Раньше я жил напротив тюрьмы, а теперь я живу напротив своего дома.
Ну, так вот. Раньше я жил напротив тюрьмы. Заметьте - раньше. А сейчас... сейчас, как видите, уже не живу.
Вообще-то, близость тюрьмы от дома меня никогда не смущала. Можно сказать, я ее и не замечал. Ну, разве что когда из окна спальни вдруг выглядывал наружу, что бывало довольно редко. Окна нашей спальни всегда были плотно закрыты и занавешены, даже летом, потому что прямо под ними проходила проезжая дорога, от которой много шума и пыли. В принципе, то, что под нашими окнами - проезжая дорога, меня никогда и не волновало. Ну, подумаешь - дорога. Окна закрыты, да и ладно. Правда, помню, несколько лет назад по ночам целые процессии каких-то огромных грузовиков проходили. Это было что-то. Каждую ночь. Я тогда еще совсем молодой был. Помнится, лежал и представлял себе - а если бы динозавры еще жили на свете... Ходили бы взад-вперед...
А так ничего, в принципе. Окна закрыты плотно, пыль не просачивается, шум приглушается, запаха практически от свалки, что через дорогу, нету. Ну и ладно. Мне-то что?! Самое главное, окна не открывать.
Ну, так вот. Жил я себе спокойно со своей семьей вместе, пока в тюрьме начальник не поменялся и не стал новые порядки вводить. Мне никто не говорил про другого начальника, и я об этом нигде не читал. Но иначе и быть не может, я сразу подумал: там, наверное, начальник новый. Потому что просто так ведь никакой человек свои привычки не меняет и порядки, по которым жить привык, не переделывает. Ну, а порядки-то там изменились. Да еще как! Иначе бы я не сидел сейчас на этом месте и не рассказывал вам все это.
А в чем заключались перемены - спросите вы? А перемены, вернее перемена, заключалась в том, что начальник-то большой меломан был, музыку то есть любил.
Ну и что - спросите вы - подумаешь, музыку любил, многие музыку любят. А я отвечу. Любить-то он ее любил, но хотел, наверное, чтобы ее полюбили все обитатели заведения, над которым он был начальником.
Каждое утро, в 6.00., громкоговоритель на тюремном дворе взрывался от оглушительного рева включенного на полную мощность радиоприемника в кабинете у начальника. Тюремные стены, заодно с барабанными перепонками заключенных, сотрясались от позывных местной радиостанции.
Но самое ужасное заключалось в том, что вместе с несчастными заключенными, каждое утро, в 6.00. часов, все жители стоящих невдалеке от тюрьмы жилых домов, вскакивали на своих кроватях, полные неудержимой любви к музыке, неопределимых словами чувств к местной радиостанции и безграничной благодарности к начальнику тюрьмы. Концерт всегда продолжался ровно час. Звук был настолько громким, что наши плотно закрытые и тщательно занавешенные окна от него не спасали.
Я мог бы вам, конечно, во всех подробностях описать, какая у нас началась веселая жизнь после нововведенного порядка, но вы ведь сами понимаете, что это мое больное место и мне трудно говорить об этом. К тому же я знаю, что у вас ограничено время. Вы должны лишь поставить себя на мое место и представить ситуацию - вам сразу станет ясно, что было дальше. Я расскажу лишь, чем эта история закончилась.
Прошло несколько месяцев и лето уже подходило к концу (начальник-то новый в марте пришел), когда у жены моей случился третий сердечный приступ. Первые месяцы у нее только припадки были нервные. Я их, помнится, считал. Насчитал, помню, двадцать три сильных и около сорока слабых припадков, когда они вдруг резко прекратились. Потом две недели жена подозрительно спокойная была, что казалось очень странным. Уже волосы на голове не рвала и не билась лбом об стенку, сидела лишь целыми днями за столом и глазом все подмигивала. Я вначале не понимал - думал, что это она все время подмигивает, а потом уже здесь узнал, что это заболевание нервное. Ну, так вот. А потом у нее сердечные приступы начались. Я тогда сказал, что приступы сердечные считать не намерен и когда у нее уже третий случился - я решился...
Вернувшись вечером из больницы, куда жену мою положили на лечение, я стал думать, что бы такое предпринять, чтобы наши мучения кончились. Если жалобы не помогли (я вам говорил, что мы жаловались?), то что же еще можно сделать? Думал я, думал и так ничего и не придумал. Кроме одного. Была уже половина пятого утра, когда я вышел из дома с большим топором в руках и направился в сторону тюрьмы...
Ну, а дальше что было, вы уже знаете.
И теперь живу я не напротив тюрьмы, слава богу, нет. Живу я здесь и у меня отдельная комната - светлая, просторная, с маленьким окошком с видом на парк, окружающий здание. Там нет никаких проезжих дорог, лишь деревья и цветы. Оттуда летний ветерок приносит мне свежий, напоенный ароматами природы, воздух. Уже год прошел с тех пор, как я вышел из дома с топором и, знаете, доктор, я совсем не жалею о том, что сделал тогда. Ведь если бы я не решился на этот шаг, то не попал бы сюда. Здесь я смог посмотреть на свою жизнь со стороны и многое понять. Теперь я счастлив и мне больше ничего не надо - только дышать свежим воздухом и любоваться природой. И меня нисколько не смущает прочная решетка на моем окне.
Кстати, доктор, если узнаете, что произошло дальше в той тюрьме, что была напротив моего дома - расскажите мне обязательно. Мне очень интересно, смогли ли они починить радиоприемник или нет. А может, у них за это время опять поменялся начальник...
|