Началось всё это с болотных анчуток. После того как щенок, да барашек-ягнёнок, да друг их, дикий котёнок, выпь у них на болоте вспугнули, да и самих анчуток перепугали, все другие нечистики их задразнили: нашлёт вот на них Эру своего агнеца и тот их всех поест!..
Это анчуткам обидно, а то, что их ещё другие нечистые всерьёз не берут, так и вдвое. Собрались они в своём болоте, стали это обсуждать-дискутировать, а под самый конец своего собрания так и вообще хвалу Учителю Мелькору (т.е. Морготу, конечно), затянули:
- Слався наш Моргот Великий и Тёмный! Грядёт царствие твоё! Вернёшься ты из вековечной тьмы! Хвала тебе! Осанна! - и всё прочее, что в таких делах говорить полагается.
Подняли шум на всю округу из своего болота, аж сам рассвет прозевали, а впрочем, что с того? В камышовых зарослях им рассвет и обычно не страшен, а теперь они всё своё болото замутили, им там вполне светло и уютно.
Так-то оно так, а солнце-то тем временем всё выше и выше над горизонтом, выводит его на небо утреннее ангел рассвета, что коллегой и визави ангелу заката приходится. Посмотрел он ненароком на землю, увидал в болоте анчуток, услыхал их хвалу Морготу, и возмутился, свою хвалу запел.
- Славься о Эру сильномогучий! Силе Майаров надёжный исток! Да прибудет сила в твоих руках и да канут враги твои в бездонную тьму! Славься! - и т.д., и т.п.
Славить-то он Эру славит, а про солнце забыл, оно хоть и поднимается, но гораздо медленее чем обычно, землю обогревает под инным углом, чем нужно, стал поднимается на землёй и над водами туман.
Но ангелу этого было не видно: солнце да хвала Эру ослепили-оглушили его. Зато вот всяким водяным, которые в этот туман со речного дна головы просунули, его было хорошо и видно, и слышно: разозлились они.
Взяли, да и затянули, на манер болотных анчуток, только гораздо громче (как быки супротив лягушек):
- Слався наш Моргот Великий и Тёмный! Грядёт царствие твоё! Вернёшься ты из вековечной тьмы! Хвала тебе! Осанна! - и всё прочее, что в таких делах говорить полагается.
Поднялся по всей реке шум и гам: водяные ревут, хвостами плещут, сырости в воздухе добавляют, тучи в небе посылают. Увидали это пролетающие мимо духи-ветровые, не понравилось им это.
Ума у духов-ветровых не так уж и много, не больше чем у ангела уж точно. Собирались они над рекой да над лесом, сквозь который эта река текла, загудели из всех своих сил, а было их у ветровых немало:
- Славься о Эру сильномогучий! Силе Майаров надёжный исток! Да прибудет сила в твоих руках и да канут враги твои в бездонную тьму! Славься! - и т.д., и т.п.
Гудят, трубят, шумят духи-ветровые. Крутятся на месте, вращаются, ибо столбом стоять им на одном месте невозможно. Стал всасывать этот столб ветровой воду из реки да болота, стал всасывать и облака-тучи с неба, стал всасывать в себя и прочий сор.
Водяные это не заметили: в их речном тумане даже столб ветровой не видно, а они и саму реку ещё больше замутили, а вот местным лешим этот столб очень даже видно, даже и песнопения Эру тоже слышны - разозлились они.
Разозлились, и давай деревьями трести, да Мелкора-Моргота славить хриплыми голосами:
- Слався наш Моргот Великий и Тёмный! Грядёт царствие твоё! Вернёшься ты из вековечной тьмы! Хвала тебе! Осанна! - и всё прочее, что в таких делах говорить полагается.
Голоса у лешаков, конечно, хриплый, зато громкие, аки медвежьий рык. Да и деревья им помогают: трясутся, дрожат, гудят, скрипят : клетку для духов-ветровых сплетают, из ветвей да сучьев, из корней да крон. Духи-ветровые это не замечают, лишь гудят-воют хвалу Эру всё громче и громче: содрагаться стала вся поднебесная, гул сквозь деревья под землю пошёл!
Достиг он и деревенский полей. Понавылезли из нор своих от этого гула полевеки, оглядели всю округу, да как подняли свой писк со всех своих силёнок:
- Славься о Эру сильномогучий! Силе Майаров надёжный исток! Да прибудет сила в твоих руках и да канут враги твои в бездонную тьму! Славься! - и т.д., и т.п.
По всему полу прошёл этот писк, да никто его не услышал: светопредставление же началось! Никто, кроме дворовых да домовых, духов деревенских. Услыхали они писк пронзительный полевых, побежали к колдуну Кольцову.
- Ой, Гортхауэр-батюшка, ой беда! Полевые духи Эру славить осмелились!
Пробудился Кольцов, поглядел кругом, послушал. Видит, и впрямь чёрная беда наступает: содрагается вся поднебесная от земли до неба; кошки-рыси лесные в овечьий хлев забрались - лес гибнет; ящерки-слуги Сумерлы в подвал забились, домовые семейства теснят...
Посмотрел на этот беспорядок Кольцов, послушал, да как рякнул, как на подчинённых в Ангбанде не ревел:
- А ну тихо! Все по своим углам!! Тоже мне музыканты-Айнуры нашлись!!!
И от этого рыка Гортхаухрского всё сразу же затихло, все сразу разбежались: анчутки - на дно болотное, ангел светлый - на небо ясное, водяные - на дно речное, духи-ветровые - на четыре угла света, лешие - по лесным чащобам, а полевые - в свои норы подземные. Тихо стало в округе, спокойно, не славит никто не Моргота, не Эру.
Посмотрел на это спокойствие Кольцов-Гортхауэр, улыбнулся, вспомнив свои прошлые деяния, и пошёл сам завтракать, и гостей угощать, после такого-то утра! На этом всё дело и кончилось.
ПС: А тем вечером Гортхауэр сходил на болото к анчуткам, угостил их лапшой с петушатиной, и научил их петь хором. Но это была уже совершенно другая история.