. кому-то покажется кощунством... Иногда я хотел, чтобы ее не было, чтобы она умерла. Но куда чаще молил о том, чтобы она жила вечно, всегда, даже когда меня не станет...
Вот так - любить одну, жить с другой и... быть любимым третьей. Я не оговорился. Недавно моя половина призналась мне, что ее родная сестра неровно ко мне дышит и давненько следит за мной. Что ж, это не стало для меня неожиданностью. Не могу сказать, что я не знал ее, нет, я слышал о ней от знакомых, иногда она посещала наш дом... Несколько раз, признаюсь, возникало у меня желание назначить ей свидание. А один раз она сама явилась ко мне, когда жены не было дома. Но, несмотря, на нашу встречу, так и не открылась мне, вот если бы у нас с ней было побольше времени... Но тут неожиданно вернулась жена...
Ее сестра так и осталась одинокой. Правда, иногда появлялись у нее поклонники, которые искали ее объятий, но... почти, сразу же, и бросали. Может, причина была в ней самой? В неумении дарить тепло? А вот дочка у нее была, видно родилась от какого-то, особо пылкого, поклонника. Надя, Наденька... Надежда. Хорошенькая такая девчушка. Эх, будь я помоложе, я бы, может, и приударил за ней. А сейчас... Иногда посматриваю на нее с улыбкой, особенно, когда она начинает мне подмигивать - дескать, не бойся, моя мать не такая уж дурная женщина, глядишь и... Ах, да! Матушку ее Смертью кличут. А жену мою, Богом данную - Жизнью. Кто знает, может, девчушка и не врет? Может, и соединюсь когда-нибудь там, где-то, с возлюбленной моей, с Мечтою моей... единственной...