Аннотация: Когда думаешь, что тебе надо найти работу, а на самом деле тебе надо найти себя.
Каждое утро я вспоминал, что в этом доме мне не вполне рады. Никто не говорил прямо, но взгляды, жесты, какие-то мелочи в поведении хозяек - всё снова и снова давало мне понять, что я не на своём месте. Хотя, если подумать, в тот момент я нигде не был на своём; в моей жизни настала та мрачная полоса, когда я остался без жилья, работы, перспектив, надежд и понимания, что делать дальше. Я чувствовал себя так, словно "очутился в сумрачном лесу", но вместо мёртвой античной поэтессы передо мной предстали три живые сестры, которые не позволили мне окончательно уйти в штопор и даже временно приютили у себя.
Я так и не смог понять, зачем они это сделали. Я очевидно их стеснял, я им, кажется, не слишком нравился, от меня не было никакой пользы. И всё же с тех пор, как я перешагнул порог их квартиры, никто ни разу не попросил меня убраться прочь.
Впрочем, возможно, они просто покорились судьбе, которая подбросила им меня к ним на порог, словно бездомного кота.
Выйдя на кухню ранним утром, я встретил Марьям. На столе перед ней стояла ополовиненная кружка терпкого чёрного чая. Не глядя ни на свой чай, ни на меня, Марьям сосредоточенно вытягивала торчащую из свитера нитку.
- Может быть, лучше аккуратно заправить внутрь? - вместо приветствия спросил я. - А то распустишь всю кофту.
Марьям пропустила мои слова мимо ушей и продолжила тянуть. Я сел на табуретку напротив неё и поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее.
Кажется, сама квартира восстала против меня, создавая мне максимальный возможный дискомфорт. Табуретки казались слишком жёсткими, и от сидения на них тело моментально затекало; кресла, напротив, были слишком мягкими, я проваливался в них, заранее представляя, как заноет вскоре поясница.
Я снова пошевелился, перенёс вес тела то на одну сторону, то на другую. С сомнением покосился на стоящее в углу кресло - есть ли смысл пробовать? Марьям не обращала на меня внимание, так что я поёрзал и в кресле, убедился, что приходится слишком высоко задирать колени, и в итоге пересел на стоящий рядом стул - без особой, впрочем, надежды. Как я и предполагал, сильно удобнее мне не стало, твёрдая спинка впилась острым углом в кожу чуть ниже лопаток, но я решил, что смогу это вытерпеть.
Марьям по-прежнему не замечала моих нелепых попыток усесться - а может, игнорировала меня сознательно. Порой мне казалось, что она вообще не может меня видеть, словно кто-то из нас двоих - призрак, существующий на другом плане мироздания. Нитку Марьям оставила в покое и теперь маленькими глотками допивала свой чай.
- Может, надо что-нибудь сделать? Какие-нибудь поручения по хозяйству? - без особой надежды спросил я. - Сходить для тебя в магазин?
Сестры практически не доверяли мне ничего сложнее, чем сполоснуть за собой кружку, и категорически отказывались от любой серьёзной помощи. Первые пару месяцев я ещё порывался навести порядок или постирать вещи, но мне тактично и твёрдо дали понять, что я лезу не в своё дело.
Вот и сейчас Марьям едва заметно мотнула головой, обозначая, что вообще знает о моём существовании этим утром. Если мне, конечно, не показалось. Может быть, это так тень от занавески качнулась.
Мне оставалось только в очередной раз смириться.
В кухню вошла Мэри - слегка раскрасневшаяся с улицы. Каждое утро по пути с пробежки она заходила в пекарню и покупала всем на завтрак свежую выпечку. Ничто не могло остановить Мэри - ни младшая любительница поваляться в постели до обеда, ни жалкий приживатель, не способный расплатиться за угощение, ни старшая сестра, которая всегда ограничивалась одной кружкой пустого терпкого чая. Мэри повязала фартук прямо поверх спортивного костюма, не тратя время на переодевания и, к сожалению, душ. Едва заметный кисловатый запах пота достиг моих ноздрей.
- Доброе утро. Уже встал? - в отличие от Марьям, с Мэри можно было хоть как-то общаться. -Вот круассаны, и сейчас сварю кашу.
- Спасибо, - пробормотал я.
Несмотря на общую доброжелательность слов, Мэри проговорила их несколько раздражённо. Поди угадай, лучше это или хуже, чем сногсшибательное равнодушие Марьям.
Во второй раз свою помощь я даже не стал предлагать - надоело вечно слышать отказы, мне хватало этого и с поисками работы. Просто откинулся на спинку неудобного стула, позволив своему взгляду бесцельно блуждать по кухне.
Старая, кое-где расколотая кафельная плитка на стене. Газовая плита. Узкая и прямая спина Мэри. Легкомысленные ситцевые занавески в цветочек. Календарь с бегунком, который забывали подвинуть уже несколько дней. Залезшая с ногами на свой стул Марьям. Столешница. Бумажный пакет с круассанами.
Комнату наполнил не слишком аппетитный аромат овсянки на воде. Я продолжал своё созерцание пустоты.
Потолок, чуть пожелтевший в углу, у трубы отопления. Тёмная плитка пола. Босые ноги Мэри.
Я успел погрузиться в некое подобие медитации - а может, просто не выспался - и когда Мэри опустила на стол передо мной завтрак, я вздрогнул от неожиданности.
- Каша. Яйцо. Круассан, - прокомментировала она три отдельных тарелки.
Я промычал что-то благодарственное, уже засунув в рот половину круассана. Тесто оказалось липким и непропечённым.
Кашу Мэри всегда варила просто отвратительную. Я каждое утро напоминал себе о пользе злаков, о том, что мне безмерно повезло бесплатно получать свежую домашнюю еду, но всё равно с трудом впихивал в себя ложку за ложкой, невольно вспоминая детсадовские мучения. Тогда я оставался за столом в одиночестве, глотая слёзы над предательски полной тарелкой комковатой манки, - и теперь я вновь уходил с кухни последним, как ни старался побыстрее расправиться со злосчастной кашей.
Со слабой надеждой я подвинул к себе синее блюдце, попробовал варёное вкрутую яйцо и с облегчением убедился, что даже Мэри не удалось испортить такое простое блюдо. Его я оставил напоследок, практически на десерт.
В очередной раз закончив завтрак в одиночестве, я помыл посуду - в том числе кастрюлю из-под каши и кружку Марьям, вот какое доверие оказали мне этим утром! - и вышел в коридор. Мэри, уже одетая по-офисному, перед выходом на работу успела снять с натянутой в коридоре верёвки высохшую стирку, и теперь спешно сматывала тонкую бечёвку в неаккуратный хаотичный клубок.
- Тут в основном твоё барахло, разбери, - приказала она мне.
- Будет сделано! - попытался подурачиться и отдать честь я, но под колким взглядом Мэри как-то стух.
Она бросила беспорядочно перепутанную бечёвку на стоящий тут же комод и выдала мне ещё одно последнее указание:
- И разбуди её.
Я уже привык делать это каждое утро, так что просто кивнул.
Зная, что будет дальше, я терпеливо дождался, пока за Мэри закроется дверь. Марьям сбежала ещё раньше, и я остался в пустом сумрачном коридоре в одиночестве, тишина звенела в ушах. Меня одновременно восхищала и угнетала эта квартира: четыре огромных комнаты, высокие потолки, но полное запустение и обветшалость. Все стены в комнатах были заняты книжными шкафами с какими-то древними изданиями малоизвестных авторов, покрытыми пылью и паутиной. Тут и там за стеклом торчали выцветшие чёрно-белые фотографии неизвестных мне людей, гипсовые бюстики политических деятелей прошлых десятилетий, засушенные цветы, фарфоровые статуэтки, пластиковая ракета с фотографией первого космонавта... У меня создавалось впечатление, что квартира досталась сёстрам в наследство, но они так и не заморочились привести её в порядок. Просто обживали по мере возможностей, как дикую природу, с которой ничего не поделаешь, просто надо приспособиться.
В целом я не имел ничего против такого подхода, поэтому в выделенной мне комнате чувствовал себя почти уютно.
Исполняя указание Мэри, я шагнул к одной из дверей и постучал.
Дверь я распахнул, не дожидаясь ответа, потому что обычно Марика в такое время ещё крепко спала. Но в этот раз она уже сидела среди взбитых в беспорядке подушек и одеял, сонно щурясь на солнечный свет, с трудом проникающий сквозь мутные оконные стёкла.
- Так ты уже проснулась, - я остановился на пороге. - Мэри просила разбудить тебя.
- Иди сюда, Артурчик, - позвала Марика и, не дожидаясь, пока я подойду, рухнула обратно в подушки.
Я осторожно приблизился, остановился рядом. Я бы не шагнул за порог, если бы Марика не попросила.
Но она каждый раз звала меня.
Марика незаметно высунула ногу из-под одеяла и подло ударила меня под колени сзади, так что я, охнув, качнулся вперёд и едва не упал. Она засмеялась и потянула меня за штанину.
- Давай, залезай под одеяло! - скомандовала Марика.
Хороший гость не будет перечить хозяевам.
Или глупо было бы упускать такой шанс.
Или мне действительно нравилась Марика.
Или...
Я не знал правильного ответа, не был уверен, что до конца честен с собой. Может быть, я пользовался ей, а может, просто, как обычно, плыл по течению, но когда Марика притягивала меня к себе, закидывала ногу мне на бедро, тянулась губами к моему лицу, я поддавался. Мы никогда не обсуждали это, но каждое утро я оказывался в постели Марики, и стаскивал с неё пижамные штаны, и она тяжело дышала мне в шею, и я чувствовал под пальцами сочную мягкость и жар её тела.
Может быть, это она пользовалась мной.
Всю свою жизнь я только и делал, что отдавался на волю ветра или шёл предложенными тропинками, чтобы не принимать никаких серьёзных решений и не брать на себя лишней ответственности. Если Марика каждое утро звала меня в свою кровать - я не видел причин отказываться.
Интересно, знали ли о наших странных отношениях Марьям и Мэри? Я им точно не говорил, мне почему-то казалось, что они этого не одобрят, но вполне могло оказаться, что им плевать. В конце концов, Марика была достаточно взрослой, чтобы самой решать, с кем спать.
...я ещё лежал и пытался унять разошедшееся сердце, а Марика уже резво соскочила с кровати и убежала в душ. Она как будто вытягивала из меня энергию в моменты нашей утренней страсти, лишала меня сил, и потом в течение дня я оставался вялым и неактивным. Может, в этом и была причина моего состояния в целом, моей затянувшейся полосы неудач, моих однообразных серых будней? Что ж, нельзя знать наверняка. Собираюсь ли я что-то с этим делать?
Думаю, ответ очевиден.
Из душа Марика всегда выходила чужой и холодной, словно смыв с себя мой запах, она забывала о том, что творилось в спальне четвертью часа ранее. В отличие от сестёр, она оставалась со мной сравнительно дружелюбной, но и в её поведении чувствовался очевидная отстранённость.
Она застала меня на кухне, где я пил воду прямо из-под крана, и мне почему-то захотелось стыдливо отвести взгляд.
- Какие планы на день? - светским тоном поинтересовалась Марика, ставя в микроволновку тарелку с остывшей кашей.
- Буду искать работу, - пожал плечами я. - Как и всегда.
Что было правдой лишь наполовину.
Порой, когда на душе было совсем паршиво, я даже не предпринимал попыток. Шатался по городу, гулял в парке, пил невкусный эспрессо в дешёвых студенческих кофейнях, сидел часами на какой-нибудь лавке, наблюдая за голубями. К вечеру становилось ещё хуже, и я возвращался домой, лицемерно врал сёстрам, что опять ничего не получилось, но это ничего, завтра будет новый день...
Сегодня, я чувствовал, голуби получат моего внимания сполна.
Я наскоро привёл себя в порядок и собрался, надел старый растянутый свитер, не особо заботясь о внешнем виде - с потенциальными работодателями мне всё равно не разговаривать. Меня не волновало даже то, что Марика может обо всём догадаться. Когда я обувался у двери, она вышла меня проводить и запереть квартиру, но никак не прокомментировала мой внешний вид.
Уже взявшись за ручку, я сообразил:
- Чёрт, вещи!
- Какие вещи? - Марика прислонилась к кухонному косяку и сложила руки на груди.
- Те, что высохли после стирки. Мэри попросила меня разобрать их, я хотел сделать это до того, как уйти.
Я неуверенно топтался в прихожей. Стопка вещей на комоде укоризненно смотрела на меня.
- Давай я разберу, - проявила удивительное великодушие Марика.
- Да там в основном моя одежда, - даже я чувствовал, как неохотно и неестественно звучит мой протест. - Я ещё хотел проверить, что требует ремонта...
- Я и проверю, - щедро предложила Марика, - а может, и починю, если будет настроение, всё равно работы у меня на сегодня нет. Давай, Артурчик, ты же уже настроился на поиски работы, беги!
Последняя фраза хлестнула прямо по совести, и я сбивчиво попрощался и выскочил из квартиры, прочь, только бы не продолжать этот разговор. Я мог бы сказать, что снова подчинился судьбе, которая предложила мне такой удобный вариант, но я прекрасно знал правду: это был момент малодушной трусости.
Пять ступенек, приоткрытая дверь подъезда - и двор встретил меня неприветливо, серостью и сыростью. Пронизывающий осенний ветер тут же залез под свитер, прогнал мурашки по всему телу. Я сунул ладони в подмышки, втянул голову в плечи и зашагал вперёд, глядя только себе под ноги. Пусть они выведут меня куда-нибудь в нужное место, к нужным людям, мысленно просил я. Судьба, я всё время доверял тебе, не подводи меня, пора бы уже как-то помочь...
И только вывернув из двора на улицу я сообразил, что тревожился и врал зря, всё равно в этот день мне вряд ли могло повезти с поисками работы. Живя без строгого рабочего расписания, вне календаря, я совершенно не отслеживал даты и пропускал все возможные праздники, я наверняка не заметил бы даже собственного дня рождения. Только украшения в витринах магазинов и окнах домов напомнили мне, что сегодня Перепутки. Повсюду я видел приоткрытые двери - нарисованные, слепленные из папье-маше, по-честному выструганные из досок и разукрашенные в яркие краски, от крохотных, размером с ладонь, до огромных трёхметровых ворот, в которые бы, наверное, проехал грузовик. Сегодня привычные символы праздника почему-то безумно раздражали меня, словно напоминая о тех банальных "мудростях", мол, все двери перед тобой открыты, только выбирай.
Я топтался бы на пороге, пока не умер от отчаяния, ведь сделать выбор из нескольких равноценных вариантов - это слишком мучительная задача. Возможно, в таком случае стоит прислушаться к себе и выбрать интуитивно, но как по мне, это всего лишь хитрое скрытое проявление эгоизма. Если ты "интуитивно" выбрал один из вариантов, то ты врёшь, на самом деле ты выбрал тот, который тебе больше нравился, даже если ты сам не отдаёшь себе в этом отчёт.
К тому же слишком много открытых дверей на поверку оказываются муляжами, подделками, дешёвыми праздничными украшениями из папье-маше.
Я шагал по улице, стараясь как можно меньше глядеть по сторонам, и чувствовал себя всё хуже с каждой минутой. Зависнуть в моих любимых студенческих кофейнях сегодня точно не вариант, там одни сплошные праздничные вечеринки, и двери, двери, повсюду двери, ещё больше дверей...
- Свет? - девочка-промоутер в ведьмовской шляпе сунула мне в руки традиционный фонарик из художественной вырезанной тыквы со свечой внутри. Узор на фонарике складывался в логотип ближайшей кондитерской.
- Да, спасибо, - принял подарок я.
Мне было не десять лет, чтобы всерьёз поверить в то, что раз в год мы оказываемся на Перепутье, дверь в мир мертвецов и высших сил приоткрывается, и можно проникнуть на ту сторону, повидаться с умершим прадедушкой или попросить помощи у какой-нибудь нечисти, однако я с некоторой истеричной весёлостью подумал, что если бы дверь на ту сторону правда распахнулась передо мной прямо сейчас, я бы в неё шагнул. Просто потому что я всегда иду тем путём, что сам оказался под моими ногами. Я осветил бы себе путь тыквенным фонарём и шёл бы вперёд, пока не оказался среди самой разнообразной и жуткой нечисти - и предложил бы первой попавшейся твари своё резюме.
Но пока мой путь продолжался по шумным городским улицам. Несмотря на ранний час, вокруг уже было достаточно народа в праздничных костюмах, повсюду играла музыка, я то и дело натыкался на развесёлые компашки, кажется, в этот сравнительно ранний час уже успевшие выпить в честь Перепуток. Я морщился от всплесков громких звуков. В затылке начиналась пока ещё слабая, но явственная пульсация, обещающая в перспективе знатную головную боль.
Я прошёлся до центра города, но там праздновали ещё активнее, и не доходя главной площади, я свернул в парк. В межсезонье, когда деревья уже стоят голыми, и яркий ковёр из листьев на земле успел превратиться в грязную гниль, народу здесь немного. Опустившись на лавочку, я откинулся на спинку и прикрыл глаза, попытался успокоиться и расслабиться, надеясь не дать голове разболеться. Где-то невдалеке надсадно каркала ворона. Порыв ледяного ветра заставил меня вздрогнуть и поёжиться. Я пристроил свой фонарь-тыкву рядом на лавку и обхватил себя руками, пытаясь согреться.
Полчаса спустя я продрог настолько, что меня начала бить мелкая дрожь. Стало ясно, что визита в какое-нибудь тёплое, пусть и шумное помещение не избежать. Идти домой не хотелось, так что, прижимая к себе тыквенный фонарик, свеча в котором каким-то чудом до сих пор горела, я завалился в первую попавшуюся дверь, надпись на которой обещала мне горячие напитки.
Разумеется, скидку в этот день предлагали не на мой любимый эспрессо, а на отвратительно сладкий тыквенный латте, но количество денег в кошельке не позволяло мне делать выбор сердцем, а не разумом.
Чтобы согреться, мне пришлось просидеть в кафе несколько часов, делая вид, что в стакане всё ещё остались какие-то капли мерзкого напитка. От звенящей музыки и постоянного круговорота размалёванных компаний в слишком ярких костюмах моя голова всё-таки разболелась. Я выпил два стакана воды в последней надежде, что боль вызвана обезвоживанием, но вынужден был признать, что провалился и тут.
- Может, вам чем-то помочь? - поинтересовалась симпатичная девочка-бариста с вампирскими клычками, когда я подошёл к стойке в четвёртый раз. - Вы какой-то бледный.
- Это грим, - попытался отшутиться я, чувствуя, как под свитером по спине стекает струйка пота.
- Да? - девочка улыбнулась немного нервно. - Вы уверены, что вам не нужна помощь?
Я не был уверен, я сейчас ни в чём не был уверен. Конечно, мне нужна была помощь - сию минуту и в целом в моей бессмысленной жизни. Но какую я мог получить в кофейне от вчерашней школьницы с трогательной нарисованной капелькой крови от уголка рта?
- Просто ещё стакан воды, будьте добры, - попросил я.
На улице к тому времени началась настоящая вакханалия. Я лавировал среди толпы, то и дело взрывающейся хохотом, когда очередной перебравший "оборотень" или "зомби" пытался пройти сквозь декоративную дверь, не ведущую никуда. От шума, ярких красок и голода - невкусный завтрак Мэри я съел так давно, словно в прошлой жизни - меня начало подташнивать. Я чувствовал себя всё хуже с каждой минутой, и по уму стоило бы возвращаться домой, но я отчего-то упорно желал придерживаться легенды о поисках работы, так что упрямо продолжал таскаться по городу беспорядочным, словно перепутанный моток бечёвки, маршрутом, сворачивая в случайные проулки и перебегая дороги в неположенных местах...
Домой я шёл уже по темноте, замёрзшим, голодным и совершенно разбитым, словно весь день город пережёвывал меня, а теперь брезгливо выплюнул. За моё враньё, за бессмысленно проведённый день меня грызло чувство вины, и даже моё печальное состояние не было мне оправданием. В голове вместе с болью в висок стучал вопрос: сколько ещё я собираюсь жить на шее у трёх сестёр и тратить время, врать всем и самому себе, заниматься какой-то ерундой?
Столько, сколько потребуется, горько понимал я, отпирая дверь. Пока не произойдёт что-то такое, что встряхнёт меня и заставит сделать другой выбор. Пока судьба не укажет мне новый путь.
Безмолвная и отрешённая Марьям маячила в тёмном коридоре, словно призрак, я даже вздрогнул от неожиданности, так как заметил её не сразу.
- Ты меня напугала, - я выдавил нервную улыбку. - Как прошёл день?
Мазнув по мне невидящим взглядом, Марьям перестала мучить очередную вылезшую из свитера нитку и скрылась в своей комнате. Я с облегчением выдохнул.
- Артур, это ты вернулся? - позвала с кухни Мэри, перекрикивая шум льющейся воды и шипение масла на сковородке.
- Да! - отозвался я, повысив голос, и почувствовал, как закружилась голова, а к щекам прилила кровь.
Стопки вещей на комоде уже не было, похоже, Марика действительно сдержала обещание и всё разобрала.
Я прошагал прямиком в ванную, выкрутил на полную кран, набрал в ладони воды и плеснул себе в лицо. Потом ещё, и ещё. Я чувствовал себя всё ужаснее с каждой секундой. На меня накатила совсем уж чрезмерная слабость, тело казалось каким-то ватным, и я никак не мог найти этому причины. Я никогда особо не реагировал на перемену погоды или какие-нибудь магнитные бури, да и душевные терзания прежде не находили отражения физиологического. Что со мной, какая-то болезнь? Может, это и есть тот новый путь, который подсунула мне судьба?
Если так, то он определённо мне не нравился.
На подкашивающихся ногах я смог дойти до кухни и упасть на табуретку, даже не обратив внимание на удобство или неудобство. Мэри крутилась у плиты, не глядя на меня.
"Посмотри! - мысленно взмолился я. - Спроси, что со мной! Приложи ладонь к моему лбу! Отметь, что я бледный до зелени! Скажи, что мне нужны лекарства! Вызови врача!"
- Уже всё готово, сейчас будем ужинать, - Мэри глянула на меня, но не остановила взгляд, не зацепилась за моё состояние. - В честь Перепуток будет кое-что особенное...
Она перевернула кастрюлю над глубокой тарелкой, вываливая туда спутанные спагетти.
- Хорошо, - выдавил я.
Меня сильно тошнило, о еде не могло быть и речи.
- Позови остальных, - попросила Мэри.
Я встал больше на упрямстве. С каждой секундой мне становилось хуже, коридор уже плыл перед глазами, но я продолжал переставлять ноги. Несколько раз смазанно стукнув в дверь, из-за которой надрывался телевизор, я на пределе своей возможной громкости позвал:
- Марьям! Ужинать!
И в ту же секунду в голове немного прояснилось. Я несколько раз ухватил ртом воздух, медленно выдохнул, словно надеясь, что удержанное в груди дыхание сильнее насытит кровь кислородом, и сознание моё просветлеет. Впрочем, сейчас мне и в самом деле становилось легче так же внезапно и необъяснимо, как поплохело.
К комнате Марики я шагнул уже увереннее. Едва я коснулся двери, она качнулась внутрь, приоткрылась, так что постучать не удалось. Зато я увидел саму Марику: сидя на своей по-прежнему незаправленной кровати, она обложилась моими вещами и швейными принадлежностями и явно занималась починкой: пришивала держащиеся на соплях пуговицы, латала мелкие дыры.
- Мэри зовёт ужинать, - сообщил я.
- Ага, - кивнула Марика, орудуя иглой. - Я сейчас, Артурчик, почти всё закончила, подожди секунду. Попроси Мэричку потерпеть.
Скорее всего, "подожди секунду" она сказала не в буквальном смысле, но я всё же застыл в дверном проёме, терпеливо дожидаясь окончания процесса. Марика ловко пришивала пуговицу к моим шортам, хотя сейчас совершенно точно был для них не сезон, и до самой весны я вряд ли достал бы их из шкафа.
Игла взлетала вверх и опускалась вниз, я бездумно наблюдал за ней, и вдруг поймал себя на отчётливой мысли: я хочу домой.
Я. Хочу. Домой.
Но я уже дома, возразил я сам себе. То есть, конечно, здесь я гость, но я привык называть домом то место, где мне сегодня предстояло ночевать, и никогда не требовал от вселенной большего. Эту огромную вечно пыльную квартиру я уверенно называл домом последние несколько месяцев, тем более что никакого другого у меня не было: родительское жильё сгинуло в семейных наследственных дрязгах, на съёмное у меня не хватало денег, на собственное и подавно. Я правда успел полюбить это место, и думал о нём, как о доме, с неизменным теплом на душе, но сейчас, в эту секунду...
Я хочу домой.
В этой мысли была тоска и боль. Я желал оказаться там, где почувствую себя расслабленно и свободно, где смогу не думать ни о чём, дышать полной грудью, не чувствовать вины. Я мечтал свернуться клубочком и поплакать, чувствуя себя в безопасности. Существовало ли вообще для меня такое место в этом мире?
- Как прошёл день? - поинтересовалась Марика, не отвлекаясь от шитья. - Прогулялся в другой мир? Нашёл работу?
- Нет, - глухо проговорил я. - Ничего не нашёл.
Она проверила, насколько крепко пришита пуговица, и в этот момент я осознал, что больше не могу. Не чего-то конкретного, а просто не могу. В принципе.
- Ничего страшного, - формально и вежливо поддержала меня Марика. - Повезёт в другой раз.
Если другой раз случится. У меня было иррациональное ощущение, что я могу умереть прямо здесь и сейчас, в любую секунду...
- Вот и всё! - радостно возвестила Марика.
Это так откликнулось моим мыслям, что я вздрогнул.
- Это была последняя пуговица, я закончила! - разумеется, Марика говорила не о моей возможной сиюминутной смерти.
Перехватив иглу левой рукой, она отвела её в сторону, ножницами в правой направила к натянутой нитке...
Я почувствовал биение. Пульс. Я видел, как нитка едва заметно содрогалась, отражая сокращения моего сердца.
Ни на секунду я не подумал о том, что у Марики дрожат руки или что это просто совпадение, или что я обращаю внимание на абсурдные вещи. Было ли дело в Перепутках, когда в сверхъестественное веришь чуть сильнее, чем обычно, или в моём состоянии, из-за которого весь мир казался мне иллюзорным и нереальным, или я совершенно случайно прозрел и увидел правду - этого я в тот момент не знал. Но зато я неожиданно обрёл уверенность в другом: я больше не хочу подчиняться судьбе и идти проторенными путями. Я всегда знал, что этот путь не приведёт меня к счастью, что глупо надеяться на удачу и чего-то ждать, но только теперь я это в полной мере прочувствовал.
Отбивающая мой пульс нитка в руках у Марики вдруг стала ответом на все вопросы. Я знал, что в ней заключена моя жизнь. Если её разрезать - на этом всё кончится.
В голове каруселью закружились все те моменты, когда сёстры в моём присутствии тянули, путали, резали нити...
Все эти мысли пронеслись в моей голове за какую-то долю секунды, пока я завороженно смотрел на то, как приближаются к нити моей жизни массивные портновские ножницы. Они не были даже красивыми, не светились мистическим светом, не издавали какого-нибудь мелодичного звона - нет, самые простые металлические ножницы с наполовину облезшей с ручек краской сейчас решали мою судьбу.
Лезвия начали смыкаться.
Не было времени ни на здравый смысл, ни на вменяемый план.
Я прыгнул.
Прямо от двери, где я стоял, через всю комнату, вытянув руку в отчаянной попытке спасти тонкую нить, связывающую меня с этим миром. Конечно же, я упал. Больно ударился рёбрами о край кровати, так что перехватило дыхание, а из глаз брызнули слёзы. Звук, с которым колени встретились с полом, я наверняка ещё услышу в каком-нибудь кошмарном сне. И этот кошмарный сон у меня будет, непременно будет, потому что - мне удалось!