Дракон был не маленький, дракон был стар. Он был покрыт прочной чешуёй переливчато-фиолетового цвета, которая под солнцем отливала то чёрным, то почти розовым оттенком. Вопреки популярному клише, ящер не пускал дым из носа, и вообще ничего не говорило об его связи с огнём - в отличие от сороконожки.
Сороконожка появилась, когда дракон потянулся и наконец выдохнул. В его дыхании не было огня; скорее, тут ощущалась кислота - зелёная, едкая, тягучая, способная разрушить даже камень, даже строения дварфов. Глаза приоткрылись - так, еле-еле, как бывает у больших кошек, у хищных зверей и гадов, даже у драконов. Крылья дракона изменили своё положение, но было видно, что ящер совершенно не готов никуда улетать, тогда как его телосложение, длинное и тонкое, наводило мысли больше о змеиной гибкости, нежели о грубой силе - и тут появилась сороконожка, прямо из-под земли. Густая трава по краям разлома - не дать, не взять яичная скорлупа - мгновенно пожухла. Хвоя на ветвях ближайших елей заметно порыжела и проредилась. Иные деревья, которые оказались слишком близкими к огненно-чёрной гадине просто рухнули, явив белому свету обугленные обрубки корней. Мириады цветов, таёжных лилий, жёлтых как полуденное солнце либо красных, как-то же солнце, но на рассвете либо на закате, разлетелись пеплом и искрами на жарком ветру. А сороконожка бежала к дракону, перебирая сотнями своих острых ног и поводила усами. Её глаза подкачали - правильней было сказать, что их вообще не было. Зато вот усы были длинные и прочные, улавливающие всё. Вторая их пара - на самом заде у сороконожки - была точно такой же, т.ч. отличить её перёд от зада было гораздо труднее, чем в случае дракона. Местным птицам, правда, не хотелось исследовать сверхъестественного кивсяка, т.к. он, точнее - она мало отличалась от дракона размерами. Крик разных пернатых накрыл окрестности...просто накрыл. Многие звери - от бурого медведя до большой панды поводили носом по ветру и собирались уводить потомство куда подальше.
К дракону это не относилось. Потомства, пока, у него и его жены не было. Вместо этого он просто сел - на закорки. При его телосложении выглядело это не очень красиво, но что поделаешь - ситуация обязывала.
Теперь, когда сороконожка была полностью на поверхности, было ясно, что она дракона если и не больше, но длиннее. Её тело пылало жаром и мощью. Дракон просто смотрел на неё, не мигая - создание магическое, земля против пламени. Стихия нашла на стихию, и простым живым существам из плоти и крови надо было драпать. Дракон смотрел на сороконожку, и, хотя его рот был закрыт, сквозь тонкие, змеиные губы иногда прорывались крошечные клубки дыма, пахнувшие всё той же едкой кислотой. И сороконожка это почувствовала, сбавила скорость, а когда она достигла дракона, то она окончательно остановилась.
- Зачем пришла, внучка? - спросил дракон.
Сороконожка застыла. Её тело всколыхнулось и опало - не дать, не взять пламя бегает вдоль бревна. Было понятно, что она ожидала чего-то другого.
- Здравствуй, дедушка, - ответила она хрипло, сквозь ядовитые челюсти. Это смутило её ещё больше.
Над сороконожкой поднимались клубы просто горячего дыма и пара. Её морда тряслась, как будто хотела измениться, но не знала, во что именно. Стать змеёй? Или, может быть, саламандрой? Чёрная, рыжая, задние и передние усы хлестали как кнуты, ноги с острыми когтями тоже хотели двигаться - но оставались на месте. Вместо этого сороконожка наконец поднялась, стала вровень с драконом, пошевелила усами, и морда её приобрела новый образ - более человеческий, что сделало сверхъестественную сороконожку ещё более гротескной.
- Здравствуй, дед, - повторила она.
Теперь семейное сходство было более заметно - в голосе, в глубине двух пар глаз, во ауре, точнее в аурах, которые окутывали обоих. Дракон был, (где-то), как каменная статуя, вырезанная не из какого-нибудь мрамора или известняка, а из особого, подземного камня, из тех, что дварфы знают о, но никогда не рассказывают про, наземным жителям. Солнечный свет по-прежнему играл на его чешуе, завораживая потенциальных зрителей, но не сороконожку. Сороконожка же поглощала солнечный свет, становясь всё ярче, всё рыжее и черней. Стоя прямо, перпендикулярно земле, она казалась огненным (и дымовым столбом) увенчанным, (каким-то образом), женской головой. Её ноги шевелились, но не трогали дракона. Последний, впрочем, тоже её не трогал, а только смотрел ей, глаза в глаза, совершенно не страдая от жара. Кругом всё было тихо.
- И тебе здравствуй.
- Мы что, так и будем здороваться до конца этого века? - спросила сороконожка.
Дракон подумал.
- Ещё чего, - был его ответ. - Век этот только начался.
- И ты уже за своё.
- Ага.
- А что считает бабушка?
- Ты что, забыла? Или мне её тебе позвать?
Сороконожка задрожала сильнее. Чувствовалось, что она раздражена или растеряна. На миг даже почудилось, что её метаморфозы продолжатся, не ограничатся головой и лицом и тогда на поляне, перед невозмутимым драконом, предстанет...
Что?
- Извини, - вместо этого выдохнул ящер.
Что-то изменилось на поляне, не совсем понятно только - что. Теперь, когда страсти улеглись, было также ясно, что дракон действительно в годах, и возможно, действительно годился сороконожке (или не сороконожке) в деды. Бывает.
- Извинение принято. Что мы дальше будем делать?
- Откуда взялось это "мы"?
- Дед - перестань!
Сороконожка-таки успокаивалась, форма её тела снова стабилизировалась. Так столб дыма и пламени, при полном безветрии, идёт ровно вверх, а не в сторону. Её задние ноги напряглись и вцепились ещё крепче в землю. С великаншей что-то происходило, но судя по выражению морды дракона, не то, что требовалось. Заворочался и он, молотя хвостом по земле, как плетью.
- Я тебе серьёзно говорю! - заявила сороконожка.
- Разве от этого легче?
- Нет, но всё-таки, - на этот раз уступила сороконожка. Похоже, она решила изменить свою тактику. Лицо теперь у неё было как у приличной женщины, правда - непонятно откуда: смуглая кожа, тёмно-рыжие, даже охристые, волосы, тёмные глаза орехового цвета. И глядели эти глаза по-взрослому, хотя и сердито - как взрослая внучка, которая должна уговаривать деда, который не то впал во второе детство со старостью, не то ещё что. - Я прошу. Слышишь, дед? Я тебя прошу. У меня за тебя душа болит. Давай вместе, пожалуйста.
- Пифия мертва?
- После столько лет - окончательно.
- Сам Танат?
- А как же!
- Так ты тут причём?
Сороконожка сделалась меньше. Одновременно с ней усох и дракон. С ними произошли и другие, более существенные метаморфозы: что-то двигалось под их кожами, их тела приобретали более человеческие облики. Мужчина и женщина, дед и внучка, (теперь семейное сходство было более заметным) пожали друг другу руки, облизали свои губы, обнялись - несколько неуклюже.
Окружающая среда наконец-то выдохнула с облегчением.
- Можешь ведь, когда хочешь, - выдохнула сороконожка/не сороконожка, теперь уже - просто женщина. Т.е. не совсем и "просто" - раза в три выше обычного мужчины, но по сравнению с её предыдущим обликом это было приемлемо. Изменилась и речь: оттаяла, в ней заиграли настоящие нотки радости, как после долгой разлуки. - А я иду, слышу: ты что-то новое задумал. Может, и бабушка тоже? Ты меня - и нас всех - не очень любишь, но всё же. Ты что задумал?
- Да так, немного греческое, - ответил дракон, теперь уже тоже не дракон.
Сороконожка рассмеялась:
- Новую пифию не боишься?
- Не боюсь.
- Это будет вторая?
- Третья.
- Молодая?
- Внучка, ты чего? Сама не знаешь?
Несмотря на голос, который по-прежнему не звучал слишком старым, дракон/не дракон попытался убрать конфликтные нотки. Ему это удалось. Выглядел он, кстати, тоже ненамного старше своей внучки, только больше седины, чем у неё в волосах на голове и в короткой - но густой - бороде. Семейное сходство стало более явным - и дед, и внучка были явными интернационалистами-космополитами, но если дракон остался тёмным, просто тёмным, то внучка осталась тёмно-рыжей, какого-то непонятного цвета. Правда, теперь ещё была видна и примесь нордийской крови, особенно в профилях.
Если бы на поляне (или даже в округе) были бы зрители, то они бы отметили и то, что с изменением обликов дракона и сороконожки, изменилось и всё остальное в округе: природа выдохнула снова, с облегчением. В воздухе больше не пахло алхимической, подземной кислотой; в воздухе больше не был разлит жар костра неведомого размера.
- Да уж знаю, - фыркнула внучка. - Вы с бабушкой просто вросли в этот мир!
- Можно сказать и так.
- Да ты даже не споришь!
- Внучка, ты грубишь. Я с тобой когда-нибудь спорил?
- Нет, и это было плохо.
- Может быть.
- И что теперь?
- Теперь? Я думал отдохнуть, но - у тебя теперь племянница?
- Племянница!
Сороконожка/не сороконожка вернула себя всё утраченное. Куда там! - она стала ярче, рыжее и чернее, чем раньше. Она плясала на месте, свивалась в тугие кольца, перебирала ногами и, казалось, летала. Казалось? Нет, сороконожка действительно варьировала между небом и землёй, то касаясь почвы, то левитируя над ней на подушке из горячего воздуха. Земля на том "пяточке" окончательно пропеклась в камень. Сороконожку это не волновало, наоборот, на её лице отражалась вся гамма эмоций. Лицо, иначе говоря, оставалось прежним, человеческим!
- Племянница!
Это было пляской огня и воздуха, покорному огню. В отличие от своего деда, сороконожка/не сороконожка была огненным созданием, а не земным. Её глаза горели ярче, желтее и краснее, чем целые поля таёжных лилий. Из рта периодически вырывались языки пламени. Обычно они растворялись в воздухе, но иногда они падали на землю и там тоже горело.
- Племянница! И племянник!
Дракон/не дракон не без интереса смотрел на это шоу. Он специально завёл этот разговор. Короткий магический жест - и земля на поляне колыхнулась.
- И племянник? - спросил он.
- Да!
- Близнецы, значит?
- Да!
- Да... - сказал дракон/не дракон. Он ткнул во внучку пальцем - и та остановилась, успокоилась. - Это нужно отметить. Прибавление у нас в семье в самый раз.
- Бабушка... Она обрадуется?
- А как же. Твоя мать, как и ты, с ней не в лучших отношениях, но... Это меняет дело.
- Это хорошо... Бабушка - она хорошая, даже если меня она не очень любит.
- Сама знаешь почему. Ну почему ты всё время принимаешь облик сороконожки? У твоей бабушки и так проблемы по этому вопросу, сама знаешь... А тут ты ещё, бунтуешь без цели.
- Я не бунтую! Я ставлю личные нужды над государственными!
- А потому удивляешься, что бабушка над тобой сердита?
- Удивляюсь? Нет...
- Ну, хоть в чём-то разобрались, - дед говорил с внучкой уже менее сердито, более серьёзно. - Но что ты в сороконожке нашла? Яд? Тебе этого не нужно, да ты им и не пользуешься. Летать не любишь? Ну, это не всеобъемлющая причина...
- Нет, но всё-таки, - был ответ. - Дед, я не прочь ходить между людьми как человек. Ну, как женщина. Но повторять всё с вас полностью - дудки!
- Ещё понятнее.
- Понятно, что понятно. Дальше что?
С минуту дракон смотрел с выражением на свою внучку. Чувствовалось, что на его лице на минутку проступило что-то новое, чего не было раньше. Такое было ощущение, кстати, что это новое было семейной гордостью.
- Дальше? - переспросил он. - Дальше надо жить по-взрослому.
- Ну спасибо, - фыркнула сороконожка.
- Я не кончил.
- Слушаю.
- Тогда слушай. Не перебивай.
- Ладно...
Сороконожка снова извернулась, человеком обернулась. Ну почти человеком. Вот у неё, заметим, дым из носа шёл. Теперь в ней тоже было что-то драконье, как и у её деда.
- Значит, ещё раз, - улыбнулась она. - Пифия мертва. Её наследство забрал один недо-маг, из цыган. Что он теперь натворит... Ты этого хотел?
- Я что-то подобное ожидал.
- Вот и ладно. Что с цыганом-то будет?
- Тут нам и нужно поработать.
- Так это правда, дедушка? Ты - против священного сокола, ну - владыки неба?
Её собеседник промолчал. Вместо этого вокруг него ненадолго закружилась аура - ядрёная, ядовитая, не менее опасная, чем огонь его внучки.
Земля - это не огонь. Земля - тяжела на подъём. Но когда она поднимется, то уничтожит всё не хуже огня. Огонь съедает, земля - просто сметает.
Старший собеседник выдохнул, и приготовился ответит. Но не получилось: за рекой, за синими хребтами гор, окружавших долину, что-то громыхнуло, что-то, раза в два крупнее деда или внучки. Что-то шевельнулось ниже земли, в самой утробе мироздания, заставив деревья скакать, а моря - гулять, а горы все - прыгать барашками.
В небе, среди стай кричавших птиц, появилась новая - цапля или аист. Она была крупнее других, и казалась скорее взволнованной, чем напуганной. Выше птиц, звёзды падали на землю, рассыпались мелким прахом. Что-то сдирало синюю кожу с неба, обнажая ночь.
- Не поняла, - внучка посмотрела на деда. - Это что, знамение?
Более того, судя по облику огненного...создания, внучка совершенно не спешила разузнать причину. Наоборот, она была готова спрятаться за деда - так, на всякий случай.
- Не обязательно. Может быть не конец, может - только начало.
- Начало конца, - хмуро заметила внучка, оставаясь в человеческом обличье. - Пойдём, выясним?
- Не надо. Торопиться, т.е.
- Кто тут торопится? - вопрос был задан без особой уверенности в ответе. - Дед, я не тороплю. Я узнал хочу.
- Всё, поехали. Узнаем вместе. Кстати, как твой отец?
- Всё без изменений.
От воспоминаний про отца не сороконожка скривилась - заметно.
- Совершенно?
- Совершенно.
Настроение у собеседников упало ещё больше. Видно, отсутствующий на этом месте отец и зять был небезразличен им обоим.
- Надо что-то делать.
- Советуй учёной.
Рассуждая так, оба собеседника уходили к поляне, всё дальше и дальше туда, откуда произошёл новый гул.
- Надо посмотреть! - не дракон потёр руки - совершенно по-человечески. - Жалко.
- Это ты мне говоришь! - внучка взмахнула руками. Да от него!.. Да я!..
- Что ты?
- Ничего! Применяю средства! Кусаю, например. За рёбра. Помогает. Он в себя приходит. Шевелится. Меня замечает. Сестру. Близнецов, теперь. Маме помогает...
- Это хорошо, - лицо деда сейчас не выдавало никаких выражений и эмоций. - Вот поэтому ты обычно сороконожка? Прекрасная идея. Других пока нет. Гордость-то ушла. Но новый результат - тоже нехорошо.
- Так пошли к нам, дед! Ты-то его исправишь!
- Спасибо, внучка. Твой дядя уже попытался - вот и пошло.
- Спасибо, что напомнил. Но дядя - это дядя. А ты - это ты.
- Капитан очевидность отдыхает...
- Отдыхает. И что?
- Ничего...
- Вот именно.
- Ну, ты и горяча. Тебя не переспоришь.
- Вот именно!
И они ушли. За ними остался насмерть перепуганный лес - и загаженный беседой стихийных духов, и потревоженный Индриком. Птицы, звери и насекомые явно лишились уверенности в будущем дне. Старый дракон/не дракон был прав - это был не конец, это было начало, и даже не начало конца. Но и он, и его внучка знали - нельзя контролировать завтрашний день. Пифия - покойная - пыталась и пропала. Может, у новой получится?