* * *
Озера синие, леса и неба высь,
Свобода в помыслах 
и благородство сильных,
Так наши предки начинали жизнь
В лесах дремучих и полях обильных.

О, сколько лет стоит святая Русь -
Славянское родное наше братство.
Сказать вам точно, братья, не берусь,
Но все же попытаюсь разобраться.

* * *
Славянский племенной союз,
Равных братьев в счастии и горе
Был на равнинах этих как и грусть
Душой широкой, добротою в споре,

Основан в годы юности Христовой
В далекой чаще леса близ границ
Вместилища народов жизни новой,
Той жизни, где свобода, пала ниц,
Пред взором понимающим закона.

Там жили домом, и своей семьей,
Чтили предков, тех до них ушедших,
На косяке зарубками - растем,
Так отмечали детство в веках прежних.

Народы мимо проходили и несчастья
Так долго не входило к нам на Русь,
Что стали думать наши деды - братья,
Что горе Русь сумеет обмануть.

Дела вершили, собирая вече,
Где голос каждого и каждому был рад,
Но голос в вече мало чем отмечен
И ни за что не может молчать.

Земля родит всего в достатке вволю,
Хлеба из Киева едала вся земля.
А мед? А шубы и обозы с солью?
Такой обычной  Руси жизнь была.

На том конце, где солнце родит море,
В степях безводных дикий жил народ.
Скотину пас, тихонько мыкал горе
И не имел других каких забот.

А за рекой, где издавна китайцы
Благотворили землю, рай земной
Там цвел. На этот мир, на то пригоже царство,
Смотрел монгол, забыв про свой покой.

Китай погряз в безбрежной своей нежбе,
Казалось жизнь так богом создана,
Что для китайцев все: и небосвод безбрежный...
Но, совсем рядом правил сатана.

Команду дал, и степь преобразилась,
Рядами конница отважная стоит.
А во главе, во сне им то не снилось,
Китайцам, хан - раскосый черт сидит.

Поднял он степь, сказав, что мир жестокий,
Неблагородно крайне разделен.
Мы здесь в степи дождались, наши боги
Нам говорят: 
- Пойди, заждался он!
Тот мир, что за блестящей речкой,
Теперь он ваш, пойдемте все туда.
Возьмем своё, заносчивость размечем,
И будем жить богато навсегда!

Орда текла безудержным потоком,
Летел монгол и сабля наголо,
Китайцы разбежались и жестоко
Бил, грабил варвар, его время шло.

Шелков китайских, золота и женщин
Доставили в избытке в свою степь,
Но быстро прожили, жить стало нечем
И думы закипели - вновь поспеть.

На западе от тех степей великих
Жемчужины нанизаны на нить -
Цепь государств, спокойных и не диких
От века к веку научились жить.

Восточный путь шелковый, чудесный,
Он воедино связывал народ,
Китаец, грек и римлянин известный
В те годы знали, где и кто живет.

И вот оттуда, где всегда с надеждой
Утрами солнце поднималось ввысь,
Огромной массой черной неизбежной
Монголы в эти страны ворвались.

* * *
Дальние дали, народы безвестные,
Ушли навсегда, был затерян их путь.
Их песни и сказки, их лица прелестные
Могут пред нами лишь искрой сверкнуть.

Их разметали лихие годины,
Напор степняков, не познавших позор.
Нагайкой избиты, изорваны спины -
Злобой по жизни кровавый узор.

Катились волнами, за хуннами - гунны,
Степь без конца порождала бойцов.
Темные лица с глазами безумными
Сеяли страх по наказу отцов.

От моря до моря держава раскинулась.
Бесчетно народов, городов и дорог.
Черное горе надолго надвинулось,
Давит и топчет восточный сапог.

Как брызги разлеталися народы,
Ударом мышцы варваров немых.
Век рыцарей, тяжелые невзгоды,
Лишь отзвуки доносятся от них.

Русь устояла, народная русская,
Нет уж князей, полегли как один.
Но воля чужая, воля нерусская
Не смогла победить - не лежим, но стоим.

Степная ширь от моря и до моря,
Летний зной и холод жмет зимой,
Темны ночи и кровавы зори
Душе невольно шепчут,
- Ты постой!
Ты погоди на счастье обижаться,
Пусть нет князей - ты сам себе и князь!
Не стоит больше бусурманина бояться,
И жизнь твоя чтоб больше не кралась.
Найдешь себе ты счастие и с бою,
Тебе удача высветит пути,
и побоятся быть с тобою в споре
И татарва и ляхи. Так цвети
Под солнцем вольным Русь степная,
Нет на тебя управы - ты права.
Налиты силой, мудростью уставы,
Не покорись, свободной будь страна.

* * *
В те годы дули кровяные ветры.
Все кто ни попадя, лез в разоренную страну.
И бусурмане - подлецы отпетые,
И ляхи, затевавшие возню:
Решили паны веру православную,
Что от Владимира к нам русичам пришла,
Сменить на унию, на сговор, на неправую,
Чтобы к проклятью русских привела.

* * *
Татарин летом в кислом полушубке,
Смышленым взглядом диких своих глаз,
Смотрел на Русь казачью, незабудки
Цвели в степи, цвели надежно. всласть.

И эта смелость тоненьких травинок,
Встававших за копытом следом в след,
Хранила Русь степную и былины
Доносят к нам те отзвуки побед.

Не мог никто лет около пол тыщи,
Взять покорить казачью вольницу.
И до сих пор в степи той не отыщешь
Где чумака, какой поклонится.

* * *
Вышел месяц из тумана -
счастье казаку,
На лошадке вдоль лимана
растрясать тоску.
Может встретит казачина
на своем пути
Воз добра и армянина -
мимо не пройти.
И останутся в болоте 
кости ахмака -
Нет пути в степи великой
мимо казака.

* * *
Утром раненько, роса еще вяла,
Туман языками глотала река,
До хаты Тараса с дорожки под яром
В мах проскакали два казака.

Передний Остап - казачина вальяжный,
Большой балагур, рост саженный, плечист.
Шуток не любит, характер отважный,
В словах не уступит, умён и речист.

С коней соскочили,
- О, кажу дитыны!
Воскликнул Тарас, встречь сбегая с крыльца.
- Какие же свитки, кажу у вас длинны,
как побежишь, так умоет роса.

А это кто? Андрий?
Краснеет как девка,
Тебе плетюганов
пожалел в бурсе поп.
Ты, видно в молитвах, 
все в хоре на спевках,
Каков, покажись. 
- Тихо, батьку, то в лоб!

Не посмотрю, что я сын твой, осядька!
Вскричал тут Остап. Бульба сразу примолк.
- Так ты на отца с кулаками поднялся?
А ну-ка давай, покажись сам каков?
Тарас рукава засучил и столкнулся
С сыновьим ударом, устоять едва смог...

Шуток не знают русские в споре,
Бьют от души и гуляют на всю.
Любят большое счастье как море,
А в горе слезу доверяют ручью.

Бились недолго, мать закричала,
- Ты что, старый дурень, 
так встречаешь ребят?
Я целу годину сынков поджидала,
А ты кулаком их прогнать уже рад!

Тарас отдышался, 
- Ну добрый ты сынку!
- Вот так татарву, турок встретишь, то бей!
- Да и поляк нашей вере противник,
Ему не спускай, поклоняться не смей!

- Ну, идемте в хату!
- На стол, бабка, быстро!
- Что есть в погребах и горелку неси!
- Выпьем ребятки, горелка - зверь чисто!

- Архимандрит ее вам подносил?
- Или забыли как пахнет отважно?
- Как зажигает геройский огонь?
- Как из тюхляев ватажит,
и славно,  - эту ватагу прохожий не тронь.

Взошли на крылечко - Днепровские дали
Матери русской великой земли
Пред зорким их взглядом вокруг открывались,
Тумана не видно и тени ушли.

Вошли в сени с батькой, навстречу две девки 
С криком сбежали по ступенькам крыльца.
В сенках прибрато, все чисто и гладко
И ждет похваленья себе:
- Молодца!

Голос учителя дядьки Мыколы
До сих пор звучит и тревожит меня.
Я все еще там, в деревенской той школе,
Ума набираюсь, день ото дня.

Видятся мне украинсие степи,
Днипро, Кременчуг, Змиев вал и сады.
Природа прекрасна, тепла, ее лепей
Разве что рай, но туда погоди.

Голос учителя:
-Да ты знать мазунчик!?
Не слушайся матку, нам нежба вредна.
Чистое поле и конь посподручней,
Сабля и пуля нам радость одна.

Назавтра поедем со мной в Запорожье.
Вот где наука, там школа ума.
А дома? Что делать? Дома нам скука,
Что же с того, что не идет война.

Матка завыла,
-Старый ты дурень! Дай
Хоть на деток наглядеться мне всласть!
- Полно, повыла, затихни, старуха!
Казак не на то чтоб на печке скакать!
Тащи скорей меды, выпьем досуха!
Баран на закуску,
Горелки сколь ждать?

Не надо пампушек,
и разных там пундиков и
Чтоб горелка чиста и свежа...
Слов часть забыта
от хрюдиков, грюндиков,
Речь русская стала для русских чужа.

Бульба заходит последним в светлицу,
Убранства такого не знаем сейчас...
Красиво как было и в песню уплыло,
Реденько нам в память  вплывает подчас.

В хате порядок, помазано глиной,
Сабли, нагайки и сетки для птиц.
Убрато с любовью, и каждому видно
Тарас забубенный козак, не артист.

Сказал как отрезал, 
- Завтра так завтра,
А сейчас позови на гулянку друзей.
- Нет на тебя, старый Бульба, ухвата...
- А не боишься? Огрей, не жалей!

* * *
Лишь первый петух закричал на насесте,
Тарас встрепенулся, с ковра соскочил.
Старуха, скорее готовь нам поисти,
Дорога большая, набраться нам сил.

Мать целую ночь у сынов просидела.
Плакала горько, так жалко детей.
Утра дождалась - надежда слетела
Как галка с ворот, чуть завидев людей.

Быстро собрались, коней заседлали,
И споро за хутор ушли в холодке.
А птицы степные кричали, летали
Как чуяли кровь в грозовом ветерке.

* * *
Скакали долго по степи вдоль лога,
Чуть-чуть видать лишь жердь у журавля,
Будет мать молить, просить у бога
Хорошей доли. Жаль, что знать нельзя.

А Бульба был уже душою в Сечи,
И похвалялся сыновьями среди тех,
С кем с юных лет искал мечом утехи,
И с кем делил надежды на успех.

Любовный пыл как жар горячей сечи
Дурманит разум и волнует грудь,
И от одной той, давней скорой встречи
Жмет к горлу сердце, и не дает вздохнуть.

Запомнил Андрий ту паненку лепу,
Она без стука в его жизнь вошла.
Вела его не то что к неуспеху,
А к смерти и позору. Вот дела!

* * *
Прошло немало лет с того урока
Учитель старый дядко Мыколай,
Давно помер и на хвосте сорока
Мне принесла из детства: 
- Прочитай!

Я вновь прочел Тарасовы страданья,
Не одобрительно отнесся к тем делам,
Где гибли люди, гибли и безвинно
Их убивал палач по крови родный нам.

Русский витязь мало лучше шляхты,
Он издевался над бессильными людьми.
Был век жесток, и судьбы людей мяты
Той жаждой крови... Вот ты, и пойми!..

* * *
Осада Дубно длилась уже долго,
Казаки ждали сдачи города.
Мол, все съедят там жители и голод
Заставит гордых склонить головы.

К тому все шло. Но трудно и безделье!
Казаки ели, пили почем зря.
И куренные, в оба что глядели,
Не уследили, что уже земля

Шатается ночами от горелки,
Что спроть наказа пьянствуют, нельзя
Держать так долго войско. 

Ляхи ждали этого момента,
Они надеялись - придет победы час.
Тогда возможно им отбросить сантименты
Ударить так, чтоб тот удар потряс

До основания козацкую дружину,
Чтоб внес раздор в ее нестройный ряд.
Чтоб казаки поняли, что повинны.
Что пьянство - горе и на этот раз.

Один курень как языком слизнуло,
А куренной попал в плен без штанов.
Из жерла ада серою пахнуло,
Мелькнул огонь заоблачных костров.

И в эту ночь пропал Тарасов Андрий.
Бульба спал и видел во сне,
Как сын его шел мимо живой, ладный,
Нес хлеб и вел татарку. В кутерьме

Ночной как там он оказался?
В том курени? Зачем туда пошел?
Тарас гадал, в загадках сих терялся,
Тут Янкель объявился. Тяжку роль

Ему судьбою выпала играть.
Как сообщить отцу, что сын его у ляхов?
Да не в плену. И как про то сказать?
Тарас горяч, натерпишься с ним страху.

Он рассказал, что вместе с польским войском
Он побывал за стенами градскими.
И встретил Андрия в доспехе знатном польском.
Тот говорил, что все ему чужие,

И брат с отцом, и казаки с их Сечью,
Остался он с любимой и успеха

Настало утро для потехи,
На стены высыпал народ.
Как на издевку, как для смеха
Голый Хлиб едва бредёт.
Простите, братья дорогие,
Что я такой сейчас стою,
За то, что спал и видел сны я,
За то себя сейчас казню.

Не виноваться атамане,
Они ответят за позор,
За все за ваше поруганье,
И их достанет наш топор.

И так от злобы стервенея,
Слова катались как мячи,
Солнце встало волка злее,
Бой начался. Горячи

Налетели ляхи лихо,
А казаки ждали их
Битва вспыхнула и тихо
Жизнь забыла о своих.

Всё о тех же хлопцах ладных,
О славянах по крови,
О соседях безымянных.
О союзе по любви.

И сцепилися как звери,
Пьют, хлебают братску кровь.
И никто бы не поверил -
Брат у брата жизнь берёт.

Бились долго в пешем, конном
И ползучем строе так,
Что друг друга грызли кони
И средь дня окутал мрак.

* * *
Все стеколки на окнах
разрисованы строго,
Так с натуры природу
рисовал Дед Мороз.
Я иду потихоньку, 
чуть устал и немного
Вновь жалею синичек
хоть замерз сам до слез.

Как им холодно в этом
странном мире забытом,
После дрожи ночной,
находить себе корм.
Чтоб продлялася жизнь
с каждым новым рассветом,
Чтоб дождаться весны,
той далекой как сон.

Наконец, я и дома,
затоплю быстро печку,
Лезут в голову думы
о сарматах о нас.
Потянуло на сон
я подумал прилечь-ка
И поплыл в голове 
заунывный рассказ.

Этот кто-то второй
давно здесь он со мною,
То приставится богом
чуть раскосым, польским.
Я, бывало, рукой
то видение смою,
А он мне ухмыльнется, 
- Хорошо нам двоим!

Вот опять предо мною 
степь широкая, летом
Ветерок набежал,
чуть пригнулся ковыль.
Солнце вышло и кружит,
здесь кружится зачем-то
Насмотреться не может
на кровавую быль.

В том далеком углу
где курганы друг другу
Позабытую сказку
под гусли плавно поют,
Полыхнуло огнем, 
плачем, ревом по лугу,
С той нежданной сторонки
толпой люди бредут.

Тяжело им досталось,
видно вышли из боя,
Впереди воевода, 
окомонь в поводу,
А в суме переметной,
крутит набок подпруги,
Казачина побитый
открыл глаз на беду.

Недорубок несчастный 
Тарас Бульба - полковник,
Наказной атаман
Запорожской Сечи,
Он лежал весь в крови,
так спокойно - покойник,
И оставили ляхи, 
не добили, ушли.

Где я? - вскрикнул Тарасе,
Раздвигая овчину, 
- Где Остап? Он живой? 
Не покинул господь!
- Нет, Тарас, твой Остап 
уведен на чужбину,
И теперь уж ему 
не увидеть восход.

Рвет Тарас на себе 
перевязки, одежду,
Потом сила уходит, 
обвисает в суму.
Где твой ум дядька был, 
где он прятался прежде?
А теперь, хоть и есть,
не нужён никому!

Выздоравливал долго
на Сечи разоренной,
Никого из знакомых
не осталось вокруг.
Те погибли у Дубно, 
а другие в полоне,
На базарах турецких
их в рабы продают.

Собиралась дружина 
на Сечи молодая,
Поднималася сила, 
колыхались ряды.
За отцов поруганье, 
за геройские званья
Русских витязей толпы 
шли и шли чрез броды.

Собиралося войско месть
жестокую ляхам
В их хоромы и села
в их дома и уют
Принести, чтобы знали
русской силы ухватку,
Что знакома по миру,
о чем песни поют.

* * *
Затянулися раны, 
сила вновь возвернулась,
Решил ехать он к ляхам,
в двери им постучать.
Поискать там Остапа,
пускай это и трудно,
Хоть на миг, но увидеть,
хоть на миг, но обнять.

Еврей Янкель давнишний
у Тараса знакомец,
Как-то выручил он,
от погрома укрыл,
Едет в Умань полковник,
оттопыренный пояс
Полон денег в оплату,
чтоб еврей не проводил.

Проводил до Варшавы, 
чтоб провез его тайно,
Невозможно Тарасу
где лицо показать,
За живого или мертвого
обещали отважным
Две тыщи червонцев,
но их им не видать.

Вспомнить долг для еврея
видно трудно бывает,
Морщит морду неверный
рад сейчас убежать.
Не таков казачина,
если взялся, то станет
И бичом и пинками
заставлять и стращать.

Заплатил он еврею
десять тысяч червонцев,
Приказал собираться,
не давал убежать.
Вновь напомнил Уманцу,
что проделки известны,
И за эти злодейства 
не пора ль отвечать.

* * *
Привез еврей в Варшаву под камнями
Тараса Бульбу сына повидать
Там Мордыхай сказал ему, - Не знаю, 
Но это надо все обмозговать!
Евреи долго громко говорили,
Плевались во все стороны, кляня
Свою судьбу и Польшу, и Россию,
Но денег жар катился к ним звеня.
Дорожку показали до темницы,
Пошли Тарас и Янкель в зубы к ним.
Но не пустил гайдук их поклониться,
Заставил дать червонцев, раскусил
Собака их желанье,
строго так сказал, что закричит
И тут сбегутся ляхи и уж званья
Не спросят, а изрубят.
- Ты молчи!
Вот на тебе червонцы,
А мы пойдем обратно,
как пришли.

* * *
Назавтра казнь, на площади народу...
Желают посмотреть на казаков,
- Ишь, захотели варвары свободу!
- Достойна ли свобода дураков?

В толпе Тарас стоит, а рядом Янкель.
Кричат на площади, - Ведут! Ведут!
Идет Остап, о как Тарасу жалко,
Что не его, а сына здесь распнут.

Ломают кости, хруст стоит страшенный.
Кто не седой - седеет на глазах.
И сей обычай тех времен обыкновенный
Благословили боги в небесах.

Молчит Остап и терпит все мученья,
Но силы мало, тело все в огне.
Взглянул казак в толпу и в исступленьи
Он закричал,
- Как больно батька мне!
- Я слышу, сынку!
Тарас и не скрывался.
- Терпи сынок, я буду теперь мстить!
И только Янкель обмереть собрался
Тараса след успел уже простыть.

* * *
Не стоит жизни злоба эта,
Но съела весь Тарасов род.
Троих взяла, не видно света,
Еще не все, еще возьмет.

Закрыли очи Остап, Андрий,
И не пожили ведь братья.
И виноват Тарасе разве?
Нет, то степь и воля, и друзья.

* * *
Ну, что сказать мне под конец?
Хороших слов есть у меня немало,
Но все же жаль, до нас сказал мудрец,
Как не старалась, все ж она упала!

Рождались дети на потеху,
Широко степь вокруг легла.
Жизнь забирала так, для смеху,
Судьба совсем не берегла.

Из века в век белели кости,
Летало тучей вороньё.
И часто так друг другу в гости
Войны катилось полымьё.

От Уссури, что на Востоке
И до мадьярских склонов Альп
Горела степь в войне жестокой
И жизнь стелилася как шаль.

Летели годы и свобода -
Мечта и знамя и душа,
Несла с собой одни невзгоды,
Но все ж была так хороша.

Пришли и в степь закон, порядок,
Свободный воин оседлан.
Живет, но путь его не сладок,
Он жертва прошлого. Обман

От предков жив сегодня,
Степняк и ныне обделён.
Не рад он лету, новогодью,
Чужой достаток видит он.

Охота вновь вскочить на коня,
И поскакать делить весь мир.
Но слаб степняк, и на сегодня
Другой назначен нам кумир.

Уже не степь их собирает,
Ведет с собою на борьбу.
Теперь Аллах зовёт и знает
Кто обделён, не ждёт судьбу.

Опять под равенства знамёна
Кладут заботливую жизнь,
Ничто не держит и заслоны 
Звенят, сгибаясь. Тужись

Людей  - их жизнь напрасна,
Она разрушит скромный быт.
Не будут предки после страстно
Их вспоминать. Скорей забыть

Весь сонм страданий,
Жизнь хороша - она не смерть.
Даёт надежду, ожиданье,
А смерть молчит или в ответ

Помашет крестиком еловым,
Гранитным камнем иль плитой,
Что стали многим земным кровом
Героям жизни забытой.

Полно в земле костей казачьих,
И атаманов и бойцов,
Монгольцев диких, гайдамачьих,
Отцов, их дедов, праотцов.

В местах высоких на курганах
Витает дух героев тех,
Что приходили, брали... Званых
В те годы не было потех.

Седой ковыль дорогой млечной,
Как указующий пути,
Скрывает прошлое, он грешен,
В земле грехов нельзя цвести.