Страна Великанов (24 миллиона лет назад)

Прогулкам с Животными посвящается...

Тиха монгольская ночь в Хсанда-Голе. В небе горит полная луна, как жёлтый глаз охотящегося гиенодона, и озирает-освещает всю округу. В особенности, она освещает труп крошки-гиракодона, погибшего не то от змеиного укуса, не то от болезни, не то ещё от чего. В отличие от большинства современников-млекопитающих, гиракодоны по-прежнему очень похожи на давно уже вымерших пропалеотериев: небольшие, проворные, теплокровные крошки, но это сходство обманчиво - в мире животных гиракодоны являются не коньками, но безрогими носорогами...

Из зарослей солянки выходит один из местных обитателей-падальщиков, матёрый самец-гиенодон. Роду этих животных насчитывается уже больше 20 миллионов лет, а данный вид... находится в конце своей эволюционной истории, хотя это ему и неведомо: представитель новой, теплокровной мегафауны, он обречён вместе со своим миром, но пока он деловито обнюхивает труп гиракодона.

С начала Кайнозоя, со времён раннего Эоцена, креодонты (в том числе и предки гиенодонов) прошли сквозь ряд изменений. Они благополучно пережили ранний Эоцен и разделились на крупные и мелкие виды. Они благополучно пережили поздний Эоцен и постепенно заняли нишу крупных хищников, которая одно время была занята крупными рептилиями - сухопутными фитозаврами-мезонихидами и другими. Они благополучно вступили в Олигоцен - и разделились на две ветки, основную-большую и маргинальную-маленькую: старую, старую схему, которая продолжала обеспечивать развитие эволюции сухопутных позвоночных животных ещё в Палеозое.

В природном мире доисторической Земли существует негласное правило, старое, как небо и земля - во время стабильности процветает основная ветвь, во время катаклизмом, основная ветвь получает больше всего ударов и имеет меньше шансов выжить. После климатических катаклизмов позднего Эоцена, когда тропические леса исчезли в большей части планеты, следующие 11 миллионов лет были сравнительно стабильны, и сформировали новый тип экосистемы - кустарниковую саванну. Нечто похожее уже существовало в Меловом периоде Мезозоя, но теперь саванны и редколесья вышли на новый уровень - доминантный тип планетарной экосистемы, и это способствует возращению континентального климата...

Тем временем гиенодон обнаружил дохлого гиракодона и с подозрением обнюхивает его. Как и другие хищники, он не против падали, но сперва он хочет убедится, что её безопасно есть. Данный-то труп уже лежал под жарким солнцем Олигоцена уже несколько дней, и успел заметно протухнуть, что гиенодона не радует - он вполне может подхватить от старого мяса каких-нибудь заразных бактерий, и получить собственную болезнь, например, заражение желудка или кишок.

Пока гиенодон исследует мёртвого гиракодона, на сцену выходит далёкий родич покойника - огромное непарнокопытное-травоядное млекопитающее парацератерий. Данная представительница этого вида достигает четыре с половиной метра в высоту и чуть больше 10 тонн в весе. Напоминая формой тела давно уже вымерших динозавров-зауроподов, это создание питается листвой деревьев - и по мере того, как лиственные деревья уступают территории кустарникам и похожим растениям, парацератерии и их родня также клонятся к упадку.

Но данная представительница парацератериев совершенно так не считает - наоборот, она готовится разродиться с минуты на минуту, и присутствие крупного хищника ей совершенно не к чему: она грозно кричит, размахивая своей мощной головой как боевой палицей, и наступает на врага. А гиенодон, понимая, что ему не справится с такой противницей, тем более один-на-один, отступает обратно в заросли, где становится почти невидим благодаря своей полосатой окраске. Он не собирается уходить далеко - его обоняние подсказывает ему, что скоро в этом месте начнётся нечто интересное для него с гастрономической точки зрения, и поэтому он ложится и начинает ждать: время работает в его пользу.

И - против беременной парацератерихи. Её родовые схватки начались уже несколько часов назад, и поэтому она просто не может больше выжидать: она рожает. Роды происходят на удивление быстро, и скоро на свет появляется новый маленький парацератерий, отряхивая свои ушки и хвостик от галлонов утробных вод его матушки. Эта жидкость буквально превратила окружающую среду в некое подобие ледяного катка, и поэтому новорожденный ещё не очень твердо стоит на ногах и часто падает на попу. Мать его смотрит на это, не вмешиваясь в процесс: чтобы её малыш выжил, ему надо научиться стоять твёрдо на своих ногах - и научиться делать это как можно скорее.

Тем временем, голодный гиенодон не терял время зря. Он видел, что самка парацератерия практически забыла про него, и поэтому он, прикрываясь кустами и зыбким лунным светом, подкрадывался всё ближе и ближе. Как назло, ночь оказалась тихой, безветренной, и поэтому даже острый нюх парацератерихи не смог предупредить её вовремя о надвигающейся опасности: когда между гиенодоном и парацератериями осталось только 3 метра, гиенодон сделал резкий бросок, целясь прямо на новорожденного.

А последнего спасает только чудо, да родная мать: в последнюю минуту она замечает нападение хищника и резко наносит удар своей мощной головой. При удаче, она бы разбила хищнику все кости, и превратила бы его в кровавое месиво, но на этот раз гиенодон наносит удар первым: его грозная пасть смыкается на материнском ухе, нанося этому уху немалые повреждения. Пронзительно вопя, парацератериха отбрасывает гиенодона в кусты, но сила за этим ударом уже далеко не та, что раньше, и хищник бойко убегает обратно в кусты, оставляя за собой не только моральную победу.

На счастье матери и сына, старый гиенодон не решается повторить свою атаку - не то он решает, что хорошего понемножку, не то ещё что. Остаток ночи проходит спокойно, но с рассветом парацератерии покидают столь негостеприимное место, и уходят искать более спокойную территорию.

Сквозь тучи наконец-то пробивается солнце, и его редкие ещё лучи освещают мир Олигоцена, мир сухопутных великанов. В данном случае, это является широкой равниной, с площадью в тысячи квадратных километров, прорезанной руслами рек, от Элеганских гор на юге до Ускакского плато на востоке. Вдоль берегов рек находятся обильные рощи орехов, ясеней, буков и сосен - со конца Эоцена голосеменные деревья постепенно начинают отвоёвывать обратно территории у своих покрытосеменных визави. В дали от рек рощи сменяются одинокими деревьями, в основном дубами или теми же соснами, которые более устойчивы к засушливой погоде. Основная же часть растений представлена уже не деревьями, но кустарниками, например, той же солянкой, а также одногодними растениями и некоторыми травянистыми цветами - сейчас, после окончания сезона дождей, мир парацератериев выглядит очень приятным и зелёным, но скоро, уже к середине сухого сезона, он превратится в настоящую пустыню...

И ведь уже сейчас погода становится жаркой и сухой, в полном соответствии с континентальным летним климатом. Самка кинодиктиса, одного из маргинальных видов креодонтов, высовывает морду из своей норы и изучает окрестности. В отличие от великана-гиенодона, этот вид зверей пока ещё не процветает - пока ещё. Но, по мере того как основная ветвь хищников Олигоцена начинает уступать позиции, она, а тем более её потомки, начинает занимать их, пока не вытеснит основную ветвь совсем.

Однако, до этого ещё достаточно далеко - не меньше миллиона лет, а то и ещё больше времени. В данный момент кинодиктисы и их родичи угрожают-доминируют разве что над кроликами и другими животными схожих размеров, многие из которых будут существовать и в Голоцене.

Но на данный момент самка кинодиктиса и её малыши не охотятся - они предпочитают охотится по ночам, когда особенности их зрения дают им дополнительное преимущество над добычей, а сейчас они идут пить. Рядом с ними и к тому же водопою, идут и гиракодоны, животные, напоминающие парацератерия, если бы парацератерии были не великанами, но размером с крупную овцу.

К сожалению, в этот раз не кинодиктисы и не гиракодоны смогут утолить свою жажду: озеро уже оказалось востребовано энтелодоном, одним из эволюционных экспериментов природы. Его предки были также травоядными животными, как и предки гиракодонов и парацератериев, разве что из другой эволюционной ветви, но сам энтелодон переквалифицировался из травоядного в плотоядное животное, и весьма успешно: достигая 2 метра в высоту и веся около тонны, мало кто сможет отбиться от него.

А самка кинодиктиса, увидев грозу степей, пустынь и равнин, немедленно переводит своих детей на другой край водоёма, от греха подальше. Гиракодоны не очень-то доверяют креодонтам, даже таким маленьким, но и энтелодон их не приводит в восторг, и поэтому они выбирают место равноудалённое и от него, и от кинодиктисов, и тоже начинают пить.

Но через несколько минут появляется ещё одного новое лицо - самка парацератерия, одного из немногих животных, которое не боится даже энтеледонов (когда становится взрослым). Судя по её изуродованному уху, это та же самая самка, которая пострадала прошлой ночью от гиенодона - но без своего малыша. Над нею летают разные птерозавры равнин: в отличие от других рептилий, они вполне приспособились к существованию вне лесов, и теперь гнездятся не столько в проредившихся лесах, сколько в нижних уровнях гор, среди утёсов и в подобных местах. В отличие от своих предков, лесных птерозавров раннего Эоцена, они более густо покрыты чешуйчатыми перьями и морды у них более вытянуты и клювоподобны.

Но и парацератериха с птерозаврами не являются последними пребывшими животными к этому водоёму - вслед за ними приходит ещё один энтелодон, и ситуация меняется коренным образом: хотя равнинные животные не обладают столь сильным территориальным инстинктом как их лесные визави особенно вне брачного сезона, но энтелодоны всё равно смотрят друг на друга косо, и этот случай не является исключением: оба зверя набрасываются друг на друга с пронзительным визгом и оскаленными пастями.

В следующую минуту берег озерка взрывается в полной суматохе, пока два мощных зверя начинают кружится друг вокруг друга, рвя друг друга клыками. Челюстная мускулатура у энтелодонов мощная, зубы тяжёлые и крепкие, мозги - пропорционально к телу... очень скромные, не больше апельсинов, поэтому сцепившиеся звери просто игнорируют всю округу, включая парацератериху, пока они почти не врезаются в неё.

Парацератериха же весит более чем в три раза больше чем оба энтелодона, но такое соседство не радует даже её: с раздражённым фырканьем и маханием хвоста она покидает озерко, оставляя его берег за энтелодонами. Остальные животные, да и птерозавры, уже давно покинули это место, оставив энтелодонов разбираться друг с другом.

Очень скоро гигантское животное достигает небольшой буковой рощицы и призывающее фыркает в этом направлении. Очень быстро что-то там начинает двигаться, и очень скоро маленький парацератерий выбегает оттуда и бежит к своей мамке, завтракать.

В некотором роде, парацератерии экологически напоминают динозавров-зауроподов Мезозоя, но это сходство - только тождественное. В то время как массивные размеры диплодокидов, брахиозавридов и титанозавридов было нормой, размеры парацератерия являются явным экстримом, не один из его родичей даже не доходит близко до его физических параметров. Такие вот размеры позволяют парацератерию питаться листьями в кронах деревьев, но по мере того, как виды деревьев становятся все более и более низкими (сравнительно низкими), пользы от великанских размеров парацератериев получается всё меньше и меньше - поэтому эти животные-великаны обречены...

Тем временем маленький парацератерий утоляет свой голод и жажду материнским молоком. Его не волнует своё будущее, он уже забыл про гиенодонов и других хищников, его волнует только собственный животик, и чем он его будет наполнять. Его мать тоже выглядит безмятежной - среди белого дня не одно хищное животное просто не рискнёт напасть на взрослого парацератерия, даже глупый и поэтому бесстрашный энтелодон...

Но внезапно эта скромная семейная идиллия обрывается самым неожиданным образом - ещё один парацератерий, молодой самец, приходит в эту рощу со стороны обрыва. Самцы парацератериев отличаются резкой нелюбовью друг к другу вне зависимости от размеров, возраста и половой зрелости, и самка парацератерия прекрасно понимает, что теперь она больше не может оставлять своего малыша тут: новоприбывший зверь может вполне забить его насмерть, если они встретятся в одиночестве. Соответственно, она поступает по трафарету родовых инстинктов - громким фырканьем призывает своего малыша с собой, и они покидают буковую рощу, оставив новоприбывшего зверя пастись тут в полном одиночестве.

К полудню солнце практически разогнало облака, но ещё дует слабый ветерок, который несколько охлаждает температуру окружающей среды, держа её чуть ниже 30 градусов. Для маленького парацератерия, которому только 9 часов от рождения, и которому пришлось уже отходить 5 километров вслед за своей матерью, которая делает один шаг аналогичный к его четырём, пришлось несладко. Тем не менее, выбора у него нет - ему надо идти, так как упавший парацератерий, не смотря на его возраст, рискует больше не встать...

К счастью для малыша, его мама в конце концов останавливается у одинокого дуба, чья разлапистая крона покрывает тенью заросли солянки и примитивной травы, Обгладывая листья с веток на шестиметровой высоте, парацератериха осматривает это низкорастущую растительность без всякого интереса. Её предки питались только листвой, и это качество сохранилось полностью у парацеретерихи: её зубы и пищеварительная система просто не способны справиться и переварить новые виды и типы растительности; более поздние виды травоядных животных отчасти смогут совместить поедание травы и листвы, но пока до этого ещё далеко...

Парацератериха объедает листву, а её малыш просто бегает вокруг дерева и обнюхивает - пока безо всякого интереса - упавшие листья, вокруг них снова закружилось несколько равнинных птерозавров. Давным-давно, во времена Мезозоя, их предки почти так же летали вокруг разных зауроподов, поедая насекомых и других беспозвоночных, которых спугнули проходящие великаны. Но теперь парацератерии всё же физически меньше, чем зауроподы, птерозавры крупнее, чем их предки, а беспозвоночные появляются в меньшем количестве, из-за перемен во климате - за исключением крылатых кровососов - мух, слепней, оводов и других, которые становятся настоящей проблемой для крупных животных, например, для парацератериев - а вот для более мелких птерозавров равнин они наоборот, весьма обильный и полезный источник корма...

Птерозавры пируют, а несколько примитивных кроликов тоже подкрепляются во своё удовольствие. Как и другие млекопитающие, их предки появились во времена раннего Эоцена как маленькие мохнатые зверьки, но в отличие от тех же бронтотериев или даже гиракодонов, они так и не выросли, образовав вместо этого новую нишу - мелких травоядных животных. Этим самым они помогли созданию мелких креодонтов, вроде кинодиктиса, которые охотятся на них с не меньшей свирепостью, чем их большие родичи охотятся на гиракодонов или похожих животных.

Но в то время, пока мелкие млекопитающие продолжают набивать свои утробы, парацератериха кончила объедать дуб и смотрит в сторону очередной буковой рощицы. И оттуда, из прохладной и пёстрой тени лесов, выходит халикозавр.

Экологические перемены планеты не миновали стороной и тероподов. Имея немалый запас адаптационной прочности, и имея изначально сухопутных предков (например, целофузиса из позднего Триаса), некоторые виды этих древесных животных перешли на полностью сухопутный образ жизни. Некоторые из них стали полными хищниками, другие остались всеядными, а третьи, как например халикозавры, стали полностью травоядными животными, напоминая брахиозавридов Юра и теризинозавров Мела - и как их давно вымершие экологические прототипы, они используют передние лапы, чтобы хватать и пригибать более высокие ветки, а в остальное время они опираются на фаланги пальцев, для более быстрой ходьбы. Халикозавры участвуют в процессе, который уже послужил другим динозаврам хорошую службу - они являются переходным звеном от двуногих к четвероногим животным, наподобие предков Юрских зауроподов. Сами халикозавры так и не станут по-настоящему четвероногими созданиями, но вот их далёкие потомки...

Тем не менее, этот халикозавр рискует не оставить потомков вообще - самка парацератерия, которая до этого равнодушно обнюхивала дубовые ветки, резко фыркнула, немедленно призвала к себе своего малыша, и сравнительно неторопливо (всё-таки взрослый половозрелый парацератерий на равнинах это такая сила, на которую не посмеет напасть практически никакой хищник) покидает окрестности - с высоты своего роста она увидела энтелодона, и помня о злосчастном утре, когда она уже чуть не столкнулась с двумя представителями этого вида, она не желает встретится и с третьим.

В отличие от парацератериев, взрослый халикозавр достигает "только" два с половиной метра в высоту, а то и чуть побольше. Как и у других тероподов, у него неплохое зрение, и как у других травоядных животных, у него неплохие органы слуха и обоняния... и сравнительно простые мозги, по сравнению со своими далёкими древесными родичами.

В то же время, не заметить энтелодона тоже очень трудно: эти здоровенные свиньи обычно идут напролом к своей цели как этакие танки, вооружённые громадными и мощными пастью и зубами - жизнь на открытых и просторных равнинах Олигоцена не помогает развитию сложных-интуитивных мозгов. Соответственно, халикозавр умудряется заранее услышать наступление млекопитающего, и спешит со всех сил обратно в лес. Всё решает скорость - энтелодон просто быстрее теропода, а также физически мощнее, и он сбивает с ног халикозавра, прежде чем последнему удаётся спастись. Стычка кончилась, и энтелодон может спокойно пировать.

Ну, или нет. Нападение гиенодона оказывается полной неожиданностью для невнимательной свиньи, и в результате, энтелодон оказывается очень больно укушен за заднюю ляжку. С пронзительным визгом он разворачивается к гиенодону, забыв про халикозавра, и последний немедленно убегает, оставляя хищников наедине друг с другом.

Вот только гиенодон тоже не тратит времени зря, и тоже бросается наутёк, явно не желая оставаться с более массивным энтелодоном один на один. Последний бросается вслед за врагом, визжа от злобы. В небольшом мозгу свиньи даже не зарождаются мысли о стратегии или тактике, поэтому, когда второй гиенодон выскакивает из кустов и резким рывком за переднюю ногу опрокидывает его на бок, это означает конец: визг энтелодона над зарослями солянки резко обрывается.

Проходит время и встаёт луна, освещая сцену пиршества. В отличие от хищных рептилий, хищные млекопитающие, такие как гиенодон, поедают гораздо больше мяса, в результате чего им нужно значительно больше корма как можно чаще, и если можно поесть на дармовщинку, то они сделают это. Соответственно, очень скоро более мелкие креодонты - кинодиктисы, нимрависы и другие - присоединяются к своим гигантским родичам, хотя их никто и не приглашал.

Тем временем, молодой парацератерий жмётся поближе к мамке - он тоже не самое умное животное на равнинах, но он более-менее помнит нападение гиенодона при своём рождении, и голоса этих хищников - а также запах свежепролитой крови - вызывает у него (как и у его матери) некую смутную тревогу...

В безоблачном небе солнце заходит за горизонт и на южной половине равнин длинные тени гор покрывают всё слоем теней. Сухое время года на равнинах находится в самом своём зените, и большинство растений либо засохло на корню, либо сбросило листья. Покрытосеменные растения, в отличие от растений более древних родов, появились в книге жизни планеты в Меловом периоде Мезозоя, когда засуха как природный феномен просто отсутствовала в мире. Соответственно, с окончанием влажного и жаркого климата Эоцена, покрытосеменным растениям пришлось нелегко, но они адаптировались и приспособились подстраиваться под резко сезонный континентальный климат, и, хотя они уже и уступают кое-где тем же голосеменным растениям, а также папоротникам, но тут они всё ещё находятся на доминантных позициях в растительном царстве.

Но для тех же парацератериев этот факт приносит мало радости, а то и совсем никакого. Подобно динозаврам-зауроподам Мезозоя, им нужно много еды, но в отличие от зауроподов, в засуху это сделать не так-то и просто, а облака пыли, поднимаемые в воздух их мощными ногами, тоже добавляют неприятных ощущений в их жизни. И, если взрослой парацератерихе это даёт только относительные неудобства, то её полугодовалый малыш никак не может отчихаться от пыли в носу, да и ощущение настоящего голода тоже никак не улучшает его характер.

Внезапно его мама резко останавливается, от чего детёныш чуть не врезается в её задние ноги. Из вечернего сумрака появляется силуэт ещё одного гиганта-парацератерия, но на счастье малыша и мамы, это ещё одна самка. Во вне брачного периода, парацератерихи обычно относятся друг с другом достаточно мирно, да и драться во время такой жары, хоть она и спала чуть-чуть при заходе солнца, тоже сил особенно нет.

Обнюхав друг друга, самки начинают идти вместе, и полугодовалый детёныш едва успевает идти за ними, стараясь из всех своих сил не упасть - ведь тогда он скорее всего не поднимется. Старая же самка ведёт своих новых спутников к одному из своих полузабытых мест для водопоя, неизвестных, скорее всего, для всех других парацератериев - эти животные живут долго, и имеют хорошую память, чем дальше, тем лучше, иначе бы они все давно заблудились и вымерли среди необъятных степей...

Идёт время. На небе померкли последние следы зари и вышел месяц. Ещё несколько парацератерих с детёнышами присоединилось к первой троице. Старая самка хоть и фырчит не очень одобрительно, но терпит и их, а вот молодняк косится друг на друга и держится поближе к своим мамкам во избежание проблем - ну не общительные звери парацератерии и всё тут!

Достаточно скоро импровизированное стадо доходит до цели старой самки: до огромного засохшего озера, покрытого грязью и высохшими водорослями. Старая самка и другие парацератерихи начинают раскапывать грязь недалеко от края суши, высасывая из неё влагу, но для молодняка это слишком медленно, и один из молодых животных прыгает подальше от берега. Результат этого действия сказывается немедленно - молодой зверь надёжно застревает в густой грязи и начинает протяжно кричать. Его мать инстинктивно шагает туда, и застревает тоже - правда, ещё только одной ногой. Тут включается её инстинкт самосохранения, она резко дёргается назад, вывихивает ту ногу пока выдирает её из грязи, теряет равновесие и падает на бок. Резкий хруст ломающихся костей пугает других парацератериям, которые поспешно покидают озеро-ловушку под крики застрявшего малыша...

Среди животных у парацератериев нет противников, но это не делает их неуязвимыми - они также погибают от голода и жажды, а сломанные кости - неважно в каком конкретно возрасте - это просто для них смертельно. Гигантские размеры - ещё не панацея от всех проблем жизни, особенно если мозг слишком - пропорционально - мал и прост по сравнению с остальным телом.

Сезон дождей начинается лишь несколькими каплями воды, падающими с неба, но очень быстро эти капли перерастают в ревущие потоки воды, которые падают с неба почти сплошной стеной и превращают лужи в озёра, речушки в речки, а ручейки - в текущие потоки вод. Дождь идёт теперь почти каждый день, и лицо равнин полностью переменилось - многие животные теперь отходят в холмы, в высокогорья - подальше от разыгравшейся стихии.

Парацератерии слишком велики, чтобы по-настоящему страдать от стихии, по крайней мере взрослые; для молодых животные, которые родились после конца предыдущего мокрого сезона, дела обстоят иначе: они должны переплывать те реки, которые проходимы в брод для их родителей, а мокрый берег, который является для взрослых лишь небольшим препятствием, представляет для них гораздо больше проблем.

Вот и наш молодой герой оказался в таком положении: мокрый крутой глинистый берег просто не пускает его вперёд; даже в таком юном возрасте парацератерии слишком тяжелы, чтобы отнимать от земли более, чем одну ногу, а, чтобы подняться теперь по берегу, нужна какая-нибудь другая поза тела... В довершение, молодой парацератерий ещё инстинктивно помнит о судьбе его ровесника, который погиб при похожих условиях в грязевом озере, и это не улучшает его положение морально, да и телесно.

У страха глаза велики, и спасение приходит оттуда, откуда и не звали. Семейная стая кинодиктисов, теперь уже просто крошечные по сравнению с молодым парацератерием, бродят вдоль берегов реки, ища пропитания. Видя парацератериев, они инстинктивно рычат - и это рычание отзывается в памяти напуганного парацератерия рыком гиенодона. В результате, молодой парацератерий буквально ложится брюхом и вползает наверх, подтягиваясь передними ногами, пачкаясь почти целиком липкой и вязкой глиной - но он выживает и поднимается наверх вслед за своей мамой.

Но другим парацератериям так не везёт. Будучи тяжёлыми, массивными млекопитающими с длинными ногами, парацератерии достаточно легко теряют равновесие, и как другие крупные травоядные животные, они становятся слишком специализированными для простой жизни на земле, не способные решить достаточно простые задачи, да порой и не умеющие. Как и любые специализированные животные, их преимущества легко превращаются в недостатки при перемене природных условий - а как самые специализированные животные из всех, парацератерии и являются самыми уязвимыми при таких переменах...

Проходят месяцы, прошёл год, и, хотя молодой парацератерий дорос до годовичка, он по-прежнему привязан к своей мамке. Но тем временем у его мамы происходят перемены - она снова готова к течке. То спокойствие, которое годовичок испытывает в её присутствии скоро кончится.

Очень скоро самкины феромоны, которые она оставляла в своих испражнениях, начинают привлекать самцов. Первый прибывший из них, однако, ещё прибыл слишком рано, чтобы заинтересовать её по-настоящему, и она отгоняет его.

Но молодчик попался настырный, и он продолжает оттираться неподалёку, чтобы перехватить соперников заранее. Сам он не торопится - время играет ему на руку, и он может подождать.

Одновременно с этим событием, наш годовичок испытывает резкую панику: он ещё не видел толком взрослых самцов, и первый экземпляр, который он видит толком, инстинктивно пугает его не на шутку - и это правильно, ведь взрослые самцы-парацератерии могут и прибить чужого малыша ненароком, если тот подвернётся у них по пути.

Ситуация меняется коренным образом, когда появляется следующий ухажёр: огромная, темношкурая зверюга весом в 15 тонн, настоящий владыка равнин. Впрочем, первый кавалер ничуть не меньше и не легче его, только посветлей цветом шкуры. Судя по всему, самка с годовичком забрели на край двух территорий, и драка теперь будет нешуточной.

Увидев уже двух великанов, годовичок прячется за мамку - и вовремя. Фыркая и топая, угрожающе махая ушами и хвостами, раздувая ноздри и показывая друг другу свои зубы, два самца приближаются друг к другу с самыми воинственными намерениями, пока они не становятся почти бок о бок друг с другом, и начинают бить друг друга головами - типичное поведение для травоядных копытных млекопитающих. Вот только, т.к. во млекопитающем находится по 15 тонн живого веса, удар головой получается очень даже чувствительный: самцы парацератериев обладают специально утяжелёнными черепами как раз для таких турниров - бить друг друга головами о рёбра, который может длиться часами. Ну, и парацератериха отходит вместе с годовичком покормится в кроне очередного дуба - сейчас ей не время быть на виду.

Рано вечером, когда солнце начинает заходить, более тёмный самец всё же умудряется прогнать супротивника и подходит к самке с явно выраженным намереньем. Та снова сопротивляется, но теперь больше для вида: очень скоро самец влезает на неё, и годовичку остаётся только бегать вокруг них, издавая жалобные крики. Это очень опасно - огромный самец может вышибить из него дух одним ударом.

Сам процесс спаривания очень быстр - в отличие от зауроподов, парацератерихи не обладают специальными анатомическими способностями по выдерживанию дополнительных 15 тонн живого веса. К сожалению, это также означает, что теперь великан-парацератерий замечает испуганного годовичка, слишком громко выражающего свой протест - и великан гудит в раздражении и направляется к нему.

К счастью, на сцене появляется свежий ухажёр, тоже привлечённым феромонами самки. Владыка территории сразу же направляется к нему, и на равнине начинается новый бой. Это теперь будет достаточно долго, до окончания брачного сезона, пока самка наконец на забеременеет по-новому и не перестанет выделать феромоны. Ну, а пока и ей, и годовичку предстоит нервотрепещущее общество старого самца, так как тот, пока у него есть силы и возможность породить своё новое поколение, просто так их со своей территории не отпустит.

Проходит ещё два года, и молодой парацератерий вырос в трёхлетку. Он пережил засухи и наводнения, и научился практически всему, что должен знать каждый парацератерий. Он почти стал независимым от своей матери, но всё же держится поближе к ней - но увы, это всё должно скоро измениться.

Снова наступает сезон дождей, и одновременно с ним - сезон родов у парацератерих. К матери нашего трёхлетки это тоже относится, и когда её предыдущий сын приближается к ней, она его отгоняет, громко крича. Парацератерии не являются самыми интуитивными и смышлеными животными на равнинах, и трёхлетка отходит в недоумении, не понимая, что это означает, что ему настало время становиться взрослым.

Очень, очень скоро - наверно через несколько дней, не позднее - его мама разродится новым детёнышем. Самцы парацератериев не очень любят присутствие друг друга; будь наш трёхлетка самкой, может быть, всё ещё как-нибудь и обошлось, но он самец, и значит, что он будет просто опасным для новорождённого малыша. Поэтому, чтобы защитить своё будущее потомство, самка гонит прочь своего нынешнего детёныша от греха подальше.

В эту ночь трёхлетка-парацератерий оказывается наедине сам с собой. Он раздумывает, а не подойти ли ему к своей маме снова, когда он чует свой самый первый, самый глубинный страх - гиенодонов. Несмотря на то, что он уже достиг двухметрового роста в высоту, он резко поворачивается и уходит дальше в заросли кустарников, покидая своё прошлое и свою мать.

Очень скоро позади него тишина ночи оказывается разорванной рёвом парацератерихи и воев гиенодонов: охотясь в паре, крупные гиенодоны и смелеют раза в два, хотя казалось, куда бы им ещё?.. Но нашего трехлетку это не касается: он смело в одиночку идёт по ночным равнинам, из-под его ног вылетают разные ночные насекомые, и он впервые чувствует себя по настоящему взрослым зверем, будущим владыкой равнин.