1. HALF MOON BAY
Калька океана,
Лунной рампы блик.
Просыпаться рано
Я уже привык.
Без жилья и хлеба,
В тошноте цикад.
Белый прочерк неба -
Мыслью невпопад...
Кофе в форме кружки,
Столик у стены.
Как ржаной краюшки -
Край чужой страны.
А петля «хайвэя» -
Туже и больней.
Я смотрю, бледнея,
В даль страны твоей.
Встречное движенье,
Ослепляет свет.
И как наважденье -
Мертвый знак: «Dead End».
1997
2. Тулуз-Лотрек
Квартал Латинский фонарем ошпарив
Тебя ловлю на этот черный свет.
Косая тень ложится на ступень
И по стене рукой костлявой шарит.
Когда уже?.. когда начнется день?
Нет ни сантима в продранном кармане.
А столик на бульваре - как стилет,
А столик приварился на бульваре.
И сам Верлен, с обносками газет,
Прикован взглядом, словно - к мерзкой твари,
Читает строки из последних лет...
Когда стихи - как кожу отдирали,
И лишь на память - проступал их след!
В самом кафе - присутствует народ.
И танцем начиненный, закрывает -
От взгляда постороннего проход,
Брелками и желваками играет;
И лишь желток - от тусклой лампы - льет,
В движение подмешивая охры,
В охриплый альт, в адюльтер блеклой кофты...
Танцоры фешенебельно шуршат.
Не встретиться, не разойтись нам взглядом.
Безумен тот - кто оказался рядом!..
Пусть, ряд за рядом - оббегает взгляд...
Но пустота - еще не дань свободе!
И мне невидим в профиль твой портрет,
Уже стоящий в Лувре на комоде.
Он не написан!.. Даже не просох!..
Но он - стоит!.. И свет его - обходит.
Как твердо, тверже локтя, слово - «Нет!» -
Когда ты кисть схватив, бормочешь вроде,
И, сгорбившись, опять - в себя уходишь
И вырезанный холст уносишь вслед!..
Август 27, 1997
3. ВРЕМЕНА ГОДА
С утра - моросящий назойливый дождь
Упрятал долину, дорогу...
Ты ждешь - на "Стоп" знаке, на выезде - ждешь, -
С педали не трогая ногу.
Въезжая по рампе на мокрый "хайвэй",
Как будто - в буран Ниагары:
Машины, машины, гирлянды огней,
Обрывки тумана и пара...
Чуть втопишь педаль - тормози, успевай!
У въезда в каньон - без движенья...
И дождь превращает начавшийся май -
В сплошной traffic jаm - с раздраженьем.
Чуть выправишь скорость - закутает в пыль:
Не видно - ни ряда, ни линий.
Клубок водяной, а не автомобиль.
Парилка - на многие мили.
И в жизни неровной, как в мире дорог, -
Замедленно время решений.
Лишь слабой надежды - оббитый порог
О твердь непрерывных лишений.
В салоне тепло. Полускрытую мглой,
Тебя вдруг услышу я внятно...
Но нет никого. И сиденье с пустой
Лишь с пачкою Marlboro смятой.
И нет, невозможно сменить этот ряд!
И скорость не выдавить выше...
Приборные стекла лишь тускло горят,
Да дождь барабанит по крыше.
4 мая 1999
4. ПАМЯТИ ДРУГА
Валере Фрумину
Мне не дождаться Паромщика с той переправы...
Друг мой, зачем ты уехал в чужую страну?
Ты ж не свободен? И это совсем не по праву
В пальцах колючую проволоку править в струну.
Словно в пустое купе проходить за посыльным,
Не оставляя надежды взамен чаевых.
Чувствовать взглядом за всяким движеньем несильным -
Тяжесть присутствия в черных тенях понятых.
Это не легче, когда в расставанье не веря,
Требовать дать мне последний прощальный звонок!
Но за закрытою непоправимою дверью
Палец его палача лакирует курок.
Как в капонире ночного пустого пейзажа
Город шуршащий, обвитый плющами дорог,
Где облаков камуфляжная мертвая сажа
И ядовитый, кварталы наполнивший смог.
Тут обрету за тебя я вторую прописку,
На опрокинутом взгляде - оградки навес;
Если без права на боль и еще... переписку -
Жизнь без конца и начала, с акцентом и без.
Январь 1999 г.
5.Кофе, сигарета, блик в стакане...
Кофе, сигарета, блик в стакане, -
Доверху налитого "шабли"...
Тонут чувства, как в сплошном тумане,
Свечка догорает на столе...
Стертый полусумрак сводит тени,
Мысли сбиты на границе мглы...
Только локти, вбитые в колени, -
Подпирают тяжесть головы.
Может быть, внезапно подвернется
Сношенной Фортуны колесо...
Жизнь на спуске бешенно сорвется,
Кувыркаясь, как Марсель Марсо.
И движенье ускоряет годы,
И навстречу ты, глаза в глаза...
Но насквозь пронзает взгляд, и сходу
Мчишься вдаль, срывая тормоза.
Поздно, никогда не прекратится
Сумасшедший, бесконечный бег...
Только по весеннему искрится
Под ногами хрусткий первый снег.
Жизни круг заученно замкнется, -
Все сначала странно начинать!..
Ничего во мне не остается, -
Лишь желать, надеяться и ждать!..
Уносить в беспутье и ненастье
За собой шальной обрывок сна...
Сжат стакан, хрустит рука в запястье,
Колет взгляд пустой проем окна..
19 сентября 1999 г.
6.БАЛЛАДА О ЛЕЙВЕ ЭЙРИКСОНЕ
Как мечом Тристана и Изольды,
Мы разделены проспектом Невским, -
Девственность храня. И нам невольно
Век лежать нагим, но с мыслью дерзкой...
Никогда в фьордах или шхерах
Не найдем мы золотой монеты.
Эйрик Рыжий проще был, и в сферах -
Высших, с королевским этикетом -
Подавал лозу из винограда,
Оставляя солнечные пятна -
На камзолах стражи. Но в награду,
Посылал Король его обратно:
Ты сгоняй, вина сыщи бочонок,
И назад скорее возвращайся.
И на местных не коси девчонок.
Тут своих хватает, только дайся!
Не сшибиться лбами континентам,
Океан любого укачает.
А за службу - тяжесть позументов;
Воротник и лацкан - отвисают.
Но свобода слаще и понятней.
И хотя засижен в чайках ботик;
Чайки - это верный признак, вмятой
В океан - земли на горизонте.
И когда нельзя не возвратиться,
И когда нельзя уже не выжить, -
Трудно остается лишь трудиться,
Что б лозу до основанья выжать.
И, какое дело вам, приятель! -
С губ соленых ветер обрывает
По частям: "катись-ка!".. "мать!".. и... "скатерть!.."
Но Король все верно понимает.
Голова потеряна для плахи,
И проплаканы глаза девичьи,
Сто веков для ожиданья - хватит
Уместиться на одной страничке.
И однажды, сотовый сжимая,
Эйрик позвонит тебе с "хайвэя",
И судьбу проклятую ругая,
Он в любви признается, краснея.
Что тебе, ответить - северянка? -
Не большой остался, правда, выбор:
"Да!" и "Нет!"... Куда дотянет планка?
"Нет?" - тогда достанется он рыбам.
"Да?" - тогда махнуться городами,
Не беда, что разница годами...
А за это, точно, надо выпить!
У бочонка, Эйрик, днище выбить!
Как мечем Тристана и Изольды -
Мы разделены материками,
Между нами океан - и только!
Океан любви лежит меж нами...
апрель, 1999 г.
7. El Camino
М.М.
Мы с тобой неисправимы.
Мы с тобой - давно на "ты".
Из какой невнятной глины
Нас сваяли?.. Рты разинув, -
Наши головы пусты.
Нам бы мыслить очень строго,
Понимать, что жизнь - прошла.
И не требовать от Бога -
Ни пол-столько, ни немного! -
Ни приюта, ни вина.
Понимать, что шум с хайвэя -
Заплетен в житейский сор.
Что в кафешке, не пьянея,
Выворачивая шею -
Вслед, не рвем наш разговор.
Гор не видно. Океана
Тоже, вроде, не видать.
И сквозь искренность стакана, -
Преломляется пространно
Эта улица опять.
Этиа улица повсюду.
Самым длинным языком,
От жары свисая круто,
Как собака, - лижет блюдо -
Океанский водоем.
Пальмы, плешь прикрыть стараясь,
Кое-где бросают тень.
И протекторы, стираясь,
Серой лентой надрываясь,
Вносят лепту - в нашу лень.
Так о чем мы?.. О природе
Заливного языка?..
Да, понеже, любим вроде...
Речь туманит "винус моде",
Жест, нетвердая рука...
В Саратоге, в Сан-Хосе ли,
Или в Стенфорде... Ну, что? -
Мы прилично посидели.
Мы за вечер - постарели...
Так, примерно, лет на сто...
Словно жизнь остановилась. -
Бред беспечности какой!
Но скажите нам, на милость! -
Вечность. Жизнь. Полет. Бескрылость..
Жизнь - махнет на нас рукой, -
И танцующей походкой,
Удаляясь в никуда,
Вслед за уличной красоткой,
Не пытаясь взять нас глоткой,
Свалит: Чао! Господа!
El Camino!.. El Camino!..
Бесконечная струна...
Словно жизнь проходит мимо -
Бесконечной El Camino
Как чужая сторона.
16 февраля 2001 г.
8. МЫСЛЕННЫЙ ПЕЙЗАЖ
- На западном крыле, проснувшейся долины,
В песчанниках - saje brash, и солонина - глины.
Пустынная дорога на Солт Лейк.
Тузлук рапы озерной вдоль хайвэя,
И нежности приблудной орхидеи,
И чайки - вместо сытых голубей.
Здесь, близко к небу, солнце выжигает
До бешенства траву, и плавится - прямая,
Протянутая мыслено на юг.
Окраины оплывами настыли,
И церковки сквозь смог и тусклость пыли, -
Примкнутым шпилем в небе чертят круг.
И что бы ты не пил, но жажда оглушает,
Как торфянной пожар душа желаньем шает! -
Подальше от красот и пеших тем...
Постыдно отступив от всех экзотик,
Забраться в "Шеви", под прохладный зонтик,
И мчаться мимо гор, каньонов, схем, -
С разводками на "Стейты" и на "стриты", -
Пронзать страну и города транзитом.
В апартментах, в мотелях - остывать.
Где душ мешает с винными парами -
Пар жгучих струй. И в тишине - коврами -
Шаги, желанья, мысли - заглушать...
01.06.01
9. To admirers of Fine Arts
- Давно минули дни, когда калошей след
В прихожей обрывался непременно.
И зонтик ваш, прокапав на паркет,
В тени оставшись, просыхал надменно.
Хозяйка, раскрасневшись, вас ждала, -
Виновник торжества, и мэтр салонов.
Как добродетель - в руки к вам плыла,
Лучась улыбкой прянично-влюбленной!
Увы, и гости были ей под стать!
Ценители неблагозвучной лиры!..
Когда бы не обед, то подавать, -
Под соусом и перьями - кумира!
Насытившись и отвалясь от тем,
Сопровождавших нежное жаркое, -
Внимание выказывалось тем,
Кто создавал кумиру - нимб героя!
Расшаркавшись, за парой-тройкой фраз,
В молчание сгрудясь предгрозовое,
За первым шквалом строф бросало вас -
На амбразуру рифмы, под съестное.
И сквозь бряцанье лиры - ржал Пегас,
Уткнувшись в свой овес - хорей и ямбы.
Прядал ушами, крупом нервно тряс,
Чуть сдерживаясь не сказать: "Карамба!"
И я сидел, терзая табурет,
Раскачиваясь в такт словам и фальши.
Я видел вдалеке, за кромкой лет, -
В прошедшем все... А, может быть , и дальше...
Когда никто уже не пригласит
К семейному, иль званному обеду.
Когда и выбор есть: прервать обед,
Иль поддержать - застольную беседу.
"Мак-Дональдсы", "Старбаксы" - мне удел.
Едят здесь молча, экономя силы.
И если ты с обедом - не успел,
Возьмешь все в doggie box, что очень мило.
На счастье это, или на беду,
Но, вспоминая тот салонный деготь,
Я вижу сквозь метафору: еду,
И взгляд хозяйки, впившийся, как коготь...
Я не читаю больше вам стихи,
И не пишу вам эпиграмм нежданных.
Согласные и гласные - глухи,
И лишь глагольной рифмы -строй пространный.
И пишется лишь только для души,
Себя высвобождая из-под спуда, -
Там, на тропинках дальних, где в глуши -
Шепчусь с ручьем, бегущим ниоткуда.
13 июня 2001 г.
10. Из "Калининградского цикла стихов"
Здесь часто встречаются все континенты,
И небо провисшее давит.
Дороги прошитые - как позументы, -
Сквозь тени - в сгущенном тумане.
Здесь вязы завязли оплывшею кроной
В твоих колеях непролазных.
Да, Кант бы не внял, и не стал углубленно
Искать бы занятий здесь праздных.
Почти кулинар! Но поваренной книги
Он нам, уходя, не оставил.
Он в дюнах копался, на Куршской, у риги, -
И рукопись вечности правил...
Но сводится речь здесь к камфоркам и быту,
К моряцким повадкам и штормам,
К разлукам и к бонам, и к судьбам разбитым,
К любовным романам притворным.
Здесь впился, как гвоздь, в помутневшее небо -
Шпиль кирхи, кирпичною кладкой, -
Среди новостроек бетонных, - нелепо
Зияя церковной облаткой.
Под мрачностью сводов и гул подземелий,
Закованный в прусские латы, -
Тяжелый - как Дух, и великий - как Гений, -
Здесь мир надломился когда-то.
Томится в темнице своей несвободы,
Живым отдаваясь - в затылке.
Сквозь гумус чужбины - кочуют народы,
Бездомно стекаясь к развилке
Истории. Им не прижиться, однако.
Им быть - на хлебах, постояльцем.
Здесь клевер - единственным призраком злака -
Натянут межами, на пяльцах.
Залитые ДОТ`ы за шахматным строем -
Гамбит напоказ выставляют.
И Преголя гонит, и щиплет волною, -
Попутные мысли срывая.
Лишь всхлипнет на рельсе вагончик трамвайный,
С рекламкой: "Храните в Сбербанке!"
А надо ли?.. Я как прохожий случайный,
Мой взгляд - откадрирован в рамке...
Костел распластался своей крестовиной,
Осунувшись впадиной окон.
Где Кант прислонился в портале, с кручиной, -
Найдя здесь приют одинокий.
4 июля 2001 г.
11. Отечество
- Отечество! Ты есть?.. -
Ответа нет...
Ты пропустил полжизни, как страницу.
И то, что этот вкрадчивый рассвет -
По капле в незакрытый глаз струится, -
Должно напоминать мне по утрам -
Исход и безысходность ожиданья.
Где сон сотрет границы - стен и стран,
Затянет раны и души страданья -
Залечит!.. Снимет боль, потрет виски.
Откроет комикс прошлых сновидений.
Но прошлое безжалостно: в тиски
Бессонницей вжимая, в топь сомнений.
Нет, никогда ты больше не войдешь -
С перрона в отходящую маршрутку,
И на вопрос: «Ну как? Как ты живешь?» -
Ты не ответишь, отпуская шутку.
В бульварах, в переулках, в мостовых -
Не закружишь! Не подождешь трамвая.
Не навестишь ни близких, ни родных, -
Шаг непременно к дому ускоряя.
Как наважденье, удлиняясь в ночь,
И по утрам отбрасывая тени -
Чужие города, а в них, точь-в-точь, -
Есть купола церквей, мосты, ступени,
Граниты, отраженья облаков
В оконных стеклах, и чугун ограды.
Заброшенность у парков и у слов,
У площадей, и у дворцов - с фасадов. -
Смотрящихся в зеркальный водоем
Реки, но без названия. Есть птицы.
Вот где-то здесь гуляли мы вдвоем...
Нет, это сон! Не будем торопиться.
И я пойму: рассвет застал врасплох.
Как на вопрос кому-то отвечая,
Я прошепчу, растягивая слог:
«О-те-че-ство!..» - Кому? - не различая...
23.12.01
12. Саксонский фарфор
1
Виртуозно, вызывающе легко, -
Как мякина в пальцах детских - в молоко, -
Уходил и улыбался Купидон.
Саркастически позвякивал бидон.
И туманилось парное молоко.
Оседала пыль над стадом, и легко
Краски смешивал закат. И на восток
С узелком на палке топал пастушок.
У саксонского фарфора - своя стать;
Можно рядом, можно в облаке привстать.
Благо, облако, - скрывая наготу
Купидонову, пастушки - простоту, -
Пастушка не пропускает за кардон.
И "стеной Берлинской" кажется картон;
Все в него погружены. Атласный бант
Завершает ту идиллию, педант.
2
Помню с детства этот камерный фарфор.
Пыль в буфете с осторожностью протер...
И отца давно уж нет. И век прожил.
И по маме литургию отслужил
В старой церковке духовный человек.
Так же короток, и долог этот век.
И уже мои сыны, среди забот, -
Протирают тот фарфор который год.
Где тот мастер, что в карьере добывал
Этой глины несравненный идеал?
Где каморка, фартук, кружка, круг и печь?
В крошках стол и табурет, топчан, чтоб лечь?
Где Потсдамское стекло с холеных люстр? -
Их отец привез с войны. - Осколка кус?
Где кинжал, с эмблемой "вермахта"? Ребром, -
Сквозь "Охоту амазонок", - серебром
Отливает измеренье прошлых лет...
Только фотки с той войны, - и тех-то нет.
Лишь фарфор переживет нас всех легко,
Да в бидоне не прокиснет молоко.
6 августа 2002 г.
13. Период зимних дождей в Сан-Хосе
1
Опять прорвало небесную где-то трубу.
Команданте Архангелу Гавриилу
Сдать трубу и на губу.
2
Лишь одно надежду вселило:
Поветрие - лишь абразив; в геометрии
Поверие больше чем изометрия,
И меньше чем мания у чернил.
Пустой рукав с кавалерийским замахом;
Нательная неба рубаха,
Не стиранная в Перекопах и в Брестском мире.
Осело небо, и в мире все стало шире.
К тому же, деревья уже не прикроют прорехи:
Сквозит в ветвях спичечный город.
Взгляды отскакивают как орехи
От окон бессмыссленных, и душит ворот
Застегнутых наглухо в спальных районах
Дорог с округлыми животами,
С тупым безучастьем "Стоп-знаков". Ворох
Листвы у обочин - порывом вспорот. -
Мечутся листья: рыжие, желтые...
Красные тоже. В город вступают -
Не легионы - ветра. И в облаке
Веером лучники в нас посылают:
Хаос дождя - в перечеркнутых линиях.
Хаос надежд и набухшие вены
Рек, обмелевших за лето, но ливнями
Снова пополнивших сброс постепенно.
Прошлое - въелось в ладони и в скулы,
Так, словно порох. На слово "минулое" -
Взъелось: что в прошлом одни разговоры -
Споры, обманы, наветы, раздоры...
3
Смыло дождями наполовину
Мыслей, сомнений - вязкую глину,
И проступили какие-то пятна:
Значит ли это - вновь на попятный?..
Нет, на попутной!.. Или на скорой!..
Споры, обманы, наветы, раздоры!
Нет, не случится оказии, знаю...
Точка!..И все-таки, я улетаю.
Это дождями дамбу подмыло!
Сносит деревья, пожитки, могилы,
Старых и новых друзей, и врагов,
Прошлое, скарб, остатки долгов.
Что-то в душе проступило иное;
Видно, наносное ливнями смоет,-
Если в барахтающейся кутерьме
Я на чужбине не сгину, в тюрьме.
Или не схлопнется ряска болота,
Или болезнь, как вспышка гавота -
В музыке падших небес в декабре,
Сквозь непогоду, в расстрельном каре.
Впрочем, трубу на верху залатают.-
Зря что ли ангелы в небе летают?
Эй, Гавриил, распишись за трубу!
Век медный крендель таскать на горбу!
Я понимаю, что ты не "бу-бу"!
Видел ты всех не в... дожде, так в гробу!
14 декабря 2002 г.