В некотором провинциальном городе, назовем его Н. сразу за шикарными сверкающими огнями и рекламой единственного в этом городе "Супермаркета", летним, теплым вечером у складских ворот "Супермаркета", напротив мусорной свалки, никому не мешая и стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, собралась необычная компания. Только опытный взгляд участкового милиционера Неваляева сразу определил, что за чинно восседавшими на деревянных ящиках из-под водки, за устланным газетой перевернутым столом, собралась видавшая виды благородная компания из отставных офицеров Со-ветской Армии. Он как бы обходя вверенный ему участок, остановился недалеко от них по малой нужде и на всякий случай грозно осмотрел всех присутствующих. Всем своим видом доказывая, что они на его территории, а в гостях, как известно, последнее слово за хозяином. Благородная компания отставных офицеров правильно отреагировала на появление участкового и продолжала беседовать между собой. Как бы не замечая Неваляева, все- таки сигаретные окурки тушили о пустую консервную банку, поставленную для этого случая на столе, а не просто кидали на асфальт, растаптывая ногами. Удовлетворенный воспитанностью и благонадежностью непрошенных гостей, участковый милиционер Неваляев облегченно, громко выпустил газы и застегнув ширинку, демонстративно повернулся к ним спиной и ушел. Дав таким образом индульгенцию за мелкое правонарушение, что, естественно, он никогда не позволил бы себе, если бы за "Супермаркетом" на ящиках оказались совершенно другие люди.
- Наш человек, - оценил поступок участкового один из восседавших за ящиком.
- Да, свой мужик, - одобрительно отозвался другой. - Я вот тоже, когда списали, в милицию податься хотел, да только не взяли. Своих говорят таких девать некуда, - сказал третий.
- Ну, что, господа, за Авиацию! - поднял тост первый говоривший.
- За Флот! -поддержал второй.
- За Танки ! - добавил третий.
И вся троица подняв пластиковые одноразовые стаканы, до краев наполненные водкой, дружно выдохнули, залпом осушили их. На импровизированном столе, кроме бутылок водки, лежала огромная, жирная, нарезанная ровными ломтями соленая рыба. Никто из выпивших не дотронулся до нее. Не унижая себя закуской, каждый отломил от лежащей рядом буханки кусочек хлеба, и задыхаясь от водки, протолкнул его себе в рот. Предварительно жадно обнюхав его.
- Ух, хорошо пошла! - выдохнув сказал первый и достав из кармана пачку "Примы" закурил, положив пачку на стол, предлагая друзьям.
- А вы знаете что, господа! - начал он, голубые лампасы на брюках которого говорили о его былой принадлежности к авиации. - Было время, когда я эту гадость вообще в рот не брал.
Двое напротив недоверчиво посмотрели на него.
- Слово офицера! - поклялся летчик. - Нет, не то, чтобы совсем - чистый спирт, - оправдываясь, пояснил он. - Чистый, авиационный спирт! Ни один, уважающий себя летчик, водку пить не будет! Не в обиду будет остальным сказано, но тот, кто хоть один раз выпил чистого авиационного спирта - поймет, что лучше, как орел, жить 30 лет, но пить живую кровь, чем как ворона - жить 300 лет, но питаться падалью. У нас в полку трезвые только сторожевые собаки были. И хочу заметить, что на боеготовности нашего полка это никак не сказывалось. Мне сам генерал лично руку жал! На таких, как ты, Воробьев вся наша авиация держится! Не подкачай, говорит. Никак нет! - говорю товарищ генерал. - Все мустанги в воздухе - бдят воздушное пространство! Молодец! - говорит генерал. - надо тебе медаль дать новую, ни у кого такой нет. Я, как положено - Служу Сов. Союзу! А он мне - Нет, - говорит, - мы теперь Союзу не служим. - А кому же, - говорю, - мы теперь служим? - Советской России! - говорит генерал. - Ну, или просто России! Понял? Ну, чтоб не ошибиться, ты, - говорит, - отвечай так: "Служу Верховному главнокомандующему, и всему, над чем он начальник!". Вот тут не ошибешься. Понял? - Понял!, - говорю, - товарищ генерал! - Не товарищ, - он мне говорит, - а господин генерал. Ну, а чтобы уж наверняка не ошибиться, говори -господин-товарищ -барин. Полня?! - Так точно, - говорю, - господин-товарищ-барин-генерал! - Молодец" - говорит, - медаль тебе дам - новую, ни у кого такой нет.
- Э, постой, постой! - остановил рассказчика один из компаньонов, из-под пиджака которого виднелась морская тельняшка. - Ты чего разошелся. Генерал! Медаль! - передразнил он летчика. - За что же тебя, героя, без самолета оставили?
- Э, брат, беда и нас коснулась, не обижаясь продолжал рассказ летчик. - Сначала у нас кончилась зарплата, но мы держались. Потом бензин для самолетов, мы и это выдержали. Потом кончились самолеты - многие наши пропадать начали. А вот когда спирт на особый учет поставили, тут уж совсем погибла авиация.
- А при чем здесь спирт? - удивленно спросил танкист.
- Так он у нас до этого учета - рекой лился, на чем и держались. А как норму выдавать начали, вот тут только самые крепкие и сообразительные остались. Дадут тебе перед полетом ровно столько, сколько надо, чтоб самолет в воздухе не обморозился. Да еще проследят, чтобы спирт до последней капли в антиморозную систему залит был. Но ничего, на то мы в летных училищах и учились - чтобы смекалку проявлять! Командиры полка только диву давались. Уходит экипаж в небо - как стеклышко. А возвращаются - лыко не вяжут. Они нас давай через рапопорт к полетам допускать, да еще обыск как в медвытрезвителе учинили. Чтоб с собой ничего лишнего не прихватили. Да только ничего не помогло. Улетают трезвые, прилетают еле на ногах стоят.
- Как же вы умудрялись, на запасном аэродроме где-нибудь садились? - удивился моряк.
- Да нет, за нами же локаторы следили, - поясняет летчик. - Все проще оказалось. Нас когда в воздух поднимали, мы для приличия отлетали немного от аэродромов. А потом на автопилот машину ставили, а сами ползком на брюхе в моторный отсек, к емкости, из которой спирт по шлангам по всему самолету расходился. И вот пока автопилот все высшие пилотажи выполняет, мы аккуратно к этим шлангам присоединялись. Тут главное, чтобы совсем не скопытиться и вовремя на обратной дороге в салон добраться. Автопилот сам само-лет на аэродром посадит, ты только за штурвал держись. Все бы ничего, да вот оказия вышла. Ушла как-то наша тройка на задание. Только как обычно, я все грамотно устроил, лежу себе в животе у самолета, шланг во рту, спирт потягиваю. Слышу, меня командир звена по рации вызывает: - Воробьев, - говорит, - у меня же сегодня день рождение. Давай, - говорит, - ко мне в самолет, а то одному справлять скучно как-то. Я и Канарейкина позвал, так что присоединяйся!
Чувствую, что командир уже языком еле ворочает, но приказ есть приказ! Стал я в гости к командиру готовиться. Пробрался я опять в кабину, гляжу - он, как положено, впереди летит. Канарейкин справа от меня на одном уровне, мне что-то через стекло руками машет. - Давай! - говорит. - Ты первый! - наконец догадался он рацию включить - А я за тобой, чтоб строй не ломать. - Давай, -_ говорю.
Дал я газу, догоняю командира, ныряю под его самолет и докладываю: Товарищ именинник! Воробьев по вашему приказу, в гости готов - открывайте ворота! - на счет три, - говорит он мне. - Как понял? - Понял, - говорю, - хорошо. Только я товарищ командир прошу, чтоб Канарейкин счет вел. Чтобы у нас накладки не вышло. - Согласен! - отвечает. - Канарейкий, считай!
Пока Канарейкин до двух досчитал, я уже своему самолету курс задал и на автопилот поставил. А на счет - "три!" - катапультировался. Одновременно командир бомбовой люк открыл, так меня вместе с креслом-катапультой через этот люк к командиру в самолет закинуло. Только мы с командиром остаканились за мое удачное приземление, слышу, Канарейкин по рации что-то докладывает. Я на всякий случай у командира поинтересовался, в чем дело? - Отказывается, - говорит, - Канарейкин через люк заходить. - Я говорит, столько, сколько Воробьев еще не выпил. Ну что ж, давай мы с командиром думать, как Канарейкиу помочь. - Придумал! - говорит командир, и давай Каранейкина по рации вызывать. Да только пока мы думали, Канарейкин до такой степени на-брался, что прикажи ему бегом по воздуху догонять, так не раздумывая, побе-жал бы. Но, командир у нас был умный человек, недаром начальник и фамилия у него - Орлов. Тот грамотно все рассчитал. Открывай, - говорит, бомбовый люк Канарейкин. Спускай веревку, а чтобы ее ветром не сдувало на конце бомбу потяжелее привяжи. - Мы, - говорит, - под тебя пристроимся и через иллюминатор в салоне затащим. Вот голова! Я бы в жизни не догадался! Обрадовался Канарейкин. Есть! Так точно! Будет сделано! - говорит.
Только мы под него подстраиваться, Канарейкин бомбовый люк открывает и из него бомбы сыпаться начали. Слава Богу, что мы еще свою позицию не заняли. А то пришлось бы вместо именин похороны справлять. Командир за рацию - Ты что, - говорит, - сдурел? Что там у тебя происходит? - Извините, товарищ командир, я так торопился ваш приказ выполнить, что забыл бомбы от люка отодвинуть. Но вы, - говорит, - не беспокойтесь, одну я все-таки поймать успел. Сейчас я к ней веревку привязываю. Смотрим, точно бомба на веревке с самолета спускается. - На первый раз прощаю, - говорит командир. - Но что б больше без фокусов.
А сами в это время подлетели ближе, я иллюминатор открыл и давай бомбу ловить. Еле поймал, затащил ее в салон, отдышаться не успел, а Канарейкин по веревке прямо из своего самолета к нам в компанию. Командир его конечно, пожурил немножко, заставил штрафную выпить. Но потом все улеглось, праздновать день рождения начали. Не помню, сколько там у нас веселье длилось. Только вдруг, приказ с аэродрома приходит - всем возвращаться! Комиссия во главе с генералом прибыла, проверка всех экипажей. Что делать? Командир на ручное управление перешел и разворачиваться начал, а наши-то с Канарейкиным самолеты как шли по заданному курсу, так и ушли. В общем, решили, как приземлимся, на месте сориентироваться, что делать будем. Приземляемся. К нашему самолету генерал с комиссией подходят. А как увидели, что из салона один за другим три пилота вылезают, у генерала глаза на лоб полезли. Построились мы, стоим. Подходит генерал ко мне и спрашивает грозно: - Ты где, Воробьев, сой самолет оставил? Что здесь происходит?
Я шаг вперед делаю, докладываю. - Товарищ генерал, у меня на борту нештатная ситуация произошла. Пришлось катапультироваться. - А как же ты в кабину к командиру звена попал, а? - Так, - отвечаю, - у меня парашют не раскрылся, и товарищ командир меня спас, на лету падающего подобрал. - Ты что молчишь, Орлов, так дело было? - Так точно, товарищ генерал, - отвечает командир. - Я как увидел, что Воробьев катапультировался и парашют у него не раскрылся, сразу принял решение спасти любой ценой. Еле-еле перед самой землей поймал, думал не успею уже. - Молодец, Орлов! Спас товарища!
Генерал растроганно обнял нашего командира и давай целовать. - Медаль, - говорит тебе дам, - новую, за спасение, ни у кого такой нет!.
Тут он про Канарейкина вспомнил и сразу недоверчиво так спрашивает: - А ты, Канарейкин, как в эту компанию попал?
Ну, Канарейкин, молодец, не растерялся: - Я, - говорит, - как увидел, что командир Воробьева спас, включил видеокамеру, чтобы проследить где его самолет упадет. Что бы нам потом его легче искать пришлось. Да вот приказ пришел, всем возвращаться. Я свой на автопилот включил, чтобы он Воробьевский самолет сопровождал до места падения ,А сам к командиру - не могу же я ваш приказ не выполнить.
- Молодец, Канарейкин! Правильно сделал! Умница! Догадался, а то мы постоянно после крушения обломки неделями разыскиваем. Медаль тебе дам, новую, - за находчивость, - ни у кого такой нет. Подошел генерал к Канарейкину обнял его, а тут как раз канарейкинский самолет возвратился. Канарейкин бегом к нему, залез в кабину и крутить что-то начал. Генерал у него спрашивает: - Чего ты там? Случилось что?
- Да нет, - отвечает тот. - Я, товарищ генерал, видеокамеру с пленкой крушения воробьевского самолета никак вытащить не могу. Но вы не беспокойтесь, я ее вам утром целехонькую доставлю.
- Ну и ладненько, - успокоено отвечает ему генерал. - Утром так утром, коли спешить некуда. Воробьева, говорит, - только жалко, безлошадный остался.
Подошел ко мне и сочувственно так говорит: "Не горюй, сокол ты наш. Будут Воробьев, и на нашей улице еще самолеты. А у меня аж слезу прошибло, так мне себя жалко стало от его слов. И только генерал вместе с комиссией уходить собрался, слышу, мой возвращается. летит, родной, а я думаю, чтоб тебя пополам разорвало!
Не тут-то было. Приземлился голубчик и аккуратно к членам комиссии подруливает и послушно так останавливается. Тут вся эта кавалькада вместе с генералом на меня уставилась. А у меня такое чувство, что меня к стенке поставили, а они затворы передергивают. Эх, была не была, думаю. Сорвался я с места и бегом к своему самолету. Подбегаю, целую его в фюзеляж, а у самого слезы от счастья ручьем, по крыльям его гадюку, ласкаю. - Не забудь, - кричу механику, - свежего бензина ему задать и попоной прикрой, а то простудится.
Генерал посмотрел на это дело удивленно, но ничего не сказал. Руки за спину заложил и медленно так обходит вокруг моего самолета. Потом останавливается и ласково так говорит мне: - Воробьев! Сокол ты мой ясный, что-то я у твоего мустанга никакой нештатной ситуации не нахожу.
А у меня, хоть и пьяный был, мороз по коже от такой ласки пошел. Но я свое гну. - Вернулся, родной, отогрелся! И давай его дальше обхаживать. Вдруг слышу, генерал как грозно рыкнет: - Воробьев! Кончай мне голову морочить, а ну, рассказывай, куда он без тебя отогреваться летал!
А сам стоит, веришьнет, от гнева так покраснел, что думаю надо его подальше от бензобака отвести, а то и до беды недалеко.
- Товарищ генерал! - говорю, а сам сияю от счастья. - У меня в системах спирт испарился или протек куда. Только лечу я и вижу, как хвост и крылья толстым слоем льда покрываться начали. А стекло лобовое таким инеем покрылось, что света белого не видно. Спасать, думаю, надо технику, ее и так у нас мало. Вот и решил я его, родимого, поближе к солнцу послать, чтобы отогрелся немного и сразу назад. Поставил на автопилот, а сам катапультировался, уж сильно замерз я в кабине. Не долечу, думаю до солнца, замерзну.
Тут уж генерал не выдержал, подошел ко мне схватил меня за грудки своими кулачищами: - А ну дыхни, спасатель!
Я дыхнул.
- Ясно, - говорит, - куда у тебя спирт испарился. Пора, - говорит, - и тебя ближе к солнцу отогреваться посылать.
И послал кочегаром в штабную котельную. Да только не долго я кочегарил, без неба я совсем пропадать начал. Так и пришлось на гражданку списаться, чтоб самолеты душу не теребили...
- Слушай, а что с бомбами было? - помолчав немного спросил моряк у погрустневшего летчика.
- С какими бомбами? - встрепенулся летчик.
- Ну, с теми, которые из самолета выпали.
- А! С этими! Да обычное дело, долетели до земли и взровались все. Время-то сейчас сам знаешь какое. Оголтелые террористы по всему миру бегают, взрывают все на своем ходу. Так что на нас даже и не подумали. Ну, мужики, за Авиацию! - поднял тост Воробьев.
- За Флот! - сказал моряк.
- За Танки! - повторил танкист.
И компания снова дружно и громко выдохнув, осушила стаканы, занюхав рукавами.
- Вот ты говоришь - небо, небо. А знаешь ли ты, брат, что такое море? - с какой-то далекой тоской произнес моряк.
И не дожидаясь ни от кого ответа, сам ответил.
- Море, брат - это море.
В его голосе чувствовалось, что он ни секунды не сомневается в превосходстве моря над небом.
- А знаешь, брат, что такое девятибалльный шторм? Или видел ты хоть раз коралловые рифы? А прибрежные скалы, на которые несет тебя и никакой парашют от них спасет? А затем как чувствует себя моряк, когда вокруг тебя полгода только глупые рыбы? Мне вот до сих пор подводные лодки с пограничными крейсерами снятся.
- Слушай, друг, - перебил его танкист. - Что-то я ни понял. Ты на флоте пограничником и подводником был?
- Морским пехотинцем, - гордо ответил моряк. - Мне все приходилось и на подлодках, и на крейсерах, и по дну морскому пешком ходить.
- Да иди ты! - недоверчиво отозвался танкист.
- Можешь не верить, я врать не люблю, - твердо заверил моряк.
- Ну а как же ты на земле без моря оказался?! - с иронией спросил танкист и снял свой старый, выцветший шлемофон с головы.
- Пожалуй, так сразу и не поймете, я вам лучше все по порядку расскажу, - решил моряк и усевшись поудобней на ящике, закурив предложенную летчиком сигарету, начал рассказывать свою историю.
- Поначалу у меня жизнь спокойная была. Служил, горя не знал, все завидовали. А как же, я в то время балластом на подводной лодке был, специалист первой категории. Оно, с виду человеку не знающему, такая служба легкой покажется. Но кто служил, тот знает, сколько сложных подводных камней на пути преодолевать приходится. Оно ведь как: на всем пути подводной лодки тебе, конечно, ничего делать не надо. Лежи себе спокойно в своей каюте, да в потолок плюй. А вот когда лодка всплыть должна, тебя с нее скидывают. Ты на дно уходишь, а лодка на поверхность всплывает. Тут главное, с собой сух. паек прихватить не забывай. А то ведь с места куда тебя скинут до порта приписки самостоятельно по дну добираться приходится. А путь иногда не близкий выпадал. Но что б мы к сроку в порт возвращались у нас приспособления разные были. Карта, компас и что-то вроде вентилятора, к спине привязанного как у Карлсона, моторчик с пропеллером. Иногда правда, умудрялись за дельфинов зацепиться или к попутным кораблям к днищу прилепиться. Но такая удача не всегда, в основном своим ходом добирались. На берег выходить запрещается, чтобы военную тайну не раскрыть. Так и приходится пока твоя лодка в рейсе, успевать в порт одновременно с ней возвращаться. Правда, два-три дня допуск на опоздание все-таки нам давали. Ну, а если дольше, то объяснительные за-мучаешся писать, почему опоздал. Так и в тот раз вышло. Скинули меня. Я на дно - лодка на поверхность. Да второпях даже моторчик с пропеллером пристегнуть забыл. Так он на полке в моей каюте и остался. Ну вот, стою я на дне морском, ракушки попиннываю, а сам думаю, как же мне теперь до дома добираться. Вокруг как назло, ни дельфина, ни кораблика, одни медузы не поверхности плавают. Да, думаю, дела плохи, без пропеллера я долго идти буду. Моя подлодка быстрей меня на базе окажется. Эх, и влепят мне строгача за опоздание, да еще и премии лишат. Пригорюнился я, бреду потихоньку, окуньки вокруг меня стаями ходят, хлеба выпрашивают. Оно, конечно, не жалко - в другое время. А тут и так настроение нет и они еще перед глазами мельтешат. Отломил я коралловый куст, иду не торопясь, от окуней отмахиваюсь. Только слышу, звук, до боли знакомый. Остановился я, озираюсь по сторонам, не пойму - откуда шум? Вижу, точно! Появляется из-за рифов подводная лодка. Не наша, малолитражка какая-то. Вышел я на ровное место, стою, голосую. А она на такой скорости мчится, думаю, или пьяный за штурвалом, или профессионал. Никогда не видел, что б между рифами такие виражи закладывали. Снял я ласту, отмашку даю - тормози! Остановилась лодка, люк открылся, заходил, мол. Я в нее забираюсь, смотрю - американцы. В каюте три человека, один за штурвалом и двое за столиком сидят, виски пьют. А посредине лодки огромная атомная бомба лежит.
- Мужики, - говорю, - если по пути, подкиньте до Находки.
Тот, что за штурвалом, негром оказался.
- Заходи, - говорит, - быстрей, и так опаздываем. Тебе, - говорит, повезло, мы как раз в те края.
- Спасибо, - говорю.
Снял скафандр и за столик к двум другим, не неграм, которые виски пили. Американцы молодцы, люди тактичные, даже спрашивать не стали, что я этих местах делаю. Ну и я, в свою очередь, тоже с глупыми вопросами не лезу. Только мы за дружбу между нациями и народами выпили. Негр с места как рванет, бомба с одного борта на другой перекатываться начала. Я испугался, а те хоть бы что. Я штурвальному кричу - потише, браток, а то бомба сдетанирует, взорвется, не довезешь.
- Не бойся, - говорит, - не взорвется. Он, - говорит, - от кнопки взрывается, а кнопка та в чемодане у нашего морского офицера. А ключи от чемодана у нашего Президента.
- Эй, - говорю, - стой, потише. Я_ - говорю, - тоже один раз дома телевизор включенный оставил, вроде и ключи от дома у меня в кармане были, а он все равно взорвался. А потом, - говорю, - я и своему-то президенту не особо доверяю, не то что вашему. Так что давай от греха подальше, боеголовку с бомбы свинтим, и гони тогда, сколько хочешь.
Штурвальный хоть и негр был, а все-таки умный оказался. Остановился. Давай, - говорит, - будь по твоему.
Открутили мы всей компанией боеголовку, закатали подальше в угол. Закидали тряпками, чтобы не перекатывалась. Тут уж со спокойной душой, негр за штурвал, я за стакан. Такая веселая компания у нас оказалась, что я и не заметил, как время пролетело. Доставили меня американцы к моему порту, прямо к причалу. Сдружились мы за это время , расставаться не хотелось. Только люди мы военные и разошлись мы в разные стороны, каждый свой долг выполнять. Вылез я из подводной лодки, дождался, когда она из вида скроется. А сам на поверхность всплывать стал. И надо же так случиться, что в это самое время наш контрадмирал по причалу прогуливался, а тут я, у самых его ног, из-под воды появился. Оторопел он, на меня уставился, а потом, когда узнал, спрашивает:
- Пескарёв, а ты что здесь делаешь? Ты же сейчас в Индийском океане еще должен быть, Или может быть, ты вообще никуда не уплывал, здесь отсиживался?
- Никак нет, - говорю, - товарищ контрадмирал. Я свою службу честно выполнил - все по уставу.
- А как же ты умудрился на три месяца раньше в порт прийти?! - не унимался контрадмирал. - Твой корабль еще три месяца на задании будет, а ты уже здесь. Что-то здесь не чисто, Пескарёв! Давай начистоту, выкладывай, по-чему от своей команды отстал и здесь теперь отсиживаешься?
Такая меня обида взяла, что контрадмирал мне не поверил, что я свою службу честно справил.
- Товарищ контрадмирал, - говорю, - якорь мне в зарплату! Да не опаздывал я никуда. Просто оказия подвернулась, вот я так быстро и вернулся.
- Ты, Пескарёв, мне воду не баламуть, - отвечает он мне и как закричит на весь порт. - А ну, позвать сюда радиста!
Смотрю, бежит к нам перепуганный радист, рацию за спиной на ходу поправляет. Адмирал при мне номер нашей лодки набрал и громкую связь включил. Специально, чтоб я слышал.
- Ну, Пескарёв, - говорит, - если обманул ты меня, то до самой пенсии причал будешь драить.
Слышу, связь наладилась.
- А ну, - кричит контр-адмирал, - позвать к трубке капитана Щукина.
- Капитан Щукин слушает, - отозвался тот.
- Доложи-ка ты мне, рыбий хвост, где у тебя балласт Пескарёв находится.
- В Индийском океане, - докладывает наш капитан. - Только вы его, товарищ контрадмирал быстро не ждите. Этот судак спросонья даже свой пропеллер на полке в каюте забыл. Теперь не скоро доберется.
- Ясно, - отвечает адмирал, а сам меня с ног до головы изучающее осматривает. - Ну, а вообще, как дела? - спросил он у капитана.
- Да ничего, - отвечает тот. - Гребем помаленьку.
- Ну ладно, если кто спрашивать будет, зачем я звонил, скажи учебную тревогу объявляю. Понял? Запусти там пару ракет в Антарктиду, учебных, - подчеркнул он. - Потом доложи, как отстрелялись, попали, или нет. Все понятно?!
- Так точно! - отвечает капитан. - Есть атаковать Антарктиду учебными ракетами!
Положил контрадмирал трубку, отослал радиста и спрашивает:
- Ну, и как же ты сюда с такой скоростью добрался? Что это у тебя за оказия такая оказалась, которая со скоростью 180 узлов в час под водой передвигается? Сдается мне, Пескарёв, что ты приказ нарушил и на берег вышел, а сюда на самолете прилетел. С такой скоростью даже торпеды не идут. Так что прекращай дурака валять, говори как дело было.
Чувствую, что надо мною такие тучи сгустились, что еще немного и гром и молнии начнутся. Ну, понятное дело, я про американцев рассказывать не стал, не буду же я мужиков подводить. да и потом, начнутся всякие вопросы, подозрения. Вот и пришлось на ходу выкручиваться.
- Я, - говорю, - товарищ контрадмирал, акулу охомутал, вот на ней и добрался.
- Не ври! - закричал он. - Я на акулах собаку съел, не ходят они с такой скоростью. Ну, знаю, - говорит он, - я все ваши проделки как вы то к дельфинам, то к кораблям пристаете. Но чтоб за акулу, да с такой скоростью, ни разу не слышал.
- Так не простую акулу, - отвечаю я, - бешенную.
Остолбенел контр-адмирал, смотрит на меня, глаза круглые, рот открыл, и чувствую, задыхается.
- Бешенную? - наконец шипя выдавил он из себя.
- Так точно, - отвечаю.
А сам думаю, зря, наверное, я так сказал. Со стариком совсем плохо с ало. Сел он на бордюр, валидол в рот запихнул, а сам мне рукой машет, помолчи, мол, немного, дай в себя прийти. Потом отдышался немного и говорит:
- Слышал я от стариков о такой беде, рассказывали, что такой зверь от любого корабля дуршлаг сделает. Да не верил я, думал, сказки, а видишь как?! рассказывай, Пескарёв, как дело было.
А сам уважительно на меня смотрит и место рядом с собой показывает. Присесть предлагает. Присел я рядом и говорю:
- Ну, сбросили меня с подводной лодки, только я на дно опустился, вдруг мимо меня рыбы косяками проноситься начали. От маленькой до большой, а потом и стая акул прошла с такой скоростью, что меня чуть ли с ног не сбили. Чего это, думаю, они так перепугались? Смотрю, мчится здоровенная акула, пузыри из пасти, глаза красные, все на своем ходу на куски разрывает. Вот оно, думаю в чем дело. Ну, и понятное дело, сразу смекнул, что такую силищу надо в мирных целях использовать. Связал я канат из водорослей, снял тельняшку и давай бешеную акулу как тореадор дразнить. У той и вовсе разум помутился. Бросилась она на меня. Да не тут-то было! Я ей тельняшкой глаза закрыл, а канатом за одну секунду пасть завязал. Она в потемках на мгновение замерла, а мне то и надо. Оседлал я ее и пришпорил. Так она с места все 220 узлов дала, не то что 180. Правда, потом, возле самого нашего порта выдохлась. Смирной стала, я ей даже пасть развязал, а у причала и того - успокоилась. Отпустил я ее на волю, а сам сюда на поверхность. Так вот все и было, товарищ контр-адмирал.
Сказал я, и замолчал, гляжу на него, что дальше будет. Долго молчал адмирал. Потом произнес:
- Да-а, силен ты, Пескарёв, сразу и не подумаешь. Вот я что решил. Открою я тебе страшную военно-морскую тайну. -Есть, - говорит, - у нас особый погранотряд со служебными акулами. Пошлю я тебя туда службу нести. Раз уж ты с бешеной акулой справился, то со служебными у тебя и вовсе проблем не будет.
Вот тебе да, думаю. Лучше бы я сказал, что на самолете прилетел. Делать нечего, перевели меня из подводников в пограничники. Самые дальние и подводные рубежи Родины охранять. Погоревал я немного и стал новую профессию осваивать. Нас на пограничных катерах развозили, и в нужных местах скидывали. Внизу, на дне, как положено, столб пограничный. Служебная акула на поводке к столбу привязана. И сменщик, радостно стоит, ластами перебирает. Пост сдал - пост принял. Двенадцать часов с подводным ружьем вдоль подводной государственной границы отдежурил, смотришь, за тобою смена идет. Я уже у этой службе привыкать начал, даже свои прелести в ней нашел. А тут счастье с неба свалилось. Не с неба, конечно, а проплывающего надо мной корабля. Но все равно, фортуна мне улыбнулась. Дело как было: скинули меня, пост я принял, подождал, пока наш катер уйдет, а сам в водоросли спать за- брался. Акула сторожевая у ног развалилась, тоже дремлет. Только чувствую, напряглась она вдруг, закрутилась, хвостом нервно бьет. И то на поверхность моря, то на меня с тревогой какой-то смотрит. Встал я, слушаю, мотора вроде не слышно. Ружье на всякий случай стрелой зарядил. А тут акула как рванет на поверхность, я и поводок с руки снять не успел. Так она меня за собой и утащила. А как ближе к поверхности моря поднялись, тут я и увидел, что так умную рыбину забеспокоило. Корабль контрабандистов через морскую границу крадется. А чтобы его слышно не было, они двигатель заглушили и всей командой веслами гребут. А тут я со своей акулой на всей скорости из воды выскочил. Она через весь корабль с одного борта на другой перелетела и обратно в море ушла. А я, пока над кораблем пролетали, поводок отпустил, и прямо на палубу приземлился. Стоять! - кричу. - Ни с места. Суши весла. Вы арестованы.
Перепугались контрабандисты насмерть. Да какой-то шустрый у них как крикнет:
- Прячь концы в воду, братва! Он и доказать ничего не сможет.
И тут они бросились все к контрабандным мешкам и сумкам и давай их в море топить. Пока я скафандр с ластами снимал, чтоб их всех арестовать, на палубе уже пусто было. Понял я, что они меня вокруг пальца обвели. Для порядка я с расстройства у них все вверх дном перевернул и к себе в море ушел. Пока я расстроенный на дно опускался, моя акула уже половину контрабандных мешков обнаружила. В одну кучу собрала и стоит ждет меня, радостно хвостом виляет. Я из любопытства один мешок вскрыл, а потом другой. Товару всякого - видимо-невидимо. Прямо как на Московском стадионе. На радость моей рыбине, в мешках даже консервы всякие оказались. Скормил я ей все консервы, а сам думаю, чего добру пропадать. Рыбы все равно голые плавают, им этих вещей даром не надо. Соорудил я подводные сани, запряг в них акулу, и стал весь товар к берегу отвозить. Да так, чтоб никто не заметил. А как только моя смена пришла, я свой пост сдал и все вещички к себе домой перетащил. Потом потихоньку продал я все это богатство на рынке. На вырученные деньги квартиру себе купил, с обстановкой. В другой раз еще один контрабандистов спугнул - машину себе взял. Еще одни нерасторопные попались, так я им сам помог товар за борт скидывать. Все бы хорошо, да зависть людская меня погубила.
- Как это? - спросил танкист.
- Обыкновенно, - отвечает моряк. - Не могут у нас люди с чужим счастьем примириться. Вот и я приезжаю как-то на службу, на своем "Джипе". В прицепе у меня большой аквариум, а в нем акула моя дорогая с золотым ошейником лежит. Еле в аквариум вмещается - разжирела от такой службы. Да и я к тому времени килограмм на 120 поправился. А тут наш контр-адмирал на своей "Волге" подъехал. Посмотрел он на мою кормилицу, и на мой живот и говорит:
- Вижу я, Пескарёв, что ты и вправду с любым морским чудовищем общий язык найдешь. Только ты извини меня, но придется мне вас обоих на берег списать. А то если дело дальше так пойдет, при вашем погружении море из берегов выйдет. Вы на пару еще один всемирный потом устроите.
Так и списали. С горя я запил по черному. Правда, я со своей акулой еще один раз встретился. В портовом ресторане. Я ее по родимому пятну под плавником узнал. Вот, думаю, как гибнут традиции российского флота. Боевую акулу - под нож повару. Забрал я ее останки, предал морю. А когда у меня совсем и деньги, и машина с квартирой кончились. Пришлось сантехником устроиться, чтобы хоть как-то ближе к воде быть, Жить без моря не могу, - закончил свой рассказ погрустневший моряк и опустил голову.
- Ну, за Флот, - поднял тост моряк и поднял до краев наполненный стакан с водкой.
- За танки, - поддержал танкист.
- За авиацию, - сказал третий.
И вся компания снова дружно осушила стаканы.
- А я вам вот что скажу, - с этими словами танкист сделал многозначительную паузу, оглядывая своих товарищей. - Я ведь братцы, самого Верховного Главнокомандующего видел, вот как вас сейчас.
Но встретив недоверчивые взгляды поспешил разъяснить.
- Не в живую, правда, а в прицел, в танковый. Когда он к нам на полигон с про-веркой приезжал.
После этих слов летчик закашлялся, поперхнувшись закуской. И моряку пришлось несколько раз с силой огреть его кулаком по спине, чтобы тот случайно не отдал концы.
- Верховного? - переспросил летчик.
- Верховного, - подтвердил танкист.
- В прицел?
- В прицел, - твердо ответил танкист. - А как же я, по твоему, мог его увидеть, если наш генерал даже голову из люка запретил высовывать, а не то что вылазить?
- Это за что же у вас такие строгости? - спросил моряк, и на всякий случай снова сжал кулаки, готовый оказать первую медицинскую помощь.
- Да обычное дело, - запросто ответил танкист. - Мы к тому времени си-деть с трудом могли, не то что на ногах стоять. Вот наше командование и испу-галось, что если вдруг наш Верховный с нами пообщаться захочет. То мы ему, по пьяне, что-нибудь неприличное про них сболтнем или с жалобами полезем. Он ведь неожиданно к нам приехал. Его и не ждал никто. Мы как раз в это время всем экипажем прошлогоднюю зарплату отмечали. Настроение у всех было отличное. Слухи до нас дошли, что скоро времена настанут, когда вовремя платить будут. Ну как такую новость не обмыть?! Сидим мы в танке, отмечаем это дело. Тут по рации приказ приходит, всем экипажам срочно на полигон, на стрельбы. Верховный приехал. Соседям повезло, у одних на танке гусеницы стерлись, а другие ствол погнули, когда в бункер заезжали. Вот нас на пинках и выгнали - за всех отдуваться. Только мы из бункера выехали, механик мне кричит - налево поехали! Там грязи меньше и дорога лучше. Я ему говорю, - нет, направо, так короче. Он мне опять - налево. Я ему - направо. Схватились оба за рычаги и каждый в свою сторону как дернет. А стрелок в это время кричит: кон-чай ругаться! Поехали быстрее, водка киснет - и газу до отказа нажал. У нас от такого дела танк на одном месте аж подпрыгнул. Приземлились мы, я механику кричу: "Поехали направо - я командир. Я и командую". А он упрямый, глаза залил, соображать не хочет - кто с ним говорит. "Да пошел, - говорит, - ты к едрё-ной матери. Мне, - говорит после ваших полигонов опять запчасти к танку за свой счет доставать. И опят за левый рычаг схватился. Я за правый. Стрелок-дурень опять газу дал. Танк у нас второй раз подпрыгнул - выше первого. Ну, думаю, ты упрямый, но и я от своего не отступлю. Схватились мы с механиком за рычаги и давай кто кого передергает. Танк у нас прыжками передвигаться стал, того и гляди, на куски от такой прыти развалится. Я себе, от этих прыжков всю голову об люк разбил. Но и механику досталось не меньше. Генерал мне по рации кричит: - Червяков, что у тебя происходит, немедленно прекращай прыгать, езжай как по уставу положено!
Да я бы рад, а тут к механику стрелок присоединился. Угорает во все горло, и ему дергать рычаг помогает. Минут двадцать Верховный Главнокомандующий на наш прыгающий танк смотрел. А потом спрашивает у нашего генерала: - Скажите, пожалуйста, что с ним происходит?
Генерал, вот уж где хитрый лис, не растерялся и говорит: - А это у нас товарищ Верховнй Главнокомандующий, сюрприз к вашему приезду. Новый, сверхсекретный прыгающий танк - ни у кого в мире такого нет. Практически непобедимый, так как попасть в него абсолютно невозможно.
- Это точно! - согласился Верховный Главнокомандующий. - Предугадать его траекторию совершенно невозможно. Я уже полчаса смотрю и думаю, куда он в следующий раз прыгнет. И представляете - ни разу не угадал! Спасибо, товарищ генерал за приятный сюрприз. Такая техника нам нужна! А стрелять в прыжке он может?
- Конечно, может! - заверил его генерал. - Этот танк все может.
Слышу, по рации мне генерал орет: - Червяков, делай что хочешь, но прыгать теперь не переставай! Приказываю, - говорит, - тебе произвести боевой выстрел на поражение мишени.
- Какая еще мишень?! - отвечаю я генералу. - Я от этих прыжков даже в землю попасть не смогу, не то что в мишень.
- Это, - говорит, - не твоя забота. Ты, главное, стреляй. А мишень и без тебя минеры взорвут.
Делать нечего, я в прицел смотрю, вот тут-то я Верховного и увидел. Стоит, довольный, дружески руку нашему генералу пожимает. И генерал наш - улыбка до ушей, а все-таки я заметил, что он с опаской в нашу сторону глазами косит. Нет, думаю, пока стрелять нельзя. Надо в другую сторону отпрыгнуть. Отпрыгнули немного в сторону, тут уж я и жахнул! Саперы в это время - мишень взорвали. Верховный как увидел, и вовсе обомлел.
- А как это, - говорит, - он сумел в цель попасть, он же в другую сторону стрелял?
- Ну что вы, - говорит генерал. - Это для нас пустяки. У нас, говорит, - в этом танке сплошная электроника. Стоит ему один раз цель увидеть, он ее и через год помнить будет. В этом танке, - говорит, - у нас все высшие достижения науки и техники собраны. Снаряды там с электронным наведением, а танкисты сплошные математики и программисты.
- Вот это да! Восхищенно отозвался Верховный. - Нам такие танки обязательно нужны! В общем так, генерал. Вам премию и повышение звания, а танкистам-программистам мою личную благодарность объявляю.
- Вот так вот дело было, - закончил свой рассказ танкист. - С тех пор Верховного только по телевизору видел. - Слушай, друг, а за что тебя из Армии уволили? - спросил летчик наполняя водкой стакан танкиста.
- За клумбу цветочную, - ответил танкист.
- За какую клумбу? - удивился моряк.
- за генеральскую. Когда Верховный уехал, мы еще долго по полигону прыгали. Все ждали, когда в танке солярка кончится. А он гад, в сторону генеральских дач прыгать начал. Ну и напоследок, сначала на клумбу, а с нее на крышу дачи нашего генерала запрыгнул. Генерал как увидел, что на месте его цветочков яма трехметровой глубины оказалась. Так у него и счастливая улыбка с лица исчезла.
- Червяков! - говорит, - слезай я тебе этого никогда не прощу. Я, - говорит, по всему миру эти цветы по лепесточку собирал. А ты за одну секунду из них братскую могилу устроил...
- Слушай, а яма там как оказалась? - спросил моряк.
- А как же ей не оказаться, если сверху 80 тонн прыгает.
- А дача что?
- А что дача?- переспросил танкист.
- Выдержала?
- А что ей будет? Ее генерал на случай атомной войны строил. Крыша только в нескольких местах погнулась, а так ничего. Нас потом краном с этой крыши снимали. Сами уже после таких учений ходить не могли.
- А что с танком? - спросил летчик.
- Танк на крыше у генерала остался. Подъемного крана такой грузоподъемности нигде не оказалось. Так и пришлось его под цвет крыши в красный цвет перекрашивать. Чтоб в глаза не бросался. Такие дела, - выдохнув, закончил свою историю танкист.
- Ну что, за танки! - поднял свой тост танкист.
- За авиацию!
- За флот!
И товарищи снова дружно громко выдохнув, залпом осушили свои стаканы.
- Слушайте, мужики, - компания не заметила, как к ним подошел участковый. - Я вот что спросить хотел, - продолжил он и бесцеремонно взяв бутылку налил себе стакан водки. - Как вы думаете, война будет? Время-то сейчас сами знаете какое, опять вот Афганистан...
- Нет, не будет, - убежденно ответил танкист и протянул участковому бутерброд с рыбой.
- Почем знаешь? - спросил тот, выпив до дна и закусив.
- А ты сам подумай, кому воевать?
И, выдержав паузу, танкист сам ответил: Все здесь.
- И то верно, - согласился участковый почесав затылок. - Ну, ладно, мужики. Расходиться пора, а то завтра начальник ЖЭКа опять всех на ноги поднимет вас разыскивать. А трактор я твой заглушил, - сказал он, обращаясь к танкисту. - Надоел. Целый день под окнами тарахтел.