Люблю гадюку я, но странною любовью!
Не победит её рассудок мой.
Когда таясь средь грядок, что с морковью,
Кусает всех воров во тьме ночной.
И тёмной старины заветные преданья,
Не избавляют от её кусанья.
Но я люблю - за что, не знаю сам -
Её змеиное, холодной молчанье,
От яда от её большое избежанье,
Что не шипит она, когда и сам я пьян;
В просёлках, потому, катаюсь я в телеге,
И, взором медленным, пронзая ночи тень,
Глядя по сторонам, я мыслю о ночлеге:
С гадюкой мне не страшна всяка хрень.
Не страшен полевик, что бродит мимо жнивы,
Не страшен лесовик, что обошёл обоз,
А на холме, что там, средь жёлтой нивы,
Межевики не кажут даже нос.
С спокойствием, немногим, блин, знакомым,
Я вижу полное гумно,
С гадюкой же, мною искомой,
Залезу вновь в своё окно;
А в праздник, вечером росистым,
Мы смотрим вместе, сообща,
На пляску, с топотом и свистом,
Попа, поймавшего леща...