Каменев Виктор Евгеньевич : другие произведения.

Русские не сдаются

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...И в конце концов Россия победила, вернувшись к истокам и скрепам. Мир пошёл своей дорогой, а русские - своей. Связи были разорваны, торговля прекратилась. Русские стали расти в духовном и нравственном смыслах, а все прочие погрязли в пороках и стремительно деградировали. Но они сами выбрали себе такую судьбу.
   ДЕТИ
  
   ***
   Дядя Костя всегда имел такой вид, что хотелось смеяться. Он был забавен и в трезвом виде, и в пьяном; балагурил, знал много историй и любил рассказывать мультики, которые смотрел когда-то в своём детстве, в стране, которая называлась Советский Союз.
   Увидев, что дядя Костя подходит к школе, старшие дети пришли в класс к младшим, подбросили в печку наломаных парт и расселись на полу, укутавшись в тёплые одёжки. Загомонили, начали толкаться. Вошёл дядя Костя, и его встретили приветственными криками. Он пробрался поближе к печке, запросто сел на пол вместе со всеми и спросил:
   - Ну, как дела?
   - Холодно,- затараторили дети все разом.- Жрать охота!
   - Нууу,- ответил дядя Костя.- На то и зима, чтобы было холодно. А про еду я вам так скажу. Оно, конечно, хотелось бы и порции побольше, и масла в них тоже побольше, но сейчас время трудное. Просто надо немного потерпеть - и всё наладится. Вот что у нас в столовой было сегодня на обед? Рассольник! А на ужин - плов.И спросите теперь у своих сверстников там, на Западе, за стеной - бывает там у них, чтобы два блюда в один день? Мы когда отгораживались, то те, кто с нами жили в СССР - хахлы, бульбаши, хачи, чухня всякая - просто плакали. Как же мы теперь, говорят.
   - А вот так!- крикнул кто-то из малышей, и в рядах младших поднялся смех.
   - Иди сюда, грей меня!- завопил дядя Костя страшным голосом, хватая маленькую, бледную девчонку.
   Та завизжала, принялась отбиваться, но мужчина был сильнее и прижал её к себе.
   - Я мёрзну, а она сидит!- сердито ворчал он, хотя все знали, что дядя Костя добрый и просто притворяется.
   Девчонка тоже была довольна и улыбалась, прижимаясь к нему.
   - А что было на обед вчера?- продолжал дядя Костя.- Суп харчо! А вечером бабка! Сладкаяааа! А что было вчера на обед у таких же, как вы, детей там, на Западе?
   Дядя Костя обвёл всех собравшихся лукавым взглядом и сам ответил на свой вопрос:
   - Ничего! Я вот общаюсь иногда с фашистами, бываю в ихней администрации, вы же знаете. Так вот, у них вообще никаких столовых нет. Что добыл - то и твоё. А чего добудешь зимой?
   Все дети знали, что рассольник - это разваренная в воде перловка с покрошенным в неё квашеным огурцом; харчо - это разваренная в воде перловка, в которой размешали ложку томатной пасты, плов - это перловка со свиным жиром и куриными шкурками, а бабка - это слипшийся ком перловки, посыпаный щепоткой сахара. Но это что-то, а как жить, когда совсем ничего?
   - Они же там голодные,- робко пискнула девчонка, которую держал дядя Костя.
   - Конечно, голодные,- согласился дядя Костя.- Собак и крыс едят, траву варят. Сами виноваты, нечего было лезть к нам с войной.
  - ФУУУУ!!!- завизжали девчонки.
   - А нам же ещё хлеб дают,- сказал самый старший из детей, солидный, почти взрослый.
   - Вот!- подтвердил дядя Костя.- Ещё и хлеб. И в школе вас всему учат: какие металлы чёрные, а какие цветные; драться учат и убивать без оружия. Вам это в жизни всё пригодится, мы своё ещё возьмём. Ну а теперь говорите - что вам рассказать?
   - Как волк гонялся за зайцем!- закричали малыши.
   - Ну вот ещё!- принялись возмущаться дети постарше.- Волк с зайцем! Лучше про неуловимых мстителей!
   - Всё расскажу!- пообещал дядя Костя, тиская девочку, отчего та принялась хохотать и дрыгать ногами.- И про волка, и про зайца, и про деревню Простоквашино. Двигайтесь поближе, развешивайте уши.
  
   ***
   Оставив детей, он вышел из школы и отправился к мужикам, но его перехватили.
   Директор посёлка пребывал в глубоком запое, поэтому всеми делами ведала его помощница Акулина. Именно она ездила на встречу с генералом Мэтьюзом, который возглавил администрацию. Это был здоровенный дядька в военной форме. В ихних званиях Акулина не разбиралась, но кто-то сказал ей, что он генерал. По-русски Мэтьюз не умел, и поэтому рядом с ним сидел переводчик в костюме. Акулина попыталась угадать, свой он или нет, но по глазам было ничего не понять, а потом взгляд её наткнулся на маленький сине-жёлтый значок на его пиджаке.
   Да, этот напереводит.
   Разговор, как и догадывалась заранее Акулина, получился неприятным. Она пыталась произвести впечатление, надев на встречу своё парадное платье и туфли на каблуках, но Мэтьюз не обратил на это внимания. Сухо сказал: "Хай" и указал на стул в своём кабинете.
   Наверное, он из этих. У них, на Западе, такое в моде.
  
   Да, Россия оставалась единой и неделимой, и где-то в секретном бункере работал Путин, и в посёлки приезжали разные должностые лица, назначенные высшим руководством.
   Да, всякая торговля с внешним миром остановилась. Русские перекрыли свои газопроводы и во время каждой попойки обязательно звучал тост за то, чтобы они там все поскорее вымерзли.
   Но всё же связи остались. В администрациях были люди, которые принимали у русских металлы, в том числе и драгоценные, а так же древесину, иконы и просто различные старинные предметы. Часть добычи оплачивали деньгами, часть - спиртом. Определённый процент прибыли посёлки отсылали в центр. Пару раз директора посёлков пытались поднять бунт, но приезжали какие-то вооружённые, били всех без разбору и меняли местное руководство.
  
   Итак, Акулина в назначенное время встретилась с генералом Мэтьюзом, возглавившим администрацию. В Штатах решили сменить аппарат, но что-то с этим затянули, и предыдущие полгода обязанности главы временно исполнял мистер Джон - пожилой, чернокожий, с грустными глазами. Русские ездили к нему за гуманитарной помощью, кричали, напирали на то, что нечем кормить детей, а он только кивал лысеющей головой и бормотал:
   - Да, я понимать.
   При нём жилось привольно. А этот генерал Мэтьюз не выглядел руководителем, с которым можно было общаться в приказном тоне.
   Он заговорил первым:
   - Мы хотим упорядочить, систематизировать и сделать прозрачными поставки на Россию. Вы должны будете подать списки всех жителей района с указанием, кто чем занимается. Без этого не будет никакой гуманитарки.
   - Что?- оторопела Акулина.
   - Далее. Вы должны построить у себя хранилища. По докладам наших наблюдателей вы сваливаете мешки с гуманитарной помощью в кучу, даже не сортируя, в помещениях, которые не предназначены для хранения,- монотонно бубнил переводчик.- Овощи гниют, из-за них пропадают крупы и мука, а вы опять приезжаете просить продовольствие. Мистер Мэтьюз сказал, что следующий гуманитарный груз все его районы получат только после того, как будут оборудованы хранилища.
   - А мы напишем жалобу,- пригрозила Акулина.
   - Путину?- уточнил переводчик.
   Акулина промолчала.
   Мэтьюз снова заговорил.
   - Вы просите слишком много спиртосодержащих жидкостей. Мистер Мэтьюз считает, что их выдачу надо резко ограничить, а вам давать больше мыла.
   Акулина не выдержала, вскочила на ноги и закричала на Мэтьюза:
   - Да как вы можете говорить такое?! У нас Россия, затяжные зимы, детки мёрзнут! Спиртосодержащими мы больных растираем - у нас разве есть выбор?! У фельдшера в нашем посёлке только йод и аспирин - а всё из-за вашего жлобства!!!
   Генерал смотрел ей в глаза совершенно без эмоций.
   - Успокойтесь, мадам Сидорова,- заговорил переводчик.- Ваша испитая физиономия лучше всего свидетельствует о том, куда деваются все эти стекломои, растирки, одеколоны, растворители и тормозухи.
   - Да ты небось неправильно переводишь, хахол!- накинулась на него Акулина.- Господин генерал! Да он всё вам перевирает! Ну, выпила я на девятое мая вашего стекломоя! Так у меня оба деда воевали, а не как у этого бандеровца! Что, уже и почтить их нельзя?! Хотите, я на колени встану?
   И она действительно повалилась на колени, ожидая того, что мужчины бросятся её поднимать, но никто из них даже с места не сдвинулся.
   - У тебя девятое мая триста шестьдесят пять дней в году,- сказал ей переводчик.- Твою рожу можно использовать для лекции о женском алкоголизме. Мистер Мэтьюз не намерен дебатировать и дискутировать. Условия тебе высказаны. Списки и хранилища. Чем быстрее сделаете - тем быстрее получите гуманитарку. Это всё. Очисти помещение.
   Акулина стояла на коленях перед столом, за которым сидел генерал. Что делать? Как его убедить?
   - Сидорова, я сейчас вызову патруль,- предупредил переводчик.
   В голове Акулины зашевелились варианты. Разбить себе башку об пол и подать заявление об изнасиловании? Нет, наверное, лучше сначала всё-таки попробовать по-хорошему.
   Акулина встала и вышла.
  
   - Такие дела, Костик,- сказала она.
   Костя мрачно молчал. Акулина вытащила пачку папирос, и они закурили. Начало темнеть, мороз становился сильнее.
   - Ну, может оно ещё наладится,- сказал Костя.- Новая метла, как говорится. Переживём. Сколько у нас их тут было. Списки сделаем. А для хранилищ можно школу использовать.
   - Школу?- переспросила Акулина.- Слушай, а это идея.
  
   ***
   Сначала была подготовка. Акулина подбила кое-кого из других посёлков - тамошний народ тоже был недоволен новыми веяниями. Для такого дела даже автобус нашёлся.
   Они ходили вдоль ограждения из колючей проволоки и кричали:
   - Фашисты! Детоубийцы!
   Охранники следили за ними, но никого не трогали. Накричавшись, все залазили в автобус и грелись, после чего снова отправились ходить и кричать около ограждения.
   Вечером уехали, следующим утром вернулись, но теперь народу приехало побольше.
   По ту сторону ограждения их ожидали журналисты.
   Акулина, Костя и другие дали пространные интервью, напирая на судьбу несчастных детей, которых генерал Мэтьюз (он, кстати, оказался не генералом) обрёк на смерть от голода и болезней.
   Получилось хорошо. Кто-то говорил, а остальные хором скандировали:
   - Фа-шис-ты! Фа-шис-ты!!!
   Журналисты делали сочувствующие лица и что-то там тараторили по-своему на камеры.
   - А завтра мы и детей приведём, так что будьте готовы,- сказал им Костя.
   Русские были довольны и вечером закатили грандиозную попойку.
   Завтра вокруг ограждения будут ходить дети!
   Журналисты их снимут и покажут на весь мир, а потом этого Мэтьюза своё же руководство разорвёт в клочья. И пришлют кого-то нормального.
   Ну, за русскую смекалку!
   И чтоб они у себя на Западе все вымерзли.
  
   ***
   Всех детей погрузить в автобус не удалось - их собрали аж с четырёх посёлков.
   - Да пусть пешком идут, они же молодые и здоровые,- сказал Костя.
   Иного выхода и впрямь не было. День, правда, выдался холодный, а не у всех детей имелась зимняя обувь.
   Потом отогреются - решили взрослые.
   И поехали следом на автобусе, делая долгие остановки, затем догоняя детей и снова останавливаясь.
   Дети шли по дороге и рядом с ней, гонялись друг за другом, кидались снежками. Редкий встречный транспорт съезжал на обочину и давал им пройти.
  До администрации было что-то около двенадцати километров, и это расстояние преодолели за три с чем-то часа. Когда показались охранные вышки, дети вдруг все вместе побежали вперёд и скрылись за пригорком, а древний автобус не смог сходу преодолеть возвышение, покрытое слежавшимся, скользким снегом, съехал вниз, после чего водитель заглушил двигатель и велел всем вылезать.
   Взрослые поднялись на пригорок самостоятельно и онемели.
   За колючей проволокой высился разноцветный шатёр, вокруг которого стояли лотки с гамбургерами, пирожными, конфетами, игрушками и пепси-колой. Дети застыли у ограждения, а у калитки шли переговоры администраторов со старшими.
   - Как тебя зовут?- спросил переводчик у высокого, худого подростка.
   - Серый,- ответил тот.
   - Сергей, мы назначаем тебя главным,- сообщил переводчик.- Есть у тебя надёжные друзья?
   - Ну, есть. Вон они. Вовчик и Вован.
   - Очень хорошо. Владимир и Владимир, подойдите. Мы сейчас запустим вас сюда, в этот рай. Брать можете всё. Через полчаса в шатре будут мультфильмы.
   - Про волка и зайца?- уточнил Серый, давая понять, что он в мультиках разбирается.
   - Про кота и мышонка. Мы рассчитываем на вас. Как я уже сказал - брать можете всё. Условия всего три: не драться, ничего не ломать, и не гадить. Вам подходит?
   - Да,- ответил Серый.
   - Подходит, подходит!- нетерпеливо запищали ближайшие ко входу дети.
   - Тогда, Сергей и вы, Владимиры, заходите первыми и следите за порядком.
   И калитка распахнулась.
   Дети с визгом ворвались внутрь, сметая всё на своём пути.
   В этот момент вылезшие из автобуса взрослые как раз вскарабкались на пригорок и помчались к ограждению.
   - Стойте, стойте!- кричали они на бегу.
   Дети хватили лакомства с игрушками и совали по карманам.
   - Ничего не ешьте!!!- завизжала Акулина.- Всё отравлено!!!
   И её услышали.
   Дети опустили руки с надкусанными лакомствами и растерянно смотрели то на русских, то на представителей администрации. Самые впечатлительные бросили угощение на снег.
   Тогда здоровенный дядька в военной форме взял огромное пирожное с кремом, откусил почти половину, прожевал, проглотил и вдруг весь затрясся, вытаращил глаза и схватился за горло. У всех детей отвалились челюсти, но военный засмеялся и доел своё пирожное.
   - Мистер Мэтьюз пошутил,- сообщил переводчик.- Лопайте, не бойтесь. А вы, господа взрослые, ждите в автобусе.
   И калитку заперли, а около неё встали два вооружённых солдата.
   - Что ж вы делаете!- закричал Костя.- Нельзя так! Они нам враги!
   - Ладно, дядя Костя,- мрачно сказал старший пацан.- Завтра нам расскажешь, как они тут крыс жрут с голодухи. А сейчас нам некогда.
   Взрослые отступили. Их прекрасный, умный и внезапный план провалился. Кто же мог знать, что тупые америкосы сделают такую гадость?
   Дети запихивались сладостями и заходили в шатёр, где в ипровизированном кинотеатре на огромном экране уже начинались мультфильмы.
   - Вот суки,- сказал Серому Вован.- Вон у них чо. А мы?
   - А мы ещё своё возьмём. Пошли мультики ихние глянем, а потом покурим - я тут у солдата сигарету стрельнул.
  
   ***
   Через десять дней в администрации снова собрали шатёр, выставили столы с угощением и игрушками.
   Но ни один ребёнок из русских посёлков не пришёл.
   Ветер трепал полотняные стены шатра, а работники администрации сами ели свои гамбургеры с колой.
   В тот раз перед окончанием мероприятия американцы пригласили детей приходить снова, назначив для встречи сегодняшний день. Пообещали всё точно такое же, но перед раздачей дети должны были помыться и продезинфицировать одежду. Ещё Мэтьюз сказал, что им организуют обучение - чтению, счёту и письму.
   - Это ведь русские дети,- сказал переводчик, когда сворачивали шатёр.
   - Я понял,- ответил Мэтьюз.
  
   ***
   Дядя Костя некоторое время обижался и называл всех малолетними предателями, но потом оттаял и простил.
   Он ведь добрый.
   И вообще, все русские - друг другу братья. Потому-то никаким американцам с их жратвой русских не пересорить.
  2.НАСТАСЬЯ
  
    ***
     Роды у Настасьи протекали тяжело. Постоянная тошнота, частая рвота, а уж на изжогу она и вовсе перестала обращать внимание.
     Особенно плохо было с похмелья. К привычной уже тошноте добавлялись болезненные спазмы в животе и головная боль.
     Когда у Настасьи явно обозначилась беременность, ей уже исполнилось семнадцать. Сама она была маленькой, худенькой, бледной, с тонкими ножками.
     - Надо скинуть!- говорили одни.
     - Рожай!- кричали другие.
     Директор посёлка тоже говорил, что надо рожать, а директора уважали. Хозяйственный мужик, воровал в меру; и в центр всё отправлял в полном объёме, и своим давал жить. А ещё у него остался планшет с довоенных времён, а на нём - всякие старые фильмы про недотёпистого очкарика Шурика, героического Чапая, ещё два про войну и про мушкетёров с душевными песнями. А ещё там были разные песни и речи Путина.
     На массовых гуляниях директор иногда показывал свои записи. Народ толпился вокруг стола с маленьким экраном, залезая чуть ли не на головы друг другу. Все слушали, как Путин говорит журналистам:
     - Мы станем не спереди, а сзади... Рублей в бюджете становится больше...
     - Вот же умный мужик,- восторженно приговаривали жители посёлка после таких просмотров.- Ну и повезло же нам с ним!
     Как-то они даже написали коллективное письмо Путину, про то, как народ им гордится. Ну, и тому подобные вещи. Но не знали, куда отправить, так что письмо долго висело на стене в поселковом совете, а потом потерялось.
     И вот, когда Настасью со всех сторон атаковали доброжелатели, и голова у неё пухла от миллиона разных советов противоположного толка, к ней в комнату пришёл директор и принёс планшет - только для неё (хотя, конечно, сбежался весь барак). Оказывается, у него там имелся ещё один ролик, но не видео, а только фотография Путина, и за кадром голос читал его слова:
     - Мы должны создать новую формацию российских граждан, у которых генетеческая память предков, духовность, готовность к подвигу, сочетались бы с умениями и навыками применения новых технологий. Времени на раскачку нет совершенно.
     - Вот так, Настасья,- сказал директор.- Слышала, что Путин сказал? Новую формацию! А как же мы её создадим, если ты скинешь плод? Рожай!
     И записал Настасью в маленькую красную книжечку, которую после спрятал во внутренний карман.
     Она надеялась, что он потом покажет про мушкетёров, хотя бы одну серию, но директор забрал планшет и ушёл.
     Настасья потом долго вспоминала этот разговор, забившись где-нибудь в уголке и страдая от тошноты и жалости к самой себе. Хорошо Путину говорить! Он прячется где-то в бункере; ему, наверное, там нормальную водку дают, а не стекломой, который раздирает горло и воняет, сколько его не процеживай. А тут попробуй выносить! И говорят, этот кошмар будет продолжаться девять месяцев!
     Нормальную водку Настасья пробовала прошлым летом, когда приезжали работники - смуглые, черноволосые и весёлые. Старики, пожившие в СССР, почему-то называли их чучмеками. Они приехали строить хранилища для гуманитарной помощи, которую русским давали американцы.
     Чучмеки работали целый день, а вечером уходили со стройки в вагончики, стоявшие кругом. Там горел костёр, и пахло оттуда так одуряюще вкусно, что местные захлёбывались слюной.  Настасья несколько дней наблюдала за рабочими издали, а потом решилась и пришла в гости, потому что другие бабы тоже ходили.
     Весёлые чучмеки налили ей самой настоящей водки, которую она попробовала впервые в жизни, а потом все танцевали под какую-то незнакомую музыку из колонки, и смуглые мужчины показывали ей фотографии детишек на своих телефонах, и все хохотали, и танцевали, и Настасья наелась плова с мясом до тошноты.
     Ночью она приплелась в свой барак. 
     Настасья сидела на деревянном пороге и курила, когда вдруг кто-то подкрался сзади и накинул ей одеяло на голову, после чего Настасью избили.
     Пинали ногами, молотили палкой, материли, обзывали проституткой и чучмекской подстилкой. Слышались как мужские, так и женские голоса.
     Утром избитая Настасья никуда не пошла, осталась лежать на кровати, свернувшись клубочком. 
     - Добра тебе желают,- объяснила соседка по комнате Тонька.- Раз уж ты сама не понимаешь, чего можно, а чего нельзя.
     - Другие бабы тоже ходили!- крикнула Настасья.
     - А ты за себя отвечай. Понятно?
     Но Настасье непонятно было, почему нельзя сходить в гости к рабочим. За что её побили? 
     Вечером она снова ушла к чучмекам и попросилась остаться на ночь. Ей нашли место в одном из вагончиков, на полу. Там Настасья и проснулась на следующий день, не помня, как заснула. Рабочие каждый день оставляли кого-то одного по очереди, чтобы он готовил на всех еду. Настасья помогала ему тем, что мыла посуду, хотя и недоумевала по этому поводу. Зачем мыть, если сегодня опять с неё есть? 
     Вечером всё начиналось снова. 
     Настасья закружилась в жизненном хороводе.
     На третий день пришла баба, с которой в то время жил директор, прошипела:
     - Хвостова, ты не наглей. Отмечаться-то хоть приходи!
     Глаза у неё были злющие.
     Настасья никуда не пошла.
     К чучмекам заглядывали на вечер и другие женщины тоже.
     Но те на ночь не оставались. Быстро выпивали, по-звериному жадно закусывали и уходили с кем-то из строителей за вагончик, после чего крадучись убегали к баракам.
     На контакт с Настасьей они демонстративно не шли. 
     Ну и пусть.
     Настасья начала надеяться, что её кто-нибудь из рабочих заберёт с собой. Она даже запомнила имена тех, кто помоложе - на всякий случай. Почему бы и в самом деле им её не взять? Настасья разглядывала себя в зеркальце и находила в себе всё больше и больше привлекательных черт. Во всяком случае, она моложе и симпатичнее, чем остальные бабы, которые приходят сюда. И плов этот варить научится. И посуду будет мыть, раз им так хочется.
     Хранилище построили как-то уж очень быстро, и в конце лета Настасья осталась одна среди пустых вагончиков. Никто из рабочих даже не попрощался с ней. Она постояла около закопченного кирпичного круга, в котором разводили костёр, а потом отправилась к баракам, где её уже ждали местные.
     Вперёд вышел директор.
     - Эх, ты!- сказал он.- Время такое непростое сейчас. Эти жлобы-америкосы не дают гуманитарку как раньше, кучей, а высчитывают по количеству жителей района. Трясутся, скупердяи, над каждым зёрнышком! Заставляют руководство учить их поганый язык, да и от обычных граждан через год станут требовать базового знания. Нашу сборную не то, чтобы не допустили до Олимпиады, а даже не разрешили собрать. Путин, говорят, заболел. Рыбу запретили глушить взрывпакетами. А ты...
     Он махнул рукой и ушёл.
     Прочие остались.
     - Бейте,- сказала Настасья.
     И они били.
  
     ***
     Волонтёрш в посёлке не очень любили. Они, конечно, давали немного стекломоя, но при этом читали унизительные поучения о вреде алкоголизма, а ещё везде лазили, заставляли всех мыться и делать уборку в бараках.
     Их терпели потому, что они обязательно приносили что-нибудь вкусное - конфет, печенья и даже колбасу.
     Настасья пришла к себе, когда в их комнате орудовали две волонтёрши. Одна как раз мазнула указательным пальцем по столу и тыкала его, сальный и грязный, Тоньке.
     - Ну как так можно? Вы же с этого стола едите!
     Увидев Настасью, они на секунду онемели, а потом та, с пальцем, задала идиотский вопрос:
     - Ты что - беременна?
     - Нет, это её с вашей гуманитарной помощи так разнесло,- злобно ответила Тонька.
     Волонтёрши подошли ближе, и Настасью кольнула тревога. 
     - Ты на консультацию ходила?
     - Чо?
     - Гинеколог тебя осматривал?
     - Гинеколог?
     - Какой у тебя срок?
     - Я не понимаю, чего вы хотите.
     - Ты рожать собираешься?
     - Ну да!
     - А готовишься хотя бы? Пелёнки-распашонки у тебя есть?
     - Да,- ответила Настасья.- Позавчера мне дед Кузякин пиджак свой отдал. Ну, чтоб ребёночка заворачивать. Вон он, висит на гвоздике.
     Волонтёрша брезгливо, двумя пальчиками, сняла с гвоздика пиджак и внимательно осмотрела его.
     - Надо же!- сказала её подруга.- Это, оказывается, пиджак. А я подумала, что половая тряпка.
     - Коллекционная одежда,- заметила первая волонтёрша.
     - Точно! И почти не воняет. 
     Волонтёрша бросила пиджак на пол, после чего вынула из сумочки влажную салфетку, тщательно вытерла пальцы и сказала Настасье:
     - Поедешь с нами.
     И Настасья ещё пребывала в шоке и ужасе от услышанного, а Тонька, умничка, уже сцепилась с обеими хамками.
     - Куда это она поедет?! Ей нельзя трястись! Она от тряски ребёнка потеряет!
     - Надо было дороги сделать,- защищалась волонтёрша.
     - Вот и сделайте, если надо!- орала Тонька.- А Настасью мы забрать не позволим! 
     Волонтёрши были вынуждены отступить. Настасья боялась, что заезжие тётки разозлятся и не отдадут гуманитарку, но они отдали.
  
     ***
     - Эти куклы её заберут!- орала Тонька на собрании.- Уже хотели, да мы не дались. Надо что-то делать! Пропадёт Настька!
     Знатоки американских обычаев уже рассказали Настасье, что ТАМ с ней будут общаться не по-людски. Закроют в больничной палате, заставят каждый день мыться и чистить зубы мерзопакостной пастой, истыкают всю своими погаными медицинскими приборчиками - и при этом не дадут ни выпить, ни покурить. А ещё часто детей забирают.
     - И топят потом,- авторитетно заявил директор.- Им ни к чему, чтобы у нас был прирост населения.
     Настасья сидела на краюшке стула и тряслась от ужаса. За что ей это всё? Надо же было наткнуться на этих волонтёрш! Почему они там, на Западе, все такие злые?
     Конечно, многие из тех, кого директор с Тонькой зазвали на совещание, принимали участие в избиении Настасьи после окончания строительства. Она потом неделю не могла встать с кровати, не ела и мочилась под себя. Но они же не со зла, а просто для науки.
     Теперь эти же сельчане - свои, родные! - совещаются, как уберечь Настасью от беды.
     Бунтовать нельзя, а то изобьют, оставят без гуманитарки, заставят всех работать, а роженицу всё равно заберут.
     Спрятать негде: в посёлке только бараки, административное здание, баня с пустующей каморкой фельдшера, какие-то руины ещё советских времён и те самые склады. Все на виду. Если что, американцы Настасью вмиг найдут.
     Предложений звучало много, но большая их часть выглядела совершенно фантастично, например, позвонить районному старосте, а тот чтобы позвонил областному председателю, а тот чтобы звякнул самому Путину, а уж Путин точно что-нибудь придумает. 
     - Он за Настькой даже вертолёт прислать может,- говорит первый заместитель директора, редкостный идиот и пустопорожний болтун.- Хочешь полетать на вертолёте?
     Настасья хотела только одного - чтобы кто-нибудь чего-нибудь придумал, и всё это кончилось.
     - Давайте накатим?- предложил завхоз.- А то на сухую голову плохо соображается.
     Директор дал распоряжение принести спирта из запасов. Все совещались, а Настасья - напряжённая, нервная, перепуганная - вдруг почувствовала в себе изменения, которые стали резко нарастать.
     - Ой!- громко сказала она.
     Все уставились на неё, а потом засуетились, забегали. Как раз принесли спирт, Настасью заставили выпить полный стакан, отчего её как будто сильно ударили чем-то мягким и тёплым.
     - Тужься! Тужься!- кричали ей в уши с обеих сторон, но она не знала, как сделать это правильно. Кто-то копошился прямо в ней, и Настасья вдруг почувствовала облегчение.
     Ей показали ребёночка, крохотного, красного, сморщенного и мокрого. Он почему-то не кричал, а только сжимал и разжимал крохотные пальчики.
     И после этого Настасья впала в беспамятство.
  
     ***
     Удача подвернулась в виде Светкиного бывшего, жившего в другом посёлке, но иногда заезжавшего в гости, и заключалась в том, что бывший этот работал водителем на грузовике.
     Директор инструктировал его лично:
     - Ты там сильно не тряси, девчонка слабая, ребёнок недоношенный. Я записку передам вашему директору. Надо помочь. Ты же американцев этих знаешь. У нас тут волонтёрши были, так они грозились Настьку забрать для опытов, а младенца усыпить. Половина посёлка слышала.
     Водитель согласился отвезти Настасью. Он, правда, слегка выпил, но от этого ему только крепче держалось за руль. 
     И вскоре Настасья тряслась в его кабине, прижимая к себе спящего ребёночка, закутанного в пиджак деда Кузякина, и с узелком на коленях. 
     Кончался март, в кабину задувал холодный, сырой ветер. Водитель рассказывал какие-то истории из своей жизни, но Настасья его почти не слушала. Вот они едут, а вдруг те волонтёрши уже всё разболтали? И тогда американцы пустятся за ними в погоню. А если догонят? Настасья с ними не справится.
     И что тогда?
     Свет фар полоснул по группе бараков. 
     "Приехали"'- подумала Настасья.
     Жаль, конечно, расставаться со своими, но ведь и здесь живут русские... Не отказались же, не бросили. Вон, водитель поднял местного директора с постели. Договариваются.
     - А если американцы у нас найдут - тогда что?- послышался визгливый голос директора.- Я тоже не хочу остаться без гуманитарки. Попов! Ты эту деваху сюда привёз, ты её и дальше вези! В четырнадцатый посёлок. Я знаю, что далеко, зато там уж точно не найдут. И доктор у них какой-то есть. Давай-давай. И записку вот эту тамошнему директору отдашь.
     Настасья с тупым равнодушием снова залезла в кабину. Она устала и хотела спать. Ребёнок тихо посапывал, из-за него болели руки. Водитель всю дорогу ругался и проклинал свою доброту, из-за которой ему теперь приходится крутить баранку, когда все пьют-гуляют.
     Настасье казалось, что они будут ехать вечно. 
     Глубокой ночью водитель высадил её около четырнадцатого посёлка с напутствием.
     - Малая, ты не обижайся, но я из-за тебя и так переработал. А если меня и отсюда завернут? Ты иди прямо туда, не звери же они, не выгонят же с ребёнком на улицу.
     В первом от дороги бараке обнаружилась комната, где заканчивалась гулянка. Там было тепло, светло, накурено. Двое мужиков за столом вели какой-то серьёзный разговор, и на Настасью с ребёнком не обратили внимания. В комнате стояло три кровати, и на них всех спали поперек усталые гулящие. Настасья положила ребёнка на пол в углу, отчего он заворочался и застонал, взяла со стола кусок хлеба, положила на него несколько килек в томате и съела, затем докурила чью-то папиросу, оставленную в пепельнице, а после этого и сама присела в угол, взяла малютку, прислонилась к стенке, вытянула ноги - и уснула.
  
     ***
     Доктор в четырнадцатом посёлке и впрямь имелся - пожилой, грузный дядька, с лысиной и весь в красных прожилках, которые избороздили всё его лицо и белки глаз.
     - Всё время спит,- сказала ему Настасья, когда помощница доктора привела её в барачную каморку, служившую амбулаторией.- Это нормально?
     Доктор посмотрел на младенца и ответил:
     - Ненормально. Ты его кормишь?
     - А как?
     - Дура,- сказал доктор равнодушно.- Покажи сиськи.
     Вообще-то эту фразу говорили в их посёлке парни девушкам, когда ухаживали. Настасья даже улыбнулась, вспомнив об этом. Она положила ребёнка на стол, расстегнула ватник и задрала майку, обнажив груди.
     Доктор потянулся к ним, но она шагнула назад и призналась:
     - У меня там всё болит.
     - Конечно,- ответил доктор.- Потому и болит, что не кормишь. Иди сюда. Я - дипломированный специалист, и не буду гоняться за тобой по всей амбулатории.
     Настасья подошла. Доктор взял её за грудь, подхватил младенца со стола - и вот маленький уже чмокает, жадно сдавливая сосок беззубым ротиком.
     А потом он закричал - в первый раз - и Настасья принялась его баюкать.
     - Мало молока,- заметил доктор.
     - Помрёт малыш?- спросила его помощница, состроив участливый вид.
     - Отчего это? Мы ведь в двадцать первом веке живём, а не в каком-то диком средневековье. Дашь юной мамаше тряпочку, а она будет заворачивать туда комочек чуть тёплой каши и совать ребёнку в рот. Выживет. И да - тряпку дашь чис-ту-ю.
     Затем доктор с помощницей ушли, оставив Настасью с младенцем. 
     Через пару часов пришёл местный директор и сел перед ней на стол.
     - Это,- сказал он.- Ищут тебя. Волонтёрши какие-то подняли панику. Мне сейчас звонили. Завтра, а может даже сегодня вечером к нам прибудет поисковая группа. 
     - Что же мне делать?
     - Бежать тебе надо. Я машину дам. Тебя увезут дальше. Не бойся, этим сволочам ни ты не достанешься, ни ребёнок твой. Посиди пока здесь, только свет не зажигай. Поесть сейчас принесут. Как стемнеет - тебя отсюда увезут, ещё дальше, где уж точно американцы искать не додумаются. Главное - не бойся.
     - Я и не боюсь,- ответила Настасья.- Спасибо вам за то, что выручаете. Скажите, а может кто-нибудь доложить обо мне Путину?
     Директор зачем-то снял очки, посмотрел на них подслеповатым взглядом и снова водрузил на переносицу.
     - Путину? Я думаю, что он и так в курсе. Может, тебе надо чего-нибудь... ну, я не знаю... одеяло там.
     - Да!- согласилась Настасья.- Одеяло, пожалуйста, дайте.
     Директор встал и вышел. Настасья посмотрела в окно, но там была видна только степь с тающим снегом да какие-то руины вдали. Ей пришло в голову, что с ней происходит приключение, как в фильме про мушкетёров. Она с маленьким убегает, а злые гвардейцы-американцы пытаются их поймать, но у них, конечно же, ничего не выйдет.
     Никогда американцам не победить русских. Хоть и машины у этих американцев, и оружие, и еда вкусная. Но слабы они против русских, не сдюжить им.
       И вообще, Настасье повезло. У них в посёлке есть такие, которые вообще нигде никогда не были. А она поездит, мир увидит. Может даже самого Путина удастся встретить.
     Настасья улыбнулась своим фантазиям, смахнула таракана со щеки спящего малыша и стала  ждать директора с одеялом.
  3. ХРЕБЕТ НАЦИИ
  
   ***
   Ему показали, куда идти, и он отправился к длинному бревенчатому бараку на кирпичном фундаменте. Его распирало любопытство. Как же - местная знаменитость, о которой ему все уши прожужжали в районе.
   Прошлое место жительства Олегу Петровичу пришлось спешно покинуть после того, как в его тогдашней общине дети нашли под рухнувшим мостом через пересохшую речку два трактора, каковые откопали, перетащили в пункт приёма и сдали китайцам на металлолом; причём получили за них живые деньги - да не ихние юани, а самые настоящие американские доллары.
   Староста сидел у себя и ожидал, когда ему занесут полученную сумму, а это было целых шестьсот баксов. Вместе с ним ждали заместитель, завхоз и комендант. Из денег решено было сто долларов переслать в Москву, сто отдать в бюджет общины, на пятьдесят купить спирта у тех же китайцев, а остальные поделить по-честному. Проклятущие трактора пришлось разбивать кувалдами, потому как уволочь их на приёмный пункт целиком не было никакой возможности. Народ умаялся и жаждал награды за свои труды.
   А вот Олег Петрович, который как раз служил в посёлке бухгалтером, рассуждал иначе. Получив деньги от китайских товарищей, он поместил купюры во внутренний карман пиджака, закинул на спину рюкзак с заранее собранными вещами, сказал ожидавшему его водителю грузовика, что он сейчас вернётся, а затем зашёл за контору, туда, где располагались туалет и курилка.
   Но ни курить, ни облегчаться Олег Петрович не стал, а вместо этого юркнул в расположенную рядом лесопосадку и сгинул во мраке наступающей ночи.
   Его, конечно же, страстно искали. Но поиски эти были заранее обречены на провал, ибо их объектом служил Олег Владимирович Поташов, бухгалтер, который ныне стал Олегом Петровичем Мигаевым, работником культуры, убравшимся, к тому же, за четыре тысячи километров от прежнего места работы.
   Длинный барак на кирпичном фундаменте служил администрацией, комендатурой, медпунктом, школой (закрытой), а ещё там же располагалась комната патриотического воспитания.
   Директор посёлка хмуро выслушал рассказ Олега Петровича о том, как тот ездит по России в поисках талантов и самородков, комендант записал его в журнал, после чего приезжий остался предоставленным самому себе. 
   Олег Петрович отправился к двери, за которой располагался медпункт, и постучал согнутым пальцем чуть выше пришпиленного кнопкой листочка из блокнота, на котором было написано, что ПРИЁМА НЕТ.
   - Войдите!- сказали изнутри. 
   Олег Петрович толкнул дверь и увидел небольшую, уютную комнатку, где доктор жила и принимала больных. Перед посетителем стояла высокая женщина в длинном, до пола, платье и в наброшенной на плечи шали.
   - Моё почтение,- сказал Олег Петрович.- Премного о вас наслышан, Софья Павловна.
   - Присаживайтесь,- докторша указала ему на вытертое кресло в углу напротив дивана.- Да и я о вас наслышана. Все уши прожужжали: "Артист едет, артист едет!"
   И она закуталась в свою шаль, словно защищаясь от невзгод окружающего мира. Именно по этому предмету гардероба Олег Петрович и определил свою собеседницу интеллигентной женщиной. Шаль была вырезана из бархатного театрального занавеса, а это значило, что театр Софья Павловна посещала.
   Впрочем, Олег Петрович ошибался. Шаль докторше подарили.
   В посёлке Софья Павловна пользовалась авторитетом. Она выписывала больничные и давала освобождения от работ. 
   Время от времени из докторской каморки слышался яростный крик:
   - Коробейников, я взяток не беру!!!
   Вслед за тем в коридор выскакивал вышеназванный в страшном смущении, а дверь захлопывалась. 
   Взяток Софья Павловна не брала, но обожала знаки внимания. Один из её вечных пациентов заслужил благосклонность докторши тем, что притащил ей целый мешок великолепных книг. Сначала у Софьи Павловны перехватило дыхание от пыли, поднявшейся после того, как посетитель хлопнул о пол своей ношей, а потом - от содержания. Докторша прекратила приём и сидела на полу, перебирая книги и не зная, с какой начать. Донцова, Устинова, Маринина... 
   Просто глаза разбегались от разнообразия.
   Другой клиент, которому докторша никогда не отказывала в больничном, подарил вот эту самую шаль.
   Третьему как-то довелось поработать у американцев в системе общественного питания. Он убирал туалеты в столовой и, прежде чем его оттуда выгнали, сумел насобирать в отходах довольно большое количество корочек от ихнего заграничного сыра с кусочками воска. Это лакомство он и презентовал докторше, а София Павловна смаковала его по чуть-чуть месяца два - с чаем и вареньем.
   По всему району о ней шла слава, как об интеллигентной и утончённой женщине. Олег Петрович, будучи там по делу, решил заехать, познакомиться и пообщаться.
   - Прямо там - артист,- сказал он.- Нет, я, конечно, умею петь. И в новогодних корпоративах выступал. Раньше, когда ещё были эти новогодние корпоративы. 
   - Да и я тоже не доктор,- призналась Софья Павловна.- Когда-то работала в салоне. Массаж, маникюр. С чего они вообще взяли, что я имею какое-то отношение к медицине - ума не приложу. Но мне подходит. Живу здесь одна, кое-что имею.
   - Интеллигентный человек с образованием всегда добьётся своего,- заметил Олег Петрович.- А позвольте вас, Софья Павловна, угостить. За знакомство, так сказать.
   Он вынул из рюкзака бутылку и отрекомендовал её:
   - Чистый спирт. Для внутреннего употребления.
   Софья Павловна вынула из тумбочки две кружки, полбуханки хлеба и баночку кислой капусты, после чего разложили складной столик и приступили к знакомству. 
   Сразу же выяснилось сходство в политических взглядах.
   - Путин - дерзкий и смелый,- говорила Софья Павловна, помахивая хлебной коркой.- Захотел Крым - пожалуйста. И никто ничего не может сделать, только зубами скрипят.
   - Я тоже его очень уважаю,- ответил Олег Петрович.- Как буржуев утер, а? Они нам угрожали, слюной брызгая: вот, отключим интернет, отключим платёжную систему! А мы взяли - и сами отключили! Нате, выкусите!
   - Тише, тише!- сказала Софья Павловна.- Извините.
   Кто-то снаружи дёргал дверную ручку.
   - Там же русским языком написано, что приёма нет,- громко сказала Софья Павловна.
   Посетитель пробормотал что-то матерное и ушёл, шаркая ногами.
   - Однако, вы хорошо устроились,- заметил Олег Петрович.
   - Строгость нужна, чтобы устроиться,- ответила Софья Павловна.- К примеру, как-то увидела, что кашевар вечером прячет за пазуху пачку американского сливочного масла. "Постой, дружок,- говорю я ему.- Это что такое?". А его напарник смотрит на меня, морда нахальная, и отвечает: "Да это мы задумались и забыли масло в кашу положить". Каково, а? "Смотрите,- говорю.- Я вот сейчас тоже задумаюсь и напишу на вас докладную записку, в которой потребую служебного расследования. Вылетите из кашеваров аж бегом!". Ну, они, конечно, тут же заднюю включили, залебезили; да что вы, да мы же ничего... Теперь вот делятся со мной. А каша с маслом и каша без масла - это, согласитесь, два совершенно разных блюда.
   - Согласен,- сказал Олег Петрович.- Это вы правильно. Русский народ велик и славен, но раздавать кашу в столовой должны иностранцы.
   - Бывают у меня и проколы, конечно,- призналась Софья Павловна.- Приходил тут один, жаловался на плохое зрение. Ну а я что могу сделать? Наши как-то ездили на руины. Почему-то забросили целое поселение. Там, среди всего прочего, была поликлиника, поэтому и я поехала. Всё, конечно, уже разграбили. А тут вдруг очки на полу. Целые, только стёкла потемнели. Один из наших мужиков собирался наступить, но я вовремя заметила, подняла крик. Забрала себе. А тут этот всё ходит и ходит ко мне со своим плохим зрением. Что с ним делать? Я ему эти очки. Не помогают. Потом-то мне сказали, что он от денатурата ослеп; я, конечно, запретила бы ему его пить, кабы знала. Директор наш молодец - сумел сбагрить этого слепого волонтёрам. Те может и вылечили, не знаю.
   - Вы сделали всё, что могли,- заметил Олег Петрович.- Давайте, уважаемая Софья Павловна - за профессионализм. 
   Они пили и разговаривали, разговаривали и пили. За профессионализм, за Путина, за Россию, за дедов, которые воевали и победили фашистов, за небратьев, всякую чухню, хахлов, лабусов и чурок, чтоб они наконец-то взялись за ум и вернулись восстанавливать великую Империю.
   - Вот я всё могу вынести,- говорила Софья Павловна, опираясь головой на руку.- Но, знаете, иной раз грущу. Бывает, просто чертовски - вы простите, Олег Петрович, что я ругаюсь - вот просто чертовски хочется сладкого: зефира, шоколада, печений и конфет. Никогда не любила мармелад, но сейчас сожрала бы не менее, чем полкило. Волонтёры иногда подбрасывают. Даже халвы. Но мало возят, подлецы.
   - Да вы не переживайте, Софья Павловна. Всё наладится. Надо только немного потерпеть. Будет у нас самый лучший шоколад в мире. Мы отгородились от всего мира, всё теперь в наших руках, никто не помешает. А хотите рафинаду? Могу вас угостить.
   - Нет, Олег Петрович, спасибо. Не хочу.
   Уже стемнело, все, кто работал в администрации, ушли в свои бараки. Последним был директор. Он деликатно постучал и оставил ключ от своего кабинета. Его пригласили к столу, но он отказался, сославшись на предстоящее собрание администрации посёлка в неофициальном формате.
   - Зачем он вам ключ оставил?- удивился Олег Петрович по уходу директора.
   - Пить же будут,- пояснила Софья Павловна.- А спьяну товарищ директор всегда теряет ключ от кабинета. На моей памяти ему четыре раза дверь ломали. Вот и оставляет.
   - Понятно.
   Олег Петрович ощущал тепло и уют. Он сидел за столом, вытянув ноги и прислонившись спиной к стене. Софью Павловну развезло от спирта, она почти легла на столешницу, и глаза её были осоловевшими.
   - Я непременно привезу вам мармелада,- пообещал Олег Петрович.- Самого лучшего.
   Об ужине Софья Павловна вспомнила вовремя. Она отправилась с бачком в столовую, а Олег Петрович вызвался подождать её на пороге и покурить заодно. 
   Столовой у входа в административный барак видно не было. По улице двигался возбуждённый народ, оживлённо переговариваясь. Софья Павловна махнула кому-то рукой, забежала под свет уличного фонаря, а потом зашла за угол.
   Олег Петрович немедленно погасил папиросу, засунул её в пачку и вошёл в барак. Пока Софья Павловна натягивала телогрейку и валенки, он стащил директорский ключ и теперь проник в кабинет. Свет Олег Петрович не включал - фонарь с улицы худо-бедно освещал интерьер. Он не знал, что взять. Денег в ящиках стола не оказалось, каких-либо продуктов директор в кабинете не держал. Олег Петрович нашёл на директорском столе бланки требований, чистые листы с печатями, бланки с изображением Путина и взял себе всего понемногу.
   Хоть что-то.
   Он успел вовремя. Софья Павловна уже вынырнула из-за угла с бачком в руках, хлебом подмышкой и литровой банкой чая, стоящей на крышке бачка.
   - Боже мой, как вы это всё притащили?!- воскликнул Олег Петрович.
   Он засуетился, бестолково прыгая вокруг женщины, но помочь так и не смог. Попытался взять хотя бы чай, но банка оказалась слишком горячей, чтобы нести её в руках. Олег Петрович ограничился тем, что забегал наперёд и открывал двери.
   Во владениях Софьи Павловны ему осталось только незаметно положить на место директорский ключ.
   Они поужинали и выпили чаю с обещанным рафинадом. Софья Павловна сумела раздобыть кислый огурец, что было весьма кстати, ибо спирт ещё не кончился.
   - Когда же у нас всё окончательно наладится, как вы считаете, Олег Петрович?
   - Пусть нам американцы сначала всё построят и восстановят, а потом мы их турнём отсюда и заживём даже лучше, чем сейчас. Они хоть и жмутся, барбосы поганые, стонут над каждым потраченным центом, но кое-что делают, надо признать. Ничего, Софья Павловна, всё будет хорошо. У нас Путин. А у них что? Даже выговорить противно. Давайте, Софья Павловна. За Путина! Стоя!
   Выпили за Путина.
   - А это вы верно, Олег Петрович, сказали, что мы их турнём. Есть такие люди. В позапрошлом году у нас в посёлке было трое офицеров. Они скрываются, потому что их объявили в международный розыск. Останавливались тут на пару дней. Они замечательные! Знаете, каждый из них ставил стакан стекломоя на локоть, а потом эдак лихо выпивали. Каюсь, Олег Петрович, я тоже пробовала, но ничего не вышло, только два стакана разбила. А они - профессионалы. Воевали, а украинцы за это потребовали их выдачи, нажаловались в Интерпол. Знаете, по-моему это подло, вот так кляузничать.
   - Я с вами совершенно согласен, Софья Павловна,- ответил Олег Петрович, с сомнением глядя на свой локоть.
   Разумеется, вилка у Софья Павловны имелась, но они брали квашеную капусту из тарелки пальцами - и в этом был элемент доверия друг к другу. 
   - Кто восстановит Россию? Кто сделает её снова великой, как вы считаете, Софья Павловна? - спрашивал Олег Петрович, отправив в рот очередную порцию капусты и облизывая пальцы.
   И, поскольку его собеседница промолчала, ответил сам:
   - Не офицеры эти ваши, хотя, конечно, от них будет зависеть очень многое. Не народ, извините за прямоту. И не Путин даже, сколь бы кощунственно это не звучало. А интеллигенция; вот такие, как мы с вами, уважаемая Софья Павловна. 
   - Справимся ли?
   - Конечно, работы предстоит много. Военные первыми ринутся в бой. Народ сметёт супостата со своей земли. Путин будет править. А нам с вами предстоит самое важное и сложное: учить, лечить и прививать хорошие манеры. Стать, так сказать, хребтом нации, который обрастёт плотью; и от рёва русского медведя снова задрожит весь мир!
   - Как вы красиво говорите, Олег Петрович, сразу видно учёного человека и артиста.  
   Вечер начал переходить в ночь. Кончился спирт. Софья Павлова сказала:
   - Вы просто не представляете, Олег Петрович, как приятно в нашей глуши встретить интеллигентного человека.
   - Я тоже получил огромное удовольствие от беседы с вами.
    Она не пригласила его остаться. Его и самого развезло, он позорно хотел спать, а посему не стал настаивать на продолжении знакомства и (послав прелестнице воздушный поцелуй) ушёл в барак, где, как сообщил ему комендант во время регистрации, в одной из комнат была лишняя койка. Там уже спали, похрапывая, двое. Олег Петрович быстро уснул и проснулся под утро, почувствовав, что соседи пытаются вытащить рюкзак из-под его подушки.
   - Привет,- сказал он.- Который час?
   Но соседи, которых не разглядеть было в предутреннем сумраке, не ответили, вернувшись на свои койки. Олег Петрович снова заснул и окончательно проснулся уже к завтраку.
   Уехал он на попутке после обеда, с некоторым сожалением. Софья Павловна чувствовала недомогание и закрылась у себя, проститься с ней не удалось.
   ***
   Районный староста взял требование так осторожно, словно это была бомба. С верхнего угла бланка на него смотрел чёрно-белый Путин. Требование было на двести долларов; Олег Петрович написал его сам, пока дожидался приёма.
   На столе старосты стояли четыре банки сгущёнки, литровая бутыль стекломоя, кастрюля с мочёными яблоками, коробка рафинада. С другой стороны валялись папки с документацией, там же покоилась печать.
   - Две... Двести долларов у меня нету,- пролепетал староста.
   - Мне так и доложить?- уточнил Олег Петрович.
   Староста заглянул в ящик стола, залез в папку, открыл и закрыл дверцу сейфа.
   - А... А вы, простите, из какой организации?- уточнил он.
   Олег Петрович подал ему документы в прозрачном файле и сказал равнодушным голосом:
   - Надеюсь, вы понимаете, какого рода таланты я разыскиваю на самом деле.
   - По... Понимаю.
   Проклятущих долларов нашлось всего сорок. Олег Петрович хмурился.
   - Не... Нету больше,- сказал староста, разводя руками. 
   На бланке с Путиным Олег Петрович написал, что выдано сорок долларов и заставил старосту поставить печать. А затем взял со стола две банки сгущёнки.
   - Э... Это детям же. Оставьте!
   - Не делайте из еды культа,- ответил Олег Петрович.- Знаете, кто это сказал?
   Староста вытаращил глаза.
   - Пу... Путин?
   - Тише, не называйте фамилий вслух! Придёт время - и вот эти молодцы, которых я собираю,- Олег Петрович потряс файлом с документами,- и споют, и спляшут. Только кое-кому от их песен и танцев тошно станет. Вы не думайте, вас не забудут, когда придёт время раздавать ордена. Всего вам!
   Посетитель ушёл.
   Староста заперся в кабинете и откупорил стекломой. Он чувствовал себя идиотом, но отказать юридическому лицу с требованием на бланке с Путиным не имел права.
   Олег Петрович пристроил добытые доллары во внутренний карман и отправился искать попутку. У него родился и вызрел план: собрать денег и попробовать перейти границу, а там, в германиях, устроиться на пособие по безработице.
   За кордоном тоже люди живут.
   Решение пришло спонтанно, само по себе. Конечно, с долларами можно жить и здесь, но страстно хотелось посмотреть ту сторону.
   Это смутное желание, возможно, затерялось бы в глубинах подсознания, но вышло так, что у водителя грузовика, с которым Олег Петрович приехал сюда, крышка бардачка была оторвана, и все пассажиры могли видеть внутри обложку иностранного журнала с красоткой в лёгком платье, которая пила что-то из бутылки через трубочку, демонстрируя ровные, белые зубы. 
   И это стало откровением.
   "Вот бы и мне так, с ней",- размечтался Олег Петрович.
   И вдруг пришло понимание того, что деньги-то есть. Поэтому какое-то время можно продержаться в тамошнем мире наживы и чистогана.
   Олег Петрович так разволновался, что заколотилось сердце. 
   Только бы добыть ещё денег, как делал это некий Остап Бендер, про которого он читал тысячу лет назад, в прошлой жизни. 
   Наверняка есть такие люди, которые могут перевести за границу. Должны быть.
   Господи, почему же эта мысль не пришла к нему в голову раньше?
   Можно будет потом выписать к себе благороднейшую Софью Павловну; впрочем, это уж как получится. Тем более, что по характеру своему Олег Петрович был согласен жить даже с немкой, лишь бы это помогло ему удержаться на Западе.
   Хотя, туда для начала надо ещё попасть.
   Олег Петрович отмахнулся от роя назойливых мыслей и побежал к бараку, около которого стояли три грузовика, а шофёры обсуждали свои дела.
   Работы предстояло много.
   4.ДЕЛО ЧЕСТИ
  
   ***
   Яков вышел из здания, взял горсть снега и вытер лицо.
   Стало легче, появилось ощущение свежести. 
   День выдался пасмурный и холодный. Охрану так и не выставили, хотя Рябов обещал. 
   Забыл, наверное.
   Рябова уважали. Невысокий, седой, коротко подстриженный. Подполковник. Ему удалось быстро собрать народ и скомплектовать отряд специального назначения. Здесь, на окраине Москвы, это стало необходимо, когда отовсюду повыползали банды мародёров.
   Рябов собирал всех, кто имел опыт службы и был знаком с дисциплиной.
   О себе он ничего не говорил. Иногда выезжал куда-то на их "Тигре" с водителем, секретаршей и двумя охранниками. Кому подчинялся сам Рябов, было непонятно. Случалось, он туманно намекал, что их сводным отрядом особого назначения руководит чуть ли не Путин, но конкретных фамилий никогда не называл.
   Яков пристал туда сразу, одним из первых и остался, а другие то приходили, то уходили. Некоторые возвращались. Рябов брал всех.
   Оружия хватало - были и калаши, и "Глоки", патроны к ним, много гранат и ещё какие-то ящики в неприкосновенном запасе. Некоторые рвались посмотреть, что там, но Рябов не разрешал.
   Командир пользовался авторитетом. Якову он напоминал киношных дореволюционных офицеров, которые говорили:
  - Честь имею.
   А потом склоняли голову с разделённой пробором причёской и щёлкали каблуками идеально начищенных сапог.
   Странно, что такие офицеры ещё сохранились.
   Но странным было не только это.
   Казалось невероятным, что такой огромный город, как Москва, за несколько дней превратится в пустыню. Однако, это случилось. В первые дни, когда прекратилось обеспечение, выезды тотчас же забились автомобильными пробками, но никто не думал, что скоро станет вот так: пустые улицы, выбитые окна и отдельные подозрительные личности, перебирающиеся куда-то короткими перебежками. 
   Якову повезло быстро найти Рябова. Тогда ещё по телевизору говорили, будто всё хорошо, и часто показывали Путина, но почему-то старые его выступления. Подразделение Якова просто распустили после почти недели казарменного положения, когда ожидали команды на выезд в любой момент, но её так и не поступило. Начальник сказал, что всякое снабжение прекращено, и он не может никого удерживать. И вот тогда Яков отправился блуждать, прихватив своё оружие и наткнувшись вскоре на отряд Рябова.
   Тот был немногословен.
   - Беркут? Из Киева? Давил Майдан? Давил Навального? Запиши его.
   Секретарша Рябова занесла данные Якова в блокнот и пригласила располагаться, однако, расположиться ему не дали, скомандовали на выезд.
   Уже начало темнеть, но тогда ещё включали фонари, и машин по улицам ездило много. Бойцы Рябова перекрыли дорогу, остановили автобус, пассажиров выгнали на улицу, а сами погрузились и через несколько минут выскочили около большого продовольственного магазина. 
   В те дни коммерсанты уже начали нанимать охрану от мародёров, а эти не наняли, и магазин грабили, о чём и сообщила Рябову разведка.
   Яков выскочил из автобуса первым, налетел на грабителей, принялся лупить дубиной, куда попадя. Мародёры сопротивлялись, но на подмогу уже мчались друзья-товарищи. Грабителей приняли жёстко. Стрелять Рябов запретил, но конечности нападавшим ломали без раздумий. Очень скоро те, кто смогли, убежали, а прочие остались лежать на дороге, вопя от боли и ругаясь.
   Магазин весело светился и заманивал потенциальных покупателей разноцветной вывеской. Яков оглянулся по сторонам, зашёл внутрь. Бойцы выносили со склада ящики и грузили их в автобус. Перед Рябовым на коленях стояла дородная тётка в дорогой шубе и вопила:
   - Миленькие, родненькие, пожалейте, я же не спала, не доедала ради этого магазина!!!
   Весь её макияж потёк от слёз, отчётливо прорезались морщины на лице. Она схватила Рябова за полу куртки, но тот высвободился, отстранился и ответил:
   - Гражданка, мы берём ваше имущество под охрану, в чём вам будет выдана расписка. Сами же видите, что происходит. Когда ситуация стабилизируется, мы вам всё вернём. Слово русского офицера.
   Тётка продолжала вопить, рыдать и давить на жалость. Яков схватил ящик с водкой и занёс его в автобус, а когда вернулся, она уже лежала за полками. Вроде, живая.
   Рябов наблюдал за ходом работ и за охранниками, выставленными по периметру магазина. Кроме автобуса приметили ещё и пустую маршрутку, которую тоже подогнали ко входу.
   Продуктов спасли много. Консервы, вермишель быстрого приготовления, майонезы, кетчупы, соки, мешки с крупами, горы хлеба, булок, сухарей и печенья.
   - Теперь водки надолго хватит,- сказал Якову Сашка-белорус, с которым они познакомились в автобусе по дороге к магазину.
   Водки хватило на четверо суток.
   По возвращению Рябов велел располагаться и знакомиться. Отряд занял торговый центр на окраине. Стройматериалы, мебель, посуда, бытовая техника - но вот как раз последнюю прежние хозяева почти всю увезли. В огромном двухэтажном помещении места хватило всем - а Яков оценил свой новый отряд примерно в восемьдесят бойцов. 
   Рябов с секретаршей удалились в подсобку.
   Трофеи разгрузили прямо посреди торгового зала. Яков с Сашкой выбрали себе место на втором этаже, нашли на складе уютные диваны и разложили их, помогая друг другу. Потом спустились, взяли себе пару бутылок водки, закусь и стали знакомиться. 
   Якову было что рассказать. В своё время он разгонял майданщиков, всё, казалось, было незыблемым и правильным, но внезапно мир перевернулся с ног на голову, и он, Яков, боец "Беркута", вдруг стал преступником. 
   Никто из его товарищей не понимал, почему так получилось.
   Он успел уехать в Москву, бросив жену и дочь. 
   С первой они вдрызг разругались. Она не захотела уезжать, и Якова уговаривала остаться, покаяться и начать служить народу.
   - Да ты что?!- орал на неё Яков.- Покаяться??? Перед ЭТИМИ???
   Дочь только глазами хлопала.
   Яков уехал сам.
   В Москве его охотно приняли на службу, там же он завёл себе другую семью. Знакомство с женой вышло романтичным: её задержали во время разгона демонстрации.
   - Ну чо вы?- хныкала задержанная.- Я же ничо! За хлебушком шла!
   - Рот закрой,- посоветовали ей. 
   Якову поручили отвести задержанную в автозак. У неё уже отобрали сумочку с деньгами, телефоном и документами а саму уронили на дорогу, отчего вся куртка женщины пропиталась жидкой грязью.
   Яков вдруг пожалел её. Он завёл задержанную за угол, оттолкнул от себя и сказал:
   - Сумку твою верну. Приходи через два часа туда,- он показал на супермаркет, располагавшийся дальше по улице.
   - Спасибо! Спасибо!- громко прошептала женщина и сгинула.
   Её сумочку Яков добыл сразу же. Посмотрел документы, узнал, кто такая. Работала продавщицей, разведена, воспитывала дочь тринадцати лет, чуть постарше, чем у Якова.
   К ним он и переехал.
   Нет, Яков не забыл свою семью. Он скучал по жене и дочери, но удалил все их контакты из телефона. Ведь они его предали, не захотев уехать с ним, вот и пусть живут, как хотят. Родителям в село под Харьковом Яков пару раз в месяц писал длинные СМСки, что у него всё хорошо, а те бегали по соседям и вопили:
   - Восемьдесят тысяч рублей получает! Представляете? Восемьдесят тысяч!!!
   - И правильно уехал,- отвечали те.- Разве эти бандеровцы платили бы ему столько?
   Однако, новой семьи у Якова не сложилось. Его теперешняя жена была ленива и неряшлива. Готовить не умела и не хотела учиться. У неё в магазине стряпали и продавали еду на развес - и она приносила домой то, что не распродавали. Прибираться и наводить уют она тоже не хотела, предпочитая свободное время проводить у телевизора за просмотром дебильных шоу и таких же сериалов.
   - Ну чо ты,- говорила она Якову, когда тот сердился из-за всего этого.- Садись рядом, отдыхай.
   Из-за постоянного чоканья Якову иногда хотелось её прибить.
   Падчерица абсолютно ничем не интересовалась, и к отчиму расположения не испытывала. Он купил ей новый ноутбук, но услышал в ответ лишь невнятное: " Спасибо" - и то мать сказать заставила. Яков рассказывал девчонке о городах, в которых бывал, о книгах, которые читал, о событиях, в которых участвовал, но та слушала его совершенно равнодушно.
   - Чем ты интересуешься?- как-то спросил он её в лоб.
   - Не знаю,- ответила та.
   - Ну как это не знаешь? Что-то же должно тебе нравиться? Фильмы какие-то, музыка...
   - Не знаю,- повторила девчонка, глядя в пол.
   - Ну чо ты пристал,- вмешалась жена.- Пусть себе играет.
   Девчонка или торчала на улице, или зависала в интернете. Несколько раз Яков слышал, как она смеётся. Он неслышно подходил сзади, смотрел в монитор ноутбука, но причин смеха падчерицы так и не понял.
   Яков стал подольше быть на службе - благо, сторонники Навального добавили работы. И когда прежний начальник отпустил его на вольные хлеба, он даже не пошёл к этим двоим, а телефон выключил.
   Сашка тоже рассказывал о себе. Белоруссию трясло. Народ не хотел в самоизоляцию, как русские, но и свободы боялся. Всё было непонятно. Сашка развёлся с женой, которая вдруг стала рьяно ратовать за евроинтеграцию, и переехал на Россию.
   - Переформатирование,- говорил он, закусывая водку маслинами, которые выуживал пальцами из жестяной баночки.- Я недавно почти час смотрел по телеку, как у нас теперь всё будет. Прежние отношения отменят. Забота о гражданах. Потому что они теперь - главное богатство страны.
   - Чо-то они о нас как-то странно заботятся,- резонно заметил Яков.
   - Так это потому что переформатирование,- терпеливо повторил Сашка.- Экономика теперь не зависит от западного влияния и переходит на новые рельсы. И это ещё...
   - Что?
   - Времени на раскачку нет совершенно.
   - Тогда давай выпьем.
   Выпили. Потом выпили ещё и ещё. Огромный торговый центр гудел. К Якову и Сашке подходили мужики, знакомились, что-то рассказывали о себе, задавали вопросы.
   И пили.
   Проснулся Яков от стрельбы. 
   Схватил свой АКС, но оказалось, что парни просто устроили состязание. У дальней стены выставили на полки банки с тушёнкой, сардинами, килькой - и стреляли по ним одиночными. Помещение быстро наполнилось пороховым дымом. Пробитые банки подпрыгивали и падали с полок, оставляя на гипсокартонной стене жирные и томатные пятна вокруг пулевых отверстий. Развлекуха продолжалась недолго - пришёл Рябов и выставил стрелков на улицу.
   Сашка предложил выпить ещё, но Якова мутило. И потом, он захотел поесть горячего. В отделе бытовой техники нашлась электроплитка на две конфорки, а в посудном - большой котёл. Яков и Сашка накрошили лука с морковкой, всыпали риса, налили воды, посолили и поставили варить. 
   Закипало долго, за это время успели всё-таки крепко выпить. Когда рис сварился, в котёл вывалили четыре банки жирной тушёнки и как следует всё размешали.
   Едва Яков и Сашка начали есть, подтянулись их ближайшие соседи.
   - Слыш, хахол, дай пожрать,- попросил незнакомец в тельняшке, десантник.- А я девчонок приведу.
   - Бери,- ответил Яков.
   Десантник нагрёб себе полную тарелку каши, исчез и вскоре появился с двумя потасканными особями, имевшими женские первичные половые признаки - тушь и помаду на физиономиях. К ним сходились и другие бойцы, приносили водку, ели рис. Десантниковы девчонки вскоре уже сидели на коленях у мужчин и мило флиртовали.
   Правда, Яков довольно быстро отключился, а когда пришёл в себя, девиц уже не было, зато на его диване крепко спали поперёк два персонажа в грязных берцах. Всю кашу сожрали, остался только рис, прилипший ко дну, и куча грязных тарелок рядом.
   После этого Яков не готовил, а все прочие не умели или не хотели. Лапшу только китайскую запаривали, иногда прямо в чайниках. Мешки с рисом, мукой, гречей, макаронами занимали слишком много места, поэтому их вытащили на улицу, распороли и помочились на них. Хотели ещё и кучу туда навалить, но в тот момент никому не хотелось, а потом всё это добро уволокли.
   Якову не понравилось, что кто-то шатается вокруг их лагеря и крадёт. Он пошёл к Рябову и предложил поставить охрану.
   Командир глянул на него исподлобья и сказал:
   - Разберёмся.
   В его каморке трудно было дышать от сигаретного дыма. На столе стояла ополовиненная бутылка вискаря. Сам он смотрел какой-то фильм на компе, секретарша спала на диване, укрывшись тёплой курткой с подполковничьими погонами и поджав ноги.
   Яков вышел и отправился пить дальше. По торговому центру ходили разного возраста и ухоженности барышни, предлагая своё общество тем кавалерам, которые ещё могли держаться на ногах и не спали. Всё это мало походило на военный лагерь, но Яков мысленно махнул рукой и мысленно же сказал сам себе: "Да что мне - больше всех надо?"
   И отправился к водочным ящикам.
   ***
   Он был изрядно пьян, когда случился инцидент. Парни развлекались во дворе стрельбой по банкам сходу, выхватив пистолет из кармана. Нужно было усовершенствовать владение оружием. Важна была не только меткость, но и скорость стрельбы. Потому-то и случилась беда: пистолет у бойца зацепился за край кармана и остался внутри, а тот уже начал стрелять. Пуля прошила ему бедро по всей длине и застряла под кожей около колена.
   Чтобы раненый не орал от боли, в него вылили чуть ли не бутылку водки. 
   Позвали Рябова.
   Тот и сам был изрядно пьяным, но ситуацию оценил мгновенно.
   - Что с ним делать?- переспросил Рябов.- Запомните: русские своих не бросают! Везите в больницу!
   Для раненого подогнали автобус. Его самого положили на пол, вокруг собрались приятели пострадавшего. Яков тоже хотел поехать, но ему уже не нашлось места.
   Автобус умчался. 
   Уже потом из рассказов вернувшихся сложилась более-менее целостная картина. Сначала спасатели с раненым гоняли по району в поисках больницы, затем таки нашли её, но она оказалась пустой и разграбленной. Раненого всё же занесли внутрь на одеяле и уложили на кровать, а пока возились с ним, подвернулось двое молодых парней. Те клялись, что они не имеют отношения к медицине, просто залезли посмотреть, не осталось ли тут спирта либо чего-нибудь наркотического.
   - Ну вот вы хотели посмотреть, а сейчас будете докторами,- сказал им старший группы.
   И красноречиво поводил перед их глазами стволом АКМа.
   В одном из кабинетов на полу нашли скальпель, макнули его в водку, а затем два новоиспечённых доктора, жутко перепуганные, всё же вытащили пулю, искромсав раненому почти всё колено, но они же его потом и зашили. 
   Затем ногу перевязали бинтами, найденными тут же, на полу. Парней отпустили, пожав им руки и выпив с ними на брудершафт. Раненого оставили в больнице - вдруг придут доктора - а сами рванули назад и долго искали свой торговый центр. Заехали поначалу совсем не туда, зато повезло заправить автобус. Там, на заправке, потерялось два бойца, которые зашли за здание облегчиться да так и не вернулись. Что с ними сталось - никто не знал.
   Затем отряд спасателей выехал за город. Они долго блуждали по окрестностям и дорогу к своему торговому центру нашли случайно, услышав стрельбу вдали.
   Раненого хотели навестить в больнице, но никто не смог вспомнить дорогу к ней.
  ***
   Отрезвление пришло на пятые сутки. Водки больше не было, а вся закусь кончилась ещё раньше. 
   Яков, сидел на своём диване, держась за голову и тупо разглядывая список пропущенных звонков на только что включенном телефоне. Дата в верхнем углу экрана приводила его в трепет. Якову ещё не приходилось участвовать в столь длительных загулах. По торговому центру блуждали тени, шевеля ногами битое стекло и мусор в тщетной попытке отыскать ещё водки. Сашка куда-то пропал, а остальных Яков по именам не помнил. 
   Огромные лампы торгового центра погасли.
   Яков только сейчас понял, что всё это время он не умывался и не снимал обуви. Пропала сумка с вещами, правда документы и деньги были на месте, во внутреннем кармане.
   Вышел Рябов и приказал строиться на улице для проверки и смотра.
   Яков подхватил свой АКС и потащился вниз.
   Все вокруг были хмурые, небритые и помятые. Спящих будили.
   Яков вышел из здания, взял горсть снега и вытер лицо.
   Стало легче, появилось ощущение свежести. 
   День выдался пасмурный и холодный. Охрану так и не выставили, хотя Рябов обещал. 
   Забыл, наверное.
   Бойцы выходили на улицу, щурились, умывались снегом. 
   Последним появился Рябов, и все выстроились перед ним.
   - Ну что,- заговорил командир.- Припасы у нас кончились. Электричества нет, интернета тоже, мобильная связь то есть, то нет, вода пока ещё из крана течёт. Какие будут предложения?
   - Припасы возобновлять,- ответили из строя.
   Предложение прошло, но не было разведданных - разведгруппа тоже принимала участие в общем кутеже и теперь стояла тут же, мучаясь похмельем.
   - Поехали все вместе,- распорядился Рябов.- Нужен ещё транспорт, нужен генератор и медпрепараты. Отправляемся.
   Якову удалось заскочить в автобус одному из первых. Он сел у окна и прижался лбом к холодному стеклу. Автобус быстро набился народом и тронулся следом за "Тигром", в котором ехал Рябов с секретаршей и охранниками, а сзади тащились две маршрутки.
   Народ в транспорте веселился, предвкушая добычу.
   Внезапно автобус резко затормозил, и все, кто стояли, повалились друг на друга, крича и ругаясь. Открылись двери, и бойцы посыпались на улицу. Это был нежилой район, какие-то склады, и там уже орудовал другой отряд. 
   Бородачи в спортивных костюмах бойко таскали мешки, ящики, коробки и грузили всё это добро в тентованый КАМАЗ. Появление отряда Рябова их совсем не обрадовало. Бородачи похватали автоматы и подняли крик.
   Яков был совершенно уверен в том, что сейчас начнётся стрелянина. 
   При таком тесном скоплении полягут многие...
   - Снайпер!- послышался громкий голос.
   Он торчал на крыше склада, опустившись на одно колено и водил винтовкой из стороны в сторону, не отрывая глаза от оптики. Марка оружия была Якову не знакома.
   - Отходим!- крикнул Рябов.- По машинам! Отходим!
   Бородачи продолжали вопить и тыкать стволами автоматов в конкурентов.
   - Успокойтесь!- заорал на них Рябов.- Мы уходим!
   Народ вдавился в автобус и маршрутки, транспорт сейчас же медленно поехал задним ходом. Сам Рябов пятился перед своим "Тигром", держа перед собой руки с растопыренными пальцами.
   Отойдя метров на сто, он сел в машину. Все развернулись и уехали. 
   "Тигр" обогнал всех и возглавил колонну. Доехав до первого же широкого перекрёстка, Рябов остановился и перегородил всем дорогу. Колонна встала, отряд полез из автобусов и изобразил что-то наподобие построения.
   - Дать бы этим, да неохота связываться,- громко сказал кто-то из строя.
   - Уважуха тебе, командир,- сказал боец в форме и каске ОМОНа.- Как ты орал на них! Они там чуть не обгадились.
   - Я им тоже крикнул, что они - чурки черножопые!- признался другой боец.
   - Тихо, дайте сказать,- попросил Рябов.- Это, конечно, скверно, что мы напоролись на мародёров. У нас какая задача стоит?
   Все промолчали, ожидая какого-то подвоха. Яков решил ответить:
   - Пополнить припасы!
   - Вот!- сказал Рябов.- А задачи гонять мародёров у нас нет. Мы, конечно, этим потом займёмся. Но сначала пополним припасы, раз уж нас всех временно сняли со всех видов довольствия. Возвращаемся к себе.
   ***
   В лагере рябовцев было радостно - бойцы, которых оставили охранять здание, нашли два генератора по соседству. Появились свет и тепло. А кроме того, эти же бойцы смели весь мусор на кучу в дальний угол помещения и накрыли непрозрачной плёнкой.
   Сразу стало уютнее. 
   Рябов оставил за себя одного из своих офицеров, а сам укатил куда-то на "Тигре" с водителем и двумя автоматчиками.
   Пока его не было, бойцы накипятили воды, запарили вермишель быстрого приготовления, заварили чаю. Сидели, разговаривали, рассказывали о себе.
   Яков слушал их истории, хлебая пакетиковый чай из большой подарочной чашки с нарисованным на ней котёнком. Сколько всего разного перенесли бойцы, воевали везде, защищали русский мир. Конечно, их не забудут, позовут, когда состоится это самое переформатирование, о котором вещал пропавший куда-то Сашка-белорус. Россия, отгородившись от Запада, экономически окрепнет и уж тогда её точно придётся защищать от завистливых европейцев и американцев. 
   "Быть войне",- мысленно вздохнул Яков.
   Рябов вернулся нервный и раздражённый. Сегодняшние мародёры уже везде успели отметиться. Командиры таких же вот отрядов, как у Рябова, практически поголовно были на них злы. Посовещавшись, решили пока оставить всё, как есть, а если бородачи будут быковать, тогда все объединятся и турнут их за МКАД.
   - Значит так,- подытожил Рябов.- У нас тут рядом целая куча деревень и маленьких городков. Пройдёмся там, посмотрим, разведаем. Я добыл рации и ещё два автобуса. Смотрите чего и как, если есть, что взять - берите. В драку старайтесь не ввязываться. Я тоже поеду.
   ***
   На выезд Рябов отобрал тех, у кого был реальный боевой опыт. Группы формировал по шесть бойцов, чтобы в автобусах и маршрутках оставалось больше места. Яков попал в шестёрку, которой командовал вертлявый тип с уголовными замашками. 
   - Игорёк,- представился он.
   На плечах его бушлата темнели прямоугольные пятна от сорванных погон, на рукаве - круглое от шеврона.
   - Ты кто по званию?- спросил его Яков.
   - Да какая разница,- отмахнулся тот.
   Только они двое представились именами, остальные назвались кличками - Длинный, Штырь, Кабан (он сел за руль) и Леший.
   Впрочем, теоретически это могли быть фамилии.
   Сначала ехали колонной, затем каждый автобус покатил своей дорогой.
   Деревни начали попадаться через пару десятков километров. Деревянные дома, печные трубы над крышами.
   Дым, кстати, ни из одной не шёл.
   - Ой, как всё запущено!- сказал Игорёк.
   Остановились, зашли в один дом, во второй. Прежние хозяева вывезли всё до голых стен, что ужасно разозлило разведгруппу. 
   Пустые дома жалобно скрипели, как будто жаловались на свою судьбу.
   - Не, ну как это так, что вообще ничего нет,- сокрушался Игорёк.
   - Стоп,- сказал Яков.
   Серый и грязный снег с тропками кошачьих и собачьих следов лежал вокруг домов ровным слоем, а около одной избы был утоптан.
   - Глазастый хахол,- похвалил Якова Игорёк.- Заходим.
   Бабка, встретившая их в сенях, размахивала увесистым поленом и кричала истошно:
   - Пошли отсюдова, ироды! Зашибу!
   - Да чо ты, бабусь,- увещевал её Игорёк.- Мы же свои, русские! Собираем данные про ветеранов и пенсионеров. Ну хорош тебе махать!
   Бабка опустила полено и схватилась за сердце.
   - Помощь вам будет,- продолжал Игорёк.- Путин указ подписал.
   - Помощь,- повторила бабка, тяжело дыша.- Опомнились. Мне курей кормить нечем. Где вы были?
   - Тише, бабусь,- ответил Игорёк.- Накормим твоих курей. Данные вот только запишем твои. Слыш, бабусь, чо-то холодно у тебя здесь. Выпей-ка.
   Он достал из-за пазухи флягу, взял со скамейки помятую алюминиевую кружку, плеснул и подал старухе.
   - Чо это?- спросила старуха.
   - Спирт разбадяженый,- сообщил Игорёк.- Нам вот выдавать начали. Или ты не пьёшь такого? На нас не смотри, мы все при исполнении, а Кабан вообще за рулём.
   Бабка выпила, аккуратно поставила кружку около ведра с водой и вдруг упала лицом вниз с противным стуком.
   - Ты траванул её, что ли?!- заорал Яков.
   - Я тебе чо - фашист майданутый?!- рявкнул Игорёк.- У меня самого почти такая же бабка под Орлом, даже голос похож! Клофелин там, у шмары одной забрал. Работаем!
   В избе тоже было холодно, очевидно, бабка боялась топить печь днём. За иконой нашли документы на дом, свидетельства о смерти родственников, сберкнижки с серпом и молотом на обложке, и квитанции об оплате. Саму икону с окладом из плотной фольги Игорёк повертел в руках и спросил:
   - Мужики, кто соображает? Она ценная?
   Все пожали плечами. Игорёк швырнул икону на пол.
   Нашли кое-какие припасы: яйца, трёхлитровые банки с мукой и перловкой, полведра сморщенной картошки. 
   - Как можно так жить?- философски заметил Длинный, рассказывавший о себе, что он был майором в ракетных войсках.
   Яйца забрали, остальное вывернули на пол.
   Кур нашёл Кабан, они сидели в деревянной пристройке во дворе. Он свернул им шеи и притащил. Пять кур и петух. 
   - Бабка шевелится,- доложил он.
   - Уходим,- распорядился Игорёк.
   Яков на удачу распорол подушку - и на пол посыпались купюры. В автобусе их пересчитали, оказалось две тысячи рублей.
   - Хитра бабка,- сказал Штырь, когда они отъехали.- Мы прям как в сказке про кашу из топора.
   - Ты о чём?- уточнил Игорёк.
   - Ну не помнишь разве? Сказку про то, как одна старуха тоже вот так жлобилась, а солдат её перехитрил. Я в детстве читал. Вспоминай!
   - Мне в моём детстве не до сказок было,- ответил Игорёк.
   Больше жлобящихся старух группе не попалось. Возвращались другой дорогой, обнаружили разграбленный магазин, там нашли куль с изъеденной мышами вермишелью, ящик дешёвых сигарет и две пластмассовых бадьи с кислой капустой.
   - Не очень-то взяли,- заметил Игорёк,- Разве что бульон куриный сварить можно. Я люблю с сухариками.
   Разные группы затарились по-разному. Разведчики Сиплого забрали у каких-то торгашей целую гору вермишели быстрого приготовления и килек в томате. Другие раздобыли спирта. Группа Игорька привезла меньше всех, к тому же половина яиц побилась по дороге, и в пакете с ними плавало оранжевое месиво с кусками скорлупы. Яйца выкинули, а кур никто не захотел ощипывать и потрошить. Их подвесили за ноги к наружной стене, и к утру вся птица исчезла. 
   Наиболее успешно съездил сам Рябов. Во-первых, он привёз сногсшибательную информацию: оказывается, народ группируется в самые настоящие комунны и живёт, как при самом настоящем коммунизме. Во-вторых, власти есть, и Рябов взял номера телефонов районного начальства - а позвонить можно было из кабинета директора супермаркета, ибо мобильная связь уже нигде не работала.
   Четверо бойцов сердечно распрощались с товарищами и ушли искать такую коммуну.
   - Я никого не держу,- сказал Рябов.- Но кто-то должен и Родину защищать. Это, в конце концов, дело чести. Наши деды Берлин взяли, а у нас некоторые только и думают что про жратву и выпивку.
   Он забрал секретаршу и ушёл в подсобку, а отряд принялся отдыхать.
  
  
   ***
   Ездить за провизией приходилось всё дальше и дальше. Попытались отправить разведчиков в город, но напоролись на танк, перегораживающий улицу. Есть ли в нём кто или он там стоял просто так - проверять не захотели.
   Про интернет и мобильную связь все давно забыли. Вода в водопровод поступала более-менее исправно, иногда даже электричество включалось на пару часов - и на том спасибо.
   Яков потерял счёт дням. Чаще всего он валялся на диване, спал или просто таращился в потолок. Выезды за провизией радовали его, но с группой он так и не сдружился. Командир Игорёк был ему неприятен, Длинный со своими ракетными войсками и вовсе ужасно раздражал. К прочим он вообще не испытывал никаких чувств.
   Им везло, они не разу не попали в заваруху. Все остальные группы хоть раз, но участвовали в перестрелке; были и потери.
   Охрану Рябов назначал, но не все бойцы хотели там стоять. В один из таких моментов, когда не было дневального, пришли американцы, четверо - офицер, два вооружённых солдата и переводчик в штатском. Они вошли в торговый центр и некоторое время вертели головами по сторонам, пока на них обратили внимание.
   К ним подошло сразу пару десятков бойцов, некоторые держали перед собой автоматы.
   - Здравствуйте,- вежливо сказал офицер, а переводчик не менее вежливо перевёл.- Я - капитан Скотт, армия США. Мне нужно поговорить с господином Рябовым.
   - Правда, что ли?- ответил ему боец Конев по кличке Маршал, который числился в отряде одним из заместителей командира.- А с самим Путиным тебе поговорить не нужно?
   - Это будет несколько затруднительно, и доставить сюда Путина - не в вашей компетенции,- ответил Скотт.
   - Ну, я - Рябов. Господин,- нахально соврал Маршал.- Говори, чо там у тебя?
   - Извините, но это неправда,- сказал Скотт.- Мы за вами давно наблюдаем и знаем, как выглядит господин Рябов. Пожалуйста, пригласите его или проведите меня к нему.
   Никто не решился возражать, а Якова пробрала дрожь. Давно наблюдают. Знают командира. Интересно, что они ещё знают?
   Позвали Рябова.
   Американец сказал ему:
   - Господин Рябов, мы берём вашу группу под свой контроль. Вы должны предоставить список своих подчинённых...
   - Я никому ничего не должен!
   - ...чтобы мы знали, сколько продовольствия на вас выделять.
   - Продовольствия? 
   - Бензин для генераторов мы привезём после обеда, если нужна одежда или обувь - пишите заявки.
   - А деньги?- спросил Рябов.
   - Какие деньги?- уточнил Скотт.
   - Нам не выплачивают денежное довольствие,- сообщил Рябов.
   Скотт пожал плечами.
   - Это, извините, не моя компетенция. Вы же подписывали контракт? Обращайтесь в суд. Да, и военных преступников, которых разыскивает Интерпол, придётся выдать.
   - Не понял. Вы о чём?- отозвался Рябов.- Русские своих не выдают.
   - За преступления нужно отвечать,- объяснил ему Скотт.- За преступления, совершённые на территории Украины и Сирии против мирного населения. В вашей группе есть как минимум один такой.
   - Вы слышали, что я сказал?!- переспросил Рябов, начиная сердиться.- Русские своих не выдают! И вообще, что вы, представители вражеской армии, делаете в нашей стране?
   - Работаем,- ответил Скотт.- Отстреливаем мародёров, развернули три полевых госпиталя, открыли две столовых для голодающих. Принято решение взять под контроль такие группы, как ваша, хотя, есть мнение, что вас проще уничтожить с помощью дронов. Если не выдадите преступника, ничего не будет. Ни еды, ни одежды, ни медицинской помощи, ни горючего. Пока в вашей группе вычислили только одного, но данные уточняются. В настоящий момент я уполномочен забрать господина Драгунова - вон он, кстати, стоит.
   И Скотт указал на Игорька, старшего группы, в которой числился Яков.
   Тот выдернул из кармана пистолет, но стоявшие рядом бойцы сработали чётко. Один ударил Игорька по руке, второй - по ногам сзади, а третий двинул преступника локтем по физиономии, после чего его, упавшего, быстро скрутили.
   - Командир, ты же говорил, что русские не бросают!- заорал Игорёк Рябову.
   - Натворил - так отвечай,- сурово ответил командир.- И нечего тут. Забирайте его, господин капитан.
   Когда Скотт говорил о выдаче преступников и возможном расстреле с дронов, Якову захотелось бросить всё и бежать. Хоть в коммуну, хоть обратно в село к родителям. Но когда американцы забрали Игорька и ушли, у него отлегло. 
   Не всё так плохо.
   - Да, и все перемещения - только после согласования с нами,- добавил Скотт, когда Рябов передал ему список личного состава.- Надеюсь, вы понимаете.
   - Понимаем,- вздохнул Рябов.
   Не все оказались такими сговорчивыми. Иной раз из других районов слышалась стрельба, с по ночам видны были сполохи. Дроны разлетались. Но группе Рябова американцы выдали горох, овсянные хлопья, пшеничную крупу, муку, капусту, галеты и тушонку. Оказалось, что в двухстах метрах от центра располагался заброшенный ведомственный профилакторий с баней, бассейном и кухней, снабжённой мощной плитой на газу. Сначала некому было готовить. Предлагали Якову, но он отказался. Тогда бойцы приволокли из деревни самую настоящую повариху, а с ней помощниц - женщину и её дочь-подростка; все трое согласились работать за еду. 
   Теперь отряд Рябова всегда ел горячую пищу; тех, кто имел жалобы на здоровье, осмотрел привезённый Скоттом доктор и дал лекарства. Привезли и военную одежду, ношенную, но чистую.
   - Командир, чо за дела?- спросили однажды Рябова.- Мы что - под оккупацией?
   - Не говорите ерунды,- отмахнулся тот.- Пусть помогают. Что ж делать, если мы отключились от всемирной банковской системы, а наша на второй день сдохла. В тестовом режиме работала ведь, падлюка. То же и со связью, и с интернетом. Отсюда и беспорядки, которые переросли сами видите во что. Скоро всё наладится, и мы их отсюда вышвырнем. Вот лично я в Путина верю. А вы?
   Бойцы, задавшие вопрос, молча разошлись.
   Дважды отряд поднимали по тревоге. Рябову звонили из районов и говорили, что население в барачных посёлках взбунтовалось. Оба раза отряд выезжал в коммуны, и бойцы лупили там всех, кто подвернулся под руку, не разбирая ни пола, ни возраста. 
   Скотт разрешил, правда попросил по возможности не применять огнестрел.
   Яков радовался работе. Радовался тому, что он такой сильный и здоровый, и что навыки его не забылись, не пропали.
   - Мы ещё повоюем,- сказал он сам себе, когда отряд подавил второй бунт и грузился а транспорт.
   - Ничего, скоро выметем всю эту нечисть. И заживём, как раньше,- сказал Рябов, проверяя, все ли на месте.
   - Откуда знаешь, командир?- уточнили из автобуса.
   - Да потому, что весна,- сказал Рябов.
   И пошёл проверять следующий автобус.
   Яков не понял, причём тут весна, но не стал переспрашивать - не хотелось выглядеть тупым. Путин-то, наверное, работает над этим, а ему, Якову, просто надо быть готовым. 
   Автобус тронулся.
   Яков в тысячный раз сам себе пообещал возобновить тренировки с пробежками и уставился в окно на дорогу.
   5.НАСТАСЬЯ
  
   ***
   Ночью Настасья увидела самый настоящий поезд, который подкатил к станции и остановился, весь в клубах дыма. Везде включился свет, сонный народ полез на перрон. Машинисты с кочегарами соскочили вниз и закурили. Из обоих открытых товарных вагонов выглядывали пассажиры.
   Настасье страшно хотелось поехать, но при этом было боязно.
   На станции около заброшенного города топили две буржуйки, и народ грелся. Зачем они приходили сюда - никто не знал. Ходили разговоры про поезд, который ходит в этих местах, но Настасья не очень-то в них верила, пока сама не увидела паровоз.
   Подъезжая к станции, машинист дал сигнал, и Настасья испугалась дикого паровозного рёва. Поначалу даже убежать хотела, однако, постеснялась. Местные обитатели смотрели на пассажиров, а те - на них. Некоторые выскочили из вагонов, понабирали снега и принялись ним умываться.
   Со станции принесли кипяточку в большом чайнике, и пассажиры потянулись из вагонов с кружками. Появились чиновники в чёрных куртках и фуражках, завели с машинистом какие-то непонятные разговоры.
   - Куда едете?- спросила Настасья пассажиров.
   Все посмотрели на неё и отвернулись, только один мужик ответил:
   - Туда,- и махнул рукой в снежную темноту.
   - А мне с вами можно?
   Она понимала, что её сейчас обругают и прогонят, но почему-то никто этого не сделал. Настасья стояла около вагона, пассажиры равнодушно смотрели на неё сверху вниз.
   - Ну что, едешь?- спросил её машинист.
   И от того, что к ней обратился такой важный господин, у Настасьи перехватило дыхание. Кочегары заскочили в паровоз, Машинист крикнул:
   - Отправляемся!
   А потом повернулся к Настасье:
   - Полезай, что ли.
   И Настасья не успела ни согласиться, ни отказаться, а из вагона уже потянулись руки, подхватили её и втянули в вагон.
   - Все на месте?!- громко спросил машинист.- Поехали!
   В полумраке вагона, освещённого керосинкой, народ лежал на одноярусных нарах.
   - Подвиньтесь там!- распорядился кто-то, и в вагоне зашевелились. 
   Настасье освободили место на нарах, и она робко присела. Вагон качнулся. 
   - Куда едешь-то?- равнодушно спросила соседка, худая и длинноносая.
   - Не знаю,- ответила Настасья.
   - Били тебя?- задала новый вопрос соседка тем же бесцветным голосом.
   - Били,- ответила Настасья.
   - Понятно.
   В стенках вагона кое-где между досками светились щели. Настасья сползла с нар и приникла к одной из них. 
   Вокзал отъезжал назад, свет на нём погасили. Видны были какие-то дальние огни среди заснеженных полей.
   Неинтересно.
   Настасья снова полезла на нары.
   Мужчины и женщины располагались с разных сторон. Кроме нар в вагоне имелся еще бак с водой, а в углу, за фанерной загородкой, стояло ведро для оправления естественных надобностей.
   - Железную дорогу надо постоянно экс-плу-атировать,- принялся объяснять Настасье какой-то дядька, хотя она ни о чём его не спрашивала.- Иначе всё поржавеет, рассыпется, разворуется. Вот и ездим.
   В вагоне было холодно, но Настасье намедни повезло раздобыть одеяло, в которое она закуталась прямо в одежде, выставив наружу нос.
   Сразу пошло тепло. Всё-таки повезло, ничего не скажешь.
   Днём, пока ещё было светло, Настасья, пробираясь через сугробы к станции, обнаружила в развалинах замёрзшую женщину. Она, видимо, пыталась согреться, укрывшись за стеной. Её наполовину занесло мелким снегом.
   Настасья в испуге промчалась мимо, но затем ей вспомнился староста одного из посёлков, где она прожила некоторое время. Тот часто говорил о духовности и скрепах. Эта тема всегда приводила его в возбуждённое состояние, Он начинал кричать и размахивать руками, несмотря на то, что с ним никто не спорил.
   - Мы - русские, а не хахлы какие-то,- было его любимой присказкой.
   "Мы - русские",- прошептала Настасья и вернулась к замерзшей. 
   На ней всё одеревенело от мороза, смотреть на её почерневшее лицо было неприятно. Настасья забрала у неё одеяло, нашла рядом сумку с половиной буханки хлеба и большим куском сала. Из-за пазухи покойной удалось вытащить пакет с фотографией какого-то мужчины в шапке, разряженным телефоном и тонкой, наверное, золотой цепочкой.
   Одежда на замерзшей выглядела непривлекательно - старая, заношенная и в заплатках. Настасья уже хотела уходить, но всё-таки не поленилась разрезать ножиком её валенки. И это принесло удачу - хитрая покойница спрятала в портянке деньги, почти четыре тысячи рублей. 
   После этого Настасья похоронила тело, насыпав на него снега ногами, а затем пошла дальше к станции.
   Ей ужасно хотелось посмотреть на настоящий поезд.
   В вагоне пассажиры сбились в кучки и вели между собой разговоры. Настасья прислушивалась то к одной, то к другой беседе. Говорили о разных вещах: о жизни в посёлках, вражеской оккупации, о грядущей войне.
   Согревшись в одеяле, убаюканная движением, Настасья начала засыпать. Дважды она проваливалась в глубокий сон, однако оба раза подхватывалась. Разговаривающих становилось всё меньше, спящие жались друг к другу, храпели и кашляли.
   Настасья повернулась спиной к лампе и сразу же заснула.
   Спалось ей тревожно. Снилось много: лесопосадка, заваленная стволами упавших деревьев, хищные лучи от фар двух американских машин, и чёрные контуры врагов. Настасье тогда повезло не пикнуть, не шевельнуться.
   И Ванечка молчал.
   Снился Бородин, директор одного из посёлков.
   - Смотри сюда,- сказал он.- Вот ты.
   И поставил точку карандашом на терадном листе в клетку. 
   - Куда ты можешь пойти?- спросил он.
   - Не знаю,- неуверенно ответила Настасья, баюкая спящего младенца.
   - А ты подумай.
   Но Настасье думать не хотелось.
   - Да куда угодно,- ответил Бородин за неё.- Россия большая. 
   Он нарисовал кривобокий круг вокруг точки.
   - За день ты пройдёшь вот столько,- продолжал Бородин.- А если я распоряжусь подбросить тебя на машине, то вот.
   Он нарисовал второй круг, побольше. 
   - Понимаешь, о чём я?
   Настасья не понимала, но предпочла промолчать. Какой-то уж чересчур умный этот Бородин, неприятно с ним разговаривать.
   - Американцы тоже умеют такие круги рисовать,- объяснил Бородин.- Потому-то в них тебя и ищут. Проверяют все посёлки внутри обоих кругов.
   - Но меня же не выдадут,- сказала Анастасия.
   - Нет,- ответил Бородин, подумав.- Но кто-то может по пьяни проболтаться, кому-то русскоговорящие волонтёры в душу влезут. Мало ли.
   Сожительница Бородина высказалась откровеннее:
   - С ума посходили с этим младенцем.
   Настасья поняла: эта выдаст.
   И ушла той же ночью.
   Поезд дважды останавливался. Настасья прсыпалась, но на этих остановках ничего не произошло. В первый раз почти сразу поехали, а во второй стояли дольше, и через Настасью перелезала какая-то баба, сначала туда, потом обратно. 
   Видать, приспичило.
   Настасья снова уснула. Снилась ей всякая человеческая мразь: волонтёры, американцы, миссионеры какие-то. Они, казалось, ничего плохого не делали, но их становилось всё больше и больше.
   - Ванечку не отдам,- сказала Настасья.
   Враги о чём-то оживлённо переговаривались, смеялись жестикулировали. Они не смотрели на Настасью, но придвигались всё ближе.
   И она побежала.
   Но тут же её схватили, вцепились, потащили. Навалилось ощущение бессилия. Настасья в панике проснулась и обнаружила, что её держат две женщины.
   - Чуть на пол не грохнулась,- сказал кто-то со стороны.
   - Спасибо,- пробормотала Настасья.
   Её отпустили.
   Вагон всё так же катился, колыхаясь и постукивая. Снаружи посветлело, но лампу не задули. Настасья сходила на ведро, а затем развернула свои припасы. 
   На удивление, её не обокрали. Настасья съела хлеба с салом и большую варёную картофелину.
   От сытости снова стали слипаться глаза. Настасья стряхнула с себя сонливость и пошла посмотреть в щель между досками.
   Селиться рядом с железной дорогой запрещалось - оккупанты опасались краж и диверсий. Но заброшенные города передвинуть в другое место они были не в силах. Вот и сейчас поезд катил мимо пустых, серых домов с выбитыми окнами.
   - Липецк,- сказал ей пожилой, лысый дядечка в телогрейке, из-под которой виднелась тельняшка, негнущихся ватных штанах и ботинках на босу ногу.- Город такой был. Богатый, большой. Хахлы в своё время тут даже заводы и фабрики строили.
   - Да?- удивилась Настасья.- Зачем же им разрешали?
   - Добрые мы. А эти же просят: дайте, дайте. Дали. А они нам вон как отплатили.
   - Сволочи,- пробормотала Настасья.
   Её поразила глубина человеческой подлости. Как же так? Русские вас кормят, а вы?
   Пожилой в тельняшке, которого прочие пассажиры называли Степанычем, принялся рассказывать про Путина:
   - Он всё видит, всё знает, всё умеет. Управляет боевым самолётом, водит подводную лодку, стреляет изо всех видов оружия и голыми руками умеет бороться. Он вернётся, и тогда тут всем вражинам не поздоровится.
   Настасья вздохнула. Она давно подозревала, что тот Путин, которого показывали на видео, коротышка с физиономией, как у хорька - ненастоящий. Того просто поставили, чтобы он непонятные слова говорил, ну а настоящий Путин скрывается и готовит Россию к освободительной войне.
   Степаныч продолжал,обращаясь сразу ко всем:
   - Они же нашего Путина и так и эдак проверяли. Как-то вызвали нашу команду на матч по хоккею - ну, игра такая, знаете? Собрали всех самых лучших со всего мира, а наши их всё равно разбили, и Путин лично забил восемь шайб. Я тот матч сам видел. По телевизору.
   - Дяденька Степаныч, а Путин вправду поднимет народ?- спросила Настасья.
   - Не сомневайся, девонька, конечно, поднимет. Скоро уже. Вернём всё своё взад. И Липецк заставим их отстроить...
   Вдруг что-то загремело, застучало по стенкам вагона.
   - Ложись!- крикнули сзади.
   Все попадали на нары.
   От паровоза послышались автоматные очереди. Настасья зажмурилась. Перестрелка закончилась быстро. Две пули попали в вагон, одна доска треснула, от второй откололась длинная щепа.
   Поезд набрал ход и проскочил засаду.
   - Подурел народ,- рассудительно сказал красноносый старик из дальнего угла вагона.- В наше время не было, чтобы столько бандитов.
   Настасья поднялась с нар и осторожно посмотрела в щель между досками.
   Брошенный город удалялся. Поезд катил мимо длинных, пустующих бараков. Народ в вагоне начал вспоминать, как было в раньшие времена. Настасья слушала вполуха, её разволновало нападение. Эдак и подстелить могут. 
   Ей приходилось столкнуться с бандитами. Банда Косого - вооружённая, оснащённая двумя грузовиками, имеющая несколько надёжных укрытий, умела с ней дело. Настасью предупреждали о Косом, но что она могла сделать, когда короткой летней ночью её догнали бандиты на своей машине? Было их пятеро, они окружили беглянку и наставили на неё оружие.
   - Дяденьки, пожалуйста, не убивайте - заголосила Настасья.
   - Что несёшь?
   - Нет у меня ничего! Пожалуйста, отпустите!
   Машина светила фарами прямо ей в лицо, Настасья никого не могла разглядеть подробно, но заметила, что у Косого один зрачок скошен к переносице.
   Ванечку потянули из её рук, она закричала и крепко вцепилась в сына. Её пнули под колено сзади, и, падая, она таки выпустила маленького. Бандиты подхватили его, развернули и уставились на Ванечку, который крутил головкой и пыхтел.
   - Смотрите - малый,- наконец сказал один из бандитов.
   - У меня таких трое было,- ответил другой.
   - Это твой что ли?- поинтересовался Косой. - Пацан?
   - Мой,- подтвердила Настасья.- Это я родила. Пацан. Пожалуйста, отпустите.
   - Погоди, не спеши,- отмахнулся Косой.- А ну покорми его.
   Ей вернули маленького, Настасья обнажила плоскую грудь со светлой полосой вокруг соска и сунула ему в рот.
   Ванечка тотчас же сосредоточенно зачмокал, чем привёл всю банду в восторг.
   - Глядите, сосёт!
   - Ишь, как старается!
   Бандиты тесно обступили Настасью.
   - Дяденьки, вы же нас отпустите?- захныкала она.
   - Отпустим,- сказал Косой.- Ты ведь с младенцем. И сама ещё такая же... Отдай нам только, что там у тебя - и ступай себе.
   - У меня ничего нет.
   - Это мы проверим.
   Когда забава с кормлением бандитам наскучила, они обыскали Настасью, забрали хлеб, огурцы, варёное яйцо.
   - А говоришь - нет ничего,- упрекнул Косой.
   Забрали хороший, почти новый платок, позолоченное колечко, заставили снять кеды от волонтёров, а вместо них дали галоши, которые Настасье были велики.
   - Ну, не босиком же тебе,- прокомментировал Косой.- Садись в кузов, подбросим тебя.
   - Я лучше пойду,- сказала Настасья как можно жалобней.
   - Садись, говорю!- прикрикнул Косой.
   Настасью загрузили в кузов, и трое бандитов запрыгнули следом. Они сели вокруг неё. Машина поехала. Один из бандитов принялся рассказывать, как он до войны работал менеджером по продажам, крича ей прямо в ухо, но из-за рёва двигателя Настасья слышала только отдельные слова.
   Ванечка стонал, кряхтел и активно ворочался в одеяльце. Настасья боялась, что их всё-таки убьют, и выдать этот свой страх тоже боялась.
   Но вскоре машина остановилась. Настасью под руки опустили с кузова на землю. Косой вышел из кабины попрощаться.
   - Ты это,- сказал он.- Береги себя и малого. Смотри, чтоб он у тебя настоящим богатырём вырос.
   - Я постараюсь,- ответила Настасья, всё ещё не веря в то, что их отпустят.
   Косой помахал ей на прощание, заскочил в кабину, и машина уехала.
   Настасья обнаружила себя на развилке дорог. Отчего-то вспомнились круги Бородина. Хотелось есть, но не было что. Настасья вздохнула и пошла по той дороге, по которой не уехали бандиты.
   "Мы - русские",- вспомнилось ей.
   ***
   Утром остановились на станции и долго стояли. Настасья вышла из вагона, прошлась туда-сюда. От дневного света быстро устали глаза. Настасья отошла в сторону, нашла участок с незагаженным снегом и всласть умылась.
   В вагон залезали какие-то незнакомые, о чём-то говорили с пассажирами. Настасья вещи взяла с собой, поэтому не боялась того, что её обворуют.
   - Эй, малая!- позвал Степаныч.- Подь сюды!
   Настасья подошла, настороженная, готовая в любой момент бежать. Около Степаныча и ещё троих пассажиров стояло двое незнакомых мужиков и баба.
   - Тебя-то куда черти несут?- недружелюбно спросила та.
   - Так, просто,- ответила Настасья.
   - Да ладно тебе!- заступился Степаныч.- Пусть девчонка поездит, мир посмотрит! А то вот так всю жизнь и просидит в дыре какой-нибудь. Почему бы и не побродить по свету, пока молодая? 
   Никто в дискуссию не вступил. Степаныч обратился к Настасье:
   - Слыш, а деньги-то у тебя есть?
   - Да.. немного.
   - Давай.
   Настасья запустила руку за пазуху, отсчитала, не вынимая, три сотни рублей, добавила ещё одну, выудила всё это наружу и протянула Степанычу.
   - Ну... ладно,- сказал тот.- Иди погуляй пока.
   Другие пассажиры тоже подходили, давали деньги. Потом Степаныч переговорил с машинистом и куда-то ушёл. 
   Настасье скучно стало бродить по перрону маленькой станции. Ехать бы уже. Другие пассажиры от безделья принялись лепить снеговика из грязного снега, притрушенного угольной пылью, но Настасья не захотела к ним присоединиться, хоть её и звали.
   Время тянулось долго. Захотелось есть. Настасья ходила по перрону и пинала ледышки. 
   Всё-таки не зря она поехала.
   Будет что вспомнить.
   Вернулся Степаныч с пластиковым мешком на спине, и кочегары полезли в паровоз.
   - Отправляемся!- громко крикнул машинист.
   Снежные скульпторы с размаху прилепили своему снеговику огромный мужской орган, выстроганый из сосульки, и побежали к вагону, громко смеясь.
   Паровоз запыхтел, по вагонам пробежала дрожь. 
   - Идите все сюда!- подозвал Степаныч.
   Всего в их вагоне ехало четырнадцать пассажиров: восемь мужиков и шесть баб, а другой вагон Настасья пересчитать не успела.
   Степаныч вынул из мешка небольшую пластмассовую канистру, а к ней - хлеб, солёные огурцы, лук, селёдку. Последнюю порубали большим ножом на куски, остальное брали так. Хлеб отламывали руками, а от луковиц вообще откусывали. Мятых и грязных пластиковых стаканчиков на всех не хватало, пили по очереди, в три захода.
   Настасье, как самой молодой, налили последней. Она приняла у Степаныча стаканчик с жидкостью, разящей мылом, и уточнила:
   - Стекломой?
   - А что мадмазель желают?- глумливо спросил тот.- Шампанского подать?
   - И крем-брюле на закуску!- хохоча, добавила носатая баба.
   Все засмеялись.
   Но было необидно, Настасья понимала, что шутят по-доброму, и тоже похихикала. Она часто слышала про это самое шампанское, но попробовать его так и не вышло. В своём посёлке и потом, когда она блуждала с маленьким, пили, большей частью, стекломой или разбавленный водой спирт, называя его коньяком, шампанским или какими-то другими напитками, названий которых Настасья не помнила. Чучмеки на стройке давали ей водку, но когда это было!
   - Заразных у нас тут нет?- уточнил Степаныч, откусил от луковицы и занюхал только что выпитое рукавом.- А ведь было раньше и шампанское, и водка, и ликёры всякие. 
   - В космос летали,- добавил пожилой дядька, которого называли торопливым словом дядьВаня.
   - Да подожди ты со своим космосом!- отмахнулся Степаныч.- Я про выпивку говорю. Это, бывало, соберёмся мы компанией на даче, чтобы культурно отдохнуть и музыку послушать. Начинаем, понятное дело с водочки, потом лакируем пивком, потом самогонкой догоняемся. А сейчас что? Даже самогонку никто не гонит, разучились, а валим всё на американцев. Нет, они сволочи, конечно...
   - И балет у нас был самый лучший,- сказал дядьВаня.
   - Да подожди ты со своим балетом!- одёрнул его Степаныч.- Ну что ты в самом деле! Никто не умеет так пить водку, как русские. Для нас это...- он потряс рукой в воздухе, но это не помогло ему подобрать нужного слова.- Не знаю. Я видел, как враги пьют - тьфу, смотреть противно. Плеснут себе на донышко и чешут языками. А мы, русские, душу обнажаем и выворачиваем. Все барьеры, все условности водка ломает. На, мухомор, держи.
   Он налил дядьВане.
   В канистре плескалось ещё много синеватой жидкости с радужной пеной.
   - Если самогонку марганцовкой осадить да настоять на травах, то и коньяка никакого не надо,- сказала седая тётка, страдавшая жутким насморком, а поэтому спавшая около отхожего места.
   - То долго,- возразил Степаныч.- Задолбаешься ждать, пока настоится. Выгнал - да и пей. Чего проще? Я этим торгашам на станции так и сказал: гоните сами. Не хотят! Что там у тебя ещё?
   - Да всё у нас было лучше!- сказал дядьВаня и махнул рукой.
   Настасья выпила вторую порцию. Справилась с тошнотой, гадкий привкус во рту сбила огурцом. Ей вдруг захотелось рассказать о себе всё, излить душу, спросить совета у пожилых и мудрых.
   - Пить с умом нынче надо,- говорил молодой, совершенно безволосый мужик, даже без бровей и ресниц. В нашем посёлке американцы чего-то там ремонтировали, красили, и у них была здоровенная канистра и на ней вот такенными красными буквами написали: "НЕ ПИТЬ!!!". Так у нас этим пойлом весь барак отравился, половина вообще померла, а я вон облез весь и видеть стал плохо.
   - Американцы - сволочи,- авторитетно заметил другой мужик, удобно развалившийся на нарах, вытянув ноги.- Я как-то жил в посёлке неподалёку от железной дороги, так ихний гауляйтер нам чуть ли не каждый день дырку в голове сверлил: нельзя воровать, нельзя воровать, нельзя воровать. Задолбал! И вот мы с мужиками приспособили грузовичок и поехали снять пару рельсов - как раз скупщики металлолома ездили по району. Дело было ночью, а кто ж знал, что у них там охраняется, и ремонтные бригады работают, и вертухаи. Оддалбываем мы рельсу, а тут прилетает ихний дрон и светит на нас. Ну, мы посмеялись, жопы ему показали да и дальше работаем. И тут прилетает другой дрон, побольше, и давай садить по нам из пулемёта.
   Лица у присутствующих вытянулись.
   - Да ну!- сказал Степаныч.
   - Я те говорю. Одна вертушка светит, другая стреляет. Наши пытались их камнем сбить, но не смогли. Расстреливали они нас, пока патруль не подошёл. Троих убило, мне руку прострелили. И в тот же день расселили посёлок.
   - Зверьё,- вздохнул кто-то из глубины вагона.
   Настасья тоже хотела рассказать про американцев, но тут заговорило несколько пассажиров сразу.
   С оккупантами сталкивались все. Раньше Настасья как-то не думала про них. Когда приезжали их волонтёры или военные, она с девчонками ходила смотреть. Интересно было, особенно когда среди американцев попадались негры. Но теперь, послушав своих попутчиков, Настасья поняла, какие это уроды.
   Русским на гуманитарку они подсовывали крупы, какие подешевле, а сами жрали что повкуснее. Не говоря уже о напитках. Водки они не давали вообще, поэтому русским на оккупированных территориях приходилось употреблять разные спиртовые растворы. Случалось, ядовитые. Оккупанты пользовались телефонами и компьютерами, а русским не давали даже поиграть.
   Обида поднялась из глубины души Настасьи. Как же могут эти американцы вот так поступать? Она порывалась рассказать о себе и несколько раз начинала:
   - А вот я...
   - А вот у меня...
   - А вот со мной случилось...
   Но каждый раз её кто-то перебивал, и закручивал разговор вокруг своей темы.
   Настасье вдруг захотелось чего-то большого и хорошего. Она соскочила с нар и громко крикнула:
   - А давайте танцевать!
   И её наконец-то услышали. Весь вагон, забурлил, зашумел. Две бабы запели, притоптывая ногами, - что-то непонятное, но весёлое и заводное. Все соскочили с нар, запрыгали. Создалось несколько спонтанных пар; Настасью обхватил Степаныч, но танцевать вместе у них не получилось, и они разошлись. Кто-то упал под общий смех, кто-то перевернул ведро в отхожем месте, и его содержимое разлилось по полу. Но две неутомимые бабы распевали что-то вроде: "Дай-дари-дари-дай!", и все плясали, пока не попадали. 
   А потом дядьВаня хлебнул прямо из горлА и хватанул слишком много, раскашлялся, затем его вырвало. Путешественники обступили пострадавшего. Настасья сама помочь ничем не могла, поэтому упала на нары и слушала, как дядьВаню хлопают по спине и заставляют дышать глубже.
   Затем она провалилась в полудрёму, но слышала, как на первой же остановке в вагон залезли машинист с кочегарами и тоже стали требовать выпить.
   - Так вы же паровозом рулите!- кричал Степаныч.
   - И что?- отвечал машинист.- Мы теперь не люди?
   А чем там закончилось, Настасья уже не видела.
   ***
   Утром она пришла в себя на станции. По заснеженному перрону сновали какие-то тёмные личности. Настасья вылезла из вагона и зарылась головой в снег. Какая-то баба около здания с рухнувшей крышей продавала пирожки, но от одной мысли о еде Настасью едва не стошнило.
   - Трогаемся!- закричал машинист.
   Настасья заскочила в вагон, дверь задвинули. Холодный воздух немного вернул Настасью к жизни.
   И только когда поезд тронулся, она обнаружила, что влезла не в тот вагон. Народ на нарах лежал незнакомый, и пластмассовое ведро в отхожем месте было красным, а не зелёным.
   - Ой!- сказала Настасья и вскочила с места.
   - Да лежи уже,- сказала соседка.- Какая тебе разница?
   И Настасья легла.
   В этом вагоне не было балагура-заводилы. Одновременно шло несколько неспешных, тихих разговоров в разных углах.
   И вдруг кто-то сказал громко:
   - Жабоедов! А ты жаб ешь?
   - Ем,- отозвался пожилой, толстый дядька, и весь вагон грохнул хохотом.
   Засмеялась и Настасья. Нет, ну надо же иметь такую фамилию!
   - А я-то думаю: чо эт в нашем болоте все жабы пропали?!- закричала молодуха с противоположного конца вагона.- А это, оказывается, Жабоедов у нас побывал!
   Настасья умирала от смеха, но старалась, чтобы не было видно, как она смеётся. А вдруг Жабоедов обидится? Вот ей самой, например, было обидно, когда дразнились из-за фамилии. Бывало, на посиделках приставучие девчонки, которые ко всем цеплялись, говорили ей: "Хвостова, а что там у тебя под хвостом?".
   И все вот так же хохотали, а Настасье было обидно, она даже подралась из-за этого два раза.
   А вот Жабоедов был настроен благодушно. И ещё улыбался.
   - Жабоедов! А ты их сырыми ешь или жаришь?
   - По всякому. Когда лень жарить, то сырыми.
   Настасья начинала задыхаться от смеха, а уже звучал новый вопрос:
   - Жабоедов! А шкурки ты с них снимаешь?
   - Зачем? Со шкуркой вкуснее.
   - Во даёт хахол,- сквозь смех сказал Настасье маленький мужичок, сосед (в этом вагоне нары не делились на мужскую и женскую половину).
   И вот тут Настасье стало неприятно. Хахол? А что он тут делает? Ехал бы к себе на Украину и там ел жаб. 
   Настасья не была фашисткой и нацисткой, но хахлов не любила, а после того, как её бросили чучмеки, то невзлюбила и их тоже.
   И всё же, настроение поднялось. Уже давно перестали допрашивать Жабоедова, а у Настасьи иной раз прорывался смех, когда она это всё вспоминала.
   Плохо было, что кончилась еда.
   - Слышь, малая,- зашептал ей сосед.- А чо, в вашем вагоне угощают?
   - Дядька один купил стекломоя на станции,- тихо ответила Настасья.- Мы скидывались.
   - А чо ж на нас не взял? Мы б тоже скинулись.
   - Не знаю,- ответила Настасья.
   Ей вдруг захотелось вернуться в свой вагон. 
   - А ты куда едешь?- спросил тот же сосед.
   - Так, просто. 
   И добавила:
   - А вы?- хотя ей было совершенно неинтересно, куда едет этот тип.
   - Сорваться хочу. Ну, за бугор. Пожить по-человечески. Меня уже два раза пограничники. ловили, обещали в следующий раз пристрелить. Но я теперь умный. Дождусь непогоды, чтобы с метелью - и рвану. Пограничники в метель носа из своих будок не высунут. Слышь, а ты давай со мной. Вместе будем жить. Если чо - я и жениться могу.
   Он по-хозяйски попожил руку ей на бедро, но Настасья брыкнулась и отползла назад. 
   - Чо пристал к девчонке?!- заорали с разных сторон три бабы сразу.
   - Я говорю - могу жениться,- оправдывался приставала.
   - Вот и женись, а к девчонке не лезь,- постановила самая старшая из баб.
   - Спасибо,- прошептала ей Настасья.
   - Ладно,- отмахнулась та.
   Пока Настасья блуждала с Ванечкой, к ней как-то не приставали и не отпускали всяких шуточек. А теперь вот - снова начали. 
   Настасья задремала, но тут снова послышалось:
   - Жабоедов! А ты жаб ешь?
   - Ем.
   - Ну и как - вкусные?
   - Попробуй.
   И Настасья снова смеялась, хотя уже и слышала все эти шутки.
   
   ***
     Поезд останавливался на станции, Настасья выходила гулять, но в свой вагон не вернулась. Там жутко воняло перегаром, и ведро из отхожего места каталось по замёрзшим отходам. Все были пьяные. 
     Народ столпился вокруг машиниста.
     - Слыште - на следующей станции проверка,- говорил он.- Если у кого какие проблемы, то лучше уходите сейчас. Скоро уже граница.
     И некоторые пассажиры действительно ушли.
     - Ты чего это нас бросила?- наигранно рассердился Степаныч, столкнувшись с Настасьей.
     - Я вернусь. Мне это... Поговорить надо.
     Степаныч нацедил стекломоя другому вагону, и там тоже началось веселье. К счастью для Настасьи, Жабоедов пить отказался. Он лежал на нарах и дремал. Когда поезд набрал ход, Настасья подползла к нему поближе и окликнула его:
     - Дяденька Жабоедов!
     - Ем,- откликнулся тот, не раскрывая глаз.
     - Да нет, я не об этом,- сказала Настасья, не удержавшись от того, чтобы хихикнуть.- Скажите, а вы вправду хахол?
     - Обязательно,- ответил Жабоедов, всё так же не раскрывая глаз.- Папа мой был хахлом, мама хахлушкой, а брат - и вовсе бандеровец. Вот и я тоже...
     - А как у нас очутились?
     - Когда в Киеве американцы совершили государственный переворот, то к власти пришли нацисты. А Донбасс против них восстал и не подчинился. Ну, тебе всё это должно быть неинтересно. Короче говоря, нацисты рвались воевать хоть с кем-нибудь. Вот и меня призвали в армию. А я не пошёл. Сказал, что не буду воевать против своего народа, и вообще, российская армия разгрохает это укрАинское потешное войско за один день. Вот тогда мы вдрызг разругались с братом и отцом. И я уехал в Россию. А что мне, надо было лезть под пули? Работал, чуть не женился...
     - Как это?- уточнила Настасья.
     - Ну... Неважно.
     В вагоне начались беседы о международном положении, войне и Путине.
     -  А дальше?- спросила Настасья. 
     - Первое время я ещё общался с родителями, но они вскоре умерли. Отец разбился в автокатастрофе, а через четыре месяца у матери случился инсульт. Я на похороны ни к кому из них не приехал, побоялся. И брат меня проклял. Поэтому на Украину мне ходу нет. Выдаст нацистам. А я в концлагерь не хочу. Там ещё семейка у брата. Жена, двое детей, внук...
     - И все Жабоедовы?- перебила Настасья, вновь не удержавшись от смеха.
     Жабоедов открыл один глаз, посмотрел на неё и ответил:
     - Вооще-то мы - Жибовидовы. Это я тут так представляюсь, чтобы народ потешить.
     - Понятно,- вздохнула разочарованная Настасья.
     - А тебе что за дело до моей бывшей родни?
     - Да так,- ответила Настасья.- Просто интересный вы. Значит, на Украину не хотите вернуться. А как думаете - я бы смогла там выжить, если б попала?
     - Девочка, не майся дурью. За бугром русских, как правило, не любят. 
     - Да мне бы посмотреть, как там живут - и назад. 
     - Опасно это. Не хочу слышать,- сказал Жабоедов, снова погружаясь в дрёму.- А впрочем...
     Он вдруг приподнялся, опёрся на локоть, вынул из внутреннего кармана короткий простой карандаш и крохотный блокнотик, из которого вырвал листочек.
     - Если вдруг у тебя получится, то вот.
     Он написал: "Жибовидова..."
     - Как там тебя?
     - Настя.
     "Анастасия Валерьевна. Город Вознесенск Николаевской рбласти".
     - На,- Жабоедов отдал листочек Настасье.- Если вдруг прорвешься, то попробуй найти моего братца. Представишься моей дочкой. Он сволочь, конечно, а вдруг поможет. 
     - Спасибо,- сказала Настасья.
     - Ладно, иди.
     Настасья отползла к себе. 
     " Жабоедова... тьфу ты, Жибовидова Анастасия Валерьевна... город... как там его... Жибовидова Анастасия"
     Она немного умела читать, но лучше, конечно, было это всё запомнить.
     И вдруг мз перестука колёс и пьяного бормотания прорвался вопль:
     - Жабоедов! А ты жаб ешь?
     Анастасия, ещё недавно смеявшаяся до упаду от этой шутки, внезапно вскочила на ноги.
     - Сами вы все тут жаб едите!- звонко выкрикнула она.- Со шкуркой! Идиоты какие-то!
     И полное недоумения молчание было ей ответом.
     ***
     Оккупанты заставили всех выйти наружу, светили фонариками в лица, задавали дурацкие вопросы.
     - О!- сказал какой-то молодой и рыжий, увидев Настасью.- А это не та самая юная мамаша, за которой мы гонялись месяца два?
     Подошли другие вояки и тоже принялись светить фонариками.
     - Справились, ага,- сказала Настасья.- Навалились толпой.
     - Ты мне поговори ещё! Куда и зачем едешь?
     - Куда надо - за тем и еду!
     Настасья поймала на себе несколько косых взглядов от других пассажиров. Договаривались же - оккупантов не сердить. 
     Но Настасья ничего не могла с собой поделать. Чтоб он сдох, этот рыжий! Улыбается еще! Настасье, вообще-то, в тот день было совсем не до смеха. Не успела дойти до посёлка, догнали на машинах. А всё этот Бородин со своими кругами. Когда её настигли, то навалились сразу трое, и Ванечку забрали, а он кричал и плакал. Настасья рвалась к нему, вопила и билась в болевом захвате, пока её не укололи чем-то, отчего она потеряла сознание.
     Потом было какое-то светлое помещение, в котором ещё толком не очнувшуюся Настасью раздели догола и заставили вымыться. Вода была тёплой и мыло приятно скользило по расчёсанному телу.  
     Мылась Настасья долго, а потом ей дали чистое белье, длинное платье, тоже чистое, и мягкие тапки.
     - Где Ванечка?- спросила она.
     - Будь моя воля - я бы тебя удавила,- ответила ей какая-то фигуристая тётка в военной форме.- Лучше помалкивай.
     Затем ей дали глубокую тарелку с густым супом, от которого пахло ошеломляюще вкусно. В нём плавали кислая капуста, морковка, картошка, грибы и кусочки мяса.
     Настасья никогда в жизни такого не ела.
     - Щи,- сказала ей фигуристая тётка.- Русское блюдо.
     - Много вы понимаете в русских блюдах!- презрительно ответила Настасья.- Тоже мне!
     Тётка всего лишь пальцем ткнула, но боль была такая, что Настасья уронила ложку.
     - Ещё раз хрюкнешь что-то в этом роде - и поедешь отсюда в травмотологию. Ясно тебе, сука малолетняя?
     - Ясно,- выдавила из себя Настасья.
     - Отлично. Теперь жри дальше своё блюдо, в котором я не понимаю. Тарелку поставишь вон туда, после тебя из неё есть никто не станет.
     Настасья поела и посмотрела на тётку, надеясь, что та предложит добавки.
     - Пошли,- сказала та.
     Настасья отправилась за нею. Фигуристая тётка отвела её в небольшую комнатку и заперла. Настасья тут же принялась стучать в дверь.
     - Я с удовольствием сломаю тебе пару-тройку костей,- сказала её конвоирша, не отпирая.- Дай мне только повод для этого.
     Настасья не хотела, чтобы ей ломали кости, поэтому отошла от двери.
     Ладно. 
     Есть и хорошая сторона. Она сыта и под крышей.
    Плюс ещё, приятное ощущения от прикосновения чистого белья к вымытыму телу.
     Настасья села на кровать. 
     Комнатка была небольшая. Из мебели - кровать, стул и тумбочка, на которой лежали журналы. А в углу, отгороженный ширмой, - самый настоящий унитаз, белый и сверкающий.
     Настасья осмотрела его со всех сторон, посидела на нём, спустила воду. Неужели американцы всё время на таких унитазах оправляются?
     Затем Настасья посмотрела фотки в журналах и как-то незаметно уснула.
     *** 
     Утром её привели к молодой, стройной женщине в очках и белом халате. Настасья вежливо поздоровалась, надеясь наладить диалог. Но с этим не задалось с самого начала. Молодая в очках на приветствие не ответила, зато глянула сквозь стёкла так, что у Настасьи мороз пробежал по шкуре.
     - Как можно было довести своего ребёнка до такого состояния?- спросила очкастая.
     - А чо?- пролепетала Настасья.- Я кормила.
     - Ребёнок крайне истощён, у него пролежни, сыпь, укусы насекомых!
     - Я кормила...
     - Полноценным гражданином он уже не станет. У мальчика целый букет болезней... и это ещё нет результатов анализов... он всю жизнь промучается... правда это будет не слишком долго... господи, боже мой, зачем ты прятала его от нас?
     - Вы же заберёте.
     - Уже забрали. Он бы у тебя умер через пару дней. Гадина ты.
     От её взгляда Настасью снова передёрнуло. Та кобыла, что грозилась сломать кости, была гораздо приятней в общении.
     - А чо это вы обзываетесь? Мой ребёнок, я его родила. Как хочу - так и воспитываю.
     - Почему же твоя мамаша не сбросила тебя выкидышем? Воспитывает она! Ты понимаешь, что тебя надо в тюрьму посадить?
     - А чо я сделала?!- возмутилась Настасья.- За что меня в тюрьму? Я кормила!
     - Так, всё. Мальчика мы забираем. Если родишь ещё кого-то, не бегай от нас, пожалуйста. Всего хорошего.
     - Подождите, как это - всего хорошего? Вы меня не прогоните! Или отдавайте Ванечку!
     Очкастая встала со стула.
     - Иди отсюда,- сказала она.
     - Никуда я не пойду! Оставьте меня здесь! Я буду работать! Полы мыть! Я всё умею!
     - Русских мы не берём, русские - воры и пьяницы. Охрана! Помогите юной барышне выйти на улицу.
     Через пять минут Настасью выставили на порог и заперли ворота госпиталя. Ей вернули постиранную и продезинфицированную одежду, не забрали бельё, а ещё дали пакет с едой и пятьдесят долларов.
     Некоторое время она сидела на бордюре и плакала, но никто не передумал, не вышел и не предложил ей остаться.
     Это был целый городок. Госпиталь, база, склады, казармы. Неподалёку виднелся железнодорожный вокзал с вагонами.
     Ещё тогда, когда солдат выводил её за пределы территории, огороженной колючей проволокой на столбах, Настасья подумала, что хорошо было бы уехать куда-нибудь. Забыть это всё, как дурной сон. На сто долларов, говорили ей, можно было накупить целое корыто самогонки, а уж стекломоя - хоть залейся. На пятьдесят, наверное, меньше. но тоже много.А может повезёт опять попасть к строителям. Теперь Настасья такой дурой уже не будет и возьмёт с них что-нибудь. Вот только Ванечку жалко...
     И Настасья снова расплакалась.
     ***
     Решение пришло, когда оккупанты, насмехаясь, светили фонариками в лица пассажиров. Она перебежит. Из разговоров военных Настасья поняла, что там дальше, в скольких-т километрах - Украина. Где-то там находится неведомый город Вознесенск. Поезд разворачивали в обратную сторону, но Настасья уже попрощалась с Жабоедовым и обитателями своего первого вагона. Она пойдёт туда, дождавшись метели, как говорил тот мужик, которого, кстати, и след простыл.
     К ближайшему посёлку её немного подвезли оккупанты, а дальше Настасья добралась пешком по хорошо натоптаной тропе. От железной дороги он располагался в двенадцати километрах, и по намёкам своих попутчиков в поезде Настасья поняла, что здесь можно найти провожатого на ту сторону.
     Настасья пришла прямиком к старосте, но тот сразу отправил её к Таисье - толстой, пожилой бабе в огромной шубе, валенках и толстом шерстяном платке.
     - Рассказывай,- распорядилась та.- И не хитри мне тут.
     Настасья откровенно поведала о своём стремлении перебраться в цивилизацию.
     - Надо оно тебе?- проворчала Таисья.- Чем у нас-то плохо? И как ты перебегать собралась? В метель? А сама не боишься заблудиться и замёрзнуть? Они же там звери. У них ружья, собаки, колючая проволока.
     - Я всё равно пойду,- упрямо сказала Настасья.
     - Смотри,- ответила Таисья.
     Она отвела Настасью в крохотную, но отдельную комнатку, дала поесть, выпила со своей гостьей самогону и вышла, шаркая валенками.
     От тепла, сытости и алкоголя Настасью развезло. Она легла на топчан и вскоре заснула.
     Снилось ей, что она перебежала через границу, нашла нужный город, а там брат Жабоедова переправил её в Америку. Американцы во сне были совсем не злыми и даже помогли найти Ванечку, который уже вырос и повзрослел. Он был красивым, как Атос в фильме про мушкетёров и весёлым, как д'Артаньян. Ванечка имел отдельную комнату в большом, светлом и тёплом бараке; Настасью он пригласил жить там...
     Проснулась она от сильной тревоги. 
     Подскочила на топчане.
     Уже стемнело, и комнатка освещалась керосинкой. 
     Перед Настасьей на табуретках сидело четверо: Таисья и три бритоголовых мужика бандитского вида. Двое смотрели на неё, а третий полировал фланелевой тряпочкой широкий нож.
     - Доброе утро,- сказал вертлявый, худой дядька лет сорока.- Это кто?
     И он показал ей фотографию мужчины в шапке, которую Настасья нашла у замёрзшей и зачем-то взяла себе.
     - А вы кто такие?
     Вертлявый протянул руку, и Настасья ощутила, как ей в шею упёрлось что-то твёрдое и острое.
     - Это мы здесь вопросы задаём,- объяснил он.- А ты на них отвечаешь. И постарайся, чтобы твои ответы нам понравились. Кто этот мужик?
     - Я не знаю,- ответила Настасья.
     - Не дури, малая,- посоветовала Таисья.- Этот шнырь кое-кому денег должен. Лучше рассказывай, если не хочешь помереть молодой.
     - Я правда не знаю,- всхлипнула Настасья.- Фотографию нашла.
     И она рассказала про замёрзшую.
     - Кто она такая?- наседал вертлявый, не убирая заточки от шеи Настасьи.- Как выглядела?
     - Не знаю!- рыдала Настасья.- Она страшная была, обмороженная! Я старалась на неё вообще не смотреть!
     - Так,- сказала Таисья.- Прекращай реветь, а то мы так никогда ничего не добьёмся. А ты убери заточку.
     Вертлявый убрал. 
     Настасья уняла слёзы и несколько раз глубоко вздохнула. Так, значит её обыскали, пока она спала. Интересно, доллары нашли?
     Зачем она вообще забрала это фото? Когда ехали в поезде, Настасья доставала его из внутреннего кармана и рассматривала. Сначала в одном вагоне, потом - в другом. Обыкновенный мужчина. И конечно же, соседки тут же спрашивали:
     - А кто это?
     - Так,- отвечала Настасья.- Знакомый.
     И прятала фото.
     - Резать тебя никто не будет, успокойся,- заговорила Таисья.- Всё, не ревёшь уже? Долг этого мужика отработаешь...
     - Да почему я должна отрабатывать?- возмутилась Настасья.- Я его даже не знаю!
     - Не бери того, чего унести не можешь,- вставил вертлявый.
     - Деньги забрали, небось,- сказала Настасья, и на глаза её навернулись слёзы.
     - Не было у тебя никаких денег,- нахально соврала Таисья.
     - Ну да, конечно,- ответила Настасья и вдруг выпалила:
     - А я Косого знаю!
     На некоторое время в комнатке воцарилась тишина.
     - Косо-ого знаешь,- протянул вертлявый.- А как его зовут, Косого-то?
     - Э-э-э,- сказала Настасья.
     Она чуть не ляпнула: "Так Косым и зовут",- но вдруг совершенно отчётливо вспомнила, что подчинённые называли его по имени-отчеству. Это было удивительно, но в момент встречи с Косым ей некогда было удивляться.
     - Э-э-э...Эдуард Сергеевич,- сказала Настасья.
     - И откуда же ты его знаешь?- наседал вертлявый.- Грабил тебя, небось.
     - Я ему сиськи показывала,- дерзко заявила Настасья.
     Терять ей было нечего.
     - Так,- вдруг заговорил тот, что полировал нож.- Лично мне всё это знать нентересно.
     Вертлявый спрятал заточку и обратился к Настасье:
     - А ты молодец, девчонка, не забоялась. Давай к нам, нафига тебе эта Украина. У нас приключения, бурная жизнь. Самогон и шмотки всегда у тебя будут. Согласна?
     - Пошли,- сказала Настасья, не задумавшись ни на секунду.
     - Мы тебя послезавтра заберём,- сказал тот, что полировал нож. 
     К этому моменту Настасья успокоилась совершенно и даже разглядела, что он не бритоголовый, а просто полысевший.
     - Нет,- сказала она.- Я у этой гадины не останусь. Она меня подпоила, обокрала, бандитам сдала. Идёмте сейчас.
     Таисья даже не пикнула, а третий, до сих пор молчавший, проворчал:
     - Поосторожней насчёт бандитов-то.
     - Ой, прости,- томно сказала Настасья.- Это они бандиты. А ты - артист балета.
     Бритоголовые захохотали.
     - Одевайся,- сказал ей вертлявый.- Ты мне уже нравишься.
     И Таисье:
     - Деньги ей верни.
     - Двести долларов,- мстительно сказала Настасья.
     - Слыш, ты не наглей!
     - И пять тысяч рублей,- добавила Настасья.
     - Давай-давай, верни,- сказал вертлявый Таисье почти ласково.- Ссориться нам ни к чему.
     И тут Настасья совершенно отчётливо поняла, что Таисья боится бандитов и заискивает перед ними, и её, Настасью, тоже уже начала бояться.
     И правильно, и пусть.
     Таисья вынула из-за пазухи горсть мятых купюр, швырнула в лицо Настасье. Сказала:
     - Подавись.
     Настасья поднялась с топчана, нагнулась над нею и ответила:
     - Хамка. Ну да ничего, я тебя воспитаю.
     - Давай, уходим,- распорядился вертлявый.- Меня можешь Геной называть.
     Настасья собрала рассыпавшиеся по топчану купюры, а потом провела рукой по груди бандита и выдохнула:
     - Гена.
     Как в кино.
     Она сама от себя такого не ожидала.
     Бандиты поднялись. 
     Настасья сунула ноги в валенки, влезла в кожух, накинула платок.
     Гена приоткрыл дверь, оглянулся по сторонам и тихо сказал:
     - Пошли.
     Бандиты выдавились наружу, а следом в морозную, безветренную ночь скользнула Настасья, радуясь новой жизни, которая ждала её впереди.
  6. ГРЕМ
  
   ***
   - Вы же понимаете, как это символично,- сказал Олег Петрович и выпил рюмку спирта.
   Акулина с Костей переглянулись.
   - Маленькая девочка, сама почти ребёнок - и с младенцем! Да я под неё создам фонд и натрясу столько денег с богатых буржуев, что руки устанут собирать. Вот только где она? Мне уже все уши прожужжали этой девочкой. Хоть бы фото её. 
   - К нам не заходила,- сказал Костя.- Мы ж не против фонда.
   - Вы бы поспрашивали,- попросил Олег Петрович.- Вы местные, вас все знают. А со мной не хотят разговаривать.
   - Оно и понятно,- заметила Акулина.- Вы на начальника похожи.
   - Благодарю,- сказал Олег Петрович.
   - Знаем мы, конечно, про эту Настю, или как её там,- призналась Акулина.- Её волонтёры искали. Перерыли тут у нас всё, детей напугали. 
   - Прячут её все,- сказал Олег Петрович.- Дура она, конечно. Ребёнок, это да, важно, никто ж не спорит. Но ведь можно другого родить...
   - Вы это к чему?- спросила Акулина.- Вот возьмите да родите сами.
   - Ладно-ладно, я ж ничего,- ответил Олег Петрович.- Что-то развезло меня. Вы поспрашивайте, а я к вам заеду. И не забывайте про фонд.
   Он тяжело поднялся и отправился в отведённое ему помещение.
   - Хитрый какой,- сказала Акулина, когда за ним закрылась дверь.- Фонд у него! Фонд мы, допустим, и без него создадим. Надо только девчонку эту найти с младенцем.
   - Ты погоди,- вразумил её Костя.- Пусть лучше он всё сделает, мы с него нашу долю поимеем. С этим твоим Мэтьюзом каши не сваришь.
   Костя был прав, и Акулина взгрустнула. 
   ***
   Хранилище для продуктов далось им тяжко. Их посёлок располагался около заброшенного городишки, на самой окраине которого ещё не рухнула школа. Вот как раз её подвал и приспособили для хранилища. Из него повыносили и сожгли весь мусор - старые плакаты, книги, коробки и одежду; подмели и пособирали с потолка почерневшую паутину. В кладовке обнаружили две поржавевших банки краски - белой и коричневой. Их сумели открыть. Краска сверху засохла, но под сухой коркой оказалась вполне годной, нею покрасили часть пола и стен - сколько хватило.
   - Мэтьюз обосрётся от радости,- проворчала Акулина.
   Сделали, конечно, не всё, но перед кем там выделываться? Решили, что покажут фашистам сделанное и будут требовать продукты, обещая закончить хранилища когда-нибудь потом и упирая на голодных детей.
   Мэтьюз на приёмку объекта не приехал. 
   Вместо него прибыл неприятный тип - маленький, худой, круглоглазый и крючконосый, что делало его похожим на сову. Он как раз и заведовал поставками продовольствия. Посмотрев на подвал, куда его завели, тип молча развернулся и пошёл к своей машине.
   Акулина с Костей побежали за ним.
   - Стой! Да стой же! Мы всё доделаем!- кричали они.
   Но тип, так и не вступив в переговоры, сел в свою машину и уехал.
   Ни продуктов, ни стекломоя в начале месяца на посёлок не дали. Акулина ездила к Мэтьюзу с двумя самыми худыми детьми (Костя как раз был в запое вместе с директором), орала перед пропускным пунктом, размахивала руками, проклинала и увещевала.
   Вышли два патрульных, ударили её палкой из плотной резины и пообещали избить до беспамятства, если она сейчас же не уйдёт.
   Впрочем, детям дали по гамбургеру и по маленькой бутылочке пепси.
   В других посёлках, подчинённых Мэтьюзу, происходило то же самое. Его требование насчёт складов проигнорировали, и продуктов никто не получил.
   Пришлось браться за работу.
   Хуже было тем, кто жил в посёлках-новостроях. Им предстояло рыть погреба с нуля. Акулине и Косте повезло больше - у них имелась заброшенная школа. Внезапно протрезвевший директор привёз от Мэтьюза цемент, краску и некоторое оборудование. Правда, всё время возникали сложности с работниками. Строить хранилище никто не хотел, приходилось действовать угрозами и посулами, привлекать детей.
   Вот из-за них-то и случилась беда. 
   Однажды после обеда, когда все уже выпили, дети залезли на третий этаж (куда им вообще-то лазить запрещали); мальчишки вымазали физиономии краской и гонялись за девочками. Им было весело, а из взрослых никто не стал мешать малышне развлекаться. В результате одна из девочек, спасаясь от преследователей, запрыгнула на подоконник и опёрлась на трухлявую раму без стекла, которая тут же развалилась, а обломки посыпались вниз.
   Шансов не было.
   Девочка упала с третьего этажа на кучу битого кирпича. Она лежала вся белая с расширившимися зрачками и не могла вдохнуть.
   Мальчишки помчались за фельдшером, но пока тот приковылял к школе, пострадавшая уже отмучилась.
   - Ненавижу!- орала пьяная Акулина на поминках.- Чтоб он сдох, этот Мэтьюз, чтоб все его дети сдохли!
   Но бросить работы было нельзя: продукты заканчивались катастрофически быстро. 
   Хранилище построили за пять дней.
   Снова приехал человек-сова. Он умел по-русски, но говорил скупо и коротко:
   - Овощи.
   - Вот,- суетилась Акулина, в то время как директор посёлка подпирал стену своей тушей.- Помещение, вентиляция, полки.
   - Крупы.
   - Готово,- докладывала Акулина.- Вот помещение. Сухо, вентиляция.
   - Мясо.
   - А чо мясо-то? Всё равно даёте сало да солонину иногда, поперёк горла бы она у вас стала. Да приготовили мы, приготовили. Погреб, крюки на потолке. Спуститесь?
   Круглоглазый спустился.
   Акулину немного удивило то, что он не придирался. Заходил, смотрел, выходил. Осмотрев весь склад, он вышел на улицу и обратился к директору:
   - У вас есть отдельное помещение для хранения овощей?
   У него была неприятная манера пристально и не мигая смотреть на своего собеседника, отчего было легко растеряться.
   Директор впал в ступор.
   - Ну есть же!- вмешалась Акулина.- Вы же видели!
   - Мяса? Круп и муки? Квашеной капусты и селёдки?
   - Всё есть, мистер!- бодро отвечала Акулина.- Вы ведь только что сами осмотрели!
   - Но если у вас есть отдельные помещения для разных продуктов, почему вы опять свалили их на кучу в коридоре?
   Вопрос поставил Акулину в тупик.
   - Завтра привезу вам еды,- пообещал неприятный.- Разложите всё по помещениям. Я буду проверять условия хранения и уточнять списки.
   - У нас девочка погибла во время строительства,- сказала Акулина, утирая слезу.- Вы бы дали спиртику для поминок, а? Хорошая девочка была.
   Проверяющий молча сел в машину и уехал.
   Продукты дали. Спирт - нет.
   ***
   - Чо-то с этим дитём непонятно,- сказал Костя.- То фашистня рыскала, переворачивала тут всё, а сейчас - тишина. Наверное, поймали. Надо поспрошать этих, но придётся угостить.
   У Акулины и Кости было два знакомых хахла в оккупационной. Они скупали металлолом и ценные вещи, которые удавалось найти в тщательно разграбленных городских руинах.
   - Угостим,- ответила Акулина, и они направились к столовой.
   У чёрного выхода кухни сидела на бревне повариха Любаня и курила толстую самокрутку из выданного оккупантами табака - неопределённого возраста толстая баба с красным морщинистым лицом, красными морщинистыми руками и (красным морщинистым) грубым голосом.
   - Любань,- обратился к ней Костя.- А ты умеешь борщ варить? Очень надо. Настоящий хахляцкий борщ.
   Любаня глянула на него и ответила:
   - Слышишь, ты! Да я умела варить борщ ещё когда твоя мамка тобой не залетела! Меня поварихой сюда не за красивые глаза назначили! ("Это точно",- синхронно подумали Акулина и Костя). Да я ещё в СССР в солдатской столовой работала!
   - Ладно, Любань, не ругайся, Костик тебя обидеть не хотел. Сваришь завтра этого борща? 
   - Сварю,- буркнула Любаня.
   - Смотри-ка, все у нас тут с гонором,- сказал Костя, когда они уже отошли на несколько шагов от кухни.
   Потом он сбегал к директору и от него позвонил в администрацию, договорился с теми двумя. 
   На улице стемнело, начало подмораживать. В школе светилось два окна, и Костя направился туда.
   Дети сбились в кучу перед буржуйкой и травили байки. Костя хотел подкрасться незаметно, однако рассохшиеся половицы страшно скрипели и выдали идущего. Дети подвинулись, освободили немного места, и он втиснулся туда.
   - Вот в такое же время нас в вашем возрасте загоняли вот в такие же классы вот в такой же школе, как скотину, и заставляли учиться. Папа-у-Васи-силён-в-математике, и всё такое. Ваше поколение лучше живёт. Свободнее.
   - Ну, читать и нас заставляли,- возразил кто-то из старших.
   - Хоть что-то знать надо,- ответил Костя.- Чтоб в накладных расписываться. Это вам не макдональдсы у фашистов жрать. Вас-то просто учили, а над нами издевались. Первым делом проверяли, чтобы у всех перед занятиями были руки и уши вымыты. Сменку ещё надо было обувать. А потом заставляли зубрить наизусть про буря-мглою-небо-кроет-вихри-снежные-крутя.
   - Фигня какая-то,- сказал один из пацанов.
   - Вот и я про то,- отозвался Костя.- Писать заставляли в тетрадках, да ещё чтоб без ошибок. У меня эта школа вот где,- Костя провёл пальцем по горлу.- Ещё и на дом задавали. Придёшь после школы домой, и нет, чтобы в футбик побегать - сиди опять над тетрадками.
   - Дядь Кость, а Глашка не будет нам являться по ночам?- спросил старший.
   - Какая Глашка?
   - Ну, которая разбилась.
   - Что вы говорите, глупости какие, почти взрослые, а несёте такую дичь. Как она явится, мы её похоронили! Ну, разве что, до сорока дней. Вы лучше скажите - слыхали про девушку с ребёнком, которая скрывается от америкосов? Ну, которую искали?
   - Так вроде поймали её, дядь Кость. И младенца забрали.
   - Я чего хотел-то. Вот вы бы взяли и написали письмишко. Что хотите, чтоб этот младенец жил здесь, у нас. А мы ему будем как семья. Ну, вроде, братика вам станет. Напишете?
   - Нафига нам братик?- искренне удивился старший пацан.
   - Вас же всех выходили, вырастили,- ответил Костя.- Не досыпали, пелёнки вам стирали. А вы теперь увидели яркую обёртку - и всё, по головам готовы к ней бежать. Он же пропадёт там, этот малыш. А мы бы вырастили.
   - Ладно, дядь Кость, хватит уже, напишем мы тебе письмо.
   - Вот, видите. Я как раз был в администрации, прихватил листок и две ручки. Напишите каждый по фразе, чтобы разными почерками. А мы с Акулиной передадим, куда надо.
   Писание письма превратилось в игру. Очередной пишущий подсаживался ближе к печке, после чего все вместе начинали придумывать очередную фразу. Костя сразу предупредил, чтобы было без матов и всяких грубых слов. Все наорались и нахохотались, но получилось письмо коротким. Даже сам Костя не смог придумать, что ещё можно добавить после фразы: "Мы будем за ним следить и ухаживать", поэтому он забрал образец коллективного творчества и ушёл к себе.
   ***
   На кухне было тепло и уютно. Для общепитовских помещений оккупанты давали электричество почти круглосуточно. Костя принёс бутылку стекломоя и сразу причастился с дамами. Затем он сел с Акулиной около плиты и принялся наблюдать, как Любаня варит борщ.
   - Я, чтоб вы знали, ПТУ заканчивала, а не просто так,- сообщила им повариха.- Три года училась; и практика ещё.
   На электроплите, в большой кастрюле, варились свиные кости и шкуры для бульона. Любаня чистила картошку, морковку и свеклу, складывая очищенные овощи на столе.
   - Распределили меня в солдатскую столовую,- продолжала Любаня.- Там и научилась всему. Через три года старшей поварихой назначили.
   Любаня затянулась самокруткой и стряхнула пепел на пол.
   - Может, помочь?- неуверенно спросила Акулина.
   - Чем ты мне поможешь? Смотри и учись.
   Костя налил всем стекломоя и открыл иностранную тушёнку фирмы DOG FOOD, которую им с Акулиной дал похожий на начальника Олег Петрович.
   Выпили.
   Закусили.
   Любаня начала нарезать соломкой овощи, захватанные грязными руками.
   - Может, помыть картоху?- подал голос Костя.
   - Хахлам-то?- переспросила Любаня.- Так сожрут. Я, бывало, генералов кормила, а тут хахлы какие-то. Приезжает это комиссия в часть, командир прибегает к нам на кухню и просит: "Любаня, выручай!". Вот они вечером товарища генерала в бане попарят, водочки выпьют, а тут мы с девчонками заносим кастрюлю с ухой. И плов, и капустка, и огурчики. Домой уже потом не было смысла идти, там оставались. Генералы - они забавные. Днём ходит, орёт на всех, а после бани анекдоты рассказывает. Или прижмёт, бывало, к себе и на ушко шепчет там всякое.
   Акулина с Костей одновременно глянули на Любаню, однако, вид у той был совершенно непроницаемый.
   - Одно время прямо зачастили, чуть ли не каждый месяц комиссия или проверка. Особенно когда Союз разваливался. Деньги тогда ещё платить перестали, командир со всех собирал комиссии на угощение. Его потом в Москву перевели. Ну, или куда-то туда. А после него прямо чехарда началась, командиры подолгу не задерживались. Тот перевёлся, тот уволился. Один из таких, тоже, кстати, хахол, вместо меня жену свою старшей поставил.
   На кухне было хорошо, тепло и уютно, стекломой разогнал кровь. Разомлевшие Акулина с Костей наблюдали за хлопочущей Любаней, дымя папиросами.
   На поверхности бульона появилась серая пена. Любаня размешала её поварёшкой, а потом ухнула туда нарезанные овощи и нашинкованную капусту.
   Костя налил ещё.
   - Вы думаете: повариха - это легко?- спросила Любаня, занюхивая выпитое засаленным рукавом телогрейки.- Технологии знать надо. Что, когда, сколько. А то обдрыщется весь полк, бывали и такие случаи. Я пыталась тут двоих научить, но у них только хиханьки да молодые парни в головах.
   - Найдём тебе учениц,- пообещала Акулина, заглядывая в кастрюлю. 
   Пахло вкусно, как когда-то дома, в детстве. В жирном кипятке купались ломтики разных овощей. Рыжий таракан бодро выбежал из-под плиты, Акулина ловко притоптала его.
   Конечно, Любаня готовить умела. Но характер у неё был сварливый. Акулине приходилось общаться с теми двумя вертихвостками с парнями и хиханьками в головах. Они утверждали, что и хотели бы поучиться готовить, но не нашли общего языка с Любаней. Парней у неё в голове не было, а было у неё в голове только поругаться и поскандалить. 
   К поварскому делу пытались приобщить ещё кого-то, но кандидаты смотрели пустыми глазами и отвечали: "Неохота".
   Любаня ухнула в борщ целую поварёшку томатной пасты и тщательно размешала.
   - Зовите своих хахлов,- сказала она.- Уже почти готово.
   ***
   Встреча не вышла душевной и приятной. Официально приезд скупщиков оформили, как инспекцию. Приехавшие хахлы наотрез отказались и от борща, и от выставленной Костей водки.
   - Чего хотели?- неласково спросил хахол Панасенко.
   - "Запорожец" брать будете?- уточнил Костя.
   - Мы тебе ещё в прошлый раз сказали - нет! Там одна ржавчина.
   - Есть четыре медальки,- продолжал Костя.
   - Ну?
   - "За возвращение Крыма".
   - Затолкай их себе под хвоста,- ответил хахол Мищенко.- Зачем звали? 
   - Ладно, ребята, не ругайтесь,- примирительно сказала Акулина.- Очень нужна кое-какая информация. Мы в долгу не останемся.
   Инспекторы промолчали.
   - Девчонку с младенцем ваши боссы поймали?- спросила Акулина.
   Хахлы переглянулись и поведали о том, что малый у них, а девку выгнали. У младенца, говорят, куча болячек; и не загнулся он до сих пор только потому, что папа у него был явно не русский, а посему некоторый иммунитет у ребёнка есть.
   Впрочем, дела его нерадостны - если и выживет, то придётся всю жизнь лечиться.
   Разумеется, американцы ребёнка не отдадут. Пока он побудет на базе, оклемается, немного окрепнет - и его увезут за океан, в приют.
   - Если что, мы позвоним,- пообещал Мищенко.- Но вряд ли у вас с этим делом какая-то афёра получится.
   - Это мы посмотрим,- проворчала Акулина.
   Инспекторы ушли. Администрация посёлка влупила по глубокой тарелке настоящего борща под водочку и приготовилась ждать новостей.
   ***
   Когда боссу агентства Грэма показали запись, он воспрял духом.
   - Это настоящие эмоции, так не сыграешь,- заявил он своим ассистентам.
   На записи молодая женщина, вцепившись пальцами в колючую проволоку и запрокинув голову, истошно кричала:
   - Ванечкаааааааа!!! Ванечку отдайте!!!
   Женщина билась, словно в конвульсиях, и трясла проволочное заграждение. Она была мертвецки пьяна.
   Мелькнули бегущие патрульные, после чего запись прекратилась.
   - Это на России,- объяснил ассистент, обнаруживший запись в сети.
   - Я понял,- ответил Грэм.
   - Кого отправите?
   - Поеду сам.
   ***
   С Акулиной возились долго. Подмазывали, подкрашивали, совали в рот ватные валики, причёсывали по-всякому, надевали очки, растягивали кожу, но лысый шибздик, которого называли мистером Грэмом, всё равно был недоволен.
   - С таким лицом нельзя давать интервью,- ворчал он.
   "На своё глянь!",- так и подмывало ответить Акулину, однако, она сдержалась.
   В конце концов, Акулинину физиономию запикали, оставив вместо неё радужное пятно, а голос исказили.
   - Я знаю, что им захотят отомстить,- так начал своё интервью мистер Грэм.
   А потом говорила Акулина:
   - Что мы могли сделать? Мальчик слабенький, не плакал даже. А матери, Насте этой, приходилось всё время убегать, потому что на неё охотились, как на дикого зверя. У нас знаете как было? Американские солдаты выгнали детей на улицу, одеться-обуться не разрешили, а в ту ночь ветер был сильный и дождь срывался. Перевернули все кровати, пошвыряли на пол вещи. Конечно, мы её прятали какое-то время. Нет, поймали не у нас, а в другом посёлке, но на наших глазах. Вон, Костя тоже видел. Настю ударили прикладом, ребёнка вырвали из рук и увезли куда-то. А сколько там той матери; маленькая, худенькая, она чуть с ума не сошла от горя. Не знаю, мне когда-то бабушка рассказывала про войну, про оккупацию; и получается, что фашисты были добрее и человечнее.
   Костину физиономию тоже запикали.
   - У нас вон сколько детей, больше, чем в любом посёлке. Учим их понемногу. А что делать, не растить же неучами. Опыт воспитания у нас огромный, можем поделиться. Отдали бы этого младенца нам, мы бы его выходили. Наши дети написали письмо, я его отдал мистеру Грэму. Обещают помогать. Всё-таки ребёнок должен расти в обществе матери и друзей, а не солдат чужой страны.
   Мистер Грэм записал интервью, дал Акулине и Косте по пять долларов, после чего уехал. 
   Ситуация была сложной. Похожий на директора Олег Петрович где-то пропал. Хахлы из оккупационной администрации приехали накануне и криком кричали, что надо пообщаться с мистером Грэмом и сказать на камеру то, что он велит. Посоветоваться было не с кем, пришлось общаться.
   Впрочем, и Акулину, и Костю уже закружило младенческое дело. Они сидели вечерами, обсуждая, как можно поиметь выгоду с этого всего. Иногда к этим обсуждениям подключался директор. Советы он давал интересные, но невыполнимые.
   И Акулина с Костей решили ждать.
   ***
   - Мистер Рябов,- сказал капитан Филипс, заведующий снабжением.- Откровенно говоря, лично я не вижу необходимости в том, чтобы кормить и одевать ваше подразделение. Хвала богам, моё начальство тоже начинает не видеть этой необходимости. Меня уполномочили напомнить вам о том, что вы дважды проигнорировали предложение немного погонять банды, терроризирующие ваши посёлки. Смотрите, мы ведь тоже можем начать игнорировать вас.
   - Какие банды?- спросил Рябов.- У нас всё спокойно, и никто не шалит.
   - Вот сейчас господину Косому стало обидно,- ответил капитан Филипс.
   - Да послушайте! У этих банд оружие! Я что, должен своих ребят под пули совать?
   - Дело ваше. Можете не совать. Но зачем вы тогда нужны?
   Рябов оглядел складское помещение, где теперь жило его подразделение: все пятьдесят два бойца, плюс поварихи, секретарши, медсёстры. Их выдавили за город после стычек с конкурентами. Были потери, некоторые ушли искать лучшей доли. Пришлось уехать подальше. 
   Снабжение на новом месте наладили быстро. Правда, делать было совсем уж нечего, и Рябов даже вызвался патрулировать местность, но инициатива вскоре заглохла.
   - Хорошо,- сказал Рябов капитану.- Мы погоняем банды.
   Он отобрал пятерых бойцов, взял с собой секретаршу. Все погрузились в автобус и поехали по местным администрациям.
   Правда, наладить контакты вот так, сходу, не получилось.
   - Вы уедете, а нам здесь жить,- предельно откровенно сказал председатель первого же посёлка.- Косой не простит предателей. И другие не простят.
   - Дядька, ты шо - больной?- вмешался в разговор Яков, приехавший с Рябовым.- Предательство - это если бы вы с ним были в одной банде! А так они вас грабят и терроризируют. Вот и дайте нам информацию, чтоб мы их постреляли.
   - Где ж вы раньше были, такие умные,- проворчал председатель.- Не знаю я ничего ни про каких бандитов.
   Рябов показал ему распечатку в файле, которую дал Филипс.
   - Тут всё есть. Ограбления, убийства. В вашем посёлке тоже грабили. Двое пропало без вести. Где они? Есть подозрение, что бандиты у вас останавливаются.
   - Не знаю я ничего.
   Рябовцы вышли от него на улицу. Бить пока не стали.
   В двух других посёлках было то же самое.
   Рябов дал команду возвращаться, а приехав на склад, где квартировало подразделение, позвонил начальнику местной оккупационной администрации Мэтьюзу и долго с ним разговаривал.
   Бойцы разошлись по своим углам и разлеглись по лежбищам. Часовых не выставляли - кому пришло бы в голову напасть на вооружённый отряд? Поэтому бойцы занимались кто чем, не беспокоясь о своей безопасности.
   Яков никого не присмотрел из многочисленной женской части своего подразделения, со спиртным взял паузу, когда начались тягучие боли внутри. Делать было нечего, и он приобщился к чтению.
   В школьные годы Яков ненавидел читать. Одно время отец-военный служил на России, а затем его перевели в Украину. И у Якова, среди прочих предметов добавилась украинская литература.
   - Читай, это же интересно,- пыталась убеждать его мама.
   Но Яков аж бесился от её слов. Ну что там может быть интересного?!
   Родители вышли на пенсию, купили дом в селе, а Яков закончил опостылевшую школу и, наоборот, уехал в город.
   Теперь же, в подразделении Рябова, читать его не заставляли, но делать было совсем уж нечего, а неподалёку нашли почти неразбомбленные квартиры в двухэтажках, и в одной из них весь пол оказался просто устелен самыми разными книгами. Бойцы ходили по ним и пинали их ногами. Там Яков и подсобрал себе небольшую библиотеку.
   Начал он с приключений Незнайки. Книга, вроде, для детей, но написана была как про взрослых. Яков одолел её за четыре дня и отложил в сторону, чтобы потом перечитать ещё раз, а сам взялся за Шерлока Холмса, однако, как вскоре выяснилось, зря.
   Этот тип раздражал Якова своей заумностью. Такого во всех компаниях, где когда-либо обитал Яков, обязательно бы чмырили. Прочитав два рассказа, он отбросил книгу прочь и взялся за роман про попаданца.
   Вот это было настоящее!
   Мужик случайно попал в прошлое, во время войны с немцами, и там разобрался, как надо. Чуть не убил самого Гитлера, в общем, дал жару.
   Яков специально сбегал на разбомбленную квартиру с книгами. Этого самого автора больше не нашёл, но про попаданцев набрал пять книг и прочитал их взахлёб.
   Но не всем повезло так, как ему. Бойцы страдали без настоящего дела, поэтому стали пить ещё чаще. Уже с утра начиналась борьба с похмельем, плавно перетекающая к работе над похмельем следующего дня. Непременно включали музыку погромче, кое-кто даже пытался танцевать и подпевать.
   Крики, вопли, дикий хохот.
   Когда Яков взял паузу в потреблении спиртного, его стали раздражать ежедневные пьянки-гулянки-дебоши. Больше всего он нервничал, когда к нему настырно лезли с выпивкой.
   - Ты чо - не свой?
   - Ты чо - не уважаешь?
   Поэтому Яков отгородил себе участочек одеялами, наброшенными на металлические вешалки, и прятался там. Точно так же сделал себе кабинет и сам Рябов. Раньше Якова удивляло то, что командир всё видел и знал. Бывало даже, тот выскакивал из своего закутка и говорил подчинённому:
   - Рыгать - на улицу.
   И откуда знал?
   Бойцы слушались его беспрекословно и немного побаивались.
   Теперь же Яков и сам следил за складом через щель между одеялами. Наблюдал за кутежами, пьяными ухаживаниями и разборками.
   Иногда хотелось туда. В такие моменты Яков надавливал пальцами на живот, и оттуда отзывалась боль, пульсируя и разрастаясь. 
   Что там? Желудок, печень? К подразделению прибилась одна, которая называла себя доктором, но в плане медицины она умела только пить неразбавленный спирт, поставляемый фашистами, а чего там у Якова болит - не знала.
   Приказ Рябова о выдвижении все восприняли с энтузиазмом.
   Целый день не пили. Яков читал про попаданцев, кто-то играл в карты, кто-то надраивал оружие, кто-то просто слонялся по складу туда-сюда и нервничал.
   Весна ещё толком не началась, но снег уже пропал, оставив после себя грязь и почерневшую прошлогоднюю траву. За стенами свистел ветер, сквозь щели задувало холодом.
   Когда стемнело, Рябов поднял подразделение. Он построил всех и показал карты посёлков, которые планировалось зачистить этой ночью.
   С этими картами было не очень понятно. Словами Рябов объяснил яснее:
   - Подъехали, окружили, вошли. У кого оружие - сразу на поражение.
   Гауляйтер Мэтьюз дал бензин и патроны. Расселись в три автобуса, во втором из них Рябов назначил старшим Якова. 
   - Бог с нами,- сказал командир.- За Родину. За Путина.
   Затем он дал команду выдвигаться.
   Ехали колонной, около раскисших просёлочных дорог. Все напряжённо молчали и бесчисленное количество раз проверяли боекомплект.
   Накануне Рябов договорился с Мэтьюзом насчёт того, что оккупанты не отключат ночью электричество. Поэтому в первом же посёлке, куда приехало подразделение Рябова, светились окна во всех бараках.
   Автобусы оставили метров за двести, растянулись цепью и двинулись в наступление. Рябов и его секретарша шли правофланговыми.
   За окном первого же барака в посёлке заметили движение. Что-то разглядеть не вышло - окна кто-то завесил грязными простынями - но ощущалось, что внутри происходят активные действия.
   Отряд ворвался в барак, бойцы разбежались по коридору, встали около дверей и, по команде, одновременно вышибли их ногами.
   Это было детское помещение. Воспитатели ушли на пьянку, поэтому старшие дети, которых уже расселили в разные комнаты по половому признаку, наведались к младшим и устроили бой подушками.
   При этом юные хулиганы не орали и не визжали, чтобы их не услышал кто-то из старших с улицы. 
   Бойцы оторопело смотрели на детей, дети оторопело смотрели на бойцов.
   - Обыскать барак,- приказал Рябов.
   Детей выставили на улицу, где они стояли группками, завернувшись в одеяла, под присмотром двух часовых. Во всех комнатах бойцы распотрошили стенные шкафы и пораскрывали тумбочки. В карманах верхней одежды нашли двенадцать сигарет. Яков оглянулся на Рябова, ожидая команды. Детские кровати на металлических пружинах были застелены тонкими матрацами, переворачивать их не хотелось.
   - Жить захочешь - скрутишься и там,- сказал Рябов.
   Матрацы посрывали с кроватей и побросали на пол. И тут с улицы послышался истерический женский визг. 
   Яков рванул туда.
   Оказывается, поселковые активисты заметили обыск в детском бараке и мёрзнущих на улице воспитанников. Первой к месту событий примчалась
  Акулина и начала ругаться, а часовой, недолго думая, тюкнул её прикладом в лоб.
   Теперь она лежала в грязи и кричала благим матом, из разбитой головы хлестала кровь, над ней склонился Костя, а дети молча жались друг к другу.
   - Вы чего это, а?- допытывался директор - пожилой, пьяный дядька - робко заглядывая в глаза бойцов.- Как же это, а?
   - Бандиты в посёлке есть?- спросил его Рябов.
   - Кроме вас - нету,- всхлипнула Акулина.
   Её уже подняли на ноги и перевязывали голову тряпкой.
   - Ты мне поумничай тут,- Рябов не ругался, даже голос не повысил, но умничать Акулине сразу расхотелось.- Заместитель вашего главного фашиста Мэтьюза прислал мне карты с местами, где бывают бандиты. Ваш посёлок тоже есть. Американец его красным фломастером на карте обвёл. Врёт, поди?
   - Мужики, ну чо вы, в самом деле?- подал голос Костя.- Бывают, конечно, у нас бандиты, а что нам делать? И Косой заглядывал, и другие. Ночевали даже, от фашистов прятались. Предлагаете их не пустить? 
   - А почему не докладываете?- уточнил Рябов.
   - Кому?
   - Нам. Моему отряду. Мне, подполковнику Рябову.
   - Ну вот, докладываю же. В последний раз две недели назад приезжали. Мы им баню натопили, они парились, в карты играли. Под утро уехали. Можно уже детей в помещение?
   Рябов кивнул Косте, Костя кивнул старшим пацанам, и замёрзшие дети потянулись в свой барак.
   Бойцы пробежались по остальным зданиям, позаглядывали в комнаты, но уже ничего не переворачивали. Вооружённых не обнаружили. И Рябов уже построил всех, чтобы грузиться в автобусы, как вдруг с периметра, где стояли часовые, послышалась стрельба.
   ***
   Клыкатый сказал своим, что есть один посёлок, где много детей; тамошняя администрация под эту марочку получает дополнительные ништяки - и ни с кем не делится. 
   Сначала все думали, будто бы там дань стрижёт Косой, но потом случайно  выяснилось, что нет. Поэтому Клыкатый отправил туда Гену и Тоху: поговорить с администрацией и распедалить всё по-хорошему. Настасья тоже напросилась. Интересно же.
   Ей нравилось в этом новом коллективе, с Геной. Новые лица, новые ощущения... Она ездила на гоп-стопы, и ей даже давали топорик. 
   Правда, драться ним пока не приходилось.
   Ограбляемые обычно или мрачно молчали, глядя в пол, или истерично просили смилостивиться. Настасье, случалось, жалко было этих несчастных, у которых отбирали одежду, спиртное и деньги, но, с другой стороны, её возбуждало ощущение власти. 
   А ещё интересно было угадать, где жертвы прячут ценное.
   Плюс ещё Гена - такой сильный и мужественный. Настасья ни разу не пожалела о том, что ушла с ним. 
   В их конторе не было официального главаря.
   - У нас - анархия,- всегда говорил Клыкатый.
   Самое интересное, что это была настоящая фамилия, а не кличка. Клыкатый называл себя инженером, он собирал сведения обо всём - где что лежит, как охраняется, какие риски - и передавал их желающим. Кто хотел, шёл на дело, отдавая потом Клыкатому заранее оговоренный процент.
   Будущую дань с посёлка решили класть на общак. Кандидатуры Гены и Тохи одобрили на самом настоящем собрании акционеров, как называл эти мероприятия Клыкатый.
   Выехали к ночи. 
   В пути было скучно, а из-за рёва двигателя не получалось поговорить. Тоха вёл машину, Гена смотрел на дорогу, а Настасья напевала песенки и отстукивала пальцами ритм на коленках.
   Нужный посёлок располагался неподалёку от городских руин. Тоха оставил машину за толстой стеной из красного кирпича, после чего все вылезли из неё и отправились на беседу. Похоже было, что в посёлке царит оживление. Везде горел свет, и между бараками сновали чёрные силуэты.
   - Пьянка, что ли?- предположил Тоха.
   Гена промолчал, Настасья пожала плечами. Они шли в полный рост, жухлая трава шуршала у них под ногами, как вдруг...
   - Стой, кто идёт?- голос послышался шагах в двадцати впереди.
   - А ты кто такой?- ответил Гена.
   Во тьме клацнул автоматный предохранитель. Опытные Гена с Тохой тотчас же повалились на болотистую землю, а Настасья продолжила идти. Гена не успел повалить её. Видел ли часовой идущих или нет, но две пули из короткой очереди прошили Настасью насквозь.
   В следующий миг она ощутила себя лежащей на спине. Гена стрелял из пистолета, а Тоха кричал, как заведённый:
   - Уходим! Уходим!
   Боль раздирала Настасью на части, тело не слушалось.
   - Уходим!- вопил Тоха.- Ну уходим же!
   Его вытаращенные глаза и распахнутый рот казались Настасье чёрными провалами на мертвенно-бледной физиономии.
   Гена подхватил её, взвалил на себя и побежал, стреляя на ходу. Бойцы сбегались из бараков, выстраивались цепью.
   Машина стояла недалеко, но Настасья с каждым шагом казалась всё тяжелее. Она безвольно обвисла на плече Гены, ноги тащились по земле.
   - Брось её,- громко зашептал Тоха.- Накроют же нас!
   Гена хотел ответить грубостью, но тут бойцы начали стрелять. Бандиты низко пригнулись. Как раз кстати попалась канавка под бетонным блоком, Гена сгрузил раненную туда и быстро, в два гребка ногой, засыпал её палыми листьями и мусором.
   - Ты побудь здесь, слышь, Насть, я приеду за тобой! Эти уйдут, и я приеду, не справимся мы с ними вдвоём!
   Настасья молчала.
   Гена, низко пригнувшись, помчался к машине, которую уже заводил Тоха. На фоне поселковых огней видны были силуэты бегущих бойцов. 
   Машина рванула с места.
   - Фары выключи, придурок!- прошипел Гена.
   Тоха погасил фары. Бойцы открыли по машине огонь, пули застучали по борту.
   - Жми!- заорал Гена, стреляя из окошка.
   Рябов остановил цепь и скомандовал:
   - Автобусы сюда.
   Водители побежали за транспортом и подогнали его к месту. Погрузились быстро и организованно. Выехали на колею. Мощные фары освещали пространство впереди: руины, лесопосадки, поля.
   Никто не разглядел, что за машина была у бандитов. 
   - Хорошо бы живьём хоть одного захватить для допроса,- сказал в своём автобусе Яков.
   Все посмотрели на него. Как же их захватишь, они ведь стреляют!
   - Рябов приказал - на поражение,- напомнил один из бойцов.
   Местность прочесали тщательно, благо, бензина дали много; однако, бандиты всё же успели уйти. С полчаса автобусы крутились по округе, отыскивая следы, а затем обнаружили около лесопосадки брошенную машину, посечённую пулями. 
   Рябов скомандовал возвращаться.
   В посёлке он собрал администрацию и сказал:
   - Нет бандитов, значит?
   - Откуда мы знаем, для чего они сюда пёрлись?- огрызнулся Костя.- Вы Любаню зачем убили?
   - Какую Любаню?- уточнил Рябов.
   - Вот эту.
   Любаня, вытянувшись, лежала на столе перед кухней, и малышня издалека пугливо смотрела на неё. 
   - Это бандиты,- сказал Рябов.- Устроили им тут профилакторий с баней и картами, вот они и убивают.
   - Да это ваш боец её пристрелил!- злобно крикнула Акулина, придерживавшая на голове окровавленную тряпку.- Вон тот, в бронике! Прошил очередью!
   - А чо я?!- тут же завопил салабон, недавно прибившийся к отряду.- Откуда мне знать?! Выскочила какая-то тётка, орёт, матерится, палкой машет! Вдруг она тоже бандитка?
   - Это повариха,- объяснил Костя.- Была. Палкой она кашу в баке мешала. Любаня всё умела. А какой борщ варила! У нас недавно два хахла из инспекции здесь проверяли, так она расстаралась для них. Они, хахлы эти, Любаниного борща сожрали чуть ли не ведро и всё не верили, что его русская женщина приготовила.
   Рябов зачем-то зашёл в помещение кухни, дверь которой была распахнута настежь. Сопровождал его Костя, ещё два бойца остались у входа. 
   Всё выглядело так, словно Любаня выскочила в туалет и сейчас вернётся. Грязь, картофельные очистки и окурки на полу, заляпаннная жиром и томатом электрическая плита, пластмассовый бак с водой, в которой барахтался чёрный таракан, кастрюля с прилипшими на дне макаронами.
   - Почему же так получается?- заговорил Костя.- Войны, вроде, нет, а наши гибнут.
   - Приношу свои извинения,- сказал Рябов, выходя из кухни на улицу.- Инцидент будет тщательно расследован. Группа! По автобусам!
   ***
   Серый и два Вована проводили группу Рябова глазами из-за уличного туалета. У каждого из них карманы уже и так оттопыривались от стреляных гильз, но всех троих обуял охотничий азарт. Пацаны собирали их там, где прошла цепь; прикопченные пороховым дымом, ещё тёплые.
   - Вон оттуда эти отстреливались,- Вован-малый показал рукой на кирпичную стену.- Туда и побежали. 
   Пацаны пригнувшись, разглядывали траву, шаря в ней руками. Луна светила довольно ярко, но Серый всё же влез ладонью в кровавое пятно.
   - Пацаны!- прошептал он.- Тут подстрелили кого-то! 
   Вованы подошли к нему.
   Серый оттирал руку пучком жухлой травы. 
   В лунном свете были видны борозды на земле. Похоже, там кого-то тащили. Пацаны прошли немного, и под бетонным блоком обнаружили кучу мусора, из-под которого торчали женские ноги в туфлях и колготках.
   Вованы с воплями кинулись назад. Серый нагнулся и зашуршал травой.
   - Эй!- зашептал он.- Ссыкуны! Она живая. Ванечку какого-то зовёт.
   В его руках была женская сумочка. Он прошвырнулся по отсекам, деньги забрал себе, маленький топорик тоже, всякую фигню, типа духов, помады и пудры, оставил на месте, с мыслью раздать девчонкам. В одном из кармашков сумочки обнаружилась записка. Серый подпалил спичку, прочитал:
   - Жибовидова... Вознесенск...Украина... Слыште, пацаны, да это хахлушка. Я уж думал взрослых позвать, но теперь пусть сдыхает. Пошли отсюда.
   Два Вована охотно двинулись к посёлку. Было столько всего рассказать и показать своим друзьям-приятелям! А Серый задержался, чтобы стянуть с раненой туфли - ещё теплые, чуть влажные и немного забрызганные кровью.
   ***
   Сам мистер Грэм не захотел разговаривать с чужаком, отправил помощника, однако, тот вскоре вернулся.
   - Поговорите с ним сами,- сказал он.
   Грэм опасался провокаций, хотя посетитель внешне на провокатора не очень походил. В барак его не пустили,
   - У меня очень мало времени,- сразу предупредил Грэм.
   - Можете называть меня Олег Петрович,- ответил посетитель.- Я пришёл поговорить о детях. Вот.
   Он вынул из-за пазухи самый настоящий планшет и сунул под нос Грэму, быстро перелистывая фото.
   - Дети. Дети курят. Дети роются в помойке. Дети воруют еду. Смотрите, как они одеты.
   - Э-э-э, мистер Как-вас-там, с какой целью вы мне это показываете?
   - Думаю, на Западе хватает бездетных семей, которые не прочь были бы усыновить...
   - Что???!- перебил Грэм. - Усыновить? Русских детей? Вы с какой планеты, мистер? Усыновлённые русские дети, проживая во вполне благополучных семьях, точно так же роются в мусорках и воруют еду. Я не возьмусь. До свидания.
   - Постойте! Можно организовать приют. Собрать этих детей. Учить, лечить. Рабочие места, бюджет, пожертвования! Вы - личность известная, сумеете подать материал, как надо.
   Грэм задумался буквально на секунду.
   - Идея хороша, мы обдумаем и свяжемся с вами. До свидания.
   - Как вы со мной свяжетесь?
   - И вам доброго дня. Извините, много работы.
   Грэм заскочил в барак, вошёл в комнату, посмотрел в окно. Посетитель постоял, повертел головой, а потом побрёл прочь по колее в грязи.
   Грэм оглянулся на своих помощников.
   - Ну, чего стоите? У вас работы нет?
   Помощники разбрелись по своим углам. Грэм выругался вполголоса и принялся смотреть отснятый материал.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"