Камышников Владимир Андреевич : другие произведения.

Наше время, часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это не отчет о жизни, и не маленькая ее частичка - это скорее эскиз, скульптура из песка, недоговорённость причудли- вого переплетения событий, желаний и чувств, с неожиданно- стью поворотов судьбы, с мучениями, смертями, торжеством радости и всевластием печали. Скульптура бессильна что-либо сохранить, а уж тем более передать. Она - мгновение. И может только напомнить неосознанность сложного над величием про- стого. Скульптура

  
  
  
  

Владимир

Андреевич Камышников

  
  
  
  

НАШЕ ВРЕМЯ,

рассказ о жизни русского человека,

часть 1

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Томск 2021
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СВЯТОЙ КЛЮЧ

Экслибрис

   ...Экслибрис: художественно выполненный
   ярлычок с обозначением владельца...
   /Толковый словарь русского языка.
   С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова/
  
   Это не отчет о жизни, и не маленькая ее частичка - это скорее эскиз, скульптура из песка, недоговорённость причудливого переплетения событий, желаний и чувств, с неожиданностью поворотов судьбы, с мучениями, смертями, торжеством радости и всевластием печали. Скульптура бессильна что-либо сохранить, а уж тем более передать. Она - мгновение. И может только напомнить неосознанность сложного над величием простого.
   Скульптура недолговечна, время безжалостно к ней. Подует ветер и вот уже нет образа, только кучка песка с некоторым количеством глыбочек помнящих форму как обрывки рукописи, не забывшие еще руку писавшего их, не унесенные ветром облачка сознания, тревожащие прошлое, память. Череда образов, видений часто не связанных между собой событий.
   Причина неясна, а кровоточит и взывает следствие. Сон просыпания, тяжёлый сон наяву. Суд прожитых лет. Все как всегда в нашей голове, каждый день, перепрыгивая с одного на другое, мысли, мечты, воспоминания... Зачем?
   Моими соавторами будут и волны неожиданно вскипающих чувств обычно сдерживаемых тисками внешней пристойности, той самой, бескорыстной защите которой, мы обязаны тайнами своей драгоценной души. В этой фразе нет и доли сарказма. Власть над телом человека не индивидуальна, она, как и человек, переходит из рук в руки. Первыми касаются тела человека руки акушерки в родильном доме или повитухи в родном доме или чьи-то случайно подвернувшиеся руки. Последними - руки жены, перед тем как вобьют последний гвоздь в последнее пристанище тела человека.
   Случайные попутчики, люди из разных сёл и городов, облепившие с обеих сторон этот древний путь.
   Бескрайняя степь будто кулисы на сцене, молчаливо взирающие на действо, но тем не менее, необходимы для достоверности картины.
   В это время года по всей степи куртинками или даже немалыми полянами оживляет степь солонцовая осочка. Не простая, особая травка, мало похожая на земное. Она будто занесенная на землю откуда-то, и будто отсвечивает фиолетовым неземным цветом далёких звёзд. И сама степь от этого как нечто неземное, как космос без конца и края. И вот уж ты один, вокруг ничего.
   Я ехал в командировку. Командировки я ненавижу:
   - Зачем поехал? Зачем эти мучения, мухи, грязь, помои вместо чая, компания отпетой пьяни? Зачем? Ради чего?
   Купе на четверых, разговоры о водке, о деньгах, о воровстве и о бабах. Поезд пассажирский, останавливается у каждого мало-мальски заметного столба. Публика меняется наперегонки с проплывающими за окном видами. Так уныло за окном. Какие-то разрушения, мусор и неухоженность.
   С попутчиками я стараюсь как можно меньше разговаривать, предпочитаю наблюдать со стороны и часто бываю вознаграждён за терпение проследив за какой-то интересной разновидностью человеческого проявления чувств со стороны, не участвуя ни на той ни на другой стороне, если это был спор, и не будучи слушателем, если это был рассказ.
   Я смотрю за окно, погружаюсь в прошлое. Лица неясны, почти неразличимы, стёрты, а характеры наоборот ясны, освобождены от плена сиюминутности и излишней обязательности.
   Прошлое иногда отступает, я думаю о предстоящем, но как-то вяло, по необходимости. Прошлое занимает и не оставляет сил ни на что другое.
   - Так ли?
   Появление молодой женщины живо извлекает меня из небытия. Она только что вошла и еще не унявшееся волнение дает о себе знать неровным румянцем на лице и шумным дыханием. Когда она успокоится, снимет с себя плащ, и я узнаю, что зовут ее Надя, или Валя или ещё как-то, она возвращается к мужу, он офицер и служит в Чите. А ездила она к родителям, увозила на лето детей. Мальчика пяти лет и девочку девяти. Может быть, я раньше знал эту женщину и сейчас пытаюсь ее вспомнить.
   Женщина успокоилась, сняла плащ, уселась через стол от меня. Моя соседка спросила как её зовут. Оказалось, что зовут ее Аня, она учительница, дальше я не хотел слушать. У них началась обычная женская беседа обо всём. Сосед сверху храпел. Но, увы, тембр ее голоса пронизывал мое нежелание и вот я уже в ее власти.
   Она рассказывает о детях, о муже, о том, что он очень строгий, любит порядок. Она не против порядка, но дел всегда много, перескакивая с одного на другое, оставляешь что-то недоделанное. Он натыкаясь на это раздражается. Конечно, ему это не нравится, но что делать?
   - Однажды был такой случай. Я пекла пирожки, а обычно я делаю много, чтобы всем хватило. В этот раз я решила угостить соседку - одинокую пожилую женщину. Удивительно, она прожила жизнь, старше меня на целых двадцать лет и совершенно беспомощна в бытовых делах. Я взяла белую бумагу, чтобы завернуть пирожки, торопилась и несколько листков упали на пол. Я подумала, что вымою руки и подниму. Но забыла. Он увидел и спрашивает - кто это бумагу рассыпал? Будто не знает кто. Я не растерялась и сказала, что бумагу берет он и пишет на ней, а я не пишу, а только электроэнергию подсчитываю. Причем здесь электроэнергия я и сама не знаю, но его это рассмешило и скандал погас не успев начаться. Потом я думала об этом и поняла, что женщину ее глупость нередко выручает или даже украшает.
   В вагоне было очень жарко, окна не открывались. на стекле была надпись "Закрыто на зиму". Женщины потели и с надеждой и даже с осуждением смотрели на меня. Мало, по их мнению я потратил усилий на его открытие. А я знал, что пробовать открывать руками бесполезно, нужна большая выдерга и желательно топор.
   Когда-то с детьми и женой мы ехали в таком же душном вагоне. Доведенные до отчаяния духотой мои ребятишки завядали на глазах. Я открывал окно, открутил винты держащие панель внизу окна, куда окно уходит при открывании. Там я увидел то, что мешает окну идти вниз. Это было непреодолимое препятствие для того набора инструментов, который берут в дорогу пассажиры. В раму, по которой движется вниз-вверх окно, был вбит гвоздь 200 мм. Почему?
   Через несколько лет я уехал из России и скитался по стройкам, которые вела одна иностранная компания по всему миру. Тогда тоже было лето, но не наше сибирское, а тропическое и не в северном полушарии, а в южном. Жара тогда накатывала влажными волнами. Рубашка была мокрая, и пот ручьями стекал на штаны. Ноги не могли найти себе места, в правой стороне груди рос и давил горячий столб. Казалось, что нет большего мучения, чем это. Духота и полный штиль доводили до помешательства. Я летел на перекладных через Австралию в Новую Зеландию, где фирма, на которой я работал, строила здание непонятного назначения. Работая на стройке каменщиком пятый год, я зарабатывал больше профессора в России.
   В аэропорту, как это нередко бывает, встретил соотечественника. Где теперь только не встретишь русского человека. Звали его Иван Грязнов. Он как и я скитался по миру, жил одиноко. Жена и сын остались в России, дочь в Лондоне. Английский язык он освоил быстро, Его понимали, и он понимал почти без труда. Но думал он по-русски. Любил поговорить, но собеседника у него по сути дела никогда не было.
   Он любил спорить, но этот русский обычай спорить без зла в разговоре, пытаясь словами доказать свою правоту и согласиться, если доводы другой стороны окажутся убедительнее, постепенно исчез куда-то. Теперь спорили без доводов, без аргументов. Наиболее распространённым доказательством всё чаще и чаще становилось оскорбление, обычная ругань и угрозы. Иногда даже и рукоприкладство. Исчез дорогой обычай вместе с русской печью, полатями и завалинками. Почти никто сейчас уже не знает значения таких ещё недавно обычных слов. Скажем прясло или голбец. А задрога?
   Это заставило его найти собеседника в себе, он научился разговаривать и спорить с собой. Иногда на два голоса, вслух, если рядом никого не было. И извлекал нередко в этаком споре пользу в виде найденной логической ошибки при том или ином построении.
   Летел он из Ирландии. Теперь сидел уже довольно долго в аэропорту, не спал и ждал своего рейса. Время от времени он поднимался, чтобы размяться. Донимала левая нога. Болела пятка. Причем боль усиливалась и становилась невыносимой, если он долго сидел или стоял без движения. Ноги начали у него болеть лет десять назад. Сначала болела левая нога. Если он надевал тесную или с мягкой подошвой обувь, то резкая боль похожая на удар электрического тока пронизывала ступню. Он останавливался и пережидал эту боль. Причину он знал. Несколько лет назад он неудачно спрыгнул с, в общем-то, невысокой машины и "отбил ногу". Нога поболела и перестала. И, видимо был перелом, который сросся не до конца, и теперь давал о себе знать.
   Из-за этого он вынужденно стал очень требовательным в выборе обуви, постепенно правая нога стала болеть меньше, но боль как бы перешла на левую ногу, в пятку. Он боялся, что это нарушенное кровообращения - его сродный брат потерял из-за этого ногу. Два года назад он бросил курить, и через год после этого заболела левая нога. Может быть резкое изменение образа жизни и послужило толчком к этой болезни. Пока можно было терпеть, поэтому он никому не говорил, старался не сидеть на одном месте и все время шевелиться.
   Вот и теперь он пошел в очередной раз осматривать аэропорт. Вышел на площадь к месту парковки. В памяти всплыл слащаво-тягучий голос:
   - В бананово-лимонном Сингапуре, пуре...
   Повеяло почему-то зимой, застывшее окно, уютное дыхание русской печи. Иван рассматривал приезжающих. Женщины, в традициях этих мест, в свободной яркой одежде и далеко не худышки. Мужчины рядом с ними как-то блекло не то чтобы смотрелись, а скорее их присутствие было незаметно. Как мы не замечаем в руках прохожих сумок, зонтов, если, конечно, не собираемся их грабить. Но один мужчина его заинтересовал не на шутку. Он вышел из такси, за рулем которого сидел малаец, взял с заднего сиденья спортивную сумку и захромал в аэропорт.
   Вот эта-то хромота была ему знакома. Где-то он видел этого человека. Причем совсем недавно. В Дублине он был ночью, очень хотел спать после долгого пути из ирландской деревушки на атлантическом побережье, и ничего не помнил отчетливо. В деревушке он работал в бригаде, которая строила отель. Деревня была небольшая, и там этого человека он точно не мог встретить. Тогда остается Майами. Он летал туда на отдых прошлым летом. Там жил его друг по институту Валера Лиман. Он неплохо устроился. Ему хорошо помогла еврейская община, да и потом он стал наследником неплохого состояния в ценных бумагах, которые как раз вздорожали.
   Они неплохо проводили время, вспоминали студенческие годы, купались, пытались охотиться на большую рыбу, но ничего не поймали. Будто для этого случая Валера отпустил Хемингуэйскую бородку. В предпоследний день накануне его отъезда они сидели на террасе ресторана и наслаждались вечерней прохладой. Ресторан находился на берегу океана, и иногда брызги прибоя залетали на террасу.
   Они говорили о рыбалке, вспоминали, как рыбачили молодыми в Сибири и смеялись. Так им было весело. Не заметили, как пробежало время, стало темно, зажглись фонари, океан отсвечивал таинственной колышущейся бирюзой и вздыхал задумчиво, по-отечески. Они засобирались домой, но неожиданно раздавшийся резкий, натужливый скрип привлек их внимание. Это не был скрип дверей или пола. Так скрипели трущиеся ремни протеза. Иван знал этот звук с детства. Отец его друзей Ваньки и Кольки Бабкиных пришёл с фронта без ноги и с орденом Боевого Красного Знамени. Ногу оставил где-то в Польше. Ордена у солдат были редкостью, а такой орден, да у рядового бойца...
   Иван оглянулся и увидел, что за соседний столик сел человек средних лет с мятым какой-то мялкой лицом. Такие лица были у людей много лет проведших в тюрьмах и лагерях России. Спертый воздух, баланда делают лица людей навсегда с печатью зека. Заговорить с этим человеком Иван не решился, а Валера видимо ничего не заметил, они расплатились и уехали.
   Иван, проводив хромого человека взглядом, подумал, как тесен мир и отправился дальше рассматривать, что можно было рассмотреть. Каждый раз в этих прогулках по аэропорту, неизвестно зачем, находил что-то новое. И на этот раз под лестницей, ведущей на второй этаж увидел дверь. Подергал, - закрыта, видимо изнутри. Не видно ни замочного отверстия, ни каких-либо других запоров. Справа от двери стрелка с указателем "II этаж" была тускловата, висела слишком низко и, похоже, была захватана руками. Он присмотрелся и понял, что на ней первоначально было изображено "III этаж", а позднее одну из палочек замазали белой краской. Грубые мазки были видны ещё и сейчас. Неровности собирали грязь и из-за этого табличка выглядела как-то уж очень неубедительно. Он покачал головой, и подумал, что и "у них" не все в порядке.
   Мысли об этой табличке не выходили у него из головы. Что-то здесь не так. Смутный след отгадки или предположение промелькнуло в его голове. А что, если это... Течение мыслей было прервано очередным возгласом, несущимся со стеклянно-металлических небес. Да и не такое уж важное открытие он совершил. Оно, на первый взгляд мало, что могло поменять в его судьбе, так что он не стал сопротивляться уходу образа этой таблички из его уставшей головы. Если бы он мог знать будущее...
   Громкоговорящая информационная служба аэропорта убеждала, что задержка ненадолго, и скоро рейсы начнут выполняться в Новую Зеландию и на Новую Гвинею. Время в аэропорту бежит быстро. Только дождешься обещанного срока, как тут же пообещают новый. И, ждешь. Когда Иван был молод, то такие периоды жизни он совмещал со сном. Особенно, если было кому его разбудить. Он спал помногу часов, высыпался впрок. Но это было в другой жизни.
   Там было всегда холодно, солнце своим восходом и закатом тускло с неохотой отмечало начало и конец дня. Его лучи гладили землю не оставляя никаких следов. У него тогда был нагольный полушубок с высоким твердым мерлушковым воротником. В буран этот ворот застегивался, и никакие усилия ветра не могли отобрать тепло, достичь шеи или груди. Этот воротник отлично держал голову, когда Иван спал сидя, а для такого сна требуется гораздо меньше места, чем для нормального, обычного сна. Сейчас сна не было, не было и полушубка. Теперь его, наверное, уже доедала моль на подизбице дома в Сибири, который он с такой любовью строил несколько лет. Остались только думы, но они не помогали уснуть.
   Думы сменяли одна другую, как в калейдоскопе - крутишь трубочку и одна цветная картинка сменяет другую, а чуть шевельнул рукой и новое изумительное по своей красоте зрелище открывается взору. Все вспомнишь, все вновь переживешь. У стойки регистрации появился человек с костылем. Такое увидишь теперь редко. Протезы сейчас делают для всего, а в детстве после той большой войны в этом зрелище не было ничего необычного.
   После той войны в пятидесятые годы больных, опаленных войной, было нисколько не меньше чем здоровых мужчин. Без рук и без ног, обгоревшие и контуженные карабкались из смертельной ямы, хватались за жизнь. Как хотелось им утвердиться в этом холоде и голоде послевоенной страны. Не многим это удалось. Через пятнадцать лет их уже невозможно было встретить.
   Человек у стойки что-то спросил, ему ответили, видимо не то, что он ожидал. Он заплакал и отошел к окну. Потом я его потерял из виду.
   - Какая станция? - спросил пассажир с верхней полки. Названия станции над зданием вокзала не было, да и интерес скоро пропал. Поезд, постояв немного, вновь тронулся. За окном вновь однообразно поплыла степь. Бабушка, дед и прадед, ее рассказы, киргизская степь. И вот уже нет вокруг меня громыхания и суеты жизни, и будто кто-то другой в моем обличие рассказывает мне обо мне ж самом.
   Иногда, кажется, что вот этого я не слышал, а может этого и вовсе не было.
   Наш дом, мой друг Витька, его брат Колька и их отец - дядя Игнат. Это из мира моего крестьянского детства, мира наполненного солнечным светом, не всегда радостным, а чаще печальным, размышляющий мир, мир радости среди горести, мир грез, безответной любви, холодного ветра и долгой зимы. Шел 1954 год, и было мне тогда немногим больше трех лет, мы жили в небольшом красивом селе на берегу мелкой речушки. Место очень живописное. Пологие горки, увалы, сосновый бор, луга, озера, березовые колки, Обские протоки, сама матушка Обь и все это великолепие, все эти драгоценные капельки собраны вместе в не менее прекрасном уголке алтайской степи. Ковыли, полынь, богородская трава, мальва, душица, неумолчный степной шум, состоящий из скрипа кузнечиков, писка сусликов и тарбаганов, криков птиц, пенья соловья в лесных суборьях, чавканья карасей в переполненных рыбой озерах, драками и возней разной живности в траве, кустах и в воде.
   Мы местные ребятишки с малого возраста погружались в этот кипящий котел жизни и вместе с животными, растениями, рыбами и птицами пили вдоволь его горячую кровь, наливаясь природной силой. Как мы, так мне кажется и нас, дикая природа не считала чем-то чужим и с удовольствием принимала в свои объятия.
   Была зима. Я стоял на лавке у окна, открылась дверь, и вошел мой отец, его брат - дядя Вася и вместе с ними вошла моя бабушка. Мой отец и дядя были большие, черные, а бабушка была маленькая, худенькая. До этого дня я как будто ее и не знал. Но это, конечно, было не так, я родился и вырос на ее руках, но просто по малости лет за время ее полутора годового отсутствия забыл ее. Бабушку привезли от ее дочери Нюры из Средней Азии, из города Кувасай, что под Ферганой. Она там заболела. У неё сильно болела голова. Ее лечили, прикладывая к голове тряпку, смоченную ледяной водой. От болезни, а может и от такого лечения, она ослепла, и плохо слышала.
   По дороге мой отец и дядя Вася купили кожаные пальто и очень ими гордились. Со всей деревни приходили смотреть на обновки, поздороваться с Ивановной - так уважительно звали мою бабушку. В те годы еще была жива война в одежде, в жизни и воспоминаниях. Война была совсем недавно, к мирной жизни как, оказалось, бывшим фронтовикам было трудно привыкать. Мы слушали рассказы наших отцов и матерей о войне, о голоде, холоде, несправедливости, смотрели на них, и нам казалось, что и мы были там в этом аду. В кинофильмах тех лет показывалась легкая веселая война с непрерывными победами, геройством, немцы дураки и весёлое, наперегонки самопожертвование наших ради спасения самолёта, танка или ещё чего. А наши родители о войне говорили другое. Говорили, как о чуде, что они остались живы, о ранениях, голоде и холоде, плохом оружии, пренебрежении командиров к жизни солдат и о многом совсем не геройском.
   Жизнь после войны была тяжелой: ни одежды, ни обуви, ни питания. Носили тогда или довоенное или в чем пришли с фронта или из госпиталей. Гимнастерки, шинели, штаны-галифе. Это не было бедностью, а наоборот как нам казалось было символом тридцатипятилетней сильной, победившей страшного врага Советской России. Эта одежда подчеркивала надежность страны, у которой народ отдал за нее все и готов отдать последнее - свою душу.
   Мирная жизнь казалась тогда им пришедшим из ада, как подарок, как ослепительное счастье. Они торопились. Счастье, как известно, явление недолгое. Пропаганда уже твердила о новой холодной войне, которая вот-вот перерастет в горячую, что Америка спит и видит под своей рукой порабощенную Россию. Наши вожди такие честные и справедливые, а американские империалисты и германские реваншисты, хитрые и подлые, без совести и чести. Повторяя эту фразу. можно смеяться над ее детской наивностью, но не смеется. Ведь именно она была долгие годы, да и еще и сейчас остается, основой не только бытового мировоззрения, но и государственной политики.
   Неужели власти воочию видевшие жизнь за границей искренне верили и убеждали нас, что американцам мало, что они издеваются над своими неграми и индейцами им надо еще, и поиздеваться над русскими. Столько лет вранье отравляло жизнь моего послевоенного поколения. Отравлена тайно, исподтишка, потому что многие об этом и не подозревали, а всерьез обсуждали тяжелую жизнь у них там и прекрасную, действительно после войны лет пятнадцать она именно такой и казалась, у нас. Воистину, не у всех была такая бабушка как у меня.
   Я напрягал свой четырехлетний разум слушая радио. Очень смутно война в Корее, но ясно помню до сих пор тревогу о исходе боёв в Бельгийском Конго в провинции Катанга, Мобуту, Патрис Лумумба, Алжир, Хуари Бумидьен, Гана, Индонезия, пять миллионов коммунистов, президент Сукарно, Сукарто, социализм шагает по Африке и Азии освобождающихся от ига империализма - вот некоторые политические события, и несбывшиеся лозунги тех лет. У меня была политическая карта мира - лист бумаги многократно сложенный. На этой карте Африка была раскрашена в цвета европейских стран: Франции, Великобритании, Бельгии, Португалии, Испании. Сегодня этих цветов на карте нет, Африка стала независимой. Но стала ли она счастливой?
   Я сидел на полу в избе рассматривал карту и мечтал о таком же счастье для всех угнетенных, какое имели люди в России. Я, который на первом курсе института впервые в жизни купил и очистил три лимона, два из них тут же съел, подумав при этом, какая же это дрянь и как их едят другие. А другие-то ели апельсины, а я к двадцати своим годам и не подозревал об их существовании. Я считал себя и всех в России безмерно счастливыми, и мне было немного совестно, что этого счастья не видят угнетенные народы. Не о собственном счастье мечтали в сибирской глуши полураздетой и полуголодной, а мечтали о счастье угнетенной Африки.
   Наш двухэтажный дом к этому времени снизу сильно подгнил, и его пришлось разобрать и из того, что не сгнило построить одноэтажный домишко. Строили ребята из Западной Украины. Главным у них был молодой парень - Юрко. Они в нашей деревне работали два года. Потом пропали.
   Видно было, что тосковали они по родине. Однажды Юрко говорил моему отцу, показывая рукой на землю и на солнце:
   - Таке солнце, таке земля - должен виноград рости!
   Может солнца и достаточно на Алтае, но зимние морозы под сорок градусов и малоснежье уничтожают даже то, что казалось, привыкло к ним. Юрко после войны был в банде, постреливал из-под леса по милиционерам, его пытались поймать, но он надолго скрылся у нас в Сибири.
   Когда разбирали дом, снимая венец за венцом, то из тайников посыпались деньги всех эпох и правительств, которых пережил наш дом. Царские, Временного Правительства, какие-то мелкие похожие на билеты в трамвай, серебряные монеты и полный дедовский бант георгиевского кавалера, все четыре креста.
   Пока дом перестраивали, мы жили в сарае, все лето. На месте, где стоял старый дом, разбили небольшой сад. Он долго не рос, все никак земля, больше ста лет не родившая, не хотела принимать новую жизнь, а может просто из-за того, что нужно сильно на Алтае поливать водой летом. Вода в речке недалеко, но носить ее нужно в гору и кроме сада был огород, да и колхоз хоть и не кормил, но не давал продохнуть.
   Бабушка по причине болезни, а я по малости лет не участвовали в работах в колхозе, но по дому я, как и другие дети работал с момента как себя помню. Пас гусей, точнее не пас, а выгонял днем на речку, когда они среди дня заявлялись попытаться выпросить какой-нибудь еды. Рвал лебеду по речке, выбирал молодые веточки, потом ее запаривали горячей водой, посыпали отрубями и давали есть свинье. Чесал свинье бок, чтобы она легла, а я тогда высыпал из ящика поросят, чтобы она их покормила. Выгонял теленка из дома и пригонял домой, полол грядки и картошку. Искал по деревне и в окрестностях заблудившуюся корову, телят и гусей.
   В начале шестидесятых годов после поездки Хрущева в Америку страну захлестнула волна возделывания пропашных культур. Это и кукуруза, и бобы, и сахарная свекла. Бобы не вызревали на Алтае и их скоро перестали сеять, а кукуруза и свекла остались. Кукуруза возделывалась механизированным способом, а вот свекла требовала большого ручного труда. Это две прополки с прорывкой, с оставлением от растения до растения интервала в десять пятнадцать сантиметров, копка осенью лопатами, обрезка ботвы и погрузка на автомашины. Каждой семье давался непосильный оброк с символической оплатой, и тут уж всем и взрослым и детям приходилось жить на этой полосе земли. Наверное, примерно такое же было на плантациях хлопка в Узбекистане и Таджикистане. Подневольный труд.
   Полем мы бывало с мамой, солнце жарит, вода теплая, молоко сварилось. Свистим, чтобы подул ветерок, иногда он нас пожалеет и подует и так приятно почувствовать его внимание. Сразу становится легче на душе. Гоны длинные, больше трех километров, рядки путаются, и если прополол чужой рядок, то никто тебе не поможет, не вернет твой труд. Кто виноват - сам дурак.
   Почему-то вспомнился один случай обидного унижения и какого-то иступленного разочарования в человечестве. Этот случай открыл мне истину, что такое человек и что такое пролетарий. Разница здесь простая - человеку всегда есть что терять, например, совесть, честь, человеческое достоинство, а пролетарий или не имел ничего или порастерял.
   Был субботник в апреле - праздник безвозмездного труда. Как тогда говорили традиционный, в честь очередного дня рождения вождя пролетариата Ленина. У нас в это время еще вовсю тает снег, бегут ручьи, и из-под снега вытаивает все, что самый передовой народ самой лучшей страны в мире за зиму набросал. А набрасывал этот народ много. Субботник близился к концу, мусор был собран в кучи и осталось его погрузить лопатами в ковш механической лопаты, а она уже ссыпала мусор в кузов автомобиля.
   Среди мусора оказался полуразложившийся труп собаки сбитой зимой машиной. До этого момента лопата исправно спускалась до земли и мы, а точнее я, потому что остальные уже разбежались, загружал мусор, поднимая его на пол метра и опуская в ковш. Здесь же лопата вдруг перестала опускаться, и этот пролетарий в день рождения своего вождя получал истинное удовольствие, наблюдая из кабины и улыбаясь сморщенным лицом, как я, кандидат наук, руководитель вычислительного центра поднимаю труп, обливаясь стекающей с него жидкостью.
   Много позднее я понял, что жизнь мало предоставляла этому по провозглашению передовому классу и несчастному по сути, случаев торжества от великости происхождения. Компенсации за муки от презрения к жизни, к работе, за то, что мучили его учебой, экзаменами, всеобщим образованием, преследовали за пьянство, за воровство, за то, что жена насильно забирала все деньги, мучили своим неожиданным появлением дети, за непрекращающееся принуждение быть человеком. Утомлённые всем этим, под постоянным преследованием от насмешливого упоминания о его первичной роли как опоры общества, как представителя самого передового класса в самом передовом обществе они жаждали хоть на миг соединить фактическое с провозглашенным.
   Я тогда при погрузке трупа собаки все же выполнил то, за что я взялся, - убрал за братьями моими меньшими их останки.
   Почему я терпел? Сколько раз это было со мной за мою жизнь!
   Пролетариат тогда разместился вольготно не только среди рабочего люда, но наиболее широкое распространение получил в среде интеллигенции, особенно среди "технической интеллигенции". Последний термин - изобретение коммунизма - обозначает людей с образованием высшим техническим и пролетарской этикой и моралью. Это благодаря их работе наша страна самая большая в мире, с таким немногочисленным населением имеет сейчас наверное самую загрязненную территорию, реки и озера, спившийся народ, зараженную наркоманией молодежь, дедовщину в армии, в рабочих и ПТУ-шных сообществах.
   Никогда не забуду слышанную в юношестве историю. Это было время очередной ломки образа жизни миллионов людей в нашей стране. Вдруг разрешили выдавать паспорта колхозникам. Они с этого момента почти приравнивались в правах к остальному населению страны советов и могли уйти из колхоза и даже уехать на жительство, например, в город. В шестидесятых годах отменили очередной раз крепостное право. До этого из колхоза можно было убежать только через службу в армии. Завербоваться после демобилизации на какую-нибудь стройку коммунизма. Ребята так и делали, а потом, устроившись, приезжали в деревню за своими невестами.
   Теперь не надо было этого делать. Сел на автобус и уехал. Паспорт получать стали в районе в шестнадцать лет и ехали в краевой центр учиться в ПТУ. Железнодорожное, строительное, где кормили, давали общежитие и обмундирование. Немного платили деньгами, которых хватало на поездки домой, редко, порядки в ПТУ были военные. Воспитатели, замполит, мастера. И вот тогда появились первые бегунки из этих училищ. Бежали от несправедливости, от издевательств мастеров из рабочих и издевательств таких же птушников, местных, городских из рабочих семей. В то время до нас докатывались слухи о поголовном пьянстве и извращениях в рабочих бараках и общежитиях. О насилии над женщинами, о беззащитности молодости перед урками. Через несколько лет и мне пришлось со всем этим столкнуться вплотную, но тогда слушать это было как-то дико, как-то не верилось, что это все делают люди.
   Старший сын Василия Ерохина Николай был старше меня на четыре года. Он родился в сорок шестом году. Отец его, здоровый кряжистый мужик, заядлый рыбак и пчеловод, пришел по ранению с фронта. Ранили его в бою, когда он и еще один наш земляк из соседнего села Семенихин захватили мост целый, не взорваный. Чуть ли не руками задушили охрану - пулеметчиков. Василий не поберегся, его ранили и без памяти увезли в медсанбат, а Семенихина наградили - он стал Героем Советского Союза. Что поделать это русский обычай: с глаз долой - из сердца вон.
   Николай в шестнадцать лет после восьмилетней школы, которая была в нашем селе, поехал в краевой центр учиться на токаря. Его приняли и к октябрьским праздникам он сбежал оттуда. У него перед этим украли форму, взяли на глазах и сказали:
   - Молчи!
   Форму продали здесь же в общежитии воспитателю, купили водки, пили, а Колю заставили тонким голосом лаять на лампочку. Он пробовал отказаться, тогда они били его лицом по столу, возили по окуркам и объедкам, а потом один из них финкой пригвоздил его ухо к столу. Коля стал лаять. Сын героя лаял на лампочку под пьяную дурь молодых пролетариев. Наутро он убежал. Денег не было, до села сто километров. Добирался два дня. Доехал.
   Дома ждала его уже милиция. Его оговорили, якобы он украл одежду у нескольких человек и отрезал и унес из общежития телефон. Пришлось Василию ехать в краевой центр и платить за пьянство этой компании.
   Сейчас и в селе люди испортились. Пьянство, воровство. Но тогда этого не было совсем. И нам ребятам выходившим в жизнь было как-то не по себе. Но мы ехали, сталкивались с этой страшной жизнью. Прочь из колхоза. Это все так грустно, но процессы превращения человеков в нелюдей идут и развиваются по своим, данным свыше законам и нам не дано их остановить. Почему?
   Первый теленок, которого я помню - телочка Зорька, пестрая белое со светло-коричневым. Она отелилась зимой в самые морозы и зиму жила с нами в избе внизу. Я играл с ней, игры были больше по ее инициативе, бодались, бегали. Она, разыгравшись, вскидывала вверх задние копыта одновременно скользя передними по полу - козловала. Ей так понравилось бодаться со мной, что она, когда и выросла, продолжала это делать с удовольствием. Когда подросла, бодала и катала по земле меня, а гусак, видя эту расправу, пристраивался и бил меня крыльями. Я сопротивлялся, пытался встать на ноги, плакал, но не мог с ними справиться, а они это понимали и пользовались этим. В результате я научил Зорьку бодаться.
   Животные брали надо мной верх, пока я не подрос. К годам шести изменилось все. Телята, гуси, а утки и куры еще раньше почувствовали ко мне сдержанное уважение и старались не показывать явно своего неподчинения, а если это и делали то исподтишка. Что поделаешь - подурковать каждому охота, особенно похвалиться своей силой. Как красиво это делает гусак, - он кидается на жертву, громко гогоча, раскрыв крылья, вытянув вверх шею и всем своим видом показывая очевидность намерения, напасть и уничтожить, но, обозначив, таким образом, нападение, не встретив ответного страха, спокойно возвращается к гусихам, сам себя громко расхваливая при полном их молчаливом одобрении. Но если он чувствовал страх, то нападал, бил крыльями, больно щипал клювом, и шипел. Как он шипел!
   Бабушка любила рассказывать и еще больше любила, когда ее рассказы слушали. Я любил слушать ее сказки и побывальщину. Поэтому мы подходили друг для друга как нельзя лучше. Бабушка знала много, много умела. Болезнь, конечно, ограничила ее общение и дела и волей-неволей ее недюжинный ум неграмотной, но очень любознательной крестьянки сконцентрировался на сказках слышанных ею в разное время от разных людей и на воспоминаниях. Все-таки тогда я недооценивал этого, думал, что это обычно и доступно всем. Но время показало, что мне досталась необычная бабушка, и родился я в необычной семье.
   Бабушка не помнила своих родителей. Ее ребенком украли адаевцы - казахсхое племя, кочующее по северному и северо-восточному берегам Каспийского моря, между реками Волгой и Уралом, в местах, где проходил царскую службу украинский поэт Тарас Шевченко, в местах непосредственно примыкающих к территории уральского казачества. Казаки и отбили у адаевцев беленькую девочку. Бабушка выросла у приемных родителей как родная дочка, они выдали ее замуж в 1905 году в богатую семью прасолов - "тысячный дом".
   Главой семьи был свекор Панфер Харитонович - грамотный и набожный мужик. Он поздно очень женился, почти в пятьдесят лет, после службы на Кавказе. Взял черкешенку крещеную Наташу. Она была тихой и доброй женщиной, плохо говорила по-русски, родила трех сыновей: Кузьму, Василия и Ивана. За Ивана и вышла замуж моя бабушка. Старшие сыновья были к этому времени женаты, и в этот год у Василия родился сын Левон, который в дальнейшем стал моим отцом-крестным. Панфер Харитонович с сыновьями занимался доращиванием и обучением лошадей двухлеток, которых он покупал у киргизцев. После того как кони были объезжены и в телеге, и в санях, и верхом продавал казакам и армейским ремонтерам.
   Интересно, что Николай Семенович Лесков в романе "Очарованный странник" описывает жизнь в степи примерно в этих же местах. И ремонтера, и киргизцев, и их обычаи, и их беспредельную волю широкую как степь.
   Вошёл проводник и предложил чай. Я отказался, а женщины засуетились, стали готовиться к обеду. Я вышел в коридор и уставился в окно. Стучали колёса, бежавшие наперегонки берёзки, осинки. потом полузасохший тальник в лощинке, вырубка на краю околка, покосившийся прошлогодний стожок.
   Было такое же как сегодня степное жаркое лето. На пустыре на восточной оконечности нашего огорода через дорогу от глинобитной кузни начали строить дом. Хозяин - хромой мужик, Дорофеев дядя Игнат хромал уже давно, он был ранен зимой сорокового года на финской войне. Подстрелила его "кукушка" - финский снайпер. Строить начали на том месте, где не так давно стоял дом его деда, которого раскулачили, и сослали в Нарым пока дядя Игнат служил в армии. Хоть служба и лишила его всего имущества, но уберегла от высылки. Из госпиталя он вернулся хромым в начале сорок первого года, когда уже почти не высылали.
   О ранении дядя Игнат рассказывал неохотно. Пришла его очередь, и он с еще одним красноармейцем поползли к старшине на кухню за обедом. Они вылезли из окопа, наспех сооруженного из коряг и снега со льдом, и поползли по неглубокой снежной канавке. Морозы стояли под сорок градусов, и без горячего питания трудно было не уснуть на таком морозе. Об этом и мы ребятишки знали, что уснуть на морозе нельзя. А если уснул и никто не разбудил, то или обморозишься или замерзнешь совсем. К этому возрасту некоторые из нас, в том числе я, Витька и Колька не раз уже отморозили свои уши и щеки. Руки у нас чуть не каждый день "сходили с пару" и наши матери отогревали их в ведре с холодной водой.
   Огонь разводить командиры не разрешали. Утверждали, что советский солдат все выдержит. Первое время даже заставляли питаться всухомятку, без горячего. Щи говорил дядя Игнат даже днем не то, что по ночам снились, кислые-кислые, горячие-горячие. Вот тебе и солдатская присказка: щи да каша - пища наша. По дыму днем и по искрам ночью били финские минометы и артиллерия. Да, и компания думали, закончится за одну неделю или самое большее за десять дней - можно потерпеть. И солдат терпел.
   Моя бабушка рассказывала про своего деверя Кузьму. Он пришел живой с русско-японской войны 1905 года. Так вот когда ехали на эту войну по только что построенной транссибирской железной дороге, то русские солдаты всю дорогу, целый месяц повторяли, что "японца победить легко - он бусурман, у него нет души, заместо нее пар, потому что он рисоед, а мы аржаники". Так и на этой войне видно рассуждали командиры в теплых кабинетах, что победа им достанется, потому что финнам она достаться не должна, они ее не достойны. Мороз есть мороз. Будь ты русский или финн все равно тебе холодно. А если нет горячего питания, и ты плохо одет, и тебе негде погреться или того хуже ты обморозился, то быть весёлым.
   Обмороженных становилось все больше и больше, госпитали были переполнены красноармейцами, им отрезали руки или ноги и отправляли домой. Войне конца было не видно. Наконец до кого-то дошло, что греться и есть как-то надо. Дали приказ. Стали готовить горячую похлебку и жить, как говорил дядя Игнат, стало веселее.
   На позициях ночью, да и днем в укромном месте где-нибудь под елью в блиндаже разводили огонь, грелись. Густая хвойная крона ели, опускающаяся до самой земли, создавала подобие шатра или юрты, причем дым и тепло поглощались деревом, и снаружи нельзя было заметить ни с какого расстояния костер. Для костра выбирали дерево, которое не давало искр и дыма: березу или тальник. Сосна или ель не годились для этого. Пламя их было неспокойным с искрами. И очень часто такой костер выстреливал углями. Спать около такого костра было опасно. Сгореть не сгоришь, но одежду пожжешь.
   Мы ребятишки, родившиеся сразу после войны, когда еще гремели бои в Корее и Африке, не сомневались, что и нам скоро воевать. Рассказ дяди Игната мы слушали, но как-то не верилось, что война и нет никакого героизма. Всё ждали, что он расскажет как кто-то бросился с гранатами под танк или закрыл собой амбразуру дота. Но он продолжал рассказ о мучениях и несправедливостях, чего конечно с нами быть никак не могло.
   Дядя Игнат и его товарищ выбрались из окопа и проползли по канавке потом удачно перебежали в ближний лес, который языком подходил к озеру, по берегу которого располагались позиции. За спиной громадная снежная поляна - озеро, не видно ни конца его, ни края, а впереди в лесу позиции финнов углом уходящие вглубь леса. В лесу недалеко в лощине - командный пункт батальона и недалеко от него полевая кухни и санитарный взвод с молодыми медсестрами - доброволками из Москвы, которые к этому времени на морозе, в крови прозрели, и героизм их поубавился, и они не прочь были как-нибудь покинуть фронт.
   Тетя Нюра - его жена ворчала на него, если он долго с нами разговаривал, а сама с тоской смотрела на него. На его тонкую шею, на лицо, на котором никогда не бывало румянца, и с тревогой слушала, как хрипло он дышал.
   Товарища дяди Игната на обратном пути убила "кукушка". А дядя Игнат не сразу это понял поэтому, бросив бачок, в котором плескались щи из капусты, и, взвалив товарища на себя, пополз назад в санвзвод. Там его обругали за то, что приволок мертвого, и им придется его закапывать, и отправили назад на позиции. Здесь-то его и подстерегла "кукушка".
   Потом он с отдыхом, до вечера полз до санитарного взвода и еще до утра ждал перевязки. Дежурная медсестра была чем-то занята у командира батальона в настоящей землянке с печкой, спиртом, нарами и дверью. Потом ему лечили ногу и сильнейшее воспаление легких. И от того и от другого он так и не оправился до конца своей жизни.
   Задетая пулей кость ноги так и не заросла, и дядя Игнат после каждой бани скреб это рваное отверстие ножницами. Мы его спрашивали: а не больно ли ему ведь это внутри ноги, а он отвечал что щекотно. Нога у него была тонкая, и когда ему говорили, чтобы он ехал в край в больницу то он шутил, что все что бог ему отвел для ожидания врачей он использовал, и из дому он уйдёт только в могилу.
   Тишина в купе отвлекла меня от моих мыслей. Соседки мои улеглись после обеда поспать и мне ничего не оставалось как стоять в коридоре или лезть на свою верхнюю полку. Я выбрал коридор.
   Пришла на память давняя история. Её кто-то очень давно мне рассказал. Была она из тех, которые сразу запоминаются, и над которыми потом долго размышляешь. Она была о космосе.
   Космос - это нечто пустое вокруг тебя. Не пространство, а ощущение пустоты и недостижимости возможного. Со мной в раннем детстве произошёл смешной для взрослых и трагичный для меня случай. Мне было года четыре, а моему другу Витьке на один год больше. Он пользовался полным моим доверием, и как мне кажется сейчас, напрасно.
   Вот с этим моим другом мы пошли среди бела дня ранней осенью воровать яблоки в колхозном саду. Знали, что там есть сторож, что он стреляет солью. Правда, о действительных случаях подобной стрельбы никто из нас не слышал, но в их реальность почему-то верилось. Мы живо обсуждали, как эту соль надо в речке отмачивать, как безопаснее всего подходить к саду, как убегать, если застукают. Охранял сад сторож. Это был пожилой человек, которого почему-то все звали по фамилии - Перцев.
   В деревне у нас не принято обращение по фамилии, обычно при встрече или за глаза называли по имени и фамилии или по прозвищу. По фамильному обращению приучила нас школа. Учителя на уроках вызывая отвечать по фамилии:
   - Иванов, к доске!
   Наши матери с этим боролись, они выросли во времена, когда такое обращение считалось проявлением неуважения к человеку. Они нас называли Ванечка, Колечка, а ко взрослым обращались не иначе как Маша, Игнаша, Корнюша.
   Вспомнился случай. Я был у брата дома, сидели обедали. Зашла Валя Гурова, жена Михаила Гурова, здоровенного доброго и покладистого мужика. Ее в селе не уважали за неряшество и лень. Вполне можно было не делать того, что сделал Николай. Он из горницы принес стул, придвинул к столу и пригласил с нами обедать.
   Колхозный сад располагался на стрелке между двумя ярами, перегороженной с открытой стороны высоким забором. Мы по кустам подобрались к яру, спустились в него и поднялись по его противоположной стороне в сад. Подползли к яблоне. И только успели едва-едва дотянуться до самых нижних, неспелых, однобоких яблочек, нас заметили. Кто заметил - я не знаю, но это был не Перцев, точно. Этот человек подлетел к нам на коне, но мы всё же успели кубарем скатиться в яр.
   Была осень, и яр наполовину заполнился шарами перекати-поле. И мы, имея по малолетству невысокий рост провалились в это мягкое, колючее пространство. Оно держало нас внутри, мы могли двигать руками, ногами, переворачиваться, не ощущая собственного веса, но не могли выбраться ни вверх, ни вниз, ни куда бы то ни было в сторону. Мы были в невесомости. Это был наш космос, без конца и края. Бесконечный. Серый и колючий.
   Подобное чувство я испытал ещё раз, слушая этот рассказ. Веря рассказчику и не веря, я постепенно погружался в эту новую бесконечность, без чувств и запахов, в этот новый бесконечный мир. Вспомнился эпизод одного из рассказов Джека Лондона о человеке, который убил последнего мамонта. О том, как Джек Лондон смотрел на толстые подошвы его ботинок и верил этому человеку и не верил. У моего рассказчика не было обуви из мамонтовой шкуры, у него между рёбер было отверстие и оттуда, если поманить чем-то вкусным, выглядывала черная головка со смышлеными глазками и с победным визгом циркульной пилы проглатывала угощение:
   - Вжик!..
   Вы спросите, по какому случаю он разделся. Да всё очень просто. Мы были с ним летом на родине в родной деревне. В детстве нас особая дружба не связывала, ну а в это лето мы оказались одни из прошлого из детства. Наша деревенская жизнь замерла на шестнадцатом году, когда мы, как думалось, уезжаем ненадолго поучиться уму-разуму и скоро совсем скоро вернёмся назад. Но так и не вернулись. Свежесть тех чувств, забытые запахи и ощущения всколыхнули воспоминания.
   Мы ходили с ним по любимым местам. Бродили и купались на обмелевшей речке нашего детства Куличихе, ходили за грибами в бор, зная, что в это время никаких грибов ещё не бывает. Рыбачили на другой многоводной и глубокой речке Протоке неводом. Мы как в детстве спустились с сумасшедшей кручи увала по тропинке заросшей за наше отсутствие охватными берёзками. Там под увалом у Святого Ключа мы сушили одежду и он мне рассказывал свою необычную историю.
   Поначалу было как-то не по себе, даже временами страшно, но потом я привык, и стал относиться с уважением к этому существу, выкопавшему норку в человеческом теле. А может быть, это было не существо, а часть тела, а может и души моего товарища. По крайней мере, он не пытался от этой головки избавиться.
   Я вновь, уже в который раз поймал себя на мысли, что говорю сам с собой. Я и слушатель, я и рассказчик. Говорят это признак сумасшествия. Пусть так, но это лучше разговоров в компании про водку или баб под громкий с надрывом смех.
  
  
  
  
  
  
  

* * *

   Неизвестно откуда, как будто сработал переключатель, мои мысли потекли совсем в другом направлении. О чём-то незнакомом или знакомом, но не мне. И непонятно мне сейчас, когда я пишу эти строки, было ли это всё вообще?
   Я рос в период освоения космоса, когда прилетел на Землю первый человек. Потом другой, затем и двое, и трое. И тогда казалось, что космос это как трамвай, кто вошёл, тот и выйдет на остановке. Доступность космоса была удивительной. Наверное, поэтому история, привидевшаяся мне не показалась удивительной и я не подумал даже, что сошёл с ума.
   Вот она.
   Прилетели с Земли на космическом корабле на другую планету люди. Корабль приземлился не очень удачно, с незапланированным в центре управления полётами шумом, и ударом, пришедшемся как-то сбоку. Этот удар не повредил почти никаких систем, но, как оказалось, несколько деформировал корпус из-за чего заклинило выходной люк.
   Космонавты были люди опытные, запасов пищи и воздуха было достаточно, газоанализаторы показывали, что планета имеет атмосферу сходную с атмосферой Земли, поэтому довольные почти удачной посадкой улеглись спать. Утро вечера мудренее. Спали долго, около суток. Просыпались, ели, пили и снова ложились. Дежурного не назначали, так как по сведениям с Земли, планета была необитаема и, следовательно, опасности ждать было неоткуда.
   Наконец выспались и, как водится у людей, всех потянуло на улицу. Солнце у планеты было свое, двойное, похожее на кисть винограда, на которой осталось две небольшие ярко светящиеся виноградины соединенные веточкой с маленьким листочком-облачком. Если смотреть сквозь закопченное стекло или светофильтр, то облачко имело сиреневый цвет с прожилками, но настоящий цвет облачка не давали рассмотреть эти два маленьких, но чрезвычайно жарких солнца.
   Свет этого прелестного солнца, еще на подлете к планете создавал ощущение покоя и люди чувствовали прилив необъяснимого счастья, освободились от преследовавших их весь долгий многолетний путь ощущения неизбежности беды. Они чувствовали примерно то же, что чувствует человек, зайдя после долгой дороги зимой в мороз и вьюгу в хорошо натопленную русскую избу. Нет выше этого ощущения надёжности и уюта, когда тебя охватывает избяное тепло приправленное запахами кислых щей и пирогов.
   Охота сказать:
   - Дай бог, долгой жизни русской избе!
   Я как-то пришел к мысли, что потерянные в последнее время ощущения тепла печи, ее уюта, ее дыхания, вкус еды ею приготовленной, спокойствие, которое она придавала семье в самые трудные времена не лучшим образом отразилось на характере, на физическом, психическом и нравственном здоровье русского человека.
   Нам стало казаться, что чего-то не хватает, что мы обкрадены. Мы все что-то ищем, выбиваемся из сил, стремимся достичь. Мы все чего-то не достигли.
   Это чувство стремит нас вперед, но и отбирает силу. Этого не было у русских на протяжение тысячелетий. Изба, печка, полати, дети, щи, хлеб с квасом, по праздникам вино. Это было у всех и этого было достаточно. Все были схожи и эта схожесть разливала спокойствие по русским равнинам.
   Так, по крайней мере, ощущал себя Корней - механик корабля. Деформация корпуса, конечно, немного, омрачала его хорошее настроение, он старался отогнать тревогу, убеждал себя, что люк в конце концов откроется, и они выйдут на волю. Корней вспоминал родителей, деда и бабушку, их дом в деревне, речушку по колено воробью, крутую гору выгорающую до черноты от жаркого летнего солнца и омут детства - Крутояр. Тогда он забегал с мороза в избу, бабушка толкала его отмороженные руки в ведро с холодной водой, дед всегда за какой-то работой.
   Его размышления прервал командир корабля Михей. Он только что удачно связался по радио с Землёй, ему пообещали за удачную посадку очередное воинское звание и награду. Михей с юмором относился к этим знакам внимания Земли. Он и думать забыл уже, что ему удастся живым вернуться домой, да и по его подсчетам ему, видимо, в этот раз присвоили звание генералиссимуса.
   Михей пришёл, чтобы посоветоваться с Корнеем, наметить, так сказать, план действий по открыванию люка. С Земли ничего не смогли подсказать. Люк для большей надёжности закрывался стопорами с электронным и механическим управлением. Стопоры рычагом были соединены с ручкой, ось, которой сломал год назад пьяный штурман. Он задумал выйти в открытый космос и "лично поговорить с чёртом", который, по его словам, маячил без конца в его иллюминаторе. Белая горячка прошла, но дверь люка в полёте ремонтировать было опасно, да и высадки скорой не предполагалось.
   Белая горячка или состояние, когда человек не нуждается в обществе, собеседнике для таких длительных путешествий является в какой-то степени благом. Все члены команды, какой бы многочисленной она не была, надоедают друг другу очень быстро. Ссоры вспыхивают и гаснут. Это продолжается, постепенно забирая из сути спора его жизнь, его темперамент. Вялые ссоры, вялые споры. А споры с самим собой, даже ссоры, ссоры без компромисса, ссоры с доказательствами, с подробным анализом, возможны только внутри человека, внутри его я.
   Это беспощадные споры, они способны забирать, высасывать подобно насосам лишнюю энергию, скапливающуюся во время вынужденного безделья. Несомненно, это способствует поддержанию мирной обстановки в команде, но истощает и без того уставший организм.
   Корней подробно рассказал Михею возможные варианты открывания дверей, но ни один из них не был возможен без применения кувалды весом хотя бы в килограмма три. Кувалды по расписанию на корабле не должно было быть. Командир поручил Корнею подумать, из чего изготовить кувалду, и пошёл проведать штурмана и радиста. Их он нашёл у врача экипажа. Они что-то пили из кружек, привыкая к гравитации. Гравитация на планете была видимо немного меньше чем на Земле, но их уставшим организмам и эта тяжесть была трудна.
   Кувалду сделать было не из чего. Конструкторы корабля постарались, каждая деталь была рассчитана на прочность при минимально возможной массе. Правда Корней и не думал о её изготовлении. Просто она у него была. Также как и зубило, сделанное из пальца гусеницы трактора, а в грузовом отсеке в мешке с сахаром был спрятан топор, обыкновенный топор с березовым витым топорищем. Этот топор был средних размеров и был куплен Корнеем в тот год, когда он начал строить себе дом из ангарской сосны. Дом и сейчас, наверное, стоит на берегу Ангары. У воды под горой баня и мостки в реку. Вода холодная. Не мог он себя никогда заставить прыгнуть в Ангару. И сейчас в глазах парок над быстрой стальной полоской воды в полынье у берега.
   Кувалда тоже была спрятана. Её нужно было достать. Корней проносил свои инструменты в корабль, наполненный электроникой вперемежку с умнейшей и образованнейшей командой, украдкой. Он не боялся насмешек, а опасался, что доложат в центр управления полётами, а те проследят, чтобы непредусмотренные предметы были удалены с корабля, а могут удалить и строптивого хозяина. Охотников полететь всегда было много. Ещё Корней опасался подвести своего друга детства Михея, по рекомендации которого он простой инженер-механик строительных и дорожных машин стал космонавтом.
   Кувалда была спрятана в одном из шкафов с электроникой. Корней, когда принёс кувалду, засуетился стараясь избежать расспросов, и сунул в первый попавшийся ему шкаф, привязав её бечёвкой к какой-то толстой трубе. И как на грех этот шкаф располагался рядом с рабочим местом штурмана. Штурман или пил, или спал, привалившись креслом к шкафу и не было возможности незаметно этот шкаф открыть.
   Делать нечего, Корней пошёл к штурману. Дверь была открыта, штурман проснулся и собирался рассмотреть, как следует, себя в зеркале. Щупал изображение, радостно хмыкал, а иногда как-то странно всхихикивал. Корней подошёл к шкафу, открыл его, отвязал кувалду, достал ее из чехла и под удивлённым взглядом штурмана вышел. Но кувалда не понадобилась...
   Когда Корней приблизился к люку, то дверь люка таинственным образом мягко вдавилась в стену, затем тихонько опустилась на землю. Корней открылся через открытый проём люка простор неведомой планеты. Ещё он увидел, что какая-то тень промелькнула и скрылась в зарослях фиолетового кустарника. Корней спустил в открывшийся проём верёвочную лестницу и, повинуясь какому-то безотчетливому призыву, спустился на землю планеты. Корней зашёл в кусты и сделал то, что обычно делал на Земле, при этом чувствовал будто он не один. После этого вернулся на корабль и пошёл докладывать командиру, что люк открыт.
   Михей вёл воспитующую беседу со штурманом. Штурман утверждал, что Корней вытащил из шкафа навигационной электроники кувалду. Михей ему не верил, качал укоризненно головой и кивал в сторону батареи пустых бутылок. Корней зашёл и сообщил, что люк открыт, трап спущен, воздух сладок, рядом растут тенистые фиолетовые кусты неизвестного растения.
   Они втроём пошли к выходу. Проходя мимо каюты врача, они как обычно услышали пьяный голос:
   - Опять кто-то открыл форточку! Я так никогда не выздоровлю!
   Врача звали Сергей. Михей очень официально обратился к нему:
   - Доктор, мы собираемся выйти из корабля, и нам бы хотелось знать, не повредит ли сие действие нашему здоровью?
   - Не мелите чепухи, командир. Ваш протеже Корней успел так угробить люк, что мы из корабля не только здесь, но и дома, на Земле не выйдем. Но, тем не менее, доктор вышел в коридор и проследовал за остальными.
   Когда они подошли к люку, то на улице совсем рассвело. Странное двойное виноградное солнце сияло на сиреневом небе. Спустились по верёвочной лестнице, попробовали почву под ногами - твёрдая, трава фиолетовая, густая, шуршит как-то незнакомо, со звоном.
   Михей, а за ним доктор и штурман направились к кустам и занялись тем же самым, чем недавно занимался Корней и чем в долгом полёте они были лишены. Оказалось, что это так неожиданно приятно и их лишения теперь не казались уж такими бессмысленными.
   - Интересно, заметил Корней, никто из нас не сказал, что здесь всё как на Земле?
   - Мне как-то не по себе, я наверное ещё болен, пойду к себе, сказал штурман и удалился. За ним ушёл доктор. Командир тоже засобирался, вспомнив про неотложные дела.
   Корней, оставшись один, осмотрелся. Поляна, на которую приземлился их корабль, имела форму круга с приподнятыми краями, точнее это было дно гигантской впадины геометрически правильной формы. Похоже на стадион с пустыми трибунами. Поляна заросла травой, была залита ровным солнечным светом и приглашала на прогулку. Чувства его тоже не противоречили желанию природы планеты, и он пошёл.
   Как-то быстро улетучились из сознания годы, проведённые в полёте, и одиночество, и космос и ему уже казалось, что он на родине, летом идёт по лугу, скоро покажутся кусты на увале, а там протоки и Обь. Трава шуршала под ногами и он не чувствуя земли всё шёл и шёл туда, где край поляны приподнимался и переходил в возвышенность или даже невысокую гору - отсюда было не разобрать.
   На вид материал, из которого была сложена гора, окружающая поляну со всех сторон, мало напоминал камень или почву. Это был, по-видимому, какой-то мягкий материал похожий на бархат. Солнечные лучи тонули в нём без следа. Если трава под солнечным освещением имела множество оттенков, начиная от бледно-зелёного, и кончая тёмно-фиолетовым, то поверхность горы была однотонной. Однородная окраска горы, отсутствие каких-либо бликов на ее поверхности говорило о том, что эта поверхность гладкая и не имеет ни оврагов, ни складок, по крайней мере, значительных. Но эта странная гора давала тень на солнечную сторону вытянутую и не достигавшую несколько поверхности земли.
   До горы было недалеко, и Корней решил не гадать, а разобраться на месте. Трава была невысокой, идти было легко и радостно. Опять мысли его унеслись далеко от этих странных мест, на родину. Какое сейчас там время года - гадал Корней. Несколько лет проведённых в полёте, теория относительности Эйнштейна сделали своё дело и теперь, чтобы ответить на этот простейший вопрос, нужно было засесть за точные математические расчёты. Можно было конечно, спросить у штурмана, но после того как Корней вытащил у него из шкафа кувалду к штурману лучше не лезть. Да и он, наверное, сейчас как обычно в стельку пьян.
   Если дома сейчас лето, то кто-то идёт по поляне к обской протоке, из под ног взлетают и выпрыгивают кузнечики, иногда он смотрит на небо и конечно, не видит, что отсюда из космоса ему машет рукой его земляк...
   На этой планете кузнечиков не было, отметил про себя Корней. Здесь вообще никаких живых существ ещё не встречалось. Жить можно, но жизни нет. Как-то странно это. На Земле сразу бы новое место было обжито и плотненько поделено. Он подумал о садах, так называли у них там лесополосы, посаженные в степи среди полей для снегозадержания и для защиты от ветров. Каких только насекомых и птиц не было в этих садах, не избегали их прохлады летом и зайцы, да и у лисицы были здесь свои интересы.
   Трава становилась всё ниже и под ней всё отчётливее проступала фиолетового цвета почва. Похожа на синяк на лице после хорошего удара, а ноги... Корней понял, что ног у него больше нет. На ощупь они есть, он стоит на них на чём-то мягком, а визуально их нет. Куда-то подевалась и синюшная почва, впереди и сзади она была, а под ногами её не было. Не было её и на ощупь. На чём же он тогда стоял? На чём же стоит довольно нелёгкий корабль? Это промелькнуло в голове, Корнею стало не по себе и он решил вернуться.
   Корабль, как ни в чём не бывало, стоял на краю поляны у того края горы, стоял прямо, как-то выправился, сам он этого сделать не мог, значит, выправилась почва под ним... Чувствуя приближение чего-то непонятного, он ускорил шаги. Корабль, тем не менее, не приближался, а удалялся, и по мере его удаления, гора приседала, становилась ниже, и скоро стало видно пространство за горой. Такая же гладкая, без выемок и складок безжизненная равнина, покрытая травой.
   Наконец горы исчезли совсем, и Корней один как великан возвышался посреди степи, а корабль удалявшийся видимо из-за распрямления поверхности планеты остановился и теперь уверенно приближался с каждым шагом. Кустарник у подножия горы тоже исчез и пейзаж, заполнявшийся светом виноградного солнышка, представлял собой не знающую ветра травянистую поляну.
   Корней, решив сорвать стебелёк этой странной травы, наклонился, но трава, будто в страхе, кинулась прочь от руки... Непроизвольно, бросив взгляд назад, Корней не обнаружил в траве своих следов. Мятой травы не было...
   - Вот если бы так вел себя татарин, - подумал он. Татарин - это колючая лижущая землю трава.
   Будто наяву мелькнула картина: он и мама идут босиком в бор за грибами вдоль речки, по песчаному усеянному татаринами бережку. Трудно высмотреть было место, куда поставить ногу, так густо он расположился. Речка журчала рядом старательно моя мытый-перемытый до блеска песок древних ледников, постепенно подгрызая высокий левый берег. Не берег, а десятиметровый обрыв.
   Зайдя в корабль, он застал командира за дальномером.
   - Что видел? Спросил Корней.
   - Садись!
   Дальномер давал увеличение в сотни раз.
   - Когда ты шёл, то почва под тобой прогибалась, причём не в момент когда ты на неё ставил ногу, да ты ногу на неё так ни разу и не поставил, а немного опережая тебя. Ты шёл по воздуху, или у тебя под подошвами образовывалась воздушная подушка. Снимай-ка ботинки, посмотрим.
   - Зачем ему мои ботинки? подумал Корней, но послушно снял сначала правый, а потом и левый ботинок и аккуратно поставил на пол.
   - Что у тебя за носки? Рвань какая-то.
   - Рвань? Да я утром надевал новые совершенно. Говоря это, он смотрел на свои ноги, на изъеденные носки и ему вновь стало плохо.
   Очнулся он от звука журчащей вода. Причём этот звук не походил на тот, что производила вода в доме, где жил человек. Это не была вода бегущая из неплотно закрытого или наоборот открытого крана. Это был голос свободной, не обремененной обязательствами потока речной воды, прозрачной и холодной. Этот звук ему показался знакомым, в нём не было ничего угрожающего, ужас перед свершившимся стал понемногу проходить и Корней открыл глаза.
   Он сидел на песке в тени вётел у речки его детства. За год до отлёта в космос он побывал на этом месте... Но уже и тогда этого места не было. Уже и тогда его смыла река. Да, иногда, весной, на несколько дней, наша речка становилась полноводным ревущим потоком, всё сметающим на своём пути. Речка в это время безжалостна к своим берегам, она их моет и целыми глыбами растворяет в своем бурном круговороте. Берегам достаётся по очереди. То правому, а через пол километра и левому. По берегу выстроилось наше село. Село, потому что когда-то была в нём церковь. Без церкви это уже деревня. хутор, заимка или выселки. Церковь, конечно, благополучно переделали в клуб, разрушив купола и колокольню, а позднее дорушили до основания развезли по селу даже фундаментный бутовый камень.
   Камень в наших степных местах в диковинку. Песок, иногда глина и много чернозема - это наша благодатная земля, а камень привозной. Правда иногда в колодцах попадается небольшой слой плитняка песчаного, да в Воровском логу дожди иногда вымывают россыпь разноцветных камешков. Но это бывает редко, и мало кто это видел. Речка бежит в песчаных берегах, под высоченной кручей и подъедает её с каким-то животным азартом. Эта круча в детстве часто мне снилась. Будто я лечу вниз до обидного неудачно, кувыркаюсь и никак на достигну дна. Или ещё сон, где меня при падении давит звёздочка заднего колеса гусеничного трактора. Долго снились, а теперь не снятся...
   Сижу я под вётлами... День жаркий, а здесь прохладно. От речки доносит прохладой, все спит, сморила жара. Пескари уткнулись носами в песок, борятся со сном и с течением. Жирные, нагулявшиеся за лето на свободе в прозрачных струях речки, без страха быть съеденными. Сам помню, что только что был в космосе... Остался без ног да и практически без тела. И здесь же мысли о только что прочитанном письме. Будто сегодня я ещё в городской квартире утром получил письмо из деревни. Что сон, что явь уже и не разберёшь. Расскажу по порядку.
   Из какой деревни, точнее села я получил письмо, спросите вы, почему не говорю названия? А зачем? И так всё ясно. Из моей родной, с родины, где я родился, вырос и которую не без сожаления покинул. В деревне у меня дом, остался от родителей. Правда этого дома тоже нет, его смыла та же самая речка вместе с вётлами под которыми я сейчас сижу. Ещё и сейчас, правда уже реже, мне представляется, как я возвращаюсь назад. А долгое время, уже живя в городе, я чувствовал своё житьё бытьё временным, ненастоящим, что всё это подготовка к настоящей жизни на воле. Но время берёт своё. Теперь, чтоб вернуться насовсем, и не мечтаю, очень уж тяжёлыми якорями обзавёлся. Словно в подтверждение моим мыслям чёрненькая головка выглянула из норки на левой ноге и стала с любопытством оглядываться.
   Смотрю на эту космическую верёвку, а мысли о деревне, о письме. Письмо пришло от племянника Сени, пишет, что давно меня не видели, зовёт в гости. Они приехать не могут, скотину оставить не на кого, корова недавно отелилась. А я считаюсь более свободным и поэтому могу в любое время, по их мнению. приехать. Попутно Сеня намекает, что зовёт меня и мой друг и одноклассник Игнат, приезжай мол, немолодые мы, мало ли что. Рано Игнат взялся за такие намёки, а впрочем, чем чёрт не шутит. Надо поехать.
   Взял на работе несколько дней в счёт отпуска, пошёл на вокзал, купил билет на поезд, всё через три дня, в понедельник, еду. Как и должно быть, перед отъездом навалились дела, которые обязательно надо было сделать до отъезда за оставшиеся два дня.
   Была суббота. Обычная суббота - начало двухдневного отдыха после пяти дней труда, если бы не моя дорога. Было утро. И было... лето, бодро шествовал один из тех беззаботных месяцев, когда одна только мысль о труде приводит вас в отчаяние. Все говорит, что не может говорить - шепчет об отдыхе, о речке, о лесе, о тепле и жарком ветре. Все это воспринимается остро, как первый раз в жизни. Это из-за долгой зимы, жестокости морозов и ветров, и неуверенной скромности зимнего солнца. Все чувства весной просыпаются и протестуют, за невнимательность к ним.
   Работать для продолжения жизни приходится на двух фронтах. На заводе и на мичуринском участке. Так у нас называют дачи, что, на мой взгляд, правильно обозначает сам предмет. То, что представляет собой массовая дача в России, три сотки или шесть земли на неудобьях. Неудобья - это болота, косогоры, сыпучие пески, голая глина и так далее по волнам безобидной фантазии прошлых и нынешних властей в их представлениях о дачной местности. Домик, сколоченный из ящичных дощечек, переполненный автобус или электричка для поездок туда на отдых и обратно - отдохнувшим. В России есть что дать, и дали...
   Такой предмет - готовый полигон для экспериментального опробования идей Мичурина. От самых простейших - "И на Марсе будут яблони цвести", и до самых сложных типа "Каким долгим должно быть время, чтобы понять это?". Как и Мичурина, эксперименты полностью поглотили дачников. Одна выращивает в городской квартире в ванне на отбросах десять ведер дождевых червей. Другой поднимает на пятый этаж по лестнице мотоцикл после поездки на дачу. Электрички находятся в постоянном процессе проверки вместимости и специалисты утверждают, что плотность в вагонах превышает прославленную плотность в японских поездах метро.
   Про многие эксперименты я не рассказал. Эксперименты - дело увлекательное. Они забирают человека целиком. Ведь Мичурин не смог справиться с простейшей работой - проверка правильности хода станционных часов на железной дороге. Приехал на станцию, сверил время по своим часам, подвел часы станционные и, пожалуйста, поезжай дальше. Его уволили. В те годы дорожные власти были недалекие, что-то недопоняли. Современная власть рада такой увлеченности народа, многие ошибки своих предшественников в прошлых веках не повторяет. И надо сказать содержит себя гордо, вполне на уровне современности.
   Когда в электричке или автобусе кто-нибудь начинает ругать власть, я вступаю в разговор, и доказываю, ко всеобщему удовольствию, что власть наша российская еще ничего, могла быть и похуже. Перед Новым Годом милиция просыпается, у нее появляется зрение сто процентов и она видит отчетливо и ловит надежно всех кто в наших таежных местах срубит елочку, кто пренебрег услугами барыг. Это происходит потому, что есть команда власти:
   - Ловить и наказывать, чтоб неповадно было, чтоб лесу было хорошо ну и, бизнесмены богатели без помех не только на кедровых орехах, в кедрачи, кстати, давно путь обычным, не отягощенным приближенностью к кормилу власти, людям закрыт, но и на елочках. В лесу родилась елочка. Летом руби, никто не заметит, в крайнем случае, отдашь поллитровый билет на порубку леснику, а зимой перед Новым Годом, когда елочки дорожают - Низзя!
   Поэтому, если будет от власти команда:
   - Ловить и не пущать всех, кто попытается посадить весной картошку.
   - Что тогда будет с этими людьми зимой?
   Здесь публика задумывается и говорит, что власть такого не сделает, что она еще ничего, вполне хорошая. И после этого повисает тишина. О чем думают? Я думаю о ничтожности нашей жизни и ее обусловленности любым капризом власть предержащих. Кто-нибудь скажет:
   - Ведь не убивают.
   А другой добавит,
   - В России есть что дать... И дают...
   - Жить можно...
   Мои домочадцы спят или делают вид, что спят. Поедем драть на грядках траву, может после этого что-то и вырастет. Земля у нас удивительная. Трава растет, но все остальное... Земля как отрава несмертельная, а чтобы чахнуть. Несмертельная потому что, в конце концов, что-то у нас вырастает. И осенью мы ломаем голову, как это все доставить в город, и приступить к следующему этапу ломки головы - где это все хранить? Нужен погреб. Каждая семья должна иметь запас на случай.
   Недавно я вновь прочитал повесть Н.В. Гоголя "Тарас Бульба". Какие там люди в городе Дубно были беспечные. Они не имели запасов и при осаде города запорожскими казаками почти сразу стали голодать. Может и русские так жили в России когда-то, но то время если и было, то я его не захватил, да и от родителей и бабушки не слыхал. Соль, спички, сахар, мука, картошка - это все должно быть запасено на год вперед. Как так получилось, и кто научил? Наука наукой, но если нет погреба? Копают у нас погреба везде. В скверах и парках крышки погребов под деревьями как грибы. Надо летом этим выкопать и мне, я присмотрел место.
   Отрава не смертельная, но все же вредна. Так на поле совхоза, которое по соседству с нашим болотом и мимо которого мы добрый десяток лет ходили исправно, что-то выращивалось, но осенью запахивалось плугом в землю. Наверное, если бы употребляли этот урожай по его прямому назначению, было бы еще больше вреда. И страшно представить, что было бы, если бы совхоз, таким образом, не маскировал отраву, то глупые дачники могли бросить свое болото и расположиться на этом ровненьком поле, и пострадали бы по незнанию.
   Домочадцы все еще спали, не последнее значение для такого длительного сна имеет ожидаемое истязание на шести сотках после мялки в электричке. Пусть спят. Я бы не поехал, но жена у нас - железный Феликс.
   - Грядки ждут, - скажет она и вдохнет в каждого неподъемную дозу энтузиазма.
   - Где эти грядки, что на них растет? - ответим мы и поплетемся вслед за ней.
   Я приготовил завтрак и теперь сидел и о чем-то думал. Неожиданно погасла лампочка. Было уже достаточно светло, всё же лето не зима. В доме напротив горит лампочка над одним подъездом, над вторым не горит. Но там, я знаю, она разбита. Кому-то помешала. Иногда мне кажется, что древнегерманское племя вандалов не кануло в лету на Аппенинском полуострове вместе с разрушенным их руками Древним Римом, а стало первоосновой русского народа. Какая-то нездоровая страсть к разрушению не только у взрослых, но и в детях уже сидит с рождения. Маленький ребенок, еще не ходит, только едва ползает, а уже начинает рвать и ломать все что поддаётся. Материны волосы, игрушки, лицо сестрёнки, одним словом не важно что, но все что не сломано, не изорвано, не истоптано.
   Иду на лестничную площадку, смотрю, крутятся ли счетчики. Они стоят мёртво. Значит, света нет во всём подъезде, или даже во всём нашем доме. Такое бывало редко до того момента, когда на месте детских песочниц возвели шестиэтажный дом. Песочницы перенесли на место дороги, а дорогу ликвидировали, будто ее здесь и не было. Теперь машины для вывозки мусора из баков, машины для вывоза пустых бутылок из приемного пункта стеклотары едут между ползающими карапузами летом, а зимой разрушают последние детские радости этой площадки машины по уборке снега. Энергетические аппетиты этого дома переполнили чашу терпения трансформатора. Он стал время от времени отключаться из-за перегрузки. Но сейчас трансформатор, похоже, не виноват. Соседний дом, где горит лампочка над одним из подъездов, ест энергию с этого же трансформатора.
   Осталось проверить предохранители под лестницей в шкафу. Когда подключили новый дом тоже через этот шкаф, они однажды перегорели все. Я, вместо их, наматывал толстую медную проволоку и смотрел, как она накалялась до красна, а потом перегорала. Тогда я наматывал две проволоки, они тоже не выдерживали. Тогда я остановился, помнится на трех.
   Открыл дверь под лестницу. Она запирается на гнутый гвоздь. Пытались закрывать на замок, но замок быстро как-то исчезал. Кто-то настойчиво сыплет здесь под лестницу мусор, ненормальный или кому-то мстит. Это явление интересно, но его как-то можно понять, но как можно понять воровство из почтовых ящиков квитанций на оплату квартиры? Что эти воры делают с этими квитанциями? На ящики замок поставить можно, ставили много раз, но существуют они час - два.
   Протиснулся в подлестничное пространство боком через кучу мусора и пищевых остатков, поблагодарил по-русски американских проектировщиков жилья для бедных афроамериканцев, не забыл наших разведчиков, укравших у них эти проекты, вспомнил завод, построивший наш дом без подвала, с коммуникациями, идущими у меня под полом. Вспомнил министерство, которое дало деньги заводу на общежитие, а он ухитрился построить какой никакой все же дом. Открыл шкаф и увидел, что рубильник отключен. Я, не задумываясь, его включил.
   На лестничной площадке ничего не изменилось, так как лампочки не успевают перегореть, их воруют быстрее. Наш подъезд не закрывается - наша соседка торгует спиртом, об этом знает милиция, значит она торгует под охраной власти. Нам это не нравится, но власть - есть власть. Замок на подъезд мы все же поставили, но примерно на второй день его жизни видимо один из покупателей спирта его аккуратно снял. Так и живем.
   Зашел домой - свет был и тут же погас. Что за черт! Я пошел опять под лестницу. Пробрался через картофельные очистки. Так и есть, опять отключен рубильник. Я его вновь включил. Зашел в квартиру. И что же вы думаете, свет был и тут же исчез. Я быстро выскочил на лестничную клетку и поймал Лешку.
   Лешка - мужик, лет на пятнадцать старше меня. Работал на заводе сантехником. У него была жена, тёща, сын где-то в тюрьме и дочь - школьница. Жена его работала тоже на заводе мотальщицей и зарабатывала больше Лешки "в разы". Тёща имела полу парализованные ноги и агрессивный нрав. Она едва двигалась, но выходила на улицу, на лавочку и следила за внучкой. Кричала,
   - Вериника!
   Лешка не пил, деньги у него строго изымались. Он иногда занимал у меня три рубля на бутылку водки, а потом мучился, не мог никак отдать. Я регулярно подписывал ему бумаги с рекомендациями для освобождения его сына из очередной отсидки. Садили его за буйный нрав. Любил пьяный подраться. Ему всегда доставалось больше чем тому, кого он обидел, и за обиду которого потом сидел.
   Лешка любил рыбалку, ходил за грибами и ягодами. Работал на своем мичуринском и мичуринских участках многочисленных жен с детьми его сына. Характер у него был покладистый и никогда не отказывался мне помочь прочистить канализацию в колодце перед домом или приделать покрышку от колеса автомобиля на входную дверь в дом, чтобы она автоматически закрывалась зимой и благодаря этомуне перемерзала батарея в подъезде. Последнее обстоятельство было удивительным, потому что обычный работяга ненавидит труд за деньги, и ничто не заставит его работать без денег и принуждения со стороны начальника. Отец шинкарки тоже был сантехником, и колодец был ему также близок, как и нам, но он никогда не помог нам, хотя мы его и просили.
   В общем, Лешка был хорошим соседом. Поймав его, я спросил,
   - Ты что делаешь?
   Он был совершенно трезв, но имел какой-то бешеный вид загнанного волка. Того гляди, укусит. Он ответил, что раз у них нет света, то пусть и у всех не будет. Его ответ, честно говоря, меня не удивил. А удивила проскользнувшая в голосе, глазах и его лице ожесточенная затравленность забитого судьбой человека готового на все. Готового убить, разрушить, как самое последнее средство, после которого смерть. Затравленность загнанного в угол без перспективы выбраться животного. Животного, не понимающего за что так с ним?
   Много лет спустя, произошел другой, не менее курьезный и загадочный случай по своей необъяснимости и абсурдности.
   Каждую осень перед включением центрального отопления коммунальные службы города проверяют целостность труб. Для этого нагнетают воду под высоким давлением, которого в отопительный сезон не бывает. Тем самым выявляют худые, ремонтируют их и зимой эта процедура позволяет избежать аварий. Труб гнилых много, а на ремонт как всегда нет денег, да и русский авось играет не последнюю роль, всё это вызвало небольшое изменение в порядке проверки. Если в манометре заменить циферблат на другой, с более серьезными цифрами, то можно при давлении в одну атмосферу, показать контролерам необходимое число. Это регулярно происходило в нашем доме. Трубы исправны, но всю зиму пропускают пар.
   И вот перед очередной такой проверкой Лешка ножовкой отрезал у себя в квартире гнилые трубы и сообщил об этом коммунальщикам. Они записали это в журнал и пообещали отремонтировать. Лешка отрезал, одни пообещали, другие пустили горячую воду. Вода хлынула из труб, стала заливать квартиру. Самого Лешки дома не было, с утра убежал куда-то на рыбалку. Взвыли многочисленные его домочадцы. Плакали внуки и внучки. Как раз в это время их родители сидели по тюрьмам.
   Я был дома и видел, когда сантехники прошли в подвальчик в другом подъезде нашего дома, и после этого зашумело в трубах. Я сразу же побежал им сказать, что надо выключить. Но вода успела сделать свое дело. Горячая вода.
   Вот так этот обычный, хороший, добрый человек, затравленный своей жизнью и семьёй, а в старости внуки и дети не скрывали своей неприязни к нему, боролся по своему с недружественным, злобным и несправедливым окружением. Воевал, не хотел смириться. Искал виноватых и не мог найти. Справедливость, стремление к правде сохранились с детства в его душе и мучили его всю его жизнь своим тяжелым неподъемным грузом.
   Корней вновь пришел в себя и обнаружил, что лежит один в небольшой каюте, скорее в большом шкафу. По стерильной чистоте и по кормушке в двери понял, что его поместили в изолятор. Он заболел? Заразился? Но чем и где? Он ничего не помнил.
   Корней сел на кровати, свесил ноги и поискал глазами тапочки. Тапочек не было, он подумал, что они под кроватью и взгляд коснулся его ног или того, что от них осталось.
   Когда-то в юности он одну навигацию плавал матросом на речном теплоходе по Оби. Теплоход был грузовой, таскал баржи. В обязанности Корнея входила уборка палуб и кают теплохода и причалИвание. Уборку палуб он производил дважды за день шваброй и забортной водой. Швабра представляла собой палку с привязанным, на одном из её концов, пучке верёвок полуметровой длины. Вот в две такие шевелящиеся швабры превратились его ноги.
   Корней протянул руку к ноге, верёвки живо втянулись внутрь ноги, и на ноге осталось множество норок. Норы, норы. Норы в его ноге. Ему вновь стало плохо. Пчелиные соты, да это скорее похоже на пчелиные соты, шестиугольные и с которых срезана аккуратно, чтоб не повредить расплод, верхушка и в их глубине видно как этот расплод шевелится.
   Корней снял рубашку и брюки и подошёл к зеркалу. Сотами было покрыто всё кроме шеи и лица и отовсюду смотрели чёрненькие головки со смышлеными глазами. Соты пчелиные из воска, жёлтые, а эти с острыми выступами, скорее похожи на поверхность головы вымолоченного и заветренного подсолнуха, сероватые с нечистой поверхностью. Но никакого отвращения Корней при виде своего странного тела не испытывал, а наоборот, в нём зрела уверенность, что это не может быть просто так, а это начало чего-то важного и главного, того что как видно приготовила ему планета.
   Разглядывание пришлось прервать - что-то больно ущипнуло за глаз. Стучали в дверь. Долго. Потом ломились, пинали. Я почему-то знал, что пришли с обыском. Знал и как-то без интереса ждал чем всё закончится. Кричали истошно. Их почему-то было жалко. Может потому, что их преданность неведомому, может быть, совершенно их обессилела. Они неспособны были осознавать себя живыми существами, с хрупкой головой и мягкими покровами. Любой ценой!
   Я не мог им помочь. Дверь открывалась наружу, и моя сила не шла ни в какое сравнение с их напором. Они стали стрелять. Я лёг на пол. Дверь покрылась рваными дырами, летели щепки, вата обшивки. Пули, пробив дверь, впивались в стены, одна пробив дверь ванной комнаты, срикошетила от сливного бачка ударила в плафон. Посыпались стёкла, и из обломков выглянула совершенно целая и весело светящаяся электрическая лампочка.
   Из пробоин в двери понесло запахи с лестницы. В пороховой гари растворился кошачий запах, и как-то по-новому пахнуло прошлое. Наконец всё закончилось. Дверь упала. Резкий запах сапог возвестил о начале расправы надо мной. Пинали долго, молча, ничего не спрашивая. И так всё было ясно. Устав, пристегнули наручниками к трубе.
   - Как в кино, подумал я, и получил удар в щеку или в глаз.
   Видно, что наклоняться было неохота, поэтому пинком уставшей ногой поставили, как я думал, точку. Но это была запятая, она обещала продолжение, и оно не заставило себя ждать.
   - Сейчас спросят кто я такой? Что им ответить? Двери нет, а я жив, значит виноват.
   Они спросили. Только не это. Их почему-то интересовала наша электрическая плита. Та самая на которой я готовил каждое утро завтрак, обед и ужин. Эта плита несколько минут назад приказала долго жить. Попросту у меня на глазах расплавила свои железные блины, которые тут же исчезли. Плита была холодная, я шёл её включать. Как следует не уяснив что произошло, я кинулся к двери в которую стали ломиться.
   И вот я отстёгнут от трубы в прихожей и пристёгнут к трубе в кухне. Плита зияет дырами в местах где были конфорки. В глубине видны провода и какой-то колыхающийся туман.
   - Что это? - спросил толстый человек с синим лицом.
   Я пожал плечами. Неожиданно возникшая боль вернула меня к действительности...
   Охваченный страшным предчувствием он бросился к зеркалу - как и его ноги, лицо его было похоже на такую же корабельную швабру. Пучок чёрненьких верёвочек, увенчанных на концах головкой со смышлеными глазами и пастью утыканной острыми зубками колыхался в поисках поживы. Они мгновенно cгрызли деревянную раму зеркала и принялись за стекло. С видимым удовольствием пережевывая остатки зеркала пучок потянулся к столу, где стояла нехитрая посуда, а остальные с видимым удовольствием хрустели наручниками.
   Надо сказать, что в нашей семье принято издавна мужчинам вкусно готовить. Откуда это пошло я доподлинно не знаю, не последнюю роль здесь, думаю, сыграла долгая служба вере, царю и отечеству, а потом и отечеству. Войны и лишения приучали не кобениться, жалеть своих родных, семью, по возможности, налаживать сносное существование. Правда, жалко смотреть на детей, родители которых и там и сям работают, и участвуют, и митингуют, всем помогают, и деньги зарабатывают, а семьи нет, дети заброшены, кусок хлеба только и видят, а сейчас еще и всякую заграничную отраву едят бесконтрольно. Поневоле вырастают ищущие благодати на стороне, не в семье, в вине, развлечениях, играх. Сейчас этого предостаточно. Да и компьютер предоставляет все удовольствия в избытке. Отсюда эгоист или наркоман, или алкоголик. Тепло семьи - основа основ. Мало только этого тепла на холодных российских просторах осталось.
   По крестьянской привычке я встаю очень рано, зиму и лето до света. Вот и в это воскресенье мне не спится. Нет у меня ни коровы, ни овец, да и живу я в городе в маленькой квартирке, где мне и одному места мало. Дети выросли и, как говорится, разлетелись. Сын и дочь.
   Сегодня у нас в гостях сын. Приехал навестить родителей. Хочу ему приготовить что-нибудь из того, что он любит. Готовить я люблю и сколько я себя помню, шутка в смысле помню, я всегда был семейным поваром. Включил радио, послушал последние новости по "Радио Свобода", параллельно по российскому радио. Сравнил информацию. В мире ничего особенного не происходит, выключил "Свободу" и оставил приглушенный звук московского радио.
   Обычно в русских семьях вкусная пища выходит из добрых рук хозяйки. Если она домовита, то везде что-то варится, солится, тушится. Центр избы - печка улеплена детьми, здесь же мычит теленок, ему не дают покою вкусные запахи, с печи за хозяйкой наблюдает кот, ждет терпеливо своей очереди. Во дворе проснулись, но не ревет, терпеливо ожидая хозяйку, скотина. Это было в детстве моем далеком. Иногда даже не верится, было ли это? И сохранилось ли подобная благодать хоть где-нибудь сейчас?
   У меня осталась родня в деревне. Племянник и сноха. Брат пять лет назад умер, немного перевалив, несколько дней всего, за шестьдесят лет. Мало живут мужчины в России. Женщины живут дольше. Войны большой давно нет. Никто не голодает. Что влияет? Говорят - пьянство. Может быть, но умирают рано не только пьяницы.
   Сноха моя, Валя, вспоминает брата часто, говорит, что если бы был живой, то пусть бы сидел за столом и ничего не делал, и то было бы лучше, чем жить одной. А живой был - не ладили. Она обижалась на него, а он на нее. Так, по разным причинам. Сейчас, говорит, что после его смерти поняла, что даже пельмени никогда не делала сама - катала сочни, а он лепил. Может к месту все же говорят: кататься любишь - люби саночки возить. Да, не только сладкое, но и горькое, а без этого либо беспросветное горе, либо безоблачное "со-су-ществование". Со-то вместе, а существуют порознь. Остается единообразным в наш постмодернисткий век только прием пищи, все остальное, без исключений и изъятий, индивидуально.
   У меня было уже двое детей, отсутствие почти полное жилья, обязательная трехгодовая отработка после окончания института, при нищенской зарплате "молодого специалиста". И вот, с тех давних пор, каждое утро, начинаю что-нибудь готовить. Мне это в общем-то не в тягость. Что-то надо утром делать с 5 часов до восьми-девяти, особенно когда не удается написать ни строчки.
   С моими кушаниями постепенно познакомились все подруги жены по работе и просто по ля-ля. Они ее уважали за неподдельный интерес к их судьбам и участие в их делах. Образ матери у нас традиционно окружен таким обоянием, так велика ее роль во всей нашей жизни, в жизни детей, так ей много надо передать детям. В последней фразе чувствуется фальшь, может правильнее будет так:
   - Так ли уж много ей надо передать детям?
   Вот это самое главное чего не хватает нашему обществу. У нас дряхлеющая преемственность. Все меньше и меньше требуется передавать знаний, умений и навыков для жизни. Уходят знания накопленные за столетия. Где бондари, горшечники, пряхи, ткачи? Кто сможет льняное полотно выделать? А лечение травами, теплом, заговорами? Нечего передавать, да никто и не просит. Мораль патриархального общества, мораль, которая как панцирь охранявшая ту упругую жизнь, вдруг ощутила под собой пустоту, ее изощренность стала ненужной. И, мораль, волей неволей упростилась вначале до размера фигового листика, а потом и его ветер сдул. Петр начал брить мужчин. В начале прошлого века приказала долго жить понева и длинные русые косы. Комсомолки-доброволки. Сейчас брюки, мат и курево окружили плотным кольцом современную эмансипашку.
   Говорят, что человек, беседующий сам с собой на верном пути в дурдом. Я заметил за собой это свойство еще в детстве. Летом на рыбалке, зимой на хоккейном поле часто свои размышления сопровождал беседой с самим собой. Научился не соглашаться с мнением другого, спорить и иногда приходить к соглашению в результате диалога и поиска компромисса в первоначально заведомо различных взглядах на обсуждаемую тему. Это мне помогало, и пусть даже это и путь в психбольницу, но обсудить что-либо часто не с кем. Обсуждение дает толк, если предварительно собеседники об этом думали, или эта тема для обоих одинаково важна.
   Наверное, я смог бы приготовить любое неизвестное мне блюдо с третьего раза. Почему с третьего, а не с первого? Наверное, потому что с первого не очень понятны будут те особенности вкусовые, которые заставили эти продукты так готовить, чтоб получилась новая индивидуальность кулинарии. Но познавать новое мне не к чему - кормить особо некого. Поэтому я варю чаще всего жирные щи или тушу картошку. Из сладкого только чай, кофе и манную кашу. Пеку пироги с рыбой и капустой. Пирог с морской рыбой я научился так печь, что никто не чувствует привкуса йода, и считают эту рыбу, например селедку, речной. Секрет здесь прост. Рыбное филе нужно присолить в полуразмороженном состоянии, добавить лук, перец и немного тертой картошки или риса, перемешать и на пол часа поместить в закрытую фарфоровую посуду - тарелка на тарелку.
   Сегодня Корней, так зовут моего сына, попросил лапшу с бараниной. Мы с удовольствием едим баранину, не смотря на то, что она пахнет псиной. Сказывается степное происхождение. Валя, моя сноха, когда вышла замуж за Николая первое время не ела баранину из-за запаха. В семье ее родителей баранину не любили. Но постепенно привыкла. И сейчас удивляется, как это так она брезговала таким вкусным мясом.
   Одно время овец в нашей деревне пас муж моей троюродной сестры Виктор Шушунов. У Сергея Есенина есть "...в старомодном, ветхом шушуне...". Насколько это красиво, настолько некрасивым был этот мужик. Все у него было нарочито большим. И рот, и руки, и ноги. И, по-видимому, немалый ум хранился в его голове. Недаром овцы в руках этого пастуха за лето становились похожими на телят.
   Овец стригут два раза в год: весной и осенью. В этот день их не пасут, а держат весь день в загоне. Хозяева приходят, открывая ворота, заходят осторожно в загон, и по мете ищут среди нескольких сотен овец свою. Они ходят среди овец, те грудятся плотно то к одному, то к другому краю. Вдруг чего-то напугавшись, все враз побегут сплошным потоком. Среди них козы и козлы. Недаром есть ругательство такое: козел! Очень уж у них без всякого на то основания горделивый и независимый вид. Каждой минутой своей жизни, каждым поворотом головы они подчеркивают свою презрительную заносчивость. Овцы бегут по земле, а козлы по спинам овец, хотя козлов никто не ловит, их не стригут, а чешут с них пух весной.
   По радио идет реклама. Москва-тур зазывает голь-перекатную посетить Египет и Арабские Эмираты. Потом идет поток рекламы чудодейственных и моющих средств.
   Найти свою овечку по мете трудно, надо иметь хорошее зрение. Поймать еще труднее. Ловкость и сила. В тот год Виктора мужики, шутя конечно, поругивали. Что поделаешь, умел пасти. У нас была мета, сейчас она у племянника, правое ухо пень, а левое - пень и поротень. Пень - это срезанный кончик уха, а поротень - это разрез вдоль уха до средины. Мета хорошая, надолго. У кого-то была мета - дырка на ухе, или две дырки. За лето уши превратились в ленточки, точнее в лохмотья. Овца бежит по бурьяну, бешеная, чего-то напугается, вот ей ветками ухо и порвет. Меты делают зимой, когда нет мух. От мух заводятся черви. Режут ухо овечьими ножницами и присыпают древесной золой и завязывают тряпочкой, чтоб снова не срослось.
   Я выключаю радио и в тишине думаю, что, видимо, больше тайн в области управления обществом для нашей власти не осталось. Все, что ни делается в России идет на благо развития страны и спокойствия населения. Один я путаюсь в трех соснах. Не могу понять, почему мы, освободившиеся от "нахлебников" из союзных республик, хотя я их никогда не считал таковыми, сократив армию и военную промышленность, уменьшив затраты на науку, здравоохранение, образование, уменьшив в несколько раз пенсии, так плохо живем. Почему у государства нет ни на что денег и, приходится их занимать за рубежом? Почему наше хозяйство так трудно развивается?
   Обнищавшее население страны "в результате дальнейшего развития экономики России", прекратило, почти полностью, читать периодические издания, тиражи газет и журналов с многомиллионных упали до тысяч, самая читающая страна превратилась в самую слушащую и смотрящую "ящик" страну. И этот "ящик" в основном занят рекламой и передачами типа "хорошие новости", что, по мнению властей, поднимает настроение народа и "сплачивает нацию". Власти в любой стране, а в России особенно, высокого мнения о своем интеллекте. Что-то божественное проявляется в их облике, когда они показываются по "ящику". И, замечу, недаром, действительно, весь вал вранья, не только рекламного, живо обсуждается населением, люди ощущают свою причастность, соглашаются, что и они не дураки. На основе всего этого создаются сюжеты для студенческих КВН, пишутся романы и учебники для студентов. Высокое качество - это высокое качество! "Радио Свобода" обсуждает соотношение пользы и вреда генетически модифицированных продуктов питания. Я жду, может быть скажут что произошло с моей плитой. Вновь искры из глаз. На этот раз я очнулся.
   - Так недолго и пожар устроить, подумал я и вновь тряхнул до искр головой.
   - Очухался! Давай рассказывай как ты уничтожил станцию 11-бис?
   - ??
   - Ты не понял? Режима, добавь ему!
   В глазах плывут разноцветные круги. Растения с жирными зелеными листьями, блестящие какие бывают в воде. И рыбы рядом, недалеко от меня, протирают плавниками глаза. Удивленно что-то рассматривают в углу аквариума. Интересно, видел ли я таких рыб? Вроде таких рыб не бывает. В углу аквариума груда блестящего металла. Может это и есть 11-бис?
   Что им от меня нужно? Вновь как бы автоматически, автопилотно, включаю радио. Не то радио что по эфиру, а то радио, что по проводам. И, удача! Опять Москва-тур, но теперь правда речь идет о Греции и о грецких бесплатных шубах, точнее проезд бесплатно, а шуба за деньги. Только доберись из нашей тмутаракани до Москвы, а там и до Греции рукой подать. Не воодушевляет. Давно не воодушевляет, с тех самых пор, когда в Москву приходилось ездить по самым обычным поводам. Купить одежду, обувь, продукты питания и все-все остальное. В провинции не было ничего. Наши внуки в это уже не поверят. И москвичи, дорогие москвичи, как они нас ненавидели, называли мешочниками.
   Во время московских командировок не раз и не два приходилось ожидать окончания оживленного обсуждения заказываемых из распределителей продуктов. Причем эти распределители только для москвичей. Это в сьране с самым передовым и справедливым строем, где написаны сотни тонн книг со словами о равенствеи братстве.
   Лимита, придумка кремлевских старцев надолго разделила людей России на москвичей и всех остальных. Не на голом месте, и не только стараниями власть имущих появилась ненависть к москвичам и Москве. Хорошо и много постарались и сами москвичи, а уж современное радио и телевидение только что не пахнет московским снобизмом: "...Я московский пустой бамбук..." Наверное, выражение "лица кавказской национальности" своим происхождением, а в большей степени популярностью, во многом обязано правительству Москвы.
   Столица - олицетворение страны - это не утверждение и не вопрос. Это новое слово в филологии. Что есть страна? Я - нищий доцент, кандидат наук, мой нищий сын, моя жена с пенсией недостаточной для оплаты квартиры? Не мы опора, на нас не удержишь державу, мы едва стоим. Так может страна - это то, что благоухает внутри Садового кольца? А все остальное русское море превратившееся в грязное смрадное болото только отравляет атмосферу агнцу кремлевского выбора?
   Может быть. Ведь недаром в старых фильмах герои с горящими глазами в буденновке, а позже в армяке или фуфайке говорили:
   - А ты видел Ленина?
   - Я видел Ленина.
   Или так:
   - А ты видел Москву?
   - Я видел Москву!
   Однажды на радио обсуждалась тема вклада регионов в бюджет страны. Регионов доноров по стране мало, это Москва и некоторые нефтяные регионы. Ведущая радио, недалекая, судя по ее заявлению, москвичка-женщина возмущалась этим, объясняла нищету провинции ее нераспорядительностью. Мол, Москва так много дает в бюджет, что ей должны все быть благодарны. Москва страдает оттого, что много отдает своих собранных налогов на пользу остальной страны, что страна нахлебница у Москвы. Беседующий с ней человек не сразу, но, все же, пожалел ее, помешал ей долго выставлять себя полной дурой перед радиослушателями, остановил ее, и сказал, что все или почти все деньги в Москве по месту регистрации и выплаты налогов предприятиями. Хоть и работают они в разных концах страны, но налоги отдают столице, такие законы. Кто разработал и утвердил эти законы?
   Несчастная женщина-ведущая говорит на всю страну. Чтож, деньги всем нужны.
   Болело лицо, кровь уже не капала, подсохла. Свободной левой рукой я нащупал в кармане спички в правом кармане. Попытался достать, повернул на теле штаны и двумя пальцами нащупал спички. Это не укрылось от них. И я получил еще один удар, но сознание не потерял.
   Его обрывок перенес меня в прошлое, в то время когда я был свободным человеком. Тогда мне довелось целый день ехать в автобусе по казахской степи между Талды-Курганом и Алма-атой. Это было давно, еще в той коммунистической жизни, когда мы все были равны, а москвичи, уже и тогда, были ровнее. За окном однообразный зимний пейзаж. Степь, слегка местами, присыпанная снегом. Горы, будто нарисованные детской рукой, на востоке заоблачные хребты Джунгарского Ала-тоо. Иногда автобус останавливался, казалось без видимых причин, в пустой степи. Если входил пожилой человек, казах, то все находившиеся в автобусе вставали, освобождая ему место. Он с достоинством заслужившего уважение одним своим возрастом человека садился.
   Было ли у русских такое? Наверное, было в те времена, когда никаких автобусов не было. Почему мы не уважаем старость, почему не любим москвичей, а в последнее время и жителей Кавказа?
   Помните, жил старик со старухой, на берегу синего моря, тридцать лет и три года. Жили они одни, и никто их жизнью не интересовался. Может так всегда было в России?
   В московских распределителях многие годы, а по стране в ларьках для ветеранов "давали" дефицит. Что давали в Москве я доподлинно не знаю, а догадываться гадко, но москвичи не отказывались и были довольны. Они знали, что в остальной стране этого, точнее ничего, нет, но не возмущались, что они допущены к кормушке, а послушно следовали за взмахами палочки кремлевских дирижеров. Сейчас москвичи об этом забыли, возмущаются, что очередь на получение бесплатных квартир в Москве движется долго и квартиры не в центре, и не подозревают дорогие мои москвичи, что во всей остальной стране бесплатного ничего нет, а квартир в особенности. Можно ли после этого рассчитывать на уважение, столица?
   Ветеранам давали гречку и билеты в железнодорожных и автобусных кассах, без очереди. Они брали гречку, лезли своими центнеровыми тушами через матерей с детьми и просто через людей, искренне считая себя достойными так делать и иметь недовольство, что их не уважают. Так их оценила власть - на драку собакам, а у убеленных сединами не хватило разума, что власть озлобляет против них людей и они продолжали с позором вырывать для себя килограмм гречневой крупы, квартиру, машину или еще что. Вот вам и старшее поколение. Как они были наивны, что рассчитывали, да и сейчас рассчитывают на уважение. И это годы, десятки лет.
   Дети мои выросли быстро. Я и не заметил, как сам стал стариком. В радио вновь проснулся или проснулась Москва-тур, а за ней встрепенулись конторы быстрого чтения, чудодейственных бальзамов и памперсов.
   В детстве, много лет назад, реклама по радио была редкостью. Помню только, как зазывали в Москву в Хрустальный переулок на заочные курсы стенографии. Это для тех, кто торопится и не успевает, для тех, кому нужно быстрое чтение и письмо. Только не мне. Я даже на кухне быстро готовить не люблю.
   Телевидения тогда не было, но мне запомнился своей сюрпризностью, а это обязательная - удивить - черта действенной рекламы, рекламный ролик показанный перед кинокартиной.
   Лето, стоит влажная жара. По редкому сосновому бору с огромными бесформенными рюкзаками без дороги пробираются двое мужчин. Все залито солнцем, ветра нет, льется пот, они устали. Куда идут? Непонятно, но интересно узнать. Наконец они останавливаются, ставят аккуратно рюкзаки, В руках одного из них появляется пила "Дружба", он начинает пилить сосну. На экране его напряженное лицо, сыплются опилки, наконец, сосна начинает падать. И здесь происходит непонятное. Второй мужчина вдруг срывается с места и бежит под падающую сосну. Зачем? Все становится ясно, когда показывают рюкзаки. Сосна падает на рюкзаки. Он бежит их спасать. Камера выхватывает то приближающуюся к земле сосну, то бегущего мужика, то рюкзаки. Напряженное ожидание развязки. Наконец все обошлось. Сосна упала, рюкзак выхвачен, мужчина жив.
   Но это еще не все. Они расстилают на свежеспиленном пеньке газету и из рюкзака достают хлеб и маргарин. Мажут маргарин на хлеб и с таким невыносимым удовольствием едят. И здесь, наконец, понимаешь - перед тобой реклама маргарина. И реклама - хорошая.
   Это было во времена всеобщего дефицита. Власти тогда убеждали людей, что сахар - белая смерть, в масле - холестерин, что вместо масла намного выгоднее есть маргарин или даже комбинжир. Из чего производились два последних продукта неизвестно, как и неизвестно было тогда и неизвестно сейчас, из чего делалось, и делается масло. Реклама маргарина была хороша, и может быть, поэтому его, маргарина, вскорости не стало. Говорили, что его съели китайцы, я не знаю, да это и неинтересно.
   Я выключил радио и, не стой Ефима Шифрина, сразу почувствовал, как где-то далеко с облегчением вздохнула турбина.
   Душа человека устроена просто. Она без конца задает вопросы и очень болезненно переживает, если не получает ответа. Маленькие дети задают вопросы без остановки, взрослея, мы, обретаем тормоза, но от этого вопросов не становится меньше. Просто появляются многочисленные источники, чего нет у детей, откуда можно почерпнуть ответы. Душа не успокаивается пока не найдет ответа, неудовлетворенность копится, нарастает напряжение, а за ним и протест.
   В те давние годы пропадали целые области человеческой жизни, до того считавшиеся нетленными, но власть искала и находила им замену. Например, с приходом советской власти навсегда исчезли посиделки - вечера, когда за работой или игрой собирались в одной избе женщины в другой мужчины, работали, разговаривали, пели. Ребятишки слушали, потом засыпали. Они перекочевали на сцену художественной самодеятельности с ее сусальным безобразным искажением обрядов и обычаев. На смену посиделкам пришли фильмы. Это было как окно в неизвестный мир из российской простой жизни. Фильмы сталинской эпохи, радостные, патриотические и героические будили надежды на лучшее будущее, успокаивали людей, дарили им крепкий сон. Была уверенность, что "там наверху" все знают и думают, и не допустят. И не думали и допускали, но все равно им верили. Почему? Наверное, потому, что на мерзкие вопросы, которые ставила жизнь, фильмы худо-бедно отвечали.
   В эпоху коммунизма жили материально плохо, не лучше чем сейчас. Также были вопросы. Но та власть понимала опасность вопросов без ответа и не ждала, когда напряжение выльется в протест. Умных, образованных стреляли и садили, а остальным говорили, точнее с утра до вечера трубили во все средства массовой информации о раскрытии очередного заговора "врагов народа" или "вредителей" и обязательно обнадеживали слушателей, что теперь все трудности позади и "жить станет лучше, жить станет веселей".
   Позже, когда массовый террор вышел из моды, были созданы на каждом предприятии, учреждении, в том числе и в ЦК КПСС, подразделения, большие или маленькие, призванные бойко реагировать на жалобы и просто вопросы населения. Ответы были всегда положительные, всем обещали выполнения через определенное время их желания. Задержка всегда находила приемлемое объяснение. Да и, как известно, обещанного три года ждут.
   Эти борзописцы долго и надежно подпирали ту обветшавшую ирреальность. Не было тогда практически в СССР протестного движения, коммунисты развитых стран вели вялую борьбу парламентскими методами. Мир был относительно надежен.
   Сейчас толпы антиглобалистов вновь ломятся в открытую дверь "справедливого общества". А у нас на фоне бесконечной войны и безысходности расцвело пьянство, работать никто не хочет, а за нищенскую зарплату тем более. Работа не дает богатства. Богатство дает воровство. А в России все еще жива бацилла равенства. Раз не могу работой разбогатеть, то и работать не буду.
   Все дело в соотношении неопределённости и свободы, чтобы, проанализировав прошлое, наметить какие-нибудь приемлемые (так и охота написать для развития ...) для продолжения жизни шаги.
   Люди творцы и потребители цивилизации. Само существование цивилизации объясняется - существованием человека. Неопределенность и свобода составляли и поныне составляют подлинное существование человека. Его жизнь в условиях неопределенности и свободы является основой реальности и сосуществования человека с другими людьми, живой и неживой природой. Только благодаря сосуществованию человек может реализовать свое я.
   Важнейшими факторами, которые через сосуществование людей раскрывают перед человеком бесконечное число возможностей самореализации, наряду со временем, являются экономические и социально-правовые условия жизни. В этом смысле возможности дикаря в джунглях и человека из мегаполиса различны и несопоставимы.
   Можно попытаться выделить из перечисленных факторов те, которые способствуют процессу самореализации. Видимо это такие факторы, при наличии которых расцветает экономика, наука и искусство - главнейшие области применения интеллекта человека.
   Истории известны такие благоприятные периоды в жизни различных этносов. Для этих периодов характерно мирное течение жизни, без войн, между усобиц и переворотов. В эти счастливые для большинства представителей этноса годы, проявляется тотальное уважение к закону, преступления редки, наказания гуманны.
   В периоды войн наблюдается ослабление человеческих начал (моральный фактор), этнос ослабевает, его раздирают внутренние противоречия, закон становится избирательным средством. Причем снижение моральных оценок может быть не менее опасным для жизни этноса, чем нападение сильного неприятеля.
   Взаимо переливы прошлого и будущего образуют историчность человеческого бытия. Быть или не быть свободным, для него писаны законы или не для него - человек решает сам.
   Непринятие мира, отказ от подлинного существования связаны с тем уровнем справедливости и тем соответствием этому уровню институтов права принятых в обществе. Право - это всегда нормативный инструмент, и только инструмент поддержания справедливости.
   Жизнь - это весы. На одной чаше - неопределенность и свобода, на другой - право и справедливость. Если перевесит чаша справедливости и права, то общество качнется в сторону тоталитаризма. Если неопределенность и свобода, то общество все больше криминализуется. Очень важно в обществе добиться равенства справедливости и свободы, неопределенности и права.
   Тоталитаризм предполагает всепроникающее главенство справедливости. Все - равны и, поэтому всем - поровну. Зарегулированы (отнормированы) все экономические и социально-правовые отношения. Снижается желание трудиться, из-за справедливого (поровну) распределения создаваемого богатства вне зависимости от уровня трудового вклада. И, как мы знаем, общество скатывается к справедливости бедных.
   Правовые нормы гипертрофируются, исчезают целые институты права, состязательность процессов становится формальностью. Решения принимается все больше в соответствии с телефонным правом (так надо).
   Все большее число людей не принимают существующее общество и старается уйти из него. Пример такого массового ухода - это бегство немцев из ГДР в ФРГ во второй половине прошлого века. Правительство ГДР вынуждено было построить железобетонную стену в Берлине, чтобы остановить этот поток.
   Другая крайность - криминализированное общество - предполагает главенство сильного над слабым. Экономические и социально-правовые отношения разрешаются не на основе норм права, а по понятиям. Снижается стремление к труду, так как созданное богатство присваивают сильные мира сего. Правовые нормы гипертрофируются, постепенно исчезают (уничтожаются физически, покупаются) институты права. Все большее число людей не принимают криминализированное общество и стараются уйти из него. Пример такого массового ухода - это бегство афганцев из своей страны во время гражданской войны.
   Видимо нет чисто криминализированного общества или чисто тоталитарного. Каждое общество имеет определенный уровень тоталитаризма и криминализации. Здоровое общество должно иметь и поддерживать баланс между ними. Удовлетворительный баланс между криминализированным обществом и тоталитарным обеспечивается демократическими институтами власти.
   Этот баланс не навсегда застывшая форма, он требует постоянной корректировки. За примерами далеко ходить не надо. Так в США время от времени вспыхивают беспорядки, в которых люди протестуют против бедности, а в последнее время по благополучным странам Западной Европы прокатилась волна нешуточных протестов против глобализации экономики. Эти сигналы сообщают, что в "благополучных" западных странах не все благополучно на весах справедливости и воли.
   Важнейшей областью деятельности человека является его участие в экономической жизни общества. Человек участвует в создании материальных и духовных благ с момента своего рождения и до самой смерти и даже после нее. Мы до сих пор читаем А.С. Пушкина, а он давно умер, но и после смерти дает нам непреходящие душевные переживания.
   Желание трудиться и, соответственно, уровень участия человека в трудовом процессе зависит во многом от того: принимает он или не принимает экономический и социально-правовой механизмы управления обществом. Считает ли он их справедливыми, и на сколько справедливыми, по тому, как они оценивают его трудовой вклад, и справедливо ли в обществе распределяются создаваемые материальные и духовные богатства. Создание духовных богатств, возможность творить, часто является решающим фактором для творческой интеллигенции при решении проблемы сосуществования с обществом. Желание трудиться в конечном итоге определяет скорость прогресса экономики, а значит и науки, и искусства. Примером подобного успешного труда народных масс может служить быстрый рост экономики "Азиатских тигров". Это Южная Корея, Япония, Таиланд, Малайзия и др.
   Протестное движение носит не только экономический характер. Достаточно упомянуть бритоголовых в ФРГ или у нас в России, которые выступают с националистическими лозунгами. США и страны Западной Европы имеют очень высокий уровень жизни всех слоев населения, в том числе и бедных. Тем не менее, что-то в балансе (баланс справедливости и свободы, неопределенности и права) не так, что-то нужно поправлять не только у нас, но и там у них.
   Терроризм - это интернациональное бедствие. Оно затрагивает простых людей, как из богатых, так и из бедных стран. Мир борется с терроризмом - уничтожая их. Уничтожает следствие. Но не ищет причины появления терроризма. И тем самым только расширяет ряды не принимающих современное устройство мира, ряды людей покидающих наше общество.
   Видимо, нужно что-то менять в устройстве нашего мира. А что - так это нужно спросить у тех, кто его, общество, покидает и тех, кто в этом обществе остается. Это и будет первым шагом в направлении поиска нового баланса.
   Справедливость означает одинаково, поровну для всех. Это понятие заложено глубоко в психику человека, видимо, с тех времен, когда существовали большие семьи - племена. И принцип справедливости позволял таким семьям выжить в трудное время, а оно у них в то время чаще всего было таковым.
   Самый сильный, самый смелый, самый ловкий и т.д. вот основные стимулы к труду существовавшие в то время. Хотя сильных, наверное, и тогда, хотя бы тайно, получше кормили, чтобы поддержать их силы, и чтобы они и в дальнейшем могли принести неизмеримо большую пользу племени, чем другие его члены. Не справедливо? Да, но необходимо.
   Так что же такое справедливость? Может это несправедливая необходимость.
   Любая государственная система поддерживает справедливость, или точнее несправедливую необходимость в понимании данной государственной системы. Эта поддержка связана с некоторой степенью зарегулированности экономических и социально-правовых отношений, но и допускает какую-то степень неопределенности и свободы как условия здорового бытия человека. Даже в условиях заключения человек имеет определенную свободу.
   Важно, чтобы государственная система поддерживала у населения ощущение баланса свободы и справедливости, неопределенности и права. Распределение не должно быть поровну, а должно быть в соответствие с тем вкладом, который человек вносит своим трудом в создаваемое богатство. Величина вклада должна быть правильно оценена, и соотнесена с тем уровнем несправедливой необходимости, которое существует в данном обществе. Этот уровень обеспечивает максимальную степень мотивированности труда для всех слоев населения и минимальный уровень ухода людей из общества.
   Уровень несправедливой необходимости повышается по мере движения к криминализированному обществу из тоталитарного общества, но при этом желание трудиться вначале периода возрастает, а потом начинает убывать. Нужно уловить точку максимальной мотивированности труда и удерживать ее. Мощность этой точки определяет максимально возможные темпы прогресса во всех областях человеческой деятельности.
   Россия с конца 80-х годов прошлого столетия осуществила переход от развитой тоталитарной системы к не менее развитой криминальной системе. В том числе прошла, не заметив точку максимальной мотивированности труда. Россия прошла эту точку в начале 90-х годов прошлого века, когда развивалось кооперативное движение. Оно вскоре было задушено локомотивом криминальности. А жаль. У России был шанс прогрессировать с высокой скоростью. Сейчас эта точка, если ее найти, имеет куда меньшую мощность. Но ее нужно искать, очевидно, двигаясь в сторону тоталитаризма.
   Чем ближе эта точка, тем ближе наше общество приблизится к состоянию, когда все доверяют власти, а через нее друг другу. Когда-то это называлось круговой порукой и с её помощью реализовывалось большинство функций власти.
   Как же найти эту точку:
   - точку баланса тоталитаризма и криминальности;
   - точку баланса права и неопределенности;
   - точку баланса свободы и справедливости;
   - точку несправедливой необходимости;
   - а найдя ее, как поддерживать общество в этом состоянии?
   Политическая и бизнес-реклама по радио и телевидению явление новое для нашего общества. Эту рекламу нам непозволительно выбирать, как это мы делаем в случае твердых ее вариантов. И поэтому она превращается в раздражителя. Еще большим раздражителем является ее состав и чрезвычайная насыщенность голым телом с непристойностями в движениях и тексте.
   Как бы повело себя традиционное русское общество позапрошлого века в условиях современной рекламы? Каково сегодня тем сохранившимся в мире островкам морального общества? Как трудно верующим.
   Наше современное общество в христианском мире можно назвать обществом - суть сообщество людей со сходными интересами - очень условно. Общих интересов становится все меньше и меньше. И большая доля такой общности носит индивидуальный характер. Например, пьянство в России распространено широко, но оно не подкреплено общественным интересом, а по своей сути индивидуально. Такое положение и с другими на первый взгляд общественными потребностями. Наше общество скорее не сообщество, а способ существования индивидуалистов. Вспомните английское:
   - Мой дом - моя крепость.
   По коридору вагона шла большая группа молодых ребят. Мне пришлось посторониться. Они прошли, захлопнули двери, запустив облако туалетных запахов.
   В детстве в нашем селе в магазине появилась книга. Она стояла на верхней полке за прилавком в углу. Я книгами рано стал интересоваться, кстати, как и многие тогдашние ребята и девчата. Прочитав название, я попросил продавца, тетю Зою Дягилеву, дать мне "Рассказы о Валентине". Название это меня нисколько не удивило. Я подумал, что это какая-нибудь героиня войны, вроде Зои Космодемьянской или прославленная летчица. Тетя Зоя удивилась, осмотрела полки на всякий случай и сказала, что такой книги нет. Я в свою очередь тоже удивился, так как отлично видел эту книгу. Она не видела, а я видел. Это как лишние ноги.
   Про лишние ноги я прочитал когда-то фантастический рассказ. В рассказе человек столкнулся с некоторым несоответствием. Он стал задумываться. Подошвы ног занимают меньше площади на плоскости пола чем проекция живота на пол. Но как тогда объяснить, что в битком набитом автобусе или троллейбусе есть место для живота и некуда поставить ногу? Объяснение одно - существуют лишние ноги. Есть ноги, но нет туловища.
   Может и сейчас книги просто нет? Дня через два я подумал, что тетя Зоя забыла про мой глупый вопрос, вновь пошел в магазин. Опять спросил, и все повторилось вновь. Это сильно озадачило ее и еще больше меня. Когда я через несколько дней вновь спросил эту же книгу, то тетя Зоя сняла с полки эту книгу, и спросила меня:
   - Тебе, Вова, нужна эта книга?
   Я подтвердил, но книга в ее руках превратилась из "Рассказы о Валентине" в "Рассказы о В.И. Ленине". Оказывается все это время я "смотрел в книгу, а видел фигу". Меня подвело скорочтение - чтение не слогов, а слов и фраз. Этот урок я помню до сих пор, как черт от ладана уклоняюсь от всего быстрого и скорого. Не люблю быстрого бега, шахматного блица. Больше по душе долгий бег, с экономным расходованием сил, а еще лучше простая ходьба. С тех пор при чтении с удовольствием разглядываю буквицы. Иногда, полезно почитать по слогам.
   Послышались металлические звуки. Кто-то поворачивал ключ в дверном замке. Тревога, не покидавшая его последние часы, прошла, и он уже без отвращения смотрел на свои руки и ноги. Командир отпёр дверь изолятора, и Корней босиком прошел в его каюту.
   Теперь настала очередь командира падать в обморок. Каждый шаг Корнея сопровождался таким количеством разнообразных звуков. Создатели этой страшной аранжировки в такт шагам то высовывались из своих норок, тогда Корней разрастался неимоверно в ширину, то вновь прятались. Ему пришлось несколько раз останавливаться перед предметами, почему-то показавшимися вкусными для этой гвардии прожорливых верёвок. Ему иногда не хватало сил сдвинуться с места, когда они, задирая друг друга, уничтожали металлические и деревянные конструкции корабля, вгрызаясь в них своими острыми и жадными зубами.
   Наверное, командиру приходила в голову мысль о возможном заражении и его этой странной болезнью, но выбор в общем-то был более чем ограниченным. Убивать Корнея он не хотел, Корней был жив, хотя имел несколько странный вид, но сохранил ясную голову и его золотые руки, руки-механика были совсем нелишни здесь в глухом углу вселенной.
   Командир объяснил Корнею, что при посадке погнуло ферму крепления телескопа, она согнулась, и перекрыла подход к люку контроля энергетической установки. Этот люк, используя посадку на планету, необходимо было вскрыть и провести регламентные работы. В полете накопилось достаточно число неисправностей и, которые сейчас перед обратной дорогой нужно было по возможности устранить.
   Пришёл понедельник. И конечно, совершенно неожиданно. Я многое, что хотел, не сделал, но билет куплен, пора ехать. Беру сумку с подарками и еду на вокзал. На перроне никого, мало сейчас путешествуют люди, дорого. А когда-то купить билет, а потом попасть в вагон было нелегко. И удача в этом деле граничила со счастьем.
   После окончания первого курса я отправился домой в деревню на этом же поезде с двумя моими одногруппниками. Мы купили билеты в общий вагон и как только подали состав я ещё на ходу вскочил в вагон, чтобы занять места. Ловкий, наверное был я тогда.
   Подошел состав, я вошёл в пустой вагон, занял своё место, а когда состав тронулся, я взял постель, постелил и лёг спать. Когда спишь, не так мучают запахи и многолетняя грязь вагона. Поезд идёт до моей станции 12 часов, так что высплюсь, даст бог, хорошо.
   Сейчас крещёный и некрещёный миры изобилуют различными организациями, фондами защиты живой природы. Скрупулёзно ведутся исследования по сохранению многообразия видов живой природы, а в последнее время и по сохранению ландшафтов. Существуют пухлые национальные и мирового значения Красные Книги, в которых фиксируются последние вздохи исчезающих видов живых существ или наоборот их возрождение. И что толку?
   Процесс уменьшения многообразия живой природы, видимо, начался очень давно. Наверное, с момента, когда бог создал жизнь, если жизнь на земле была создана богом. Этот процесс идёт безостановочно, как безостановочно меняются внешние условия. Идёт также процесс приспособления живого к изменению в их существовании. Последний сопровождается как ростом числа особей в популяции, так и уменьшением оных.
   Например, распространение в бассейне Оби болезни описторхоз связано с увеличением населения, увеличением потребления рыбы, отсутствия биологической очистки канализационных стоков. Клещевой энцефалит распространился в последнее время благодаря также увеличившемуся населению и его быстрому перемещению по территории Сибири и Дальнего Востока (самолеты, поезда) и перевозке зараженных клещей на одежде. Может быть и появление спида имеет такую же или подобную природу.
   Уменьшение населения Европы и Северной Америки больше связано с появлением новых увеличенных стандартов жизни чем с распространением болезней. А увеличение населения стран третьего мира с повышением доходов семей, то есть они теперь могут прокормить большее количество членов семьи, используя то же поле, тот же самый источник дохода.
   Эти процессы, к сожалению, сопровождаются нарастанием проблемы справедливости существования различных народов мира. Появляется ненависть одних народов, целых народов, к другим народам, целым народам. И дальнейшая судьба мира зависит от достаточности и эффективности системы поддержания у населения ощущение баланса свободы и справедливости, неопределенности и прав, ощущения справедливого распределения создаваемых богатств, в достаточной ли мере это распределение соответствует тому вкладу, который человек вносит своим трудом в его создание.
   Может быть, сегодняшний терроризм - протест против несправедливости, против того, что никто не даёт себе труда выслушать протестное движение, попытаться сгладить противоречия. Современное общество видит единственный способ ликвидации терроризма - это его физическое уничтожение. Но этот путь не рождает ли он новых террористов, новые толпы людей уходящих из общества и борющихся с ним. Не будет ли выражением ухода из общества катастрофа, подобная той, которая описана в Библии (всемирный потоп), а также упоминается в легендах Древней Индии, исландских сагах, в легендах Древней Греции.
   Мамин старший брат Кирилл после первой войны как у нас, ее тогда называли империалистической, или как говорили люди германской, пришел контуженный, нюхнул немного германского газа и к двадцать седьмому году был еще холостой. Дядя Кирилл ходил по окрестным деревням и ремонтировал утварь: ведра паял, лудил самовары, чашки. За это его посчитали кулаком и осудили, как врага народа на пять лет. Он попал в лагерь в Норильск. Отбыл, отработал свой срок в этих местах, о которых неизвестный поэт сказал:
  
   От злой тоски не матерись,
   Сегодня ты без спирта пьян.
   На материк, на материк
   Ушел последний караван.
  
   Но уехать сразу не смог. Трудно было попасть на пароход. Вместе с ним отбывал свой срок человек, которому отмерили десять лет лагерей. Ему еще оставалось сидеть пять лет. И дядя Кирилл его ждал, потому что тот пообещал помочь попасть на пароход, который увозил на юг вверх по Енисею тех, кто попадал на него в качестве пассажира.
   Попытки самостоятельного отъезда ни к чему не привели. Оказалось недостаточным иметь разрешение на отъезд, нужно было еще купить билет. Билеты продавались за хорошую взятку лагерной администрацией и блатными и были раскуплены на десять лет вперед по несколько штук на одно место. При посадке на пароход нужно было выдержать и победить в страшной толкучке.
   Он ждал и дождался. В общем, через десять лет отбыв наказание, слегка тронувшись умом от издевательств и несправедливости лагерных начальников, вернулся дядя Кирилл домой в деревню Арбузовка.
   Деревня располагалась в Касмалинском бору в сорока километрах от Павловска, где известный в прошлом промышленник и купец Демидов построил медеплавильный завод. Там до сих пор остался пруд и горы шлака. Окрестные крестьяне все за деньги возили медную руду на переплавку из Сузуна мимо моей родной деревни. Интересно, что в моей деревне сходились два пути. По одной дороге возили руду, а по другой из Кулунды возили соль, которую говорят, использовали повара самого царя Николая II. По лугам местами сохранились еще остатки той дороги: сваи мостов по речкам и заросшие травой канавы по краю бывшей дороги.
   Почему дядя Кирилл и старшая мамина сестра Марина, которая к этому времени была уже замужем, не взяли младших брата и сестру к себе мама не рассказывала, а я не спрашивал. Одно знаю точно, что мама на них не обижалась. Такое у русских не редкость, роднятся в счастьи, а когда горе чинятся - кому вперед помогать. Есть даже такая пословица: Муж любит жену здоровую, а сестру богатую.
   Моя родная деревня стоит в сосновом бору, каких на Алтае великое множество. Боры тянутся с запада на восток по степной и лесостепной частям Алтая. Сосны растут на песчаных гривах, которые будто детской рукой полосами насыпаны по чернозему степному. Часто да почти всегда по бору течет маленькая речка на восток и впадает в Обь.
   Если посмотреть на географическую карту юга Западной Сибири, то увидишь, что с левого берега вплоть до Васюганских болот впадают в Обь только малые речки. Они начинаются за двадцать-тридцать километров от Оби и не успевают в степи за такое короткое расстояние стать полноводными и ручейками летом или бушующим моющим омута потоком весной и незаметными совершенно занесенными в логах снегом зимой впадают в Обь.
   По западной части бора обычно течет речка в направлении бассейна бессточных озер Барабинской и Кулундинских степей. И иногда в бору эти две речки текущие одна на запад, а другая на восток берут начало из двух соседних родников разделенных корнями одной сосны под песчаным бугром изрытом барсуками.
   Вернулся дядя Кирилл оттуда, откуда редко кто возвращался. Встретился с живыми, не погибшими еще с водки членами комбеда - комитета бедноты. Эти комитеты набирались из самых бедных крестьян, чтобы они занимались раскулачиванием, то есть грабежами своих же односельчан и выполняли разнарядку советских властей по уничтожению кулачества в деревне как класса. Это преступление всегда коммунистами преподносилось как подвиг, как громадное завоевание советской власти и понятно, что уничтоженные этой властью враги не должны были воскресать. Ведь воскресший мой дядя Кирилл мог посеять сомнение у людей в смертельности дыхания власти для "классово чуждых элементов" и благотворность оного для остальных.
   Он не стал требовать у комбедовцев назад свое имущество. У него были отобраны дом, лошадь, скотина, сельскохозяйственный инвентарь и прочее нужное для жизни живому человеку имущество. Дома к этому времени уже не было. Его, как сказали люди, разобрали, распилили и сожгли в печи в бригаде на полевом стане.
   В деревне Арбузовка был организован колхоз Красный Ломовик. Название очень неудачное. Его изобретатели хотели подчеркнуть в этом названии тяжесть и самоотверженность труда колхозников на свободной от кулаков земле. Постепенно как-то забылось название деревни, и все стали ее жителей звать ломами, а то и просто железяками. Да еще и прибавят матершинное дополнение, взятое из песни тех лет.
  
   По реке плывет зубило из деревни Зуева.
   Ах, куда же ты плывешь, железяка ..!
  
   Но это будет позже. А в это время колхоз под руководством постоянно сменяемых властями председателей проедал последние остатки имущества уничтоженных кулаков.
   Дядя Кирилл не узнал деревни. Прошло десять лет, но как эти годы состарили ее. Обычные для алтайской деревни двухэтажные четырех комнатные дома, срубленные из охватных сосновых бревен. Дом с высоким подполом, на первом этаже, разделенном на две комнаты, каждая размером пять на десять метров, русская печка с камельком посредине. Труба печи выходила на второй этаж, который, как и первый, имел две комнаты. Далее труба выходила на подизбицу, где специально из кирпича выкладывался боровок. Это часть трубы длиной два три метра лежащая на потолке и в ней осаждается сажа и соответственно не засоряет русскую печку, не сыпется на шесток у чела, а когда топят камелек, то не засоряет сажа его колодцы.
   С подизбицы труба выходила на тесовую крышу. Тесовая крыша устраивалась из тонких досок - теса, в два слоя. Нижний слой - кромленые доски с желобками для стока воды по краю доски. Верхний слой строганые, кромленые и фугованные тесовые доски с желобками по краям. Если дождь не очень сильный, то дождевая вода, попадая на крышу, течет по желобкам верхнего слоя досок. Если ливень, то включается и нижний слой. Если дожди идут долгое время, то доски разбухают, щели между ними уменьшаются или исчезают совсем и ни одна капелька дождя не попадает под такую крышу. Тесовая крыша очень красива и стояла в наших местах пятнадцать лет. Потом она требовала ремонта - замены сгнивших в досках сучков и других слабых мест.
   На первом этаже дома одна комната была спальней для старшего поколения семьи для тех, которым нужна для сна горячая печка и здесь же спали на полатях ребятишки. Если приходили гости, то она превращалась в гостиную, а вторая комната была кухней, а зимой она превращалась в детскую для новорожденных телят, ягнят и поросят. До колхозов в нее брали зимой в холода и жеребят.
   Если заболеет корова или овечка их тоже лечили в этой комнате, и они какое-то время жили вместе с людьми. Жеребят не стали брать, не потому что ушла у крестьян куда-то жалось, а просто иметь коня, было в то время уголовным преступлением.
   Много чего нельзя было иметь в собственности. Крестьянский дом имел высокое просторное подполье, где всю зиму хранилась картошка, стояли колодки с пчелами. Остальные запасы соленья овощи хранились в погребе. Варенье крестьяне варили редко, не было сахара вволю, больше предпочитали ягоду сушить, или квасить вместе с капустой, или мочить с яблоками.
   Еще очень почиталась ягодная мука из боярки или черемухи. Как вкусно было есть хлеб, макая его в эту муку. А кисели? Зимой для ребятишек не было ничего вкуснее, чем пареная калина или тыква или брюква. Жили сытно весело. Работа крестьянская была привычной, здоровому человеку в удовольствие. Причем главная работа была весной, летом и осенью. А на зиму оставалась заготовка дров и поездки на луга за сеном у мужчин и прядение, и ткачество для женщин. Да и свободного времени было предостаточно. Как рассказывала моя бабушка Мария - отца моего мать, всю зиму женщины собирались в каком-то доме с рукодельем: пряли, вязали, разговаривали, пели песни. А мужики собирались отдельно и всю зиму ночью играли в карты.
   Так вот таких двухэтажных домов почти не осталось. Более половины деревни было раскулачено, и кулаки высланы и больше так и не показывались в родной деревне. Остались одни бедные семьи, которые и существовали из милости зажиточных мужиков. А их не стало, то и эти оставшиеся растерялись. Не к кому пойти попросить зерна на кашу, никто за работу не нальет стакан самогонки. Дров нет, сено не накосили, скотина дохнет и в колхозе и дома. Озимые вымерзли - посеяли по самому елбану, где никогда снег не держался.
   Согнали коров и телят в одно место. А тут и зима приспела. Начали срочно ладить ферму для скота. Закопали столбы, между ними заплели плетень и обмазали его глиной. Крышу накрыли соломой. Не тепло, но зимовать можно. Коровы за ночь надышут, а от подстилки тепло идет гниет солома от мочи. С коровами и телятам теплее. Но тут новое несчастие.
   Почти также как описывает М. Шолохов в своем романе "Поднятая целина" прислали из города учителя, так он кинулся бороться с антисанитарией на ферме. Заставлял проветривать каждый день, менять подстилку, не подстилать новую поверх старой, после того как уберешь глызы, а полностью убирать до чистой земли и стелить немного соломы. Вначале требовал экономить солому и сыпать торф, но в деревне торфа не было, и никто не знал, что это такое - отстал. Подохли, которые были слабые телята, да и несколько коров. Убрали учителя на повышение уполномоченным райисполкома. Быстро в гору пошел молодой дурак, уверенный в себе.
   Так постепенно деревня приходила в упадок, двухэтажные дома разбирали на дрова. Жить в них не захотели колхозники много дров нужно и бабы отказываются полы мыть. Как жили в тесноте - так и остались жить в стопочках - одна комната посредине печка.
   Дядя Кирилл не стал жить в деревне, а ушел в бор построил себе домик и жил там один. Советская власть его не донимала - знали, что он не в себе. Так он и прожил в бору двадцать лет, не зная, что такое деньги или магазин.
   Вот я наконец-то и дома, в деревне. Остались позади и стук колёс поезда, грязь и вонь недешёвого вагона, холодная трясучка в автобусе. Шестьсот километров по нашим меркам ерунда, а по меркам Европы... Я снова в доме моего детства.
   В доме сейчас никто не живёт, он осиротел более шести лет назад. Сначала умерла мама, а за ней через три года отец. А дом всё тот же - крепкий пятистенник с русской печкой с камельком ниже шестка. Дом отдыхает после почти двухсотлетнего труда по сохранению, обогреванию, воспитанию и обучению бесчисленных отпрысков нашего крестьянского рода.
   Зашёл к Вале, ей нездоровилось, отдал подарки, взял ведро картошки и немного яиц. Сказал что ночевать буду дома, а завтра приду обедать. Вечером пришли гости. Узнали, что я приехал и пришли поговорить. Сначала пришёл Игнат - мой одногодок. После школы он никуда не поехал, остался на родине, работал трактористом в совхозе, а как совхоз вместе с тракторами, комбайнами и прочим инвентарём исчез, растаял как дым, и даже запах выветрился, стал работать у себя, дома. И надо сказать он несказанно рад такой перемене в его судьбе.
   Раньше он отмахивался от меня, когда я ему пересказывал рассказ моей бабушки о жизни до советской власти, о том как работали много летом и отдыхали и гуляли зимой, что не надо было тогда ходить каждый день в мастерскую в эту пыль и грязь или в вонь скотного двора. Что мужики утром в виде прогулки себе и лошадям ездили в хорошую погоду на луга за сеном, а вечером частенько собирались играть в карты. Ребятишки чистили глызы, а потом играли в "глызку" - русский хоккей. Женщины собирались кучей для рукоделья и пели песни. Молодежь тоже отдельно в избе собиралась для игр и пляски и здесь завязывались нешуточные отношения. И всё это на глазах людей. А сейчас он доволен жизнью.
   - Конечно, говорит он,
   - Богачом не станешь, но и с голоду не пропадёшь.
   За Игнатом пришли мои племянники Семён и Сергей. Один сын моей сестры, а другой брата. Брат и сестра мои умерли вслед за родителями. Царство им всем небесное.
   Я варил на плите в чугунке картошку и яйца. Когда они сварились, я слил воду в ведро, яйца переложил на тарелку, а картошку поставил в чугунке на деревянной дощечке на стол. Достал соль, сахар, нарезал пшеничный и ржаной хлеб. Достал сало, нарезал его тонковатыми, но не тонкими пластиками. Чайник на плите пускал густой пар из носика. Заварил чай и сел к столу.
   Мы ели картошку, посыпали её крупной солью, брали по кусочку хлеб и сало, запивая всё это великолепие, сладким чаем. Такое заведение в нашей деревне, картошка, хлеб и сладкий чай. Разговорились. Игнат спросил часто ли я ем ржаной хлеб, что не хватает денег на белый? Я ответил, что стоят они примерно одинаково, но ржаной хлеб вкуснее. Он попробовал кусочек и покачал неодобрительно головой.
   По деревням на Алтае люди моего поколения ещё не забыли голодовки лихого времени, до сих пор считают "чёрный хлеб" предвестником чего-то нехорошего. Говорят:
   - Придёт ещё время наешься "чёрного", а пока - ешь белый.
   Я долго сопротивлялся настойчивым попыткам жены приучить меня к ржаному хлебу и в конце концов сдался, стал его есть. И надо сказать через короткое время уже ел его с удовольствием. Игнату было легче устоять. Ржаного хлеба здесь в округе днём с огнём не сыщешь. Племянникам хлеб явно понравился, они помалкивали, не вступали в наш разговор, и скоро хлеба на столе не стало. Я пожалел, что купил одну булку.
   После того как обсудили ржаной хлеб, современную невесёлую деревенскую жизнь перешли к любимой теме русских мужиков - проблемам страны и даже Вселенной. Оказалось, что в деревне очень популярны американские фильмы про звездные войны.
   - Дядя Игнат, ты расскажи ту сказку, где давнишняя жизнь на земле описывается. Помнишь, ты на сенокосе в дождь рассказывал.
   - Ну, это когда было!
   - Да этим летом, подтвердил Семён.
   - Да я уже и забыл о чём говорил, разве по новой начать врать.
   - Ври, Ваня, у тебя это хорошо всегда получалось. Помнишь мы с тобой на уборке машины разгружали с зерном. Я разгружал, а ты побасёнки, по теперешнему анекдоты, рассказывал.
   - Ну ты, Володя, и скажешь же! Скажи ещё, что я был ленивый, обиделся Игнат.
   - Дядя Игнат, ладно, что вспоминать, расскажи уж, нам интересно, а Володя и не слышал даже.
   Ладно, слушайте, только не перебивайте и не смейтесь.
   - Давно это было. Земля только-только освободилась из плена космической пыли, поднятой взрывами звёздной войны. Ещё мутной была вода её рек и озёр, ещё пили воду из моря посланцы Юпитера, а Марс каждую ночь красным зловещим глазом с ненавистью глядел на голубеющую день ото дня Землю. Но сделать ничего не мог. Кончилось его время. Или почти кончилось.
   Людей еще не было. Они, согласно позднее разработанной теории, должны были появиться через миллионы лет в результате эволюции живых существ, в результате счастливого для людей естественного отбора природой более жизнеспособных представителей животного мира.
   Хозяевами Земли были колоссы - человекоподобные существа огромных размеров. Их окаменевшие останки иногда ещё находят в редко посещаемых человеком местах, в пустынях Гоби и Атакама, в скалах Большого Каньона, в южно-американских Андах и даже в Антарктиде. Почти целый скелет колосса видели геологи в обвалившемся берегу, на одном из низменных островов в устье реки Хатанга в Восточной Сибири, но из-за отсутствия радиосвязи не смогли сообщить учёным. Через месяц осенние штормы слизнули скелет вместе с частью берега.
   - Дядя Игнат, ты это в какой-то книжке прочитал или так складно сочиняешь?
   - Зачем перебиваешь, Серьга, ведь договорились. Немного придумал сам, а остальное из книги. Давайте слушайте, или может хватит, надоело, так я закончу.
   - Серёжа, ты вечно не утерпишь, сиди, - подмигнув Сергею, сказал Сеня.
   Игнат продолжил.
   - В те годы очертания древних материков мало напоминали современные. Море, вулканы, ледники вносили свою посильную лепту в их очертания. Осадочные породы мягкой шубой покрыли за эти долгие миллионы лет скальное тело планеты. В океанах осадочные породы формировались из смеси минерального сырья и останков животного мира водных стихий. На суше в песок и глину попадали останки животного и растительного населения Земли предпочитающие дышать воздухом без посредства воды. Так сформировался осадочный ковёр Земли.
   На более молодой суше, недавно относительно поднявшейся из морских глубин, после очередного понижения уровня мирового океана слой отложений земли тоньше и наоборот толще слой морских отложений. Понижения и повышения, как известно, связаны с потеплением, а значит таянием ледников, и похолоданием, при котором ледники вновь накапливают воду про запас. Но существуют участки земной поверхности, которые либо никогда, либо только недолгое время служили дном океану. И они представляют собой заботливо сохранённую природой летопись жизни на земле.
   Важнейшие из таких участков земли расположены вдоль полосы между меридианами 100® и 120® восточной, а также 80® и 60® западной долготы. Вдоль этой полосы в отложениях находят останки тропических животных и растений от островов Северного Ледовитого океана и до покрытой вечными льдами Антарктиды. Здесь же встречаются редкие окаменевшие кости колоссов в окружении "более многочисленных" костей, как сейчас принято говорить, "древнего человека". Конечно, понятие "более многочисленных" не означает тысячи и миллионы единиц, а если колоссов нашли за всё время по разным источникам до десяти останков, то число найденных останков древних людей того времени насчитывается сотни.
   Надо сказать, что так это и должно было быть. Без строгой научной базы не мог появиться человек в его современном виде. Теория естественного отбора превратившая обезьяну в человека в то время не была еще широко известна. Она появится еще не скоро. Чарлз Дарвин во время путешествия на корабле Бигль создаст её в конце девятнадцатого века от Рождества Христова. И в то время мир вынужден был развиваться без твёрдой научной основы.
   Этим и объясняется многообразие типов человеческих праотцов. А тип в свою очередь не что иное, как мера отличия, причем внешнего, от облика нормального, подчеркнем последнее, человека. А, может быть, и в те давние времена не все человекоподобные имели одинаковые скелеты? Ведь такая неидентичность скелетов различных особей проглядывается даже у современного человека.
   - Жаль, что нет глобуса, а то бы мы посмотрели, какие страны находятся в этой зоне, - вслух подумал я.
   - Дядя Игнат, откуда ты такие научные слова знаешь? -спросил Семён.
   - От верблюда, молодой ещё, много будешь знать - скоро состаришься.
   - Может позвать директора школы, что ему дома сидеть, пусть принесёт глобус да и сам развеется. Болеть он стал, старость.
   - Сеня сходи за Василием Яковлевичем.
   - А если спит?
   - Разбуди, скажи, что Володя приехал.
   Сеня ушёл. Игнат поёрзал, поёрзал, он всё же всех нас старше, даже меня на целых пол месяца, и сказал,
   - Полез я на подизбицу, там у меня в ящике от моли спрятаны мёдные рамки, хотел в подполе пчёл подкормить. Смотрю книги в углу свалены, это Петьки моего. Он как уехал в город, то Анна их на подызбицу и уторкала, всё ей места мало, тумба центнеровая. Сверху смотрю лежит книжка, немного пылью припорошена, но всё равно видать на ней нарисовано как в телевизоре звёздная война. Я её и взял почитать.
   - А как она называется, не утерпел Серёжа.
   - Не помню, давно читал, ещё весной, а сейчас зима.
   - Может дашь почитать?
   - Дам, почему не дать, только вот что-то я давно её не видел. Жива ли? Газеты мы давно не выписываем, а бумага требуется.
   - Дядя Игнат, зря ты так про Анну, очень даже красивая у Вас жена. Я даже иногда подумываю её отбить.
   - Отбить? Мал ещё!
   - Чо мал. Тебя младше на десять лет, а её всего-то на каких-то шесть лет. По второму разу самый раз.
   - Ты Сеня не очень, а то и по сопатке недолго.
   - Всё, всё дядя Игнат, я шучу, разве она бросит Вас. Говори лучше, дашь почитать книгу или нет?
   - Володя, давай я сбегаю, пока Василий Яковлевич идёт, за книгой.
   - Беги, а я картошки ещё заварю, ночь длинная, а нам всем торопиться некуда.
   Я поставил картошку, Серёжа принёс из погребицы дров, подбросил в камелёк.
   - Ну, как жизнь? - спросил я его.
   - Да пока терпимо.
   Он не ладил с женой. Почему? И сам не знал. Но видно с годами огонь схваток стал угасать, и у него появилось в лице какое-то умиротворённое выражение.
   Скоро все собрались. Пришёл Василий Яковлевич с глобусом, пришёл Игнат с четвертью вина и тремя литрами самогонки.
   - Ваня, как ты всё это донёс один?
   - Я на санках, скажи, как всё это я вынес через голбец, Анна то дома. Ладно, не буду врать, она сама сказала возьми, раз Володя приехал. То ли любит она тебя? Дождёшься ты у меня, не посмотрю, что друг, выпорю бичом, по-цыгански. Ладно, это я так, молодых пугаю.
   - Дядя Игнат, а книга? Ты не забыл зачем ходил?
   - Нет книги, Анна её извела на яйца. Заворачивала яйца в бумагу. Посылку Петьке послали к Новому Году. Сейчас в городе всё есть, но своё всё же вкуснее. Изорвала она книгу, а картонку бросила в печку, говорит, что сильно страшная картинка с чёртом, побоялась оставить. Корова стельная у нас, боится, что скинет, наверное, двойней ходит.
   Налили по граненому стакану, другой посуды у меня не было, самогонки, выпили и Игнат продолжил.
   - Нашей деревне почти что триста лет. За это время на могилках схоронили целую пропасть народа. Там лежит мой дед, бабушка, отец и мать. Да и мне скоро туда же отправляться. Володя, ты помнишь моего деда?
   - Как же помню, дед Игнат, я его хорошо захватил. Он же нам зимы две пока не заболел, на льду карусель устраивал. А сейчас, Ваня, карусели что-то не видать. Не делают?
   - Не хотят. Я прошлый год вморозил ось в лёд, надел колесо, привязал жердь. И что ты думаешь, ночью развели на колесе костёр и сожгли. Зачем? Можно костёр было развести и рядом. Так, для пакости.
   - Так вот мой дед Игнат говорил, что на нашем кладбище и его дед похоронен.
   - Так ты что Ваня, чалдон что ли?
   - Выходит чалдон. Мы когда хоронили дядю моего Игната, стали копать ему могилу, а умер он, помните ребята в Крещение, в самый мороз. Да ещё с утра поднялся такой буран света не видно. Костер пожжем, немного глина отойдет - копаем, целые сутки копали. Ночью буран утих и где-то на метровой глубине нам встретилась кость ноги. Мы её обкопали, хотели вытащить. Но так и не смогли один конец её выдолбить. Пришлось рубить. Грех конечно, но так было. Так вот её длина была больше метра. Какого же роста весь человек был?
   - Я сейчас подумал про питекантропов, про их зверскую рожу, неужели наши предки были такими?
   - Были и такими, Сеня, были и другими. Вот скажем, скелет человека пораженного рахитом или скелет борца сумо через тысячу лет, при отсутствие письменных источников, а именно этим и отличаются те дальние века от современности, вполне могли быть отнесены к разным типам человекообразных существ.
   Вы можете возразить, что таких исключений меньше, что подавляющее большинство скелетов современных людей схожи и, может быть, отличаются только размерами. Поэтому вероятность найти останки нормального не больного ископаемого предка выше чем его сородича страдающего тем или иным недугом.
   Но, тогда как быть с кладбищами расположенными рядом с приютами олигофренов? Можно возразить, что в те дальние эпохи не было таких приютов? А почему не было? У многих стадных животных забота о больных и слабых присутствует и сейчас, и наверное это могло быть и тогда. Например слоны. Как слоны заботятся о малых и старых. Почему мы человеку отказываем в этом? Из-за того, что он древний?
   Игнат так увлёкся, что если бы мы его не знали, то могли бы подумать, что перед нами профессор университета.
   - Ваня, подожди, давай выпьем.
   Я давно уже всем налил, нарезал огурцов, поставил капусту. Рассказ Игната нас так увлёк, что мы не заметили как ночь вступила в свои права.
   - Я тоже после этих фильмов кое-что почитал, вступил в разговор до этого молчавший директор местной школы Василий Яковлевич.
   - Мне попалась в нашей библиотеке книга о находках всяких древностей, в том числе и останков древнего человека. Если вы не против, то я тоже расскажу, что знаю. Память у меня пока есть, поэтому спрашивайте, если какие-либо научные слова будут непонятны.
   - Останки древних людей находят в пещерах, то есть в местах их ночлегов, в местах их укрытий от опасностей различного рода. Но жизнь человека и мужчин и женщин в те годы чаще заканчивалась на охоте, от травмы нанесенной зверем, редко кто доживал до своей естественной биологической смерти. Доживали инвалиды, которые никогда или почти никогда не выходили из пещеры, находились около огня. Причём им от этого не было стыдно, их право на такое существование признавалось соплеменниками. Как впрочем, признается и сейчас. Видимо вероятность, найти останки подобных существ, несмотря на их малочисленность, в любой популяции, несколько выше, чем вероятность обнаружения останков нормально развитого существа.
   Останки людей более близких к нам эпох также находят в пещерах, вместе с создаваемыми ими орудиями для охоты, рыбной ловли и земледелия. Подобные орудия труда сопровождали да и сейчас кое-где сопровождают жизнь современного человека как первобытных племен Африки и Южной Америки, так и почти любого русского крестьянина. Единственное отличие в материалах из которых изготовлены эти орудия. Вместо естественных камня, кости, дерева или травы используют металл, пластмассу. Останки этих людей позволяют сделать вывод о высоком внешнем сходстве их с современным человеком. Теория эволюции заключает, что произошло движение в эволюционном процессе, человек изменился, приближается к современному.
   Но это не бесспорно, я стал в этом сомневаться, в силу того, что с изменением внешних условий человек мыслящий приспосабливается быстрее чем животные и растения. Например, холод: африканец, впервые почувствовав холод, будет разводить костер, а растения или животные африканские скорее всего погибнут. Но это с одной стороны. То есть, это надо, если надо. Но люди племен тропической зоны Африки, Азии и Южной Америки до нашего времени не испытывали потребности ни в жилище, ни в орудиях труда, ни в одежде, ни в видах занятий европейского человека. Они предпочитали и предпочитают до сих пор заниматься, осмеянным нашим "развитым" обществом, собирательством. Добывают корни, плоды растений, ловят животных. Орудия ловли охоты изготавливают из подручного материала и бросают их как только проходит в них надобность.
   Живут буквально тем, что бог подаст. И бог подает им достаточно. Им хватает. А живут они также как жили бы мы, не будь крепко привязаны к дому (из-за холода), к источнику средств (одежда, питание), недостаток эмоций "в стакане" (четыре стены жилища, труд в четырех стенах, труд на культурном поле и т.д.) требует их восполнения книгами, телевизором и пр.
   Останки представителей этих первобытных племён, найденные археологами через сотни лет из-за отсутствия рядом с ними орудий труда и предметов быта их современника "цивилизованного человека" могут послужить основой для вывода о их слабом интеллектуальном развитии, или даже как об отдельной отрасли семьи приматов. Наверное, расхожее мнение, что история развития человека - это суть процесс эволюционного развития приматов от более простого состояния неразумного к более сложному состоянию разумного человека не безгрешна. Мы можем и должны в какой-то мере усомниться в её достоверности. И по крайней мере в том, что археология доказала существование неразумного периода в жизни людей. Одно очевидно, что археологические находки не опровергают этого обстоятельства, как, кстати сказать, и не подтверждают.
   Отец родился в 1918 году летом, в самый разгар Гражданской войны. В четыре года остался без отца. С семи лет начал работать подпаском за питание и одежду. Жил на заимке все лето и осень, пока скота не перегоняли в деревню. У нас зимой не пасут скот - снега глубокие бывают. Утром шел к реке в кочки, ловил коней, седлал и выгонял молодняк. После двадцать седьмого года, когда образовался колхоз, работал возчиком в колхозе. Просился, чтоб его направили на курсы трактористов, но его не отпускали, он убежал в район и стал учиться. Потом работал трактористом в МТС.
   Женился рано, в восемнадцать лет. И в тридцать восьмом году у него родился сын - Коля. В тридцать девятом году отца взяли на действительную службу. Он попал на Дальний Восток в авиационную часть, в батальон аэродромного обслуживания. Выучился на шофера и стал работать на бензовозе. Привозил бензин с железнодорожной станции и заправлял самолеты.
   Когда началась война, их часть вначале не трогали. Рядом были японцы, и была вероятность, что они нападут на Советский Союз. В августе 1941 года собрали винтовки у солдат, упаковали и отправили на фронт. Видимо к этому времени уже не хватало оружия. Как я узнал позже, перед войной советские военные начальники не допускали и мысли, что война будет на территории Советского Союза, поэтому склады оружия, продовольствия и обмундирования располагали ближе к западным границам. Чтобы зря не возить.
   Эти склады в первые дни войны были захвачены врагом. Об этом писал Г.К. Жуков в своих мемуарах, и мой отец подтверждал своей шкурой. Перед самым захлопыванием кольца вокруг Ленинграда их часть успела в него перебазироваться. Здесь также отец на машине возил грузы и однажды совершил аварию. Машина ночью перевернулась на лесной дорожке, в кузове сидел лейтенант, он погиб. В этой аварии и смерти лейтенанта был виноват отец, хотя он ехал в полной темноте, не включая свет. Его осудили, и отправили в штрафную роту. Это произошло зимой 1942 года в феврале месяце. И началась собачья жизнь штрафника.
   Роту часто перебрасывали с одного участка на другой, пока не разместили окончательно на плацдарме, который назывался Невской Дубровкой. Отец рассказывал, что командиром у них был разжалованный полковник осетин из кавалерии. Он ударил по лицу какого-то большого человека, когда они выпивали в землянке, и тот начал ругаться по матери. Этот полковник оказался очень рассудительным и умным человеком. Берег своих солдат. Отец вскоре стал его ординарцем. Почти два года он провоевал в этих страшных местах, и его ранили при прорыве блокады в конце 1943 года. Разорвалась мина и всего залепила мелкими осколками. Он сам дополз до медпункта, и его после прорыва блокады отправили лечиться в тыл в Сталинск (Новокузнецк).
   Осколков из него вытащили предостаточно, но не все. Много лет спустя, когда умирала мама, летом, у отца случился инфаркт миокарда и следом второй. Я все лето был рядом с ними. Похоронил маму и к сентябрю уехал. С отцом остался его брат Василий с женой. Дядя Вася мне позвонил в конце ноября. У отца была сильная стенокардия и, как потом, оказалось, начинался отек легких. Он лежал в районной больнице. Я приехал за ним, зашел в больницу. Вид у него был неважный, таких больных, если они не президент, не лечили тогда, он это знал, и видно было, что он смирился со своей судьбой. Я не стал его успокаивать, не умею я врать в глаза, мы договорились, что я заеду в деревню к дяде Васе и утром буду у него, чтобы он был готов ехать на автобусе в аэропорт. А он должен обязательно найти и взять с собой карточку с записями его болезней и лечения, чтобы в городе, где я жил не начинать все с нуля.
   Так все и получилось. Я приехал в деревню, дядя Вася и тетя Дуся солят капусту особым способом, я видел это впервые. Обычно капусту режут, пересыпают солью, и уплотняют, чтобы она дала сок и закисла. Они же делали не так. Вначале резали, потом на одну минуту в дуршлаге опускали в крепко соленый раствор, давали воде стечь, и накладывали в стеклянные банки, уплотняя капусту. Сок появлялся без всяких усилий. Способ хорош, но для тех мест, где есть хорошая незагрязненная вода. Я помог им с капустой, со скотиной и утром рано в семь часов поехал на автобусе к отцу.
   Карточку он не нашел ни в больнице, ни в поликлинике. Мы решили ехать без нее. Пошли на автостанцию. Здесь я понял, насколько болен мой отец. Он не мог идти, задыхался. Двести пятьдесят метров мы преодолевали более тридцати минут, на автобус не опоздали, поехали в Барнаул в аэропорт.
   Путь наш лежал по Каменскому тракту, аэропорт расположен примерно в километре от трассы. Можно идти пешком или ждать автобус из Барнаула, но он может и не остановиться. Наш самолет вылетал очень рано, и мы еще не имели билетов, так как билеты можно купить, имея паспорт, а паспорт отца был для меня на пути в деревню еще недоступен. Много, чего придумали наши власти и в России и по всему миру, чтобы крестьянин помучился. Именно крестьяне живут в маленьких деревнях, и любые контакты с внешним миром у них связаны с преодолением, часто героическим, немалых пространств. Я прикинул по времени и понял, что пешком этот километр до аэропорта мы не пройдем до вылета самолета, надежда на автобус из Барнаула - эфемерна. Остается просить шофера автобуса, на котором мы ехали, завернуть в аэропорт. Я пошел к нему договариваться.
   Если он откажет, думал я, тогда придется ночевать или ехать на поезде. Как все-таки жестко относятся в России к старшим. Может быть не во всей России, а только среди русских это безразличие распространено. Я вспомнил, как однажды еще студентом, ездил на зимних каникулах в Казахстан со своим другом Володей Журавлевым. Его родители жили в Семиречье. Красивые места, горы Джунгарский Ала-тоо, незамерзающие речки без счета, родниковая вода в снежных берегах. И воздух весенний, напоенный запахом яблок и какой-то невыразимой свежести. Живет там редкая порода русских людей, черноволосые с голубыми глазами.
   Назад мы поехали вначале в Алма-ату на автобусе. Там легче было купить билеты на поезд. Ехали на автобусе долго с раннего утра и до поздней ночи. Дорога хорошая, с одной стороны степь с другой вдалеке горы. Иногда в степи попадались голые невысокие сопки по виду похожие на детские рисунки гор. Пусто кругом, редкие поселки.
   Я запомнил такой случай. Стоит на обочине дороги пожилой казах в лисьем малахае, автобус останавливается, он поднимается в автобус, а там ехали в основном казахи, весь автобус встает, предлагая старику сесть на их место.
   Почему такое не увидишь у нас, у русских? Обычно наши старики обвиняют молодежь, мол, мы такими не были. Наверное, это так, но и старики тех лет были другие, наверное. Все это пронеслось у меня в голове, но никакого другого подхода к шоферу, кроме простой просьбы заехать в аэропорт, я не придумал. Он на удивление согласился, но при условии, если пассажиры согласятся. Я обратился к ехавшим в автобусе. Их было немного, человек шесть или семь. Они спали, в автобусе было тепло, и сказали мне, что согласны. Вид моего отца не давал повода усомниться в состоянии его здоровья.
   Все получилось как в сказке. Мы доехали, я успел купить билет, хотя регистрация уже окончилась. Бывает в наших аэропортах еще и не такое. На регистрации нас обругали, я прошел через металлоискатель, а отца задержали. Перед тем как идти через металлоискатель, я ему сказал, чтоб он вытащил из карманов все железное. Ножичек, ключи, монеты, ремень все это было предварительно снято и выложено, но металлоискатель гудел как бешеный. Подскочил милиционер, я крикнул отцу, чтоб он раздевался догола, а милиционеру и служительнице аэропорта сказал, что железо у него внутри в виде немецких осколков. Они поверили нам и мы полетели.
   Вот так с приключениями мы к обеду были у меня дома. Я пошел договариваться в поликлинику, чтоб сделать отцу рентген и кардиограмму, чтоб иметь какие-то документы для обращения в НИИ кардиологии, который был и есть в нашем городе. Через два дня мы пошли в приемное отделении этого НИИ. Принимал молодой мужчина. Он просмотрел кардиограмму и рентгенограмму грудной клетки и сказал, что возьмут на лечение в НИИ. Потом заметил в груди осколки. Спросил у отца, не в легких ли они. Отец ответил, что осколки под легкими, что они с войны, тогда некогда было их вытаскивать, и ему они в жизни не мешали. Врач вскочил с места, выбежал из кабинета, наверное, для того чтобы повторить в одиночестве клятву Гиппократа, через некоторое время вернулся окрыленный и сказал, что не возьмет НИИ на лечение ветерана войны. Понятно, что клятва придумана давно и не предусматривала помощь больным, носящим несколько десятилетий в теле осколки.
   Мы ушли. Отец, видя, что я расстроен, стал меня успокаивать, что видно все, хватит, пожил. Я молчал, что я мог сказать. Отек легких прогрессировал, а мы подумали, что он простыл, и ставили ему горчичники.
   Оставив отца, я пошел искать какие-то другие пути помощи ему. И провидение завело меня в другой НИИ курортологии в приемное отделение. Заведующая приемным отделением моложавая красивая женщина средних лет выслушала меня и согласилась отца посмотреть. Я пошел снова за ним. Он начал отказываться. Я струсил, потому что знал его характер. Если он решил умереть, то его не уговоришь жить. Аргумент нашла моя жена.
   Она сказала ему,
   - Что Вы, папа, первый раз в жизни сволочь встретили?
   - Как это Вам так удалось прожить счастливо?
   Уела она его здорово, и ему ничего не оставалось, как пойти со мной.
   Кое-как добрались. Она посмотрела кардиограмму, послушала его и назначила лечение. Это было во времена тотального дефицита. Тогда врачи боялись назначать лекарства, которых нет из-за боязни жалоб в их адрес. Я постарался ее убедить, что жаловаться мы не будем и она, видимо, мне поверила.
   Я увез отца домой и пошел на работу. Там на меня уже давно смотрели косо, потому что последний год из-за болезни моих родителей я работал через пень колоду. Вечером побежал по аптекам. Нужно было купить пять видов лекарства, и я все купил. Понемногу, но все.
   Принес домой, он выпил и лег спать. Очень хорошо поспал, а до этого он не мог совсем спать, задыхался. На второй день почувствовал себя намного лучше, занялся грибком на ногтях ног. И к концу недели засобирался домой. Мы с ним еще раз сходили к нашей спасительнице, и я его повез домой в деревню. Он купил гостинцы апельсины и яблоки. Я проводил его до Барнаула, там посадил на автобус, а сам вернулся назад.
   Отец добрался хорошо и стал жить, постепенно возвращаясь к обычному крестьянскому труду. После этого он жил еще пять лет и умер на 77 году во сне.
   - Интересно излагаешь, теперь осталось понять, вновь взял в свои руки нить разговора Игнат.
   - Давайте выпьем за человека и за то, чтоб он жил всегда в одном виде в том, в каком его создал всевышний, в виде Адама, и чтоб подруги человека, происшедшие из его ребра, помнили это, и не омрачали ещё больше его жизнь в дальнейшем.
   Мы выпили, закусили капусткой. Пришла Анна, принесла пельменей, я стал их варить, а Сеня взялся спорить с академиком Павловым. Он хорошо запомнил его изуверские опыты над собаками. Надо сказать, что Сеня был очень слаб, когда речь заходила о крови или операции. Он падал в обморок, если было необходимо поставить ему укол. И вот Сеня начал.
   Что доказал изувер Павлов издеваясь над собачками? Он пытался доказать то, чего нет и быть не может. Он пытался доказать отсутствие у животных высшей нервной деятельности, и что животным присущи только инстинкты. Доказать он не доказал, но вдоволь поиздевался над собаками и за это стал академиком. А как быть с опытами проводимыми ежедневно крестьянами по всему миру с домашними животными, в том числе с собаками. Приведу два примера, очевидцем и участником событий в них я был сам.
   Моя собака по имени Тёма - кобель, лайка пяти лет от роду. Взял я его месячным щенком зимой. Рос он первое время, до тепла в доме, а позднее жизнь его стала проходить на открытом воздухе. Лайки очень энергичные собаки, хорошие охотники, но очень не сдержаны на язык. Любит он поесть что-нибудь вкусное, например, кость, мороженое, мясо, пирожки. Если ему предложишь поесть кашу, то он, когда голоден, немного поест без удовольствия, и будет ждать чего-то более приятного.
   Летом, если он ничего не дождется, и сороки с кошками не съедят его пищу, то к вечеру чашка опустеет. А зимой в мороз каша превращается в лёд очень быстро. Мне приходится его заставлять уговорами поесть более энергично. Он меня слушается, но до определённого предела. Потом начинает огрызаться, показывать, что я много на себя беру, и первенство моего разума он так и быть признает, раз мне так хочется. Может быть это происходит потому что я свою собаку никогда почти не наказывал физически, и у нас с ним довольно равноправные отношения. У него нет рабской боязни меня.
   - Теперь ответьте мне, неужели вот такое изощрённое поведение есть результат рефлекторного процесса?
   - Академик Павлов конечно, не прав, вступает в разговор Василий Яковлевич, но в учебниках он даётся как светило науки и мы его в школе должны изучать и искренне верить в его теорию. Хотя я сам помню такой случай. Была жива еще моя мама. Она держала корову. Вы же знаете, я корову не держу. Зимой она корове готовила теплое питьё и подкормку. Это обычно была варёная мелкая картошка, свёкла или тыква. Немного посыпала это пойло отрубями, и бросала кусочек хлеба. Всё это делала в избе, а потом выносила корове. В тёплые дни зимой корова стоит в деннике, или гуляет по ограде на солнышке дожидаясь, когда её попотчуют. Мама выносила ей ведро, корова степенно подходила и начинала, шумно отдуваясь, пить и есть.
   Иногда мама кусочек хлеба не бросала в ведро, находясь в избе, а выходила на улицу с ведром, корова сразу же направлялась ей навстречу. Мама говорила мне:
   - Смотри, что будет, затем откусывала от хлеба кусочек на глазах у коровы, бросала его в пойло, и корова, только что торопливо шедшая к ведру, останавливалась, и как мне кажется, с брезгливой гримасой отворачивалась и уходила. Неужели и брезгливость тоже рефлекс? А как же тогда быть с солдатом, которому стало неприятно, когда он разбил чашку, из которой пил воду, принесённую мальчиком, когда этот последний заплакав, сказал:
   - Куда же теперь по ночам будет писать моя сестрёнка?
   Брезгливость солдата, который является человеком, которому разрешена теорией Павлова высшая нервная деятельность, была бы ещё выше, если бы он видел для чего обычно использовалась эта чашка. Конечно, крестьянским детям трудно верить физиологу Павлову. Они изучают эту науку, как и всякую другую ненужную, по их мнению, в жизни науку только из уважения, чтобы не поставил учитель им двойку.
   - Трудно человеку присвоить себе единоличное право на "высшую нервную деятельность". И, может быть, и не существовал период, когда жил человек не умеющий мыслить. Что касается собак и коров, то это так. Интересно, что синички зимой, которых я кормлю, знаками показывают мне, что пора семечек насыпать им в кормушку. Учат меня. И судя по всему не в восторге от моих умственных способностей.
   - Ну ты загнул дядя Игнат, какой там разум у синичек. У них и мозга-то нет почти.
   - Сеня, Сеня, а ты веришь в то, что ты сказал? Ты же человек? Почему ты так уверен в своей исключительности. Почему присвоил себе право решать судьбы мира, не советуясь с другими его обитателями. Почему человек сливая всякую гадость в реки, озёра и моря не поинтересуется у их обитателей:
   - Ну, как вам тут?
   - Дядя Игнат тебе надо было в милиции служить, как ты быстро меня обвинил. Я верю тебе, но тогда что же и они также как мы разговаривают, ругаются, учатся.
   - Наверное, точно так, как и мы.
   Он ходил с двумя костылями. И всем говорил, что ему в жизни несказанно повезло. Он остался жив на финской войне, хоть и вынес себя сам с поля боя и оказал первую помощь и не обморозился. На финской большинство раненых вывозили без помех для лечения в тыл. Ни плена, ни окружений, таких как в следующую войну, не было. Потому что его не взяли на войну с Германией, с которой он бы не пришел, скорее всего.
   В нашу деревню из двухсот с лишним ушедших на фронт вернулось восемь человек, в том числе и мой отец. Еще вернулись два моих дяди оба Василии. Один брат отца, а другой брат мамы. Воевали в разведке. Мамин брат пришел с орденом Красной Звезды и с медалями. Орден Красной звезды был серебряный и мой старший брат Коля выпросил этот орден и сделал из него блесну на щук. Еще он хотел выкрасть мою серебряную медаль за школу, но мама не дала, так что моя медаль до сих пор жива, и может быть мои внуки ее увидят.
   Мамин брат был в артиллерийской разведке. Он с разведвзводом полка тяжелой артиллерии всю войну провел в самых страшных местах, но остался жив и даже не ранен. Тяжелая артиллерия бьет по целям противника сама, располагаясь от передовой линии фронта на расстоянии в несколько километров, а разведка всегда впереди. Впереди пехоты или вместе с ней. Пехота в окопе прячется, а разведчики ищут место повыше, чтоб хорошо было видно. И корректируют огонь гаубиц.
   Мой дядя Василий был ординарцем командира разведвзвода артиллерийского дивизиона в этом полку и за войну сменил более десяти командиров, которые убыли, это его словечко, или по ранению или были похоронены, а один убитым был оставлен в лесу. За корректировщиками охотились немецкие снайперы и била артиллерия и пулеметы. Нужно было тянуть и исправлять проводную телефонную связь и оказывать помощь раненым и отстреливаться от противника.
   Орден он получил за подавление пулемета. Он взял у пехотинца противотанковое ружье и прострелил пулемет, за это он по ходатайству пехотного командира был представлен к ордену. А его непосредственные командиры не успевали отмечать солдат наградами, так как мало было богом им отпущено жизни. Почему не брала пуля бравого ефрейтора, бессменного ординарца - загадка. Единственный осколок залетел в глаз и стал показывать свой острый характер только в старости. Сыт, пьян, нос в табаке и мосол в похлебке - говорил мой дядя, когда его моя мама ругала за пьянство.
   Он и моя мама росли в детском доме с двадцать седьмого года. Их родители умерли один за другим. Первой умерла моя бабушка Наталья. Мама говорила про нее что была она белая-белая в отличие от моего деда Михаила, который был как головешка черный. Был он очень сильным и через свою силу и погиб. На масляную неделю катал он пимы в бане за ним пришли звать драться на кулачки, и он распаренный пошел. Победил его край в этой битве. А был мороз, и он простыл, случилась горячка, а потом перешла в чахотку, он долго болел и, в конце концов, помер. Мама рассказывала, как он ложился под телегу и руками и ногами поднимал ее, а старшая мамина сестра Марина мазала колеса дегтем. Мама говорила, что у матки в избе висел узелок с салом и дед мой в лечебных целях отрезал понемногу и ел.
   Мою маму бог наделил очень щедро. Она была умна, красива и при всем этом чрезвычайно добра. Одно пожалел для нее боже - это счастье. Рано очень умерла ее мама. Потом умер отец, мой дед Михаил. Старший брат Кирилл после войны болел, не мог никак прийти в себя после отравления газами. Старшая сестра Марина была замужем, но тоже не взяла к себе Марийку и Васю. Вася - это мамин брат, он младше ее на два года.
   Детский дом располагался в районном городке на берегу красивого пруда, который сохранился со времен сереброплавильного завода купца Демидова. Речка Касмала протекала по бору, которых на Алтае великое множество. И вот эта речка и была перегорожена плотиной, она заполнила приглубую котловинку в бору, вокруг которой и раположился уютно Павловск. Он был назван в честь императора Павла, короткое правление которого последовавшее после смерти его матери Екатерины II было отмечено основанием большого числа городов по России.
   Семь лет прожила мама в детском доме. Окончила семилетнюю школу, училась хорошо и ее направили в мое родное село учительницей начальной школы. И было ей тогда пятнадцать лет. Про жизнь в детском доме она много не рассказывала. Было и плохое и хорошее. Драки, поножовщина, но были сыты, обуты и одеты и учились.
   Здание детского дома сохранилось до нашего времени, сейчас там аптека и школа. Много лет спустя эта, школа устраивала вечер встречи воспитанников детского дома. Встречаться они должны были в сквере, который располагался в некотором отдалении от школы. Мама приехала, сидела там, на лавочке, но так никого и не дождалась. Пошла в школу и, оказалось, что встреча проходит там, а про сквер написали по московскому шаблону - встреча в сквере у Большого Театра. Никого из своих сверстников мама не встретила, и остался только осадок не то от обмана, не то от чего-то еще.
   Такое она испытала не один раз, из-за своей способности не смотря ни на что верить людям. Так до конца своих дней, а умерла она летом в августе, не дожив несколько дней до своего семидесятилетия, она осталась наивной всеверящей доброй и красивой женщиной. Хоронили ее в год слома того строя, который ее воспитал, и выучил, при котором она прожила всю жизнь, и в справедливость которого искренне верила.
   Она рассказывала, что перед войной, когда она, работая учительницей, жила на квартире у Чехмонихи, ее спрашивали, правда это, что она любит и верит Сталину, она отвечала, что правда. И она не кривила душой. Так это было.
   Бог им судья: и Сталину и другим головорезам. Все умерли, правда, несколько позже своих жертв и похоронили их в богатых гробах, а в остальном та же сырая земля, пусть не сразу иногда.
   Детский дом давал кров, еду, возможность учиться, но не учил жить. Мама, когда вышла замуж столкнулась с массой работ, которые крестьянские дети при мамке и папке умеют выполнять чуть ли не с момента рождения. Много получила она незаслуженных упреков, много пришлось ей выстрадать.
   Доить корову, с виду ничего нет сложного, но это только с виду. Корова имеет свой нрав и ее высшая нервная деятельность в некоторых, не придуманных областях жизни нисколько не проще чем у человека. Вот такой случай. Мама готовит корове пойло: вода, нарезанная картошка, тыква, морковь и все это посыпано отрубями. Берет кусок хлеба, откусывает от него и бросает сверху. Я беру ведро, и идем к корове. Корова, шумно дыша, раздувает свои ноздри, боясь замочить больше чем, требуется отлизанный свыше меры нос, начинает пить и есть. На другой день повторяем то же самое. Наливаем теплую воду, нарезаем овощи, посыпаем отрубями, только хлеб мама откусывает и бросает в пойло на глазах у коровы. И что мы видим, та поворачивается презрительно и уходит, всем своим видом выказывая брезгливость.
   Коровы очень брезгливы. Когда они пасутся, то разбредаются широко, подальше друг от друга. Корова отщипнет траву, к которой до нее прикасалась другая корова только тогда, когда ее омоет роса, а это произойдет только на следующее утро. Опытный пастух все время закручивает один бок стада, чтобы передние коровы оказались внутри, а задние вышли вперед. У неопытного пастуха половина стада весь день так голодом и проходит по колено в богатейшей траве.
   Однажды, мы с мамой пытались помочь косуле, забежавшей в наш садик, выбраться на волю. Дело было в начале лета, в июне. В этот год была высокая коренная вода - подъем воды на Оби - из-за бурного таяния ледников в горах Алтая. Все живое из обской поймы ринулось на возвышенные места. Эта косуля так напугалась, что пробежала три километра от увала и, наконец, проскользнув как-то между штакетником, очутилась у нас под окном.
   Наш дом стоит, все еще стоит, а садика, к сожалению нет. Его сожгли люди, живущие в нашем доме. Россия богата такими Геростратами. Вся Россия - памятник этому ушлому, хитрому и пухнущему от безделья племени. Они "бярут", им все должны, и люди, и государство, они родились калеками совести, но они никому не должны. И их много. Смотришь на них и не веришь, что бог всех людей создал равными, и у всех один прародитель Адам.
   Садик наш был небольшой, но необыкновенно уютный. С западной наветренной стороны он был обсажен высокими густыми кленами. Мы не садили тополя, они сильно шумят на ветру и рядом с ними как-то беспокойно, а клен он домашний, теплый и лохматый как Шарик у крыльца. Много было смородины, яблоней алтайских и малины. Среди деревьев была устроена поляна, открытая солнцу с южной стороны, деревья с юга были посажены вдоль берега речки, что по уровню земли ниже примерно на десять метров. Так что эти деревья не затеняли полянки.
   На полянке росла травушка-муравушка, заботливо нами сохраняемая. Русский газон. Она рано зеленеет и до поздней осени радует глаз и ноги своим мягким зеленым пушистым ковром. Эта полянка была отдана пчелам, на ней стояло на курьих ножках, когда десять, когда пятнадцать ульев с апреля по октябрь, а иногда и до ноября, если было тепло.
   Пчелы все лето трудились, и один только взгляд на них побуждал меня с раннего возраста что-то делать. Я не признавал и не мог вытерпеть никакой праздности, никакого бесцельного или более того вредного времяпрепровождения.
   В нашей семье воевали мой отец, два его брата и брат моей мамы. Не вернулся один только старший брат отца Сергей. Тоже артиллерист разведчик в звании майор. Он погиб на Украине.
   Бабушкин старший сын Сергей родился в 1914 году в канун германской войны, на которую призвали моего деда Ивана и его братьев. Они уехали на войну с батареей. Мой дед был на батарее связистом, возил с собой на повозке провода и телефонные аппараты.
   Все они остались живы, побывали в окружении, вышли к своим. Дед вернулся домой перед большевистким переворотом с георгиевскими крестами и вскоре ушел вновь к атаману уральского войска Дутову.
   Много позже я узнал об этом, и очень меня поразило, что дед-то мой герой германской войны, оказывается, был в Белой армии и воевал как раз в тех местах, где погиб Василий Иванович Чапаев. Помните в кинофильме "Чапаев" лихо строчит из пулемета Анка-пулеметчица, а белые казаки валятся с коней как мешки с опилками. А мне его внуку было радостно смотреть эти кадры, а потом было стыдно и больно, когда я, рассказав все бабушке, узнал от нее об атамане Дутове, да и о самом Василии Ивановиче Чапаеве и о деде.
   Позднее, уже в двадцатых годах мой дед где-то проговорился о своих знакомых по Уралу, и его местные большевики стали ночами допрашивать, повесив вверх ногами в каменном без окон и с железной дверью сарае для хранения керосина. На день отпускали, знали, что от четверых детей не убежит. Дед мой, георгиевский кавалер, не выдержав унижений, отравился. Бабушка осталась одна с четырьмя детьми.
   Наверное, тогда я впервые задумался об особенности судьбы нашей семьи.
   Бабушка до смерти рассуждала о причинах и последствиях поступка деда. И иногда она говорила, а чаще благодарила бога, что потеря средств из-за отмены денег большевиками и имущества, которое растаяло после смерти деда, уберегло ее и ее детей от высылки, а значит и от почти неминуемой смерти. От смерти спасла бедность и самоубийство деда.
   Смерть дала жизнь, чтобы жить, надо было умереть. Вот главный тезис самоедства, который главенствовал в умах и настроениях России весь прошлый век. Помните: мы как один умрем в борьбе за это... Неужто дед знал, будущее России, что прасольство и Дутова ему не простят, поэтому жертвовал собой в надежде, что после его смерти семью не тронут. Так оно и вышло.
   Отец мой был вторым сыном, после него родились мой дядя Василий и тетя Нюра. Второй мой дядя - Сергей - родился в 1914 году и был на четыре военных года старше моего отца, когда умер дед ему исполнилось восемь лет.
   Бабушке пришлось трудно привыкать к нищете. Первое время было кое-какое имущество и ценности, но они быстро ушли за бесценок. Отец вспоминал, что она что-то шила, вязала, что-то продав, выручала какую-нибудь еду. О том, что какую-нибудь помощь оказали власти, и речи не могло быть, по крайней мере, среди тех, кого с благодарностью потом вспоминала бабушка, и отец о властях не было ни слова. Правда, в двадцать седьмом году, когда началась на Алтае коллективизация, сопровождаемая раскулачиванием и ссылками в Нарым, бабушке комбедовцы предлагали взять, что она хочет из имущества раскулаченных, но она ничего не взяла.
   В конце девяностых годов прошлого века мне попалась в руки среди старых вещей на чердаке в доме моего брата неисправная швейная машина марки "Зингер" с удлиненным челноком. Это была конструкция машин предшественниц современных, с вращающимся челноком. Эта машина досталась жене брата после смерти ее матери. А сватье она перешла от ее родителей, которые ее взяли из вещей раскулаченного крестьянина. Интересно, что Валя - жена брата не помнила, чтобы эта машинка когда-либо шила. Я, грешник, ее отремонтировал, теперь работает.
   Дядя Сергей пошел в подпаски к богатому крестьянину за питание и одежду и жил со скотом на заимке на Ярках. Так называлось место на речке Куличиха в пятнадцати километрах от деревни. Домой приходил редко, только когда бабушка через хозяина звала что-нибудь помочь, а на самом деле ей его было просто жалко. Бабушка с трудом привыкала к бедности, никогда она до этого не ощущала себя такой беззащитной и бессильной. Жили крепко, работали, хотели жить еще лучше и вот пришли новые времена свободы равенства и братства в нищете, на фоне пьянства и разврата властной верхушки.
   Дети ее, конечно, другой жизни и не помнили, разве только дядя Сергей. Может эти воспоминания, и работа с малолетства, почти, что задаром привели его в стан врагов его отца. К двадцать седьмому году, в период раскулачивания и становления колхозов он во главе комсомольцев в недалеком селе Макарове возглавлял комсомольскую ячейку. Бабушка его не одобряла, поэтому видимо, я так мало знаю о его головокружительной карьере. Перед войной он жил в Ашхабаде и работал в должности заместителя наркома образования Туркменской ССР. Это загадка.
   Когда началась война он, конечно, же, оказался на фронте, в звании майора, командовал разведывательным батальоном, участвовал в Сталинградской битве и погиб на ее завершающем этапе уже на Украине. Его тяжело ранили, он потерял много крови, операцию он не выдержал и умер. Был награжден орденом Боевого Красного Знамени, и в письме его однополчан было много хорошего написано о нем. У него осталась жена с тремя сыновьями.
   Много позже, в шестидесятые годы они приезжали к нам в гости в деревню. Бабушка была еще жива. Они продолжали жить в Ашхабаде, и до этого времени там помнили дядю Сергея и поддерживали его сынов.
   Двое в нашей деревне из плена вернулись, потом их отправили в лагерь как предателей, и больше их никто не видел. Недолго они в плену и были. Рассказывали, что попали в окружение и там встретились - земляки! Вместе выходили. И их сонных немцы поймали, посадили в сарай, и они просидели три дня. Кормили их сносно, но они все же боялись и ночью убежали. Одно бревно было гнилое, они его выдавили, и едва пролезли. Никто в деревне им не верил, но они говорили, что от голода сильно схудали, и потому смогли пролезть. Потом они вышли к небольшому городку в Белоруссии и там жили и работали на лесопилке до прихода Красной Армии. И уже вместе со всеми воевали до конца войны, пришли домой, пожили и в сорок седьмом году их арестовали.
   Говорят, что останавливалась на тракте машина, и вышел из нее мужик похожий на Кузьму Клочихина, поклонился борку, речке и три раза поклонился деревне, все говорят, высматривал свой дом. А дом его двухэтажный взяли под контору колхоза, когда его и всех его детей и жену сослали в Нарым в двадцать восьмом году. Потом говорили вроде как Маруся Чекрежова, тоже сосланная девчонкой видела его там. Живут, говорит хорошо, держат скотину луга богатые, сено не ленись, коси, дожди все лето идут никогда нет засухи. Только одно плохо, что неволя, нельзя никуда поехать, только жить, где велели. Померли двое ребятишек в первый год у него от голода.
   Потом говорили, что он герой вроде и с фронта пришел с орденом. Дядя Игнат обижался на него. Проезжал и не мог попроведовать, боялся, что мы его выдадим или еще что. А может люди и обознались. И не он это был. Мало ли выслали и угнали неизвестно куда мужиков из нашей деревни. А то и убили как моего деда. Подвешивали за ноги в каменном сарае, где хранился керосин. В этом сарае нет окон, и стоит керосиновый дух. Повисит дед ночь, его отпустят, а ночью вновь вешают. Имели право. Дед не выдержал и отравился.
   Издевались над дедом не безпричинно. Он и его два брата Кузьма и Василий родом были из-под Оренбурга. И когда произошел большевисткий переворот, то некоторое время были в войсках атамана Дутова, пока красные не разбили их. Потом Кузьма и Василий ушли с остатками казаков в казахскую степь, а мой дед с женой и детьми походом по степи добрался до Алтая. Здесь в моей родной деревне осел и, видимо по пьяному делу, проговорился. Вот его и трясли красные, добиваясь от него чего-то. Чего они добивались, я не знаю, бабушка не говорила.
   Много лет спустя, когда я уже жил в большом городе, у меня были взрослые сын и дочь, мне пришлось разговориться с соседом по дому сына. Сосед был на пенсии, жил уже несколько лет один после смерти жены. До пенсии он работал учителем труда в деревенской школе. Эта деревня расположена примерно в ста километрах от центра Нарымского края, где нашли свой конец многие мои и не только мои земляки. Ссыльные тоже работали в колхозах, которые обслуживала местная МТС. И замполитом этой МТС был отец нашего соседа. Задачей замполитов в то время был анализ лояльности к власти подчиненного ему контингента и формирование очереди на планомерную отправку в лагерь или на присуждение высшей меры наказания.
   За потерянный в траве гаечный ключ, за поломку трактора, за сон от усталости, за многое другое можно было заслужить десять лет лагерей. И с какой обидой он вспоминал свою жизнь, что его преданность партии не была оценена. Как бы он много мог сделать. Работая учителем в деревне, где, как известно все друг друга знают, он по его собственному признанию, пил и этим самым в "дело воспитания подрастающего поколения" вносил заметный вклад.
   Современное больное российское общество стало таким не в одночасье. Оно просто вывалилось из кровавых рук подобных учителей, которые мяли, и корежили народ, натравливая нацию на нацию, отца на сына, жену на мужа, прививая моральные принципы коммунизма, будучи сами по своей сути аморальными. Чего стоит движение Павликов Морозовых или массовое разрушение комсомольцами - юношами и девушками церквей. Это разрушение происходило чуть ли не в одночасье, по единому порыву исстрадавшейся души все разрушить красивое, духовное и оставить лишь рабское: поел (поклевал, похавал), поспал, поорал, читалка, столовка, комбед, наркомсос.
   Дядя Игнат, сколько его помню, работал на радиоузле дежурным. Радиоузел обеспечивал проводным радиовещанием всю деревню. На столбе у радиоузла висели два громкоговорителя-колокола, так что радио говорило и играло не только в каждой избе, но и на улице с шести часов утра и до двенадцати часов дня и с шести часов вечера и до двенадцати часов ночи. Радиоузел сообщил нам о полете Гагарина, мы впервые услышали сигналы первого спутника.
   Радиоузел располагался в бывшем доме священника, который стоял недалеко от церкви, которая в тридцатом году была переделана в клуб, для этого просто снесли колокольню и купол. В доме священника кроме радиоузла разместилась почта библиотека и сельский совет. Дом стоял на бугре и был виден с любого места в деревне.
   Постоянное электроснабжение появилось у нас в середине шестидесятых годов. А до этого было электропитание только для освещения от колхозной дизельной электростанции. Электричество зимой подавалось в те же часы, когда работал радиоузел. А весной электростанцию увозили в полевую бригаду за пятнадцать километров от деревни, и она с весны и до конца октября снабжала электричеством дойку колхозных коров и работу механизмов по очистке и сушке зерна нового урожая.
   На электростанции работал Иван Усольцев. Происходил он из чалдонов алтайских, из тех, что пришли в Сибирь до Столыпинской реформы. Таких фамилий в селе было четыре: Усольцевы, Дорофеевы, Клочихины и Поповы. А село образовано в 1777 году братьями Дорофеевыми переселённых с другого берега Оби из села Мереть по указу управителя Павловского медеплавильного завода.
   Была небольшая электростанция и в клубе. Она работала во время киносеанса, и чтобы шум от ее работы не доносился до клуба, располагалась на некотором отдалении от клуба, под горой в яме, накрытой простеньким навесом от дождя. Киномехаником работал мой старший брат Коля и поэтому я ходил в кино бесплатно.
   Такова деревенская традиция и она касалась только детей ближайших родственников. Мои родители за кино оплачивали, как и все другие односельчане. Это было так заведено, потому что в деревне практически все жители были родственниками и, распространив это правило на всю родню в селе, клубы не имели бы никаких доходов от кино. Мы ребята любили рассуждать на крылечке старого магазина кто кому и через кого родня. Деревня наша старинная и мы редко не находили между кем-либо из нас родственных связей.
   Когда мы хоронили мою бабушку и копали мужики деревенские могилу, а мы с братом указывали место, где ее нужно копать, кормили, наливали сто грамм и наблюдали, как строится ее последнее пристанище, один из мужиков Гена Пшеницын сознался, что он часто чтобы пройти бесплатно в кино глушил мотор электродвижка и, дождавшись, когда мой брат, ругаясь, побежит его заводить, проходил в клуб вместе с друзьями бесплатно.
   Коля до этого разговора не знал об этом и очень удивился. Я, говорит, бывало, переберу его, мотор, отрегулирую. Все, казалось, сделаю как надо, а он все равно заглохнет. Пойду вновь заведу, он и работает до конца сеанса. Теперь нет ни Николая, ни безбилетников - все умерли, не дожив и до семидесяти.
   Первое время, здесь на Западе, впрочем, какой же это запад, скорее дальний юго-восток, меня удивляло неимоверное количество хорошо сохранившихся стариков. Они путешествовали, сидели в ресторанах, занимались спортом и все это в весьма преклонном возрасте. В России старость - редкость. Россия страна вечной молодости. Может быть из-за холодной зимы хорошо сохраняются русские?
   Что-то произошло и прервало мои воспоминания. Человек, только что сидевший в кресле, в буквальном смысле этого слова плававший в поту, вдруг вскочил, крикнул помогите, и рухнул на пол. Его дергала, мяла какая-то неведомая сила. Это я знал - так начинается приступ эпилепсии.
   Я подскочил, перевернул его на спину, сел и положил его голову на свою ногу, разжал ему зубы ножом и вставил валявшийся кусочек тонкой доски от деревянного ящика. И стал держать голову. Подозвал негра и показал ему на ноги. Так мы вдвоем спокойно справились с этой дьявольской силой. Постепенно судороги стали слабеть и прекратились совсем. ДИвана не было, одни кресла - черта западного индивидуалистического общества, поэтому мы его положили в проходе. Кто-то вызвал врачей, они пришли, но уже все было кончено.
   Я пересел поближе к этому человеку и позвал сесть рядом негра. Мы разговорились. Он мне понравился. Хороший парень, католик, американец, возвращался в Штаты, там у него родился сын. Постепенно человек, которому мы помогли, пришел в себя, сел рядом с нами, мы его спросили как он. Он ответил, что он фермер и духота всегда на него так действует. Это происходит с ним два три раза в год и часто именно при ожидании в аэропортах. Летел он тоже в Новую Зеландию.
   Он попросил посмотреть, что у него с губой, а это оказалась заноза от дощечки. Негра звали Тони, он вытащил занозу, и мы промыли губу хорошим шотландским виски, бутылка которого случайно оказалась у фермера. Разговорились. Я рассказал, откуда я знаю, как обращаться с людьми во время приступа эпилепсии.
   Впервые я с этим столкнулся в раннем детстве. Моя бабушка Мария лечила детей, которых "било молоденское" - это видимо тоже эпилепсия в детском возрасте. Считается, что эта болезнь возникает у детей от испуга. Гавкнет громко собака, замычит корова, удар грома или еще что-то может напугать ребенка. Лечение заключалось в следующем.
   Бабушка доставала из русской печки глиняную чашку с расплавленным воском. Ребенок сидел у матери на коленях посреди комнаты на табуретке, а бабушка ходила вокруг с чашкой воска и шептала молитву. Моя мама держала над головой ребенка сито и веник, на которых располагалась большая чашка с холодной водой. Прочитав молитву, и сказав заветные слова, бабушка выливала воск в чашку с холодной водой, воск застывал, и по его форме и очертаниям бабушка узнавала, что явилось причиной болезни. После этого мать ребенка приносила клочок шерсти того, кто напугал ребенка, если это было животное, и эта шерсть сжигалась в печи и тем самым с дымом улетала болезнь. Бабушкино лечение помогало всегда.
   С приступом эпилепсии у взрослого человека я столкнулся впервые, когда работал на комбайне. Сталинец - так звали прицепной комбайн "для уборки зерновых и зернобобовых культур". Конец этой фразы сидит занозой в моей голове. Так тогда много раз на дне бубнило радио, оповещая об очередном "почине строителей коммунизма" или начинании какого-то передовика. Назавтра это же радио сообщало об еще более новом "почине". "Почин" - это не о том, что что-то починили (отремонтировали) а от некрасивого и давно неиспользуемого слова почать. Так говорили о стельной корове - починает. Видимо и в слове почин была какая-то стельность. Наверное.
   И это я слушал со времени войны в Корее и до конца восьмидесятых годов прошлого столетия. Единственно полезное, что дала мне эта пропаганда - это брезгливость ко всем проявлениям массовой информации. Я не покупаю и не читаю газеты уже много лет. Нельзя писать так быстро и так много. Хорошее пишется долго.
   Мне пришлось на этом комбайне работать в 1963 - 1965 годах, то есть в 12 - 13 лет. В этом возрасте я чувствовал себя вполне подготовленным к жизни мужчиной, знающим и умеющим, почти все досконально освоившим в труде крестьянина.
   Комбайн прицепляли к гусеничному трактору ДТ-54. И состоял комбайн из собственно комбайна, хедера сбоку и соломокопнителя, который прицеплялся в хвосте этого поезда и принимал на себя после обмолота солому, часть мякины и пыль. Хедер - это платформа сбоку от комбайна, на которую монтировался подборщик или косилка.
   В зависимости от того, как комбайн был оборудован, он мог косить пшеницу, рожь и укладывать в валки, или подбирать скошенные и просохшие на солнце валки. Этот способ применялся при раздельной уборке урожая, если стояла хорошая погода. При этом способе получалось самое качественное зерно, которое можно было использовать как для питания, так и оставить на семена. Если стояла плохая погода, дождь, поздняя осень, то комбайн сразу косил и обмолачивал. Такое зерно требовало дополнительного просушивания и на семена не годилось.
   Когда комбайн двигался по полю, то издали больше походил на морской корабль с трубой, с капитаном и его помощниками на мостиках, с гудком связи с трактористом. Столб пыли издали можно было принять за дым из трубы этого сухопутного трясущегося всеми потрохами, скрученного болтиками, сшитого проволокой, находящегося в состоянии постоянного ремонта жестяного чудовища. Мне пришлось работать на нем две осени. На соломокопнителе и штурвальным. Больше всего мне запомнилась пыль. Колючая, облепляющая тело снаружи и изнутри жарким потным покрывалом. Спасение от пыли на соломокопнителе было единственное - перебежка с мостика на мостик в зависимости от того, куда дует ветер.
   Соломокопнитель представлял собой жестяной короб без верхней крышки на колесах размером с небольшой крестьянский дом, по обеим сторонам которого на высоте примерно два метра от земли располагались мостики с лестницами. Задняя стена и дно, если вы нажимали на педаль, находящуюся на мостике, разъединялись, и солома накопленная в соломокопнителе вываливалась на поле в виде копны. Вываливать нужно было так, чтобы копны выстраивались рядами. Потом их специальной волокушей трактор сдвигал в кучу. Эту кучу иногда превращали стогометателем в стог или оставляли гнить, а иногда и сжигали.
   Осенью на убранных полях эти стога напоминали небольшие курящиеся сопки, в них горела, и дымилась солома, намоченная осенними дождями. Если ее разгрести и закопаться в эту ямку, то захочется в этом тепле от стога в холодном прозрачном воздухе осеннего поля непременно сочинить стихи, так все способствует радости и возвышенности чувств. Может быть, эти скромные красоты русской земли и явились источником той безмерной доброты русского народа готового поделиться последним, отдать последнее.
   Такие стога к зиме изнутри выгорали, середина у них проваливалась, и к лету они больше походили на неряшливые гнезда каких-то гигантских птиц. Летом в них жили змеи, и ходить по таким кучам босиком считалось опасным. Солома гнила очень быстро и через три года только бурьян указывал на то место, где был стог соломы.
   Я работал на соломокопнителе с августа месяца сразу после сенокоса, глотал пыль сначала гороховую, а потом ржаную. Озимая рожь в тот год на поле вдоль Филатихи к бору уродилась больше двух метров высотой. Филатихой назывался длинный более пяти километров и узкий, местами просвечивающий насквозь, березовый околок. Земля у нас жирная и если озимые не вымерзнут зимой и не засохнут засушливым летом, то вырастут гигантских размеров. Вот и этот год был удачный, все уродилось и озимые, и яровые, и сено. Рожь вызрела, не полегла, и ее вовремя скосили в валки, а мы начали эти валки подбирать и молотить. Копнами заставили все поле.
   Экипаж комбайнового агрегата состоял из его командира - комбайнера, его помощника - штурвального, тракториста и соломокопнильщика, то есть меня. Комбайнером в тот год работал спокойный и работящий мужик - Ермолаев дядя Саша. Он родился в счастливый год - год, который не попал по возрасту на войну. В войну работал за мужика, но не надорвался и был в полной силе. Одно у него было несчастье - это его било "молоденское", то есть иногда проявлялась эпилепсия. Моя бабушка лечила от этой болезни младенцев и детей. Лечила и его, но он иногда хорошо выпивал и поэтому лечения бабушкиного хватало ненадолго. Он снова приходил после приступа, а она была уже к этому времени слепая и плохо слышала, вновь его лечила. И говорила:
   - Саня, что ж ты себя не бережешь?
   И вот к вечеру, в часу двенадцатом ночи штурвальный отпросился в баню, на мостике дядя Саша остался один. Я в пыли с вилами при свете фар как обычно боролся с соломой. И увидел или почувствовал, что с ним что-то не так. Как раз пыль меня согнала на противоположную от его мостика сторону комбайна. Но все ж, почувствовав неладное, я заклинил педаль так, чтобы солома вываливалась сразу на поле, побежал на мостик. Его било. Я знал, что главное не дать откусить язык. У меня был нож в сумке, но она была в тракторе, поэтому я разжал его зубы отверткой, вставил деревяшку и держал его, чтоб он не разбил себе голову. Пытался сигналить трактористу, но он не слышал. В конце поля на повороте тракторист проснулся, услышал гудок и остановился.
   Мы стащили дядю Сашу на землю, дали попить воды и оставили под березой. Я встал на мостик, и работа пошла. До конца работы в эту ночь было еще далеко и за простой комбайна в то время "приписывали". Еще не ушли в прошлое времена, когда и за более мелкие поступки нанесшие вред государству давали 10 лет лагерей. О конце работы сообщала выпавшая роса. Роса в августе в наших местах выпадает в два-три часа ночи, а иногда и совсем не выпадает перед дождем. В такие безросные утренние часы на убранном поле тучи птиц собирают потерянное зерно. Все вместе и маленькие и большие. Гуси, утки, в то время встречались еще и журавли.
   Тони встрепенулся, когда я упомянул о журавлях. Журавли, а я их назвал по понятным причинам по-английски Bird Crane, в детстве Тони оставили свой след. Он жил в городке на Среднем Западе у озера, где гнездилось на островах великое их множество. Не знаю уж, прилетали ли эти журавли в Россию, но нам осколкам столкнувшимся нечаянно на краю земли было приятно, что у нас есть что-то общее в этой жизни, чем мы дорожим не из-за денег, а просто так, наверное, из-за красоты. Давно я и он тоже не видели журавлей. Редкой стала эта птица.
   А впервые в жизни я увидел журавлей, а точнее журавлят, у Дорофеевых. Они их привезли с луга, говорили, что они без матери. Как они их поймали, я не знаю. Дядя Игнат и тетя Нюра оба были сибирские чалдоны, давние насельники этих мест. Может знали какое слово, чтобы приманить журавлят. Поймать их очень трудно, да и увидеть журавлят можно только на них наступив.
   Видом своим они напоминали серых подросших гусят, когда у них желтый пух постепенно преобразуется в перья. Их пустили к гусятам ночью, гусиха их приняла, и гусак тоже довольно гоготал, охраняя свою возросшую семью. Так они росли, пока их не узвали пролетавшие над деревней другие журавли. Дядя Игнат все хотел подрезать крылья им, но так и не собрался. Жалел видно. Улетели они осенью. Потом говорили, что прилетят проститься с родным домом, но они не прилетели.
   Тот год был заметным в моей жизни. Мой друг Витька пошел в школу. Я узнал об этом утром, как обычно придя к нему. Его мама сказала мне, что его нет, он в школе. Это было так неожиданно непонятно. Я тогда о школе совсем не думал. Не до этого было, так я был занят. Как раз на этот день мы уговаривались с Витькой пойти зорить диких пчел под полом в бригаде.
   Бригада - это был дом, разделенный на две половины. Он располагался рядом с конюшней. В одной половине занимались ремонтом конской сбруи, а в другой собирались колхозники и бригадир их назначал на работы, но это происходило только зимой. Летом все работали в поле, на сенокосе и в бригаде появлялись редко.
   Воспользовавшись этим безлюдьем, под полом завелись пчелы. Рой улетел из улья у кого-то и привился под полом. Пчелы летели через продух в стене, несли и несли мед себе и деткам своим на зиму. Мы хотели поделиться с ними их медом. Для этого надо было идти утром, по росе, тогда пчелы еще сидят в гнезде, не летают и не сильно искусают, пока мы будем ломать соты.
   По добыче съестного мы были большие специалисты. Нельзя сказать, что нас не кормили дома, нет, мы не голодали, но, уходя рано утром из дома, мы возвращались, когда стемнеет, то есть к одиннадцати-двенадцати ночи. Почему-то не брали с собой никакого запаса еды, наверное, из-за того, что считали это лишним. Еды, если знаешь где искать, можешь найти летом, весной и осенью, даже зимой, достаточно. А мы - знали.
   Зимой - это сушеная на ветках ягода: боярка, ранетки, калина, облепиха и рябина. Не очень наешься, но все же не будет так голодно. Да зимой мы далеко от дома не отходили, вернее надолго. Холодно, а одежонка у нас не очень сибирская была. Овчинных шуб не было ни у кого, так как шкуры овец и коров, а одно время и свиней подлежали обязательной сдачи государству. Это строго контролировалось. В то время бытовала такая частушка:
   Привели меня на суд, я стою, трясуся,
   Присудили сто яиц, а я не несуся.
   Крестьянин должен был государству многое, в том числе и денежный налог. Деньги нужно было где-то найти, как, кстати, и сейчас в сельской местности. Колхозы тогда и сейчас не всегда выплачивают заработанное.
   Особенно много подножного корма весной, да и летом и осенью не меньше. Если все по порядку, то на проталинах появлялся кандык - гусиный лук по научному. Позже в низких местах польской лук, саранки, а в бору лук-слизун. Летом в степи край оврагов появляются польские огурцы. Только их нужно есть молодыми, потом они стареют, и внутри у них образуется эдакая вата. Польская капуста растет на сухих местах, сочная хрусткая.
   Вот по пути на луга и на обратном пути пешком, где бегом мы успевали забежать в известные нам места и сорвать, а потом на ходу поесть тот или иной фрукт сибирской природы. На полях для нас летом и ближе к осени созревали горох, кукуруза, пшеница молочной спелости, сахарная свекла. Все это годилось в пищу, и было нами много раз опробовано.
   Самым добычливым временем было, когда птицы начинали кладку яиц. В степи птички выдолбят ямочку в земле, постелят немного травки, надергают из себя пуха - вот и все гнездо. Идешь по степи - смотри, а то раздавишь птенцов. Эти яйца самой различной величины и расцветки, иногда очень красивой мы употребляли, чуть ли не до самого появления птенцов.
   Больше всего мы охотились за утиными и гусиными яйцами. Их надо было искать на лугах в прошлогодней осоке, камышах. Обычно утром отец посылал меня за конем. Он пасся за речкой у озера. Вот пока я его ловил, то набирал весной в рубаху с десяток, а то и больше яиц.
   Но все проходит. Проходила и весна. Речки становились прозрачными, начинался сезон рыбалки. Весной тоже рыбачили, но те, у кого были сети и фитили. У нас этого не было, а точнее нам не разрешали их брать. Рыбачили мы удочками, ловили рыбу руками, и силили проволочными силками - петлями.
   Делалось это так. Петля из тонкой медной жесткой проволоки привязывалась на конец достаточно толстого удилища. Диаметр петли, и соответственно длина проволоки делались небольшими. Проволока длиной до 20 сантиметров, а петля в зависимости от величины щуки. Нужно было идти по краю берега и высматривать в сплетении травы, листьев и лопухов стоящую у берега щучку.
   Щука у берега стоит в ожидании добычи или отдыхает после удачной или неудачной атаки, все ее внимание поглощено этим процессом. От берега она не ожидает никакой опасности и никакой добычи, поэтому оставляет берег без внимания, попросту на берег не смотрит. Проходящий человек в двух - трех метрах от нее достоин только мимолетного внимания. Этим мы и пользовались. Высмотришь щуку, заведешь петлю и резко дернешь.
   Интересно, что даже бывает, проволокой толкаешь ее в бок, чтоб пододвинулась, и выставила голову в более удобную для нас позицию. Щука при этом нисколько не расстроится, не уплывет, а подвинется. Так уж уверен этот хищник в своей власти и силе. Большую щуку на килограмм поймаешь редко, а щурят мы ловили почем зря. Ловили, пекли на костре и ели. Почему-то готовили себе еду на просторе, на воле без соли и без хлеба. И когда жарили рыбу, и когда жарили сусликов, уток и косачей.
   Ходили всегда налегке. Удилища выламывали из тальника на месте рыбалки, а удочка была намотана на палочку длиной пять сантиметров и всегда лежала в кармане. Запасные крючки хранились в фуражке за кожаной полоской, которая тогда пришивалась внутри со стороны лба. Иногда в кармане находил я кусочек хлеба спрятанный за обедом. Отец меня ругал, если я не доедал кусок хлеба. Бывало найдешь такой кусочек, бывает уже после стирки штанов и таким он покажется желанным подарком...
   Речек, на которых мы рыбачили, было три: Обь, Протока и Куличиха. А озер в нашем распоряжении было без счета. Пойма Оби так богата озерами, вода в них обновляется почти ежегодно половодьем или коренной июньской водой, когда тает снег в горах Алтая.
   Странное по содержанию объявление информационной службы аэропорта заставило меня насторожиться. Обращаясь к пассажирам, дикторша просила выйти на площадь перед зданием аэропорта и при выходе обязательно купить рекламный буклет фирмы "Аттиллаа" за 100 долларов США. В здании аэропорта, предположительно, заложена бомба и пока она будет найдена пассажирам предлагалось ознакомиться с услугами предоставляемыми фирмой. Началась обычная в таких случаях суматоха. Все было бы почти обычно, к подобным угрозам террористов мы все уже успели привыкнуть. Что здесь страшного, поищут бомбу, скорее всего не найдут, запустят всех назад. Но если бы не категорическая просьба, а у дверей она превратилась в требование двоих мужчин на каждой двери - купить по одному листочку рекламы написанной на неизвестном языке.
   - Странное объявление, - сказал Тони, - нигде не видно охранников.
   - А было же объявление для охранников собраться в офисе.
   - Где у них офис?
   - Вон, видишь дверь с круглым окном.
   - Тони, пойдем, проверим?
   Мы, воспользовавшись образовавшейся толкучкой, бросив свои вещи, стали пробиваться к офису охраны. По информационной сети транслировали тяжелый рок с большой громкостью, но сквозь грохот музыки я услышал характерные хлопки. Где-то стреляли.
   - Стреляют, - сообщил Тони, я кивнул головой.
   - Смотри, - сказал я и показал на толстяка в чалме в кресле на балконе второго этажа.
   Он сидел в одиночестве, все диванчики вокруг него были очищены от пассажиров, да и самих диванчиков не было. Я подумал, что это тот, ради которого все это устроили, или который все это устроил. Если бы удалось его нейтрализовать и заставить остановить все это сумасшествие. Надо взять его живым. Я сказал об этом Тони и указал на этого человека.
   Пробиться на второй этаж, и захватить этого человека было невозможно. Лестницы и лифты были забиты пассажирами. На летном поле приземлялись и приземлялись прилетающие самолеты. Нужно было действовать как-то иначе. Но, как?
   Потоком жарких распаренных людей он был оттеснен под лестницу, ведущую на второй этаж, и оказался у той самой таблички, на которой было первоначально написано "III этаж", а потом исправлено "II этаж". Его притиснули к дверям, он потянул эту табличку вниз, дверь открылась, он вошел, и она закрылась. Вместе с ним в кабину лифта, что это лифт было написано в инструкции на стене, занесло молодую женщину. Хороша собой, отметил Игнат.
   Когда закрылась дверь, женщина начала кричать на каком-то непонятном языке. Он сказал ей по-английски, чтоб она заткнулась, что ему некогда сейчас ее насиловать, что он подумает, и может быть, сделает это позже. Это ее успокоило и она, вспомнив английский язык, объявила, что она румынка и летит в Новую Гвинею работать в отеле, и я должен немедленно ее выпустить, так как у нее на втором этаже остались вещи. Объяснять ей, что он сам здесь случайно Иван не стал, а нажал на кнопку "3" находящуюся слева от инструкции. Кабина тронулась и через некоторое время остановилась, дверь открылась и они очутились в безлюдном помещении, предположительно это был третий технический этаж аэропорта. Повсюду виднелись проложенные кабели, трубы. Вдоль стен высились металлические шкафы.
   - Как вас зовут, - спросил Иван свою попутчицу, опасливо озираясь вокруг. Она ответила:
   - Линда, но можно Лин, - какое-то собачье имя, подумал Иван. Он никак не мог привыкнуть к тем уменьшительным прозвищам, которые дают друг другу люди остального мира, исключая Россию. Они до сих пор были для Ивана "ОНИ" и хоть он жил вместе с "НИМИ" все равно это было "У НИХ". Иван понимал, что это глупо, что он часть мира, но не только России, но не мог в себе перебороть чувство российской даже не исключительности или превосходства, или святости, а простой особенности. ОНИ другие - ловил на этой мысли часто себя Иван.
   - Так вот, Линда, мы сейчас на третьем этаже, второй этаж как водится под нами, а первый этаж под вторым. Видимо, аэропорт захвачен, какими-то бандитами, и торопиться на встречу с ними нам совсем ни к чему. Вещи ваши, я надеюсь, никому в такой суматохе не понадобятся. Садитесь вот в этот уголок под ферму, и ждите, когда все это закончится.
   - А ты куда? - плача, выговорила Линда.
   - Я немного пройдусь, - вот язык, нет простейших уважительных интонаций в разговоре друг с другом. Как хорошо это у русских - Вы.
   Иван начал пробираться по проходу ища дверь на второй этаж. Но тщетно, двери нигде не было. Была дверь на лестницу, выводящую на летное поле, но там крутились люди, одежда и поведение которых подчеркивали их заинтересованность в происходящем.
   - Да, дело серьезное, - подумал Иван Грязнов. Он осмотрел аэродром и удивился. С момента начала этой акции непонятных сил прилетело как минимум десять Боингов, но на летном поле стоял только один и из него выходили люди. Потом самолет отбуксировали на заправку. И не прошло и десяти минут, как он вновь взлетел пустой, без пассажиров.
   - Не пойму, что они угоняют самолеты, что ли?
   - Но что это за зеленые ящики, которые они грузили в самолет? Тридцать ящиков по пятьдесят килограмм итого полторы тонны. Это оружие или взрывчатка. Такое количество взрывчатки и полностью заправленный самолет - это может быть похуже, чем было при взрывах Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 2001 году. Иван выглянул в окно на противоположную сторону и увидел, что людей куда-то увозят.
   Да, подумал Грязнов, они правы - аэропорт не лучшее место для охраны и удержания заложников. Для этого лучше подойдет какое-либо укрепленное место. Но тайное когда-нибудь становится явным. На противоположной от здания аэропорта стороне площади остановилось несколько полицейских машин, полицейские выскочили, и почти сразу же их машины загорелись, а сами они попадали под перекрестным огнем снайперов. Снайперы, судя по всему, стреляли с крыши, то есть находились над моей головой, отметил Иван. Над летным полем показался полицейский вертолет, ему не дали сесть - сожгли в воздухе.
   Совсем молодые ребята, отметил Иван. Ровесники моего сына или даже младше. Сгорели как свечки, толком не поняв, почему. Давно он не видел сына, только очень часто звонил и посылал деньги.
   Ему вспомнилось, как Корней - так звали его сына - учился водить автомобиль. Было ему лет 6 или семь. Видимо он еще не ходил в школу. Еще были все живы и его бабушка Мария, и дед Корней, и дядя Коля. Автомобиль был старый "Запорожец". На сиденье приходилось подкладывать книги, чтобы Корней мог видеть дорогу, а чтобы переключить скорость он соскакивал на пол, сбрасывал газ, нажимал педаль муфты сцепления, делал перегазовку, и переключал скорость затем заскакивал на сиденье. Вел машину очень хорошо. Ездить с ним никто не боялся, так уверенно он все выполнял.
   Однажды мы ехали по лугу. Давно не было дождя, и на проселочных дорогах лежала мягкая белая пыль слоем толщиной с ладонь. Если проезжала машина, то за ней тянулся след как от кометы. Издали это было красиво. Но только издали.
   Дорожка вела вдоль речки моей однофамилице - Грязнухи. Эта речка, а на самом деле одна из проток Оби соединяется в половодье с Обью, а второй ее конец впадает в Протоку. Она не так глубока и широка как Протока, но все ее берега заросли такими густыми куртинами черемухи и калины, а под ними сплошным ковром до самой воды по косогору все покрывает ежевичник. Какая вкусная ягода ежевика. Но как много в этих зарослях комаров.
   Рыба в Грязнухе, конечно, была, но ее авторитет рыбной речки сильно подрывала соседка - Протока, которой за ее красоту и мощь отдавалось предпочтение с первого взгляда каждого рыбака или просто гуляющего под увалом.
   Мы в этот раз ездили вместе с моей мамой за облепихой, которая росла на песочных гривах. Чтобы добраться до них, нужно было перебраться через Грязнуху по плотинке, если ее не размыло, или ехать вокруг вдоль Оби. Кружная дорога значительно длиннее, да и идет по таким густым зарослям вдоль Оби, что даже в самое жаркое лето стоящие там с весны лужи не просыхают до осени. Лужи некоторые по глубине и вязкости дна могли поспорить с хорошим озером или болотом.
   Песочные гривы идут параллельно Протоке и увалу и живописно обрамляют обские озера и протоки. Они соединяются, чтобы затем разделиться. На этих гривах растет березовый и осиновый лес, а на некоторых даже и сосновый. Гривы не затопляются во время половодья и разлива коренной воды и служат островками, на которые дед Мазай высаживал зайцев.
   Кроме леса гривы богаты и низкой древесной растительностью колючего происхождения. Это и боярка, и облепиха, и шиповник. Эти кустарники образуют сплошные заросли, через которые невозможно пробиться, а осенью эти заросли покрыты сплошным ягодным ковром. Ковер из облепихи с аппликациями боярки и шиповника. Поистине природа непревзойденный художник. И все это на блюде из белого чистейшего сухого песка, чуть скрепленного сухой травой. Сухая трава - это не засохшая трава, просто она растет на сухом месте и содержит в себе очень мало воды. Это богородская трава, щетка, осока-волосец. Заросли колючих кустарников были местом обитания различного рода зверья и птиц. Зайцы, лисы, барсуки, хомяки, суслики, полевки все мирно уживались в этих гостеприимных колючках.
   Подъехав к Грязнухе, мы обнаружили, что плотинка цела, но под водой. Плотинка была насыпана из песка и утоптана людьми и укатана машинами, поэтому мы, предварительно побродив по ней, решили переехать. Все обошлось. Мы заехали на одну из грив, которая начиналась от Избушек. Избушки - это место где с давних времен, еще с до колхозных времен были чабанские постройки. Дом, сарай и летний загон для телят из жердей. Слева от гривы широко раскинулось Марково озеро, а справа скромной полоской заросшей колючей травой-резуном Водорезное озеро. Марково озеро тянется на добрый десяток километров, да и ширина у него около километра. Красивое рыбное озеро.
   Корней пошел вдоль озера на рыбалку. Правда, перед этим мне пришлось ему накопать червей, что на лугах не такая уж простая задача. Но я мог практически в любом месте найти червей, за это меня ценили настоящие рыбаки, два Корнея мой сын и племянник. Я назвал их настоящими рыбаками, потому что они могли поймать рыбу в самых неожиданных местах и самым неожиданным способом.
   Облепиха нас как будто ждала. Крупная, от желтой до молочно янтарной. Мама собирала ее обычно, то есть рвала по ягодке. А я давно уже использовал другой способ. На некоторых кустах ягоды просто облепляли веточки, то есть самой веточки и не было видно, а на некоторых веточках ягоды сидели реже и такие кустики выглядели беднее и поэтому их ягодники при сборе обходили стороной. Веточки с редкой ягодой оставались после сбора. Дочиста никто никогда ягоду не обрывает, если видит рядом другие более богатые и еще нетронутые веточки. А для моего способа облепленные кустики плохо подходили, а с редкой ягодой наоборот были очень удобны.
   Способ заключается в использовании пальцев руки не для выщипывания ягоды, а для резкого ее срывания. Для этого веточку придерживаешь левой рукой и наклоняешь ее к ведру, тазику, то есть к посуде для сбора ягод, а затем зажимаешь эту веточку в месте чуть ниже левой руки двумя пальцами правой руки. Причем зажимаешь веточку между указательным и средним пальцами и затем резко дергаешь вниз. Ягоды не успев смяться, срываются и падают в посуду, а встреченные листья и сама веточка при этом не повреждаются. Способ очень хороший. Пока мама набирала маленькое ведерко я "надаивал" два больших ведра, а Корней налавливал рыбы на хорошую уху.
   К сожалению, все хорошее быстро кончается. Некоторые ягодки неизбежно раздавливались, кожа на пальцах от их сока размякала, стиралась о негладкую поверхность веточки, ягодный сок разъедал ее своей кислотой, и скоро два пальца выходили из строя, но оставалось еще два - средний и безымянный. А после этого приходилось долго ждать, когда раны зарастут.
   Набрав ягоды, и наловив, рыбы, и перед тем как отправиться в обратный путь, мы все втроем быстренько набрали на чай спелых плодов шиповника. На этой гриве рос шиповник, плоды которого были просто невесомы из-за того, что он рос на таком сухом месте. Так он был сладок, красен и красив, что мы с сожалением посмотрели на свою работу. Все-таки человек, даже осторожный, не друг природе.
   Поехали назад. За рулем Корней на книгах. Для переключения скоростей спрыгивает на пол, чтобы отжать рычаг муфты сцепления и проворно влезает на сиденье снова. Ехали небыстро. Скоро нас стала нагонять машина "пирожок", в ней ездил управляющий отделением совхоза наш деревенский мужик Гена Кутьков. Он видимо долго присматривался к нам, глотал нашу пыль и, наконец, обогнал. Какое недоуменное выражение лица было у него, когда он обнаружил на месте водителя почти пустое место.
   Сколько же лет тогда было Корнею? Он родился в 1974 году, а это было в году восьмидесятом, то есть ему было шесть лет, пошел седьмой год. И водить машину я его не учил, просто вначале посадил на колени, чтобы он порулил. А потом разрешил ехать на первой скорости. И в какой-то момент увидел, что мы едем уже на четвертой скорости. Вот вам и водительские курсы.
   На взлетной полосе приземлился очередной Боинг, пассажиры вышли и прошли обычным порядком в здание аэропорта.
   Беззащитность в первые минуты или даже часы формальных силовых структур - полиции, армии, служб безопасности - при нападении противника знакомого с их регламентом, и регламент учитывающих позволяет различным бандитским формированиям откусить лакомый кусочек цивилизации - показать людям, что они не в руках господа бога, а в руках или ногах этих пьяных зачастую волосатых чудовищ. Страх и бессилие безоружных людей, их ужас от вдруг открывшейся истины беззащитности и полного отсутствия влияния властей на ситуацию приводит к росту у населения протеста против, казалось бы, устоявшихся, даже библейских истин мироустройства.
   Волей неволей из чувства беззащитности, подстегиваемые инстинктом самосохранения, начинают люди делить других людей на лояльных обычной жизни и бандитов. Пытаются по внешним проявлениям того или иного человека, отнести его к той или иной группе. Вот здесь и начинается деление по цвету кожи, разрезу глаз, одежде, языку. При доступности информации о национальности и вероисповедании, что легко устанавливается при долгом проживании рядом в одном доме, районе возникает стойкое неприятие этих "других". Отсюда усиление различных проявлений национализма, религиозной или расовой нетерпимости. Что считается целесообразным у одних народов, вызывает брезгливость у других. Причем эта брезгливость, связанная с отдельным обычаем, едой или одеждой переносится целиком на всю эту сообщность людей. Отсюда и появляются цивилизованные и дикие народы. В памяти промелькнуло воспоминание вкуса сырой мороженой рыбы, которой его угощали остяки на Оби и парной дух в эвенкийском чуме зимой.
   Когда-то он подолгу жил и у тех и у других, изучая их быт, обычаи, язык. Удивляющая вначале их человеческая беззащитность перед суровой природой. Вместо крепкого дома палатка, все их имущество можно вместиться в обласок - маленькую лодочку, или навьючить на оленя, нет денежных сбережений, да и самих денег, нет никакого медицинского наблюдения. Но постепенно чувство хрупкости их жизни превращалось в ощущение беспредельной приспособленности к природе, погоде, времени года, возрасту. Уровень их приспособленности к условиям жизни в той точке земли не уступала приспособленности деревьев, мха и лишайников, которые, не имея возможности выбирать место жительства, довольствуются тем, что имеют и достигают колоссальных результатов. Конечно, если их не затопчет зверь или человек, не уничтожит огонь пущенный человеком. Люди тайги и тундры называют себя - настоящими людьми. Они будто корнями проросли в эту землю, питаются ее соками и являются такой же органичной ее частью как деревья речка с золотыми песчаными косами.
   Деревья сибирской тайги, растущие так густо, что едва протиснешься между ними и достигающие к возрасту ста лет колоссальных размеров и редкое проявление тщедушной жизни животных, всю свою короткую жизнь ищущих лучшее место убеждает в надежной целесообразности жизни растений, а не животных. Это убеждение и следование ему в жизни позволило таежным народам выжить в этом неприветливом краю, не потерять веселость и приветливость, великодушие, взаимопомощь и гостеприимство. Как все просто у этого "дикого" народа и как все запутано у нас.
   Наверное, скоро умирать, воспоминания не дают отдохнуть, в самое неподходящее время думы и думы о прошлом. Вот и теперь почему-то вспомнилось лето конца пятидесятых годов прошлого двадцатого века. Ему было тогда семь или восемь лет. Сенокос, все село кроме глубоких старцев и маленьких детей были на лугах. Я считался уже не маленьким, и первый год работал, - возил копны. Луга в пойме Оби, среди проток и озер, ровные, чистые. Обь их заливает водой и удобряет илом один - два раза в год. Первый раз в половодье и второй раз, когда начинает таять снег в горах Алтая.
   В те годы механизация на сенокосе была минимальная. Для косьбы травы применялись тракторные и конные сенокосилки и для сгребания сена в валки - грабли конные и тракторные. Остальные работы выполнялись вручную. А этих работ их набиралось достаточно. Это и косьба литовками травы в лягах, в кустарниках, потом сгребание этой травы в кучки. Копны из этих кучек и валков делались тоже вручную. И, наконец, стогометание. Это заключительная операция на сенокосе. Хороший стог сено сохранит до зимы, а то и до следующей зимы, а в плохом стогу сено сгорит, и его середина зимой провалится и весь труд пропадет даром.
   Стог устраивают на бугорке, на сухом месте. Сено укладывается метчиками сухое, пластами, утаптывается стогоправом, верхушка делается заостренной, чтобы скатывался дождь и хороший стог похож на свеклу хвостиком вверх. Сено подвозят к стогу копновозы - мальчишки 7-9 лет на конях, охлябью на потнике или на голом хребте. Кожа в первые дни на заду сбивается, засыхает в коросту, а потом заживает. Зад привыкает. Из сбруи на коне хомут, к левому гужу привязана веревка длиной метров пятнадцать с петлей на конце. Копновоз должен подъехать к копне со стороны стога, окружить ее так, чтоб веревка не срезала копну и после того как подкопнивальщица-женщина подцепит и очешет граблями копну, подаст веревку нужно ее просунуть в правый гуж и вставить деревянную занозу. Конь все это время бьется ногами, головой и хвостом с паутами, слепнями и крючками. Особенно страшны крючки, от их укуса кони падают в обморок. Они под кожу откладывают яйца, из которых на другой год выводятся крючки.
   Под впечатлением такого массированного натиска гнуса кони на месте не стоят, бьются хвостом, лягаются ногами, норовят упасть и покататься по земле. За все это подкопнивальщица злится на копновоза, ей жарко, за работу ей заплатят гроши или совсем ничего, так что иногда либо копновоз, либо конь получат от нее граблями по спине. Сильный слабого не разумеет. Вот такие женщины в русских селеньях. Вот так они работали с ребятишками 7-9 лет, так их приучали к взрослой жизни своими потычками. Уважение к взрослым, основанное только на их возрасте, обычно характерное для детей этим летом испарилось у меня без следа. Сейчас бы я квалифицировал эти свои испытания как первый опыт жизни в условиях "дедовщины", когда бороться бесполезно, а просто надо быть хитрее, знать, что все окружение враждебно, приспосабливаться и терпеть.
   После того как копна будет подцеплена, нужно ее довезти, не развалив, до стога. Если она не дай бог развалится, то виноват, будет копновоз, хотя причин этому может быть несколько. Неправильно поставили копну, - сдвигали валок, не закручивая. Или копна состоит из одной осоки и аира. Конь от ужаса, творимого гнусом, не везет, а дергает, ждет очередного укуса и постоянно хочет упасть на бок и покататься по земле. Если копновоз привез копну, то начинаются издевательства у стога. Поставил близко или поставил далеко, веревка застряла и развернула копну, сидишь на коне не так. И это все идет от мужика возраста 30-40 лет, то есть в 4-5 раз старше этого несчастного парнишки. Страшно по настоящему было и то, что у метчика в руках вилы, и они все время грозят пропороть тебя или коня.
   Читатель подумает, что нам нельзя было не работать, так как наш труд позволял увеличить благосостояние семьи. Кабы так. В деревне с конца двадцатых годов благосостояние от труда мало зависело. За труд начисляли трудодни и разрешали иметь огород и пасти скотину в деревенском стаде. А на трудодни в конце года обычно ничего не давали. Говорили, опять должны государству остались.
   Да наш труд и трудодней приносил за весь сенокос так мало, и видимо, поэтому ценился меньше любой другой работы в колхозе. Эти расценки устанавливали не в колхозе, а были они государственные, так что все, что это можно назвать государственной политикой. Бросить эту работу, обидевшись, было можно, но мы не обижались, а старались как-то приспособиться, привыкали с малолетства выживать в этой атмосфере зла и порока.
   Тогда обиходным явлением было двойное состояние психики человека. Как у шпионов. Говорить одно, видеть другое, делать третье. Видели, что страна катится в никуда, понимали, что увеличение непроизводительных затрат приводит лишь к проеданию ранее созданного капитала, но на собраниях хвалили правительство, политбюро, потому что так надо. Бытовала такая шутка: включи холодильник через телевизор и у тебя все будет. Дефицит на все товары, самые простейшие, которые умел делать и применять человек, начиная с каменного века или еще раньше и разучился при коммунизме.
   Что-то упало и зазвенело, Иван присел, и оглянулся. Линда плакала. Иван подошел к ней и увидел, что она запуталась в каких-то тоненьких проводах, и упала. Иван стал внимательно рассматривать провода, ему вспомнился случай, о котором рассказал ему Миша Гуров. С Михаилом они учились в одной группе университета в Сибири. Родом Михаил был с Сахалина из города Холмска. После школы год работал на Холмской ТЭЦ в электроцехе.
   Миша рассказывал, как он однажды искал на каком-то пульте управления клеммы с подходящим напряжением для паяльника. Он присоединял провода, к различным клеммам и проверял напряжение. Поиск привел к тому, что он соединил через паяльник какие-то две системы, сработала защита, и станция аварийно остановилась. Не знаю уж, правда, это или нет, но ведь зачем-то пришло ему в голову именно сейчас. Попробую - решил Иван.
   Можно взять какую-нибудь металлическую вещь у Линда благо у нее этого добра в достатке, но объяснять ей сейчас что и зачем не хотелось. Иван достал свой охотничий нож сделанный из кольца подшипника еще в Сибири, нажал на кнопку и из ручки выстрелила пружиной небольшое в 10 сантиметров длиной, широкое и толстое лезвие ножа с прямоугольными с закругленными углами отверстиями. Этот нож очень удобен был на рыбалке, открывается легко, одной рукой, что бывает часто нелишне и в закрытом состоянии не пропорет резиновую лодку. Иван открыл ножом шкаф, в который уходили провода, и внимательно стал смотреть коммутацию. Некоторые клеммы были подписаны буквами и цифрами. Он видел в своей жизни не первый такой шкаф и никогда не мог и даже не пытался понять значения этих надписей.
   На всякий случай, перекрестившись, Иван замкнул две соседние клеммы свои ножом. Ничего не произошло, тогда он вытянул один из проводов, оголил его, намотал на клемму оголенным местом и отрезал лишний кусок. Это надо было сделать сразу, пронеслось в голове, надо думать, а не делать, что попало. Провода были тонкие, значит это провода системы управления или связи, но никак не силовые. Иван стал замыкать этим куском клеммы попарно и вслушиваться в доносившиеся на третий этаж звуки. Он замкнул первую пару - ничего не произошло, он замкнул вторую - тот же результат. Так ничего не получится слишком много клемм, а значит и комбинаций, надо все-таки попытаться понять надписи.
   Около одной из клемм был нарисован торопливо значок "масса". Что ж для начала неплохо - он стал вдумываться в значения сокращений около других клемм.
   Так эта клемма "Световое табло", он замкнул ее на массу и увидел, что погасли лампочки, свет которых пробивался из щелей горевшие над его головой. Иван убрал провод, но лампочки так и не загорелись.
   Эта клемма "Дверь", Иван замкнул ее и услышал крики: Придавило дверью! Иван убрал провод и снова замкнул. Двери закрылись наглухо, оставив между стеклянными стенками несколько пассажиров и бандитов. Как потом он узнал, бандиты очень перепугались, начали стрелять в стекло, кого-то из них ранило рикошетом, но двери и стекла выдержали. Тем самым, Иван разделил всех бандитов на две неравные части. Одна малая с деньгами из кассы Аэропорта и другая большая между стеклами и на улице. Им, понятно, было неизвестно, что двери блокировал, причем случайно Иван. В это время над площадью перед аэропортом вновь появился полицейский вертолет, и подъехало несколько военных машин.
   Уличный командир бандитов посчитал все это спланированной акцией и дал команду к отступлению. Он вызвал приготовленные машины, в которые загрузились бандиты и они стали буквально проталкиваться к дороге ведущей из аэропорта. Полицейские и военные к этому времени еще не полностью разобрались в обстановке, но, тем не менее, решили эти машины задержать. Когда на требование остановиться бандиты ответили ураганным огнем, один из солдат поджег из огнемета две передние машины.
   Что было дальше, Иван не видел, так как на втором этаже что-то происходило. Шум нарастал, началась стрельба. Иван вновь вернулся к шкафу и замкнул клемму "Керосин" и следом клемму "Питание". Необыкновенная тишина повисла над аэропортом изредка прерываемая редкими выстрелами. Это выключилось электропитание самолетов, которые проходили подготовку к полету.
   На площади видимо, все кончено, отметил Иван, а этим в здании нужно готовиться к сдаче, деваться им все равно некуда. В это время на аэродроме рядом со зданием аэропорта приземлилось сразу шесть армейских вертолетов, и часть выскочивших десантников заняли удобные для обстрела места, а остальные растеклись по стоянкам самолетов разделываясь по пути с бандитами, контролировавшими подготовку и взлет самолетов. Стрельба возникала то там, то здесь, потом все стихало до следующего взрыва бешеной перестрелки.
   Двери были закрыты. На требования штурмующих открыть двери бандиты ответили, что не они их закрывали и не им эти двери открывать. И это было правдой. Иван освободил клемму дверей, и они открылись. Никто из бандитов не сопротивлялся, все были просто ошарашены теми обстоятельствами, которые разрушили их великолепный план. Правда, план им до конца не был известен, а кому он был известен тот был своими же телохранителями зарезан как баран.
   Как обычно после такой операции началась фильтрация пассажиров и поиск спрятавшихся бандитов. Иван и Линда спустились на первый этаж и, не прощаясь, растворились в толпе. Иван просто потерял ее из виду, но не Линда. Она подошла к полицейскому и, показав на Ивана, а он завязывал развязавшийся еще в начале этой драмы шнурок, сказала, что он ее похитил, открыв неожиданно, а потом, также неожиданно закрыв двери лифта, и держал в заложниках на третьем этаже, а когда бандиты сдались, отпустил и даже проводил на первый этаж. А сейчас видите присел, хочет ускользнуть в толпе. Иван, конечно, ничего не знал, он думал, что теперь рейс еще задержится и ему, скорее всего, придется ночевать в кресле аэропорта. Он почти угадал, кроме одного, что ночевать-то ему придется не в кресле.
   Полицейский как это водится на Западе, по рации вызвал подкрепление, они отсекли группу людей, в которой был и Грязнов от общей толпы, прижали к стене, позвали Линду. Она указала на Ивана. Его обыскали, забрали кусок провода, который он по привычке ничего не выбрасывать сунул в карман. Забрали деньги, бумажник с документами и тетрадь со стихами. Иван носил ее с собой, в надежде вдруг разум подарит ему новые стихи, и не раз такое происходило. Нож был в кармане, на щиколотке, они, слава богу, его не нашли.
   Ивана отвели в машину для перевозки арестованных. В ней находилось еще несколько человек, в том числе и Тони. Тони был ранен, у него было прострелено плечо, он потерял много крови, и едва держался. В машине было жарко, но просить о снисхождении было бесполезно. Полицейские праздновали победу. Два окна были со стеклами и зарешечены. Когда машина тронулась, Иван пинком выбил одно окно. Стало немного легче.
   Для полной победы не хватало правдоподобного объяснения, почему бандиты повели себя так непрофессионально, почему заняв аэропорт, обладая громадным числом заложников, взяв деньги и захватив самолеты, потом без сопротивления сдались в здании аэропорта и, почему бандиты на площади перед зданием решили покинуть своих товарищей и попали под уничтожающий огонь ничего не понимающих, просто защищавших себя, военных? Вопросы, вопросы и на все нужны ответы. Только кому они нужны?
   Генерал, который прибыл одним из последних, приказал всем молчать и вызвал штатного журналиста - редактора полицейской газеты и приказал ему все это описать, и показать ему. Генерал подумал, что неплохо бы все так обставить, чтобы все это способствовало его повышению по службе. Скоро выборы и чем черт не шутит, новый премьер-министр возьмет да и назначит его героя-генерала усмирителя террористов министром обороны или внутренних дел. А что это террористы, планировавшие захватить власть в стране, он не сомневался, и в этом направлении приказал развивать мысль своему борзописцу.
   Иван принял арест как должное, как то, что только и можно ожидать от перепуганной женщины и полиции в такой ситуации. Ничего, успокаивал он себя, было и похуже, здесь не бьют и даже можно сидеть.
   Так рассудив, Иван сел и немного успокоившись вспомнил о матери, как она рассказывала о войне. В эти годы она учительствовала в школе. В классах было холодно, писали на газетах, так как не было тетрадей. Почему было холодно еще можно объяснить, а почему так много было газет? Ведь не хватало бумаги для изготовления тетрадей? И что такое писалось в этих газетах в условиях строжайшей цензуры? Если раньше такие мысли не приходили в голову, позднее они казалось абсурдным, то теперь они ясно так на фоне западной демократии высветили преступность того героического времени.
   Как жалко всех обыкновенных людей, попавших в руки дорвавшихся без всякого основания до власти на короткий срок жестоких людей. Эти начальники ели и свергали друг друга, подлость, предательство не скрывались, а были скорее правилом. Калиф на час - лозунг тех лет. После меня хоть потоп. И осталась громадная страна с незаживающими ранами на теле и в душе.
   Войну Иван не захватил, родился после войны, но мамины ученики жили в селе и до самой ее смерти находили способ и повод высказать маме свое уважение. Она прожила жизнь воистину как святая. Даже на тех, кто ее обижал, не держала зла. А такого человека обижают многие, сильно она отличалась от обычной деревенской бабы, хотя отец ее был крестьянин, а о матери известно, что она работала на барина, т. е. ее мой дед взял из барского дома из прислуги или приживалок. Может это и объясняет то огромное отличие в интеллекте моей матери от интеллекта деревенских жителей.
   За войну из деревни ушли на фронт и не вернулись почти все мужчины. И в войну школьники рано взрослели. В двенадцать лет уже во всю работали и девочки и мальчики. Конечно, это отразилось в дальнейшем на их здоровье. Братья Ермолаевы АлексКорн и Филипп оба мамины ученики в 70-х годах у обоих болели руки так, что вначале один, а затем и другой задушились.
   Все маленькие и большие были заняты на работах в колхозе. Работали на ферме крупнорогатого скота, в овчарне и на полях. С ранней весны и до поздней осени. Питались в войну в деревне плохо. Времени, чтоб посадить картошку власти не давали. Заготовить солому для коровы было нельзя. Лучше пусть сгниет на поле. Косить сено об этом не могло быть и речи. Этот запрет захватил и я. Сено ели коровы общественного животноводства, а крестьянские коровы в 50-х и 60-х годах прошлого века максимально могли рассчитывать только на солому. Много женщин нарушавших этот запрет властей тогда пострадало. Их посадили, и они больше не вернулись. Садили за пучок сена, за три колоска. А доносили властям свои же деревенские, которые также вынуждены были бедствовать, воровать (если три колоска - воровство).
   А малые дети и глубокие старики, что могли одни сделать. Хлеба на один трудодень давали по 10-20 граммов, а этих трудодней вырабатывали от 300 до 1000 в год. Вот и проживи на нескольких килограммах пшеницы с ребятишками. В городах все же были карточки. В деревне не было ничего.
   Кто-нибудь скажет: что можно сделать из трех колосков? Если их расшелушить, то получишь горсточку зерен. Потом растолочь помельче, нарвать польского лука и поймать тряпкой или удочкой рыбку в речке и сварить похлебку. Попить чай со смородиновым листом и солодкой или кисель, поесть муки из черемухи или боярки - вот почти и сыт. Наверное, поэтому дети военной поры нашего села все подряд заядлые, добычливые рыбаки.
   Моему брату Коле в начале войны было три года, а в конце войны - семь лет. Послевоенные годы были такие же тяжелые. С войны мало кто вернулся, а среди вернувшихся много было таких, которые работать не могли, болели и в скорости многие из них умерли. К двадцати или двадцати пяти миллионов погибших надо прибавить не менее пяти миллионов умерших молодых по возрасту людей. Умирали как от военных ран и контузий, так и от непосильного труда.
   Зазвенел замок, и к нам впихнули еще одного человека. Он был крепко избит, один глаз у него совершенно заплыл, а другой смотрел очень строго, как будто его не касалась страшная боль. Иван подвинулся, давая место новенькому. Где-то я его видел - подумал Иван, и тут же забыл об этом.
   Основной тягловой силой в войну были не годные к строевой службе лошади. На войне лошадей гибло не меньше чем людей, они, как и солдаты, на своих прекрасных спинах вынесли немало. Жалко людей, а перед лошадьми мы, живые в неоплатном долгу. Здоровый человек, редко вытягивая из грязи повозку или орудие или куда-то передвигаясь, умирает от перенапряжения. Редкая лошадь этого не сделает, если того требует от нее человек. Это наш такой же преданный друг, как и собака, только может быть менее энергичный в проявлении своих чувств.
   Я помню себя с трех лет. Это я определил позже, рассказав матери о своих воспоминаниях. У нас в ограде стоял колесный трактор "Фордзон", из тех из первых - "Прокати нас, Петруша, на тракторе...". Он был неисправен, и отец его пытался отремонтировать. Помню большие задние колеса с зубьями и гладкие металлические передние. Кабины не было, и руль был насажен на вал идущий параллельно земле, который заканчивался редуктором и простейшей рулевой машиной. Я крутил руль, и рога машины разворачивали колеса. Крышка картера была с трещиной и на нее на болтах была поставлена металлическая заплата, тогда не было сварочной техники, да скорее всего металл крышки не позволил бы ее заварить. Трактор стоял со снятой боковиной, и я рассматривал шестеренки его нутра.
   Второе мое воспоминание было печальным. Однажды утром как обычно я вышел на крыльцо, а тогда еще дом не перестроили, и он имел два этажа и высокое крыльцо, и увидел, что в ограде стоит гнедой конь, хвост его доставал до копыт, а задние ноги чуть выше копыт были чем-то надрезаны, видно было белое. Крови не было совсем. Мама сказала, что отец и еще кто-то ехали с пашни, торопились, понужали коня, и на спуске вылетел курок, и кольцом срезало ноги коню. Потом этого коня сдали государству на мясо. Мама тогда боялась, что отца посадят, но все обошлось. Тогда шел 1954 год - осень.
   Зимой мы уехали жить в соседнее село, но пожили только зиму и вернулись назад. В этом селе воду возили водовозы и продавали за деньги, за копейки. Я сейчас уже не помню цену ведра воды. У меня там был друг, такой же мальчик. Мы с ним играли в его игрушки. У меня игрушек не было. Помню до сих пор его игрушечную машину, грузовую. Окошки со стеклами и дверки открываются, на дверках ручки с защелками. Все как у настоящей машины.
   Отец работал в мастерских МТС. МТС - это машинотракторная станция, государственное предприятие, которое по договорам с кооперативным сектором экономики (колхозами) предоставляло тракторы и комбайны для вспашки земли, посева и уборки урожая. Трактористы набирались из деревенских мужиков и были объединены в тракторные отряды. Военное название соответствовало характеру работ. В посевную и уборочную компании они безвылазно жили в вагончике, который передвигался по обширной алтайской пашне по мере выполнения работ. Их положение было похоже на положение мобилизованных солдат, и самовольное оставление места службы было нежелательно. Могли приписать простой трактора или даже осудить за вредительство.
   Работа тракторных отрядов строго контролировалась руководством МТС, райисполкомом и райкомом партии. Тракторы были старые, ненадежные, постоянно требовалось что-то подтянуть или смазать. Фильм трактористы правдиво описывает эту эпоху.
   Мой отец работал в тракторном отряде до войны, и после войны. Все они бойцы отряда были как одна семья. Обязательно устраивали поздней весной праздник с красивым названием "Отпашка". Собирались на опушке бора, вся деревня, пили водку, ели, плясали и танцевали. Такое удивительное единение бойцов тракторных отрядов, причем как я предполагаю в масштабе всей страны, было явлением, которое было и, к сожалению, прошло бесследно и ждет серьезного исследования.
   Наконец машина тронулась, и их куда-то повезли. Ехали недолго, машина остановилась перед воротами, после короткого разговора ворота открылись, и машина въехала в какое-то темное помещение. Ворота сразу же закрылись. Дверь машины распахнулась, и радостный человек крикнул что-то на непонятном языке, многие зашевелились, стали обниматься, попрыгали с машины.
   Иван понял, что он из огня попал в полымя. Их, по-видимому, вывезли на машине бандиты. Как они поступят с нами? Сомневаться больше не приходилось, и Иван выпрыгнул следом за ними и увлек за собой Тони. Они спрятались за штабель с ящиками, благо, что в помещении царил полумрак.
   - Что случилось, зачем мы прячемся? - вопрошал Тони.
   - Это не полиция, это - бандиты, - ответил ему Иван, заталкиваясь поглубже под ящики.
   Они притаились. Иван пожалел, что не изучал в свое время языки. Похоже, бандиты говорили на арабском, некоторые слова были знакомы. Они притащили баллон со сжатым воздухом, краскораспылитель и начали перекрашивать машину.
   - Может быть, уедут без нас и мы выберемся.
   - Не думаю, сейчас они будут нас искать, у них в руках наши документы, Иван показал на стол, на который грудой выгрузили бумажники, деньги и личные вещи находившихся в машине. Бандиты разбирали свое и скоро на столе сиротливо лежали две невостребованные кучки бумаг и вещей.
   - Что делать? Надо что-то делать, - забеспокоился Тони.
   Пока никто из бандитов не обращал на стол внимания. Ивану никак не удавалось выпрямить ногу, острый угол ящика упирался в коленку. Он поднатужился и подвинул ящик, и в следующую секунду пожалел об этом. Вся груда ящиков рухнула и кажется, кому-то отдавило ногу. Бандиты со смехом освободили товарища, не заподозрив пока неладного.
   Тони и Иван оказались погребенными под ящиками. Это была надежная тюрьма. Теперь бандиты могут, не беспокоится - Иван, и Тони будут ждать расправы сколько понадобится.
   - Вот попали. Что будем делать?
   - Что делать - ждать. Давай откроем ящик, посмотрим что там.
   - Тихо, к нам идут, наверное, обнаружили по документам.
   Но тревога оказалась напрасной. К куче ящиков подошли двое, перекинулись несколькими фразами, взяли, видимо ящик и ушли. Через некоторое время погас свет, потом хлопнули металлические двери, и все стихло.
   - Ушли? спросил Тони.
   - Ушли, да вот все ли?
   Давай выбираться. Иван осторожно потянул зажатую ногу, она к его удивлению подалась. Нога немного болела, но видимо могла быть еще использована по своему прямому назначению. Конечно, если еще представится случай походить по этой неприветливой земле.
   Иван попытался встать на четвереньки, поднять спиной ящики, но не тут-то было. Тони лежал, тяжело дыша. На нем аккуратно разместился длинный ящик, в таких обычно перевозят винтовки, и ему было очень тяжело. Иван стал шарить руками в темноте, ища какой-нибудь выступ в полу, за который можно было зацепиться еще толком не представляя, зачем это ему. Ему на ум пришла странная мысль. Зачем выбираться наверх, а может лучше попытаться проникнуть вниз. Пол под ним был вымощен металлическими негладкими плитами размером примерно до локтя, то есть сантиметров сорок. Он решил одну из плит находившихся под ним приподнять и просунуть влево от себя под ящик.
   Иван изловчился и достал нож, нажал на кнопку, пощупал лезвие - оно вышло не полностью, так как конец его уперся в ящик. Иван передвинул руку и услышал характерный щелчок фиксатора. Нож готов. Он стал его втыкать в щель между плитами, пытаясь подцепить и вытащить одну из них. Лезвие срывалось, он уже хотел бросить это занятие и, оттолкнувшись от воткнутого ножа, чуть передвинулся в сторону, как почувствовал, что плита под ним шевельнулась.
   - Ах, вот в чем дело! Это фальшпол!
   Фальшпол - это такое устройство металлических полов со свободным пространством под ним. Такие полы применялись для установки больших мощных компьютеров, оборудования, когда необходимо прятать куда-то кабели, соединяющие различные устройства. Применяемые ранее кабельные каналы для такой техники неприменимы из-за множественности соединений. Пространства под таким полом вполне достаточно для того, чтобы прополз человек.
   Иван понял свою неудачу, просто между плитами в щели шла разделяющая их фиксирующая пластина, и он все это время пытался ножом поднять весь сварной из уголков каркас пола весом может быть в десятки тонн. Засунув нож между пластиной и плитой, Иван нажал на ручку, плита подалась. Осторожно одной рукой держа плиту, боясь уронить в открывшуюся яму нож, Иван сдвинул ее наполовину в сторону от себя, дальше сдвинуть не давал ящик. Тогда он начал ее двигать под себя. Просунул руку в образовавшуюся яму, до дна не достал. Вот здесь он пожалел, что не совместил рукоять ножа с необходимым инструментом - фонариком. Как бы он сейчас пригодился.
   Вдруг это не пол, а потолок и внизу метров десять пустоты? Что бы такое бросить вниз? Он полез в карман, но ничего там не нашел. Ни камешка, ни монетки. Оставались часы.
   - Хоть их и жалко, но придется ими воспользоваться как камнем, - подумал Иван.
   Эти часы были подарком на пятидесятилетие его друзей, еще в России.
   - Какой я старый, - пронеслось в голове.
   - Может быть смириться?
   Часы были "Командирские" со светящимся циферблатом. Они показывали, и тут он понял, что показывают давно одно и тоже время.
   - Остановились.
   Иван отстегнул ремешок. Это было сделать легко, так как пряжка была застегнута на последнюю дырочку, и хомутик не держал конец ремешка. Посмотрев на часы, вздохнув, Иван опустил их в яму, они тут же стуком подтвердили, что лежат на дне и оно недалеко.
   - Все-таки это фальшпол, надо пытаться в него заползти.
   Иван выдвинул из-под себя плиту, поставил ее вертикально. Затем начал поднимать еще одну соседнюю плиту. Она подалась сразу. Он прощупал открывшееся пространство и с удовлетворением отметил, что поддерживающая арматура идет только вдоль ямы и ему можно попытаться спуститься в кабельный канал.
   Он так и сделал. Поднял часы, положил их в карман и пополз под полом, считая плиты и, пробуя снизу их поднять. Наконец одиннадцатая плита подалась, он сдвинул ее и соседнюю и вылез в чернильную темноту. Сел на краю ямы, чтобы отдышаться.
   - Какой я старый, а ведь совсем недавно казалось, что все впереди, и это все для меня и ждет с нетерпением.
   После второго курса института во время летних каникул я поехал в студенческий строительный отряд, на целину как тогда говорили. Два месяца - июль и август мы группой в тридцать человек в таежном поселке достраивали школу, строили детский сад, котельную, овощехранилище, баню и ремонтировали после половодья мосты на дороге.
   Мы были молодые и работали с раннего утра и до темна без выходных, без бани и при чрезвычайно, как я сейчас понимаю и оцениваю, плохом питании. Обычное меню состояло из пустого картофельного супа на воде, чая и хлеба. Тогда нам это не казалось чем-то ужасным или даже преступным, это было правилом для страны. Так кормили в тюрьмах, в колхозах, в армии. Это знают те, кто там побывал и кто не имел никакой помощи сбоку, "с заднего кирильца" как выражался великий юморист Аркадий Райкин.
   Спали в палатках, в импровизированных спальных мешках - в виде сшитых по краям двух матрацах. Хотя и лето, а ночи в Сибири такие холодные. Наша бригада из шести человек построила за два месяца срубы бани и хозяйственного корпуса средней школы. Баню, мы рубили из круглого леса размером одиннадцать метров на одиннадцать метров с перегородками. Место для бани было выбрано недалеко от озера с чистой и теплой водой. Мы там нет, нет, да и искупаемся. На ночь в озеро мы опускали свои топоры, чтоб они хорошенько замокли и не болтались на топорище. Это озеро видимо было старицей реки Чулым, протекавшей поблизости, потому что почва вокруг была болотистой, глинистой, а река несла с верховьев пески, речной плес был невязкий, песчаный и озеро тоже было в песке.
   Бригадиром у нас был студент четвертого курса Женя Локотков - опытный целинник, как он нам сам старался казаться. Он действительно многое умел и разнообразил нашу жизнь своими бесконечными головокружительными идеями. Так наша бригада во главе с ним выехала на неделю раньше на место, чтобы построить лагерь с тем, чтобы основной отряд по прибытию сразу начал работу и не терял время на обустройство.
   Поехали мы, точнее поплыли на теплоходе по Оби до пристани Могочин, а затем на другом теплоходе по Чулыму до пристани Суйга. Была высокая вода, и многие прибрежные поселки были затоплены. Берегов не было видно, это была не река, а море. Молочный туман, тепло, ватный гудок теплохода, пристани выплывающие из молока, мы лежим на верхней палубе, по краям идут металлические цепные тяги, которые иногда движутся вперед или назад. Мой дружок Володя Журавлев, а попросту Журавель начал их тормозить. Если тяга поползла к носу теплохода, то он ее тянет к корме и наоборот. Это занятие нас так увлекло, что мы не заметили, как к нам приблизился, подкрался рулевой матрос с ломиком. Он объяснил, зачем у него в руках ломик. Оказалось, что это рулевые тяги и их торможение может привезти к кораблекрушению. Но это он, конечно, преувеличивал, так как до ближайшего берега с фарватера было так далеко, и вода была так высока, что из нее выглядывали только верхушки прибрежных ветел.
   В Могочин прибыли утром. Деревянная пристань, берег низкий - земля, смешанная со щепками и опилками. В Могочине был расположен большой лесозавод, и поселок постепенно засыпался опилками и отходами от лесопиления. Вода выступала из почвы по закону сообщающихся сосудов. Высокая вода в реке - вода на огородах и улицах, если в реке уровень воды падал, то поселок становился сухим и пыльным.
   Таким жарким и пыльным мы его застали на обратном пути. Тогда мы ехали, отработав свой срок, нас ждал город, учеба и денежная жизнь на ближайшие месяцы. Я тогда получил деньги, положил их в чемодан и доставал по десятке, когда нужно было. И перед Новым Годом они кончились. Но пол года я "был сыт, пьян и нос в табаке". Такова русская жизнь и я не исключение. Деньги на жизнь, в запас "на черный день", но не в дело, не в бизнес. Допускаю, что не все русские так думают, но таких много, и я такой.
   Эти пол года мы сдружившиеся в стройотряде старались ужинать в ресторане, пробовали впервые в жизни хорошие вина и коньяки и тратили заработанные тяжелым трудом деньги с легкостью воришки только что укравшего кошелек. Вот и сейчас живя на одном месте, и наблюдая людей многие годы иногда удивишься. Что это? Такая у человека трудная работа и жизнь, а он так бездумно тратит деньги сегодня, чтобы завтра опять терпеть лишения и вновь их зарабатывать. Видно нет уже надежды у русских, что когда-нибудь в России можно будет просто жить, жить без мучений и страданий. Когда же эта епитемья всевышнего обрушенная на Россию растает, когда же мы замолем свои и предков грехи?
   На обратном пути Могочин нас встретил не только пылью и жаром. На берегу, мы увидели мужика, которому сразу же не понравились. Он смотрел нам кровожадно в глаза, только что не нюхал и всем своим видом выражал неизмеримую ненависть ко всему окружающему и к нам в том числе. Мы подрались. Мы это я и тот мужик. Валера Лиман никогда не дрался, он не был трусом, он просто знал, что мне это не понравится. Мужик, после того как получил по лицу, повеселел, хотел со мной брататься, а я наоборот разозлился и хотел его хорошо отделать. Мы разошлись к всеобщему удовлетворению.
   - Что я делаю, о чем я думаю, - совсем потерял всякое представление о реальности. Тони задыхается, а я сижу и вспоминаю.
   Иван начал перекладывать ящики в сторону, продвигаясь в том направлении, откуда он приполз. Тони не подавал никаких признаков жизни. Если бы Иван знал, что он умер... Прерванные воспоминания вновь овладели его головой.
   В Могочине Женя побежал к начальству, чтобы получить на весь отряд бензопилы "Дружба", топоры, электродрели, палатки, матрацы, подушки и прочий необходимый для существования тридцати человек скарб. Это внушительный груз мы разместили на грузовике, а затем перегрузили на теплоход вечером и благополучно отплыли от пристани. Скоро теплоход вошел в устье Чулыма. Вода в Чулыме отличается от обской, она чуть зеленовата, напоминает воду из Томи. В Оби вода мутная илистая, хотя песка в Оби предостаточно, но, правда, это скорее не песок, а супесь. Мы спали. К утру прибыли к пристани Суйга.
   Была пристань - дебаркадер и деревянная будка, самой Суйги видно не было. Оказалось, что поселок Суйга находится в пяти километрах от Чулыма на берегу одноименной речки. С пристанью поселок соединяет размытая паводком дорога из бетонных плит. Я немного с километр прошелся по ней. Такое я видел первый раз в жизни. Высокая дорожная насыпь, поверх которой лежали в два ряда бетонные плиты, каким-то великаном была разорвана и разведена в разные стороны. Будто в этом месте произошла сдвижка тектонических плит. Оказалось, что такая картина на Севере частое явление. Промерзший за зиму грунт на глубину четыре-пять метров весной оттаивает и плывет, неся на себе все что угодно. Плывуны. Бывает, что переносит, не повреждая целые поселки или дома, участки леса. Это явление часто можно наблюдать по берегам рек. Так прибрежный лес, росший на высоком берегу вдруг оказывается у самой воды и на несколько десятков метров ниже, чем он рос до этого. Причем такой лес, как ни в чем не бывало, продолжает расти.
   Зима - причина плохих российских дорог построенных традиционно, то есть насыпь из глины, песка, гравия или гальки, затем бетонные плиты и асфальт. Такая дорога быстро разрушается, требует ежегодного ремонта. Дождевая вода осенью проникает в полотно дороги, зимой замерзает и лед разрывает асфальт из-за расширения слоев находящихся под асфальтовым покрытием. Появившаяся трещина в асфальте, а зимой его эластичность почти исчезает от мороза, летом не зарубцовывается и следующей осенью набирает в себя воды, чтобы зимой еще сильнее расширится.
   Наши предки прошли всю Сибирь за сто лет, от Урала до Тихого Океана зимой, когда устанавливается везде по рекам санный путь. Московский тракт существовал триста лет до постройки железной дороги, и по нему шли зиму лето грузы на восток и на запад, и стоило содержание тракта неизмеримо меньше чем сейчас. Что крестьяне, то и обезьяне. Россия почти единственная страна в мире, у которой почти вся территория шесть - восемь месяцев испытывает отрицательные температуры, и все это время нет грязи, реки подо льдом.
   Женя пошел в поселок за каким-либо транспортом, а мы остались караулить наше немалое имущество. Журавель оказался заядлым рыбаком, смастерил удочку и не знал, что насадить на крючок. Я нашел ему червей. Этому искусству я был обучен еще своим братом. Он утверждал, что дождевого червя можно найти везде, просто надо знать, как его искать. И это было, правда. По берегам Оби, в песке и сухости мы находили их, я нашел червей и на берегу Чулыма. Журавель начал одна за другой вытаскивать окуней довольно крупных и наловил на хорошую уху. Я развел костер, подвесил с водой валявшуюся поблизости консервную банку литра на три и ждал когда вода закипит, чтоб ее хорошо промыть и поставить варить щербу.
   Щерба - это уха по чалдонски. Чалдоны - это коренные сибиряки, которые пришли в Сибирь с Ермаком Тимофеевичем, они молились двумя перстами - были старой веры, и моя бабушка их не любила, говорила про них, что вера их неправильная, они не верят в Троицу и молятся: "Двое Вас - двое нас, помилуй нас!". Почему она их не любила я не знаю, но уху, по-чалдонски - щербу, варила.
   Щерба варится из мелкой очищенной рыбы, лука и сухарей. Ставится на огонь чуть соленая вода 2/3 посудины, когда она хорошо закипит, то опускают рыбу в таком количестве, чтобы вода почти достигла краев посудины. Когда вода вновь закипит, то первая накипь сольется на угли и появится приятный запах, который очень уж сильно возбуждает аппетит. Пока щерба варится, аппетит можно разбудить зеленью летом или солониной зимой.
   После того как бульон успокоится, опускают первый раз лук, примерно через полчаса рыба совершенно разварится и тогда опускают крупную рыбу и лук и варят до готовности. Готовой щербы получается половина посудины вместе с рыбой. Снимают с огня, достают рыбу, которая не разварилась, присаливают ее, а щербу разливают по чашкам. Иногда буквально перед снятием с огня бросают горсть толченых сухарей. Хлебают щербу и закусывают рыбой, некоторые едят с хлебом.
   Вода в моей посудине вскипела, я ее промыл, набрал чистой воды. Для этого я разделся догола, и забрел поглубже, где, как водится, вода почище. Но мои хлопоты оказались напрасными. Показался катер, а на носу стоял Женя. Пока катер причаливал, я оделся, мы погрузили груз, сложили в консервную банку рыбу и поехали на место стоянки нашего будущего лагеря.
   Ящики, ящики, ящики! Некоторые Иван просто переносил, а некоторые не мог поднять, поэтому перетаскивал волоком. Под одним он обнаружил Тони. Иван нащупал артерию на шее и понял, что все кончено. Он перетащил Тони к стене и положил на длинный ящик, накрыв его своей курткой.
   - Отмучился, - перекрестился Иван и пошел искать выход.
   Неизвестно сколько бы продолжались его поиски, если бы неожиданно не вспыхнул свет и помещение из разных дверей наполнилось самыми различными по возрасту, одежде и языку людьми. Это были пассажиры - заложники из здания аэропорта.
   - Комедия вновь повторяется, теперь в виде фарса, - подумал Иван и совершенно без сил опустился на пол в том месте, где до этого стоял.
   Двери снова захлопнулись, свет погас, и к Ивану как-то сразу пришло успокоение, и он уснул.
   Он стоял на корме и смотрел на зеленый пласт воды, разрезаемый винтом катера. Как-то незаметно зеленый цвет сменился красным, а потом стал цвета заветренной говядины, которая уже протухла и пахнет или вот-вот начнет пахнуть. От воды потянуло болотом - уже плыли по речке Суйга. Эта речка течет из болот и имеет характерный цвет и запах. Вода ее имеет сильную щелочную реакцию, и поэтому в речке нет ни рыбы, ни растений. Мертвая вода из русских народных сказок - это видимо вот такая вода. Чулым - живая вода, Суйга - мертвая вода. Показалось плотбище - бревенчатая запань на реке, которая использовалась для формирования плота. В Суйге располагался участок сплавной конторы и леспромхоз, и население поселка работало и там и там.
   Сразу же за плотбищем показался крутенький глинистый бережок цветом схожий со цветом воды. Катер пристал к берегу. В трех шагах от воды из земли торчала труба и из нее вытекала чистая вода, которая прозрачным ручейком вливалась в красную воду реки. Это была артезианская скважина, из которой нам предстояло в ближайшие два месяца пить воду, и варить пищу. Совсем недалеко от артезианской скважины располагалась ровная площадка, которую нам отвели для строительства лагеря. В наше распоряжение выделили моторную лодку со стационарным мотором. Эта лодка в дальнейшем использовалась нашей бригадой для ночной рыбалки.
   Мы разгрузили катер, перетащили вещи подальше от воды, Женя пошел за машиной, чтобы привезти доски для постройки какого-либо укрытия для вещей, а мы стали обживать новое место. Поднялось солнце, стало жарко. С нами начали знакомиться местные обитатели.
   Первыми прилетели мухи и комары. Не заставили себя долго ждать слепни и пауты. Я родился и вырос в деревне на Алтае, но такого количества паутов и слепней мне видеть не приходилось. Эта была в прямом смысле туча. Если бы не брезентовая одежда, то они заели бы до смерти. Пауты любили сидеть на пояснице, и мы время от времени давили их целыми горстями.
   Если свободны руки, то от лица их всегда успеешь отогнать, но только если свободны руки. Несколько позже, когда мы начали строить баню, нам понадобился мох для прокладки между венцами. Венец - это ряд бревен. Баня, как и большинство домов в Сибири, должна была иметь пятнадцать венцов. Мох надрали на болоте женщины - работницы леспромхоза, и нам нужно было его вытащить носилками на берег, загрузить в машину и привезти на стройку. Пришла машина, и мы с Журавлем залезли в кузов и поехали.
   Давно это было, а, кажется будто вчера. Машина шла быстро, горячий ветер, несильные удары по лицу встречных насекомых живо напомнили мое недавнее колхозное детство. Несется машина по степи. Ни конца, ни края простору. Мы стоим у переднего борта. Летим к комбайну. У него полный бункер зерна. Комбайн гудит, зовет нас. Подлетаем, из шнека льется теплое пахучее зерно, купаемся в нем, разгребаем по углам, чтобы вместить второй бункер, а может и третий частично.
   Вот и приехали, свернули на лесную просеку, машина остановилась недалеко от болота, мы взяли носилки и по гатям пошли к кучам мха. Наложили носилки и понесли к машине. Вот здесь нам пауты и слепни дали жизни. Руки заняты, бросить носилки жалко, все рассыплешь. Крутили как лошади головой, сбивая с лица и шеи. Между рукавицами и рукавами образовывалась небольшая полоска неприкрытой брезентом кожи. Вот эту полоску и облюбовали эти кровопийцы. Боль не очень сильная, терпеть можно, но ранка, а они откусывают кусочек кожи, потом долго не заживает и чешется. Ну, это будет еще не скоро. А наш первый день продолжался.
   Первым делом я стал варить щербу, Володя Засорин, как самый сообразительный, был командирован на поиски магазина, и покупку хлеба, а двое оставшихся ставили палатку. Через час я сварил щербу, привез доски Женя, Володя принес хлеб и сгущенное молоко, и мы хорошо поели. После завтрака-обеда Володя Засорин был командирован на поиски невода для ловли рыбы. Рыбалкой предполагалось заняться на Чулыме ночью, а сейчас надо было приступать к строительству лагеря.
   Вкопали в землю три ряда столбов и на их основе сделали дощатый навес и длинный стол, по обеим сторонам стола на вкопанных столбиках устроили лавки. Это сооружение будет призвано выполнять роль столовой на два последующих месяца для двадцати восьми студентов и двух студенток. Это все, что мы успели сделать за первый день. Наступила ночь, мы завели мотор, взяли невод, мешок под рыбу, определили жребием сторожа, сели в лодку и отчалили, забыв сторожа оставить на берегу. Уже когда подплывали к Чулыму, Женя спохватился, понял, что никто наше имущество не сторожит, но было уже поздно. Надо сказать, что я не помню случаев воровства за это лето.
   Нужно было проплыть по Суйге до Чулыма, а там еще несколько километров до протоки Старый Чулым и вот на песках этой протоки мы и рыбачили. Мотор охлаждался забортной водой, насос закачивал воду, она охлаждала цилиндр и сливалась по трубке снова в воду. Иногда что-то попадало в трубу, и вода не поступала, тогда мы глушили мотор, и продували трубку.
   Прибыв на место, мы вытащили лодку, привязали ее к кусту, чтобы в неожиданное повышение воды ее не унесло, и начали рыбачить. Вода была теплая и ласковая, как щелок. Так говорят на моей родине. Там в этом знают толк. Мало кто задумывался, почему вода без солей или с малым их содержанием называется мягкой? Все очень просто. Такая вода на ощупь - мягкая. Раньше все, а сейчас некоторые крестьянки имеют в бане котел со щелоком. Как делается щелок. Берется березовая зола из русской печки, то есть зола хорошо прожаренная, чистая и мягкая на ощупь. Такая зола заваривается кипятком и получается мягкая вода - щелок. Щелок использовали русские красавицы, чтобы мыть свои роскошные волосы и применяли его вместо мыла. Ведь мыло появилось не так давно.
   Вот такой казалась в ту ночь нам вода в Чулыме. У меня было такое чувство, что вода отдыхала после жаркого дня и была нам благодарна за наше внимание. Она плавно колыхалась, вздыхая, засыпала. Закатное солнце, устав за день, щекой прислонилось к воде, прислушиваясь, как бы спрашивая,
   - Ну, довольна ты?
   Такое состояние со мной уже бывало на сенокосе. Мы с отцом косили года три в Забоке - это место на лугу, относится к угодьям соседнего села Ильинки, но ими почти никогда не убирается. Оно это место расположено от основного ильинского луга на отшибе, за озерами и площадь там небольшая, поэтому им невыгодно бывает этим участком заниматься. Да и пока они до него дойдут, трава перестоит, а там много конского щавеля, который и молодой хорошо тупит зубья сенокосок.
   Обычно мы ехали вдоль Оби, и у домика бакенщика я слезал с телеги, и плыл дальше по Оби по течению. Пока отец доедет, распряжет лошадь, спутает ее, я успевал доплыть. Выходил после утреннего купания, и мы начинали косить, или сгребать, или метать, в зависимости от того, на какой стадии находились наши сенокосные дела. Вот в те счастливые годы в июле вода в Оби была такой же теплой и мягкой, какой показалась мне вода в далекой от моей родины речке.
   Мы размотали невод, он был довольно частый на два пальца ячея, посмотрели внимательно дыры, особенно в мотне. Невод был глубокий, посажен мастерски, мотня начинается сразу от открылков, постепенно сужаясь, на конце мотни грузило, по нижней тетиве через пол метра грузила, по верхней поплавки. Грузила литые свинцовые, поплавки из плавспина. Хороший невод. Я почему-то всегда радуюсь, встречая хорошо сделанную работу, будто она моя, и это я ее сделал.
   Повели вдоль берега, дно реки плавно снижалось. Впереди виднелась удобная бухточка, в нее решили выводить. На моей родине, если щука движется в сторону невода или попадает в него она начинает показывать свой нрав. Может перепрыгнуть через верхнюю тетиву. Однажды щука, прыгнув, ударила меня по лицу. Но это бывает редко. Чаще всего она ищет выход в глубине, пытается поднырнуть под невод. Чтобы этого не допускать, нижняя тетива должна идти как можно ближе к дну реки и быть туго натянутой. Для этого на нижней тетиве и устраивают грузила, а рыбаки, ведущие невод, все время проверяют ее натянутость.
   Когда невод приблизился к бухточке, идущий по берегу чуть замедлил шаги, а идущий по глубине начал обходить заливчик, охватывая его по глубине неводом. Таким маневром тихонько не шумя можно захватить замешкавшуюся у берега и дремлющую рыбу. Причем не только щуку, но и ельца или судака. У самого берега клешни невода свели вместе и быстро, почти бегом вынесли невод на берег весь по самую мотню. В открылки навтыкалась мелкая, по нашим тогдашним понятиям рыба, а в мотне лежало бревно. Когда мы вывернули мотню, то бревно лениво зашевелилось и оказалось крупной полутораметровой щукой.
   На этом мы закончили рыбалку, вытряхнули и промыли в воде невод, растянули его на берегу, чтоб просох. А сами стали ждать щербу. Вода к этому времени вскипела, польской лук был нарван на песчаном островке, нарезан, рыба очищена и мелкая для первого опускания и крупная для второго опускания, рыбу присолили крупной солью. Рыбы было много, поэтому часть переложили свежей травой нечищеную и немытую для обеда на завтра.
   Опустили мелкую рыбу, вода поднялась, и переполнила ведро, зашипела на углях, пошел дразнящий запах. Немного положили лука - половину из того, что приготовили. Я попробовал соль, немного добавил и стал ждать, когда вскипит вода, чтобы опустить картошку. Картошку пришлось взять вместо сухарей.
   В это время на реке совсем стало темно, пора было подумать и о сне. Пауты и слепни злобствуют только при свете дня, а сейчас сильно донимали комары. От костра шел дымок, и это в какой-то мере спасало, но впереди была ночь и ясно, что после дневной работы и рыбалки и щербы захочется спать. Для ночлега решили соорудить шалаш - нарубить веток на постель и окружить ее ветками, один конец которых воткнуть в песок, а верхушки связать. Дождя не предполагалось и шалаш должен защитить только от комаров.
   Рыба разварилась, и я опустил крупную рыбу. Там были лещи, подъязки, язи, чебаки, две или три стерлядки и даже маленький сантиметров двадцать пять кастрюк - молодой осетр. Эту рыбу нельзя допустить, чтоб она разварилась. Нужно внимательно следить, и как только мясо чисто будет отделяться от костей у чебака, то, значит, щерба готова.
   Стемнялось совсем, ночь темная - глаз коли. Уха готова, выловил ложкой рыбу, присолил, налил себе в кружку уха, предложил другим это же сделать, но они предпочли хлебать из чашек ложками. Поели ухи, начали есть рыбу. Некоторые из нас впервые ели стерлядь, не говоря уж о кастрюке. Удивлялись, что у них нет костей - хрящи. На дне чашек серая масса.
   Что это? - спросили у меня. Я ответил, что это комары, которые спикировали к ним в чашку. В ведро на костре они из-за дыма и жара не попадают, а в чашку летят в большом количестве и, сварившись, тонут. Закончили на этом ужин стали собираться спать.
   Но спать в эту ночь не пришлось. Комары имели очень точный прицел и находили нас и в шалаше и даже под ворохом веток и даже в углях потухшего костра. Чуть рассвело, а светает летом рано, в четыре часа мы собрались возвращаться. Отплыли от берега и начали заводить мотор. Утро было прохладное росистое. Мотор никак не хотел работать. Течение все дальше относило нас на юг, в противоположную сторону. Пока мы не просушили свечи, он так и не заработал. Наконец поплыли. Прибыли, согрели чай, попили с сахаром и хлебом и опять приступили к постройке лагеря.
   Рядом с навесом для столовой из досок построили помещение кухни. Внутри разместили печь для варки пищи и сушилку для одежды. Печь ложить пришлось мне особую, чтобы она могла накормить, и обсушить тридцать человек. Пришлось ложить печь на две плиты с небольшим метра на четыре широким каном. Печь ложили без каких-либо стальных пластин для укрепления сводов, их просто не было, но, как говорится, нет, худа без добра - коэффициент расширения железа больше чем кирпича, поэтому эти пластины постепенно разрушают печь. Печь из одних кирпичей, кроме конечно, плиты и дверок более долговечна. Нужно только на ответственные места выбирать очень хорошие кирпичи.
   Так в постоянной работе прошли пять дней до приезда основной группы, и мы за эти пять дней подготовили лагерь и в последнюю ночь перед появлением отряда наловили рыбы и накормили вновь прибывших хорошей ухой.
   Иван очнулся от звуков разговора, из которого он не понимал ни слова, но интонации были столь очевидны, что он уже хотел вступиться и не допустить драки. Этого делать не пришлось, говорившие рассмеялись, обнялись и продолжили разговор в той же тональности. Это были китайцы. Иван никак не мог привыкнуть к агрессивным интонациям их речи, и когда приходилось слышать их разговор, то всегда ловил себя на мысли, что восточные люди уж очень сильно отличаются от европейцев. Это и лицо, манера говорить и выражать свои эмоции. Китайцы все делали с улыбкой и когда услужливо помогали и когда не менее услужливо издевались.
   - Что сейчас день или ночь, - пронеслось в голове,
   - Надо что-то делать, как-то выбираться отсюда.
   Голода Иван не чувствовал, хотя уже и не помнил, когда последний раз ел. Эта жара, а теперь бандиты...
   Что-то с громом пронеслось над их убежищем.
   - Самолет пошел на взлет, - определил Иван,
   - Значит, они находятся недалеко от аэродрома.
   Иван встал и начал ощупью передвигаться в сторону одной из дверей. Направление он запомнил примерно, поэтому, когда он запнулся обо что-то лежащее на полу и упал, больно ударившись боком, то воспринял это как должное. На него свалилась какая-то решетчатая конструкция.
   Иван ощупал свалившуюся конструкцию. Судя по всему это, была этажерка или вешалка для одежды или что-то в этом роде. Она была не тяжелая, но грому при падении наделала много. Иван осторожно отодвинул этажерку, встал и продолжил путь в темноте.
   - Странно, что ни у кого из пассажиров собравшихся в этом помещении не нашлось ни фонарика, ни зажигалки, ни спички, видимо их хорошо обыскали. Но зачем так тщательно. Какая здесь причина? - но так и не найдя ответа, Иван продолжал осторожно продвигаться и наконец достиг стены.
   Стена была металлическая, холодная на ощупь. Он прижался к ней спиной, она его приятно охладила. Как хорошо бы сейчас в холодную воду в реке в Сибири. Или на худой конец кружку хоть какой-нибудь воды. Ему представился чабан из Кара-Кумов, к которому они ездили из Ашхабада с братом. Чабан, туркмен неопределенного возраста, как потом оказалось ему уже больше семидесяти лет, использует на собственные туалетные нужды в сутки не более полулитра воды. При этом не забывает о земле и Аллахе, по капле дает и им.
   - Должен быть где-то здесь какой-нибудь выключатель. Это же не специальное здание для заложников. Его как-то и по другому использовали. Пусть даже это склад, все равно должны же были работающие здесь включать и выключать свет. Иван шел уже довольно долго, но ничего похожего на выключатель ему не встретилось. Были шкафы с бумагами, стол, на котором он нашел и взял документы, стол, неработающий автомат для кофе.
   Нога ударилась обо что-то. Иван нагнулся и ощупал новое препятствие. Это оказалась металлическая лестница, ведущая куда-то вверх. Он начал осторожно взбираться по ней, ощупывая каждую ступеньку. Лестница шла рядом со стеной и имела с правой стороны ограждение из металлических прутков. Лестница закончилась, Иван насчитал сорок три ступеньки, и перешла в горизонтальную площадку - балкон.
   - Сорок три умножить на тридцать сантиметров - это добрых десять метров - опять третий этаж, правда, по российским меркам.
   Балкон был пуст. Иван шел в том же направлении. В это время вновь неожиданно вспыхнул яркий свет. Иван успел присесть, а затем лег и растянулся у стены. Балкон был узкий, и через ограждение ему было видна добрая половина помещения. Были видны и две двери. Одна из них открылась и в помещение въехала машина с площадкой, похожая на те машины, которые используют для замены ламп уличного освещения.
   На площадке стоял картинно разодетый человек в туфлях с загнутыми носами и помпонами на концах. На голове у него был колпак, разрисованный в голубую и белую клетку. Левая штанина у него была черная, а правая красная. Вместо рубашки или пиджака была на плечи накинута львиная шкура. Площадка подняла его на уровень второго этажа, и он заговорил.
   Что он сказал, Иван не понял, это был какой-то неизвестный ему язык. Но в толпе кто-то его понял, и какая-то женщина начала плакать, и кричать. В кабине машины сидел паренек лет пятнадцати, на шее у него болтался автомат. Иван подумал, что это шанс, весь подобрался, и когда машина проезжала мимо, прыгнул на площадку, сбил с ног клоуна, и вцепился ему в голову, стараясь сломать этому чуду шею. Но, видя, что ничего не получается, Иван достал нож, нажал на кнопку и чиркнул по горлу несчастному. Потом он нашел на пульте кнопку опускания площадки, опустился, проскользнул в кабину и подставил окровавленный нож к носу растерявшегося подростка.
   Иван обезоружил его, связал своим ремнем и спросил его по-русски, а потом по-английски, но тот молчал. Иван вытолкнул его из машины и, разогнавшись, ударил машиной по воротам и потерял сознание.
   Когда он очнулся, то увидел, что помещение опустело, только один Тони лежит на ящике. Ни бандитов, ни заложников не было. Машина горела, а он видимо был выброшен ударом, и лежал под той самой лестницей, с которой он начал свое последнее путешествие.
   Тони был тяжел, унести его Иван бы не смог, да и не знал куда нести. Опасность вроде миновала, у него был автомат, нож и свобода - открытые ворота. Иван поднял Тони и вынес за ворота и положил в тень деревьев на металлически шуршащую глянцево поблескивающую траву. Сам устроился рядом. Немного надо, чтобы вновь пошли воспоминания.
   Мой друг Валера Лиман учился на курс старше и приехал в стройотряд второй раз. Мы работали в разных бригадах. Наша бригада строила баню и хозяйственную пристройку к школе, а он работал на строительстве детского садика-яслей. Я как-то побывал на их стройке. Мне показалось, что какой-то пьяный архитектор поиздевался над детьми. Такое количество перегородок я ни до этого, ни после не видел. Это был не детский садик, а деревянные пчелиные соты.
   В другой бригаде, которая строила, и ремонтировала мосты и гати, работал мой однокурсник Жора Данков. Жора по характеру очень спокойный и покладистый парень. Этакий русский красавец-увалень. Над ним часто товарищи в общежитии подшучивали. У него был, в те времена это было редкостью, транзисторный радиоприемник на батарейках. Он им очень дорожил и боялся, что мы его испортим. И вот, однажды, когда он уходил на субботу-воскресенье к родственникам, решил положить его в чемодан и чемодан закрыть на замок.
   Как только он ушел, мы замок открыли, достали радиоприемник. Не то чтобы очень уж хотелось его слушать, а просто как протест против такого недоверия со стороны нашего товарища. Незадолго до его прихода радиоприемник был положен назад и включен на небольшую громкость. Жора вернулся, зашел в комнату, услышал звуки радио.
   - Где он? Вы достали, украли?
   - Что ты, мы ночь не спали, так он орал, а мы ничего не могли сделать. Сейчас потише стал, наверное, батарейки сели.
   Все это было проделано не зло, и Жора видимо все постепенно понял. Товарищ он был хороший, но совершенно беззащитный от насмешек, которые нередко достаются тем, кто не умеет на них ответить. Вот и на этот раз разворачивалась многодневная комедия, которая, учитывая темперамент участников, могла перерасти в драму.
   Работа бригаде, где трудился Жора, досталась самая тяжелая. Если мы один день работали в болоте, то они там были ежедневно и гнус издевался над ними, пил их кровь с раннего утра и до позднего вечера. Настроение у них было тяжелое, лица обгорели на солнце и покрылись какими-то пятнами от жары и плохой воды, по колено или по пояс, в которую им приходилось заходить, а иногда и нырять.
   Надо заметить, что тайга в Западно-Сибирской низменности представляет из себя унылое пространство почти сплошных болот. Один участок леса отличается от другого только степенью увлажнения. Болота везде, где глубокие, где мелкие, где нет явно воды, но под ногами хлюпает. Деревья до половины роста во мху, а на глубоких болотах больные покореженные ревматизмом елочки и пихты вызывают простую жалость. Отрадная картина только вдоль берегов рек, река все же осушает ближайшую свою окрестность. Вдоль рек расположены и поселки. В тайге очень мало мест, где бы можно было пасти скот, травы в нашем понимании нет - мох, хвощ. Трава также вдоль речек или на редких узких гривках, где вырублен и раскорчеван лес. Правда, такие участки недолговечны, а быстро года за три зарастают осинками и березками. И через десять лет на этих местах опять шумит лес. Лес растет так густо, что трудно протиснуться человеку или зверю, люди и звери путешествуют в тайге вдоль рек и дорог. Туристы, ягодники, охотники ставят палатки на лесовозных дорогах или на площадках бывших верхних складов леспромхозов. Эти склады представляют собой поляну довольно большого размера, вымощенную бревнами. Эта поляна долго не зарастает лесом.
   С первого дня путешествия, еще на теплоходе Валера Лиман интересовался у Жоры - куда он девал его макинтош. Имеется в виду красивое выражение,
   - Жора подержи мой макинтош.
   Оно это выражение неожиданно стало испытанием для Жоры Данкова. С легкой руки Валеры все считали своим долгом поинтересоваться у Жоры на завтраке, обеде и ужине - вернул ли он Валере Лиману макинтош.
   Жора знал, что ребята над ним подшучивают, знал, что эти шутки не злы и, поэтому терпел. Но в этом случае, такой массированный натиск паутов, слепней, жары и насмешек превысил норму его терпимости, и очередных шутников, среди которых Валеры не оказалось, он свалил в расстеленную на земле палатку, собрал ее концы, взвалил шевелящийся узел на спину, а их там было, не то пять, не то шесть человек, и понес к реке. Там он зашел на мостик и высыпал их в воду. Пока он это делал весь остальной отряд, не попавший в этот узел, помирая со смеху, наблюдал от столовой. Жора спокойно собрал палатку и вернулся назад к своей чашке картонного супа.
   Что-то твердое врезалось Ивану под ребро и вернуло его к реальности. Иван сунул руку во внутренний карман и вытащил пачку документов, тех самых, что он подобрал в темноте на столе. Среди них был его паспорт, бумаги Тони и два документа с фотографиями шофера и клоуна. Текст в документах был выполнен, видимо арабским или армянским шрифтом. Так Иван и не понял, откуда происходят эти бандиты. Закончив рассматривать чудные документы, положил их в карман и стал думать, что же делать ему дальше. Нельзя же здесь просидеть всю оставшуюся жизнь
   - Хорошо бы сейчас хоть картонного супу поесть, - подумал Иван.
   Картонный суп - это выражение существует не только в романе А. И. Солженицина, но и в обиходной речи в некоторых местностях России. Это выражение означает блюдо - суп, сваренная на воде картошка с луком и солью. Этот суп едят просто или забеливают молоком или сметаной. Иногда его варят с лапшой. Обычно в русских крестьянских семьях его едят на завтрак. Считается, что без горячего хлебова мужику трудно работать. Этот суп готовится очень быстро, а утром у крестьян много работы. Вся скотина проснулась и немедленно хочет, есть, орут все на разные голоса. Крестьянин в первую очередь кормит скотину, потом ест сам. В обед крестьянин обычно ест хороший суп с пирогами, потом кашу и пьет чай.
   У нас в студенческом стройотряде картонный суп без молока и без сметаны был на завтрак, обед и ужин. Такой рацион нас быстро утомил, и мы стали намекать командиру, что неплохо бы с питанием прибавить. Километрах в десяти от поселка был совхоз, и там купили двух свиней небольших на наше пропитание, привезли на катере, когда выгружали одна свинья убежала в тайгу. Ее искали, но так и не нашли. Кто-то ее съел или она погибла где-нибудь в болоте. Оставшуюся свинью зарезали и немного мяса клали в картонный суп для запаха.
   Мясо хранили в погребе, который представлял собой бетонную бочку в земле диаметром шесть метров и высотой метра четыре. В погреб вела лестница, которая шла два метра по горловине погреба, а потом уходила под воду. Казалось, что вот сейчас по этой лестнице кто-то выйдет из глубин земли, сырой и с недовольным видом.
   Изначально погреб был построен как пожарный водоем, но быстро нашел и второе свое применение. В случае пожара из таких водоемов брали воду пожарные машины. Зимой он промерзал чуть не до дна и для тушения пожара был в зимнее время бесполезен, а летом лед довольно быстро таял, и до середины лета иногда доживала льдина небольшого размера, которая плавала на поверхности воды. На этой льдине, привязанная проволокой за арматуру потолка, лежала туша свиньи, не сумевшей избежать смерти. От этой туши мы ходили и отрубали по куску. Нужно было за проволоку подтянуть льдину, перейти на нее не перевернувшись, отрубить кусок, затем, отталкиваясь от потолка подплыть к горловине, перепрыгнуть с мясом на лестницу.
   Нашей бригаде эта операция досталась перед днем целинника, который был объявлен нерабочим и на этот день готовили праздничный обед. В ночь перед днем целинника мы поехали на рыбалку с целью накормить в День целинника всех не только ухой, но и жареной рыбой. Нужно было поймать не менее ста килограммов. Мы рыбачили всю ночь, к утру вернулись, и отправились вдвоем за мясом. После бессонной ночи путешествие в недра земли мне показалось логичным завершением той глупой и героической жизни, которой мы жили.
   Нам повезло, мы не искупались, льдина нас не перевернула, а после нас ребятам повезло меньше. Они не стали больше ждать каких-либо других знаков из земли, а просто уехали на завтра. Я, да и никто кроме комиссара их не осуждал. Героизм Павки Корчагина нас будущих инженеров уже не вдохновлял. В его подвиге на строительстве узкоколейной железной дороги мы видели простую потерю здоровья и молодых жизней из-за чей-то плохой или даже преступной работы.
   Видимо все-таки "боги горшки обжигают", а у других горшки при обжиге трескаются. И вместо горшка - куча осколков. Также как в любви. Если один не любит, и сколько не оглаживай горшок, не залепляй трещины - все равно они змеятся быстрее, чем ты их заделываешь. Коммунисты, постоянно твердили, что пришли всерьез и надолго. Им все уже, наверное, поверили. Они присвоили себе функции и права бога, учили жить "по новому", но ничего не получалось. И когда коммунизм кончился, никто не пролил ни одной слезинки. Мечтами в небе, а зад тяжелый не пускает.
   Иван услышал, как подъехала машина и из нее вышли полицейские, и зашли в здание склада. Иван, наученный горьким опытом, не торопился выдавать себя и свое местоположение. До него доносились недовольные голоса. Полицейские быстро вышли из склада, вынесли трупы шофера и клоуна, завернув их в белые простыни, положили в машину и о чем-то громко переговариваясь, уехали. Иван понял, что это были опять бандиты.
   За деревьями, под которыми они лежали с Тони, простиралась, до куда доставал глаз, лужайка с аккуратно постриженной травой. Она была огорожена забором, состоящим из бетонных столбиков закопанных метра через четыре друг от друга и натянутой между ними четыре ряда стальной проволоки.
   - Наверное, это поле для гольфа, - подумал Иван.
   И только он подумал, как на дальнем конце лужайки показалась группа людей, одетых соответствующим образом.
   - Неужели и это бандиты?
   Иван не торопился, стал наблюдать. Игра разворачивалась, видимо удачно, хотя Иван ничего в ней не понимал. Лунки, клюшки, мячи все вроде похоже на русскую игру в лунку, но так все обставлено таинственно, и так уж игроки передвигаются и бьют вальяжно, что русскому человеку смотреть на это тоскливо.
   Да и здесь у них, на Западе, такая же петрушка. Взять того картинно одетого генерала. А может быть он тоже бандит? И с этой аморфной мыслью Иван уснул. И снилась ему юность.
   Название целинные отряды пошло с тех времен, когда с колоссальным размахом осваивались целинные и залежные земли. Мне трудно судить, хорошо это было или плохо в масштабах всей страны, наверное, что-то осталось от этого движения полезного, а что-то было проделано впустую. Мне было в то время четыре - пять лет. Что-то я помню, но многое могу передать только по рассказам бабушки и мамы. Бабушка моя была хорошая рассказчица. Она знала много сказок, да и побывальщину так представляла, что заслушаешься.
   Началось вся эта эпопея с того, что по деревни ходили женщины с длинными разноцветными линейками - это были геодезисты. Они изучали район затопления от предполагаемого строительства гидроэлектростанции на Оби, плотина которой будет располагаться в районе города Камень-на-Оби. Под затопление попадали обские луга и пойма нашей речушки с ее огородами, небольшими рощицами, озерами, где все лето на приволье растут, как говорится - и ребята и зверята. Восточный берег Оби более низменный, и там был бы затоплен и бор. И вот этот бор, если мне не изменяет память, в зиму 1954 на 1955 годы начали вырубать. Этот лес должны были возить в поселки Кулундинской степи для строительства жилья и прочего. Эта степь голая как коленка нет ни кустика, ни деревца по решению партии и правительства должна была в одночасье из засушливой превратиться в новую житницу СССР. Наверное, так местами и произошло.
   Бор находился на восточном берегу Оби, а Кулунда на западном. Поэтому зиму, пока Обь замерзшая, лес только валили и перевозили на нашу сторону. Лес складывали штабелями около домов, договаривались с хозяевами, чтобы те караулили до лета, за что расплачивались этим же лесом. Летом лес возили на автомашинах в степь.
   Приехали вырубать лес из Кулунды в основном немцы, сосланные на Алтай во время войны из Поволжья. Недавно кончилась война, и я парнишка четырех-пяти лет о ней много знал. Знал, что дядю Сережу на войне немцы убили, моего папу сильно ранили и у него в голове у виска движется кожа - выдолблена кость. Слово немец для меня парнишки трех-четырех лет было синонимом зверя, встреча с которым грозит смертью. А зверей я знал, надо боятся, избегать с ними встречи. Мне было удивительно, что этих немцев никто не боялся, их пускали в избу пообедать, погреться и ночевать. Но они были совсем не страшные, а обыкновенные мужики, только говорили не по нашему. Что есть другие языки, я знал, потому что в друзьях у меня были калмычата Поля и Володя. В доме у них я бывал и по ихнему много понимал и кое-что говорил.
   Мне они были интересны. И как обычно в те годы старшие просили ребенка рассказать стихотворение. Я знал длинное стихотворение, сейчас не помню содержание, но там были строчки про немцев и про то, какие они плохие. Когда я дошел до этого места, то не смог произнести дальше ни слова. Очень уж не вязались эти слова с сидящими передо мной мужиками. Я не смог их обидеть.
   Видимо дети рождаются искренними, а лицемерие в их жизнь привносится воспитанием и обучением. Этот случай я помню до сих пор и помню тот стыд, охвативший меня тогда за то, что я плохо думал о хороших людях.
   Намного позже, когда я после окончания института работал на заводе, мне пришлось слышать рассказ начальника отдела НОТ - старого партийца, как тогда говорили, бывшего офицера, участника Сталинградской битвы, бывшего председателя райисполкома, затем бывшего главного инженера фабрики, затем рабочего с местом жительства в контейнере для пищевых отходов. Своей головокружительной карьере он обязан чрезвычайному пристрастию к водке. Именно к водке, а не к вину или бормотухе. Пил он с фронта, где в ямочке у озера Цаца в калмыцких степях мерз без дров и крыши над головой зиму 1942-1943 годов. Человек он был начитанный, по характеру ровный, основной обязанностью его было написание докладов для директора завода и секретаря парткома. Тогда на предприятиях проводилось много собраний партийных, профсоюзных, заседаний парткома, профкома. Кроме этого на уровне района и области проходило бесчисленное количество мероприятий. И почти везде нужно было выступить руководству. Это было глупо, как и многое из того, что делалось в советскую эпоху.
   Звали его Анатолий Павлович. Он был совершенно лысый, гвардейского роста, с прямой стеной, пил чай два раза за рабочий день и всегда спрашивал у Вали - инженера по соревнованию, кувыркала ли она чайник при заварке. Она всегда отвечала, что кувыркала. Анатолий Павлович по уровню развития и образованности должен был иметь и имел свое мнение отличное от официального, потому что все официальное и помпезное было шито белыми нитками и в него верили пролетарии ленинского толка да еще малые дети со слов учительницы. Так мой сын-первоклассник спрашивал у меня кто главнее: дедушка Ленин или дедушка Брежнев?
   Свое мнение старый политслужака хранил за семью замками. Только иногда оно прорывалось, причем совершенно совпадающее с мнением партии и правительства прошлых лет. Просто это мнение на уровне современности было абсурдным. Пользуясь отставанием советской пропагандистской машины при создании новых современных версий старых своих преступлений.
   Однажды он рассказал официальную пропагандистскую версию, которая распространялась в окопах калмыцких степей по поводу выселения всех жителей Республики немцев Поволжья. Эта версия была также глупой и бесчеловечной, как и причина выселения калмыков.
   О калмыках я знал многое и от них самих и от моей бабушке. Я позже понял, что она всю жизнь ненавидела этот хамский строй, строй воров и политических проституток. Может быть, именно ее авторитет не позволил мне пойти на службу в партийные органы. Я в двадцать пять лет, сделал все, чтобы от них отбиться. Мне за отказ от такого предложения, за недооценку сладости командования - директорами предприятий, за нежелание испытать непередаваемые ощущения ежегодного отпуска по бесплатной путевке на Черном море, секретарь райкома - бурят по национальности, обещал даже поместить меня в дурдом. Но я отказался, как несколько раньше отказался быть комсоргом в студенческой группе. Я тогда просто сказал, что с осторожностью отношусь к контактам с комсомолом, достаточно того, что я плачу взносы. У нас в группе, как оказалось позже, был стукач от КГБ, но он меня не заложил за это высказывание и за многие другие. Жена моя удивляется до сих пор моему везению.
   Калмыков во время войны выселили, потому что якобы какой-то их хан, живший за границей, подарил Гитлеру коня с уздечкой. И вот за это этих людей, добрых, веселых с непривычными для наших мест обликом, одеждой и обычаями зимой привезли к нам в деревню. Наши женщины приняли их хорошо, помогли, чем могли, постепенно они привыкли, жили больше десяти лет. И только в 1958 году вернулись на родину. Они благодарны моим землякам и в 1984 году приезжали в гости в деревню в гости.
   На своей родине они жили обособленно, мало, кто из них знал русский язык. Поначалу они развернули свои юрты на самых высоких местах, на самом ветру. У них на Волге таких морозов как на Алтае нет. Юрты их не спасали от холода, и они постепенно переместились в дома.
   Теперь о немцах. Как рассказывал Анатолий Павлович немцев с Волги, а как я узнал позже, и из других мест выселили в Казахстан и в Сибирь по причине того, что они как нация не прошли проверки устроенной КГБ. Была подготовлена группа красноармейцев знающих немецкий язык и в форме солдат вермахта выброшена на парашютах в районе города Саратова - столице республики немцев Поволжья. И якобы весь этот псевдо десант жителями был укрыт, вместо того чтобы выдать его органам госбезопасности. А первый секретарь республиканского ЦК партии прятал у себя командира этого десанта. Было это на самом деле или не было, но на фронте политруки рассказывали в окопах об этом и о коне калмыцком.
   Сейчас трудно поверить, что грубо состряпанные фальшивки на основе национальных идей кремлевского горца круто меняли жизнь целых народов, обрекали на гибель в незнакомых для жизни местах. К чести русского народа, несмотря на пропаганду, тяжелую войну, вороха похоронок, голод и холод в русских деревнях переселенцев принимали и помогали чем могли. Жаль, что это некоторыми народами, но не калмыками, высокомерно забыто.
   Я пошел в первый класс в 1957 году. У нас в классе было 17 человек, в том числе калмычата Поля и Володя Доржиевы - наши хорошие соседи. Они родились уже здесь у нас. Поля была очень старательной школьницей, а Володя, как и все ребята, любил побаловаться, поиграть. Мы тогда играли, как сейчас говорят, на свежем воздухе и зиму и лето все время, кроме того времени, когда мы спали и были в школе. Да еще много времени от игры у нас отнимала работа. Тогда считалось что возраст, с которого ребенок должен работать зависит от его физического развития. Ходить, бегать умеет - угони, загони теленка. Маленьким ведерком полей огород. Прополи огород, вычисти глызы, почисть картошку, нарежь картошку скотине, сенокос, колка дров, рубка хвороста, копка картошки и многое другое - все это было подсильно ребенку лет с пяти, а первоклассник считался уже почти взрослым да к тому же еще и грамотным мужиком.
   Калмыкам разрешили уехать летом, а зимой случилось несчастье. На Новый Год гуляли кампанией и, выпив, хорошо повздорили молодой калмык и кыргыз. Надо сказать, что выпить хорошо любили и русские, и киргизы, и как оказалось и калмыки. Повздорив, подрались, и кыргыз вывернул оглоблю от саней и ею ударил по голове калмыка, тот упал и умер. Был в сельском клубе суд. Собралась вся деревня. Кыргыза осудили на десять лет. Мать этого калмыка на суде все кричала - Мой сынка, мой сынка!
   Пожив среди русских, калмыки обрусели, научились жить в домах, переняли многие обычаи. И русские научились от калмыков многим премудростям по уходу за скотиной, приготовления мяса, чая, а самое главное поняли, что и другой народ пусть далекий и незнакомый такой же добрый, работящий и гостеприимный, как и русский народ.
   Был среди калмыков их хан. Они, да и мы русские его уважали. Звали его Расхан. Один калмык по имени Ильда был одноглазый. И сейчас в моей родной деревне, уже не зная почему, называют телят с черным пятном вокруг глаза Ильдой.
   Пока Иван сидел в темноте, лежал заваленный ящиками, ползал под полом, разбивал машиной двери, пока умирал Тони, генерал праздновал победу, мыслями своими находился далеко от этого вонючего аэропорта. Он представлял себя уже не только министром обороны, но уже и президентом. Операция по захвату аэропорта закончилась для налетчиков неудачно, полным провалом, соответственно для правительства полным успехом. Только пока общей картины действий террористов генерал не имел, как и не имел замысла и последовательности его осуществления операции по освобождению аэропорта. Досужие журналисты замучиют расспросами.
   Постепенно все успокоилось, и генерал послал полковника из своей свиты привести к нему командира группы, чтобы поблагодарить его за умелые действия, отечески похлопать по плечу, вдохнуть пороховой дым и тем самым приобщить себя не только морально, но и физически к этим героическим людям.
   Полковник вернулся не скоро, растерянный и не знал, что и сказать. Аэропорт был пуст, никого не было ни на летном поле, ни на площади перед аэропортом. Он так и доложил генералу.
   - Как так? Кто посмел? Где солдаты и полицейские? Где, по крайней мере, трупы?
   Но ничего нигде не было. Аэропорт был чист. Только сгоревшие вертолеты на летном поле и автомобили на площади напоминали, что недавно здесь было жарко.
   Генерал приказал связать его по телефону с министром обороны. Тот долго не подходил к телефону, а когда подошел, то огорошил генерала следующим сообщением.
   - Ты уже трезвый, соображаешь, а я только что видел по телевизору, как ты развлекался. Кто это та рыжая, которая сидела на тебе верхом?
   - Чтобы утром у меня было прошение об отставке, - и положил трубку.
   Генерала это распоряжение не расстроило, теперь он приобрел реальный козырь, чтобы свалить министра.
   Генерал приказал включить телевизор в машине, увидел себя верхом и голого на какой-то девице, на титрах значилось, что это прямая трансляция, что съемка ведется скрытой камерой. Телевизор выключили.
   - Эрни, слышал, видел, вот ведь какая провокация, я здесь и я там! - крикнул генерал своему борзописцу.
   - Не только слышал, но и записал на магнитофон.
   - Давай действуй, звони на телевидение и организуй мне пресс-конференцию.
   Эрни позвонил вначале в свою газету, на месте оказался заместитель редактора, он торопился выпустить номер и сказал, чтобы Эрни перезвонил через час.
   - Они что все там сошли с ума, здесь такие события, а они не обращают никакого внимания.
   Эрни позвонил на телевидение и начал свое сообщение со слова аэропорт. Ему ответили, что они по минутам освещают сексуальный скандал с генералом, и им нет ни какого дела что там, в аэропорту происходит.
   Генерал явно почувствовал, что удача как змея уползает из рук, скользит и жжет каждой своей чешуйкой. Тогда он решил позвонить своему дяде, который имел надежные связи в местном истеблишменте. Когда он набрал номер телефона своего дяди, то металлический голос сообщил, что такого номера не существует. Это было все.
   Если бы генерал не выключил телевизор, то из сообщения, которое прервало трансляцию похождений генерала, следовало, что аэропорт распоряжением президента закрыт на прилет и вылет самолетов, все системы управления воздушным движением выключены, закрыты все подъезды к нему в радиусе пятнадцати километров, так как на этой территории обнаружено крупно масштабное распыление споров сибирской язвы. Все население в этом радиусе, пассажиры аэропорта должны соблюдать спокойствие, не пытаться выходить из зоны, правительство организует в ближайшее время помощь пострадавшим. Зона оцеплена войсками и солдатам дан приказ убивать всех, кто приблизится ближе сорока метров к границе зоны.
   Иван проснулся, сорвал листик, пожевал и выплюнул, горький сок напомнил вкус осоки зимой, когда ее вытянешь из стога, понюхаешь и так потянет болотом, речкой, теплом и летом. Зима, зима - теперь и ты в мечтах, а как ты мне надоедала со своим морозом, снегом и бураном. А сейчас кажется как это прекрасно, померзнуть, вдохнуть морозный воздух. Недаром казаки не захотели по Указу Павла I Индию завоевать, жара она русскому человеку быстрее надоедает, чем холод. Холодно - можно погреться, развести костер, залезть на печку, на батарею, а от жары спасения нет.
   Припомнилась рыбалка зимой в замор. В декабре после сильного бурана и мороза перемерзают родники, впадающие в Протоку и несущие зимой в ее воду кислород. Остаются два три родника, у которых и собирается рыба подышать. Это продолжается день-два, иногда неделю. Вот это время и улавливают мужики. Они приезжают на санях, долбят прорубь и сачком из проволочной сетки на длинной жерди проверяют рыбу в окружности проруби. Сама прорубь - это тоже источник кислорода, а их энергичные действия сачком также способствуют проветриванию воды. В деревне все мужики друг у друга спрашивают, - Пошла рыба или не пошла. Удача приходит к немногим. Удача приходит часто ночью. Жгут большой костер, самый мороз, и черпают рыбу. Кто поймает ведро, а кто и пять ведер. В самую зиму, когда другим способом ничего не поймать. Конечно, ущерб рыбьему стаду они наносят, но этот ущерб так незначителен по сравнению с пользой от продолбленных в течение недели прорубей. Мороз постепенно спадает, вода родников протачивает лед у берегов, неся в реку кислород, и значит жизнь.
   Какая только рыба не попадается в сачек. Такую летом поймаешь не всегда. Налимы маленькие сантиметров пятнадцать и большие до метра, крупные лещи, язи и подъязки. Из мелкого налима зимой варится вкуснейшая налимница. Зима в Сибири длинная и налимница одно из знаменательнейших ее событий. Если зимой только что выловленной рыбой покормить кур, то они начинают класться. Это еще одно из напоминаний, что хоть еще и зима, но весна не за горами и на душе у сибиряка становится веселее.
   Рыбачили они с братом. Я свободен, школу и пропустить можно, а он заскакивал после работы, проверял, жив ли я у проруби, не примерз ли к сачку. Наше дежурство не каждый год было удачным. Хорошо на морозе в снегах, где на три километра ни одной живой души чувствовать себя частичкой этого великолепия. Но одиночество человека всегда относительно. Где человек - там через некоторое время появится сорока и своим скрипучим голосом провозгласит, что она пришла, и хорошо бы ей найти около тебя что-то съестное.
   Много лет спустя в доме моего сына я много раз наблюдал борьбу собаки со сном после хорошей еды и сорокой. Сорока сидела в метре от собаки, которой цепь мешала схватить птицу. Сорока это знала и каркала прямо в морду собаке. Та вначале долго лаяла, что ровным счетом не оказывало на сороку никакого влияния. Потом собаке лаять надоедало, ее все сильнее клонило ко сну, наконец, она засыпала на ходу, падала, и тут же соскакивала, и начинала истошно лаять, но, увидев, что в чашке, каша цела, вновь засыпала. Эта борьба длилась часами. Кто из них побеждал в каждом случае, я не знаю, но к вечеру чашка пустела, а на завтра повторялось то же самое.
   Считается, что сорока - воровка. Но если я зиму сыплю, семечки и кормлю синиц и воробьев, то сорок специально никто не кормит. Она ест то, что плохо где-то лежит. Интересно, что синица, приближаясь к семечкам, затем, схватив ее, отлетает недалеко и там уж начинает ее расклевывать. Все ее поведение говорит о том, что она украла у какого-то разини и ловко увернулась от преследователей, плохо конечно, она сделала, но как это вкусно.
   Синицы, как и собака и даже сорока ежедневно ждут моего прихода, радуются, когда я появлюсь, и кормежку воспринимают одинаково - как должное. Всю зиму синицы клюют семечки, но как только начинается весна, сойдет снег, то они больше не заглядывают в кормушку, как будто ее и нет. Но за лето несколько раз наведаются, смотрят, есть ли я, не испарился ли и готовлюсь ли я в зиму их снова кормить.
   Как все это далеко от меня. Как там сейчас мой дом поживает без меня. Здесь в южных морях даже и солнце ходит по северной стороне небосклона, здесь зима, а на моей родине лето красное. Как там мой пес - Тимофей. Он уже старый, как быстро старятся собаки, будто сгорают от переживаний, от беспокойства за нас. Хотят, чтобы с нами ничего не случилось, и прощаются каждый раз, когда мы уходим, навсегда. Все, не буду больше вспоминать, и так тяжело на душе.
   Игроки в гольф, за которыми исподволь наблюдал Иван, вдруг бросили игру, и ушли в дом, который виднелся за деревьями небольшой рощи.
   - Ушли, - отметил Иван,
   - Что-то самолеты не взлетают и не приземляются, вообще какая-то странная у аэропорта тишина. Что-то здесь не так. Подожду темноты, и буду выбираться.
   - Что ж, Тони, похороню тебя здесь временно, надо мне идти.
   Иван ножом выкопал неглубокую в метр могилу, похоронил Тони, прочитал, как умел молитву, и поставил маленький крестик. Стемнялось. Иван стал пробираться край дороги в сторону, где по его расчетам должен был находиться аэропорт. Ноги идут, а голова далеко от этих сказочно-чужих мест.
   В моем родном селе была школа восьмилетка, девятый и десятый классы нужно было заканчивать где-то в другом месте. Осенью я поехал в соседнее село за пятнадцать километров, где предстояло прожить и проучиться два года. Жить меня определили в интернате - общежитие для школьников. Кровать в комнате на десять человек, чемодан под кроватью, тумбочка, трехразовое питание. Эта деревня расположена у впадения в Обь глинистой речушки. В осеннюю и весеннюю распутицу в деревне была непролазная грязь, но приглубый обской берег издавна служил пристанью для пароходов. Кроме того, тракт идущий по селу создавал дополнительные удобства при перевалке грузов, и село издавна считалось торговым.
   Интернат располагался в двух деревянных домах находившихся на значительном расстоянии друг от друга. В одном из домов, который был поближе к школе, была столовая и две жилых комнаты, а во втором доме были жилые комнаты, котельная и кабинет заведующей интернатом. Через дорогу от этого второго дома находился кинотеатр. В метрах ста по переулкам можно было пройти к Оби. Но мы туда не ходили, так как время учебы не совпадало с купальным сезоном.
   Учился я, начиная с первого класса с удовольствием, стараясь изучать нравящиеся особенно предметы вперед программы. Мне нравилось почти все, что предусматривала программа. Математика и физика, конечно, были на первом месте. Тогда думалось, что все у тебя впереди, и ты умереть не можешь, твои знания - главный козырь в будущей интересной жизни. Эта интересная жизнь обходила нашу деревню стороной. Где-то летали в космос, исследовали атомную энергию, зимовали в Арктике и Антарктике. Где-то совсем рядом работали заводы и фабрики, передовые совхозы и колхозы собирали небывалые урожаи, а у нас было все обычно, посконно и домоткано.
   Я еще не учился, когда к нам приехали геологи, установили буровые вышки и стали бурить в земле скважины. Одну пробурили на горе недалеко от амбаров рядом с дорожкой, ведущей на увал. Геологи искали нефть, но нефти не оказалось и они нашли только парафин. Тогда мы были воодушевлены этой новостью, нам почему-то казалось, что парафин нужен стране и наша деревня превратиться в город. Так нам этого хотелось.
   Почему-то мы решили, хотя отлично представляли, что такое нефть и парафин, что когда будут добывать у нас нефть, то из нее мы станем делать пистолеты. Может это было навеяно другим событием, случившимся в это же время.
   В разгар лета вдруг неожиданно началась мобилизация наших деревенских мужиков, давно отслуживших в армии. Взяли нескольких человек, в том числе и моего брата. Через несколько дней он и еще один наш деревенский мужик Гена Кутьков, который работал шофером и был мобилизован вместе с машиной, приехали на побывку. У Гены Кутькова в кабине был автомат ППШ с круглым диском. Он дал нам стрельнуть без патрона и ощутить тяжесть оружия.
   Этот автомат был в то время еще кое-где на вооружении. Мой отец захватил его в войну. Он о нем отзывался не очень лестно. Быстро греется и когда нагреется, то пули далеко не летят, а как он говорил, падают у тебя под ногами.
   В это лето было много рыбы. Она шла вверх по течению нашей речки, которая в это время по колено воробью. Рыба шла из-за жары и высокой температуры воды в пруде, который располагался ниже по течению нашей речушки. Ее ловили, варили уху и щербу, жарили на конопляном зеленом масле.
   Это масло и вообще конопля - целая глава из жизни тогдашнего крестьянства. Она росла на пустошах, на назьмах, вокруг силосных ям и яров. Когда она поспевала, то мы ходили и собирали ее зерно, ошкуривали стебель. А ближе к осени коноплю и крапиву косили, сушили и мочили, а потом вновь сушили, отделяли костру и зимой ткали полотно на мешки и занавески наши мамы и бабушки. Из семян конопли жали масло. И получалось его немного, всего зеленая бутылка, заткнутая деревянной пробкой, но какой была вкусной картошка с каплей такого масла.
   Впереди Иван увидел что-то белое, оно закрывало все пространство перед ним. Дорога круто поворачивала. Он решил рассмотреть, точнее, ощупать, что это такое. Оказался забор. Видимо ограждение аэропорта. Забор состоял из бетонных плит высотой метра три. Как залезть на этот забор - это не очень волновало Ивана, больше его интересовало, что встретит его или кто на той стороне. Надо организовать переправу незаметно и быстро примерно так, как они садились в поезд с ягодой в Сибири.
   Они втроем пошли в конце августа за брусникой в тайгу. В это время ягодников ловят, штрафуют, разрешено рвать ее с начала сентября. Ехали ночь на поезде, переправились по сваленному дереву через речушку, потом шли ночью по тропинке по густому молодому лесу, вышли на насыпь узкоколейной железной дороги. Рельсы и шпалы были сняты, насыпь кое-где была ручьями размыта, но для пешего хода была еще вполне пригодна. Даже пока они шли, их обогнал мотоциклист. Идти надо было четыре часа быстрым шагом. По пути на песчаной гриве встретился родник, где они набрали воды. Наконец они пришли на конечный пункт - верхний склад леспромхоза - площадка, вымощенная бревнами. Здесь они решили ночевать. Перед этим пошли рвать ягоду. На это занятие, которое собственно и было целью экспедиции, отводилось четыре вечерних часа и на завтра четыре утренних, а все остальное время из двух с половиной суток забирала дорога.
   Ягода встречалась, не очень богатая. Они набрали немного, потом пошли на место стоянки. Развели костер, сварили похлебку, вскипятили чай, поели и спать. Спали в шалаше, ноги завернули в полиэтиленовые мешки. В них ноги немного становились влажными, но мешки хорошо держали тепло.
   Утром снова ягода и с четырьмя ведрами за плечами пеший переход назад. Пришли под вечер. Билеты были куплены заранее. Лес подходил почти вплотную к перрону. Шел теплый дождик, нас разморило. Мы разбрелись по леску с целью, чтобы не всех враз поймали. Подошел поезд, вдвоем мы искали третьего. Кричать нельзя, а он видимо уснул, никак не откликался. Наконец мы его нашли, поезд тронулся, мы выскочили из леса, на ходу незаметно для всех запрыгнули в наш вагон.
   Иван снял куртку, переложил из карманов документы и прочий накопившийся в карманах бумажный хлам. Иван никогда не носил записную книжку. Записывал на спичках, сигаретных коробках. Потом их выбрасывал, не вспоминая о записях, а когда бросил курить, записывал на всяких обрывках, которые, не просматривая, тоже выбрасывал. И никогда он не пожалел об этом.
   Иван пошарил по земле, поднял кусок земли, замотал его в куртку и перебросил ее через забор. Куртка с камнем глухо ударилась о землю на той стороне.
   - Значит, колючей проволоки на той стороне нет, видеокамеры при такой темноте работать не будут, разве только в инфракрасном диапазоне частот. Подожду немного охрану и собак.
   Но все было тихо, и Иван решился. Он подошел к кустам и срезал у корня нетолстое дерево. Очистил его от веток, собрал ветки и спрятал как можно аккуратнее в траву, замазал землей пенек и отнес жердочку метров пяти длиной к забору. Воткнул ее в землю, опер на забор около столба, чтоб она не елозила по плите, перекрестился и полез, как в детстве лазил по шесту.
   Ему довольно легко удалось достичь своей цели, опершись на забор, Иван перекинул через него одну ногу, придерживаясь за столб. Впереди была неизвестность и чернильная темнота. Иван потянул жердочку вверх, она не поддалась - глубоко вошла в землю. Он стал ее раскачивать, расширяя ямку и, в конце концов, вытащил. Перебирая руками, перекинул шест на другую сторону, немного воткнул в землю, опер о стену у столба и начал спускаться вниз. Достигнув земли, осмотрелся, нигде ни одного огонька. Иван пошел перпендикулярно к забору. Шел долго в темноте и тишине, только трава шуршала позванивая.
   Мне шестой десяток, думал Иван, я всю жизнь работал, мало отдыхал и как начал свою жизнь бедным, так и заканчиваю. Где моя ошибка? Что я не так делал?
   В детстве я много читал, перечитал, наверное, все книги из деревенской библиотеки. Майн Рид, Жюль Верн их желтоватые и синеватые тома до сих пор в моих глазах. Они писали о загадочных странах, людях, незнакомых переживаниях и жизнь наша очень скромная и мало отличающаяся от жизни тех первобытных людей Африки или Америки казалась мне наполненной смыслом и большими ожиданиями. Там, где лежали штабеля леса, осталось немного сосновой коры. Я воодушевленный прочитанным, весь в мечтах и видениях делал из нее лодочки. Втыкал палочку в корпус лодки сверху - получалась мачта, втыкал палочку сзади - получался руль. Листок бумаги заменял парус, вот только водоема подходящего близко не было. Речка летом текла маленьким мелким ручейком по песку и лодка, не успев поплыть, утыкалась в мель. Был пруд в трех километрах и протока примерно на таком же расстоянии.
   Как уже было не раз, нога за что-то запнулась, но Иван не упал, нагнулся и ощупал препятствие. Судя по всему, это был фонарь, или как их называют посадочный огонь. Значит, он приближается к зданию аэропорта со стороны летного поля.
   - Не попасть бы под самолет, хотя какие самолеты, везде темно.
   Пока Иван пробирался по летному полю генерал тоже не терял времени зря. Он мчался на предельной скорости по дороге в город. Ему не встретилось ни одной машины, все будто вымерло. На подъезде к пятнадцатикилометровой зоне из громкоговорителей неслись предупреждения о необходимости остановиться и ждать карантинных команд, которые должны скоро прибыть. Всем нарушившим предупреждение гарантировался на подъезде расстрел.
   Но генерал давно уже отвык подчиняться, много лет он отдавал только приказания, не следя за их исполнением. Подчиненные знали эту особенность генерала и очень дорожили службой под его началом. Но здесь, как не выполнить его распоряжение у него на глазах. Громкий голос снаружи грозит смертью, а генерал закусил удила, рвется за сатисфакцией к обидчикам.
   Но шофер найдет выход всегда, чтобы не подчиниться. Ведь недаром во время войны командира танка и механика-водителя расстреливали, если их танк перед атакой был неисправен. Видимо такого закона в английской армии в сражениях в Ливии и других местах не было, и перед атакой иногда до половины танков и самолетов были неисправны. Разбираться в причинах бесполезно. Вот и сейчас машина резко затормозила, что-то угрожающе заскрежетало, запахло горелой пластмассой, и мотор заглох.
   Генерал выругался, назвал шофера скотиной, схватился за пистолет, потом остыл и приказал как можно скорее разобраться в причинах остановки. Шофер снял с себя костюм, надел спецодежду и полез под автомобиль. Вскоре вылез, открыл капот и начал рассматривать мотор. Неожиданно поток воды хлынул под машиной, открутилась или была повреждена сливная пробка системы охлаждения, кипяток хлестал, и не давал возможности себя остановить.
   - Все, приехали, нужна вода, иначе мотор перегреется и заклинит, - сказал шофер.
   Все вылезли из машины и уставились в темноту.
   Иван подходил уже к зданию аэропорта, когда в воздухе показался вертолет. Он кружил над летным полем, потом завис и стал с помощью прожектора высвечивать то один, то другой предмет. Иван предусмотрительно залез под какую-то металлическую передвижную этажерку на колесах. Так что его не заметили. Вертолет повисел, повисел и удалился.
   - Нигде никого нет, к вертолету бы вышли люди, а может, боятся, как и я. Пойду в аэропорт, сяду в кресло и посплю. Да не мешало бы поесть, где-то у меня в чемодане есть российский шоколад, но найду ли я свой чемодан?
   Иван вылез из укрытия и вошел в аэропорт. Прошел в зал ожидания на первом этаже, нашел свою скамейку, а рядом с ней раскрытый свой чемодан.
   - Кто-то успел поинтересоваться, - почти вслух сказал Иван.
   Груда вещей зашевелилась и оттуда вылезла фигура непонятных очертаний. Как оказалось, это была женщина, да еще и хохлушка, примерно его лет. Она обрадовалась, что он русский, нашла свои пожитки, состоящие исключительно из продуктов питания. У нее было все и сало, и вареники в банке, и кровяная колбаса, и самое главное у нее был хлеб. Они поели, и Иван уснул.
   К нам часто приезжали гости "из города", как тогда говорили. Приезжали, чтобы подышать свежим воздухом, попить молока, отдохнуть. Они были все нашими родственниками, но видимо считали нас простаками, чем-то ниже по достоинству и правам их. Поэтому представляли для меня и моей мамы только обузу. Маме приходилось обслуживать всю приехавшую ораву. Они ничего почему-то не умели в деревне делать или не хотели. Даже сварить себе не могли.
   Я, вспоминая их, почему-то всегда думаю о моей собаке, живущей в конуре у дома моего сына. Как только я приходил, то первым делом кормил ее, потом открывал замки и заходил в дом. Тимофей, управившись с едой, начинает гавкать - это означает, что я немедленно должен его вести на прогулку. Будет гавкать до тех пор, пока я его не накажу или не схожу с ним. Это повелось с его раннего детства. Мы его жалели, и он это воспринял как безраздельную волю над нами. И сейчас все никак не может смириться с тем, что воли этой больше нет, и никогда не было. Примерно так было и с нашими гостями.
   Меня тогда удивляло, но я, уважая взрослых, молчал, не сообщал свое мнение, что, разговаривая о чем-то, и касаясь в разговоре меня или мамы, они рассуждали, так как будто мы глухие, ничего не слышим, или еще точнее мертвы, и все это в нашем присутствии. Видимо этим они показывали свое пренебрежение к нам деревенским. Рассказывая, чем они занимаются в городе, неизменно встречая одобрение с нашей стороны, воспринимали это как нашу зависть, возносились в своей гордыни. Позже я мог оценить простоту их занятий, рядовой обычный интеллект этой родни, которая своими приездами доставила нам с мамой много горьких минут. Мне приходилось играть с их детьми, они разрушали обычное течение моей летней жизни, не зная и не умея, всего того, что деревенский мальчишка, знает и умеет с рождения. Маме приходилось из чего-то что-то варить, а в то время из-за отсутствия холодильников трудно было сохранять продукты. Ели молоко, квас, кашу, позже огурцы, помидоры, совсем осенью дыни и арбузы. Молоко приходилось сдавать на маслозавод, так как до каждой семьи доводился план по сдаче молока, яиц, шерсти. Если не выполнишь - отрежут огород. Мясо ели летом редко и обычно в сенокос рубили курицу или старого петуха. Это питание городским не нравилось, а мама это чувствовала и очень расстраивалась.
   Я тогда очень чувствовал разницу между нами деревенскими и городскими. Их беспомощность была вознаграждена, а наше умение наказано. Они были и одеты лучше, имели отпуск, отдыхали, им платили деньги, и при этом они ничего не умели. Ни пахать, ни косить, ни ходить за скотиной, ни за огородом. Все это как-то не вязалось с моими идеалами. Я хотел все уметь, любую работу изучал досконально, а если не хотел, то работа сама меня заставляла это делать.
   Часто повторялась такая картина. В первый день приезда городские мамы одевали своих детей в трусы и майки, чтобы те беспрепятственно загорали на солнце. Это приводило к печальным последствиям. Они или сгорали на солнце или, играя в прятки, а больше они ни во что не умели играть, они прятались в высокую траву, которая оказывалась крапивой. Степная крапива жалит беспощаднее лесной.
   Иван спал долго, просыпался, смотрел на темные окна и снова засыпал. Наконец он проснулся окончательно. Было утро, солнце еще не встало, но небо посветлело, и утренняя прохлада приятно освежала. Двери были открыты и воздух, напоенный тишиной и незнакомыми запахами южных широт, беспрепятственно проникал на них.
   - Как хорошо, - но что-то надо делать, подумал Иван.
   Его спутница, обрадованная, что она не одна еще спала на полу среди своих и чужих сумок и чемоданов.
   Иван вышел на улицу, на площадь перед зданием. Тишина, в России пели бы в такое утро птицы, а здесь они видимо не поют. Послышался гул машины. Это возвращался генерал. Шофер закрутил пробку, потом они всю ночь набирали воду из собственных источников и вот на этой воде приехали назад.
   Перед их приближением Иван на всякий случай скрылся за стоящий у подъезда автобус. Генерал со свитой зашли в аэропорт, и генерал схватил в кабине телефона-автомата справочник телефонных номеров и стал названивать. Шофер долил в радиатор воды, зачерпнув ее из чаши неработающего фонтана, и включил телевизор. Всю ночь телевизор по приказу генерала был выключен. Закончилась какая-то передача и шла реклама. Потом пошли новости.
   Диктор сообщил, что по периметру пятнадцатикилометровой зоны вокруг аэропорта создано надежное заградительное кольцо, и никто не может войти или выйти из нее без ведома карантинной службы. Пробы воздуха вдоль оцепления дают отрицательный результат на наличие в воздухе споров сибирской язвы. Утром начнется осмотр зоны и забор проб воздуха с вертолетов на безопасной высоте. Потом планируется вывод из аэропорта пассажиров и обслуживающего персонала.
   - Как вы там? Мы вас не забыли! - обратился диктор к пассажирам, если бы он знал, что из всех пассажиров в здании осталось два человека.
   - Где остальные? - спросил себя Иван.
   Далее шли другие сообщения. Потом пошло интервью с пассажиром, который сообщил о сибирской язве. Иван тайком глядел на экран и когда пошло интервью, он узнал в говорившем того самого хромого из Майами.
   Потом пошли сообщения корреспондентов из разных частей страны. Но как бы он не вслушивался, как бы не переключал телевизионные каналы шофер, нигде не было ни слова о захвате аэропорта. Диктор объявил, что через тридцать минут будет выступление президента. Шофер побежал в здание аэропорта, чтобы позвать генерала. Пока он ему объяснял, что по телевизору обещают выступление президента, пока выслушивал его оскорбительные определения по поводу развитости ума, выступление началось.
   Президент сообщил, что он кратко остановится на событиях последних двух дней, происходивших в международном аэропорту, и, надеется, что граждане, воодушевленные всеобщей заботой о благе человечества, правильно оценят результаты проверки готовности общества к массированным атакам террористов. Этих террористов воодушевляют и финансируют не отдельные лица типа Бен-Ладена, не отдельные организации типа Хамаз, а целые государства, и даже союзы государств.
   Кратко содержание выступления президента состояло в следующем. Заметим, что президенты так любят себя, что, говоря о себе, не применяют местоимения я или он, а говорят просто,
   - Президент...
   Вот и сейчас президент начал рассказывать о своем очередном подвиге,
   - Президент поручил министру национальной безопасности разработать операцию по захвату аэропорта силами террористов, которых поддерживает богатое государство. То есть в выборе средств и методов исполнители не должны были испытывать недостатка. Целью захвата аэропорта должен стать паралич государственной машины в районе пятнадцатикилометровой зоны вокруг аэропорта как минимум на одни сутки. Этого времени должно было хватить для накаплИвания сил и средств террористов и развертывания широкомасштабных боевых действий с целью устранения президента и захвата власти в стране, с последующим уничтожением всех сопротивляющихся легально и нелегально группировок демократического толка. За сутки террористы должны организовать серию террористических актов, целью которых будет глобальное уничтожение экономической мощи страны и сведение ее возможностей до уровня стран третьего мира. В качестве инструмента уничтожения экономики державы псевдо террористы должны были использовать пассажирские самолеты, находившиеся в аэропорту в момент его захвата и прилетевшие во время государственного паралича, в общей сложности это примерно сто пятьдесят - двести самолетов типа Боинг.
   Прилетевший самолет должен был, выпустив пассажиров в аэропорт и тем самым, увеличив еще на сто-двести человек армию заложников, немедленно заправляется, загружает несколько тонн взрывчатки и взлетает чартерным рейсом к одной из намеченных целей. В качестве таких целей выбраны объекты атомной промышленности, химической промышленности, энергетики и промышленности по производству вооружений. Всего примерно сто-сто пятьдесят целей.
   - Об этой операции на начальном этапе знали только двое - президент и министр национальной безопасности, это позволило, не привлекая особо внимания и, пользуясь завесой секретности этой службы накопить на складах, в том числе и арендованных вокруг аэропорта достаточное количество взрывчатых веществ. К этому же сроку приурочили проверку состояния стратегических запасов необходимых материалов, которые должен иметь аэропорт на начало военного времени. Проверки такие обычно производятся секретно, но здесь специально была допущена очень ловкая утечка информации - пьяный агент был обыскан полицией в аэропорту. Эта утечка информации позволила за неделю руководству аэропорта уровень всех запасов привести в надлежащее, и даже лучшее состояние.
   - Захват аэропорта был произведен группой специального назначения, состоящей из офицеров службы национальной безопасности каждый из которых кроме всего прочего мог управлять самолетом. В группу входило триста одиннадцать человек. Это лучшие силы нации, - после этих слов, находившиеся в студии зрители горячо аплодировали президенту.
   - Операция разворачивалась по плану, каждый из этапов которого, был согласован со мной, и я возьму на себя смелость нескромно утверждать, что являюсь соавтором проекта, и его исполнения, - эти слова вновь потонули в громе аплодисментов.
   Президент, дождавшись, окончание овации, продолжал,
   - В назначенный день во второй его половине началась операция, которую по моему предложению назвали "Веселым приключением". Когда жара стала нестерпимой, и у охраны аэропорта раскисло внимание, в здание аэропорта прибыли пятьдесят два человека без оружия, с билетами на ближайшие рейсы в разные пункты назначения. Каждый из прибывших, имел небольшой багаж и самые необходимые вещи. Эта группа даже при самом пристальном внимании не могла вызвать подозрения, даже если бы она вошла в аэропорт одновременно. Лица агентов и отпечатки их пальцев не значились ни в одной картотеке спецслужб мира.
   Группа вошла, действительно, не вызвав ни у кого подозрений, и растворилась в толпе пассажиров, ожидая сигнала.
   Ну, вот все и закончилось. Уже объявили, да и на табло появилась информация, что его рейс через двадцать минут. Что скажешь, сильные мира сего, творят, что не ведают сами. Сколько человек погибло в результате этих учений. Они играли, а люди страдали и умирали "не понарошку", а на самом деле. Да он сам, сколько вытерпел, а Тони...
   Когда объявили посадку, Иван попрощался с хохлушкой, она заставила его взять кусок сала, и пошел на посадку. Прошел регистрацию как в тумане, зашел в самолет и, не дожидаясь взлета, уснул. Годы брали свое.
   И снился ему старый двухэтажный дом. Под крыльцом было небольшое помещение, в которое можно было попасть ползком по собачьей норе или через потайную дверцу находившуюся под лавкой на крыльце. Говорили, что мой дед прятал там ружье и патроны. Я про эту дверцу не знал и заползал под крыльцо по норе, которую выкопал Грозный - наша собака тех лет. Как мне кажется, сейчас Грозный был породистой немецкой овчаркой. Откуда он появился, я не знаю. Привел его отец. Собака моего детства. Сильный и умный пес. Он возил меня на спине, впрягался в санки зимой, ходил со мной повсюду. Мы с ним купались на речке, ели ягоды и рвали кандык.
   Потом Грозный потерялся. Через сколько-то времени я нашел его в яру. Он весь высох, и только его умная голова напоминала моего друга. Отец все время хотел его посадить на цепь, а я плакал и хотел, чтоб он был свободен, жалел его. А получилось наоборот. Или его убили, или он отравился, пожевав отравленную крысу, я не знаю. На цепи он бы жил дольше. Вот и получается, что жалеть - значит не жалеть. После этого мы не держали собак. Очень их жалко, когда они погибают.
   Под крыльцом у Грозного был целый склад дорогих ему вещей. Он ревностно следил, чтоб никто не покусился на его собственность. Даже мне не разрешал к ним приблизиться, рычал. Но я все равно приближался и он бедный терпел. Нашел я там рукавичку, которую он у меня стащил с руки зимой. Я тогда сильно на него обиделся и плакал. Зачем он это сделал, я не понимаю до сих пор.
   Не могу не вспомнить и еще об одном друге детства - телочке по имени Зорька. Мы долго ее ждали. Наша корова - Дочка была уже старой и отелила Зорьку двенадцатым телком. До Зорьки и после Зорьки у нее все были бычки. Я их помню до сих пор, мы вместе росли, но они росли быстрее. Орел, Букет, Сынок так их ласково называли. Вот и Дочка отелилась в ноябре, в самый холод - как, кстати, и я родился. Только я был ее старше на четыре года. У нас был еще двухэтажный дом. Ее долго ходили караулили, чтоб она не замерзла и не простыла. Двор был холодный. Стены из плетня обмазанного глиной, крыша из соломы. Тепло в таком дворе шло только от самой коровы, и защищал такой двор разве только от ветра. Теленочку родившемуся, еще мокрому трудно было выжить без помощи человека.
   Принесли ее ночью в дом, мама подоила Дочку, и стали ее поить молозивом. Молозиво - это коровье молоко, которое она дает после отела, густое и жирное. Мама начинала поить телка всегда из ведерка. Она никогда не приучала к соске надетой на бутылку. Конечно, теленок из ведра пить сразу не умеет, для того чтобы его научить имитируют пальцами соску. В рот теленку заталкивают палец немного, и его голову насильно носом толкают в молоко - он начинает сосать палец вместе с молоком. Постепенно палец ему нужен, бывает только чтобы начать пить, а потом, и, вовсе, он отвыкает от пальца, и пьет молоко уже самостоятельно. Телята очень умные и быстро обучаются.
   Зорька быстро привыкла к новой жизни, весело мычала и скакала на копытцах по избе. Меня она сразу восприняла, как друга и старалась со мной играть. Мы с ней бодались, лягались и мычали и бегали. До весны далеко, так что к весне я ее в совершенстве обучил бодаться, и в дальнейшем она видела в каждом человеке партнера для бодания.
   Она росла быстрее меня и скоро стала значительно сильнее. Один день мне запомнился особо. Было уже лето, Зорька подросла, однажды я вышел из дома, и направился к ней - погладить и почесать. Она решила по-другому, и стала меня бодать. Свалила с ног, и долго катала по земле, и никак не отпускала. А я, видимо от обиды, орал. Потом ей это надоело и она, задрав хвост запорозовала. Я только хотел встать, но тут ко мне подскочил гусак и больно отдубасил крыльями.
   После этого случая у меня закончились панибратские отношения с животными. Человек не животное, он не обладает их силой и ловкостью, но и они не обладают человеческим умом. Животные тонко чувствуют человеческое настроение. Лошадь не даст себя поймать человеку, который ее боится, долго будет уклоняться от человека неуверенного, но поддастся быстро тому в ком чувствует силу и уверенность. Корова не послушает того, кто ее боится, может еще и рогом поддеть. У крестьянских детей боязнь животных проходит в раннем детстве и позднее даже тени сомнения не бывает в их поведении или настроении. Животные становятся помощниками человека, и у них пропадает почти совсем всякое желание к непослушанию, они стараются выполнить все, что требует человек, видимо рассуждая, что так быстрее он отвяжется.
   Иван очнулся. Кто-то обратился к нему с вопросом. Это была стюардесса. Она просила застегнуть ремень - прилетели. Самолет подрулил к зданию аэропорта, Иван прочитал название города, потом он спросил у стюардессы, куда они прилетели, она после некоторой заминки ответила и он, почти успокоенный, вышел из самолета.
   - Что она о нем подумала? Или это опять игра? Вот доеду до города, и только тогда буду уверен, что выбрался живым из этого "веселого приключения".
   Иван вышел на площадь перед аэропортом, махнул таксисту и поехал в отель, который значился в контракте. Таксист был веселый парень, пел песни. Иван совсем уже хотел заснуть, но шофер спросил, не будет ли он возражать, если он посадит по дороге еще кого-то. Это насторожило Ивана, и спать ему расхотелось. Он ответил отказом и стал внимательно следить за дорогой. Ехали они уже более получаса, местность, мелькающая за стеклом, почему-то становилась все менее жилой, и давно уже не попадались встречные машины, что является обыкновенным на всех дорогах соединяющих аэропорты с городами.
   Иван не стал больше ждать, а просто достал и раскрыл нож, приставив его к горлу шофера, сказал,
   - Поворачивай!
   Что тот с удовольствием выполнил, затем Иван приказал остановить машину, сел на его место, а шофера привязал ремнем безопасности к сиденью. Через несколько минут показался полицейский пост. Иван его миновал, не вызвав у полицейских подозрения и сразу за постом, согласно указателю, свернул на дорогу ведущую в город.
   Город встретил их раскаленным асфальтом, восточным базаром, криками рикш. На деревьях сидели и кричали на разные голоса птицы в яркой кричащей раскраске. По газонам свободно разгуливали павлины, не обращая никакого внимания на прохожих и с презрением озираясь на прогуливающихся тут же страусов. Иван понял, что наконец-то он очутился в раю.
   Иван подъехал к гостинице, отсчитал деньги согласно половине суммы указанной счетчиком, отвязал шофера, взял свою сумку и покинул машину. Администратор был малаец, сунул бумажку, Иван написал свое имя и цель приезда и пошел за служителем в отведенный ему номер. Служитель познакомил Ивана с имуществом и возможностями номера, взял чаевые и удалился.
   Первое, что решил сделать Иван - это помыться. Он привык, что в отелях за границей России всегда есть вода и чаще всего и горячая и холодная. Но здесь ее не было. Он взял телефон, но он не работал. Хотел пойти в коридор и поинтересоваться относительно воды у дежурной по коридору, но ключ не влезал в замочную скважину.
   - Неужели опять "Веселое приключение", только теперь с захватом не аэропорта, а гостиницы, - сказал, обращаясь к двери, Иван.
   После этого он повернулся, дошел до кровати и рухнул на нее, она рухнула следом, придавив лежащего под ней агента секретной службы. Агент был тренированный и терпеливый, поэтому пока в течение четырех часов пока Иван спал, не пошевелился и никак себя не обнаружил.
   Иван проснулся, на улице было темно, наступила ночь. Телефон все также не работал, но вода появилась, и дверь открылась, просто он видимо неправильно толкал в замочную скважину ключ.
   - Не надо никогда торопиться и падать духом. Выход обычно находится, если, конечно, бог не отвернулся от тебя.
   Иван не относил себя к верующим, но и богохульником не был. Кто знает, может быть так и надо верить, внутренне, без внешнего навязчивого проявления. Скромно верить в то, что мир нам дан не для того, чтобы мы над ним издевались, а для того чтобы мы в нем жили.
   Ивану пришел на память один случай, когда животное - конь выручил нас людей из беды. К нам в начале июля приехали гости, но не такие неумехи как обычно, а тоже крестьяне. Моего отца брат и сестра с сыном и дочерью. У нас к этому времени высохла трава, которую мы с отцом накосили в Забоке у Ильинских и мы всей компанией поехали метать сено. Денек был жаркий. Вначале мы сгребали и копнили, а потом начали метать. Отец с братом метали, их сестра стояла на стогу - стогоправ, мои сродные брат и сестра докапнивали сено в ляге, а я и моя жена возили копны. Работы было много, но и нас компания большая.
   К концу работы заходили черные тучи, намекая на скорый дождь. Мы стали торопиться и уже последние навильники сена забрасывали, когда упали первые крупные капли дождя. Случился ливень. Мы его переждали, закопавшись в сено под стог, и когда дождь кончился, стали собираться домой. Отец с братом и сестрой поехали на мотоцикле вокруг по дороге, а мы напрямик на лошади. И у них и у нас дорога была трудной - надо было подняться на увал.
   Когда мы подъехали к увалу, то увидели, что наверху стоит человек рядом с телегой. Он поднялся по увалу перед нами и теперь наблюдал за нами, что мы будем делать. Дорога на увал очень крутая и по ней и в сухую погоду не каждая лошадь пустую телегу без отдыха вытянет. А после такого дождя это предприятие становилось смертельно опасным. Смертельно опасным как для лошади, если она поскользнется и сорвется в пропасть, так и для человека.
   Я остановил коня, нашел толстую жердь и сказал Коле - сродному брату - что как только я останавливаю коня, то он сует жердь в спицы задних колес, так чтобы заклинить их через ходок, а как только конь дергает, то выдергивает жердь. Сестра моя сродная Тамара и моя жена должны были толкать телегу сзади, а я толкал сбоку, и держал в руках вожжи. Не управлял, а просто делал вид что управляю, и подбадривал коня, не давал ни ему, ни другим участникам восхождения усомниться в успехе. Справа отвесная стена, слева в метре пропасть постепенно по мере подъема на увал увеличивающейся глубины, сверху голубое небо, а под ногами слой раскисшей скользкой глины местами сковыренной до сухого поднявшимся перед нами конем.
   Продвигаясь рывками, с остановками мы добрались до самого крутого места. Нужно было пройти еще метров двести, и на этом пути кончались следы той лошади, которая поднималась перед нами. Тогда я этого не видел, мне было не до того, это я рассмотрел уже после того, как все страхи остались позади, и мы все живые и здоровые собрались наверху. А глубоко внизу был луг и речка и мостик, откуда мы начали свое восхождение.
   Вид с этой кручи открывался замечательный. Свежесть и радость жизни особенно остро чувствовалось после перенесенного испытания. А испытание было на самом деле серьезное. На этой круче разбилось за триста лет существования нашего села много людей.
   Увал от слова увалился (провалился). Ровная жаркая степь, подходя к Оби, неожиданно снижает свой уровень на добрую сотню метров. Эта круча, часто отвесная, иногда перерезаемая оврагами и балками, заросшая густым лиственным лесом, богатая ягодой, кореньями, хмелем, миновав которую попадаешь совершенно в другую природу. Озера, речки, луг, разнотравье.
   Почти вплотную к увалу подходят поля. И был такой случай, тракторист из нашего села, Леня Худзик пахал зябь. Зябь пашут осенью, после уборки урожая с поля. Зябь от слова зябнуть - мерзнуть. Выдался теплый солнечный денек. Трактор работает мерно, земля мягкая, чернозем, гоны длинные - три километра, Леню разморило, он и уснул ненадолго. Проснулся от толчка - это плуг допахал мягкую землю поля, и врезался в полоску целины отделявшую поле от увала. Он успел выскочить из кабины трактора, а трактор, на краю увала отцепив плуг, неторопясь загрохотал вниз. Не перевернулся и не разбился, а благополучно дошел до низа, там уткнулся в толстую березу, пытался ее свалить, но не смог, и, попахав землю гусеницами, заглох.
   Леня по следу чуть не кувырком спустился к трактору, попытался его завести. Крутнул пускач, он завелся, потом завелся и основной мотор. По следу назад он не рискнул подниматься, пришлось ему по низу прорубать просеку. Выехал к дороге и приехал домой, привезя воз дров.
   Не рассказывал никому, думал, что никто не видел, но, оказалось, что на лугу в кустах сгребали накошенное уже осенью сено старушки и всю эту эпопею видели и в деревне рассказали. Потом уж и он все это поведал. Получилось удачно, но могло быть и хуже намного.
   Другой случай. Я с племянниками и сыном рыбачили на Протоке, а потом перед отходом домой решили искупаться. Хорошее место для купания летом в Протоке - это у Святого Ключа. Здесь Протока глубокая, кувшинки и лилии растут у самого берега, правда, вода из-за ключа холодновата в глубине. Вот купаемся мы, плаваем вдоль Протоки, переплываем на ту сторону в комары. Быстро рвем и едим ежевику и смородину, но тучи комаров поднимающихся из некошеной травы загоняют нас опять в воду.
   Прилетел беркут и сел на сухую осину, стоящую у самой воды. Сидит, крутит головой, взгляд презрительный. Какие-то жалкие звуки издает. А мы в воде, плывем потихоньку к нему поближе. Он подпускает, не боится. Все же царь птиц и зверьков степных. Подплыли, рассматриваем. Он как фотомодель, то одним боком повернется, то другим. Что-то заинтересовало его на берегу, нам невидно. Когда он взлетел, мы увидели, что около нашей одежды появился колонок, что-то рассматривает, нюхает. Но, к сожалению дальше понаблюдать не удалось. Доносившийся издали шум мотоцикла становился все более отчетливым, и сомнений уже не оставалось в том, что он едет сюда к нам.
   Подъехали на мотоцикле "Урал" два брата Володя и Гена Дроздовы. Гена меня на год старше, а Володя на год младше. Их отец Михаил Дроздов тоже живой пришел с фронта и работал в колхозе шофером на бензовозе. Напротив его жил Михаил Попов, так он работал на молоковозе.
   Вот эти братья подъезжают к Протоке, разворачиваются и лихо, разгоняясь, едут по увалу вверх напрямую. Надо сказать, что в этом месте довольно высоко деревья вырублены давно и стали заметны две или три террасы древней реки или моря, плескавшиеся у этого берега. После того как террасы, переходя одна в другую, кончались, начинался крутой уступ берега. Но и крутизна не остановила братьев.
   Мотоцикл Урал мощная машина попытался взобраться по крутояру, но ни он, ни братья не подумали о центре тяжести. Мотоцикл перевернулся назад, братья слетели как г... с лопаты, а мотоцикл, почему-то вдруг покруглев, покатился вниз и остановился только на дне Протоки.
   Мы были на лошади и когда братья пришли в себя Гена стал нырять в воду, зацепил веревкой мотоцикл, и мы его общими усилиями вытянули. Мотоцикл подсох на солнце и к удивлению завелся. Правда, во время кувыркания с кручи погнулся руль и зеркало и сломался рычаг муфты сцепления. Хорошее купание в целебной воде Протоки только пошло на пользу и братьям и мотоциклу. Отец их Михаил Дроздов на этом же мотоцикле переворачивался здесь же на увале недалеко от этого места. Надо сказать, эта участь не обошла и меня.
   Дядя Вася - брат моей мамы в один из периодов жизни в нашем селе сошелся с нашей деревенской женщиной, вдовой Никиты Чекрежова - кузнеца. Она жила с сыном Анатолием, которого за сходство с персонажем одного из индийских фильмов прозвали Гапал. Дядя Вася и Гапал пришли ко мне и позвали на Протоку, на рыбалку. У меня был неводок - "край берега", небольшой метров семь-восемь, но хорошо посаженный и уловистый.
   Мы быстро собрались, взяли мешок под рыбу и пошли. Поднялись на гору к совхозной мастерской. Там сварщиком работал Леня Кривых. Они с моим дядей были давнишние друзья. Он попросил Леню подвезти нас к увалу на мотоцикле. Но тот был занят, срочно что-то сваривал, и пообещел нас догнать. Мы пошли дальше, я про него и забыл уже, как он нас на бешеной скорости нагнал. Дядя Вася и Гапал сели в Люльку, а я на заднее сиденье.
   Дорога около трех километров идет вдоль лесополосы, а потом поворачивает под прямым углом и идет край Демина лога. Этот лог входит своей горловиной в увал, и по нему по этому логу проложен довольно удобный пологий спуск к реке. Но до начала этого спуска нужно примерно около полукилометра проехать вдоль его крутого берега. Вот эти пятьсот метров чуть не стали для всей нашей компании последними в жизни. Но бог нас выручил.
   Когда Леня подъехал к концу лесополосы и к резкому повороту направо, то мотоцикл имел скорость такую, что попытка поворота приводила к его опрокидыванию в левую сторону. Такой недостаток имеют мотоциклы с люлькой, чтобы избежать опрокидывание нужно перед поворотом сбавить скорость и радиус поворота делать как можно больше. У нас не было ни того, ни другого. Для уменьшения скорости нужно время, а за это время мотоцикл, двигаясь, проедет какое-то расстояние, но в нашем случае это расстояние можно было проехать только под крутой обрыв, увеличение радиуса поворота тоже приводило лишь к путешествию под крутой борт Демина лога.
   Мотоцикл был нагружен сверх меры - четверо взрослых мужиков да сам мотоцикл все это будет весом около тонны. Быстро такая капля не остановится. Да и сам Леня растерялся и газ не сбросил вначале нашего кульбита, а потом боялся это сделать, так как резкое торможение дало бы большой толчок всей инертной массе, и мотоцикл мог просто покатиться как мячик под гору. Поэтому он вынужден был, на набранной скорости производить один и тот же маневр, пока мы окончательно не устремились вниз по крутизне.
   Маневр его состоял в следующем. Поворачивая направо, он давал мотоциклу продвинуться поближе к пологому месту лога, и тут же поворот налево, чтоб мотоцикл не перевернуло. Таким образом, мы немного продвинулись к более безопасному месту, и здесь уж он направил мотоцикл вниз. Будь, что будет! Любая заметная кочка могла закончить наше путешествие на колесах, а превратить его в футбол. Но обошлось.
   Я сидел на заднем сиденье и имел больше шансов, чем кто-либо другой спастись, выпрыгнув, но мой прыжок мог тоже быть последней каплей, которой не хватало для его опрокидывания. Когда мы очутились внизу лога у дороги, на которую мы попали, срезав порядочный угол, молча вылезли из мотоцикла, Леня развернулся, и поехал назад, а мы живые пошли на рыбалку.
   Какой яркой и прекрасной казалась жизнь и природа, какими ангельскими голосами пели птицы на дне Демина лога. Поймать много рыбы в тот день не удалось, и мы лечили свои душевные раны, купаясь в поистине целебных водах Протоки у Святого ключа.
   Россия богата озерами и реками и обидно, что дети и взрослые не могут насладиться купанием летом. В глубоком детстве пришлось мне быть в городе Барнауле с отцом на базаре. Мы приехали летом продавать пшеницу. У кого-то остановились. Недалеко была речка Барнаулка. Я в ней с местными ребятами купался. Помню, что меня удивила грязнота воды. Вода была совершенно черная, точнее со свинцовым отливом. У нас в селе такая вода бывает на Куличихинских омутах, когда в них набирается много купающихся, и они воду смутят. Там течение небольшое, Куличиха летом течет в виде ручейка на перекатах, а в Барнаулке воды было много и вся она такая грязная. Но никого это не смущало, все купались.
   В наше время, я думаю, там уже не будут купаться, побоятся заразиться и заболеть. А как это необходимо в Сибири с ее длинной зимой и холодными осенью и весной летом погреться, даже пожариться на солнце и покупаться в воде.
   Иван проверил телефон - телефон работал.
   - Может, пронесло и я завтра пойду в контору и заявлю о себе, что прибыл и готов к работе.
   Он позвонил в ресторан и попросил в номер ужин. Еще он попросил немного меда, но его не оказалось. Нет здесь меда, не держат здесь пчел. А мед он не ел давно, пожалуй, с тех пор как уехал из России.
   Впервые он вдоволь наелся меда в лет, наверное, шесть. Они с другом Витькой Дорофеевым и Мишкой Овчинниковым ночью после рыбалки наведались на пасеку. Это было примерно так.
   Недалеко от Святого ключа, если пройти сто метров по густым зарослям калины, черемухи, тальника и гигантских камышей на восток, а затем подняться до половины высоты увала, была в ложке поляна, и на ней располагалась пасека, как у нас тогда ее называли - пчельник. Место очень удачное. Увал защищает от ветра. А пчелам летом на лугах раздолье. Цветет ветла, калина, черемуха, рябина, все лето цветут травы, а вдоль увала было всегда поле, где сеяли для пчел донник или гречиху или подсолнухи. Донник очень красиво цветет и пахнет медом. Желтое медовое поле. Как красива наша земля и как несчастливы живущие на этой земле люди.
   Все лето пчелы трудятся, носят мед. Нас это, конечно, очень интересовало как с точки зрения питания, так и просто интересно. Тогда редко кто дома держал пчел. Заросли были так густы, что мы могли беспрепятственно подобраться вплотную к поляне и люди - пасечники нас не замечали. Если бы не их собака. Такая шумная, что все наши старания сводила на нет. Нас обнаруживали, безошибочно определяли наши намерения и пытались нас поймать. Но поймать нас было нельзя. Мы бежали вниз в Протоку, переплывали на ту сторону и скрывались в зарослях и траве. Да серьезно за нами никто и не гонялся. Сами эти пасечники не так уж и давно занимались таким же партизанским промыслом, как и мы.
   Вечером к приходу коров, то есть примерно к девяти часам вечера пасечники уходили или уезжали на лошади в село, и мы крадучись вытаскивали из улья рамку с медом. Один из нас снимал крышку, убирал подушку, отдирал с одного края положек, а другой вытаскивая рамку, стряхивал пчел в улей. Затем мы закрывали улей и уходили в кусты. Это происходило уже перед самым закатом солнца, и когда мы поднимались на увал, то было уже темно. Мы жевали воск, высасывая мед, и разбрасывая воск по сторонам, чтоб не было следов. А сами в это время бежали вдоль лесополосы. И перед селом у нас ничего не оставалось. Мы приходили домой с одним желанием попить холодной волы. Конечно, часто этим промыслом мы не занимались, потому что очень он уж сладок этот мед, да кроме меда за лето нужно было многое успеть.
   Однажды мы набрели в кустах на озеро, где было воды примерно по колено, и это озеро кишело небольшими сантиметров двадцать длиной щучками. Они зашли в это озеро, когда Обь разливалась и не ушли вместе с водой, когда она спадала. Поленились вот и достались нам. Мы переловили их руками. Позднее ловля рыбы руками у нас стало основным занятием. Ловили, таким образом, не только щучек, но и карасей.
   Плавали мы сами налегке, одежду свяжем узелком и в одной руке ее держим и плывем на спине. А если был тяжелый груз - ягоды в ведре или велосипеды, то делали плот. Набирали сушняка, которого после половодья на лугах предостаточно и образовывали на воде копну из веток, на которую ложили груз и потихоньку толкая, двигали этот плот к противоположному берегу. Также переплывали через Обь. По берегам Оби всегда вдоволь прибитого течением к берегу леса. Вот мы связывали два бревна вместе и точно также толкали эти бревна поперек течения немного как бы против него. Долго, но не так страшно.
   Интересно, переловят этих бандитов когда-нибудь? Обособленность жизни современного человека, его автономность, независимость, недопустимость вмешательства в его личную жизнь привели кроме прочего еще и к тому, что живущие в соседнем доме или квартире с бандитом, убийцей и не подозревают о его тайной жизни. Он уважаемый член общества, с ним раскланиваются, его дети вместе с другими детьми учатся в одной школе. Никого не волнует и не интересует источники его существования, его интересы и наклонности. Иногда даже такие люди получают награды от государства за свою открытую общественную деятельность.
   Наверное, никакая полиция или секретная служба не в состоянии залезть в душу человека и узнать что там. Нет ли намерения, что-то такое выкинуть. Да и узнавать это не имеет большого смысла. Важнее не допустить, чтобы в этой душе созрело намерение сделать что-либо противное роду человеческому. Я помню в детстве и в юности, мне часто говорили родители,
   - А что люди скажут?
   Сейчас это выражение не услышишь, да и я сам в разговоре со своими детьми много раз, произнося эти слова, ловил себя на мысли, что они искусственны, что людям до нас нет никакого дела. Что мы живем среди людей, но живем одни. Наверное, некоторые элементы подобного разобщения появились и в семьях, между родными по крови людьми.
   Иногда мне кажется, что слова стыд и совесть становятся просто словами и за ними не стоит то тягучее чувство стыда, которое я испытывал в детстве, сейчас подобное чувство посещает все реже и реже. Почему? Я стал бессовестным? Наверное, не только из-за этого. Эти чувства предполагают отклик, оценку, а если ты всем безразличен, то какая уж тут оценка.
   Надо сказать, что подобная оценка моих поступков наших деревенских людей в годы моего детства воспринималась родителями если не с благодарностью, то благосклонно. После некоторого разбирательства со мной следовало наказание. Все у всех были на виду и дела всех волновали умы, и чувства всех жителей села. Это было "обчество" - так это называла моя бабушка.
   Вот такой случай. Мы идем нашей компанией на увал. Вышли на гору, вот и последний дом, через плетень склонил голову подсолнух, мы оглянулись - никого нет, скрутили ему голову, сунули запазуху и бегом до лесополосы. Тогда мы ее называли - сады. Идем вдоль садов, щелкаем молочные семечки, потом рыбалка и поздно ночью домой. Там ждут, правда, не с поленом, а с прутом. Каждого в своей избе.
   Тогда в "обчестве" все всех знали на лицо и как зовут, и кто был дед и бабушка, и кому и какой родней приходится. Сведения подробные и точные. Если были какие-то разногласия в оценках у разных людей, то в спорах постепенно выкристаллизовывалась истина. Добрые поступки помнили и о плохих не забывали. Так бывало прозвище, данное деду, переходило и на внука. Поэтому острого языка боялись и жить старались честно, а позднее при советской власти, когда условия жизни толкали на воровство, то выделяли в воровстве, что есть воровство, а что есть воровство, которое осуществляют все и тогда это действо называли "Мы не воруем - мы бярем". Это было против совести, и это был очередной шаг к потере моральных устоев здорового сельского общества.
   Много рассказывала бабушка о своей жизни в это время, много ей пришлось потерпеть. Дед мой умер и семья из богатой до революции, бабушка выходила замуж в 1905 году в "тысячный дом", превратилась в нищую. Четверо детей, к двадцать седьмому году старшему Сергею было тринадцать лет, а младшей Анне - три года. Комбедчики звали бабушку в свой круг ходить раскулачивать, забыли, как уморили деда. Но бабушка отказалась. Хоть и сильно нуждалась, но ничего из имущества раскулаченных не взяла.
   Интересно, что возглавлял это раскулачИвание из района большевик Лелюйко. Много принес он сам горя, и принесли его лыцари. Мама находилась в это время уже в детском доме, вот она о нем отзывалась хорошо, что он много заботы проявил о беспризорниках, искал пути, чтоб их накормить, обуть, одеть. Хлеб на Алтае всегда родился, голода здесь до советской власти не знали, и голод объяснялся единственно тем, что не хотели крестьяне просто так отдавать зерно, а хотели продавать или, по крайней мере, менять на товары городского производства. Заводы не работали, никто не хотел за так работать. И чтоб разорвать это проклятье советская власть стала выгребать там, где было что выгрести. Известно, что пролетариат к этому времени потерял последнее имущество - это цепи и у него ничего, кроме пролетарского бестелесного нюха, не осталось. Остались темные и отсталые крестьяне.
   И началось все в конце двадцатых годов. Говорят, что когда Сталин в двадцатых годах уговаривал сибирских крестьян сдать хлеб государству за деньги, на которые ничего нельзя было купить, предложил ему: "А ты, парень, попляши мы тебе маленько хлеба и насыплем". Может этим и объясняется, что коллективизация по стране началась в тридцатом году, а на Алтае в двадцать восьмом. И сразу голод. Кругом поля пшеницы крестьянами посеяны, а весь урожай отбирают, и в зиму питайся, чем хочешь. Волей неволей будешь воровать. Одни воруют колоски, ходят и крадучись ножницами их срезают, а пионеры - дети этих же крестьян, науськанные учителями, их ловят.
   Пример Павлика Морозова, который выступил против отца. А как бы он потом жил, если бы его не убили? Ответ очень прост. Жил бы нормально. Власть отпускала грехи и даже поощряла подобные ненормальные поступки. Это было возведено в закон. И результат усилий этой власти сказывается сейчас. Как жалко смотреть на девушек в России, каждая вторая писаная красавица, курит, плюется, матерится. Любое замечание со стороны по поводу ее образа жизни примет без удовольствия, а то и с руганью.
   Вспоминается случай, когда мы прогуливались всей своей семьей и подругой моей жены и ее дочкой - девочкой лет шести вокруг Белого Озера. Есть такое место в нашем городе. Место замечательное как своей древностью и как одно из чудес нашей русской природы. Мои дети были уже подростки, им было лет по пятнадцать.
   Я сделал из пенопласта трехмачтовый парусник с тяжелым килем, водным и воздушным рулями. Он носовым треугольным парусом ловил ветер, и ходко шел по воде, пересекая озеро, или двигаясь по отраженному от берега ветру. Ребятишки в России подстать взрослым, всегда стараются уничтожить то, что еще не уничтожено. Они кидали в парусник камни, стараясь его потопить, здесь же были безучастные ко всему их родители. Марина хотела их остановить, но я ей сказал, что не надо, им надоест, они не смогут его утопить. Так и получилось. Парусник благополучно переплыл озеро и попался на глаза еще одному мальчику, который также энергично начал кидать в кораблик камни. Марина не выдержала, подбежала к нему, чтобы ему сказать о том, что так нельзя делать. Но мать этого мальчика прервала воспитательную беседу словами "кидай сынок! Они кидали, а тебе нельзя!". Это был просто экстремально-удивительный по своей глупости и недальновидности возглас матери. Она в явной форме выразила желание, чтобы сын был разрушителем, но не созидателем. Она поощрила его неуважение к чужому труду, к красоте, и чуду. Из всех возможных поступков она поощрила разрушительство.
   За много лет кроме своих корабликов, которые я делал своим детям, а когда они выросли, построил еще один Саше - крестнице своей, я не видел других. Неужели остальным отцам чувства их детей к путешествиям, познанию мира так безразличны. Неужели в городах дети России имеют право только на пятачок асфальта для своих игр.
   Именно это, то есть отсутствие мест для игр привело к совершенному забвению русских национальных игр. Хотя может быть причина и не в этом. В селах места хоть отбавляй, но уже выросло поколение, которое не играло в лапту, чижика, в котел, хоккей и даже в футбол. Не говоря уже о бабках или городках.
   Особенно жалко хоккей. Эта игра на всю зиму, это крепкие команды, дружба и взаимовыручка. Выигрывали не только клюшкой, но и умом. Учились работать не только руками и ногами, но и языком и головой. Шайбу мало было забить, но нужно еще и выспорить, привести такие доводы, чтобы все согласились. Де-факто и де-юре - этой мудрости мы не знали, но чувствовали, что правота тогда правота, когда ее все признали.
   Хоккей - русский хоккей был всю зиму нашей любимой игрой. Это была честная и джентльменская игра. Не допускалось никакой грубости, и применялись футбольные правила. У нас в селе было две команды. Примерно на треть эти команды имели постоянный состав, то есть игроков, которые играли каждый день и переменный состав, который набирался из тех, кто вперед пришел. Число игроков в командах было одинаково, и набор происходил матками по жребию. Матка - это в современной транскрипции - капитан команды. Подходили двое человек к матке и спрашивали, какое слово из двух она изберет. Например, говорили, - Ворон и петух. Ворон соответствовал одному из игроков, а петух другому. Если подходили к маткам разной силы игроки, то они не соглашались их выбирать. Такая процедура была справедливой и способствовала комплектованию равносильных команд.
   Ворота, как и положено, защищал вратарь. Ворота были обозначены какими-то предметами, штанги не устанавливали, не говоря уж о перекладине. Ширина ворот зависела от соглашения команд. Шайбу в ворота забивали или выспаривали. Выспаривать приходилось, когда мнения команд по поводу того была шайба в воротах или не была, разделялись. Тогда начинался спор, который заключался в том, что одна и другая команда приводила доводы в пользу своей версии. Спор заканчивался, и начиналась игра при обязательном согласии обеих команд.
   Интересно, что спор включал в себя как обсуждение доводов команд, так и уступок. Причем соглашение, заключаемое между командами, действовало не только в эту игру, но могло всплыть при споре и позднее. И никто не отбрасывал эти доводы, а обсуждали, чтобы придти к согласию. Спор не образовывал врагов и никогда не был причиной драк. По времени он иногда продолжался долго и был не менее важен, чем сама игра. Надо сказать, что врагов в селе было мало. Люди старались все свои разногласия в споре разрешить. Так и говорили,
   - Давай поспорим!
   Играли на речке. Летом она течет неглубоким ручейком, а зимой быстро перемерзает до дна и вода, скапливаясь подо льдом, ищет выход. И найдя щелочку у какого-нибудь берега, разливается по льду наледью, постепенно захватывая пологие берега и расширяя ледяное поле. Мы научились этим процессом управлять - распускать наледь.
   Хоккейное поле после битв постепенно становилось неприглядным, заржавленным. Мы не могли долго играть на заржавленном месте - любили новое и чистое. Поэтому, имея одно поле, готовили в запас другое. Искали место, где напряжение в воде скопилось, долбили лед и распускали наледь. Здесь важно найти было воду чистую, не протухшую и угадать погоду. Если по наледи шел снег, то лед застывал шершавый, как стиральная доска, а если вода была протухшая, то она застывала зелеными блинами в несколько слоев. Если по свежей наледи выпадал глубокий снег, то такая наледь долго держалась под снегом и в нее забредали в пимах люди по нечаянности, и тогда хорошее место на речке надолго выходило из строя для хоккея. Иногда лед застывал, и на нем образовывались бугорки, похожие по форме на вулканы. Если такой вулкан раздолбить тросточкой в верхушке, то из него вырвется на порядочную высоту фонтан воды, но это конечно, только на мгновение.
   Тросточки нам делал колхозный кузнец Никита Чекрежов или Никита-худадач. Такое прозвище он получил из-за того, что был глухой, но пытался говорить на своем языке. Профессия кузнеца требует досконального понимания сути детали, которую нужно сковать. Это понимание вырабатывалось после долгой беседы с мужиками. Махали руками, спрашивали, отвечали и, наконец, приходили к соглашению, и это был худадач.
   Тросточки он нам делал заранее. Придешь к нему в темную кузню, походишь, помешаешься, покачаешь меха горна и покажешь, что надо долбить. Он засмеется, любил он нас, достанет тросточку, что-то начнет говорить.
   Работали они вдвоем с Ильей Овчинниковым отцом моего друга Миши. Илья хромал, но силу имел в руках знаменитую, молотом махал и бил, куда Никита показывал своим молотком. Как слаженно они работали. Дзинь - бах! Дзинь - бах! Потом Илья Овчинников уехал с семьей уехал в соседнюю деревню жить. Продал дешево дом, погрузил на телегу имущество, ребятишек и жену и уехал. В той деревне у него было много родни, а это в нашей русской жизни немаловажно.
   Никита сильно загрустил. Да тут еще новый председатель заставил начислять ему заработную плату сдельно, и в кузню принесли бухгалтерскую книгу для записей работы кузнеца. Сам Никита был неграмотный, а другие мужики кто писал, а кто и забудет написать. Все одно к одному. Я ходил к нему в кузню, когда у меня было свободное время, и помогал ему ковать - махал кувалдой. Но это было все не то, да тут еще он заболел, и быстренько умер.
   Недалеко от кузни было на речке одно место, где мы каждый год строили карусели, и как сейчас называют, гигантские шаги. В основе этих устройств было деревянное колесо от конной телеги. Во льду долбилась до воды прорубь, в нее вмораживалась ось. И на эту ось насаживалось колесо. Колесо для карусели осаживалось до льда, к нему привязывалась длинная жердь, на конце которой закреплялись санки. В спицы колеса вставлялись стежки и двое-трое ребят начинали колесо крутить, а санки вместе с седоком вращались по большому кругу с громадной, как нам казалось, скоростью.
   Для гигантских шагов вмораживалась длинная толстая жердь - столб, на конце которого как на оси насаживалось колесо от телеги. К колесу привязывались веревки, обычно три или четыре.
   Через годы, когда у меня уже было двое детей, еще до школы мы приезжая в гости к моим родителям и на льду речки устраивали карусели и играли в хоккей. Я учил сына распускать наледь. Однажды, я осуществил давнюю свою детскую мечту - сделал некое подобие буера. Буер - это сани под парусом. Конечно, для его маневров наша речка была маловата, но все же дети мои испытали движение по льду на санях под парусом.
   Деревенские ребятишки к этому времени на льду почему-то уже не играли. У них появились другие занятия.
   Иван лежал уже в постели, когда зазвонил телефон. Звонила его дочь, Марина, из Лондона. У них там была зима, утром иней на деревьях, на машинах, на асфальте. А здесь духота никак не спадает. Перебирая свои записи, натолкнулся на стихи. Он написал их очень давно, но так и не представился случай их опубликовать. Сначала не было денег, потом когда деньги появились, он стал сомневаться в их нужности, в том, что есть ли еще в России люди интересующиеся стихами, а потом он просто о них забыл. Перед этой поездкой, собираясь в дорогу, он наткнулся на эту тетрадь, и сейчас читая, их он вновь переживал свое детство, свои далекие счастливые годы.
   Я поспал хорошо, судя по тому, что солнце уже не глядит в речное окошко. В доме окна обращены на три стороны, на речку, на сад и на гору. Когда солнце только встало, то в первое заглядывает в окошко, обращённое на речку, ласково так будит,
   - Вставайте, если конечно, выспались. А то ещё поспите, куда торопиться? Успеете ещё.
   Так говорила моя мама, всех она жалела, самой-то немного нежности в жизни досталось...
   Надо вставать, убирать посуду после вчерашнего застолья. Прошёл в кухню, так называется одна из двух комнат крестьянской избы. Всё чисто, это Анна всё убрала. У камелька на жестине аккуратно сложены дрова, на печке береста. Затопил печь, поставил чайник. Пошёл на улицу. В ограде тихо, растёт трава. Раньше здесь трава не росла. Ходили копались под сиренью куры, бегал Шарик на цепи, время от времени ловил за жирный зад чересчур по его мнению плохо воспитанную курицу. Она истошно кричала, била крыльями, откуда-то вылетал петух, но Шарик уже к этому времени выпустит курицу. Она довольная приключением обратится вновь к своему занятию - разгребать ногами песок и что-то там высмотрев, клевать.
   Вышел в огород. Картошка начала полегать. Пошёл к бане, открыл дверь. Всё в порядке, можно будет истопить. Сегодня пойду резать свинью, надо помочь, работа большая. Вернулся в дом. Чайник вскипел, позавтракал остатками пельменей, попил чай и собрался к Сергею.
   Его дом довольно далеко от моего, на новой улице, которую во времена совхоза построили на горе. Дом большой кирпичный, пять комнат, но холодный. Стоит на самом ветру. Там ещё никого не было, Сергей спал. Я затопил печку, он проснулся, соскочил, начал готовить ножи, поставил на плиту бак с водой. Его жена, Таня, куда-то ушла, наверное, к матери, она, как и многие женщины уходят из дома, чтоб не смотреть на это кровавое дело.
   Закончив с делами, дожидаясь пока на плите жарится-варится свеженина, мы сидели за столом на веранде и выпивали. В избу не заходили, там на столе было разложено сало. Оно должно ночь остывать, а потом уже можно его и солить. Закуска у Серёжи не то, что у меня. Солёные в капусте сибирские арбузы, свеже посолёные грибы-синявки, помидоры, огурцы, сало, мед в сотах, хлеб нарезан большими ломтями. Стол на веранде большой, сидим широко, не теснимся.
   Слышно, как подъехал кто-то на телеге, собака не лает, узнала видно, заходит в ворота.
   - Здравствуйте, бог в помощь.
   - Володя, когда приехал?
   - Да вот только, вчера.
   - Ну как там у вас, зима не началась? А то я замечаю, что зима от вас к нам идёт.
   - Да нет пока ещё тепло.
   - Садись Толя, Сеня налей ему за опоздание.
   - Давай всем, ну, с приездом.
   Мы выпили, Серёжа принес сковороду с мясом, мы поели мясо, похвалили хозяев, Таня к этому времени вернулась и распоряжалась угощением.
   Толя старше меня на десять лет, родился в сороковом году, перед войной. Работал всю жизнь конюхом. Любил и знал коней. Он вырос в доме, который стоял через дорогу от конюшни.
   - Володя, как ты думаешь, можно ли сегодня, используя современные технические средства, осуществить нечто подобное, это опять не утерпел Иван.
   - Что ты имеешь в виду, Ваня?
   - Что? От чего произошёл Всемирный Потоп?
   - Точно это не знает никто, но согласись, что правом существования обладает любая версия полностью принимающая всю известную информацию доступную в наше время. Это и археологические раскопки в различных удалённых друг от друга регионах Земли, подтверждающие долгое стояние воды на участках современной суши основываясь на найденном слое морских отложений. И письменные источники, а также устно передаваемые народные легенды. Кроме того, некоторые события истории Земли не связываемые с потопом. Например, материковые ледники Европы, и особенно Европейской России. В какой-то книге я прочитал одну из подобных версий. Очень кратко сейчас расскажу.
   Земля в достопамятные времена была колонизирована пришельцами из галактики. Это были человекоподобные существа огромных размеров. Колоссы заселили тропический пояс Земли как наиболее близкую по климатическим условиям к их родине зону. Это была высокоразвитая раса. Человечество еще и теперь по уровню своего развития далеко от них. Колоссам была доступна энергия вакуума, они не только знали о её существовании, но и умели её добыть и использовать, преобразуя к удобному виду. Колоссы были избавлены от необходимости ожидания энергетического кризиса, они не ждали и не считали время, когда кончатся запасы нефти или газа. Колоссы были вечны, всемогущи и, поэтому чрезвычайно добродушны.
   Свои знания они поведали книгам, обучали, созданных ими, мыслящие существа на разных планетах. Но объем знаний был так велик, и увеличивался ежегодно в несколько раз, поэтому ученики безнадёжно отставали. Они не имели системы познания "разум-в-разум", то есть телепатический обмен знаниями для них был недоступен. Они могли читать книги, смотреть кинофильмы, слушать голос учителя или запись голоса. Вот для них и были созданы хранилища информации - библиотеки, фонотеки, фильмотеки. Недостижимый для мыслящих существ уровень знаний колоссов был хорошим стимулом развития цивилизаций на колонизированных планетах.
   На планете Земля колоссы строили города, развивали горнорудную промышленность и отправляли добытые полезные ископаемые в метрополию. В тропической зоне оказалось много нужных для пришельцев минералов. Но тропическая зона занимала малую долю земной поверхности, и поэтому для освоения всех территорий колоссы создали мыслящие, но говорящие на разных языках существа - людей. Эти новые существа имели их же облик, только значительно меньших размеров, и могли существовать практически во всех зонах Земли. Люди в отличие от колоссов могли размножаться в земных условиях. Колоссы создали систему передачи знаний, накопленных их цивилизацией через школы и библиотеки. Немного забегая вперёд, скажу, что одна из их библиотек - АлексКорнийская - почти что дожила до наших дней и сыграла выдающуюся роль в возрождении утраченных знаний человечеством после пережитой им катастрофы - всемирного потопа.
   Колоссы, осваивая Вселенную, развивая науки и искусство, не заметили как созданные ими колоссоподобные существа на Марсе по уровню развития приблизились к ним и даже превзошли некоторых отдельных представителей этой цивилизации. Среди марсиан зрело недовольство своим подчинённым положением, они уже не хотели быть существами второго сорта. Марсиане ни в чём не нуждались, у них было в достатке всего, но та роскошь и нравы царившие у колоссов были им недоступны. Роскошь была недоступна, так как достаток семей марсиан определяли колоссы, а нравы были марсианам противны и даже недопустимы своей развратностью.
   Среди колоссов широкое распространение получили проституция, наркомания и порнография. Причём в качестве проституток они использовали марсианок, покупая их услуги за деньги и красивые вещи. Марсианское общество, имеющее крепкие моральные устои с трудом противостояло на протяжении многих лет этой экспансии порока. Но остановить эту лавину не смогло. Колоссы обладали свойством внушения и чтения мысли на расстоянии. Марсиане этим искусством телепатии не обладали. Среди марсиан стали появляться желающие жить так, как живут колоссы.
   Марс был колонизирован значительно раньше Земли, и поэтому марсиане по уровню знаний были намного выше землян. Они не только добывали полезные ископаемые, но и производили всё необходимое для существования этого удалённого уголка космической метрополии. Они умели больше, чем то, чему когда-то их обучили колоссы. И марсиане решили сбросить тиранию. Они постарались забыть всё хорошее, что сделали колоссы, забыть, что те их породили, выучили и выпестовали.
   Пользуясь тем, что колоссы могли жить только в экваториальной зоне, марсиане построили секретный завод по производству космического оружия вблизи полюса. До колоссов доходили слухи об этом заводе, и об опасности грозящей их существованию. Они направляли комиссии из числа марсиан для проверки, но те или не возвращались, или возвращались ни с чем, не найдя в той пустыне ничего. Это вполне устраивало колоссов. Они потонули в неге и удовольствиях. Считая себя недостижимо великими, колоссы создавали отряды уничтожения инакомыслящих марсиан, но эти отряды только умножали ненависть. И скоро ненависть не просто летала в воздухе с места на место, а ею было пропитано всё, что окружало колоссов. Вот только тогда они схватились за ум, но было уже поздно. Началась космическая война.
   Марсиане были жестоки. Они били в самое незащищённое место колоссов - в их неспособность жить в холодном и сухом климате и размножаться способом, которым размножаются люди. Колоссы размножались клонированием. Для этого, требовалась сложная аппаратура. Если её уничтожить, то колоссы не смогут увеличивать свою численность. Если колоссов быстро переместить куда-либо из тропической зоны, то они просто высохнут, превратятся в пыль, которую развеет ветер пустыни.
   Марсиане знали, что мало уничтожить колоссов на Марсе, надо их уничтожить и на всех других планетах Вселенной. Марсиане знали и о Земле, и о том, что и там есть люди, которые, как и они, живут под гнётом колоссов. Это так думали марсиане, земляне были о колоссах другого мнения. Они пока ещё учились, ещё многое им землянам надо было постичь. Эра колоссов длилась к этому времени уже сотни миллионов лет, половину из этого срока они прожили с марсианами, а четверть с землянами.
   Колоссы научили марсиан добывать энергию в неограниченных количествах из вакуума, накапливать ее и концентрированно использовать. Для них привычными устройствами были установки, производящие энергии во много раз больше чем потребляют. Вечный двигатель изучался в начальных классах марсианских школ, и каждый ученик должен был сконструировать свой двигатель, который должен работать всю его жизнь и который останавливали после похорон конструктора. Остановленный двигатель устанавливали как памятник на его могиле.
   Колоссы предупреждали марсиан, что поток энергии из вакуума, интенсивность её появления может меняться по какому-то закону неизвестному колоссам. То этот поток неожиданно иссякал, то напирал с невообразимой силой. Поэтому колоссы требовали от марсиан добывать только необходимую для жизни энергию, то есть в очень ограниченных количествах.
   По расчетам Нобелевского лауреата Р. Фейнмана и Дж. Уилера, энергетический потенциал вакуума настолько огромен, что "в вакууме, заключенном в объеме обыкновенной электрической лампочки, энергии такое количество, что ее хватило бы, чтобы вскипятить все океаны на Земле". На земле только сейчас это стало известно, причём предположительно, а колоссам и марсианам было известно это за миллионы лет до нас.
   Марсиане, обладая такими знаниями, были горды своим могуществом, и на предостережения колоссов не обращали должного внимания. У них были законы, запрещающие некорректно обращаться с вакуумом, но телепатией марсиане не обладали, а когда им говорили колоссы о нарушении кем-либо из марсиан этого закона, они отмахивались, считая колоссов своими врагами.
   Марсиане создали энергетическую пушку, которая концентрировала в узком пучке энергию. Этот пучок двигался со световой скоростью и при соприкосновении с целью (в качестве цели марсиане использовали необитаемые спутники планет солнечной системы) материализовался в твердые каменные фрагменты величиной несколько километров в диаметре. Происходил страшный удар.
   Эти камни пронзали планету, иногда насквозь, иногда застревали в ее ядре. Если ядро планеты было жидким, то по каналу проделанному снарядом вырывался столб магмы, а если ядро до столкновения не было жидким. то таковым оно становилось, от разогрева прилетевшей энергией.
   Вулканическая деятельность - это ещё не все неприятности такой бомбардировки. Удар сталкивал планету с её траектории, она начинала вращаться по другой орбите, и могла на своём пути столкнуться с другой планетой или изменить её орбиту. Малые планеты вообще вылетали из солнечной системы и становились Летучими Голландцами Вселенной.
   Когда началась эта бомбардировка планет колоссы пытались её остановить. Они рассказывали, к чему это может привести, к каким необратимым последствиям, говорили, что давно имеют такое оружие, но его применение договором среди колоссов запрещено несколько миллионов лет назад. Но, как говорится, слепой глухого не разумеет. Война набирала обороты, и её нельзя уже было остановить.
   Уничтожение колоссов марсиане начали с планеты, бывшей первым их пристанищем в солнечной системе. Этой планеты сейчас нет, на месте её орбиты пояс астероидов - осколки от взрыва. Марсиане уж очень большую энергию направили своей пушкой, уничтожили колоссов и всё, что на этой планете было.
   Вот здесь бы марсианам и надо было остановиться. Подумать. А лучше ли им будет жить в космической пустыне? Голоса противников войны звучали, конечно, и тогда, но они всегда звучат фальшиво в общем одобрительном хоре, их всегда легко обвинить в трусости и непатриотизме, а те, у которых руки в крови ходят героями.
   На уничтоженной планете также жили человекоподобные существа. Некоторые из них сохранились до наших дней на Земле. Точнее в океане. Это дельфины. Их колоссы привозили с той планеты и разводили для того, чтобы они приносили им дары моря и развлекали своими танцами. Дельфины достаточно сообразительны и живут тоже в основном в тропической зоне. Жизнь в воде за миллионы лет происшедших с тех пор мало изменила облик этих друзей колоссов, а их уважительное отношение к людям связано с той ролью, которую люди сыграли в их судьбе. Но об этом несколько позже.
   Следующей мишенью марсиан стала наша Земля. Пучок энергии протаранил земную атмосферу, материализовался у поверхности и ударил по касательной в широтном направлении, пропахав борозду, которая немного позже заполнилась водой, образовав Каспийское море и великую реку Евроазии - Волгу.
   Громадный энергетический потенциал ударивших по земной поверхности камней вызвал процессы с катастрофическими для всего живого населения планеты последствиями. Прежде чем описывать их представим себе облик планеты Земля в то далёкое время и опишем механизмы образования жизненных условий древней Земли. Но сначала поймём, что определяет погодные условия сейчас на Земле в экваториальной жаркой зоне, зоне полюсов, средней зоне.
   Образование льдов на полюсах связано с характером поглощения лучистой солнечной энергии поверхностью земли, а также изменениями температуры атмосферного воздуха за счет переноса тепла воздушными и водными массами. Ветер - постоянное явление в атмосфере, течения - постоянное явление в океанах. Испарение воды, образование и перемещение облачного слоя, также как и морские течения, оказывают влияние на температурный режим и погодные условия того или иного района Земли. Материки препятствуют распространению как воздушных, так и водных масс морей и океанов и служат стабилизаторами оазисов тепла и холода.
   Солнце освещает и согревает Землю. Энергия солнечных лучей поглощается поверхностью Земли, а часть энергии отражается в окружающее пространство. Соотношение поглощаемой и отражаемой частей тем больше, чем ближе к прямому угол наклона солнечных лучей к касательной к земной поверхности плоскости. Вот поэтому на экваторе солнце жарче, а на полюсах и в полярной зоне его лучи только скользят по поверхности, не поглощаются, а больше отражаются, а зимой из-за снега отражаются почти полностью.
   В приполярных зонах, когда солнце переходит из одного полушария Земли (например, северного) в другое полушарие (например южное) наступает время полярной ночи (северное полушарие) и полярного дня (южное полушарие). Это явление связано с шарообразно формой земли и прямолинейностью распространения солнечных лучей. В наше время Земля шарообразна, да ещё и приплюснута на полюсах, поэтому "живот" средних широт не даёт проникнуть солнцу в полярную зону. А в полярный день южная или северная макушка земли непрерывно освещены солнцем, ночная тень начинается с "живота" средних широт, в некоторых районах которых начинаются "белые ночи".
   Земля вращается вокруг солнца по орбите несколько наклонённой к плоскости экватора, а последняя перпендикулярна оси вращения земли. Вращение Земли вокруг своей оси имеет направление с запада на восток. Рассвет наступает на востоке и постепенно распространяется на западные области. Вслед за рассветом идёт по экваториальной зоне, постепенно уменьшаясь к полюсам, волна тёплой поверхностной воды. Этой воды из-за нагревания стало больше, она расширилась, её уровень поднялся, и она должна куда-то течь.
   Если мы посмотрим на карту Земли, современной Земли, то увидим, что морские течения Индийского океана, самого жаркого, направлены на запад. Атлантического океана - на север вдоль восточных берегов Южной Америки, с заходом в "отопительный котел" северной Европы и Азии, в Мексиканский залив и Карибское море. В этом котле тёплые воды дополнительно подогреваются и рождают мощное тёплое течение Гольфстрим. Это течение идёт в высокие широты Евроазии, доходит до Кольского полуострова, где российский порт Мурманск не замерзает всю зиму, тогда как порты на Чёрном море покрывает лёд. Это течение в Баренцевом море идёт в полярную зону севернее островов Северного Ледовитого океана, так как прибрежные моря этого океана мелководны, изобилуют островами и создают препятствие для прохождения тёплой воды.
   Последний раз это течение напоминает о себе, выныривая севернее Новосибирских островов, и образуя зимой Великую Сибирскую Полынью. Длительность её существование зависит от температуры пришедшей воды, то есть от интенсивности солнечной энергии в экваториальной зоне Индийского, Атлантического океанов, а также нагретости Мексиканского залива и Карибского моря. Полынья определяет погоду зимой в Сибири, а иногда и всей России.
   Полынья - это не замёрзший участок моря или реки. Над полыньёй в мороз стоит туман, то есть идёт процесс образования облаков за счёт испарения воды. Южнее места образования Великой Сибирской Полыньи находится Якутия с её полюсами холода Верхоянском и Оймяконом, где зимой бывают холода свыше 60 градусов по Цельсию. Якутия - это низменная пойма реки Лена с многочисленными притоками, окружённая с юга и востока горами Высокой Сибири, а с запада Красноярским плато. Эти возвышенности мешают проникновению океанских циклонов и муссонов, которые во многом определяют погоду Европы и Дальнего Востока. Только с севера Якутия открыта для воздушных масс с океана.
   Великая Сибирская Полынья, когда замерзает, то над Якутией устанавливается ясная морозная погода. Космический холод немного смягчённый атмосферой и тепловыделениями земли опускается на землю. На всю зиму устанавливается холодная область высокого давления, которая постепенно распространяется на всю Сибирь, и только летнее тепло - монгольский тёплый антициклон - с большим трудом выталкивает к концу июня якутский холод. Бывают годы, когда в Сибири всё лето люди ходят в зимней одежде. А пока полынья курится, над Якутией облака и сравнительно тепло.
   Рассмотрев конец пути тёплого течения, вернёмся к его началу. С севера на юг вдоль западного побережья Америки, на различном от него удалении, приближаясь почти вплотную к побережью Чили, мощное холодное течение Куросиво восполняет недостаток воды Тихого океана, вызванный теплым течением в западном направлении. Течение Куросиво замыкает круг океанских течений, занятых обогревом Земли.
   Это описание главных механизмов морских течений и их влияния на погоду Земли не претендует на полноту. В исследованиях, проводимые гидрометеорологическими службами мира по предсказанию погоды на длительный срок, судя по их постоянным ошибкам, не учитывают этих законов. Последнее, что следует отметить - это пояснить, почему тёплое течение поворачивает вдоль восточных берегов Южной Америки на север, а не замыкается с тихоокеанским началом течения через пролив Дрейка, то есть через пролив между островом Огненная Земля и Антарктическим полуостровом. Этого не происходит из-за его мелководности.
   А если бы пролив Дрейка неожиданно стал глубоким, то тёплое течение Индийского океана и южной части Атлантического океана пошло бы по короткому пути, замкнулось бы вокруг Антарктиды, климат южного полушария стал более благоприятным, а погодные условия севера Евроазии стали бы намного хуже. Зимы стали бы суровее, уровень осадков и зимой и летом снизился, так как снизилось бы поступление тепла в Атлантичекий океан и соответственно образование циклонических вихрей. Антарктида начала бы постепенно таять, уровень мирового океана стал бы постепенно расти. Происходило бы постепенное затопление низменностей Европы, Азии и Америки. Площадь водного зеркала значительно увеличилась бы. Северный Ледовитый Океан стал бы ещё более ледовитым, и расширил свои границы никогда не освобождаемые ото льда. Стали бы нарастать ледники в горах северного полушария.
   Южное полушарие из-за столкновения холодного воздуха Антарктиды и тёплого воздуха над течением, было бы покрыто плотными облаками, и там постоянно шёл дождь со снегом. Поэтому процесс таяния Антарктиды был очень замедлен, а в некоторые периоды лед наоборот нарастал. Таким образом, в северном полушарии установился бы сухой ледниковый период, а в южном полушарии в средних широтах прохладный сырой климат.
   Экваториальная зона Земли от этих изменений меньше всего бы пострадала, а в странах Европы, Азии и Америки углубление пролива Дрейка привело бы к неисчислимым катастрофам.
   Постепенное нарастание ледников в северном полушарии и медленное таяние льда в Антарктиде привело бы в конце концов к тому, что количество воды в океанах уменьшилось, уровень океанов понизился, обмелел бы пролив Дрейка и тёплая вода Индийского океана вновь устремилась бы вдоль восточных берегов Америки на север, разогревая льды Арктики.
   Тёплые зимы северного полушария, недостаточное зимнее льдообразование в Арктике, таяние арктических льдов летом постепенно привело бы вновь к повышению уровня мирового океана, пролив Дрейка вновь бы углубился, и повторилась бы только что описанный процесс.
   Длительность этих изменений когда-то составляло десятки и сотни тысяч лет, а сейчас период этого циклического процесса не более сотни лет. То есть процесс интенсивно затухает. Теперь уже не следует ожидать ни катастрофических оледенений или потеплений, которые были на земле миллионы лет назад. Сейчас мы пережили очередной теплый максимум Северного полушария. Уровень Мирового океана увеличился на несколько сантиметров, пролив Дрейка углубился и лишнее тепло начало уходить по короткому пути. Этого тепла скоро стало не хватать для северного полушария. В Сибири вновь начал устанавливаться на постоянной основе холодный антициклон, климатически Сибирь всё интенсивнее отделяется от Европы, на неё уже несколько лет мало воздействуют маломощные атлантические циклоны. Да и на саму Европу всё большее влияние оказывает арктический антициклон. Этот антициклон возникает всё чаще и чаще, Великая Сибирская Полынья замерзает чуть ли не каждый год в начале ноября. Всё это говорит о том, что мы начинаем жить в эпоху ледникового периода.
   Последний вечер, завтра в дорогу. Охота, не охота, не знаю, как-то всё тревожно, сидим невесёлые. Есть и пить нет никакого желания. Приближается финал наших "научных" бесед.
   Ивану не терпится, он вдохновленный успехом изложения механизмов образования погоды в наших местах, хочет закончить рассказ о марсианах. Мы наконец-то над ним сжалились, и он начал.
   - На Землю с огромной скоростью ударили камни энергетической пушки марсиан. Удар был нанесён по касательной к поверхности Земли, примерно параллельно плоскости экватора, тогдашнего экватора по направлению к оси собственного вращения Земли.
   Иван берёт глобус, кладёт его на бок так энергично, что он соскакивает со своей оси. В это время входит Василий Яковлевич, видит какой наносится ущерб школьному имуществу. Его сердце сжимается, он не говорит, а как бы блазнит,
   - Ваня, ты опять за своё? Вчера только отец твой окошки в коридоре стелил?
   Мы переглянулись. Я воткнул ось на место...
   Василий Яковлевич учил нас всех здесь присутствующих географии и истории.
   Иван очнулся от временного попадания в детство, оно поманило далёкими пятидесятыми годами двадцатого века и медленно погасло. Он продолжал.
   - В момент этого удара ось вращения Земли была не такой как сейчас. В экваториальной зоне Земли располагались области, которые сейчас вытянуты вдоль полосы между меридианами 100® и 120® восточной, а также 60® и 80® западной долготы. В эту полосу попадали районы Сибири, Америки и Антарктиды. На северном и южном полюсах той древней Земли находились океанские просторы Атлантического и Тихого океанов. На полюсах и в то время были льды, но запасы воды в этих ледниках были меньше, чем на современных полюсах. Это связано с тем, что лёд располагался на морской поверхности, и течения выносили этот ледяной панцирь на окраину зоны льдов, где он благополучно таял. Уровень воды мирового океана в то время был намного выше, и он затапливал низменности на континентах Земли.
   Климат Земли в то время чрезвычайно отличался от современного. Северное полушарие было отделено от южного почти сплошной полосой горных хребтов континентов, располагавшихся в экваториальной зоне. Океанские течения этих полушарий существовали автономно, то есть вращались вокруг полюсов. Температура менялась по мере приближения или удаления от полюсов и её минимум находился на полюсе, на котором в данное время была зима. В средних широтах была холодная зима и прохладное дождливое лето. Но учитывая, что в средних широтах располагалась в основном водная поверхность океанов, то о какой-либо постоянной жизни людей там не может быть и речи. Люди жили с колоссами в экваториальной зоне, климат в которой благодаря уравнительному климату всей Земли был не такой жаркий как сейчас.
   Планета имела огромный океан, и довольно тоскливо было на ней жить, может быть, поэтому колоссы привезли и выпустили в океан дельфинов. Дельфинам на Земле понравилось, и они живут вместе с людьми и поныне. Правда, почему то люди забыли о их, и своём происхождении и относятся к дельфинам как меньшим по разуму братьям. Изучают их и даже дрессируют. Каково дельфинам скрывать свои способности, чтобы более правдоподобно протекал процесс обучения, и появлялись положительные результаты тренинга.
   Удар марсиан развернул ось вращения Земли на 90 градусов. Теперь полюса очутились на экваторе, а на южном полюсе очутилась Антарктида. Льды старых полюсов при резком движении земли наползали на сушу, всё сметая на своём пути.
   Последняя стация Березай, ещё немного и вылезай. Подъезжаю, за окном мелькают поля, они ещё не ждут зимы, холодов, природе не хочется даже кратковременной зимней смерти. Как всё же она мудра, не даёт себе труда проверить себя на крепость хоть малой смертью.
   - Нет ребята, это не марсиане!
   - Вы что-то сказали? - обращается ко мне рядом сидящий со мной в купе мужчина.
   - Нет, нет. Это я так.
   Вот уже и вслух заговорил. А действительно, возможно ли сейчас такое? Что если все с кем он хотел что-то обсудить, потребовать, предложить отказали ему в этом. Может ли этот обиженный, не найдя утешения или защиты ударить по Земле. Может ли быть в его руках такое оружие?
   Недавний серийный хитроумный убийца в Нью-Йорке, который стрелял через багажник автомобиля, почему он это делал? Или террористы ценой своих жизней и жизнями пассажиров и экипажей самолётов взорвавшие в том же Нью-Йорке два небоскрёба Центра Мировой Торговли. Против чего они боролись своим преступлением? Можно ли было их остановить заранее, не допуская такой трагедии. Или захват артистов и зрителей мюзикла "Норд-Ост" в Москве. Действительно ли нельзя было спасти всё же жизни этих людей?
   Вспомнился отец и его знаменитая верёвочка, тоненькая, бельевой шнур. А как она его, а позднее и меня выручала.
   В один из моих приездов в деревню я увидел в углу ограды штабелёк сосновых брёвен, не длинных, метра по три примерно. Спросил у отца, откуда, мол, взял? В наших степных местах дерево очень ценится, а строевая сосна особенно. Оказалось, недавно был сильный ветер и поломал много сосен. Лесники увезли верхние части, а пеньки длиной два-три метра остались. Отец не дал им погибнуть гнилой смертью, спилил ножовкой с крупным зубом. Это всё мне было понятно в его рассказе, но как, говорю, ты один завалил брёвна в телегу. Он рассказал. Привязал за перед пуртика верёвочку метра два длиной и свесил её в сторону бревна, которое нужно погрузить. Прислонил с этой же стороны два стежка с хорошим наклоном, и третьим стежком накатил одну сторону бревна по стежку, который был ближе к верёвочке, упираясь грудью привязал бревно верёвочкой. Затем накатил второй конец бревна и оно спрыгнуло в телегу. Простая неодушевлённая верёвочка заменила человека, помогла справиться с трудной работой, человек не надорвался, и даже не устал. Ему не пришлось поднимать больше, чем на это был способен организм. Появилась верёвочка после размышлений о жизни без риска, о здоровой жизни без болезней и конечно, без смертей.
   Может и сейчас миру нужно поискать такую верёвочку? Может так будет легче и здоровее?

КОНЕЦ

   - Что это было? Спросил я себя, прочитав эти страницы.
   - Не знаю. Да и было ли что?
   - Много чести, чтобы отвечать на заданный вопрос. Все равны, всех родила когда-то женщина.
   - Нужно не спрашивать о верёвочке, а её искать, торопиться, пока сами не превратились в рваные швабры...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

О ТОМ, КАК ДВА РУССКИХ

МУЖИКА СОБРАЛИСЬ

К ЗЯТЮ В ЛОНДОН

  
   Дочь моя, почти как героиня кинофильма "Кавказская пленница" красавица и умница. С отличием закончила университет, получила специальность переводчика с английского и немецкого языков, поработала два года в тайге на строительстве газокомпрессорной станции в смешанном англо-русско-турецком коллективе и, наконец, уехала в Великобританию, да не просто, а в Англию, в самый главный город мира - Лондон.
   Город Лондон в последнее время сдает свои позиции и не Нью-Йорку - самый большой город, не Варшаве - горделивее и шипячее поляков на земле нет людей - а Москве.
   Москва была самым хамским городом мира, а "дорогие мои москвичи" были первосортными хамами с золотыми ручками, но теперь они, москвичи стали золотеть сначала до локтей, плеч, а сейчас согнуться им, даже покачнуться мешает золотой много сантиметровой толщины торс. В этом с Москвой не посоревноваться.
   Особенно с современной Москвой, златоглавой, православной, а славность это не совесть, а просто слава, с ударением на второе а, при современном написании, чтобы не путались - слова.
   Еще говорят: язык без костей, и это верно, у москвичей он колеблется даже не от мыслей или слов застенных, а и от строгости взгляда сидельцев.
   "Дорогая моя столица" перешагнула Лондон просто, за десять лет прошла путь, который ему старому понадобились сотни, содрав для этого с матушки России, а мать, как известно дочери не откажет, отдаст последнее, и отдала, все сколько-нибудь ценное, потом, оглянувшись, сказала:
   "Ничего, лошадки не коровы, прозимуют как-нибудь" - видно вспомнила районную "нетленку" коммунистических времен, когда одеяло натягивали на всю Россию, оно трещало и мерзли то ноги, то голова.
   Да к этому времени "коговок" уже почти не стало, они не смогли морозные быть дешевле бразильских иль китайских и вымерзли, а лошадок на колбасу извели еще раньше. Люди, как правильно рассудила Москва, выживут, не в таких условиях выживали.
   И выжили.
   Даже стали плодиться, когда Москва, переплюнув Лондон по дороговизне жизни, а по разухабистости с ней никто не мог никогда сравниться, немного "отстегнула" и "людям", которых она, Москва, помнит и не забывает.
   И вот в этом городе, который незаметно для окружающих столиц перетерпел фиаско - упустил первенство и живет моя дочь и сестра моего сына.
   Хотел написать "пальму первенства", что кстати можно было. Почему? Да потому что можно себе все-таки представить тридцатиметровую кокосовую пальму на берегу океана лондонцы выворачивают из земли и бегут с ней к финишу. Но как это сделать хрупкой спортсменке? Воистину - язык без костей.
   Ехать, если лететь на самолете, то нужно семь-восемь часов, да еще пересадка в городе-герое Москве. В общем утром рано полетишь и к обеду в Лондоне. Земля помогает, вращается вслед за полетом. Можно было самолет на ниточке привесить к полярной звезде, подождать пока земля провращается и опустить в аэропорт Хитроу. Не догадались наши ученые, а скажи - обидятся, станут уводить в "дебри мать".
   Но "сейчас не об этом" - как мы летели с сыном.
   Живем мы с ним в разных городах, близких по сибирским меркам. Он живет в городе из аэропорта которого летают самолеты авиакомпании до Москвы и эта же авиакомпания летает и в Хитроу. Поэтому, чтобы иметь транзитный билет и большую ответственность летчиков по нашей доставке, в случаях опозданий самолетов, я еду к нему, не на квартиру, а в аэропорт.
   Не люблю, даже сына понапрасну озадачивать своим присутствием.
   Приехал я без приключений, на автобусе - четыре часа с одной остановкой. Прошел в здание аэропорта, сонные "шмональники" обыскали меня, ничего предосудительного не найдя, пропустили внутрь. Ждать мне было пять часов.
   Была лавочка, даже диван, вдали под потолком телевизор без звука и полный зал народу.
   Постепенно я успокоился, погасли в разуме картины дороги, разбитость и не ухоженность окрестностей, пустынный уже ничего не ждущий пейзаж края куда по собственной воле ехали только начальники. Да и они не по своему желанию, а в надежде на повышение и на пенсию, и на домик в тихом месте в Подмосковье или на Украине.
   Шмон при встрече я наверное тоже бы забыл, но увы, досталось место, что глаза, если их открыть утыкались в единственно полуживое действо в этом спящем зале, вы наверное догадались - стойку обыска.
   Обыск он, понятно, был устроен за наш счет, и что интересно по нашему согласию и для нашей же пользы.
   Пользу нынче как только не доставляют... Впереди всегда непререкаемый лозунг - "Для вашей же пользы"! И услышав его как-то стыдно признаться бывает в своей тупости, если вдруг не поймешь ее сути.
   Но иногда она, польза преподносится в такой оправе, прямо в короне, которая лучится от лукавства, освещая все темные углы непонимания.
   Такой вот особенную заботу, такой нестандартный даже где-то креативный подход к оказанию пользы, да не в лоб, не по-цыгански, когда тебя "оказывают", не скрывая, а в неком театральном действе, настолько близком к реальности, что ты начинаешь верить, что это искренне, что о тебе заботятся, что это правда, по-настоящему, наяву, не бутафория.
   Теперь все по порядку. Мы с женой в очередной раз возвращались из гостей, от дочери и зятя. Нас проводили в Хитроу, мы без приключений прилетели в Москву, в Шереметьево-2, но после посадки долго ждали багаж, потом ждали автобус, чтобы переехать в Шереметьево-1 откуда вылетал самолет до нашего сибирского города.
   Когда мы, наконец, добрались до стойки регистрации авиабилетов в Шереметьево-1 она, регистрация по информации электронного табло еще не "производилась", но за стойкой никого не было, не было и пассажиров у стойки...
   Что делать? Мы как люди опытные разделились, она побежала на посадку, а я остался ждать у стойки регистрации. Вдруг да придет! Иногда на посадку пропускают без регистрации, но чаще всего не пускают.
   Смотрю, она бежит назад, там та же история: по информации табло посадка идет, по словам служителя - посадка закончена.
   Дорогой читатель! Ты думаешь, что все это я описываю, чтобы показать как надо мной и моей женой издевался аэрофлот? Нет, наоборот, в этой строгости и спрятана забота о безопасности нас, пассажиров. Министр транспорта, услышав мой рассказ, мог бы порадоваться и лишний раз провозгласить:
   - Без регистрации у нас и мышь не проскочит!
   Сказать все можно, но "мышь", как оказалось, проскочит. А если проскочит мышь, то проскочат и фигуры покрупнее.
   Видя наши метания, женщина-милиционер посоветовала найти офис этой авиакомпании и указала номер комнаты.
   Номер знала наизусть, хотя в Шереметьево-1 этих авиакомпаний как веснушек на носу у мой благоверной весной. Наверное, такое случается часто.
   Эта мысль пришла ко мне много позже, когда как у нас и американцев сейчас принято, все закончилось хорошо.
   Я побежал искать офис, а жена осталась сидеть на лавочке около выхода на посадку. У ее ног я поставил сумочку с подарками - это был наш багаж, который берут в кабину.
   Офис я нашел быстро. Там сидел парень и разговаривал по телефону о чем-то приятном с женщиной. Это я быстро понял по вопросам и ответам с полунамеками и игрой. Наконец он закончил и обратил свое внимание на меня. Я в двух словах рассказал суть наших затруднений, он вызвал по телефону другого не менее молодого парнишку и тот сказал, что нас якобы не берут из-за того, что у нас более 100 килограммов багажа.
   Понятно, что я стал клясться и божиться, что это не так, мне они верили и не верили, наконец, тот второй, помладше должностью вызвался проверить наш багаж и сказал мне, чтобы я шел к жене. И я пошел.
   Побежал, бег с препятствиями: люди, чемоданы, очереди к окнам, к выходам, к кассам, дети бегают, свинцовые небеса что-то говорят и еще благоухающая торговля. Прыжок, еще один, наконец проход на посадку, первый кордон, жена там за ним, у второй непропускающей двери.
   Я, стараясь не вывалиться из человеческого облика, и не нанести урон человеческому достоинству других людей, проталкиваюсь через толпу. Третий раз.
   Второй раз я ее, толпу помял, когда мчался разыскивать офис. Надо сказать, что они меня встретили с пониманием, это были те же пассажиры имеющие одно желание убраться из "геройского" города куда глаза глядят, даже на Колыму, только поскорее.
   Особо я никого не запомнил кроме одной средних лет приятной женщины. Она в третий раз обратилась ко мне с просьбой:
   - Вы уж, пожалуйста, не затопчите моего ребенка!
   Я ей что-то отвечал, успокаивал и помню мне было стыдно. Но у меня там за дверью сидела как курочка на скамейке маленькая женщина - моя жена - с сумочкой и что-то проносилось в ее голове не очень веселое.
   Помяв, потолкав людей, я наконец-то пробрался к ней, моей цыпочке. И что же там я увидел!
   Тот паренек из офиса был уже там, около моей жены. Он прошел в другую дверь, он прошел мимо пункта осмотра, мимо металлоискателя:
   - Это ваша жена? - спросил он. Я ответил утвердительно, тогда он спросил:
   - А где ваш багаж? - я показал на сумочку.
   - И это все?
   - Да, - ответил я. Он, я, правда, не заметил как, дал указание и нас пропустили.
   Мы улетели и через четыре часа были уже дома, в нашей Сибири.
   После, когда волнения улеглись и на эту кошмарную историю мы стали смотреть с доброй долей юмора, жена мне рассказала, что неожиданно к ней подскочил мужчина и строго, начальственным тоном спросил:
   - Это ваш муж бегает, людей давит? - она что-то ему ответила, тогда он показав на сумочку сказал:
   - Это что весь багаж? - она почему-то почувствовала какую-то вину, что у нее так мало багажа и муж ее бегает и давит людей, и ничего не смогла из себя выдавить, ответила:
   - Да.
   Здесь появился я, и что было дальше, вы знаете.
   Но у меня разум устроен по-дурацки. Как говорит моя жена, я из любой ситуации, даже смешной сделаю обязательно отрицательный, пессимистический вывод и из-за этого я всю жизнь хожу "с кривой рожей". И здесь я тоже без особого старания сделал вывод, что забота, о которой я вам уже рассказал, и которая делается не по шаблону, и от которой в восторг мог бы прийти министр транспорта и самое главное, которая произрастает на наших деньгах, дутая. Все барьеры оказались непроходимы только для нас, но для человека с ключом, особым ключом как у проводников на железной дороге, или у санитаров в дурдоме вполне проходимой.
   Хорошо, что такие ключи есть не у всех. И их слава богу нет у террористов.
   А деньги они нужны аэрофлоту.
   Зачем?
   А деньги нужны всем.
   Незаметно пробежало время, уже четыре часа утра, скоро начнется регистрация на московские рейсы. Их утром уходит целых четыре, наш объявляют первым.
   В дверях вижу своего сына. Он похож на меня, чуть только выше ростом, но теперь, когда на нем такая же, как у меня красная в клетку рубаха мы превратились в зеркальное отражение. Отражение в зеркале на вид несколько меньше и хуже по качеству оригинала - это я.
   Мы здороваемся и идем на регистрацию.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЛОВУШКА

Рассказ

  
   Подайте
   бедному-незрячему,
   а то отхренячу!!!
  
   К нам приехала теща, да не одна, а с соседкой. С тещей у меня, грешника, отношения не заладились с нашей, наверное, третьей встречи.
   Первый раз я ее увидел и все ее семейство еще студентом, мы с ее дочерью и еще одной, назовем ее Галей, сокурсницей ехали мимо их города из Сибири на практику на Урал. Тогда я впервые стал задумываться о женитьбе. У меня были варианты, но все же мне больше по душе была моя будущая жена, тещина дочка.
   Оставив вещи в камере хранения на вокзале, я по адресу быстро нашел их дом. Моей будущей жены не было, а были ее младшие сестры, две совсем маленькие, а одна ничего даже очень. И мы с ней проводили время на качели. Была еще собака на цепи, которая почему-то меня приняла и оказывала несомненные знаки внимания, когда я оставался один.
   Что ж неловкость в незнакомой обстановке меня преследовала всегда и преследует до сих пор, увы, но в этот раз она была своеобразным сигналом, исходившим от тещи - остановиться, раз начинается кувырком, то продолжится подзатыльниками.
   К вечеру все собрались, пришел с работы тесть, поужинали и утром мы уехали.
   Не помню, купили на вокзале или взяли с собой из дома банку жидкого повидла из айвы. Надо было открыть, снять железную крышку. Я с задачей справился, помог край вагонного стола с его гладким выступом, и только мы стали этому радоваться победе, по очереди отпивая из банки, я вспомнил, что свой немудрящий скарб где были и документы для практики я оставил в камере хранения.
   Как вы понимаете, это было вторым серьезным предупреждением, посланным таким оригинальным способом тещей и которым я голова садовая опять не воспользовался.
   Делать нечего, дождался остановки, вышел из вагона и стал ждать поезда назад. Но поезда, следующие в обратном направлении на этой станции не останавливались. Только пригородные электрички.
   К вечеру я добрался. Денег не было совсем. Билет был закомпостирован на электричку, которая двое суток назад довезла меня из нашего города до станции на транссибирской магистрали. На этой станции билетов не продавали и не компостировали. Их просто не было давно. А поезда были, поезда останавливались. А я студент четвертого курса, у которого вся жизнь впереди дождался подходящего поезда, написал его номер на билете и пробрался в общий вагон.
   Эти вагоны тогда были в большой популярности. Они были безразмерные, потому что брались штурмом в двери и окна, а летом заполнялись и крыши. Проверить билеты в таких вагонах было не просто, хотя иногда такое и происходило. Безбилетников выгоняли на ближайшей станции, а они как только поезд трогался опять вторгались в его душное и вонючее нутро. Одним из таких пассажиров готовых на все был я.
   И вот я еду - сплю на третьей полке. Охота одновременно поесть и посетить туалет, но жалко хоть твердое, но все же спальное место терять. Сходил, место заняли, за окном темно, утром должны приехать.
   Урал, горы, но я их так и не увидел, хотя, когда мои дед и бабка бежали от красных, после разгрома войск казачьего атамана Дутова, в Сибирь, из оренбургских степей, из-под Бузулука, то трудно было лошадям около Челябы, горки все же какие-никакие там есть.
   Рассвело, поезд остановился, и я голодный как собака пошел в город, чтобы ехать на место моей практики в НИИ или в общежитие местного университета, где мы практиканты должны будем жить вместе с абитурой.
   Второй раз свела нас с тещей судьба-свадьба. Но перед этим было третье серьезное предупреждение, которого, как вы понимаете, я опять не услышал.
   А было все так. Прежде чем свадьба нужно подать заявление в ЗАГС. Мы поехали на автобусе и на остановке нужной в толкучке ее затерли, она выйти не смогла, а я вышел.
   Сижу на лавочке. Ее провезли до следующей остановки, оштрафовали как безбилетницу - билеты были у меня - и когда она пришла расстроенная и злая вот тут-то мне и приди бы в голову мысль, что не судьба нам с ней, что вновь теща шлет предупреждение: смотри, мол, захрустят твои птичьи косточки если будешь пить из нашего родника. Но, как говорится, не в коня корм - не услышал!
   Как вы понимаете, на этом предупреждения закончились, была свадьба и после нее она, теща развернулась во всем своем великолепии.
   Это не было обычным тещиным глумлением над зятем, типа: как дочка ты такого обормота выбрала? Или: дурак дураком, а еще что-то требует - это, если поинтересовался относительно обеда, когда они с дочерью заняты бесконечной тлеющей на тихом ветру иногда переходящей в сон с похрапыванием беседой. Это было нечто другое - изощренное в духе идей средневековых инквизиторов.
   Это было навязанное мне богоугодное "питеньё", от которого, если ты чуть-чуть воспитан и совестлив, сразу не откажешься. Только со временем понимая, что "битый - небитого везет", некоторые могут вырваться из этого добровольного плена и пыток.
   Я скажу сразу, что много раз пытался порвать нитки и веревки связавшие меня, но не смог - полный разрыв возможен, если отказаться от многого человеческого и на этом и основывается этот воистину дьявольский замысел производимый от имени и по поручению бога.
  
  
  
  

УТРО

Рассказ

   Утро летом узнать легко, хоть и глаза открывать мне сегодня особенно стыдно.
   Вчерашнее помнится не все. Кое-что четко, кусками.
   Как попал на кровать, как разделся - не помню. Вроде не дрался. Хотя нет, что-то немного болит скула. Может, отлежал?
   Где жена? Чуть-чуть открыв правый глаз, вижу, что рядом ее нет. Это плохой знак.
   Напиваюсь я редко, но почти каждый раз в дупель. И всегда одинаково - у меня в какой-то момент отказывает голова, и я становлюсь кем-то другим, не собой.
   Об этом я догадался не сам. О том, что становлюсь другим. Это мне подсказал один из моих немногочисленных друзей.
   Мы как-то с ним хорошо выпили некачественной водки, которую в России купить очень легко. Я как мне и положено головой отрубился, а ноги, руки и особенно язык без головы в тот раз, как и в других подобных случаях, пошел вразнос. И он тогда мне и сказал, что я стал другим человеком. Правда он сказал просто другим, может и не имел в виду человека. Не знаю, кто ж тогда я?
   Пытаюсь вспомнить хоть что-то. Приехал в гости брат жены, по-русски говоря, свояк. Приехал не один, с женой и внучкой.
   Внучка маленькое удивительно живое создание двух лет от роду энергично знакомилась с окружающим пространством. Требовала от деда, чтобы он раскусил чупа-чупс, когда тот отказывался, ссылаясь на твердость конфетки и слабость зубов, она подскакивала ко мне.
   Они приехали из другого города, даже из другой страны, в клиники университета, которые в Сибири, как и сам университет, как и город самые старейшие и может быть и самые лучшие.
   По крайней мере, мы тут посоветовались, и еще есть такое мнение. Помните фразы из недавнего прошлого! И совсем не хуже этого, правда, немного не о другом: я умею говорить с людями...
   Хотя и без этих воспоминашек, когда уезжаешь на недлительный срок в другой город то ощущение непопадания в цивилизацию, в ту к которой привык и о которой если и думал то, как об нечто более надежном и высоко стандартном, например, пьют какаву вместо чая, как в Москве? Правда, когда знакомишься с какавой, даже московской, то не знаю как все, а я человек со слабым желудком да еще с похмелья исполняю кантату на трубе бешеного африканского слона:
   - Могу?
   - Почему?
   - Надоело, да и никому не интересно.
   Только и слышишь:
   - Зачем это тебе? Ты же не Пушкин.
   И не слушают в ответ. А я произношу все тише и тише:
   - А мне так нравится...
   А наш город удивительно благопристойный.
   Причиной может быть то, что в парикмахерских стрижка моей головы у женщин, которых я пытаюсь сбить со следа, меняя адреса, помнят меня и обижаются на время, которое, как известно, течет, а у кого и бежит как из прохудившегося ведра.
   - Увы...
   Вставать все же надо, сколько не лежи, смерть видимо в ближайшие секунды не грозит - другие более срочные дела по уборке помещений есть, получены от дьявола. Может быть.
   Мысль пришла про город - он не такой алчный, не гонится за дармовщиной, не придумывает занятия ненужные для жизни, как соседний Южеск. Не ладит бомбы, не снаряжает пульки, как менее соседний Шуга, и не ковыряет "чрево матушки земли"...
   - Что же он делает?
   - Учит. Поэтому главное население города непостоянно, оно меняется, едут ребята и девчата со всех концов России и ее незаконнорожденных сынков и дочерей, живущих самостоятельно, но внуков ей воспитывать доверяют.
   - За деньги?
   - Внуков - бесплатно.
   Вот и мой свояк приехал узнать, как бы доучить его сына в настоящем университете?
   Студенты наполняют город. Летом, когда они разъезжаются на каникулы, город замирает и тогда становится видна его, как и у всех остальных населенных мест России пьяной, бесшабашной требуха.
   У нас под окном летом каждый день пятидесятилетний мужик орет каждое утро:
   - Я мазу держу!
   Он как кобель задирает ногу и оправляется.
   - Милиция?
   - Много раз садили. Надоело. Он оказался настойчивей.
   - А зимой мазу не держит?
   - Зимой по этому месту идут студенты кто на первую пару, кто на вторую. Он почему-то про мазу забывает. Да в это время уже осень, а за ней и зима, холодно ногу задирать.
   - А чутье?
   - Пролетарское?
   - ???
   - Нет у него чутья. Обычный русский человек. Бессмыслица.
   Неприятный запах. Значит, опять блевал. Смотрю вдоль себя на окно. За кроватью на полу каралькой скрутившись, жена. Стараюсь отогнать стыд. Успокаиваюсь про себя:
   - Что поделаешь? Вставать надо.
   Сегодня последний рабочий день перед отпуском.
   Я тоже русский человек, и опять, в который раз даю себе обещание, твердый зарок больше не пить совсем. Иначе не могу. Мало не могу. Могу только всю...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

УДУШЕВЛЕНИЕ

Рассказ

  
   Помещение для жизни, протянутой вне от дома в бесполезной командировке, было странно устроено. Здесь читатель должен бы ждать фразу, "а каким бы еще это помещение должно быть, когда его обитатели понедельно сменяющие друг друга наполняют его, это помещение тоской, да так, что и открытые окна и не имеющая замка дверь не справляются с проветриванием теней".
   Но, увы, читатель, не дождетесь!
   Было и открытое навсегда, выбитое когда-то давно окно и дверь без замка и вороватые горничная и директор. Все было, как и должно быть.
   Обитатели помещения, те которых я застал, жили уже давно, дня по три-четыре и четырехдневное тоскливое удушевление отпечаталось в шаркающем по-домашнему пластмассово-китайском шорохе: шорх-шорх!
   Одну звали Лена. Почему? Может быть, так всех рыжих называют, когда они порыжеют?
   Лена была весела. У нее был муж и маленькие дети. В командировку, понятно, она не должна была ехать, должна была ехать другая или другой, как-то в ее рассказах это путалось. Да и никто особо не прислушивался, не вслушивался в смысл ее болтовни. Лет пятнадцать назад об этом, наверное, можно было сказать и помягче, скажем щебет.
   Буква щ, какая-то шипящая, устала что ли?
   Она ее не выговаривала. Произносила вместо щи какое-то счтчи. Похоже на одно из коленец синицы за нашим окном на тополе, когда ей утром начинает подпевать ворона своим прокуренным и пропитым женским басом московских лестниц.
   Линялые женские лица, стремящейся в ад красоты, рожденные, чтобы проститься с простым идеалом мечты. Без смысла как их жизни фраза и смысл только рядом, в тоске. А время грызет - лиц проказа и как наказанье судьба...
   Каково! Это я записал бормотанье моего соседа по помещению. Он приехал учить, но не учил, как и я - приехал зачем-то. Так надо, сказали бы совсем недавно во времена светлой памяти вождей, любивших, увы, не медичек, которые "толсты как сосиски", а балерин и опереток. Вот вам и с козлиной бородой!
   Черт?
   Нет, черт с копытами, а этот улыбчивый дедушка.
   Зачем Лена?
   Все очень просто. Папа профессор или доцент или мама. И она, то есть Лена тоже. Или по блату, или за деньги. Почему бы и нет?
   Вот и она тоже доцент. Глазки пучит, книжки читает и смотрит вокруг как сова днем, круглыми глазами.
   Клон не от самых лучших клеток. И боится, что это видно со стороны. И огрызается, и гавкает, и окружающих не любит.
   Вот и сейчас зачем-то приехала?
   Зачем приехал? Она еще и детей бросила. И почти сразу, на другой день, на второй или третий, неважно всех оповестила.
   Дни все одинаковы и могли обидеться на неравенство мной присваиваемых им номеров.
   Лена ждала и готовилась. Она любила и как это часто бывает не мужа. А он не любил. Не муж. Мужа я не знаю. Может и муж не любил, но этот, которого она ждала и который приехал, чтобы переночевать и выпить пиво купленное ею не любил точно.
   Бедная Лена. Она это знала, знала, что он не любит, и не хотела другого. Любви она боялась, боялась думать. У нее все было в порядке. Дом, муж, дети и он.
   Он ее боялся тоже, боялся и не скрывал этого. Может, даже подыгрывал ей. Он тонул в ее вихре, красивом вихре некрасивой подержанной женщины и все-таки прекрасной.
   Когда она уезжала вместе с ним, вы, наверное, поняли, что и приезжала она из-за него, и почему-то уже у самой двери что-то хотела увидеть в моем лице, может осуждение, может сочувствие, но там была одна пустота, наступающая после тоска. Я ей сказал:
   - Лена, в следующий раз и я попытаюсь попробовать ваших пельменей.
   Она поняла.
   Он всю ночь пил пиво, она взахлеб рассказывала о том какие они увилистые, не хотят ехать в командировку, и ела пельмени.
   Я спал, иногда просыпался, а мой сосед, поискав воспитанность, пояснил Лене и ему, если он слышал, что ночь добрая. После этого пробовал спать, потом что-то читал, хоть и был неграмотный, на испанском.
   Буэно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СЛУЧАЙ В НОМЕР

Рассказ

  
   Живут два человека. Едва знакомы. Просто судьба свела вместе на несколько дней. Скажем, командировка. Узнать друг друга за такое короткое время трудно, да и ни у того и ни у другого желания особого это делать нет.
   Если интеллект не особо проявит себя, то контраст, несовпадение привычек, поведения в быту, что ест один, и что пьет другой, дают обильную пищу для размышлений, особенно если жизнь не балует калейдоскопичностью впечатлений и встреч.
   Один педант. У него даже в этой скудной спартанской обстановке: кровать, тумбочка, а иногда ее нет, то стул, а если и его нет, то спинка кровати, каждая вещь после некоторого блуждания приобретает свое постоянное место. Всегда после его ухода скромная строгость занимает оставленное им место.
   Другой - рубаха-парень, хоть и годами далеко немолод. Он расположился широко, постель его всегда в беспорядке, убогая мебель, имеющаяся в номере, стонет от его вещей, чемоданов, телефонов, книг, журналов и сумок со снедью. Он привез с собой все, чем привык пользоваться дома, кроме того, конечно, что дома, там, где он дольше живет, доставляло ему особо неприятные минуты. Он избавился от них и улучшил пусть ненадолго свою жизнь. Это видно, он этого не скрывает. И надо сказать просто светится от удовольствия.
   Вот он подошел к окну, прыгнул на диван, диван прогнулся, но переламываться передумал, с дивана он встал на батарею отопления и, когда его лицо сравнялось с серединой нижней четверти окна, стал любоваться открывающимся видом на площадь с полуразвалившимся гаражом, с кучей мусора и пустых пластмассовых бутылок. Все виденное вызывало у него восторг и не стоило бы удивляться, если бы он запрыгал, как это делают особо экзальтированные дети.
   Он многословен, ему интересно все. И если бы не сдержанность его соседа, то его голос похожий на бесконечную партию саксофона в оркестре афро-американцев, играющих бесконечный блюз звучал бы, не замолкая, все время, как вдруг он, остановившись, будто наталкивался на столб или стену падал на кровать и мгновенно засыпал, наполняя окрестности осязаемым храпом. Волны его с этого момента будут перекатываться до утра и вполне могли бы сойти за шум морского прибоя для человека никогда не бывавшего на море.
   Нет, это не прибой, а это казнь египетская, ее можно назначать для особо провинившихся перед жизнью весельчакам, чтобы они погрустнели, поняв - не все в жизни прекрасно, а иногда и сама жизнь как преступление.
   Но, в этот раз ему не повезло, сожитель с благолепием слушал его бульканье иногда обещавшего замолкнуть навсегда органа. Собеседника из него не получилось. Да и что можно было ожидать, а тем более взять от сухаря уместившего все свои вещи в малюсеньком чемоданчике, называемом почему-то дипломат. Но он все же взял кое-что.
   Как спросите вы? Очень просто - использовал один из пороков присущих каждому человеку, в том числе и нашему педанту.
   Что же это за порок у такого предусмотрительного человека, если даже и после его ухода место в котором он находился стоит как солдат перед генералом, по стойке смирно?
   Не буду больше вас томить - это любопытство.
   Что же заинтересовало этого педанта в существе так отличном от него. Возмущение его поведением или даже презрительная брезгливость были бы в этом случае уместней.
   Наверное, все же неприязнь была, но любопытство не позволило ей раскрыться в полной мере.
   Оказалось, что у этого брызжущего восторгом человека и которому еще более должно быть невыносимей бессмысленное время препровождение в непривычной обстановке есть тайный способ делать эту жизнь осмысленной и более того освященной мечтой.
   Мечта звала, но до нее нужно было дойти. И он шел не спеша и с каким-то нечеловеческим удовольствием.
   Сухарь, конечно, был не только удивлен, но и ошеломлен. Ему, чья жизнь протекала в строгих рамках, которые включали в себя порядок не оставляя места, как лишнему, удовольствию вдруг предстала картина претендующая изменить его представления о жизни.
   Ведь до этой встречи, если у него кто-нибудь спросил, что он считает удовольствием от жизни то он, конечно, после некоторого размышления, ведь он не легкомысленный какой-нибудь юнец, а отец семейства, то он, скорее всего, придумал бы нечто, что-нибудь серьезное, что придумывает обычно умудренный жизнью век человек, с одной лишь мыслью чтобы впредь было неповадно.
   Неповадно? Что это? Если его самого спросить этого серьезного то он не ответит, ответит, конечно, что-то не менее быстро придуманное и сделает лицо:
   - Но!?
   Из этого ответа понятным становится, что удовольствие если и есть, то не всей жизни, а может и всей. Все это знают и не знают.
   Одни безуспешно ищут удовольствие в отдыхе, не в том, который наступает после усталости, а просто в состоянии бездействия: поднял руку и отдыхаешь, открыл глаза и уже устал.
   Вот с таким отдыхом, такой борьбой с усталостью от времени, которое приходится убивать, а дело кровавое требует не только силы, но и тратит душу, он столкнулся и позавидовал, что он такой предусмотрительный и все познавший не может того, что мог тот.
   В этом моем рассказе, может быть, для читателя есть неясности, непонятки, как сейчас говорят, но оставим их, и пока читатель из-за моего слэнга не бросил чтение, попытаемся вторгнуться в существо этого удовольствия, стараясь избегать при этом новомодных слов и увлечений как не соответствующих и не могущих помочь найти ответ на поставленный вопрос.
   А удивительное заключалось в неравенстве скоростей течения времени. Это как футбольный мяч, пущенный по низу, летит несравненно быстрее, чем тот же мяч, пущенный по верху. Летит быстрее, хотя скорости одинаковы. Летит быстрее за более короткое время и значит, сокращает его самое, протекшее время.
   Почему? Ну, здесь много причин. Все и не перечислишь. Да и кто может утверждать, что знает их, эти причины. Быстрее и все, и редко кто успевает подготовиться и принять его, он появится неожиданно, ну, почти что неожиданно.
   А то, который поверху, он дает подумать, поискать вариант перемещения получше, подождать и даже изменить, подправить что-то в первоначальных намерениях.
   Вот так, а скорость то одна!
   Два человека рядом, как будто оба убивают время, но у одного этой кровавой работы много, он от нее лезет на стенку, а у другого ее и не видно, может ему и убивать нечего, оно, время скорее у него отстает, чем спешит.
   Любимчик времени он проснулся. Это заметно по изменившемуся дыханию. Не спит. Ему охота сменить позу, может быть, мы не знаем, этого по его виду не скажешь. Он ждет, думает, наслаждаясь удовольствием, что сейчас он сменит позу и его тело ответит ему благодарственными ощущениями. Он не торопится, доводит ожидание до жажды, жажды обладания, до любви. И, наконец, ложится на спину, но глаза не открывает. Ему этого еще не очень хочется.
   Он ждет. Любит.
   Жизнь?
   Нет?
   Удовольствие?
   Время любит его?
  

  

ПЫТОЧНАЯ

Рассказ

   Моя жена, наблюдая за окном как бесцельно проводят время ребятишки в нашем пролетарском ауле полумиллионного сибирского города, еще может поверить, что я в девять лет управлялся с парой коней, пахал и боронил землю, возил копны и возы с сеном, но отказывается понять, что в этом возрасте возможны политический анализ и, пусть наивные, но здравые совершенно выводы об истории прошлой и будущей.
   Будущая история это не о будущем, которое еще не наступило, а о прошлом, просто новая, только что придуманная.
   Почему придуманная? Да потому что о прошлом становятся известными случайные, разрозненные факты: рукописи, рисунки, черепки, развалины городов. И из этой разрозненной не имеющей общего смысла мозаики историки делают выводы и описывают "в подробностях" жизнь, которую даже живущие этой жизнью не могут пересказать, а только способны быть и являются ее исказителями.
   И успех исказительности примерно одинаков как у современников так и у потомков.
   Почему мы это читаем, если это придумка? Да потому, что люди, и мы в том числе, творцы своей настоящей, будущей и как ни странно может показаться прошлой жизни.
   Наша жизнь, наше существование - существование человека ежеминутно, ежесекундно подвергается осмыслению, подробному анализу и взвешивается на весах справедливости. Самое для нас страшное - это столкнуться с несправедливостью или с таким ее проявлением, когда мы не можем для себя ее объяснить необходимостью.
   Мол, надо, Федя!
   Признание необходимости дурного, смирение - это великое изобретение человека, этим он смиряет свою гордыню, этим он отличается от зверя, который несправедливости не терпит и защищается, по крайней мере показывает, что будет бороться за нее до смерти.
   Смирение перед необходимостью, добровольное ущемление своей свободы и есть сущность человеческого, чем человек и отличается от животных, а не разумом, как в своих изуверских опытах показал академик Павлов.
   Интересно, если бы ему вставили в живот фистулу он это бы принял со смирением?
   Неопределенность существования - свобода, а в русском прочтении воля-вольная всегда была притягательна, но и немного страшила.
   Что там за горизонтом?
   И шли за горизонт. Дошли до моря, горизонт позвал дальше.
   Вот и реклама по радио и по телевидению явление если и не новое то ужасающее по своей бесцеремонной неопределенности.
   Зачем?
   Если многое другое мы можем иметь или не иметь согласно нашим желаниям и возможностям, то это удовольствие - телевизионную рекламу - нам непозволительно выбирать, мы ее не хотим иметь, но она нас имеет.
   То, что мы обычно делаем, беря в руки газету, выбираем статью которую желаем прочитать здесь исключено. Хочет пипл или не хочет, но хавать должен!
   Реклама превращается в назидательного раздражителя и смахивает на бесконечную пытку.
   Мы не хотим, а нас никто и не спрашивает.
   Еще большим раздражителем является ее состав и чрезвычайная насыщенность голым телом с непристойностями в движениях и тексте.
   Как бы повело себя традиционное русское общество позапрошлого века в условиях современной рекламы? Каково сегодня тем сохранившимся в мире островкам морального общества? Как трудно верующим вытерпеть все это и не пошатнуться?
   Если спорт существует на деньги курцов и питьецов, а телевидение живет от рекламы то, значит, так нас убеждают продвинутые вовремя сориентировавшиеся дяди, реклама неизбежна как и спорт. Игра в очко с передергиванием прошла для них видимо безнаказанно - ловкость рук и никакого мошенства.
   Что вперед? Что нам нужно? Какую информацию?
   Неужели порно и около того, неумный экспромт слабо образованных людей из "народа"?
   А те, что заказывают рекламу, эти неожиданно разбогатевшие лысые ежики если не смеются над нами, то это еще в двойне или втройне обидно. Если смеются, то цель этой рекламы достигнута, они смогли плюнуть в душу каждому из нас, им мало, что они нас бессовестно обворовали
   Правда и телевидение похоже на корм - несет от него несвежим, греховным тем что люди старались всегда скрыть от чужих глаз и этим они люди как им думалось и отличаются от животных. Как они были неправы.
   Сейчас и отличий по их прошлому разумению нет, но никто из них из людей себя животным не считает.
   Свершают подробненько все свои самые незамысловатые надобности на глазах всей страны. И что? Да ничего. Земля не провалилась.
   А ведь еще совсем недавно деревенская Россия хранила обычаи уважения к особенностям каждого.
   "От людей на деревне не спрятаться, не уйти от придирчивых глаз..." поет герой кинокартины "Дело было в Пенькове". Это пятидесятые годы прошлого века, всего-то каких-то шестьдесят лет и скоро о той пасторали и воспоминаний не останется.
   Сейчас фильмы о прошлых веках одевают людей в рубище, отказывают им в красоте, снисходительно оценивают их внутренний мир, огрубляя его. То же ожидает и недавнее прошлое России, время, когда как утверждается у России была особенная стать.
   Снова по "ящику" реклама, теперь стирального порошка персил.
   Как много раз и до этого, мгновенно все стало чистым, то что только что было грязным? Заунывный голос человека не имеющего даже зачатков музыкального слуха, как будто из ямы, тем не менее нараспев произносит: "Персил... Всегда персил"...
   И вот задача, как только слышу эту "песню" вспоминаю почему-то Толю Заплаткина - одножильца моего по общежитской комнате на шестерых на первом курсе института.
   Долгое время мне казалось, что связь воспоминаний с персилом возникла из-за того, что он так же уныло и без всякой перспективы достичь гармонии выл слова революционной песни: "Красная гвоздика - спутница тревог, красная гвоздика - наш цветок...".
   Отсутствие музыкального слуха объяснялось, как ни странно его происхождением, родовой травмой, которую он получил, едва родившись от катка, раскатывающего асфальт в Баде. Откуда он только взялся в пятидесятые годы прошлого века на его голову в этой дыре - Бада в переводе с бурятского Яма. Вот та ни слуха да еще и одна нога плоская. А заунывность рулад от эха стен той забайкальской ямы. Оттуда скорее всего когда-то бежал бродяга.
   В яме как известно находят приют все, кто не удержался на ее стенках. От того и воют, злобно желая поменяться местами с теми, кто удержался, воют в автомобильных пробках на улицах, "воют как все", воет страна из своей тысячелетней ямы.
   Воет и не желает понять, что надо выбираться. И злоба здесь не при чем, и персил не отмоет запущенное, тысячелетиями немытое мычащее "мы чаво, мы не чаво" стадо.
   Хотя что мы знаем о стаде, о животных?
   Совсем недавно в селах вместе со всеми жили и не чувствовали себя изгоями дураки. Они пожалуй даже пользовались особым шутливым уважением. Дураки были может поэтому добрыми.
   Хотя иногда уже и тогда начинало прорастать в деревне игривое скотство.
   Была в нашем селе дурочка Рая, она не умела говорить, а произносила звук: Пи-пи-я. Вот ее и звали Рая-пипия. Молоденькая девушка приятная на вид и вот к ней ребятишки помладше приставали, пугали ее крапивой, приговаривая: "Голы ноги не люблю, чем попало тем луплю"! Она пугалась, плакала и убегала.
   Это пятидесятые годы прошлого века.
   Вспоминается еще один дурак, но далеко не добрый, звали его Макнамара. Это был обыкновенный парень в той другой деревне, в которую я приехал, чтобы, проучившись два года, окончить среднюю школу. Он был немного старше меня, уже не учился, да и вообще учился ли он когда, так и осталось неизвестным.
   В те годы также Макнамарой звали министра обороны США. Этот американский Макнамара был ястребом, как тогда говорили - он спал и видел как Советский Союз сгорает в огне холодной войны.
   Наш же деревенский Макнамара был почище своего американского однофамильца-одноименца. У нашего Макнамары было и имя данное при рождении, но об этом никто не знал, а он не говорил. Может и сам не знал, а может просто ему очень уж нравилось имя Макнамара.
   Если у американского Макнамары было лишку, то у нашего "не хватало". Хотя того, что у американца было много у нашего тоже лилось через край. Любил наш подраться, а еще больше поиздеваться.
   Макнамара в те годы, а это были шестидесятые годы прошлого столетья, на переломе эпохи юношеского увлечения коммунизмом с успехом однообразно заканчивалось в казалось самых недоступных для проникновения заразительного примера уголках земли и ему, увлечению, приходило понимание того, что одного права на свободный труд к тому же прописанному не в жизни а в учебниках и провозглашаемых "насяльниками", которые "умеют с людями разговаривать" недостаточно почему-то. Нужно было "людям" чего-то еще. И искали это "еще".
   У нас перебрали за пол века наверное все: и лагеря, и трудовые армии, и колхозы, и комсомольцы-добровольцы.
   Находили, отвергали, искали снова, теряли целые области человеческой жизни, до того считавшиеся само собой разумеющиеся, своеобычными.
   Так с приходом советской власти навсегда исчезли посиделки - вечера, когда за работой или игрой собирались в одной избе женщины в другой мужчины, работали, разговаривали, пели. Ребятишки слушали, играли, учились всему, что видели.
   Посиделки перекочевали на сцену художественной самодеятельности с ее сусальным безобразным искажением обрядов и обычаев. На смену посиделкам пришли фильмы. Это было как окно в неизвестный мир из Российской простой, не меняющейся тысячелетиями жизни.
   Фильмы сталинской эпохи, радостные, патриотические и героические будили надежды на лучшее будущее, успокаивали людей, дарили им крепкий сон. Появлялась уверенность, что "там наверху" все знают и думают о них, и не допустят.
   И не думали и допускали, но все равно им верили. Почему? Наверное, потому, что на мерзкие вопросы, которые ставила жизнь, фильмы худо-бедно отвечали. В фильмах было столько же правды, сколько ее было в жизни - мало, но зло в фильмах милицией и возмущенной общественностью всегда наказывалось. И этого было достаточно, все остальное из фильма красивое и доброе бралось на веру. Думалось, что где-то, пусть пока не у нас, все хорошо, надо верить, что постепенно и у нас наладится.
   Враная жизнь?
   Да, враная, но с надеждой на ее очеловечение.
   Жили сколько себя я помню материально плохо, не лучше чем сейчас. Думаете были вопросы. Почему так живем? Вот и ошибаетесь.
   Это сейчас я понимаю, что жили плохо, но тогда - тогда "насяльникам" нередок был вопрос, мол, почему, начальник, американские негры и прочие угнетенные не делают революцию? Вот какие тогда были вопросы. Правда были и другие.
   Но та власть понимала опасность вопросов без ответа и не ждала, когда напряжение выльется в протест. Умных, образованных стреляли и садили, а оставшихся уверяли, что врагов нашли, органы не дремлют, "следствие ведут знатоки" и теперь трудностей, несправедливостей будет меньше и "жить станет лучше, жить станет веселей".
   Народ воодушевленный очередной "заботой вставал на трудовую вахту в честь" какого-нибудь события из бесконечной череды побед нового строя.
   Или не вставал, почти не вставал в семидесятые годы.
   Почему?
   Были "голоса" по радио. Радиостанции капиталистического загнивающего мира" или как себя называли эти "голоса" свободного мира.
   Но не это главное.
   Все же лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать - так говорит русская пословица. Понятно, что она из прошлого России и ее "идеологи-насяльники", были и такие, писали толстые книги о неизбежной победе хотя и хромающего на все конечности, видимые и невидимые, строя так как "наше дело правильное, потому что оно верное".
   Вот зачем-то и приоткрыли "железный занавес". Разрешили туризм не только внутри страны, но и за ее рубежи. Это может быть осталось как рецидив "хрущевской оттепели" или благоденствующего фронтовика Леонида Брежнева. Он воевал, пусть не в окопе пехотинца, но пороху понюхал, видел смерть рядом и жизнь уважал.
   Один из моих дядей, он прошел всю войну в артиллерийской разведке, говорил:
   - Сыт, пьян и нос в табаке, и мосол в похлебке.
   Судя по всему это понимал Леонид Ильич и спасибо ему говорят до сих пор за это и за то, что сталинский занавес железный хоть и сохранялся, но был с громадными дырами, через которые хлынул на западные рынки турист. Проверенные парткомами, проинструктированные от до по поводу хитростей их "идеологических диверсантов" бросались на прилавки магазинов, заваленные до неприличия товарами, отнюдь не гнилыми какой была якобы сама система запада и который, запад то есть, должен вот-вот рухнуть.
   Может быть под этим изобилием?
   И не стало веры в России. Стали смеяться в открытую. Режим не препятствовал.
   Они не понимали?
   Не знаю.
   У нас была целина - решили вспахать и засеять земли, где никогда ничего не сеялось, где веками были пастбища и где было самое большое в мире стадо овец.
   Сказано - сделано!
   Пахали и сеяли почти пятьдесят лет. Сейчас бросили. И слава богу.
   Была еще целина, громадная и древняя - Китай, где в это время по калькам России строили светлое будущее.
   Китайцы "оттепель" восприняли как предательство России делу Ленина-Сталина, обозвали русских коммунистов ревизионистами стали снова да ладом устраивать свой "занавес" с восточным размахом и китайским колоритом.
   Не верилось Мао Цзе Дуну, что коммунизм - это бег в никуда, думалось что в России недопоняли чего-то в учении Маркса-Энгельса-Ленина?
   И началось!
   "Культурная революция", "огонь по штабам", перевоспитание интеллигенции крестьянским трудом - с азиатским шармом повторенный апокалипсис.
   Хунвейбины и цзаофани - это названия молодых активистов громивших что прикажут. Я признаюсь, что первый раз произнося слово хунвейбин в девятом классе в присутствии одноклассников и учительницы Риммы Михайловны сделал две ошибки, да не простые ошибки, а матершинные. До сих пор стыдно. Римма Михайловна ничего лучшего не придумала как быстрее убежать.
   Китай выдержал, а наша степная земля не выдержала целины - отказалась родить на местах, где она никогда и до целины не родила.
   Стоило ли пробовать и раздавать медали, хвалиться, рапортовать о том чего нет и рапортовать перед теми кто знал и сам воздвигал этот блеф.
   Одной из таких проб был наш Макнамара.
   Наш Макнамара был настоящим сыном целины и поэтому как и все, что рождала целина, имел печать порока поразившего и его мать - местную "каличку подзаборную" потерявшую человеческий облик задолго до моего появления в этой деревне. Говорят, была в те великие годы освоения целинных и залежных земель активисткой районного масштаба забытую "насяльниками" как только с целиной закончили и переключились на поднятие еще чего-нибудь, я грешник со счету сбился в этих "поднятиях".
   Макнамара обладал всем чем человек исповедующий десять заповедей Христа не должен обладать. Его слабоумие не было добрым как это часто бывает, он был жесток и злопамятен.
   Как и все он конечно имел ли он душу. Это вопрос?
   Душа человека устроена просто. Она без конца задает сама себе вопросы и очень болезненно переживает, если не получает ответа. Маленькие дети задают вопросы без остановки, взрослея, они, обретают тормоза, но от этого вопросов не становится меньше.
   Главным вопросом всей жизни Макнамары, да и всех живущих в Советском Союзе это недоумение: Почему люди других стран не свергнут свои правительства, чтобы жить так же хорошо как жили мы?
   В это трудно поверить, но в шестидесятые годы прошлого века это было так. Может не везде, но у нас этот вопрос звучал?
   В эти годы массовый террор вышел из моды, и на смену ему наделенные теми же целями были созданы буквально везде большие и малые, "отвечатели".
   Их единой чертой характера была бойкость, ответы их были всегда положительные, всем все обещали, а обещанного, как известно три года ждут.
   В семидесятые годы появились у меня - я уехал в город и поступил учиться в политехнический институт - появились другие источники, из которых я почерпнул ответы совсем на другие вопросы. Но тогда каждый вечер, а я жил в общежитии, почему-то названным интернатом, Макнамара видимо один из таких "отвечателей" приходил к нам и начинал воспитующую беседу.
   Он видимо ощущал себя в какой-то мере вождем среди серой массы равных.
   Сегодня богатство дает воровство. И поэтому бацилла равенства требует: раз нельзя работой разбогатеть, то и работать не стоит...
   И что делать?
   А ничего. Воровать.
   Поводырь нужен, он был в России всегда: князья, ханы, помещики, партийные боссы, макнамары, а иногда очень редко умные работящие и поэтому и богатые мужики. За ними тянулись, пусть с неохотой, поощряемые, подталкиваемые женами и попом остальные такие же забулдыги, как и сейчас.
   Поддерживал жизнь в России веками принцип-поводырь: делай как я!
   И вот однажды он исчез. Не везде исчез, он есть на заводах и нефтепромыслах дающих хороший заработок. Но он исчез в заповеднике, хранителе народности русской нации - в деревне. Земля, за которую сто лет назад было пролито столько крови, народу русскому оказалась не нужной.
   Сейчас вдоволь свободы, но и через чур, много неясного, неопределённого.
   Благоприятные периоды в жизни явление нередкое - мирное течение жизни, без войн и революций, появляется уважение к закону, преступления редки, и наказания гуманны.
   В периоды войн наоборот ожесточение уменьшает человеческое в людях, закон становится дубиной и для правых и для неправых и для страны и народа снижение ограничений морали и нравственности становится страшнее нападения сильного неприятеля.
   Быть или не быть свободным, для него писаны законы или не для него - человек решает сам.
   Жизнь - это весы. На одной чаше - неопределенность и свобода, на другой - право и справедливость. Если перевесит чаша справедливости и права, то общество качнется в сторону тоталитаризма. Если неопределенность и свобода, то общество все больше криминализуется. Очень важно в обществе добиться равенства справедливости и свободы, неопределенности и права.
   Это равенство не застывшая величина, ее нужно чувствовать и вовремя увеличивать или наоборот уменьшать свободы.
   Если обыск у бандита в квартире делается с санкции прокурора, то обыск пассажиров самолетов из-за террористической угрозы входит в непременное условие осуществления полета. Пассажиры вынуждены соглашаться на некоторое поражение в правах.
   Тоталитаризм предполагает все проникающее главенство справедливости. Все - равны и, поэтому всем - поровну.
   Казалось бы, все хорошо, мечта осуществилась, но почему-то, причем быстро начинает снижаться желание трудиться, все меньше и меньше создается того, что поровну надо распределять и общество скатывается к справедливости бедных.
   Появляются "более равные" которых снабжают по повышенной норме. И закону все меньше и меньше приходится работать, и все чаще слышишь "так надо".
   Время от времени появляются массы людей, не принимающих существующее общество и старающихся уйти из него. Таким было бегство немцев из ГДР в ФРГ во второй половине прошлого века через Берлинскую стену.
   Другая крайность - криминализированное общество - предполагает главенство сильного над слабым. Главенствуют не нормы права, а жизнь по понятиям, снижается желание работать, потому что созданное присваивается сильными. Люди также не принимают такое общество и покидают его. Таким было бегство афганцев и палестинцев от войны, которое приняло в прошлом веке совершенно угрожающие размеры.
   Полностью криминализированное общество или полностью тоталитарное нежизнеспособны. Поэтому общество должно иметь определенный уровень тоталитаризма и криминализации. Здоровое общество должно иметь и поддерживать баланс между ними. Удовлетворительный баланс между криминализированным обществом и тоталитарным обеспечивается установлением демократии. Смысл демократии - голос каждого человека, может быть, слышим без каких-либо отрицательных последствий для него.
   Этот баланс не навсегда застывшая форма, он требует постоянной корректировки. За примерами далеко ходить не надо. Так в США время от времени вспыхивают беспорядки, в которых люди протестуют против бедности, а в последнее время по благополучным странам Западной Европы прокатилась волна нешуточных протестов против глобализации экономики. Эти сигналы сообщают, что в "благополучных" западных странах не все благополучно на весах справедливости и воли.
   Важнейшей областью деятельности человека является его участие в экономической жизни общества. Человек участвует в создании материальных и духовных благ с момента своего рождения и до самой смерти и даже после нее.
   Желание трудиться и, соответственно, уровень участия человека в трудовом процессе зависит во многом от того: принимает он или не принимает экономический и социально-правовой механизмы управления обществом. Считает ли он их справедливыми, и на сколько справедливыми, по тому, как они оценивают его трудовой вклад, и справедливо ли в обществе распределяются создаваемые материальные и духовные богатства.
   Создание духовных богатств, возможность творить, часто является решающим фактором для творческой интеллигенции при решении проблемы сосуществования с обществом. Труд и определяет скорость прогресса экономики, а значит и науки, и искусства.
   Примером подобного успешного труда народных масс может служить быстрый рост экономики "Азиатских тигров". Это Южная Корея, Япония, Таиланд, Малайзия и др.
   Протестное движение носит не только экономический характер. Достаточно упомянуть бритоголовых в ФРГ или у нас в России, которые выступают с националистическими лозунгами. США и страны Западной Европы имеют очень высокий уровень жизни всех слоев населения, в том числе и бедных. Тем не менее, что-то в балансе (баланс справедливости и свободы, неопределенности и права) не так, что-то нужно поправлять не только у нас, но и там у них.
   Терроризм - это интернациональное бедствие. Оно затрагивает простых людей, как из богатых, так и из бедных стран. Мир борется с террористами - уничтожает их. Уничтожает следствие. Но не ищет причины появления терроризма. И тем самым только расширяет ряды не принимающих современное устройство мира, ряды людей покидающих наше общество...
   ...Видимо, нужно что-то менять в устройстве нашего мира. А что - так это нужно спросить у тех, кто его, общество, покидает и тех, кто в этом обществе остается. Это и будет первым шагом в направлении поиска нового баланса.
   Справедливость означает одинаково, поровну для всех. Это понятие заложено глубоко в психику человека, видимо, с тех времен, когда существовали большие семьи - племена. И принцип справедливости позволял таким семьям выжить в трудное время, а оно у них в то время чаще всего было таковым.
   Самый сильный, самый смелый, самый ловкий и т.д. вот основные стимулы к труду, существовавшие в то время. Хотя сильных, наверное, и тогда, хотя бы тайно, получше кормили, чтобы поддержать их силы, и чтобы они и в дальнейшем могли принести неизмеримо большую пользу племени, чем другие его члены.
   Не справедливо? Да, но необходимо.
   Так что же такое справедливость или может быть несправедливая необходимость.
   Любая государственная система поддерживает справедливость, или точнее несправедливую необходимость в понимании данной государственной системы. Эта поддержка связана с некоторой степенью зарегулированности экономических и социально-правовых отношений, но и допускает какую-то степень неопределенности и свободы как условия здорового бытия человека. Даже в условиях заключения человек имеет определенную свободу.
   Важно, чтобы государственная система поддерживала у населения ощущение баланса свободы и справедливости, неопределенности и права. Распределение не должно быть поровну, а должно быть в соответствие с тем вкладом, который человек вносит своим трудом в создаваемое богатство. Величина вклада должна быть правильно оценена, и соотнесена с тем уровнем несправедливой необходимости, которое существует в данном обществе. Этот уровень обеспечивает максимальную степень мотивированности труда для всех слоев населения и минимальный уровень ухода людей из общества.
   Уровень несправедливой необходимости повышается по мере движения к криминализированному обществу из тоталитарного общества, но при этом желание трудиться вначале периода возрастает, а потом начинает убывать. Нужно уловить точку максимальной мотивированности труда и удерживать ее. Мощность этой точки определяет максимально возможные темпы прогресса во всех областях человеческой деятельности.
   Россия с конца 80-х годов прошлого столетия осуществила переход от развитой тоталитарной системы к не менее развитой криминальной системе. В том числе прошла, не заметив точку максимальной мотивированности труда. Россия прошла эту точку в начале 90-х годов прошлого века, когда развивалось кооперативное движение. Оно вскоре было задушено локомотивом криминальности в условиях всеразрешенности.
   А жаль. У России был шанс прогрессировать с высокой скоростью. Сейчас эта точка, если ее найти, имеет, куда меньшую мощность. Но ее нужно искать, очевидно, двигаясь в сторону тоталитаризма.
   Чем ближе эта точка, тем ближе наше общество приблизится к состоянию, когда все доверяют власти, а через нее друг другу. Когда-то это называлось круговой порукой и с её помощью реализовывалось большинство функций власти.
   Как же найти эту точку:
   - точку баланса тоталитаризма и криминальности;
   - точку баланса права и неопределенности;
   - точку баланса свободы и справедливости;
   - точку несправедливой необходимости;
   - а, найдя ее, как поддерживать общество в этом состоянии?
   А если общество устроено так, что все члены его осмысленно эту точку строят, то такое общество, наверное, будет жить без революционных изменений, вечно, понемногу эволюционируя.
   Примеры еще существуют и сейчас - это дикари Амазонии и Новой Гвинеи. Они знают и знали всегда, что есть другой мир, что-то всегда проникало к ним из соседних племен, а позже и от белого человека. Но это приходящее, если оно в больших количествах могло разрушить их поддерживаемый может тысячелетиями баланс, поэтому они уходили, хранили себя. От добра - добра не ищут.
   Они хотели и смогли себя защитить, не дать разрушить и уничтожить стабильную жизнь. А мы не смогли.
   История знает совсем мало благоприятных для жизни периодов, без войн, междоусобиц и переворотов. Это периоды всеобщего законопослушания, совершать преступления стыдно и из-за этого невозможно, преступления редки, наказания гуманны, расцветает культура, народ живет в богатстве и благоденствии.
   В 960 году китайский полководец Чжао Куаньинь был провозглашен императором Сунской империи. Он объединил Китай, и, буквально, за несколько десятилетий развитие всех сфер жизни достигло такого уровня, что и для наших современников это кажется сказкой. Искусство строительства, производство шелка и фарфора, порох и компас, книгопечатание с применением разборного шрифта.
   Встрепенулась, оживилась торговля, открывались книжные лавки, создавались библиотеки, появились ученые и писатели, произведения которых читаются и поныне и поражают читателей глубиной мысли и красотой поэтической строки. Но после его смерти все изменилось, начались недовольства, войны с кочевниками, снижение человеческих начал. Закон из всеобщего стал избирательным.
   Одному греку из ставки Аттилы принадлежат слова: "Бедствия, претерпеваемые римлянами во время смутное, тягостнее тех, которые они терпят от войны... ибо закон не для всех имеет равную силу. Если нарушающий закон очень богат, то несправедливые его поступки могут остаться без наказания, а кто беден и не умеет вести дела, тот должен понести налагаемое законом наказание". Так он охарактеризовал морально-этический кризис, который переживала в то время Римская Империя. Ему возразили, что законы римлян гуманнее и "рабы имеют много способов получить свободу". На что грек ответил: "Законы хороши и общество прекрасно устроено, но властители портят его, поступая не так, как поступали древние".
   - Но современное право основывается на Римском праве.
   - Это так, но право одно не дает ничего, если оно не соблюдается. Снижение моральных оценок не менее опасно для общества, чем нападение сильного неприятеля. Право основывается на понятии справедливости, существующем в данном обществе, на соответствии морали и этике. Право - это всего-навсего только инструмент поддержания справедливости. Причем понятие справедливости в разных обществах может быть разное. Справедливость и свободы часто конфликтуют друг с другом.
   - Например, право сильного - обладать лучшим не является справедливым?
   - Да, это так. Если на одной чаше весов у нас - неопределенность и свобода, а на другой - право и справедливость, то если перевесит чаша справедливости и права, то общество качнется в сторону тоталитаризма. Если неопределенность и свобода, то общество станет более криминальным.
   Тоталитаризм предполагает всепроникающее главенство справедливости. Зарегулированы, точно отмерены все экономические и социально-правовые отношения. Всем все поровну, трудись - не трудись и такой казалось бы справедливый порядок, но тем не менее он не способствует росту уровня жизни населения, богатства общества...
   - ...А не пришло ли время ставить преграды перед нововведениями, вступающими в противоречие с существующими канонами внутреннего мира той или иной группы людей. Они могут и способны этот устоявшийся мир разрушить. Снижая оценки морали и нравственности, мы тем самым оправдываем грабителей и воров.
   - Есть рецепт не впасть в эту крайность, не обрушить мир в кровь самосуда и дикой ярости - это язык, традиции, обычаи, верования народа. Язык принимает или не принимает нововведения, включает или не включает в свой состав новые слова. Он всё время стремится поспеть за изменениями буквально во всех, даже самых незначительных, областях деятельности человека.
   Но поспешает, не торопясь. Россия давно уже строит капитализм, а язык все еще спотыкается на словах брокер, менеджер, даже русские по происхождению слова господин и госпожа трудно без усилия произнести. Язык приказам плохо подчиняется, слова рождаются и умирают по каким-то таинственным языковым законам. И приживутся слова не раньше чем приживутся явления. Которые эти слова призваны обозначать.
   Старается язык отразить и изменения, происходящие во внутреннем мире человека. Этот мир - то тайное, до которого трудно добраться, и которое трудно изменить приказами, законами, угрозами. Даже смерть не прерывает этот мир. Он живёт в потомках, видоизменяясь, мигрируя в своих предпочтениях, меняя вектор развития, вектор оценок и интересов. Нельзя приказать человеку любить или ненавидеть, нельзя приказом изменить его вкусы, нельзя приказать служить злу или добру. Внутренний мир формирует жизнь, прошлый опыт, настоящее и ожидание будущего. Внутренний мир формирует слово, слово иногда его чуть приоткрывает, но всегда он остаётся тайной даже для самого себя.
   Язык, а вместе с ним звуковая речь, мимика и жест, пусть не способны доподлинно, в подробностях иллюстрировать, те процессы и те коллизии, происходящие и происходившие в сознании человека, но это единственные средства информации о тайной жизни этого мира. Мира рождающего многое на земле, мира всё более и более определяющего саму судьбу, саму жизнь и смерть ойкумены, мира, превращающегося в главную созидательную и разрушительную силу земли и вселенной.
   Этот мир становится богом, ответственным за его существование и повлиять на него не может даже самый великий и жестокий властитель. Письменность, фиксируя речь человека, его язык, способна рассказать потомкам, о чем думали, от чего страдали, к чему стремились их предки сто и двести и тысячу лет назад.
   Искание единства духовной жизни, путей развития ее различных сфер не только чувственного - внешнего, психического, социального, но и нечувственного - морального, эстетического, религиозного ставят перед нашей мыслью проблемы и требуют разрешения, увы, не на путях интуиции, а разума.
   Изучая законы развития внутреннего мира человека, человечество даже изобрело, и продолжает изобретать средства его познания, и развития, чтобы научиться влиять на него. В качестве подобных средств, влияющих на умонастроения людей, с успехом в наше время применяются алкоголь и наркотики, порнографию и пиар, коммунизм и атеизм, фундаментализм и фобии, национализм и расовую нетерпимость. Всё это в связке с мощными средствами массовой информации способны ослепить на некоторое время сознание людей, подвигнуть их умонастроения в требуемом направлении.
   Но надолго или ненадолго зависит от того, насколько эти средства точно отображают переживания людей, и от того, как велика или мала человеческая группа, подверженная этим переживаниям. Человек постоянно переживает коллизии при столкновении его внутреннего мира с окружающей средой, в которой важнейшим элементом выступает человек, не как физическая субстанция, а как носитель особого своего умонастроения.
   - Всегда ли люди живут и думают в унисон? Все ли события находят свое отражение в языке?
   Находясь в толпе орущей одно и тоже трудно сомневаться в её (толпы) неправоте. Напротив одному провозгласить правду, против которой толпа, трудно, начинаешь сомневаться, а вдруг, да ты неправ...
   "...история, как социальная, так и этническая, делится на эпохи - кванты развития, не подлежит сомнению. Однако современники никогда не могут обнаружить ни начал, ни концов ни одной эпохи. Современники событий видят в них, весьма эффектных и болезненных, смену эпох, повороты истории. Но это видение часто или почти всегда ошибочно, потому что смену фазы этногенеза можно увидеть на расстоянии, когда некоторые эпизоды истории яркие и судьбоносные для современников теряют свою притягательность из-за исторической малозначительности.
   Скажем, французская революция 1789 г. рассматривалась современниками как поворотный пункт мировой истории.
   ...Ну вот, прошло 200 лет, и мы видим, что Марат сопоставим с Кабошем, Дантон - с Этьеном Марселем, а Дюмерье - с графом Арманьяком. Настоящая же история французского этноса в кровавый день битвы при Фонтанэ, потом - при прочтении Страсбургской клятвы и оформилась при избрании Гуго Капета королем. Видно это только при отдалении и охвате одним взглядом всего тысячелетнего процесса этнической истории Франции".
   ...Приходит на ум эпизод из фильма Бодрова "Брат-2", когда в притоне наркоманов в Санкт-Петербурге главный герой фильма Данила разговаривает с накуренным американцем, который на самом деле оказывается французом не понимающим по-русски ни слова. Данила спрашивает у него:
   - В чём сила?
   - Ты, американец, думаешь в деньгах?
   - Нет, сила в правде. А вы не правы?
   - Скоро Америке кирдык.
   Этот диалог Данилы - хорошего русского парня - с самим собой свидетельствует о разных предпочтениях наших современников. Думают они не в унисон, разные ценности беспокоят их. Идеал американцев, да и всей Европы - деньги, идеал русского человека, наверное, всё-таки справедливость.
   ...Протоиерей В.В. Зеньковский считал и с ним трудно не согласиться, что "Если уже нужно давать какие-либо общие характеристики русской философии, - что само по себе никогда не может претендовать на точность и полноту, - то я бы на первый план выдвинул антропоцентризм русских философских исканий. русская философия не теоцентрична (хотя в значительной части своих представителей глубоко и существенно религиозна), не космоцентрична (хотя вопросы натурфилософии очень рано привлекали к себе внимание русских философов) - она больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. Прежде всего, это сказывается в том, насколько всюду доминирует (даже в отвлеченных проблемах) моральная установка: здесь лежит один из самых действенных и творческих истоков русского философствования.
   Тот "панморализм", который в своих философских сочинениях выразил с исключительной силой Лев Толстой, - с известным правом, с известными ограничениями может быть найден почти у всех русских мыслителей, - даже у тех, у которых нет произведений, прямым образом посвященных вопросам морали (например, у Киреевского). С этим связано и напряженное внимание к социальной проблеме, но ярче всего это обнаруживается в чрезвычайном, решающем внимании к проблемам историософии. русская мысль сплошь историософична, она постоянно обращена к вопросам о "смысле" истории, конце истории и т. п. Эсхатологические концепции XVI-го века перекликаются с утопиями XIX-го века, с историософскими размышлениями самых различных мыслителей.
   Это исключительное, можно сказать, чрезмерное внимание к философии истории, конечно, не случайно и, очевидно, коренится в тех духовных установках, которые исходят от русского прошлого, от общенациональных особенностей "русской души"...
   ...В антропоцентризме мысли есть один очень глубокий мотив - невозможность "разделять" теоретическую и практическую сферу. Очень удачно выразил это упомянутый выше Н. К. Михайловский, когда обращал внимание на своеобразие русского слова "правда". "Всякий раз, когда мне приходит в голову слово "правда", - писал он, - я не могу не восхищаться его поразительной внутренней красотой... Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое. Правда в этом огромном смысле слова - всегда составляла цель моих исканий..." В неразрывности теории и практики, отвлеченной мысли и жизни, иначе говоря, в идеале "целостности" заключается, действительно, одно из главных вдохновений русской философской мысли.
   Русские философы, за редкими исключениями, ищут именно целостности, синтетического единства всех сторон реальности и всех движений человеческого духа. Именно в историческом бытии - более, чем при изучении природы или в чистых понятиях отвлеченной мысли, - лозунг "целостности" неустраним и нужен. Антропоцентричность русской философии постоянно устремляет ее к раскрытию данной и заданной нам целостности".
   Неужели русская душа так сильно отличается от американской?
   По Российским понятиям в Америке и Западной Европе все живут богато. Американцы и европейцы стараются жить лучше, больше работают, считают, что счастье можно создать трудом, и никто не сможет этому помешать. На их стороне закон, государство, общество и менталитет. К счастью по одиночке, не завидовать другим, а стремиться их догнать и перегнать.
   В России все должны двигаться параллельно, потому что так справедливее. Такое поведение - результат неизмеримости пространств, жестокости морозов, слабости человека, невозможности в одиночку справиться с несчастьем. Кто отрывается от людей, того не любят, одиночки рискуют погибнуть, некому им помочь. Индивидуализм не в чести. Даже и смерть предпочтительнее принять не в одиночестве, а в обществе:
   - На - миру и смерть красна!
   Коллективизм родился на Руси очень давно. Всегда, когда Русь была раздроблена, она терпела неисчислимые несчастья и, наоборот, когда Русь была сплочённой она побеждала врагов. "Старых монахов, и монахинь, и попов, и слепых и попадей и дьяконов и жён их и дочерей и сыновей - всех увели в станы свои... И стоял в городе из-за наших грехов и несправедливости великий плач, а не радость". Издавна наши предки понимали, что перед супостатом все равны, и важнее защиты родной земли нет обязанности.
   Коллективизм силён в России, силен и в Азии, он пронизывает все слои населения и объясняется древними традициями и, конечно, находит своё отражение в распространённых в Азии религиях.
   Восточные деспотии существовали столетиями, шикарная жизнь горстки приближённых к деспоту и несравнимо низкий уровень жизни, но равный, у всех остальных. Это на Востоке считалось, и сейчас считается справедливым или злом, которое можно вытерпеть.
   Не терпеть, наполняясь злобой, протестом, а, именно, вытерпеть.
   В России до эры коммунизма был распространён обычай помощи, моя бабушка произносила - "помочь", хотя в других случаях выговаривала обычное слово помощь, видимо этим подчеркивая особенность этого действа. Помощь соседей, родственников, знакомых при строительстве дома, сенокосе, уборке урожая семье, в которой заболел или взят в армию хозяин.
   Элементы этого обычая иногда ещё встречаются и сейчас, но сам обычай не стал иметь обязательной нравственной силы, а выполняется охотниками. То есть люди, не участвующие в помощи другими людьми не осуждаются, а им самим не стыдно.
   За утрату этого обычая Россия, русские должны благодарить эпоху построения коммунизма, как и за поруганную честь народа, тысячелетиями исповедавшего справедливость, вдруг оказавшегося перед пучиной законной несправедливости. Она загнала его в круговорот доносов друг на друга и снизила нравственные оценки.
   Думай одно, говори другое (или как в "радиве"). Холодильник включай через телевизор. Так говорить нельзя... Надо говорить так... Бойся соседа, не говори с ним, лишнего не болтай...
   В 50-е - 70-е годы прошлого века, когда большим наказанием, даже большим, чем наказание закона, считалось осуждение людей. Нередко в качестве такого народного наказания воров, болтунов, сплетников награждали прозвищами. Иногда прозвище, данное какому-нибудь дальнему предку за какой-то проступок прилипало к роду и все последующие поколения несли этот груз.
   Тогда, предостерегая от необдуманного поступка, нередко говорили:
   - А что скажут люди!?
   Сейчас подобного предостережения не услышишь в России.
   А на Востоке? Поиски Бен-Ладена американцами много лет не приносили успеха. Хотя в поисках участвовали разведки, проводились войсковые операции, проверки паспортного режима, было объявлено большое вознаграждение за информацию о местонахождении. Но всё тщетно. Неужели никто не знал, где он скрывается? Или, может быть, тем, кто знает, много заплатили? И сколько их тех, кто знает? Ведь эти люди не затаились, они действуют.
   Бен-Ладен якобы не ночует два раза в одном месте, значит, не так уж узок круг людей соприкасающихся с ним. Что-то здесь не так. Может правота американского закона стоит меньше для мусульман, чем правота исламских фундаменталистов?
   - Наверное и в нашем мире не все покупается?
   - Исламский фундаментализм существовал почти на всём протяжении последних двух тысячелетий. Ему следовали небольшие группы ортодоксальных мусульман, только те, в душе которых ислам находил ростки ненависти к неверным. Неверные - это люди других религий. Почему это течение сейчас находит такую широкую поддержку?
   - Причина здесь в массовости столкновения культур, когда эти столкновения вызывают не только удивление, но и ненависть. Например, евреи жили и живут во всех практически странах мира и составляют незначительную долю от основного населения. Они занимаются не только торговлей, но и медициной, наукой, образованием. Талантливые писатели, художники и композиторы нередки в их общинах. Они везде ведут достойный образ жизни, проявляют человеколюбие и терпимость к обычаям и жизненному устройству людей в различных странах, и не стараются нигде насадить своё национальное, еврейское. Они уважаемы, и дружбой с ними дорожат.
   Но это не мешало в прошлом, да и не мешает сейчас, возникновению еврейских погромов.
   Но еврейские ли они? Является ли причиной погромов только лишь национальность? Может быть это скорее месть за успешность богатым людям? Например, в Европе, издавна пронизанной атеизмом, только ничтожная часть населения искренне верит, что современные евреи должны нести ответственность за своих предков, которые тысячелетия назад распяли на кресте Христа.
   Но с появлением еврейского государства всё изменилось. Что же произошло? Почему многовековая терпимость разного типа культур вдруг исчезла, испарилась? Конечно здесь, как и повсюду свою роль сыграл закон диалектики - закон перехода количества в качество? Евреи раньше своим образом жизни представляли диковинку, которая никому не угрожала. Другое дело, когда появилось государство. Несхожесть из диковинки, из исключения превратилась в правило. Это и враждебная с позиций ислама религия, обычаи, образ жизни, культура, и многое другое, наверное, даже на первый взгляд не очень важное, но терпеть которое исламу невозможно без ущерба для собственного миропонимания.
   И это противостояние - противостояние еврейского государства и палестинского населения, среди которого не только мусульмане, есть и христиане, началось практически с момента его образования, т.е. с момента становления национального государства в чуждой ему не столько национальной, сколько религиозной и ментальной среде. Как известно, арабы, как и евреи, относятся к семитской семье народов и во времена Ветхого и Нового Заветов жили рядом на Ближнем Востоке.
   С той поры прошло много лет, и Палестина, хотя там жили всегда люди разных национальностей, которые появились на восточном берегу Средиземного моря когда-то давно и успели прижиться, стать схожими с остальными, сохраняя, но не выпячивая свое особое, национальное, так вот Палестина считалась территорией с преимущественно арабским населением. Жили там и евреи. Все было относительно спокойно во взаимоотношениях между нациями, пока, с точки зрения арабского населения, не случилась несправедливость - появилось еврейское государство. Это государство, надо отдать ему должное, этот уровень несправедливости многократно усилило, и конфликт еврейского государства с палестинским населением превратился в конфликт с чуть ли не всем арабским миром.
   Такой же конфликт то затухает, то разгорается и в Кашмире - конфликт ислама и индуизма. Население, исповедующее ислам в этом штате, всё время выдвигает из своих рядов борцов за отделение Кашмира от Индии и присоединения штата к Пакистану. Этот процесс по времени совпал с уходом из Индии Великобритании, последняя разделила материковую Индию на два государства: исламское - Пакистан и Индию. В Индии - индуизм, население молится многим богам.
   Если арабо-израильский конфликт начался с момента образования еврейского государства и массового переселения евреев со всего мира в образованную по решению Генеральной Ассамблеи ООН страну, то конфликт в Кашмире начался после раздела Индии на два государства и ухода из Индии Великобритании.
   Население, исповедующее ислам осталось в Индии в меньшинстве, почувствовало себя в опасности и эта тревога в подавляющей индуизированнай среде стала усиливаться, их не стало устраивать сожительство с людьми другой веры на одной территории, хотя раньше до раздела страны они жили столетиями рядом, но тогда и тех и других было много и опасности исчезновения той или группы населения не существовало.
   Подобные конфликты зреют и развиваются не только на национальной или религиозной почве. В России церковь ещё во времена Ивана IV Грозного была отделена от государства и поэтому церковь воспринимается только как институт покаяния после свершения греха, но не институт управления государством. Поэтому возникновение в России религиозного конфликта, при отсутствие у русских стойкой религиозной традиции скорее всего невозможно.
   Это касается, конечно, православной церкви, которая если и вдохновляла народ на борьбу, то не с собственной властью, а с очередным супостатом, а их во все времена было богато.
   Но в России, в период отказа от ценностей коммунизма, при переходе страны из надуманного общества всеобщего равенства и братства к обществу свобод, которое наряду с прочими базируется на свободной экономике, появилась новая, нельзя сказать неожиданная, ненависть к богатым, особенно к олигархам.
   Олигархи и не только, используя не всегда честные способы захватили все лакомые кусочки экономики страны, которые, наверное, и не надо было в первую очередь отдавать им в руки. Власть, не замечая этого и, соответственно, усугубляя конфликт, начала борьбу с остальным населением, выжимая из него копейки ваучерами, налогами, реформой жилищно-коммунального хозяйства, фактическим удушением уничтожением малого бизнеса, стыдливыми отказами от ранее принятым обязательствам.
   Власть, одержав пиррову победу над экономикой, создав пронизанное коррупцией государство, делает дальнейшие шаги к созданию страны по типу восточных деспотий. Деспот - он закон, он и совесть, он и правда. Но в голове у каждого своё, оно требует ответов на несправедливость, на нужду, на желание, на жизнь и на смерть. Единодушие подхалимов и бездушие власти приводит Россию в эклектическое состояние. Состояние, когда каждый сам по себе, когда нет идеалов, когда страна для каждого не как родная мать, а как палка для битья.
   Низзя!
   А государство, среди прочего, служит для сожительства людей, групп людей, интересов, верований, желаний и т.д. Сожительство, по словам С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведова, предполагает не только совместное проживание, но и терпимость к соседям и даже любовь.
   Интересно, что приставка со означает общее участие, совместность, соавторство, совладение, сонаследование, соучастие, совиновность, и видимо трудно гражданину России чувствовать себя соавтором, совладельцем, сонаследником, и ощущать такую же вину, какую должны ощущать олигархи и, соответственно вине должен отвечать.
   Но в России всё наоборот. Отвечают невиновные своей трудной копеечной жизнью. Терпят и, конечно знают - кто виноват.
   Бедных в России много, так много как давно уже не было. Как ни странно, наверное, это для России благо - справедливое равенство людей, пусть даже в бедности. Когда в России все бедные, когда у всех недостача, то Россия погружается в апатичный сон. Ей неинтересны выборы, она уверена, что ничего не изменится, что что-то произойдёт, что закончится нищета, что нужно будет куда-то стремиться, чего-то добиваться.
   Этот сон называют современные Российские политики стабильностью политического положения в стране. И, как ни странно, они правы. Все равны, все бедны и нет причин для зависти и злости. А олигархи - они далеко, до них как до Луны. И самое главное их немного, ими можно пренебречь, они не опасны отдельному человеку, он им не завидует.
   Это стабильное безразличие ещё носит черты прострации, хотя в последнее время надежда всё чаще стала появляться, люди вышли из состояния отчаяния, почти привыкли к новым условиям, и возможно скоро новый порядок будут воспринимать как справедливый, как, кстати сказать, воспринимался коммунизм - одна из прижившихся по миру разновидностей восточной деспотии.
   Тогда, при поголовном равенстве чуть выше нищеты, тоже были более равные (политбюро, обкомы и горкомы партии, директора), и их, как и сейчас, было мало и они свои аппетиты не выставляли на всеобщее обозрение, многое в их жизни было засекречено. Появившаяся в последнее время схожесть судеб большинства населения России, постепенно создаёт ощущение справедливости.
   - ...Понятие справедливости очень ёмкое. Оно включает в себя и справедливые отношения между людьми, и беспристрастность суда, власти при разрешении споров, и справедливость в поступках, требованиях.
   Важнейшим для решения вопроса - с кем человек - является поиск справедливости. С властью, с её судами (западная традиция) или церковью с её религиозными судами (восточная традиция, шариатские суды) или с собственной совестью (русская традиция, и не только русская, её олицетворением являлось и является мнение общества).
   Вот, по моему разумению, основная линейка формирования умонастроений на планете.
   Спекуляция, нажива - скупка и перепродажа имущества, ценностей, товаров с целью барыша, наживы. Спекуляция на каких-либо трудностях. Расчет, умысел, направленный на использование чего-либо в своих корыстных целях.
   Барыш - прибыль, польза, выгода, нажива, прибыток, нарость, корысть, избыток, остаток, выгода при куплях продажах. Там же дается отношение народа к получению и получателям барыша:
   - маленькая бережь лучше большого барыша;
   - лучше с убытком торговать, чем с барышом воровать;
   - плоти убыток, душе барыш;
   - не до барыша, была бы слава хороша.
   К месту будет привести и значения слов неправда, обман:
   - хоть в латаном, да не в хватанном;
   - много - сытно, а мало - честно;
   - один вор всему миру разоренье;
   - в душу вьется, а в карман лезет.
   В традициях шариатских судов, кроме прочего, присутствуют телесные наказания - порка плетьми. Это заведение было обычным в позапрошлом, да и в начале прошлого века в России. Так наказывали провинившихся солдат, так наказывали односельчане за мелкие преступления своих деревенских, так же устанавливали справедливость и казаки в станицах.
   Здесь и боль и позор. Всё происходит гласно, на глазах людей, с которыми провинившийся жил и будет жить в дальнейшем. Вместе с ним страдают, подвергаются позору его родственники, родители, дети. И, конечно, такой суд запомнится надолго всем присутствующим, трудно будет наказанным после такого всенародного наказания утверждать, что судили зря, что судья подкуплен, что следователю надо было дать взятку.
   Что до смертной казни по приговору шариатского суда, то подобное существовало и в России. Это, например, у уральских казаков по свидетельству моей бабушки - "посадить на жопу". У калмыков и казахов - сломать шею. У кавказцев - кровная месть. Это всё было гарантом порядка в те дальние века и позволяло худо-бедно комфортно жить народу России, многонациональному и многоконфессиональному народу...
   ... в России власть - это президент. Он, в отличие от чиновников, которые в России с давних времён традиционно были нечестны, радеет за народ, за Россию, борется со своим окружением, старается всё узнать и исправить несправедливость, то, значит, он выбрал верный тон. И процесс признания русской душой справедливости нового порядка закончится, может быть даже очень скоро.
   Вновь появятся, да уже и появились в каждом уголке России коллеги наших политиков, которые, со знанием дела будут обсуждать непременно справедливые шаги и действия наших правительства и президента, и несправедливые их оппонентов. И тогда Россия вновь вдохнет в каждого своего сына в каждую свою дочь уверенность в справедливости завтрашнего дня.
   Хорошо это или плохо? Наверное, все же хорошо!
   Не последнюю роль в этом процессе занимала и занимает бесконечная многовековая война в Чечне за кусочек России и борьба с олигархами.
   Западные аналитики недоумевают, почему народ не бросился спасать общественное телевидение, не встал на защиту богатеев, почему сомневается в честности нажитых за короткое время миллиардов, и почему поддерживает президента.
   Вот и не приняли люди новых "гибких" стандартов западной справедливости и в их душах только нарастало беспокойство от непроходящего ощущения несправедливости, творящейся вокруг. Это ощущение перевешивало всё, а уж свободу слова и подавно. Свобода слова, поддерживаемая олигархами, выступала как наглая насмешка над Россией и её в одночасье обнищавшим народом:
   - Что захотим, то и сделаем! А нравственность сейчас в переходное время должна подремать!
   Нередко слышатся оценки русского народа не только как народа-лентяя, но и как идиота, на которого не действуют рассказы о путях достижения западного благоденствия (радио Свобода, 31 декабря 2003 года), он в силу своей ущербности не понимает этого. Приводят пример слуги Чичикова, который лёжа на диване, любил читать книги. Ему нравилось, как из букв складываются слова, а из слов предложения. Он не доискивался смысла, да смысл ему был и не нужен. Ему нравилась простая красота письма.
   Конечно, такие люди есть в России, не меньше их и на Западе. И в этом лицезрении текста книги совсем не обязательно меньше пользы чем от тех, понявших смысл.
   Смыслов даже в малом деле несколько.
   Если в США проводимые опросы по поводу союзников России во второй мировой войне давались разнообразные ответы вплоть до того, что Россия воевала на стороне Германии.
   Нравственность общества - войны с исламскими фундаменталистами в Афганистане, в Ираке, которые ведут страны западной демократии этой же демократией отнесятся к числу нравственных?
   Нравственность - внутренние духовные качества, которыми руководствуется человек; этические нормы, правила поведения, определяемые этими качествами. На войне гибнут люди не от случайности, а от преднамеренных действий противной стороны, что никак не может соответствовать нормам нравственности.
   Но такое чувствительное к справедливости население России поддерживало и поддерживает войну в Чечне и применяемые там методы. Часто незаконные, но, по мнению русского народа видимо справедливые.
   Почему? В чем здесь дело?
   А дело всё в живущей в народе традиции справедливости, которую в одночасье не заменишь на традицию законопослушания. Да и сомнительно, что законопослушание ценнее внутреннего ощущения правды и справедливости.
   В русском языке, а значит и в умах русских людей, постоянный настрой не на борьбу на уничтожение несхожих по языку, обычаям, религии наций, а на поиск терпимости, создания условий сожительства на просторах России, как на единственное условие успешности человеческого бытия, и не только в России.
   Народы, живущие рядом, обладают, как правило, сходной судьбой. А судьба часто не зависит от человека, а является продуктом стечения обстоятельств. Это и место рождения, и национальность, и история предшествующая рождению, и современные условия жизни, соседи, друзья и враги.
   Проживая рядом, человек должен обладать терпением к ближнему. И тем оно больше должно быть, чем больше сосед отличается по своему миропониманию.
   Терпеть - это безропотно и стойко переносить страдания, боль, неудобства, мириться с существованием кого-либо или чего-либо, поневоле допускать что-либо, не требовать срочного исполнения желания.
   Терпение требует от человека немало сил и провоцирует его волей неволей на разрешение мучающей его проблемы, иногда даже на взрыв. Понятно, что чем дальше живут разные несхожие между собой группы людей, чем меньше между ними происходит контактов, то различия, несходства воспринимаются как экзотика, как нечто странное и непривычное, любопытное, но совершенно неважное.
   В условиях глобализации, когда системы коммуникации (телевидение, Интернет) свели на нет расстояния, способны проникнуть в каждый дом и обрушить часто без спроса, без разрешения незнакомое и даже греховное, эта проблема становится важнейшей.
   Преодоление порога терпимости может привести к разрушению веры, и не только в бога, а это прямой путь к потере надежды, путь к депрессии и ухода из мира.
   Вера - убежденность, глубокая уверенность в чем-либо.
   Надежда - вера в возможность осуществления чего-либо радостного, благополучного.
   В качестве иллюстрации к сказанному о терпении, приведу несколько русских народных пословиц, в которых зафиксированы отличия разных народов от русского народа.
   О своих всегдашних соседях и врагах:
   - Что русскому здорово, то немцу смерть.
   - Немец своим разумом доходит, а русский глазами.
   О французах:
   - Француз - кургуз, француз - ветрогон.
   - Замерз как француз.
   О других народах:
   - У нас не в Польше, муж жены больше.
   - И у цыгана душа не погана.
   - Цыгану без обману дня не прожить.
   - Кто цыгана проведет, тот трех дней не проживет.
   - Грек скажет правду однажды в год.
   - Семеро грузин мухоморов объелись.
   - Много нам бед наделали - хан крымский, да папа римский.
   -Татарин либо насквозь хорош, либо насквозь мошенник.
   - Где два оленя прошло, там тунгусу большая дорога.
   - Чуваши хоть сто человек, все вместе говорят.
   Сейчас в России после начала действия нескольких кодексов законов нередко слышишь сетования юристов о применении судами своеобразного подхода к их исполнению.
   Не лучше ли законы создавать под диктовку национальных традиций?
   Например, глава "Сознание - улика" демонстрирует упорное в миропонимании русского народа главенство ответственности перед совестью, перед справедливостью по сравнению с ответственностью перед законом.
   Повинился, да не отмолился. Греха не смоешь. Я знал семью, всех членов которой звали салымами, т.е. болтунами, пустобрёхами из-за того, что таким был их дальний предок.
   На спине не репу сеять. Или виной твоей мне ни обуться, ни одеться. То есть, что толку, что повинился, содеянного не вернуть и вина будет с тобой.
   Язык отражает иерархию, важность понятий, он не пропускает в себя второстепенные или вредные для здоровья народа афоризмы. Например, если говорят избитую фразу: плохой закон, но это закон и его нужно выполнять, то не чувствуешь правоты в этих словах.
   На самом деле! Если вор и он сидит тюрьме то это справедливо! Но такой закон, если вор - мелкий вор, украл вещь, деньги, проникнув в помещение или карман - должен сидеть. И этот же закон - олигарх не должен сидеть хоть он и украл гораздо больше. Почему? Потому что он защищен тем же законом, его туманной частью.
   В таком законе справедливость и не ночевала!
   Законы однодневки - не редкость. Скажем, совсем недавно преследовали бабушек за торговлю цветами - нетрудовые доходы, даже садили в тюрьму. Или запрет на эксплуатацию автомобилей с правым рулём, который появился, чтобы почти сразу бесславно исчезнуть.
   Так какой же смысл имеет фраза: незнание закона не освобождает от ответственности? Эта фраза бессмысленна?
   Как бы не так!
   Она говорит о том, что раз ты человечишко не обладаешь способностью проникать в разум творца законов, то можешь быть уверенным, что любое твое действие, желание, любой твой шаг или слово и даже жизнь могут быть осуждены законом и ты по этому же закону, неведомому тебе в силу твоих физиологических неспособностей - уж извини, сам виноват, можешь сесть в тюрьму или еще как-то по другому не менее цинично наказан.
   И такие законы действуют.
   Но если закон основан на справедливости, то справедливое решение вопроса, которого касается закон, и текста которого мы не знаем, но по которому наступает ответственность нам совершенно ясна.
   И действительно каждый наш шаг происходит не под руководством закона, а под руководством разума, под руководством обычая, справедливости, правды.
   Если законы расходятся со здравым смыслом, со справедливостью или чрезмерно жестоки или чрезмерно мягки они не находят должного отклика в душе и тогда закон достигает обратной цели.
   Отмена смертной казни привела Россию не к уменьшению человеческих жертв, а к их увеличению за счет института кровной мести, причём не только на Кавказе и не только кавказцами. Скажем, убили дочь или сына, ищут убийцу, отец знает того, кто убил. Скажет он об этом милиции, чтобы та скрыла преступника от возмездия в тюрьме? Я думаю, нет. Просто убьёт сам.
   В книге В. И. Даля "Пословицы и поговорки русского народа" приведена некая градация судов и наказаний отражённых в пословицах: суд - приказный; суд - правда; суд - лихоимство; кара - милость; кара - потачка; кара - признание - покорность; кара - ослушание; кара - гроза; кара - угроза; гроза - кара; вина - заслуга, а венчает эти разделы глава "Проступок - грех".
   Что же такое русский народ? Почему для него справедливость для всех, важнее законопослушания? Почему очевидные для западного человека ценности свободы слова, собраний, партий, демократии он легко меняет на строгую централизованную президентскую, а раньше генсековскую, а ещё раньше царскую власть. А когда-то до князей и до царей высшей властью было народное вече или казачий круг.
   Как говорил профессор в романе Булгакова "Собачье сердце": "...Разруха в головах...", характеризуя двадцатые годы прошлого века. Эти годы скоро закончились, Россия укрепила центральную власть, правда не без привычного в такие периоды кровопролития, и к началу сороковых годов, к началу второй мировой войны представляла собой сильное государство.
   Сегодня Россия после очередного катаклизма, после очередной смены общественного строя, оправляется от разрухи, люди успокоились, работают, и смотрят увереннее в завтрашний день. И это сейчас, как и в двадцатые годы прошлого века, результат консолидации общества вокруг центральной власти взявшей курс не на государство в виде "ночного сторожа", не на государство типа "новгородского вече", не на государство типа польского сейма позапрошлого века, а на государство с сильным светским центральным правительством во главе с президентом.
   Что сейчас Россия?
   Что сейчас Польша?
   А ведь Речь Посполитая во времена смутного времени была пожалуй посильнее Московии. Что же случилось?
   Ответ прост - у нас самодержавный правитель, от бога и только бог выше его. А в Польше сейм, который назначал и свергал польских королей.
   Стабильность России - способ ее существования. Восток - это всегда деспотия. Деспотия - это стабильность, а раз народу нужна стабильность, то деспотия - народная власть.
   И если это так, то это, более глубинно, чем воспитание, чем образование, чем власть. Это традиция нации проверенная веками и обеспечившая нации сохранение в очень непростой её жизни на протяжении почти уже двух тысячелетий.
   Традиция деспотии вручает судьбу страны монархам, президентам и правительствам. Народ не спрашивают ни в мирное время, ни тем более во время войны, его рассуждения никого не интересуют, так устроен мир, он катится туда, куда его толкают власти.
   И хорошо, если властью правит совесть и сострадание, а не корысть, обман и нажива.
   Чего только стоила одна революция большевиков! Смена одной объевшейся касты на другую, более наглую и бессовестную якобы носительницу идеалов справедливости, равенства, братства, свободы на протяжении почти ста лет держала в страхе планету, грозя ее уничтожить за непослушание. Властвовали миллиардами жизней на земле, уничтожили каждого десятого в России, под громкие одобрительные крики остальных.
   Вот и получается, что дай нам бог хорошего, справедливого царя! И еще, дай нам боже терпения к иным по цвету кожи. Обычаям, религиям!
   Терпимость?
   Если возвести "китайские стены", исключающие проникновение нежелательной информации, обижающей национальные, религиозные чувства и свободы того или иного народа. Это не только порнография, но и вполне безобидные описания кухни одного народа, которые могут обидеть людей другой национальности.
   Скажем свинина, собачатина, лягушки, жуки - все это разные народы с удовольствием едят. И если об особенностях кухни в подробностях, например о китайской рассказывают и показывают? А обычаи, например обрезание у мусульман, а еврейские, армянские анекдоты, анекдоты, где чукчи выставлены идиотами?
   А узаконенная, почти ставшая обычным явлением и уже наверное у многих русских считается справедливой оплата, ниже чем у россиян труда эмигрантов. Пользоваться тем, что на их родине еще ниже заработки или их нет вообще очень не по христиански и не похоже совсем на то, что должно идти от широкой русской души.
   Это сиюминутная выгода приводит не к сближению и толерантности, а презрению тех кто этим пользуется и тех кто это принимает наклонив голову скрывает взгляд полный злобной обиды.
   Террористы растут не только от неприятия и непонимания религии, обычаев, но и от обычной бытовой злобы и обиды.
   Может хватит убивать террористов? Может пора их и послушать и понять. Ведь убив отца - озлобляется сын.
   Пока еще не поздно!
   Начинать слушать, и пытаться понять и простить - вот видимо что требует современный дух согласия и спасения мира.
   Это позволит выиграть время для понимания как переустроить мир в единую страну пусть похожую на плохо сболтанный коктейль, но не бомбу с запущенным часовым механизмом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

Рассказ

  
   Сейчас лето, синички поют, может среди них и та, которую мы всю зиму кормим семечками. Конечно, кормим не одну, но очень хочется думать, что есть среди них одна, что считает наш дом своим.
   Где-то Коля услышал, а может даже и от меня о странах "золотого миллиарда". Я ему рассказывал об этих странах, о том, что есть такие страны с населением примерно миллиард и богатые все поголовно и есть остальные, где богатство доступно далеко не каждому.
   Но в этот раз я начал несколько издалека. Начал говорить о войне как непременном условии мира, условия его сохранения.
   - Как это? Война для мира?
   - Да, к сожалению, это так. Что поделаешь, если любое движение сопровождается кризисом. Бежишь, долго - устанешь, отдохнешь, силы вернутся, и вновь можешь бежать. Любое движение циклично. С чего начинается к тому и возвращается.
   - Но ведь наша речка тоже бежит, разливается весной и не устает?
   - А ты присмотрись, как она весной разливается, лед уносит, а потом отдыхает лето, тихонечко журчит по песочку.
   - Какой толстый лед, а все-таки уходит, она уносит его. Ты пока, наверное, не чувствуешь, но и в нашей жизни, нарастает лед обязательств, привычек, пристрастий, долга. Они уже в прошлом, забыты, но давят, не дают вздохнуть, не нравятся, но признаться в этом никто не хочет первым. Болит, болит и, наконец, прорвется, как чирей, уйдет болью - после паузы скорее для себя сказал я.
   Как-то мы сделали с Колей парусник. Из пенопласта корпус, три мачты и на носу и корме небольшие косые паруса, чтобы правили по ветру. На двух деревянных палочках укрепили тяжелый киль - алюминиевую трубку с залитым в нее свинцом.
   Недалеко от нас Белое озеро. Оно круглой формы, довольно глубокое и широкое. Озеро расположено на вершине холма и когда-то питалось родниками, но постепенно - человек уж постарался, и родники иссякли и сейчас это искусственный водоем, но красивый водоем. На этом озере мы и устроили ходовые испытания нашему кораблю.
   Дул ветерок и кораблик, меняя галсы, шустро шел от берега к берегу. Пока не начала приближаться гроза. Подул ветер, все сильнее и сильнее. Его направление менялось с непостижимой быстротой. И кораблик, вместо того чтобы ускорить ход все чаще и чаще не успевал поймать ветер, клонился к воде, ложился парусами на волну. Тяжелый киль не давал ему перевернуться, кораблик на мгновение выравнивался, чтобы в следующий момент вновь погрузить свои мачты в воду. Наконец бумажные паруса намокли, их разорвал ветер, остался целым только косой парус. Кораблик потерял ход и стал беспомощно крутиться на месте, ловя ветер. Со стороны это напоминало испуганно оглядывающегося человека.
   Этот финал так хорошо начатого плавания похожи на процессы, происходящие в экономике. И я посвятил Колю пока еще неизвестную ему область - в экономику.
   Начал примерно так.
   Каждый человек что-то делает в своей жизни для себя, а нередко и для других. Один - хороший повар, работает в столовой, в которую приходят люди обедать. Обедают не бесплатно - каждый платит деньги. Больше съел, значит, заплати больше, меньше - заплати меньше.
   Из денег собранных за обеды столовой назавтра вновь купят продукты и приготовят обед людям. Часть денег выплатят поварам за их труд.
   Повара на эти деньги их еще называют заработная плата, то есть оплата за их работу, могут пойти в магазин и что-то купить из одежды или копить деньги на автомобиль. А самое главное могут купить себе и своей семье пищу и все самое необходимое для жизни.
   Деньги в наше время продлевают жизнь. Голодный человек, без одежды, без дома долго не проживет. Медведь и тот живет только летом, а зиму спит в берлоге, потихоньку расходуя накопленный жир.
   Деньги - это и признание обществом труда человека или целого предприятия или отрасли промышленности.
   Промышленность подобно ветру производит товаров все больше и больше. Но не всегда именно тех и в нужных количествах, которые нужны потребителю и которые он готов купить. Например, столовая готовит обедов на тысячу человек, а приходят обедать только сто человек. Или начинает готовить блюда неизвестные, непривычные для посетителей. В этих случаях и им подобных часть пищи не покупается, продукты, труд поваров и машин столовой не признается и не оплачивается - это зряшные траты.
   Если растет число зря произведенных товаров, тех которые не нашли своего покупателя, растут зряшные затраты.
   Эти затраты, эти деньги выброшенные на ветер, увеличивают издержки на вновь производимые товары. Среди этих новых товаров опять будут зря произведенные. Все это влияет на рост цен, люди покупают все меньше чем с заводов, фабрик с полей и ферм поступает в магазины, они, может быть, и купили бы еще, но их доходы растут медленнее, чем растут цены, чем дорожают товары.
   - Почему?
   - Да потому что часть доходов потеряно в зряшно произведенных товарах.
   Цены снижать продавцы не могут, потому что при продаже должна быть получена сумма денег не меньшая стоимости потраченного на материалы, электроэнергию, выплаченную на заводах рабочим заработной платы, отданных государству налогов, и не забывайте о произведенной, но не проданной продукции.
   Что же им остается делать? Это только снижать затраты на производство.
   - А как?
   - Дешевле покупать материалы или меньше платить налогов? Вряд ли получится. Вот и остается меньше производить, останавливать производство, выгонять рабочих на улицу, лишая их последнего пусть и небольшого заработка. Такая ситуация в экономике государства или всего мира называется кризисом перепроизводства.
   - А почему производят товары, которые никому не нужны?
   - А как узнаешь заранее, что нужно производить? Что будут покупать? Ведь пословица говорит, что на вкус и цвет товарищей нет!
   Правда, потребность в традиционных товарах можно довольно точно определить. Сколько нужно хлеба, масла, сахара. И то ошибки есть и здесь. Вечером в магазине не купишь молока. Нет. Стараются заказать ровно столько или меньше чем смогут продать.
   Если не могут угадать молоко, то как определить заранее сколько нужно новых товаров, и нужны ли они вообще?
   Поэтому громадная масса новых товаров и не находит покупателя и затраченные на производство и продажу этих товаров средства повышают более быстрыми темпами затраты на выпуск следующих за ними товаров.
   Чтобы эти затраты оправдать продавцы повышают цены. И как только цены начнут расти быстрее зарплаты, люди начинают из своего списка необходимого вычеркивать все больше и больше товаров. Этот список товаров сначала у бедных, а постепенно и у всех остальных худеет. Покупают все меньше, непроданное количество растет, цены еще сильней повышаются и, наконец, все останавливается. И что делать дальше - неизвестно.
   В такие периоды люди не живут, а выживают. Забывают о строительстве новых домов, не покупают новые машины. И все погружается в депрессию.
   - Депрессию? А что это такое?
   - Депрессия - это когда человек не знает что делать, ему плохо, белый свет становится немил. Неохота работать и даже жить. Заводы не работают, людям не на что купить самое необходимое...
   - И что же ее побеждают войной?
   - Нет, Коля, ее войной не победишь. Просто ее пережидают. Пройдет время и она закончится. Просто это время надо пережить. Слабые люди кончают счеты с жизнью, не хотят терпеть лишения, они не уверены, что их жизнь изменится к лучшему. Терпят до какого-то предела, предел у каждого свой. Надо конечно в эти тяжелые времена как-то облегчать свою жизнь.
   - Это как зима: холодно, все в снегу, мороз, метель, не видно живого, но если ты хорошо запасся, если в доме тепло, то и зима покажется не такой длинной и жестокой.
   - Ты думаешь, что зима - это депрессия? Наверное, тогда весна - это оживление, возврат к настоящей жизни, когда просыпаются чувства, запахи, красота. Потом лето и вновь осень, невеселые деньки... Вот так и кризисы перепроизводства, постепенно заканчиваясь, сменяются оживлением экономики, ее подъемом, а затем вновь наступает угасание.
   - Дед, если люди приспособились к зиме, то нельзя ли приспособиться и к этому?
   - Конечно, кое-что придумано и иногда помогает.
   - Иногда?
   - Да, не всегда. Например, одним из таких инструментов используется манипулирование процентной ставкой банковских кредитов. Скажем, кредит взят для строительства дома. Когда дом будет построен, его продадут по цене тем большей, чем дороже был куплен кредит.
   - Я это знаю! Берешь на время, а отдаешь навсегда, да еще и приплачиваешь!
   - Правильно, так вот процентная ставка и определяет, сколько нужно приплатить.
   - А бабушку процентщицу в "Преступлении и наказании" за это вот и убили.
   - Да, видимо за это. Но смотри как интересно, чем меньше процентная ставка, тем меньше стоит дом, тем больше людей смогут его купить, тем большему количеству людей будет предоставлена работа на строительстве домов, производстве кирпича, мебели, стекла, тем больше будет выплачено денег в виде зарплаты, и тем больше эти деньги могут быть использованы на покупку всего чего нужно людям, временно неиспользуемая часть зарплаты находящаяся в банке во вкладах используется для новых кредитов, а это...
   - Это похоже на ком снега, его катишь, а он все больше и больше налепляет на свои бока, а потом... разваливается.
   - Вот, вот! Разваливается! И чтобы он не развалился, эту ставку нужно вовремя повысить, сделать дома дороже, у богатых отсосать часть денег, интересы бедных направить на другие более доступные им нужды, и тем самым как бы скомандовать начало подготовки к неизбежности зимы, приказать экономически забыть о летнем отдыхе, о развлечениях, а думать о простых заботах, о питании, одежде, обучении детей.
   Многие это поймут, подготовятся и без больших потерь минуют трудный период. Это те, что воспринимают кризис как неизбежность, те, кто не борется против прихода зимы, а живет зимой в доступном комфорте. А кто восстает против неизбежного обычно погибает.
   - Но русские богатыри побеждали Змея Горыныча!
   Коля задумался, загрустил. Я его понимаю, мне эти повторения все больше и больше, с возрастом, наверное, становятся в тягость. Я имею в виду зиму. Так долго она у нас длится, целых шесть месяцев.
   На столике на крыльце, на котором мы после завтрака восседаем, давно уже расставлены и ждут шахматы. Сыграем одну партию и пойдем на рыбалку. Цветет шиповник и в это время поднимается из донного ила и клюет на удочку золотой карась.
   Наш дом расположен почти на самом кончике языка леса, правда, довольно разреженном, который глубоко вдается в город, и поэтому в саду встретить разнообразных летающих жителей тайги совсем не редкость. Свиристели и дятлы, дрозды и тетерева залетают, скандалят с домашними птицами из-за еды, сороки воруют кости у собаки исключительно из-за баловства, чтобы позлить кобеля. Сворованное складывают на виду, но так чтобы собака не смогла достать. На крышу дома, на столбы забора.
   - Значит, неизбежность кризиса заложена в незнании истинных желаний людей?
   - Наверное, это главная причина. Ведь затраты на производство единицы товара растут из-за все увеличивающегося количества никому не нужных, но произведенных товаров. Они-то и увеличивают стоимость покупаемых товаров. Если знать что нужно людям, то можно производить ровно столько сколько нужно.
   Но вот только, это знание никому из землян не дано.
   - А опросы покупателей?
   - Наверное, они в какой-то мере помогают уменьшить ошибку, но полностью ее исключить они не могут. Пословица есть - если б знал что упасть, то соломку б постелил.
   Я отгадал белую пешку, поэтому делаю первый ход. Ход у меня обычный е2-е4. Коля отвечает по-разному, экспериментирует, пробует разыграть какую-нибудь известную партию, но я ему в этом плохой помощник, отвечаю, не придерживаясь, по незнанию, шахматной теории.
   - Кроме процентной ставки банковского кредита есть и другие регуляторы, например, курс рубля по отношению к доллару или евро. Увеличивая или уменьшая курс рубля можно уменьшать или наоборот увеличивать приток товаров из-за границы, делать выгодным экспорт или наоборот дешевым импорт.
   Можно государству снизить налоги, тогда товары станут дешевле и, соответственно, продажи и производство возрастут.
   Можно экономить, принимать на работу иностранцев из бедных стран, им платить меньше можно, они соглашаются. Все равно зарабатывают больше чем у себя на родине. Несправедливо? Но есть в Америке и в Европе, да и у нас в России, в Москве.
   Способы борьбы с кризисами, конечно, не позволяют полностью избежать потерь в экономическом развитии стран, но делают более плавными нарастание потерь при вхождении и выходе из кризиса. Экономика только гнется, но не ломается.
   В наше время к кризисам стали привыкать, почти перестали их бояться, стали относиться как к чему-то неприятному, но неизбежному, которое можно переждать.
   - Так что сейчас можно сказать этих кризисов и не будет больше, что люди победили слепую стихию?
   - Нельзя быть уверенным в этом полностью.
   - Это как блины по воде! Скользом я до семи блинов делал, но в конце камень все-таки тонул?
   - Что ты имеешь в виду? Ты думаешь, что эти механизмы борьбы с кризисами могут когда-то не сработать, и мир, как твой камень, утонет? Может быть? Но во время последнего кризиса второй половины прошлого века эти способы работали достаточно эффективно. Япония тогда ставку процента по кредитам сделала даже отрицательной, а американцы уменьшили ее до 0,25 процента.
   - А что это за ставка отрицательная? Взяв кредит, не возвращают что ли?
   - Меньше возвращают.
   - А что ты имел в виду, когда говорил про войну?
   - Сейчас, когда в экономике снимаются все таможенные и прочие барьеры, и экономика из национальной превращается в мировую, завоевывать оружием рынки сбыта продукции, по-видимому, никто не захочет?
   - Так что выходит, что войн теперь никогда не будет и оружие никому теперь не нужно?
   - Это было бы так, если б не одно обстоятельство. Оно, правда, еще не полностью себя проявило, оно пока как бы вызревает.
   В это время к нам на стол свалился кот, сбил шахматы с доски и тем закончил вяло развивающуюся партию и спас меня от неминуемого поражения. Кот свалился с дерева, где он в очередной раз безуспешно пытался добраться по тонкой ветке к гнезду маленькой птичке-синичке. Свалился, упал на крышу сарая и оттуда рикошетом шмякнулся на перила крыльца и, спасаясь от очередного падения, юзом прокатился по столу.
   Мы быстро собрали рассыпавшиеся шахматы, солнце грело и торопило нас. Сегодня мы хотели наловить рыбы, да не удочками, а небольшим, пять метров длины, неводком. Я беру невод, обвертываю его мешком для рыбы и, сообщив домашним, что мы пошли, отправляемся в путь.
   Идти нам недалеко, километра два-три, как решим, вдоль речки по берегу, а иногда и по воде, по песчаному дну, минуя заводи по колено, мосточки-переходы, тину, песчаные косы, намытые речкой. Вместе с ней то, выходя на жар солнца, то, скрываясь под сенью ветел, под ее журчание возобновился прерванный неожиданным появлением кота разговор.
   - Дед, а в экономике не может быть такого же кота? Прыгнет, спасаясь, и все собьет? Что ты имел в виду под новым обстоятельством?
   - Это обстоятельство долгое время было малозначимым. Иногда проявлялось, ему удивлялись как диковинке, и тут же забывали. Пока оно не рухнуло с таким грохотом, да так, что не заметить его было нельзя. Оно заявило о себе не как редкая диковинка, а как не менее, а даже более важное чем материальное благополучие человека. Оно стало целью вместо привычного, заняло место тысячелетиями устоявшееся и вызвало к жизни новые, часто неожиданные проблемы, решать которые до этого не приходилось.
   - Что это за обстоятельство?
   - Это желанное для многих и нежеланное тоже для многих явление - глобализация. Мир неожиданно для всех стал вдруг маленьким. Любой человек теперь сев в самолет может в комфорте через несколько часов обогнуть землю. Новость не успев появиться становится известной всем или почти всем людям на планете. Известными становятся и обычаи, обряды, а благодаря телевидению их эти обычаи и даже все интимные подробности жизни бесстыдно выставляемые западным миром на всеобщее обозрение, может наблюдать любой желающий.
   В первых рядах любознательных - дети.
   При ближайшем рассмотрении многое из чужой жизни, неизвестной, а неожиданно ставшей известной в подробностях не принимается, возникает чувство брезгливости и нередко протеста.
   Не принимается религиозный нигилизм одними и фундаментализм другими.
   Глобализации еще не исполнилось и ста лет, а уже слышны призывы уничтожить чуждое вместо ожидавшегося - понять других. Но тем не менее люди тянутся к хорошей жизни, к западным стандартам, уезжают, покидают родные места не надеясь на быстрое процветание родины.
   Принимая новый образ экономической жизни, новые эмигранты не стараются душой понять тот мир который их принял, не отказываются ни от чего, что их сопровождало на родине.
   Виновато и то обстоятельство, что переселение осуществляется быстро, переселенцы просто не успевают привыкнуть, а современная жизнь требует жить по-новому иначе тебя мир исторгнет из себя.
   Язык и традиции страны их приютившей так и остаются чуждыми, религия враждебной, менталитет вызывает презрение.
   Сейчас в моде слово толерантность, то есть терпимость, но сказать - это не значит поверить и уж совсем не значит, это почувствовать.
   Терпимость возможна и невозможна. Во Франции, в Германии и США, где коренное белое население уже значительно разбавлено эмигрантами из стран Африки, Азии и Латинской Америки нередки случаи отторжения ценностей западной цивилизации. Нетрудно предвидеть, что если количество эмигрантов будет возрастать, то произойдет то, что произошло в Африке, Индии, Юго-Восточной Азии, а в последнее время происходит в Косово.
   - А что там произошло?
   - А произошел там насильственный исход, вытеснение несхожих с большинством населения в религиозном, морально-этическом отношении немалых групп людей, живших там не одно столетие. Вышвырнутые европейцы по крови, но не по рождению, вернулись на родину своих предков в Португалию, Испанию, Францию, Великобританию, Голландию, Бельгию, Италию, а на наших глазах происходит исход сербов из Косово, русских из республик Средней Азии и Кавказа.
   Европейцам было да и есть пока куда возвращаться. А куда побегут европейцы из своих стран? Когда они своими руками отдадут их пришельцам?
   - А неужели нельзя как-то примириться, жить дружно?
   - Наверное, нельзя, когда живешь рядом, когда слышишь чужое дыхание, непонятную речь, интонации, непереносимые обычаи. Одни запахи чего стоят!
   - Но в Америке и Европе распространены китайские рестораны.
   - Помню.
   А помнил я тошноту, которую испытывал, читая меню и осматривая принесенные кушанья у нас на столе и украдкой заглядывая на столы соседей.
   - Только трудно привыкнуть.
   В детстве я много времени проводил с калмычатами, пил, ел, играл с ними, но и боялся: их черных лиц, раскосых глаз. До сих пор в глазах пожилая калмычка, носа у нее не было, две дырочки на плоском лице...
   - Россия, если бы не одно обстоятельство, могла бы быть исключением. Ведь у нас веками уживались рядом разные, не похожие друг на друга нации и верования. Но война в Чечне все перевернула.
   Было согласие или его не было? Кто сейчас ответит.
   - А почему так вдруг случилось?
   - Твои прадеды, четверо на ней были, один из них - дед Сергей погиб на Украине. Много народу, наций было выселено со своих мест. Моя бабушка, а твоя пра-пра-бабушка говорила, что калмыцкий князь жеребца с уздечкой подарил Гитлеру. И вот за это калмычат и выслали к нам в Сибирь.
   - А как это выслали?
   - Это просто. Немцы осадили Сталинград. А калмыки жили южнее Сталинграда в степях. Как раз в том месте, откуда предполагалось прорывать оборону немцев. И вот перед этим наступлением солдаты прошли цепью по степным поселкам, выловили калмыков, посадили их в машины, потом в вагоны и привезли в Сибирь. Зимой они прибыли в нашу деревню. Поставили юрты на горе у Воровского Лога - так они любили простор, свежий ветер, так жили на родине. Но там у них теплее, нет таких морозов как в Сибири. Постепенно поняли.
   - А чеченцы?
   - В конце войны с Германией в 1944 году в праздничный день, 23 февраля пришла очередь чеченцев и ингушей испытать судьбу безвинных изгнанников, которую до них уже успели испытать массы дворян, купцов, духовенства, крестьян, интеллигенции, целые народы калмыки, поволжские немцы, корейцы. И после чеченцев и ингушей кремлевский горец продолжал кудесить, после войны он распространил свою злость на народы Восточной Европы.
   - Это Сталин?
   - Сталин. Много лет прошло, но люди помнят, не забывают.
   - Но война в Чечне закончится когда-нибудь все же закончится?
   - Коля, Коля! Закончится, видимо, когда русские уйдут с Кавказа. Так было в Африке, так было в Индии и так, видимо, будет в Чечне.
   Мы совсем недалеко отошли от нашего дома, день был не очень жаркий, и переходя вброд речку, обнаружили, что Колины новые резиновые сапоги пропускают воду, где-то появилась дырочка. Хотя мы и торопились, все же решили ее найти. Коля снял сапог, я перегнул голенище так, чтобы из сапога при надавливании на него воздух мог выходить только через дырочку. Окунули сапог в воду и по пузырькам выходящего воздуха обнаружили маленький гвоздик впившийся недалеко от носка сапога между его подошвой и основой. Гвоздик ходьбе по сухому не мешал, и чтобы не потерять дырочку мы не стали гвоздик вытаскивать до дома.
   Придя домой, я поставил чайник на огонь, он вскоре зашумел, мы попили чай.
   Его тезка, мой брат Николай был старше меня на двенадцать лет. Нас с ним разделяла та самая война. Вспомнил я его не даром. Все свое детство я разными способами добывал рыбу. Иногда много, крупной, а чаще всего или мало, или совсем мелкой - мульков. Рыбу наши любили, сама фамилия наша намекала на бандитское или рыбацкое происхождение. Одному рыбачить всеми снастями трудно, некоторые снасти требуют двух, а то и трех человек. И я подыскивал себе надежного помощника. Искал лет с семи, долго перебирал сверстников, пока к двенадцати годам не понял, что зря - не найду. А понял, когда мы стали с братом вдвоем рыбачить, когда он вернулся из армии. Раньше мы с ним не рыбачили по малости моих лет.
   Интересно, что служил он не где-нибудь, а на одном из двух островов Диомида в Беринговом проливе. На другом острове - американцы.
   - Деда, а почему в России все-таки не было такого кровопролития как в Югославии.
   - Югославия это страшный пример. Там живут сербы, словенцы, хорваты, черногорцы и боснийцы и все они говорят на одном языке - сербохорватском, но у них разные религии. У сербов - православие, такое же как у нас. Боснийцы - мусульмане. Ведь Югославия пятьсот лет была разделена между двумя империями: Османской и Австро-венгерской. Хорваты и словенцы - католики. И вот это несходство в вере породило, разожгло эту нетерпимость.
   - Люди в России умеют ладить друг с другом, потому что хотят ее целостности и могущества?
   - Наверное, по крайней мере, это одна из причин останавливающих распад России на множество мелких национальных государств. Распад был в ее истории, и она за это поплатилась монгольским закабалением на долгие сто лет.
   - А что еще?
   - Это наша речь, язык, наша жизнь, все появляющиеся и исчезающие изменения. Новые слова рождаются с новыми поколениями, сопровождают их и остаются как напоминание об ушедшей жизни. Вот слова начала прошлого века: ударник, мандат, большевик, эсер. Они когда-то не сходили с языка. В словарях присутствуют и сейчас, но современность лишь смутно представляет или даже совсем не знает их значения.
   Язык сопротивляется. Насильно внедрить в него что-то невозможно. Он выкинет все равно. Пословицы, поговорки приживаются не все и совсем непонятно по какому принципу. Когда-то я прочитал книгу про разведчика майора Пронина и в этой книге, на всем ее протяжение приводилась новая, видимо авторская поговорка: "Мал и глуп, ел мало круп", или что-то в этом роде. Не взял ее язык. А напротив - матерки! Как уж их изживали! И ничего! Живы здоровы!
   Язык живет своей языковой, ему одному понятной, жизнью, и его отражение мира человека более объективно, чем что-либо другое. Свойство языка собирать все ценное, подкрепленное неким консерватизмом вполне возможно в целости и сохранности донесло до нас и может быть донесет до наших потомков идеалы живших до нас.
   - Но ведь жизнь меняется, и ты сам говорил, что прошлое не вместит настоящее. Оно уже?
   - Не то чтобы уже, просто оно не такое, чуть сдвинуто в сторону. Сто лет назад протоиерей В.В. Зеньковский в своей книге "История русской философии" написал, что исследование опирающееся на специфические сведения хранящиеся в языке, все-таки не может быть проведено в отрыве от реальности, как и всякое историческое исследование".
   Я снял с полки увесистый том его труда и отыскал нужное место.
   - Послушай, что он пишет по этому поводу: "Мне могут сделать упрек в том, что я не только излагаю и анализирую построения русских философов, но и связываю эти построения с общими условиями русской жизни. Но иначе историк - и особенно историк философской мысли - поступать не может. Несколько в русской философии, несмотря на ее несомненную связь и даже зависимость от западноевропейской мысли, развились самостоятельные построения, они связаны не только с логикой идей, но и с запросами и условиями русской жизни".
   - А вот у Даля еще, - я снимаю с полки толковый словарь Владимира Даля:
   "Слово - исключительная способность человека выражать гласно мысли и чувства свои, дар говорить, сообщаться разумно сочетаемыми звуками. Словесная речь дана человеку, и слово является первым признаком сознательной, разумной жизни. Слово - есть воссоздание внутри себя мира. К. Аксак. А с появлением письменности этот, давно ушедший мир, мысли и чувства человека, людей, живших до нас, становятся доступными для понимания и осмысления современному человеку".
   - А в Библии - в этом древнейшем памятнике культуры и религии слово наделяется более значимыми функциями. Оно сравнивается с богом, сотворившим мир, без бога, как и без слова, невозможно жизнь.
   - В Евангелие от Иоанна сказано:
   1. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
   2. Оно было в начале у Бога.
   3. Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
   4. В нём была жизнь, и жизнь была свет человеков.
   5. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
   - Что означают эти слова из Евангелия? Как-то не ясно и слова странные. Вроде и знакомые, но какие-то необычные. Глубокие что ли?
   - Что ты хочешь. Написано более тысячи лет назад, чувствуется, как автор экономно использует каждое слово. Каждое слово важно и что-то определяет.
   - Иоанн, говорит: надо прежде понять, что надобно и будешь создавать, поэтому так важно слово.
   - А из чего создавать? Из глины?
   - А это создателю было известно и казалось тогда очевидным для всех, поэтому из чего и каким способом древний летописец не приводит, опустил из экономии места в книге.
   - Вот как! В те времена было очевидным, известным всем, а забылось. Лучше бы забыли что-нибудь другое.
   - Вмешалась современность, напустила туману?
   - Да, видимо так. Из чего создавать? Из ничего, из пустоты нас окружающей. Об этом знают и сейчас, просто люди не могут применить свои знания.
   Волновая теория строения вселенной, корпускулярное строении световой энергии (света), поглощение света окружающей средой, накопление энергии в космическом вакууме... Это есть и никого это не удивляет, все это могут делать - светить фонарем, электрической лампочкой, свечкой. Но никто не знает, как наладить обратный процесс, как из вакуума, из пустоты, из ничего извлечь ту энергию, ту материю, которую он поглотил, которая там накопилось за долгие годы от света, от света звёзд. А тогда видимо знали, как это делать и этой энергии и этой материи тогда хватило на нашу вселенную и еще осталось чтобы и мы могли любоваться звездным небом.
   ...Я встаю рано, в пять часов и готовлю завтрак и обед. Летом мы русскую печь не топим - жарко, топим только зимой, тогда печем в ней хлеб и варим суп. Чаще всего это щи, иногда борщ или лапша. Коля любит блины, испеченные в русской печи.
   Эти блины особые, пекутся на углях, после того как печь хорошо протопилась. Сковородка садится в горячую печь для разогрева специальным ухватом - подсковородником. Нагревается, потом смазывается куском свиного сала или еще лучше бараньим курдюком. Жир шипит на раскаленной сковородке, на нее наливается жидкое блинное тесто, одновременно сковородку наклоняют, чтобы тесто равномерно растеклось по всему дну и затем садят в печь. Там блин начинает пропекаться одновременно и снизу и сверху. Поднимается, отделяется пузырем верхняя тонкая пленка, которая тут же пропекается и превращается в хрустящую бахрому похожую на кружево. Такое же кружево бывает на ручьях и лужах весной по утрам, когда растаявшая за день вода уйдет и оставит после себя хрусткую ледяную канитель.
   Пеку я обычно на двух или трех сковородках, поэтому когда блин готов, его достают и тут же горячий со сметаной мгновенно на перегонки съедается. Я тороплюсь, но все же не успеваю за двумя едоками, за Колей и его бабушкой, моей женой. Родители Коли любят поспать, и их на ранний завтрак мы не зовем.
   Когда-то считалось, что кто рано встает, тому бог дает. Но постепенно урбанизация уменьшила зависимость продолжительности работы человека от его достатка. Все большее значение стало приобретать качество труда. Образование, знания человека существенно сократили его участие в труде, уменьшили продолжительность трудового дня. От темна до темна работали наши деды и прадеды.
   Пословица помнится, но жизнь изменилась и стала такой непохожей на ту жизнь, в которой я появился на свет. За какие-то пятьдесят, даже сорок лет ушла в небытие простая совестливая русская жизнь. Жизнь по совести, когда главным законом была жизнь на виду у людей, когда каждый свой поступок каждый сверял с народным мнением:
   - А что скажут люди? - говорила мать сыну, жена мужу.
   Но пришло время, и привыкли к двойственному существованию, как шпионы - думать одно, говорить другое. Говорили свобода, а были "лагерной пылью", потом была законность, а на самом деле - грабёж. Садили одно, а вырастало нечто иное:
  
   Закон иголку пронести не дозволяет,
   Но деньги обеспечат грузу путь.
   Так на Востоке свойство миром управляет -
   Закон, что дышло, его можно повернуть.
  
   Да и наверное, это не заслуга последних лет. Карамзин писал: "Явился Петр. В его детские лета самовольство вельмож, наглость стрельцов и властолюбие Софьи напоминали России несчастные времена смут боярских. Но великий муж созрел уже в юноше и мощною рукою схватил кормило государства. Он сквозь бурю и волны устремился к своей цели: достиг - и все переменилось!
   Сею целью было не только новое величие России, но и совершенное присвоение обычаев европейских... Потомство воздало усердную хвалу сему бессмертному государю и личным его достоинствам и славным подвигам. Он имел великодушие, проницание, волю непоколебимую, деятельность, неутомимость редкую: исправил, умножил войско, одержал блестящую победу над врагом искусным и мужественным; завоевал Ливонию, сотворил флот, основал гавани, издал многие законы мудрые, привел в лучшее состояние торговлю, рудокопни, завел мануфактуры, училища, академию, наконец, поставил Россию на знаменитую степень в политической системе Европы..."
   Я вновь читал письмо Карамзина.
   "...Петр нашел средства делать великое - князья московские приготовляли оное. И, славя славное в сем монархе, оставим ли без замечания вредную сторону его блестящего царствования? Умолчим о пороках личных; но сия страсть к новым для нас обычаям преступила в нем границы благоразумия.
   Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во времена самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, нечто иное, как уважение к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранные, государь России унижал Россиян в собственном их сердце.
   Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам? Любовь к Отечеству питается сими народными особенностями, безгрешными в глазах космополита, благотворными в глазах политика глубокомысленного..."
   Неужели только от Петра пошло пренебрежение к народному духу, тысячелетним традициям Руси?
   " ...Дотоле, от сохи до престола, Россияне сходствовали между собою некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях, - со времен Петровых высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского, народного единодушия государственных состояний.
   В течение веков народ обвык чтить бояр, как мужей, ознаменованных величием, - поклонялся им с истинным уничижением, когда они со своими благородными дружинами, с азиатскою пышностью, при звуке бубнов являлись на стогнах, шествуя в храм Божий или на совет к государю".
   - Но Петр - это счастье России или горе России? Стремление сблизить Россию с Европой разве это не похвально?
   - Похвально, но возможно ли? Сходны ли мы с европейцами? Твой прадед говорил: "У Руся одышка, а Герману крышка". Так говорили, когда он после войны израненный доживал.
   Ведь Европа в средние века, пятьсот почти тысячу лет назад, восприняла и стала развивать богатое наследстве культуры античности. Это было совсем нетрудно, так как язык древних - латинский - стал языком церкви, и культурная традиция Рима и Греции просто получила свое естественное продолжение. Совсем другое происхождение имеет культура славян, особенно восточной их, нашей отрасли.
   Академик А.А.Шахматов, который занимался подробным изучением русских летописей, исследуя историю русского языка и его диалекты, пришел к выводу, что древние славяне появились первоначально в современной восточной Венгрии и Южной Польше, в верховьях Вислы, по берегам Тисы и на окрестных склонах Карпат.
   Во времена Великого переселения народов славяне продвинулись до берегов Балтийского, Адриатического и Эгейского морей. Они соприкасались с сарматами, германскими племенами, литовцами, латышами, пруссами, ятвигами, финскими племенами (суоми, эсты, чудь белоглазая, чудь заволоцкая) и образовали к девятому веку несколько государств. Если Европа совершила культурный прыжок, то Россия осмысленно хранила в неприкосновенности свою старину. Дорожила ею, считала это своим счастьем.
   Славянское население быстро множилось, окрестные народы видя и завидуя их силе и благородству с удовольствием брали их язык и через поколение надежно забывали свой.
   Славяне распространялись на север - это венеды. Интересно, что эстонцы и сейчас так называют славян. На юге их звали склавины, на востоке - анты, на Волыне - волыняне, в степях Причерноморья - тиверцы и уличи, на Припяти - древляне, а также дреговичи, радимичи, вятичи.
   Мирно уживались с местными угро-финскими племенами, чего не скажешь о древнем скандинавском племени русов, которые жили грабежом соседей. Долго боролись славяне, но победили не они, а русы. В 882 году в Киеве воцарился Рюрик - князь русов и с этого времени началась Киевская Русь.
   Для России древние культуры Киевской Руси и западных стран конечно не были чужды, но знакомясь с богатейшей культурой Запада, русские люди неожиданно быстро осваивались, и через некоторое время чувствовали себя уверенно в философских и научных изысканиях. Так очень быстро оказались среди лучших умов той эпохи русские ученые Ломоносов, Лобачевский.
   Реформы Петра I, несомненно, способствовали продвижению России к прогрессу, но и смогли так унизить и оболгать русское, народные обычаи и традиции, представив их как отсталые и неприемлемые, что выработали стойкое неприятие западного. Русский стал себя считать другим, не европейцем:
   - Француз боек, а русский стоек, так говорили солдаты русской армии, которым пришлось столкнуться на полях сражений с французами. И все это на фоне когда, подобно Петру, целые поколения образованных Россиян следовали традициям Запада, отвергая все свое, русское и Россия долгое время служила эхом свершений на Западе.
   - А могло это глумление над народным заведением явиться причиной падения династии Романовых? Ведь отречение Николая II произошло через какие-то двести лет после начала Петровских реформ.
   - Наверное, повлияло, ведь соблюдение народных традиций способствует долгожительству народа, его особенности позволяющей ему не смешиваться с другими народами пусть даже иногда более сильными и многочисленными. Например, евреи сохранили свою культуру, религию, обычаи и ощущают свою идентичность, несмотря на многовековое рассеяние по миру.
   - Я читал про них, про иудеев Хазарии, про тех о которых упоминается в "Песне о вещем Олеге".
   - Давай, почитаем эту песню вечером, а то нам пора собираться. Ты не забыл, что нас ждет сено?
   Описываемые события происходили жарким летом в конце июня. У нас был у речки огород, в котором мы ничего не садили, а использовали как покос. В огороде росла хорошая трава, смесь разнотравья. Весной в апреле, когда снег начинает под солнцем напитываться водой и оседать, я хожу в огород и подсеваю семян тимофеевки. Ровным слоем сыплю на снег и забораниваю граблями. Огород небольшой, солнце яркое, со мной в этом году ходил и Коля. В другое время сеять нельзя, не взойдет, высохнет или смоет полой водой.
   И вот сейчас мы собираемся идти ворошить сено. Скосили мы два дня назад, позавчера. Сегодня перевернем подсохшие валки, растащим, раструсим на свободном месте. Работа хорошая, сено запашистое, зеленое, дождя, слава богу, пока нет. Хуже нет смотреть на сено попавшее под дождь, как оно мокнет, потом, высыхая, чернеет, начинает пахнуть гнилью.
   Берем с собой в бидончик воды, идти нам недалеко, под горку к речке, кто по переходу, кто прямо по воде и вот он наш покос. Грабли и вилы спрятаны в кустах у озерка. Это озеро появилось недавно, небольшое, круглое, шириной метров пять и довольно глубокое. Полая вода постаралась - вымыла круговоротом.
   Работу сделали быстро, напились воды, остатки вылили под куст - пусть ветелка попьет, уж очень жарко. Пошли смотреть осиное гнездо. Крупные осы устроили свое бумажное гнездо обычным способом - прилепив его под толстой веткой ветлы. Осы чувствовали свою власть, летали по своим делам не обращая на нас никакого внимания. Деревенские люди обычно зорят ос, не любят их за больные укусы, за жало с капелькой яда. А мы не трогаем их и осы живут под этим кустом много лет, каждый год, меняя гнезда.
   - Вот сидим мы с тобой здесь, а тысячу лет назад, что здесь было? Может тоже сидели, говорили на другом языке, и как мы обсуждали сожительство разных народов. Ведь это место было всегда, а народы приходили, жили, а потом уходили на другие места или исчезали вовсе.
   Чуть больше тысячи лет назад, в начале IX в., кроме хазар, в Хазарии жили печенеги и евреи. Евреи незадолго до этого были вытеснены из Ирана и Византии. Их было немного и справедливо было бы предположить, что они растворятся, смешаются с хазарами, перестанут отдельно существовать. Но этого не произошло.
   - Почему?
   - Помог обычай. Евреи считают, что "никто не может обнаружить след птицы в воздухе, змеи на камне и мужчины в женщине". Поэтому все дети евреек, независимо от того, кто был их отец, считались и сами себя считают евреями. У хазар же, как и у большинства народов, родство определялось по отцу. Это различие и определило различные судьбы двух народов, евреев и хазар.
   - А какова судьба хазар?
   - Они исчезли. Может и есть где-то их потомки, но они себя не выделяют, говорят на другом языке. Их было больше чем евреев, они, как и русский народ в силу великости не боялись исчезнуть ни физически, ни культурно. Но, тем не менее, исчезли.
   - Подражание Западу тогда сменилось осознанием самого себя, гордостью за русскость. Появилась мощная русская литература. Державин, Жуковский, Пушкин. После Пушкина русские писатели выбрали свой собственный путь. Они не то чтобы чураются Запада, они продолжают откликаться на его жизнь, но неистощимый источник вдохновения они нашли в русской душе, в мечте о правде и справедливости, свободе, равенстве и братстве. Достоевский и Толстой писатели не только России, но и мира. За литературой следовали и театр, и живопись, чуть позднее и музыка.
   - Дед, а значение словаря Даля разве меньше чем значение для русского языка стихов Пушкина?
   - Словарь - это архив свершенного, а поэзия, искусство - это душа, это невысказанность, богатство, это будущее. Даль это понимал, поэтому старался приблизить словарь к литературному произведению. Ведь в стихах, поэмах и прозе мы читаем слова окрашенные смыслом, читаем их в контексте с другими словами, они передают нам не только факты, но и настроение, палитру богатейшую чувств. А ведь именно это и является достоинством художественного произведения. И эта наполненность чувствами и отличает хорошую литературу от плохой газетной статьи или словаря. Даль в своем подробнейшем словаре приводит, поэтому не одни голые значения слов, а старается дать их звучание. Но понятно, что словарь по объему должен иметь ограничения, как и талант отдельного пусть даже и хорошего писателя не передаст нам всю красоту и богатство языка.
   Литература впитывает штрихи времени, пытается обессмертить его в строке, хотя бы чуть-чуть, его малую толику. Читая произведения литературы прошлого, слушая музыку, знакомясь с живописью, наши потомки не смогут составить полного представления о нашей жизни. Если сохранившийся долгожитель попытается им в этом помочь, то и его рассказ не избежит влияния сиюминутности и будет фальшивым, что скоро поймут и слушатели, да и сам рассказчик.
   Писатель пишет о том, что его волнует, его желания и возможности ограничены временем, сюжетной линией, из описания ускользают многие важные стороны повседневности, а некоторые из них уходят навсегда. Вот почему образ прошлого в нашем сознании имеет черты чего-то мечтательного, нереального, в результате чего потомкам достается множество картинок нашей эпохи, из которых их разум лепит нечто целое, связное и стройное, но совсем непохожее на оригинал.
   Почти как у Льва Толстого в его романе "Война и мир" представлена немецкая военная машина: - "Erste kolonne marschirt! Zweite kolonne marschirt!" - как нечто глупое и неповоротливое. И потомки только удивятся такому быстрому прогрессу разума немецкой нации когда она за два месяца в 1941 года захватила пол России.
   Об этом или почти об этом пишет в своей книге "Тысячелетие вокруг Каспия" Лев Николаевич Гумилёв - историк, сын известного поэта начала прошлого века Николая Гумилева. В этой книге, рассматривая законы рождения и развития этносов предлагает методику работы с литературными источниками прошлого. Вот послушай:
   "Как добыть достоверную информацию? Это непросто. Если бы сохранившиеся источники, ныне изданные, переведенные и комментированные, давали толковый ответ на вопрос о первом столкновении Дальнего Востока с Крайним Западом, то нам было бы незачем писать эту главу. Но источники невразумительны. Поэтому на минуту отвлечемся от темы ради методики. Хочется сказать слово в защиту Аммиана Марцеллина и его современников. Они писали чушь, но не из-за глупости или бездарности, а из-за невозможности проверить тенденциозную информацию. Ведь не мог же римский центурион ради научных интересов выправить себе командировку в Западную Сибирь?! Да, если бы он смог туда поехать, то во время Великого переселения народов у него было слишком мало шансов уцелеть и вернуться, чтобы написать очередной том "Истории".
   - И мы сейчас находимся на линии движения народов тогда много сотен лет назад. Может быть, на этом месте было столкновение Востока с Западом? Так получается, что мы верно не сможем понять даже своего соотечественника по его записям, не говоря уже о людях другой, незнакомой нам культуры?
   - Получается, что так. Но чем больше мы узнаем народ, его обычаи, верования, идеалы тем точнее наш перевод с древнего. Наш современник, говорящий на одном из незнакомых нам языков, также тайна за семью печатями для нашего понимания.
   Буквальный перевод с его языка сделанный по словарю мало что даст. Перевод сделанный историком с древнего текста даст тем больше, чем больше историк знает об этом народе и времени, когда этот текст был написан. Без знания страны (географии), обычаев народа (этнографии) и его традиций (истории) передать смысл источника трудно, наверное, и невозможно.
   Аммиан Марцеллин - это историк, живший в Древнем Риме примерно полторы тысячи лет назад, автор "Истории".
   - Интересно бы услышать, как тогда говорили.
   - Услышать? Прошлое говорит с нами языком письменности. Даже мертвый язык мы можем прочитать, докопаться до смысла написанного ни разу не услышав его звучания.
   Звуки прошлого ушли и нам недоступны. Мимика и жесты в какой-то мере передают наскальные рисунки, живопись, скульптура, графика. Хотя все это не менее индивидуально чем письменность, но позволяет в какой-то мере реконструировать живое движение. Звук древности, увы, недоступен.
   ... Очень жаль! А ведь и тогда пели песни. И веселые и грустные, рассказывали сказки, просто разговаривали. Сейчас все просто. Видео запись доступна каждому мальчишке или девчонке, не говоря уже о взрослых.
   - Но это стало доступно широко только сейчас, а профессионалы пользуются этим немногим более ста лет. Наше время накопит для будущего массу материалов, будущие исследователи получат море информации, но судить о нас они будут также приближенно. Время уносит с собой нечто неуловимое - уносит сиюминутность, мгновение.
   - Давно когда-то, я читал в старом журнале "Наука и жизнь", не помню за какой год, заметку о попытках услышать звуки древней речи записанной на глиняном горшке в момент его изготовления на гончарном круге. Исследователи предполагали, что мог быть случайно записан разговор гончара, также как записывается звук для граммофонной пластинки. Колебания воздуха, вызванные звучащей речью, могли воздействовать на руки гончара, а через них эти колебания могли запечатлеться на мягких еще, глиняных стенках горшка.
   - Я тоже в свое время читал об этом. Наверное, это когда-нибудь и получится, и мы что-то услышим... Услышим слова, произнесенные в древности. Но поймем ли? Ведь значения одних и тех же по написанию слов, как, кстати, и жестов, со временем меняется, а иногда даже имеет противоположное значение.
   Вот, например, движение головой означающее "да" или "нет" у русских и у болгар противоположное, хотя те и другие имеют, судя по языку, славянское происхождение. Или еще - толкование одного и того же слова из "Толкового словаря живого великорусского языка" В. Даля и "Толкового словаря русского языка" С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, созданных в течение одного столетия в некоторых случаях существенно разнятся, не говоря уже о понимании значения слова на слух.
   Например, слово парусло. Если не смотреть в словари, то трудно подавить ощущение парусности, т.е. это что-то от паруса, хотя на самом деле это сухое покинутое русло реки, старица, речица. "Уходя подмывкою всё дальше в нагорный берег, реки покидают парусла на луговой стороне". В словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, нет уже ни слова парусло, ни слова речица, ни существительного подмывка, и осталось лишь одно значение - старица. Попутно замечу, что этих слов нет и в словаре редактора WORD, а ведь эти словари отстоят от словаря В. Даля на каких-нибудь полтораста лет.
   Сочетание звуков доносит почти без искажения до нас письмо, хотя и это не бесспорно, так как время от времени происходившие реформы письменности оставляют свой след в языке, упрощая, обедняя его выразительные возможности. А жизнь, время работает настойчиво над усложнением словаря привнесёнными иностранными словами и терминами.
   Профессиональные языки часто намеренно (медицина), а иногда из-за косности и апломба их носителей, становятся непонятными совершенно или частично для остальных людей. И эти остальные люди, пытаясь понять смысл незнакомого слова, увязывают его с предметом, которое оно обозначает. Например, кое-кто считает, что поликлиника это не что иное, как полуклиника, т.е. полубольница, где проводят только амбулаторное лечение. А слово оптом (купить, продать оптом) произносят как опытом или опатом, приспосабливаясь к смыслу незнакомого слова.
   Некоторые слова потеряли свой первоначальный смысл. Так обжорный ряд - место на рынке, где торговали горячей пищей - имеет в наше время экспрессивную, явно негативную окраску, как и слово обжора... Хотя сто лет назад вполне распространенное название базарных рядов, где готовилась и продавалась горячая пища.
   А слово лоханка - обручная посудина, мелкая, круглая или долгая, с ушами, иногда на ножках, для стирки белья, мытья посуды, разноски живой рыбы, таз для умывания, не так давно вышедшая из употребления - в наше время обозначает скорее лоха (простофилю) женского рода, а не деревянную посуду.
   Смысл некоторых слов стал неразличимым из-за неразличимости для большинства наших современников предметов, которые этими словами обозначались. Кто в наше время знает разницу между обычными предметами быта крестьян прошлых веков лавкой и скамейкой? Поэтому применяют либо то, либо другое слово. Возможно, что скоро одно из этих слов выйдет из употребления. Почему же в прошлом эти слова, обозначающие близкие по использованию предметы, назывались по-разному? Обратимся к словарям.
   В словаре В. Даля скамья (скамейка) имеет два значения. Первое - это доска на ножках для сиденья; переносная лавка или табурет, стул без ослона, спинки или низенькая подставка под ноги. И второе - подушка, на которой лежит клин морского артиллерийского орудия.
   В словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, т.е. через полтораста лет слово скамья (скамейка) приобрело много новых значений, потеряв, правда, свое старинное военное применение. Наверное, из-за модернизации палубной артиллерии, а может быть и из-за чрезмерного засекречивания военных терминов. Среди этих новых значений можно назвать: скамейка штрафников (спорт); институтская, университетская скамья; скамья подсудимых; садовая скамья.
   Лавка (лавочка) - это глухая неподвижная скамейка, доска для сиденья вдоль стены, прикреплённая намертво к стене.
   Но больше всего не повезло словам, которые забылись в связи с выходом из употребления предметов или действий, которые они обозначали. Так, если задать молодому человеку вопрос, что означает слово весёлка, то он вряд ли скажет, что это лопаточка, которой месили тесто в квашне (квашонке). А слово мутовка? Хотя совсем недавно они были, да и сейчас, кое-где ещё являются необходимыми предметами обихода.
   - А если взять "Слово", то там мы, наверное, ничего вообще не поймем?
   - Установление истинного значения слов и предложений в древнерусских памятниках несмотря даже на то, что русский язык обладает богатой преемственностью, и мы можем, правда, с некоторыми раздумьями, читать тексты тысячелетней давности и понимать общий смысл. При этом к сожалению, частности ускользают, и тем больше, чем больший период времени отделяет нас от описываемого времени или от времени написания текста.
   Скажем первая фраза из "Слово о пълку Игоревъ, Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова", которая отстоит от нашего времени всего-то на какие-то 800 лет, и которая звучит современным русским языком как "Разве не любо, братья..." - до сих пор является камнем преткновения для исследователей и переводчиков. Значения слов в этой фразе понятны, но общий смысл разными исследователями истолковывается по-разному.
   Время рождает новые слова, наделяет привычные новыми значениями. Какие-то слова забываются, не используются совсем недавно бывшие привычными значения слов. Прошло чуть-чуть годков и письмо, написанное в юности, звучит на старости лет понятным, но чуть-чуть незнакомым голосом.
   - А можно предположить, сколько будет жить новое слово?
   - Какое, например?
   - Вот я недавно на майке прочитал toleranсia - толерантность по-русски. Терпимость, снисходительность!
   - Не знаю, да и никто не знает. Слова живут так долго, как долго ими пользуются. А это слово из разряда политических, это слово не бытовое, т.е. не широкого использования, а скорее кастовое слово. Как, например, слова "разрядка международной напряженности" недавно еще повторяемое радио, телевидением и газетами сотни раз за день. Сегодня не произносится практически. Смысл еще не ускользает у старшего поколения. А молодые люди уже не знают кто "зарядил эту напряженность", которую пришлось "разряжать". Так и толерантность приживется, если мы, люди, сможем быть терпимыми, жить с удовольствием рядом с другой культурной традицией.
   - Что культурная традиция так уж противоречит терпимости?
   - Даже в природе! Толерантность в биологии - это полное или частичное отсутствие иммунологической реактивности, или по-другому - полное отсутствие способности к самозащите организма. Замечу, что люди - это биологические организмы. Может ли мир быть прочным, или как сейчас говорят, стабильным, если мы будем проявлять терпение (толерантность) к действиям, поступкам, обычаям несхожих с нами в чём-то людей? И да, и нет. Смотря каких жертв, от нас потребует эта толерантность.
   Вот простой пример. Ваш сосед, такой же, как и вы веры, и национальности, имеет одну единственную отличную от вашей потребность, вошедшую в привычку, это - слушание днями и ночами громкой музыки, такой громкости, что ее в подробностях способны слышать все жители многоквартирного дома и под которую невозможно ни думать, ни спать, ни жить... Это можно терпеть, но сколько? Можно ли с этим смириться. Можно ли долго терпеть подобную несхожесть привычек? Можно, если отвыкнуть думать, и стать таким же "любителем буб-бумба", дергаться под эту музыку, перестать быть самим собой.
   Мусульмане Франции терпят упрощенную одежду и свободное поведение христианских женщин, терпят давно, но привыкнут ли? Забудут ли свои тысячелетние традиции трепетного отношения к женщине? А западный мир все настойчивее требует этого от них.
   История дает ответ и на этот вопрос. В книге Л.Н. Гумилева "Поиски вымышленного царства" дается описание конфликта двух соседних, веками живших рядом народов, который возник из-за диктата со стороны якобы сильного, но в результате оказавшегося слабым народа.
   Он пишет: "...В III в. до н.э. произошло объединение Китая императором Цинь Ши-Хуан-ди (221 г. до н.э.) и создание кочевой державы Хунну (209 г. до н.э.). Тогда же была построена китайская стена, разграничившая Китай и Великую степь. Стена была проведена не только по географической, но и по этнографической границе Китая; население, жившее к северу от стены, считалось китайцами "варварским", чужим, как по происхождению, так и по образу жизни, а в политическом отношении враждебным, к чему были весьма веские основания. Именно там сложилась держава Хунну.
   Территория, населенная хуннами - современная Внутренняя и Внешняя Монголия, Джунгария и Южная Сибирь - была крайне удобна для кочевого скотоводства, да и при уровне развития сельскохозяйственной техники того времени не могла быть использована для земледелия. Поэтому хозяйство хуннов было специализировано: они имели в избытке мясо, кожи и меха, но, как все кочевники, нуждались в хлебе и тканях. Легче всего было получать эти продукты из Китая путем меновой торговли, на что очень охотно шло китайское население, но между народами встало имперское правительство и его советники.
   Императорам династий Цинь и Хань требовались средства на содержание армии солдат и чиновников, и они взяли торговлю с хуннами в свои руки, вследствие чего хунны стали получать значительно меньше тканей и хлеба, чем им это было нужно. Хунны на это ответили войной и к 152 г. до н.э. добились открытия рынков меновой торговли. В 133 г. китайцы возобновили войну и, пользуясь численным перевесом, оттеснили хуннов на север Гобийской пустыни. Однако попытка покорить хуннов закончилась в 90 г. до н.э. полным разгромом китайской экспедиционной армии.
   Новое наступление Китая на Хунну, начавшееся в 72 г. до н.э., проводилось путем дипломатии: китайцы сумели внести раскол в кочевые племена и поднять против Хунну их соседей: джунгарских усуней, саянских динлинов и хинганских ухуаней. Межродовая война, вспыхнувшая среди самих хуннов в 58 г. до н.э., облегчила победу Китая. Один из претендентов на престол вступил в союз с Китаем, а прочие погибли. Хунны в 52 г. до н.э. признали верховную власть Китая.
   До тех пор пока китайская власть в степи была номинальной, мир сохранялся, но как только узурпатор Ван Ман в 9 г. н.э. попытался вмешаться во внутренние дела хуннов, они восстали и, сковав правительственные войска на границе, поддержали восстание "краснобровых" - китайских крестьян, жестоко угнетавшихся Ван Маном. Династия Младшая Хань, пришедшая к власти в 25 г., опять оказалась перед "хуннской проблемой".
   Только разделение державы Хунну на Северное и Южное, а также союз с сяньбийскими (древнемонгольскими) племенами, обитавшими в Маньчжурии и Восточном Забайкалье до III в. н.э., позволили китайцам создать коалицию, разгромившую Северное Хунну в 93 г. Но степь опять-таки не досталась китайцам. Вождь сяньбийцев, Таншихай, одержал ряд побед над китайскими войсками и даже перенес военные действия на южную сторону китайской стены. Все китайские завоевания к 177 г. были потеряны...
   ...Китайский историк Сыма Цянь считал покорение страны, имеющей совершенно иной климат и рельеф, нежели тот, в котором привыкли жить китайцы, неосуществимым. Другой историк Бань Гу находил включение в состав империи народа, чуждого по культуре, вредным, а ассимиляцию кочевников ненужной для обеих сторон. Но с мнением ученых императорское правительство не посчиталось, и они были арестованы; Сыма Цяня изуродовали, но освободили, а Бань Гу умер в тюрьме.
   Возобладала концепция, последовательно проводившаяся императорами династии Хань, начиная с У-ди (140-87 до н.э.). Это было стремление создать мировую империю путем завоевания соседних народов и насаждения в их среде китайской культуры в ее конфуцианском варианте. Во исполнение этой программы были покорены Чаосянь (Северная Корея), Юе - северное и южное (в Гуандуне и Индокитае) - и кочевые тибетские племена около озера Кукунор.
   Однако война на севере не только оказалась неудачной, но и повлекла за собой полное экономическое истощение Китая. Великолепно экипированные армии, укомплектованные отборными воинами, руководимые часто очень способными полководцами, либо терпели поражения, либо не могли закрепить с трудом достигнутый успех. Ханьский Китай во II в. н.э. вступил в полосу жесточайшего социально-экономического и политического кризиса и не мог успешно бороться с кочевниками. Расходы на войну усиливали налоговый гнет на крестьян, которые, наконец, ответили восстанием "желтых повязок", подорвавшим силу династии Хань (184 г.). Разложившиеся ханьские войска не могли справиться с повстанцами.
   Инициативу взяли на себя аристократы, члены "сильных домов". Победив крестьян, они разделились и, встав во главе отдельных армий, вступили в борьбу друг с другом и большей частью погибли в междоусобной войне. Трое уцелевших основали три царства, на севере, юго-востоке и юго-западе, на полвека разорвав Китай (220-280).
   Так пала империя Хань, одна из четырех мировых империй (наряду с Римом, Парфией и Кушанской империями) древности.
   Для Китая это была настоящая катастрофа. Достаточно сказать, что его население с 221 по 280 годы уменьшилось с 50 млн. налогоплательщиков до 7,5 млн. Города лежали в развалинах. При государственном перевороте Сыма Яня к власти пришли вместо землевладельцев и ученых-конфуцианцев безграмотные, морально разложившиеся солдаты, еще меньше понимавшие задачи своей страны. Застенные земли перешли снова в руки кочевников, а кровавые распри между дворцовыми кликами поставили Китай на грань новой катастрофы".
   - Неужели и современный мир может подвергнуться подобным испытаниям только из-за несхожести культурных традиций?
   - Кто знает? История нередко повторяется. Отделиться бывает трудно, но, отделившись, можно сохранить сокровенное, дорогое.
   Опыт Китая по построению рубежа отделяющего от чуждой ему степи в виде каменной стены был в истории не единственным. На Украине до сих пор местами сохранились Змиевы Валы - земляные валы огромной протяженности и труднодоступности, пересекающие поля, огороды, пустыри, леса, болота, реки. О происхождении валов точных сведений в письменных источниках нет. Существуют предположения. Так известно, что при римском императоре Траяне были построены Траяновы валы в Поднестровье и Подунавье, и поэтому некоторые исследователи относят постройку Змиевых Валов Среднего Поднепровья к римскому времени, другие считают Змиевы валы древнерусскими, воздвигнутыми для защиты от кочевников.
   - Интересно, а в природе строятся ли подобные стены?
   - Как это? Что ты имеешь в виду?
   - Ну, например, волки как-то отделяются от лис?
   - Из живой природы примеры я тебе приведу...
   ...Еще был жив мой отец, а твой прадед Корней. Мы с ним смотрели в это примерно время пчел, и те ульи, где рамки были полны меда, откачивали. Я снимал крышу с улья, убирал подушку, положок осторожно отдирал с одного угла улья от верхов рамок, дымил понемногу дымарем - загонял пчел внутрь гнезда. И вот доставая для осмотра очередную рамку, мы увидели какой-то странный комок воска.
   Как потом оказалось, это был совсем не комок, а восковый саркофаг - в нем находилась убитая пчелами мышь. Она пыталась жить рядом с пчелами в их доме - тепло и сытно. А пчелы не хотели жить с нею рядом, видеть ее и убили мышь.
   Или вот еще картина, повторяющаяся каждую весну. Прилетают скворцы и первым делом начинают выгонять из скворечника воробьев, которые в отсутствие хозяев там поселились. Хорошо бы только выгоняли, так скворцы потом еще и выбрасывает из скворечника все, чтобы ничего не напоминало о недавних непрошенных гостях. Скворец не хочет жить рядом с воробьем, собака не желает видеть рядом кошек, кошки - мышек.
   - А имеет ли на это право человек? Может ли он сегодня это позволить? - я пожал плечами, не знал и не знаю сейчас убедительного ответа.
   - Растительный мир на первый взгляд более терпелив к соседям, но это только на первый взгляд. Так называемая борьба человека с сорняками на полях требует затрат труда, человек устает, но при этом экономятся силы культурных растений, они растут быстрее, дают значительно больший урожай. А если не пропалывать посевы не получишь и половины.
   - Это от нехватки питания и солнечного света?
   Может быть! А может сила роста уменьшается из-за борьбы, из-за драки растений?
   Ведь совсем еще недавно народы и культуры и религии были разделены морями и океанами, горами и пустынями, стенами и валами. Эта изолированность способствовала долгому их сожительству на земле. Преграды хранили их национальное, их обычаи, не давали прокрасться и тени сомнения в неправильности каких-то элементов их жизни. Но пришло другое время, случилось так, что это новое время ликвидировало эти природные барьеры между разными культурами. Телевидение, космос и Интернет сжали мир в кулачок. Пять пальцев - пять религий, пять миров вместе, тесно прижались друг к другу и прижавшись увидели свою несхожесть. От увиденного, им стало не по себе, они не понравились друг другу, и ничего лучшего не смогли придумать, как начать бороться, уничтожать друг друга. А все религии внутри своих канонов очень толерантны к людям в них верящих, являющихся их паствой, перед богом той или иной религии все равны, и бедный, и богатый. Не важна национальность, а важна вера, одна на всех определившая что такое хорошо и что такое плохо.
   - А может быть все вернуть назад? Убрать телевидение, кино, Интернет, уничтожить телефон, самолеты, книги, снова начать строить стены.
   - Стены уже строятся. Израиль строит стену от арабов Палестины, а Берлин совсем недавно был разделен стеной, которая защищала коммунистический канон от демократического, деспотизм от свободы. Вернуть ничего нельзя, устроить эти барьеры как-то по-новому? Наверное...
   У летчиков существует такой принцип, если самолет повел себя как-то не так, то проделай последнее свое действие по его управлению наоборот, принцип живуч, и часто бывает полезным, иногда даже спасает жизнь.
   Возврат к старому порядку, возобновление разрушенных барьеров между культурами только на первый взгляд кажется абсурдным. Будет ли полезна отмена свободы слова в стране, где сожительствуют две религии. Принесет ли контроль над тем, что говорят, пишут и показывают пользу межрелигиозным отношениям? Видимо принесет, потому что религии будут ощущать, по крайней мере, молчаливое уважение к себе. Наверное.
   - А как эти барьеры возвести?
   - Трудная задача, может и невозможная, но ее решение, быть может, сохранит наш хрупкий, мало приспособленный к конфликтам и до такой степени неустроенный мир, не даст ему свалиться в пропасть очередной войны.
   - Неужели люди не понимают, что это может быть последняя война.
   - Понимают все, но сдержать себя не могут. Конфликты из-за простейших бытовых разногласий, разницы во вкусах, одежде, религии во всем, что сотворено их предками, что они привыкли соблюдать и сохранять.
   Хотя существование людей являет собой существование одухотворенного мира, его неопределенность и его свободу. Мир предполагает сосуществование, т.е. совместное, рядышком проживание, индивидуальностей, каждая из которых, учитывая силы современного человека, способна этот мир уничтожить. Такой силы история еще не знала. Всегда человеческая гордыня встречала другую, которая могла ее обуздать.
   Трудно отказаться от дорогого, трудно мусульманину привыкнуть к бессовестной обнаженности европейских женщин. Легче этот сошедший с ума мир уничтожить. Так считает мусульманский фундаментализм.
   И мир сегодня из-за этой несогласности боится человека, и все чаще и чаще из уст человека слышится:
   - Еще небо вздрогнет от копоти!..
   - Почему? Зачем?
   - А ни за чем! Просто так!
   И как все-таки жалко, если опять война, горе и лишения. А жизнь так коротка.
  
  
  

ФАБРИКА-ПОГОДА

Рассказ

  
   Почему на полюсах лед, а на экваторе жарко известно каждому школьнику. Каждый из них скажет примерно так, что погода на полюсах, холод и льды оттого, что направление отраженных солнечных лучей на экваторе обратно направлению падающих лучей и эти падающие лучи получают дополнительный нагрев от ранее упавших и этот нагрев значительно умножает приносимое к земле и поглощаемое землей солнечное тепло, а на полюсах это направление почти перпендикулярно направлению солнечных лучей.
   На полюсах и в приполярных зонах, когда солнце переходит из северного полушария Земли в южное, наступает время полярной ночи на севере, а на юге начинается полярный день. Это явление также связано с шарообразно формой земли и прямолинейностью распространения солнечных лучей. Земля шарообразна, да ещё и приплюснута на полюсах, поэтому "живот" средних широт не даёт проникнуть солнцу в полярную зону. А в полярный день южная или северная макушка земли непрерывно освещены солнцем, ночная тень начинается с "живота" средних широт, в некоторых районах которых начинаются "белые ночи".
   Образование льдов на полюсах связано с низкой интенсивностью поглощения солнечной энергии поверхностью земли, солнечное тепло больше отражается льдами и снегами, чем поглощается, да и угол падения лучей далек от прямого. Вот поэтому на экваторе солнце жарче.
   Влияет на это также изменения температуры атмосферного воздуха при переносе тепла воздушными и водными массами. Ветер и течения - постоянные явления природы. Испарение воды, образование и перемещение облачного слоя, морские течения, изменяют температурный режим и погодные условия того или иного района Земли.
   Материки препятствуют распространению воздушных водных масс морей и океанов и стабилизируют внутри себя целые области тепла и холода.
   Земля вращается вокруг солнца по орбите несколько наклонённой к плоскости экватора, а последняя перпендикулярна оси вращения земли. Вращение Земли вокруг своей оси имеет направление с запада на восток. Рассвет наступает на востоке и постепенно распространяется на западные области. Вслед за рассветом идёт по экваториальной зоне, постепенно уменьшаясь к полюсам, волна тёплой поверхностной воды. Этой воды из-за нагревания стало больше, она расширилась, её уровень поднялся, и она должна куда-то течь.
   Если мы посмотрим на карту Земли, современной Земли, то увидим, что морские течения Индийского океана, самого жаркого, направлены на запад. Атлантического океана - на север вдоль восточных берегов Южной Америки, с заходом в "отопительный котел" северной Европы и Азии, в Мексиканский залив и Карибское море. В этом котле тёплые воды дополнительно подогреваются и рождают мощное тёплое течение Гольфстрим. Это течение идёт в высокие широты Евразии, доходит до Кольского полуострова, где Российский порт Мурманск не замерзает всю зиму, тогда как порты на Чёрном и Азовских морях покрывает лёд. Это течение в Баренцевом море идёт в полярную зону севернее островов Северного Ледовитого океана, так как прибрежные моря этого океана мелководны, изобилуют островами и создают препятствие для прохождения тёплой воды.
   Последний раз это течение напоминает о себе, выныривая севернее Новосибирских островов, и образуя там зимой на короткое или продолжительное время Великую Сибирскую Полынью. Длительность её существование зависит от температуры пришедшей теплой воды, то есть от интенсивности солнечной энергии в экваториальной зоне Тихого, Индийского и Атлантического океанов, а также уровня нагретости Мексиканского залива и Карибского моря. Полынья определяет погоду зимой в Сибири, а иногда и всей России. Почему?
   Полынья - это не замёрзший участок моря или реки. Над полыньёй в мороз стоит туман, то есть идёт процесс образования облаков за счёт испарения воды. Южнее места образования Великой Сибирской Полыньи находится Якутия с её полюсами холода Верхоянском и Оймяконом, где зимой бывают холода свыше 60 градусов по Цельсию. Якутия - это низменная пойма реки Лена с многочисленными притоками, окружённая с юга и востока горами Высокой Сибири, а с запада Красноярским плато. Эти возвышенности мешают проникновению океанских циклонов и муссонов, которые во многом определяют погоду Европы и Дальнего Востока. Только с севера Якутия открыта для воздушных масс с океана.
   Великая Сибирская Полынья, когда замерзает, туман, а за ним и облака, рассеиваются и над Якутией зависает до самой весны холоднющий антициклон, устанавливается ясная морозная погода. Космический холод немного смягчённый атмосферой и тепловыделениями земли опускается на землю. На всю зиму устанавливается холодная область высокого давления, которая постепенно распространяется на всю Сибирь, и только летнее тепло Великой Степи - монгольский тёплый антициклон - с большим трудом выталкивает к середине, а довольно часто и к концу июня якутский холод. Бывают годы, когда в Сибири всё лето люди ходят в зимней одежде. А пока полынья курится, над Якутией облака, то в Сибири сравнительно тепло.
   - Север - конец пути тёплого течения, а начало?
   - С севера на юг вдоль западного побережья Южной Америки, на различном удалении от берегов, приближаясь почти вплотную к побережью Чили, мощное холодное течение с севера на юг - Куросио восполняет недостаток воды Тихого океана, вызванный теплым течением в западном направлении. Течение Куросио - замыкает круг океанских течений, занятых обогревом Земли.
   Это описание главных механизмов морских течений и их влияния на погоду Земли не претендует на полноту. В исследованиях, проводимые гидрометеорологическими службами мира по предсказанию погоды на длительный срок, судя по их постоянным ошибкам, не учитывают этих законов. Последнее, что следует отметить - это пояснить, почему тёплое течение поворачивает вдоль восточных берегов Южной Америки на север, а не замыкается с тихоокеанским началом течения через пролив Дрейка, то есть через пролив между островом Огненная Земля и Антарктическим полуостровом. Этого не происходит из-за мелководности пролива.
   А если бы пролив Дрейка неожиданно стал глубоким, то тёплое течение Индийского океана и южной части Атлантического океана пошло бы по короткому пути, замкнулось бы вокруг Антарктиды, климат южного полушария стал более благоприятным, а погодные условия севера Евразии стали бы намного хуже. Зимы стали бы суровее, уровень осадков и зимой и летом снизился, так как снизилось бы поступление тепла в Атлантический океан и соответственно образование циклонических вихрей.
   Антарктида начала бы постепенно таять, уровень мирового океана стал бы постепенно расти. Происходило бы постепенное затопление низменностей Европы, Азии и Америки. Площадь водного зеркала значительно увеличилась бы. Северный Ледовитый Океан стал бы ещё более ледовитым, и расширил свои границы никогда не освобождаемые ото льда. Стали бы нарастать ледники в горах северного полушария.
   Южное полушарие из-за столкновения холодного воздуха Антарктиды и тёплого воздуха над течением, было бы покрыто плотными облаками, и там постоянно шёл дождь со снегом. Поэтому процесс таяния Антарктиды был очень замедлен, а в некоторые периоды лед наоборот нарастал. Таким образом, в северном полушарии установился бы сухой ледниковый период, а в южном полушарии в средних широтах прохладный сырой климат.
   Экваториальная зона Земли от этих изменений меньше всего бы пострадала, а в странах Европы, Азии и Америки углубление пролива Дрейка привело бы к неисчислимым катастрофам.
   Постепенное нарастание ледников в северном полушарии и медленное таяние льда в Антарктиде привело бы, в конце концов, к тому, что количество воды в океанах уменьшилось, уровень океанов понизился, обмелел бы пролив Дрейка, и тёплая вода Индийского океана вновь устремилась бы вдоль восточных берегов Америки на север, разогревая льды Арктики.
   Тёплые зимы северного полушария, недостаточное зимнее льдообразование в Арктике, таяние арктических льдов летом постепенно привело бы вновь к повышению уровня мирового океана, пролив Дрейка вновь бы углубился, и повторилась бы только что описанный процесс.
   Длительность этих изменений когда-то составляло десятки и сотни тысяч лет, а сейчас период этого циклического процесса не более сотни лет. То есть процесс интенсивно затухает. Теперь уже не следует ожидать ни катастрофических оледенений или потеплений, которые были на земле миллионы лет назад. Сейчас мы пережили очередной теплый максимум Северного полушария. Уровень Мирового океана увеличился на несколько сантиметров, пролив Дрейка углубился, и лишнее тепло начало уходить по короткому пути.
   Этого тепла скоро стало не хватать для северного полушария. В Сибири снова угнездился холодный антициклон. И Сибирь не только географически, но и климатически стала все быстрее отделяться от Европы.
   Да и на саму Европу всё большее влияние оказывает арктический антициклон. Этот антициклон возникает всё чаще и чаще, Великая Сибирская Полынья замерзает, чуть ли не каждый год в начале ноября. Всё это говорит о том, что мы начинаем жить в эпоху короткого ледникового периода, за которым через несколько лет последует теплый период.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ОЖИДАНИЕ

Рассказ

   Ветер жаркий много дней подряд сушит жирную зелень английского газона. Лужайки, которые поливаются во двориках, в палисадниках стали сохнуть. Появляются желтые листочки. Газону, гордости Великобритании мало воды в корень, нужна влага в листья.
   Прохладный воздух Англии с запахами скошенной травы и яблочных кексов сменился жестким иссушающим суховеем. Такому ветру не стыдно дуть в пустыне, в Сахаре пересыпать с места на место дюны, лохматить барханы, открывая засыпанные песком древние и не очень, города и дороги.
   Редкий путник удивится, увидев работу ветра. Хлебнет водицы из теплой накаленной солнцем фляги и пойдет дальше. Его бурнус еще долго будет виднеться среди барханов. Только смотреть ему вслед там некому.
   Ожидание повисло над Англией, постепенно погружая в него все больше людей одновременно лишая его, ожидание разнообразия.
   Ожидание было маленьким, простеньким сначала. Ждали дети, когда вырастут и станут большими, ждали мамы на работе окончания рабочего дня, ждали лета, некоторые ждали осени, когда созревают ягоды и фрукты в садах. Теперь все ждали только одного, когда иссушающая жара, наконец, прекратиться. Когда можно будет гулять по дорожкам парков без опасности получить солнечный удар. Когда Сахара направит свое дыхание в другую какую-нибудь сторону.
   Но все оставалось по-прежнему, не менялось. А должно. Потому и ожидают, что все, что длится должно измениться. А если не меняется, то это как-то тревожно:
   - А вдруг да неожиданно и не успеешь!
   - Англия, Англия! - Сказала бы Россия,
   - Мне бы твои ожидания.
   Но, увы, путь у каждого и у каждой свой.
   - Неповторимый?
   - Наверное. - Это я разговариваю сам с собой, сидя у бассейна полного громадных рыб.
   У американцев в бассейнах плавают хозяева, а у англичан похолоднее, поэтому может кто-то и плавает, не знаю, но рыб разводят многие.
   Есть рыбные магазины, где эти громадины выводятся и продаются.
   - Для чего их разводят? - Спросите вы.
   - Ну, по крайней мере, не для ухи. Так смотрят, кормят, все же живое существо и молчит, очень приятно.
   Россия не Англия - трудно внизу бултыхаться, завидовать обогнавшим тебя, доказывать, что и ты уже вырос и понимаешь, как сказал поэт:
   - Что такое хорошо, и что такое плохо!
   - Сказать можно, но поверят ли?
   Трудно и наверху наслаждаться. Тревожно. Опасность - слететь, упасть к тем, которые всегда в пыли возятся, которых ты совсем недавно презирал, считал недоумками, а теперь получается вместе с ними карабкаться наверх по лестнице без ступенек. Никто этих ступенек не нарезал, уж очень рутинный камень тверд, а инструмент унесли разини.
   Еще наверху стыдно и страшно.
   Стыдно, что ешь не свое. Повезло. Здесь родился и живешь, и пока еще много достается от внучки.
   - Какая внучка? А вот послушайте.
   Англия, она как та умершая бабушка, у которой пока та еще была жива, внучка интересовалась:
   - Когда ты умрешь, бабушка?
   А та, постепенно привыкнув к бесцеремонности вопроса, охотно вступала в игру, спрашивая внучку:
   - А зачем, чтобы я умерла?
   А внучка с удовольствием отвечала:
   - А я тогда на твоей пряхе буду прясть.
   Англия пока еще играет. Вопрос - ответ. А пряха-то уже у внучки.
   - Тревога, но что поделаешь? Что можно изменить? Страшно что-либо тронуть.
   И эта тревога - годы. Точит и мешает жить.
   - А вдруг завтра проснешься и все...
   - Страшно даже подумать! А вдруг они услышат и поймут, что бабушка померла?
   А ведь совсем недавно Англия была владелицей морскою, и золотая рыбка была у нее на посылках.
   Ост-Индская компания.
   Ее корабли шли туда со станками, паровозами, автомобилями и главное везли знания черным и желтым.
   Назад везли дешевое то, что англичанин хотел и желал.
   Так было долго, но кончилось.
   Вот и ждет страна, может ветер все же переменится, и что бабушка хоть и умерла, но внучка об этом узнает еще нескоро.
   Может быть, и совсем не узнает...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПАШЕКО

отрывок из неопубликованного романа

   Всё давно у нас не так,
   Ну, не так, как надо!
   По реке плывет верстак,
   А в реке досада.
   Тянет жёлтую ботва
   Воду - бедолага,
   А верстак стругал слова
   Все без смысла, лада.
   Рыбе хочется сказать -
   Говори! А слушать,
   Увы, некому у нас -
   В грехах сопрели уши.
   Расколола небеса
   Радуга цветная -
   Это родина-краса,
   Русская, немая.
  
   События, которые должны были произойти и которые чудесным образом совместили наши появившиеся далеко друг от друга жизни, развивались на фоне живописной природы в разных уголках вселенной.
   Так в одной из географических точек планеты, где жил и я, автор этого произведения было озеро, уютно устроившееся под обрывом крутой горы, и было по сути дела остатком, омутом древнего русла протекающей поблизости великой реки.
   В это самое время на планете, разворачивался финал тысячелетней драмы, которая происходила не на сцене театра, а в жизни несчастной страны. Одна из её картин коснулась и этого уютного места.

* * *

   Над озером долго носился, никак не решаясь прикоснуться к черной, перемешанной с вывороченным илом и безжизненными плетями водорослей, покрывавшими жирно блестевшие берега, с грудами дохлых разлагающихся тел диких уток, чирков и кряковых, пух.
   Была осень и сотрясение земли, вызванное взрывом, что-то изменило в природе и этот пух, садясь на руку, не прилипал больше и не казался мягким и теплым, а тихо таял, превращаясь в слезинку безвинно погибших птиц. И посреди этого разгрома на куче выброшенного ила, водорослей перепутанных с дохлой рыбой и не менее дохлыми утками лежал Пашеко.
   А начиналось все так...
   В деревушке, затерянной в глухой и недавно теперь уж окончательно заброшенной степи, жили люди. И, вот однажды, проснувшись утром узнали, что ни они, ни их труд не нужны больше никому, даже и им самим. Поля пшеницы они все еще по привычки засевали, осенью в непогоду трудно созревший урожай, как и в старое время, спасали, сушили зерно, но продать его не могли. Отдавать за бесценок не хотели, а за ту цену, которая хоть немного бы окупала их труд, им никто дать не хотел, да и не мог. Очень дорог труд, много его нужно вложить, чтобы на этих бесплодных равнинах что-нибудь вырастить.
   Они теряли почву под ногами.
   Не нужны?! Как же так? Хлеб всему голова - часто приходила на ум присказка, закон ранешней русской жизни, Пашеке - обычному мужику, пьянице, мастеру на все руки, несколько дней уже бродившему по окрестностям в поисках.
   - Спросите чего? - а он и сам не знал - чего... Так просто бродил, чуть-чуть пьяненький, чтобы с глаз долой, пятидесятилетний здоровый, красивый, небритый, одетый в рваный, когда-то небесно-голубой халат, мужик.
   Сейчас он сидел на берегу озера и наблюдал за порядочной стаей, в несколько десятков голов, уток, то и дело бессовестно выставлявших в сторону неба зад, стараясь захватить на дне очередную порцию ила, чтобы процедив ее через клюв, проглотить оставшихся, видимо очень вкусных личинок комаров и стрекоз.
   - Учатся, готовятся лететь в Китай за гриппом - думалось ему.
   Подкрался он незаметно, благо, что кусты подходили к самому берегу, а берег соприкасался с крутой стеной увала, заросшего непроходимыми дебрями черемушника, крушинника, калины и рябины, перевитого поспевающими, испускающими сладкий дурман ядреными шишками сибирского хмеля.
   Пашеко любил помечтать. Иногда это были его мечты, иногда он их заимствовал. Был период в его жизни, когда он считал себя в прошлом моряком-подводником, хотя в армии не служил, а просидел три года в лагере за драку. Неудачная была драка, он о ней и не вспоминал, а придумал красивую легенду о службе своей на флоте.
   Сообщения о катастрофах, об устройстве субмарин, об отсеках давали ему дополнительную информацию и он, даже по мнению отслуживших на флоте, довольно правдоподобно рассказывал о своих приключениях. Его слушали, хотя знали, что он врет, но врал он красиво.
   В этих рассказах он был то капитаном - его не смущало почти полное отсутствие образования, то боцманом, то летчиком с палубного бомбардировщика. Правдивость его рассказов основывалась, видимо, на том, что он вставлял в рассказ только достоверные услышанные им где-то сведения и сочинял самую малость - украшал враньём правду, как украшает фантик конфетку.
   Он не гнушался ничем, так в известном анекдоте о боцмане, кем бы вы думали, он себя выставлял? Не боцманом конечно. Он не мог позволить по отношению к себе такой фамильярности как:
   - Дурак ты, боцман, торпеда мимо прошла!
   Он был кончно капитаном, который эти слова и произнес. Но слушали! Слушали, как боцман ударил кувалдой, как корабль развалился, как Пашеко выплыл, успев крутануть рукоятку на торпеде.
   Пашеко иногда мечтал, что какой-нибудь олигарх увидит эту красоту, эти озера, протоки, эту русскую степь без края это никому не нужное богатство и устроит здесь для себя и своих друзей раша-сафари.
   Построит дворец, конюшни, причал для яхт. Даст работу, даст жизнь, не позволит вернуться в эти места каменному веку. А век уже гремит камнями, железа все меньше и меньше, не звенит... Все подобрали во вторчермет, всё сдали за гроши и всё пропили.
   А Пашеко пригодится хоть в роли егеря или конюха, да и на любой другой работе не будет лишним.
   И, правда, чудеса случаются! И не только на Чукотке. Будто его услышал всевышний или кто-то ещё! Не было ничего и вот появился вертолет, утки испуганно многосотенной стаей снялись и низко над землёю улетели в сторону реки. Вертолет сделал круг над озером и улетел, удовлетворенно помахав хвостом.
   - Точно, это олигарх, увидел уток. Теперь прилетит самолет, забомбит озеро, а меня поймают и заставят уток щипать... Нет, нет, не бывать этому! - С этими словами Пашеко кинулся прочь напрямую через заросли.
   Но время было упущено, самолет уже бомбил озеро...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ГЕРОИ

Рассказ

  
   Мы удивляемся героям, их мужеству, их жизни, не такой как у нас. Узнаем мы о них, когда они становятся знаменитыми. Есть и неизвестные герои...
   Вот, например, Колумб - велик и знаменит. Неточные сведения о месте его рождения дали пищу для многолетних споров. Эти споры не утихают до сих пор еще и из-за туристов. Несколько городков Корсики одновременно считают себя его родиной, Генуя утверждает своё право на Колумба и не отстает и Испания в которой Колумб был рожден в семье высокопоставленного дворянина.
   И нашего ученого из крестьян деревни Холмогоры, что на Архангельщине, Ломоносова кто-то называет незаконно рожденным сыном Петра Первого и этим объясняет его головокружительную карьеру. Царь Пётр там действительно проезжал...
   Конечно Ломоносов не Колумб, но и он открыл новый океан - океан знаний, дотоле мало известный в России!
   А Колумб - это особый человек, его настойчивость и вера в правоту начатого, по мнению многих, бесполезного дела, позволили совершиться этим открытиям.
   Как это красиво рисуется в сказках, когда ты еще совсем маленький, почти ещё не жил и все воспринимаешь на веру, все для тебя внове. Так и здесь как бы наяву, однажды ранним утром поплыл на корабле и встретил далеко на западе, за морем, там, куда садилось каждый вечер солнце острова, много островов один идальго - бедный испанский дворянин на трех кораблях малютках с командой таких же шалопаев.
   - Мы все пропьем, но флот не посрамим! - было их девизом.
   А впереди их что-то ждало, совсем не то, что на берегу в портовых кабачках. Но все по порядку.
   Острова, как потом оказалось, были битком набиты веселыми и счастливыми людьми, да не простыми, а "подшофе", которым совсем не хотелось чего-то в этой жизни еще искать - они жили в раю. Так, по крайней мере решила больная команда исстрадавшаяся по хорошей пище и воде за долгие недели плавания. Рай на земле - тепло, райские кущи, неизвестные плоды, не подчиняющиеся по количеству и разнообразию их, измученному галлюцинациями, воображению.
   Далеко Америка - Новый Свет от Европы и Африки и еще дальше от Азии, от их теплых мест. Затаился Новый Свет за морями, нет туда сухопутного пути.
   Говорят, что когда-то давно, да и было ли, существовал Берингов Мост - сухопутная или может быть ледовая переправа через Берингов пролив, соединяющий Чукотку с Аляской. Моста нет, а пролив сохранился до наших дней и посередине его расположены два острова - острова Ратманова или еще их называют острова Диомида - один принадлежит России, а другой США.
   В то время там было потеплее или наоборот похолоднее. Через пролив по мосту шли народы из Сибири и заселяли Америку. Этот поток был видимо не менее значителен по сравнению с потоком, оседающим в Сибири. Потом почему-то всё остановилось.
   Что-то произошло: или мост рухнул или растаял и остановился этот поток народов Старого Света в Новый? А может и не мост тому виной. Может быть, очередные катаклизмы уничтожили животных, за которыми охотились люди, постепенно продвигаясь на восток. Нет животных - нет легких для добычи продуктов питания, одежды возможности сносного существования значит и ходить туда, в эти края нет смысла. Скажем до сих пор не заселены острова Арктики и целый континент у Южного Полюса Земли.
   Это было давно. Так давно, что все забыли и Америку пришлось снова открывать, несколько раз, пока она не была наконец открыта, теперь надо думать, окончательно.
   Может быть было так. Мы не знаем и теперь уже не узнаем никогда. В одном, все-таки можно быть уверенным, хотя это все происходило в века, когда на Русь, как считается, опустилась монгольская тьма, это в том, что Колумб пусть не первым, пусть в очередной раз открыл Америку, но после этого она уже больше не закрывалась.
   Хотя и предыдущие открыватели, наверное, также считали, что навсегда, но как оказывалось через некоторое время, открывали ее, Америку, чтобы забыть.
   Как и положено для таких людей, Колумб родился и не в Португалии, и даже не в Испании, расположенных на берегу Атлантического океана, а там же где и будущий повелитель Европы Наполеон Бонапарт - на острове Корсика, только почти на пол тысячелетие раньше.
   - Мастерства не проживёшь! - Как бы этим подтверждая эту мысль или для того, чтобы привлечь туристов несколько городов острова спорят за счастье быть его родиной. Иногда можно встретить сведения, что родился он в Генуе или даже был незаконно рожденным сыном высокопоставленного дворянина Испании. Может быть это также верно, как и то, что наш первоученый Ломоносов ни много ни мало сын Петра.
   Кем бы он не был и откуда бы он не был родом, Колумб это особый человек и его настойчивая вера в существовании западного пути в Азию за пряностями, за перцем - победила, он нашел ее, свою мечту.
   Король Испании почему-то сразу после одержанной победы в войне с арабами тоже захотел перцу, да так, что в истощенной, истекающей кровью стране нашел деньги на экспедицию за пряностями?
   В пряностях ли дело?
   А может быть это та же причина, по которой Русь настойчиво губила своих героев, пытаясь освободиться от власти Золотой Орды.
   Хотелось воли.
   Может быть...
   Но чтобы чему-то случиться никогда помехой не бывает удача и она была - Колумбу, один из "олигархов" того времени дал корабль "Пинта" и снарядил еще один за свой счёт в долг, а третье судно снарядили местные купцы за долги королю. И Колумб со товарищи отплыл 3 августа 1492 года в неизвестность.
   Пока умный раздевался - дурак речку перешёл, а Колумб так постарался - землю новую нашёл.
   Только это ещё будет, а пока лишь долгий путь, а матросы - тоже люди их кому-то жалко, чуть!
   И судьба, а вдруг ошибка и они не поплывут?
   И дала морякам ещё один шанс, последний одуматься, избежать ждущих лишений для одних, и смерти для многих других - появилась течь на "Пинте" и корабли зашли для недолгого ремонта в порт, пусть на островах, но в родном Старом Свете.
   И только 6 сентября корабли поплыли строго на запад, куда садилось, западало солнце - это был и есть достоверный, как оказалось, и желанный для многих европейцев ориентир на долгие годы и столетья.
   Прошло десять долгих дней, когда не было видно берегов, это было непривычно и страшно. Водная пустыня, волны с дом, который день нет солнца и которую ночь не видны звезды.
   И вот через десять дней на пути в открытом океане появились пучки зелёных водорослей - явный признак земли. Её ждали.
   Вот-вот, ещё не много.
   Но до земли было ещё далеко...
   А корабли вошли в такое море посреди океана, особое море, единственное в мире - Саргассово море.
   И опять ночь, фонарь в одну свечу, свежий ветер, водная стихия и бригантина - щепка для их игры.
   Фонари мутным желтым пятном сообщают о своем местонахождении. Плохая пища, вода, больше похожая на кисель, галлюцинации - видения.
   И вот вахтенному блазнится последняя из припортового кабака женщина, ее растягивающийся в улыбке рот вдруг переворачивается и упираясь в пол и потолок целует его. И он от ужаса летит вниз на палубу, ударившись несколько раз о такелаж.
   У капитана ещё лучше. Именины дочери, справляют пятый день: она плачет, они пьют и пляшут. А тесть все порывается выйти в дверь - ему надо. Ужас висит над кораблем и сгущается над капитаном. Видения все яснее и отчетливее. Команда пьяная, но уснуть, поспать спокойно не может.
   Колумб запретил прикасаться к вину, но команда пообещала через подметное письмо бунтом. Пришлось отказаться. Видений и водорослей становилось всё больше - уже целых долгих три недели корабли шли по этому загадочному морю.
   Прошло долгих два месяца и команда потребовала сменить курс с западного на более южный - на морском языке это запад-юго-запад. Этим маневром они предполагали приблизиться к Японии. И наконец, 12 октября измучившаяся и больная команда, сошедшая частично с ума услыхала крик матроса корвета "Пинта" Родриго де Триана сидящего в бочке на мачте:
   - Земля!!
   Это был остров. Колумб на следующий день дал ему имя Сан-Сальвадор.
   Местные жители, араваки, как и положено жителям рая не испытывали потребностей в одежде, были гостеприимны и веселы. Живопись, которую они наносили на свое тело рассказывала о их безграничном счастье и любви.
   У них были лук, стрелы с костяными наконечниками, гарпуны для рыбной ловли, весельные челны и хижины под пальмами.
   Прошло немного времени, стали забываться ужасы похода. Наелись, досыта напились аравакского вина, научились курить табак - приятный аромат погрузил их, как бы сейчас сказали, в нирвану. Это был остров счастья, счастья для араваков. Встреча чужого счастья не была в планах испанцев, вот оно и исчезло вместе с веселыми араваками.
   Колумб искал золото, но его почти не было.
   Хлопок, который увидела команда Колумба и впечатление, которое он произвел на нее ни в коей мере не соответствовало тому значению, которое он через некоторое время достигнет и совсем уже скоро изменит пейзажи открытого континента и из-за которого бесконечные корабли повезут в Новый Свет африканских невольников.
   В те годы Европа одевалась плохо: носила дорогой русский шелк - льняную ткань и не менее дорогую одежду из шерстяных тканей или из кожи. Нередко можно было встретить одежду из лубяного волокна - конопля, крапива и только некоторым доставались дорогие шелковые одеяния из Китая.
   Все еще не понимая, что открытые острова вовсе не Азия, а новый континент испанцы продолжали безуспешный поиск Японии или какого-либо из известных островов восточной Азии, где они надеялись найти пряности и золото. Но все тщетно здесь никто об этом даже и не слыхал.
   Возвратившись, Колумб привез с собой туземцев, которых в Европе начинают называть индейцами, совсем немного золота и еще невиданные растения, плоды и перья птиц.
   Так закончилась первая экспедиция открывшая неизведанные земли на западе. За ней последует вторая, потом третья и этот поток не иссяк до сих пор.
   Еще Колумб привез несколько бочек крепкого напитка, такого крепкого, что одна пинта его валила с ног любого выпивоху.
   В то время в Европе из-за повсеместного заражения посевов ржи и пшеницы спорыньей нередко то один гражданин то другой ни с того ни с сего мог увидеть в другом гражданине или, что было намного чаще, в какой-нибудь гражданке ведьму. Лиха беда - начало! Глядишь, а в ней ведьму признали и другие... И вот уже пылает костер, и ведьма бессильно корчится в пламени.
   Галлюцинации не отпускали и после, когда костер прогорал. Радость не приходила.
   А напиток, привезенный Колумбом был радостный - портовая Испания гуляла, рекруты множились, как мухи обсели капитанов дальнего плавания. Прошел страх перед океаном, перед этой бесконечностью.
   Вернулись, почти все.
   Радость была и напиток здесь не самое главное, а то что смогли вернуться - вот, что удивляло и вдохновляло. Каждому хотелось сменить однообразие жизни и попробовать настоящей мужской забавы там в дальних неведомых краях.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ШАПКА

Рассказ

   Мракобесие - сатанинский путь,
   Он поверженный, но бьет острым в грудь,
   Манит тайнами. Их чудесный вид
   Рассыпается, в свете дня размыт,
   Он зовет на ложь воровством огня,
   Не густую рожь - сеять зло средь дня,
   В преисподнюю указует путь...
   Отряхнем мы смрад и отвергнем жуть.
   Потихонечку, без дурных чудес
   Запряжём коня - за дровами в лес,
   Чтоб тепло в печи жило доброе,
   Чтобы спели щи, шаньги сдобные,
   Разговоры чтоб потихонечку,
   Чтоб любил Иван свою Онечку.
  
   Сшила бабушка дедушке из овчины шапку. Шила тайно, чтобы он не видел. Хотела ему сделать подарок, сюрприз. Теплая получилась шапка, мохнатая. Мехом наружу и мех внутри. Сзади - третье, на спину ухо, никакой ветер не страшен.
   Такую шапку она видела, когда еще молодая ездила на поезде в гости к тётке в небольшой городок, примостившийся в предгорьях Джунгарского Ала-тоо, недоезжая совсем немного до Алма-Аты. Ездила с тайным желанием, её матери, там и остаться. Но не осталась.
   Обратно она возвращалась через Алма-Ату - там легче было купить билет на обратный путь. Был февраль, в России вовсю лютовала зима, а здесь клубилось парное утро прохладного лета, с высоким по сибирским меркам солнцем, полном безветрии и с чудным яблочным ароматом разлитым в осязаемом воздухе.
   И вот этот отрезок пути до Алма-Аты она преодолела на автобусе. Автобус шел по голой заснеженной степи. Иногда встречались горки похожие на те, что рисуют дети акварелью: прямая линия с кустиками и травками и вдруг кривоватый зеленый или синий треугольник - гора и левее его красное с лучами солнце.
   Иногда, как из-под земли появлялся аксакал в треухе - в лисьем малахае и автобус останавливался. Аксакал входил в автобус, все пассажиры, казахи по национальности, вставали, предлагая своё место, и это, притом, что свободные места в автобусе были и так, аксакал с достоинством заслуженного человека выбирал себе место и садился. Как вы понимаете, пассажиры автобуса скорее всего его и не знали, но уважали достоинство пожилого человека.
   Уважение к аксакалам, которое показалось ей даже чрезмерным и даже демонстративным - в автобусе были и русские пассажиры - не столь удивило, как завязавшаяся беседа, скорее монолог или даже лекция произносимая то одним, то другим казахом на русском языке, видимо для присутствующих русских, хотя между собой они переговаривались на казахском.
   Лекции бывают познавательные, бывают и назидательные, но эта продолжавшаяся несколько часов была с явным налётом враждебности. Под конец пути казахов становилось всё больше, лекция приобретала все более агрессивный характер, и ей становилось страшнее и страшнее, что ехавшие с ней в автобусе русские парни не выдержат и начнется драка.
   Если бы ей кто сказал раньше, что ей в своей стране будет страшно из-за того, что она русская - она бы не поверила
   Эти люди говорили, что, например, слово "буран" оно казахское и поэтому русские должны быть наказаны.
   По их выходило, что русские все-все украли у них, степь изрезали дорогами, даже лошадей переняли у казахов, на которых они тысячелетиями скакали. Построили вонючие города и закабалили их Великий Джус.
   Это было ново и непонятно. Она считала всех людей одинаковыми. Ну, если и отличались, то один покрасивше, а другой пострашней, этот говорун, а тот картавит.
   В деревне, где она жила нация была одна - русские, в районе врачи в больнице были приезжие из немцев, а лучшим овечьим в их селе пастухом был киргиз Семён Тисюпов.
   Их было два брата Тисюповых, второй Иван был сухорукий инвалид. Семён женился на деревенской бабе по прозвищу Сорока за её свойство узнавать вперед всех новости и разносить их быстрее ветра по селу. Были у них и дети, в которых можно было заметить что-то киргизское, а у первого их внука этого нужно было ещё поискать.
   Как она потом не раз убеждалась - крепка русская кровь, любую за два поколения переедает.
   В тот день по степи дул пронзительный ветер и хоть морозец был небольшим, пронизывал до костей. А аксакалы в малахаях входили в автобус вполне довольные и по их виду нельзя было сказать, что они замерзли.
   Уже тогда она решила сшить своему будущему мужу такую шапку. Но быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Почти уже жизнь прожили, пока она собралась это сделать.
  
  

РАДОСТНОСТЬ

  
   Пришел жданый день - именины. Дед счастливый: у него день рождения, да еще двое именин: Микола-летний да Микола-зимний.
   Святой Миколай-угодник почитается в русских деревнях, он заступник и пастырь деревенской жизни.
   Пастырь - все равно как пастух, а люди - овцы, хороший пастух - овцы гладкие и сытые, у плохого пастуха овцы - одни кости, и шерсть висит клоками, глаза репьями заросли и ягняток в отаре не слыхать.
   Подала бабушка свою работу. Впору пришлась шапка. Обрадовался дед и перестал думать о смерти - шапку ведь надо доносить. Засобирался за дровами.
   Дров у стариков было заготовлено на две зимы. Но, как рассуждал старик - пока сила есть... Да и зимой на санях ловко привезти, через речку опять же - лёд крепкий, а летом как переплавить?
   Да времени свободного зимой много, опять же нет ни комаров, ни мух надоедливых, да и коню "крючка" опасаться не надо. Очень уж кони боятся эту муху, от её укуса падают на землю, катаются, стараясь раздавить, иногда и вершнего, если зазевается, захватят.
   А пилить дома, зимой привезенные дрова на чурки, а потом колоть топором еще большее удовольствие. Дерево мёрзлое, колется легко, опилки из под пилы как крупа пшённая, хоть в котелок - да на огонь. А воздух молодой, морозный, совсем без запахов. Свежо и молодо!
   Дрова напилить, наколоть и в поленницу уложить вот и радостно, вот и хорошо. А как красиво смотрится свежая на морозе, не запорошенная еще снегом поленница, какими вкусными после такой работы становятся щи из печи русской, да с калачом, да и под стопочку беленькой с устатку!
   Дрова, заготовленные зимой, годятся в печку на другую зиму, год сохнут, набираются летом тепла, весною радости, а осенью уюта - от бани русской, в ней осень всю легкий пар.
   Легкий пар - это статья особая, такая же как щёлок, от которого делается вода мягкой и гладкой как шелк. Надо пощупать, подышать, воспариться, чтобы понять - рай на земле есть и нашли его наши, Руси древней старики. "Баня, водка, гармонь и лосось" поют сегодняшние, не знающие ни избы, ни избяного духа, ни русской бани, которая у каждого мужика своя, чистой речки и жаркой, на морозе работы.
   Пусть хотя бы поют, может, когда и вспомнить придется все это?
   Ох, и трудно придется...
   Ну, это так, ворчу по-стариковски.
   Конечно, многое забыто, что надо знать русскому мужику да и бабе живущим на природе своей семьей да своим трудом. Дед иногда об этом думал, сравнивая себя со своим отцом, которого он и не знал совсем - ему было два года, когда отца "красные" повесили, со своим дедом, с тем, что умели они и что может делать он. Получалось не очень много. Что-то он слышал, что-то видел, но раз делать не приходилось, то и не скажешь, что умеешь.
   Вот, например, незаменимая в Сибири зимняя обувь - пимы или как говорят сейчас валенки. Не те, которые в магазине продают, твердокаменные, а ручной катки, мягкие и легкие, на колодке по своей ноге.
   Видел, как раскладывают ковер из овечьей шерсти тереблённой, как вставляют колодки, вбивают клин согласно объему голяшки, как окунают в котел с кипятком разбавленным кислотой, как сушат, обжигают кудрявость - это как заказчику нравится, бывает и не обжигают. Вроде все понятно, но начни делать, и появятся вопросы. Был, когда молодой хотел поучиться у знакомого мужика, почти что кума, но так и не собрался.
   А кум - это отец девки с которой он гулял до армии, потом, когда вернулся женился на другой, а она незадолго перед этим тоже вышла замуж в город. А ее отцу он нравился и они так и остались друзьями, тем более годы сближают возраст разных людей и они все более и более становятся если не одногодками, то сверстниками.
   Конечно, и сейчас дед не считал себя стариком - это, наверное, у всех так - душа молодая, а кости болят уже не только к непогоде.
   Вот и шапка, говорят: была бы шея, а хомут найдется - говорят, а про голову по-другому: была бы голова на плечах, неужели ее может и не быть или она где-то в другом месте?
   У деда голова была, вот ему бабка шапку и сшила, а так бы полеживал без головы на печке, грел свои кости. Но нет, задал дед коню своему на ночь двойную норму сена и овса не пожалел. Серко, так звали коня, доволен вниманием хозяина, хрумает и улыбается - чует животина, что завтра работа, а добрый труд здоровой лошади, как и здоровому, не больному человеку в радость.
   Кровь разогнать, по лесу зимнему побродить, морозным воздухом надышаться - нет удовольствия больше для русского человека, да и для скотины прогулка в радость.
   Сколько раз замечал - с какой тоской смотрит корова из денника когда я запрягаю коня в сани и еду то за сеном на луг, то к куму в соседнее село. Ждет Дочка не дождется весны, когда опять в знакомом строю с другими коровками пойдет знакомой дорожкой вдоль речушки, там и трава для нее, и подруги, и хозяин - пороз строгий, да и пастух.
   На вечер работа нашлась, особая работа, не та, что обычно вечером делают старики. Ну, там накормить скотину, принести дров, воды, растопить печь, сварить кашу, поужинать да и спать.
   В этот вечер дед занес в избу, еще солнце не садилось конскую сбрую, чтоб оттаяла, заранее - проверить: все ли ремешки на месте, не перетерся ли какой, не подведет ли в самый важный момент, когда будешь назад с возом дров возвращаться?
   В сбруе важно все: от самого тоненького ремешка, которым затягивается супонь, до толстых и широких гужей.
   Достал дед из шкафчика в сенцах бутылочку небольшую, остаток стеклянный от мерзавчика - четвертинки водочной. Когда выпил и не помнит теперь. В бутылочке заткнутой деревянной пробочкой с тряпицей, не очень плотно, но и так, чтобы быстро не вытекло содержимое, когда нечаянно наклонишь, был налит деготь.
   Неплотная пробка еще была тем полезной, что запах приятный, дегтя летом чувствовался не только в сенцах, но и на крыльце, да и когда входили в избу этот запах заносили с собой.
   А деготь пах летом, пасекой, медом, лугом и теплой средь песчаных берегов речкой.
   Задумался дед. Сел на голбец у печки и стал зачем-то вспоминать, когда он этот мерзавчик выпил.
   А дело было так.
   Когда он был еще совсем молодой и глаза его еще не подводили, не двоилось и не троилось, не только когда он был, выпивши, но и когда он был трезв.
   Или наоборот. Теперь и не разберешь.
   Любил он читать книжки, какие были в деревенской библиотеке все прочитал. А было их немало до тех пор, пока библиотекарша не стала их "списывать" по старости. Как потом оказалось, был такой в Стране Советов бизнес - букинистические магазины принимали и продавали дефицитные книги настоящих авторов. А дефицитными были все книги кроме партийной галиматьи.
   Вот однажды он и прочитал книжку неизвестного автора - обложка, как ей и положено быть была оторвана и названия тоже не было. Библиотекарша записывала в карточку название по первым двум словам. Ими оказались слова "Ямайский ром".
   С того времени прошло много лет, но все так ясно было в памяти, что просилось, хотелось кому-то рассказать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЛЮБОПЫТСТВО

Рассказ

   На островах Диомида старику побывать не пришлось. Там побывал его сродный брат тоже Николай. Он срочную проходил в пограничных войсках на одном из этих островов посередине Берингова пролива, между Чукоткой с Аляской.
   Попал туда не сразу, а после некоторых приключений, организованных им самим самому себе. Жил он тогда уже не в селе, а в небольшом городке в Якутии и ходил с геологами в экспедиции. Искали золото, но если попадалось что-то и еще из полезных ископаемых, то не брезговали и этим.
   И вот этот брат, приехав как-то раз в гости, рассказывал про Якутию, про ее безлюдье и богатую природу. И как-то разговор зашел о русских, о том, когда они там появились. Так, по словам брата, выходило, что якуты считают, что первые русские жили там намного раньше их, а они приплыли по Лене на плотах, спасаясь от преследовавших их древних бурят.
   Русские их приняли как родных и помогли в этих лесах и тундре степному народу обжиться, научиться жить в согласие с новой для них природой. А жить в согласие с природой значит и в согласие с собой, со своей судьбой.
   Потом где-то дед и сам встречал такую версию переселения народов о том, что скифы это не единый народ, а союз племен и что они не исчезли скифы, а просто распался этот союз. Одним из народов, входивших в скифский союз, были славяне или даже может быть сами русские. Но точно это никто никогда не узнает - не владели письменностью эти народы, наверное.
   Может быть, было так...
   В одном, все-таки можно быть уверенным, хотя это все происходило в века, когда на Русь, как считается, опустилась монгольская тьма, это в том, что Колумб открыл Америку. Пусть и далеко не первым, но, наверное, теперь уж, навсегда, хотя неполных шестьсот лет для возраста земли, даже возраста нашей человеческой цивилизации совсем не срок.
   Ведь, и предыдущие открыватели, наверное, также считали, что, навсегда, но как оказывалось через некоторое время, открывать приходилось заново.
   Как и положено, для таких людей, родился он не в Португалии и даже не в Испании, а там же где Наполеон Бонапарт - на острове Корсика, только намного раньше.
   России вроде как тогда еще не было. В Москве сидели, князья московские, а Иван Грозный к тому времени еще не родился.
   Все еще только должно на нашей родине произойти.
  

***

   Старика почему-то с детства занимало многое из того, что крестьянину, "деревенщине" совсем в его жизни и не нужно.
   К слову будет сказано, что меня, как автора этого текста всегда занимала та напыщенная уверенность людей, получивших волею судеб образование, в их способности, а иногда даже и обязанности, а у особо воспаривших к небесам и долге облагородить, вывести из темноты крестьянина. Оторвать его от скотины и от земли и вначале призвать, а потом и привести его к "высокому"?
   Что они понимали под этим "высоким" - не знаю.
   Одно ясно эта цель была, существовала и существует и до ныне у, возьмем эти слова в кавычки, "интеллигенции российской", даже у самых ее просвещенных и воспетых этой самой деревенщиной слоёв.
   А в наше время многочисленный слой "технической интеллигенции", этой безобразной гримасы необразованщины прогресса - детей и внуков тех самых крестьян, с восторгом забыв, разбросав знания предков вновь и снова с успехом "открывают Америки" и "создают велосипед".

* * *

   Он задавал себе или другим, часто один вопрос, когда они по русскому обычаю рассуждали о политике или как это стало часто сегодня о терроризме, о его сетевом характере.
   Он не мог даже для себя ответить, а не то чтобы разъяснить другим многое, прямо загадки, приходившие в его голову. Раньше, бывало, зайдут и глядишь время пройдет и не вспомнишь - исчезали бесследно. Но теперь не так, засядут и требуют, и ноют, и ноют - ждут ответа.
   Вот, скажем: почему одни думают - как жить лучше, а другие - как быть лучше? Недаром раньше сказки начинались словами: "Жили, были ...", то есть подчеркивалось, что мало просто "прожить", а важно еще и "быть".
   Вот, например, мы рассуждаем, пытаемся понять почему террористы, не щадя себя, взрывают невинных людей? А задавал ли ты себе вопрос - может ли человек в здравом уме поднять руку на другого человека, который перед ним ни в чем не виноват, которого, более того он и не встречал никогда, и который не сделал, да и не сделает ничего плохого ни ему, террористу, ни его детям и вообще людям?
   Когда дед разговаривал сам с собой, то обычно отвечал, что не может ничего плохого сделать нормальный, не сошедший с ума, не наркоман и не вор, и не убийца ничего плохого, если он человек. А террористы часто идут на смерть с именем бога, часто молодые люди, не успевшие еще пожить, а не то, что нагрешить.
   Так если совершают теракт нормальные люди, то вообще почему же это происходит? Ответ напрашивался сам собой - значит чем-то мешают, своей жизнью, пусть и в отдалении происходящей, мешают. Может оскорбляют, может делают невозможным считать себя человеком, когда знаешь что это есть и не можешь мириться с этим.
   Что это такое с чем они не могут мириться?
   Старик отвечал словами командира полка, в котором "Служили два товарища" и с тем же пиететом:
   - "Не знаю!"

***

   Его отец и три родных дяди да пятеро сродных дядьев и братьев последнюю войну с немцами прошли от края и до края. Кто до самого её конца, кто не совсем -раньше был отпущен по ранению домой или на тот свет.
   Двое погибли. Родной дядя Сергей 1914 года рождения от потери крови умер в госпитале. Кровь переливали и она ему не подошла.
   Кровей в нашем роду намешено немеряно. Казачья семья, редко кому не пришлось воевать. Старика бог миловал, не воевал.
   Воевали и с немцами, и с турками. Прадед Панфёр Харитоныч из-за службы царю батюшке женился почти что в шестьдесят лет, после службы на Кавказе. Привез оттуда жену, турчанку - будущую свекровь его бабушки. А его бабушку, тоже казаки отбили в степи у кочевого народа Адай.
   Племя Адай, относящееся к казахам кочует у северного берега Каспия и по берегу Урал-реки. Вот там беленькую девочку и отобрали, увезли прямо от костра, от юрты. Воспитали по-казачьи в семье крепкого казака Ивана Борзых. Потом, как подросла, отдали замуж в "тысячный дом" прасола Панфёра Харитоныча.
   Кто она, откуда, где ее украли адаевцы, кто ее родители неизвестно. Вот и получается, что у дяди Сергея как и у всех нас какая-то неизвестная кровь, русская кровь ей не совсем родня.
   Еще раз пришлось столкнуться с этой неродностью, когда заболел его родной сын. Простыл и никак не мог выздороветь. Переливание крови от родителей было невозможно - не подходила группа крови.
   Это было удивительно! Как так? Ни кровь отца, ни кровь матери не подходила, мало того была смертельна для сына. Сказать, что в роддоме подменили - нельзя, не так много рождается на селе детей, чтобы перепутать.
   Вообще, простуда в детстве - это бич всех мальчиков в нашей семье, наверное, это связано с южным происхождением бабушек.
   Это как в песне о страшной доле персиянки:
   - "...обнял персиянки стан...".
   А девочки, правда, их мало бывает, этим не страдали. У них другое...

* * *

   - Что это такое с чем они не могут мириться? - вопрос старика повис в воздухе.
   Он не торопился отвечать на него. Привык с годами раньше делать - потом говорить. А дело делается небыстро.
   Когда-то, еще в юности ему пришлось столкнуться с одним необычным человеком. Старик, хотя этому его никто не учил, с малолетства старался от каждого человека взять все: и хорошее, и плохое. Хорошее - применять, плохое помнить, как линейку, как размер или образец.
   Конечно, это происходило неосмысленно, а как-то так само собой, но по прошествии времени он замечал следы этого хорошего в себе и плохого не только в других. Он задумывался, но не мог ответить себе - откуда это в нем? Врожденное или перенятое от того человека в котором он это впервые заметил? И обычно эти размышления заканчивались миром - он соглашался хоть на тот, хоть на этот вариант.
   Романов - так звали того человека.
   Романов - это его фамилия, было у него и имя, и отчество, но за глаза его звали именно так - Романов. Некруглое прозвище, но ему подходило, так, же как скажем прозвище Курбанок - вёрткий, веселый и смелый, как черт улыбающийся, принеся счастливую весть на аргамаке, подходило другу детства, рано погибшему Сане Степанову.
   Курбанок - и сразу радость бьется, ищет выход.
   Романов - и вянут даже в зиму, на снегу цветы. Вот такой он был человек. Правильный и совсем неправильный.
   Он был честен и прям, но лучше бы он врал и воровал - иногда думал старик.
   Чего стоит случай, когда он со свойственной ему прямотой обвинил при людях в воровстве хорошего человека. И когда ему односельчане пытались растолковать, что он не прав, что не всякая прямая ведет к цели, а иногда и кривая быстрей, но все было напрасно. Тверд как кремень, не гнется, от того можно отколоть кусочек, а этого только сломать.
  
  
  
  
  
  

САНЯ СТЕПАНОВ

Рассказ

   Курбанок - такое прозвище было дано когда-то в детстве Сане Степанову.
   Послевоенная безотцовщина. Родился он в сорок четвертом году, в феврале месяце. Его отец был тяжело ранен и лечился в госпитале в городе Сталинске. Поправившись его, как ограниченно годного, отпустили на побывку, благо, что их деревушка расположена поблизости. Да и пока он был в госпитале его жена, будущая мать Сани ездила к нему два раза, возила подарки от себя и от всего села. Отца Сани любили, да и вся их семья была крепко уважаемой. Такое случается.
   Отец погостил, уехал на фронт и летом сорок третьего года погиб. И Саня осиротел, еще даже не родившись.
   В их семье он был младший, были еще старшие братья, двое они не воевали - родились удачно в тридцатом и тридцать пятом годах.
   После войны кое-как жили. Картошка да затируха из простой муки. Выручала рыба, которая не переводилась в речках и озерах, грибы да ягоды. Ягоды в те годы сушили, варенье стали варить много позже, когда Хрущев повсеместно внедрил посадки сахарной свеклы и Русь впервые стала есть вдоволь сахар.
   Старик вспоминал, что его мама говорила не один раз, что даже не думала, что когда-нибудь досыта наесться хлеба, не говоря уже о сахаре.
   Трудно было с деньгами. За погибшего отца платило государство немного, иногда помогал Пётр Дягилев - друг и дальний родственник отца. Его деньги были ко времени особенно в сентябре - купить учебники для школы.
   Их изба стояла далеко от школы, но совсем близко - через плетень, потом его укрепили жердевым частым заплотом, от конюшни, и поэтому, можно сказать, что он на этой конюшне и вырос. Всех коней колхозных он знал по именам и помнил в каком году какой появился на свет и каким жеребенком какая кобыла жерёбая.
   Он был еще совсем мальчик, а его уже уважал жеребец, такой чести удостаивался не каждый конюх, не говоря уж о мужиках, приходивших в конюшню по утрам, чтоб запрячь кобылу или мерина на работу.
   Коней держали под открытым навесом и зиму и лето, только у жеребца был отдельный рубленый из бревен амбар, да еще жеребиться зимой кобыл заводили в крытый двор.
   Саня верхом на этом жеребце гонял табун, был вертким и честным парнем. Был он и смелым, как оказалось потом и чересчур рисковым.
   Он погиб. Перевернулся на тракторе на крутой горе в распутье, после дождя, на глинистом склоне, буксируя тракторную тележку полную людей. Он вез на сенокос колхозников, там же были и ребятишки - они ехали на луга за ягодами, чтобы покупаться в большой реке.
   Все остались живы, погиб только он один. Остался жив и Пётр Дягилев, хотя и сидел рядом в кабине трактора.
   Судьба...
   Жил в селе паренёк Петро Дягилев. До войны был среди первых трактористов. Тогда и песня звучала по радио, как будто для него написанная.
   "Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати" - повторил и у самого мороз по коже, как будто все это было вчера. А было это еще до войны. А война - женщина особая.
   Петро, колхозный тракторист на фронте был механиком на танке. Вернулся живой, сильно обожженный: руки, ноги, тело.
   Только лицо не затронул огонь. Не смотря на это Пётро считал, что война это не только смерть и страдания, но и гульба, и развлечения, мужская дружба. Много увидишь, и останется, увы, только понять. А для русского, по его словам, война - это жизнь, а мир - подготовка к войне.
   Он по инвалидности получал военную пенсию и не работал. И это было в то время, когда колхозники работали "за палочки". Петро много читал и всегда доказывал в разговорах многое из того, что так неожиданно провозглашал.
   Вспоминая его, дед отмечал, что иногда его было понять трудно, а доподлинно понять, наверное, вообще было нельзя. Да и не только его. Язык хоть без костей, но мысль выражает неточно, а собеседник, услышав слова, понимает часто совсем не то, что предполагал передать говоривший.
   Мастер он был ложить печки русские. Брался выложить камелек и говорил как-то, что на фронте за один день сложил круглую голландку у одного немца в Германии. Еще и сейчас, если сильно попросят брался за работу. Денег не брал, а любил хороший магарыч - обед, с выпивкой в меру и разговорами.
   Разговоры для него много значили - собеседников его уровня в селе не было, жена замученная водопадом его слов, убегала. И приходилось ему идти на другой конец села, опять же не каждый день такое возможно, где жил бывший православный священник, получивший за "литие опия по народу" десять лет лагерей. Он там поморозил ноги и руки, кашлял, не мог работать и жил неизвестно на что. Хотя почему неизвестно. Известно. Люди не давали помереть. Вот с этим попом у них и были долгие беседы о войне, ненависти и о вере в бога.
   Священника звали на похороны читать над покойником, звали "погружать" новорожденных. Он не отказывался, приходил, читал молитвы, благословлял.
   Старик иногда, проходя мимо, заходил к Павлу Кузьмичу - так звали священника. Зайти просто попроведовать тогда было обычным делом. Не видя давно друг друга, спрашивали, что ты, мол, не заходишь, не обиделся ли на что?
   Эти беседы были на самые разнообразные темы и сейчас они всплывают из памяти - нет давно Павла Кузьмича и Петро который год под железной звездой лежит на могилках.
   Вспоминая их старик размышлял то об одном, то о другом. В последнее время все больше о героях, о людях отличающихся от обычного ряда.
   Он пытался понять, почему одни народы спокойно живут рядом с другими, непохожими племенами, а другие, даже схожие, этого не могут. Русские, татары, мордва, буряты - все живут мирно, смешанные браки. И так столетиями. Но почему то арабы, да и другие люди ненавидят евреев. В последнее время стала в разговорах проскальзывать ненависть к американцам. Называют их "америкосы". Он не мог этого понять. В селе этого никогда не было раньше. Сейчас и здесь начинают рассуждать враждебно.
   Старик почти каждый год чем-то отмечал один с виду неприметный день - 30-е сентября. Так было не всегда, а началось с того памятного дня, теперь уж тому добрых два десятка лет, когда он по деревенскому обычаю пошёл попроведовать Павла Кузьмича.
   Бывший священник жил в другом конце села около бора. И когда старик дошел до избы Павла Кузьмича было далеко за полдень. Он не любил ходить во время, когда люди садятся за стол: обедать или ужинать. Утром он тоже никуда не ходил - дома много работы. Скотина орёт - хочет есть, корову надо подоить, дать корму, напоить новорождённого телёнка, истопить печь, подготовить горшки со щами и кашей для посадки в протопившуюся печь.
   Перед этим он зашёл к Демьянычу, чтобы наточить овечьи ножницы, через неделю ему с бабкой предстояло стричь овец. Два раза в год весной и осенью в селе с утра отару не выгоняют на пастбище, а приходят хозяева овец, чтобы освободить от роскошной шубы перед летом или перед наступающей осенью.
   Демьянычу был занят - ремонтировал омшаник, но обещал наточить и прислать с внуком. Старик поднялся на крыльцо, постучал в дверь и вошел. Оказалось, что у Кузьмича в гостях был Петро Дягилев. Видно, что пришел он давно это старик определил по тому, что Пётр молчал и слушал Кузьмича.
   Старик вошел, поздоровался, чтобы уважить хозяина перекрестился на красный угол и присел на табуретку, стал слушать. Рассказ касался какого-то преступления совершённого давно, почти две тысячи лет назад.
   Старик, в то время средних лет мужчина, не был атеистом, но и верующим его назвать нельзя было. Иногда он пытался сам себе объяснить в чём притягательность религии, почему люди неистово демонстрируют свою веру в то чудо, что произошло тысячи лет назад. Почему люди ждут и готовятся к концу света и утверждают, что надо в жизни все делать по божьему уставу, чтобы потом спастись?
   Он верил и не верил, помнил и не помнил, но не чувствовал в себе искренности как в вере, так и в неверии. Эту неопределённость он не мог избыть и поэтому она время от времени всплывала в памяти, требовала разрешения.
   Он научился освобождаться от этих раздумий - подумав об одном он тут же начинал думать о другом, объясняя себе это тем, что додумав до конца, над чем останется тогда размышлять.
   Разговор, который, как оказалось, вели уже не один день священник и Петро касался трагической судьбы трех сестер: Веры, надежды и Любови.
   Старик знал, что христианство на Руси было не всегда, что когда-то Русь крестили в Днепре, что до этого поклонялись многим богам. И от поклонения старым, привычным богам отказаться, конечно не для всех людей того времени, было трудно. А были и такие, как эти девочки, которые, наоборот, уверовали в нового бога да так, что согласились принять смерть. По приказу римского императора их пытали, рвали на части, бросали в котёл с кипящей смолой, но из всех пыток они выходили живыми. Тогда им отрубили головы. Их несчастная мать София похоронила дочерей и через два дня умерла.
   Это до такой степени привело в ужас старика, что он как ошпаренный выбежал на улицу и понесся домой.
   Неужели, какая-то сказка, да и пусть даже и воспоминания о том, что на самом деле было стоит жизней четырех женщин. Если даже воспоминания об этом боге так обильно поливаются кровью, то нужна ли людям такая память?
   - Богохульство! - Сказал бы Кузьмич.
   - Грех большой, что ты, червь земной, рассуждаешь о делах божиих!
   - Может быть! - Продолжая заочный диалог, сказал старик и поднялся на крыльцо.
   Дверь в избу была открыта.
   - Кот собака! Опять успел!
  
  
  
  
  

КОТ

Рассказ

  
   Кот, живший у стариков заслуживает особого внимания. Он был не как вся остальная скотина: люди - отдельно, скотина - отдельно. Кот себя не относил к скотине, он скорее считал себя повыше людей, своих хозяев.
   Вот и сейчас: зима, речка давно подо льдом, сердешная - ждет, никак весны не дождется.
   А ведь еще совсем недавно он парным теплым утром, когда солнце только-только заявит о себе, потревожит первых петухов, шел по тропочке между полем картошки и яблоневым садом к речке. Она притаилась под горкой, среди старинных ветел, подмывая их в половодье. Иногда ветла не выдерживала не то натиска речной весенней жажды, не то от старости, падала, тогда старик срубал уцелевшие, не съеденные водой и временем корни и пилил на сутунки, долго колол витую старую древесину на поленья, так чтобы они вошли в печь.
   Ветла горит легко, без дыма, даже как-то весело. Дед жалел старую ветлу, но весной видел, что место уже занято и растет там тоненькая веточка - внучка или правнучка умершей и успокаивался.
   Изба стояла на пригорке, который располагался на мысу, где речка делала крутой поворот. Если посмотреть издали, то эта вилюшка реки напоминала клюшку для игры не в канадский, а более загнутая, в русский хоккей.
   Речка весь год мирный, "по колено воробью" ручеёк, превращалась весной, в ледоход, буквально на несколько дней в бешеное чудовище, крушащее все на своем пути. А все дело в том, что эта степная речушка весной, как пригреет солнце и начнет бурно таять степной снег на полях, а часто одновременно с этим просыпаются яры и балки, их северные склоны, обращенные на юг в день-два обнажаются и вся эта масса воды устремляется к дедову мысу и старается его смыть, спрямить русло речки.
   Так, наверное и будет когда-то, но пока старик привязывает на пути воды лесину наискосок потоку, что бы она намывала русло постепенно еще летом и осенью, да и зимой, приучала воду обходить, не трогать дедову жизнь.
   Старик верил, что всех, и воду тоже можно научить, показать хорошее и плохое, жить и быть в согласии с человеком и природой.
   Ветлы на речке - это отдельный полный жизни мирок, заселенный от самых корней - там в норах живут пескари и налимы и до верхушек, до самых тонких веточек - там любит сидеть и петь свои песни соловей.
   Дед подходил к спуску к речке и в этом положении верхушки ветел были на одном уровне с его глазами, садился на лавочку, стоящую под старой, ровеснице его сыну яблоней и слушал. Подходил кот, терся о его сапог и дед грозил ему пальцем, корил старого прохиндея за его постоянное желание сожрать птичку.
   Ловил кот чаще всего синиц, уж очень они беззаботны, заиграется и подпрыгает прямо к его величеству котиному к мягкой лапке - быстрый мах и все птичка уже бьется в урчащем рту.
   Соловей жил высоко, гнездышко вил на самых тонких ветках, туда кот хоть и не раз пытался, полз, но ветки не выдерживали его туши, он валился, шлепался на землю, мяукал - жаловался и старался даже не смотреть в сторону соловья.
   Целый день кот старался себя развлечь и так к вечеру уставал, что когда все ложились спать он, наоборот, объятый энергией старался, хоть зима это была, хоть лето жить без ограничений. Он хотел быть одновременно и в избе и на улице.
   Вот и сегодня, все уснули, вышел месяц. Свершилось очередное волшебство. Так ещё вчера была полная довольная собой луна, а сегодня уже кто-то кусочек не так, чтобы очень большой, но порядочный откусил, остались лишь воспоминания в виде тени.
   Умение великое: съесть и в то же время оставить воспоминание в виде тени, особенно часто это можно наблюдать у человека, когда теряется человеческое и остается только видимость.
   Ночь прошла бы спокойно, если бы дед не забыл накинуть крючок на петлю дверную. И тогда бы кот не смог бы воспользоваться этой оплошностью и возвращаясь с гуляний, а все это происходит как вы помните зимой, замерз и проверяя память деда когтями впился в мягкую обивку двери, потянул на себя и вошёл. А закрыть за собой двери было видно недостойно его кошачьего величества.
   Дверь открывать кот научился давно. Когда шёл на улицу, то разбегался и всей тушей ударял по двери, она не выдерживала и открывалась, но закрывать никогда не закрывал и не собирался этому учиться.
   Вот и в эту ночь, победив дверь, вошел, залез на печь - греться. Разбудил бабку, она слезла с печи, закрыла дверь, накинула крючок.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Стр.

   Святой ключ

3

   О том, как два русских мужика собрались к зятю в Лондон

195

   Ловушка

202

   Утро

206

   Удушевление

209

   Случай в номер

212

   Пыточная

216

   История с географией

252

   Фабрика-погода

287

   Ожидание

292

   Пашеко

295

   Герои

299

   Шапка

306

   Радостность

309

   Любопытство

313

   Саня Степанов

318

   Кот

323

Владимир

Андреевич Камышников

  
  
  

НАШЕ ВРЕМЯ,

часть 1

рассказ о русской жизни

   Подизбица - так называют на Алтае чердачное помещение дома.
   "Дорогие мои москвичи" - самоназвание, так москвичи называют себя, перекличка с самоназванием генсека Леонида Брежнева - "Дорогой, Леонид Ильич".
   "Дорогая моя столица" - самоназвание Москвы?
   Строки из стихотворения в районной газете "Бригадир Кутьков однажды".
   "Нетленка" - что-то гадкое и вечное.
   "Коговок" - искаженное "коровок".
   Использую слэнг, говорят, что плохо отставать от современности.
   "Людям" - ударение на "я".
   Хитроу - один из аэропортов Лондона.
   "Дебри мать" - любимое выражение моего брата Николая, означает что-то неясное, в ответ на не вовремя и не по рангу спрошенное.
   "Сейчас не об этом" - слова из кинофильма "С легким паром".
   "Шмональники" от слова шмон, что на блатном языке означает обыск наружный (одежда, обувь, имущество) и внутренний (рот, нос, требуха).
   Искаженное от обманывают.
   Технический термин аэрофлота.
   Город-герой Москва.
   Цитата из речи моей жены.
   Челяба - так моя бабушка называла современный город Челябинск.
   НИИ - научно-исследовательский институт.
   Абитура (слэнг) - абитуриенты, поступающие в учебное заведение.
   ЗАГС - государственное учреждение под названием - "Запись актов гражданского состояния".
   Фамилия у меня от названия маленькой камышовой птички, а у них в переводе на русский - прохладный родник.
   Питенье - так моя бабушка произносила, делая понятнее смысл, слово епитемья. Которое означает взятый на себя добровольно долг совершать какое-либо богоугодное дело.
   Слова известной сказки.
   Слова из известной песни Владимира Семеновича Высоцкого.
   Ящик - жаргонное название телевизора или радиоприемника.
   Так говорили о людях отстававших в умственном развитии.
   "Следствие ведут знатоки" - название популярного в те годы телесериала, в котором отважные следователи выявляли преступления и ловили преступников.
   Так назывался лагерь социализма.
   Изобретение коммунистической идеологии.
   Храбрые русичи, М., Московский рабочий, 1986, с. 197.
   Храбрые русичи, М., Московский рабочий, 1986, с. 98
   Зеньковский В.В. История русской философии".-YMCA-PRESS 11, rue de la Montagne-Ste-Genevieve, 1989, с. 18
  
   Храбрые русичи, М., Московский рабочий, 1986, с. 96.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 743.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 749.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 757.
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I-IV.- Санкт-Петербург, Диамант, 1999, т. I, с. 51.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 423.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 778.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 795.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 74.
   Даль В.И. Пословицы и поговорки русского народа.-М., ЭКСМО-Пресс, 2000, с. 210.
   Даль В.И. Пословицы и поговорки русского народа.-М., ЭКСМО-Пресс, 2000, с. 133.
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I-IV.- Санкт-Петербург, Диамант, 1999. т. III, с. 221-223.
   Новый завет. The Gideons international, с. 98.
   Гумилев Л.Н. "От Руси до России". М., 1980.
   Гумилев Л.Н. "От Руси до России". М., 1980.
   Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М., Мишель и К®, 1993, с. 126.
   Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М., Мишель и К®, 1993, с. 120.
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I-IV.- Санкт-Петербург, Диамант, 1999, с. 19.
   Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М., Азбуковник, 1999, с. 428.
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I-IV.- Санкт-Петербург, Диамант, 1999, т. 2, с. 580.
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I-IV.- Санкт-Петербург, Диамант, 1999, т.2, с. 269.
   Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, т. I-IV.- Санкт-Петербург, Диамант, 1999, т. IV, с. 192.
   Храбрые русичи, М., Московский рабочий, 1986, с. 181.
  
   Имеется в виду внимание, проявленное империей владельца футбольной команды "Челси" Романа Абрамовича к Чукотке.
   Корабли Колумба были небольшими судами, водоизмещением порядка двухсот тонн - современный небольшой прогулочный катер.
   В то время привычно плавать было вдоль берегов Европы, Африки и Азии, время от времени приставая к берегу за провизией и свежей пресной водой. В те века не было ни холодильников, ни рефрижераторов, поэтому портилась любая пища, а в жарком климате особенно, даже вода.
   Земли севернее Японии и Китая русскими мореплавателями и землепроходцами будут присоединены к России через добрую сотню лет.
  
   Спорынья - вид гриба, имеющего галлюциногенное действие.
   Пороз - деревенское название быка-производителя.
   Название художественного фильма "Служили два товарища"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   327
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"