Я не хочу горящих трупов на улицах городов. Зрелище ревущей над телом ребенка женщины не вызывает у меня положительных эмоций. Впрочем, отрицательных тоже. Как у подопытных пленных руки опускают в кислоту, а потом, четким красивым движением, надрезают и сдергивают перчатку кожи - я видел это в фильме. А вживую смотреть нет особой охоты. Постоянные лишние движения, связанные с бомбежкой, обстрелом, газовой атакой тоже не могут сильно радовать.
Но я хочу мировую войну.
***
Впервые я задумался над уничтожением всего рода человеческого еще учась в школе.
Забравшись вечером на крышу двенадцатиэтажного дома, самого высокого в округе, я внезапно ощутил полнейшее одиночество. Надо мною небо - подо мной бетон. Никого вокруг. Но ощущение было обманчивым, я сразу же это осознал. Чувствовалось копошение тысяч людей в своих квартирах. Соседние дома смотрели на меня окнами, подмигивали хитро синим свечением телевизоров: " Ты не один, не уникален, не было тебя и не будет, а мы будем! В нас будут жить люди, и ни один из них не будет помнить о тебе". Я представил, как здорово было бы, если все люди исчезнут в один момент. Без боли и страданий. Раз - и нет никого. Я бы бродил по улицам городов, радуясь тишине, наблюдал, как сквозь асфальт прорастает трава, разглядывал ветви тополей, сломавшиеся после очередной осенней грозы, как некоторые из них выбили окна и ветер, воздух, дожди несут разрушение в бывшие уютными жилища.
Вечные скитания без смысла и цели. Да и нужен ли смысл в мире без людей? Может быть, люди и создают его. Создают вопросы не ради ответов, а ради траты времени на их поиск. Ведь самое страшное для человека - это его смерть. Можно думать о ней, а можно просто занять это время, какие-то жалкие шестьдесят лет, в среднем. А тут: ни людей, ни смерти. Можно пройтись пешком от Камчатки до Питера, зайдя на пару десятилетий в какую-нибудь деревеньку под Омском; пожить в ней, наблюдая, как обваливаются зимой крыши от снега, как проселочная дорога с каждой весной все больше зарастает лопухами и полынью. Увидеть, проходя через Москву, как посерели стены зданий, как провалился там и тут асфальт, как молодой клен растет меж зубцов кремлевской стены из нанесенного ветром праха и пыли.
Я сидел на крыше, заворожено глядя в закатное небо: пришел вечер. С той поры я не то, чтобы возненавидел людей, но в моем мире для них не осталось места, так, пожалуй, вернее. Когда становилось совсем невмоготу от непонятных претензий, шума города или всплеска родственных, меж-половых и прочих социальных отношений, я уходил за город в лес.
Тихие тропинки, свод из сплетенных ветвей ольхи, ивы, молодых дубков. Полчища мошки и комаров, если спуститься ближе к пробегающей в лесу речке. Даже став старше, познав релаксацию алкоголем, я все равно частенько приходил в этот лес.
***
Впоследствии приступы абсолютной мизантропии происходили со всё возрастающей регулярностью. Грезы об исчезновении рода человеческого стали неотъемлемой частью меня, я живу в предвкушении этого события. Любой свой поступок оцениваю с точки зрения тотального и желанного будущего одиночества. Как волновался я тогда, одиннадцатого сентября, когда рухнули башни в Нью-Йорке! Наконец-то! Скоро будет мировая война! Скоро! Глад и мор и скрежет зубовный!
Но мои надежды не оправдались. Мир оказался устойчивее, чем хотелось бы. Затем война в Ираке. Потом атипичная пневмония. Но все эти угрозы миру оказались не более, чем газетными заголовками на первой полосе.
Даже не обязательно уничтожение всего человечества. Хватило бы и просто разрушения обычной системы ценностей. Устоявшегося миропорядка. Когда нет электричества и воды, когда каждую минуту ты рискуешь заразиться смертельным заболеванием, или быть взорванным, расстрелянным, закопанным заживо, тебе незачем подстраиваться, лгать, крутиться как белка в колесе, чтобы заработать денег. Не нужны знакомства, полуулыбки, флирт, родственные отношения, любовь, преданность. Идеальный вариант, не правда ли? Мне не страшен такой расклад. Я давно готов. Под кроватью стоит собранная сумка: охотничий нож, теплая одежда, иголка с ниткой, комплект обуви. комбинезон, аптечка. Я готов. Я жду.