Сирота (в работе)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Родителей своих я не знала. Мать умерла почти сразу после моего рождения, успев только дать дочери имя Тайлисс, а отец... Отец, конечно, у меня тоже был - как же без него, но в то время он даже и не подозревал о моем существовании. К тому же личность его не интересовала меня довольно долго. Тогда хватало и того, что человеком, скорее всего, он не являлся, потому что не бывает у нормальных людей глаз цвета расплавленного золота с вертикальным, точно у кошки, зрачком.
Обновление от 01.01.11. Новогоднее. Неправленное. Пять глав полностью.
|
--
Сирота
Для жителей безымянной деревни на границе с Ничейными Землями все началось с приходом туда изможденной беременной женщины. Мое присутствие в этой истории обозначилось чуть позже, когда после тяжелых родов на свет появилась здоровая девочка. Нетрудно догадаться, что тем самым ребенком была я.
Родителей своих я не знала. Мать умерла почти сразу после моего рождения, успев только дать дочери имя Тайлисс, а отец... Отец, конечно, у меня тоже был - как же без него, но в то время он даже и не подозревал о моем существовании. К тому же личность его не интересовала меня довольно долго. Тогда хватало и того, что человеком, скорее всего, он не являлся, потому что не бывает у нормальных людей глаз цвета расплавленного золота с вертикальным, точно у кошки, зрачком.
Кем была родившая меня женщина, куда она шла, ждал ли ее кто-нибудь - узнать это мне не довелось. Я выросла в деревне и поначалу воспитывалась так же, как и прочая сельская малышня. Да и сама я мало отличалась от остальных - вечно испачканная незнамо в чем, непоседливая, любопытная, стремящаяся быть одновременно в десятке мест. Тощая, правда, но ничуть не слабей любого сверстника, и в детских потасовках противники недолго обманывались моей худобой. Бездетная знахарка Шейана, заменившая мне мать, была честна со своей воспитанницей, не оставив каких-либо иллюзий о моем происхождении. Поэтому немногочисленные попытки задеть отличающуюся от остальных девчушку наталкивались на удивленное пожатие плечами: байстрючка, сирота кошкоглазая - ну и что? Чем может оскорбить правда? Тем более что мать из Шейаны, поколесившей в молодости по Айраду и повидавшей всякого, получилась много лучше, чем были у большинства моих тогдашних знакомых. Глаза же вообще оказались моей гордостью и предметом зависти всей местной малышни. Большие, выразительные, сияющие, они прекрасно видели в темноте, да и днем я могла пересчитать мух на боку коровы на другом конце деревни.
Я росла, не представляя себе другой жизни. Иногда, когда я задумывалась о будущем, то считала, что судьба моя сложится так же, как и у остальных сельских женщин: повзрослев, смогу перенять секреты мастерства у Шейаны, затем замужество, дети и старость в окружении внуков. Но на мой счет у Хранителей были другие планы...
Первое предупреждение я получила, когда мои ровесники начали вытягиваться в росте, а у подруг - проявляться округлости в известных местах. Я же так и осталась невысокой, узкобедрой и плоской, как доска. Кровь низом у меня тоже не шла, что вызвало немалое беспокойство Шейаны. У нее не было своих детей, она и знахаркой-то стала, желая исцелить эту немочь, потому не хотела такой же судьбы для приемной дочери. Но как она ни старалась, помочь ничем так и не смогла. "Наверное, Тай", - говорила она, - "твой отец слишком отличался от человека. Родиться-то ты родилась, а вот дальше... У зверей диких и скотины так бывает, девочка моя, значит, и у людей такое встречается..."
Не скажу, что в деревне меня травили, но в то время я почти перестала появляться на улице. Видеть сочувствующие взгляды взрослых и ехидные - подростков, слышать перешептывание за спиной было выше моих сил. Мне ведь эта странность ничуть не мешала - так какое им до этого дело?! Слава Хранителю, Шейана воспитывала свою приемную дочь сильной духом, меня почти не посещало искушение броситься в омут с камнем на шее или выпить какого-нибудь отвара из тех, что в малых количествах приносят спокойный сон, а в больших - наверняка укладывают в могилу. Да и сама знахарка не оставляла мне времени для праздных раздумий. Она учила меня грамоте по неизвестно каким чудом оказавшимся у нее потрепанным травникам и книге, как я позже узнала, по ритуальной магии. Давала задания, которые легче выполнить тонким проворным пальцам подростка и острым нечеловеческим глазам. Незаметно она передала мне все, что знала и умела, и стала перепоручать обратившихся односельчан. После этого у меня уже не шептались за спиной. По крайней мере, я этого не слышала.
Так прошло несколько лет. Мои ровесницы давно вышли замуж, у большинства из них я успела принять роды, а кое у кого - и не по разу. Я же так и оставалась неизменной, словно застыв в подростковом возрасте. Редкие заезжие гости обращались со своими неприятностями к Шейане, опасаясь довериться угловатой голенастой девчонке. Это стало единственной практикой, которой занималась моя приемная мать - для двоих работы в деревне было слишком мало. Однако она не хотела ничего менять и возилась с огородом, наслаждаясь размеренной жизнью и предоставив уже мне сломя голову лететь к больному после очередного заполошного ночного стука в дверь.
Все снова изменилось в мою двадцать первую весну. Зима была очень тяжелой, больше половины деревни переболело снежной лихорадкой, и, как мы с Шейаной ни старались, на кладбище за частоколом прибавилось свежих холмиков. По соседям ударило еще сильнее - где своих лекарей не было вообще, а где они погибли, не сумев спасти даже себя - так что мы целые декады проводили у больных, отдыхая только в санях, перевозивших нас из деревни в деревню. Под конец мы уже не отличались по виду от свежих покойников и держались только на бодрящих отварах, поэтому изменения, творившиеся с моим телом, прошли незамеченными. Лишь когда болезнь отступила, и мы смогли, наконец, отдохнуть, я обратила внимание, что выросла из всех своих вещей. Шейана же, увидев меня в бане, от удивления села мимо лавки - вместо пигалицы-подростка ее глазам предстала вполне сформировавшаяся девушка. А когда начал таять снег, я поняла, что у меня все в порядке не только снаружи, но и внутри.
Хранитель, как же нелегко быть девушкой на выданье! А не такой, как все, быть тяжелее втройне. Узкая кость никуда не делась, и хотя я оказалась вполне пропорционально сложена, и, по словам матери, внутри вроде бы ничем не отличалась от любой другой женщины, но все же... Все же со светлой почти не поддающейся загару кожей, излишне правильными чертами лица и густыми иссиня-черными волосами я смотрелась рядом с остальными невестами, как тонкая березка рядом с кряжистыми дубками. Хрупкой. Изнеженной. Слабой. Будь вместо Шейаны кто другой, моя судьба решилась сразу же, как только в дверь постучались сваты - лишь бы пристроить куда-нибудь "неудобного" отпрыска. Но знахарка, помня свою историю, велела мне не торопиться. "Выбери, дочка", - советовала мне она, - "надежного, такого, который не уйдет, что бы с тобой ни случилось. А другой тебе не подойдет: больно ты не такая, как все, сложно с тобой будет, надо, чтобы выдержал". И я пыталась выбрать, но не могла. И не потому, что эти самые "хорошие и надежные" гуртом толклись у моих дверей. Нет, возможно, были и такие, но ни к одному я не чувствовала ничего, кроме равнодушного любопытства. В конце концов, на меня плюнули, как на чудную зазнайку, но, как ни странно, меня это вполне устроило. Для общения хватало и Шейаны, а что до желаний тела - так я их едва замечала: днем всегда было достаточно работы, чтобы ночью быстро проваливаться в сон. Иногда я все же, как и все прочие молодые дурочки, мечтала о ласковом, храбром и красивом владетеле, который спустится ко мне на белом ящере-крыльнике, но потом и эти мечты сошли на нет. Жизнь не оставила для них ни места, ни времени.
Прошла еще пара лет. Я похоронила приемную мать - ее начали мучить боли в животе, ни одно средство не помогало, она похудела, превратившись в тень прежней полной сил женщины, и однажды вечером выпила слишком много болеутоляющего отвара. Я до сих пор не верю, что Шейана, опытная знахарка, могла ошибиться и сделать это случайно - даже тогда голова у нее оставалась ясной. Но, так или иначе, мне пришлось привыкать жить одной. Не скажу, чтобы это оказалось так уж трудно.
Несколько сложнее было справиться с попыткой нескольких мужиков, из тех, кому бывает мало собственных жен, протоптать ко мне тропинку. Однако ухват в руках оказался для них достаточно веской причиной для того, чтобы забыть дорогу к моему дому, а наставленные им синяки - для молчания. Тем более что я обнаружила в себе - а по виду и не скажешь - достаточную силу, чтобы выполнять самую тяжелую работу по хозяйству не хуже парня. Так что нехитрые уловки-уговоры "а кто же тебе, сироте одинокой, дрова поколет, крышу починит" на меня не действовали. От участи быть "встреченной" и снасильничанной, спасало положение единственной нормальной знахарки на несколько дней пути, а также то, что желание было не настолько сильным, чтобы окончательно затуманить мозги.
Я жила одинокой, но размеренной жизнью. Лечила сельчан и скот, собирала лекарственные травы, возилась с огородом и время от времени ездила пополнить запасы на ярмарку в богатое село ближе к столице аллода. Иногда, задумываясь о будущем, планировала взять на воспитание ребенка и, вырастив, передать накопленные знания дальше. Простая, спокойная жизнь. Я искренне верила, что так и будет, что проживу свой век, не слишком отличаясь от других. Ведь даже у нас в деревне были еще две одинокие женщины примерно моего возраста. Но через два года после смерти Шейаны мне снова напомнили, что жить "как все" мне не суждено...
Поздней весной, как только к соседям стало возможно попасть, не вывозившись до бровей в грязи, в деревне, как обычно, стали собираться на ярмарку. И, как обычно, я присоединилась к куцему обозу, заняв немного места на телеге соседей. Лошади у меня не имелось, но она и не была нужна тогда - никто не отказывался подвезти знахарку.
Небольшая сельская ярмарка казалась мне тогда жутким столпотворением людей. Но, побывав на ней несколько раз, я научилась худо-бедно не теряться в торговых рядах. Вот и тогда, достаточно быстро сориентировавшись, я продала кое-что приезжему купцу, пополнила у него свои запасы, сложила приобретенное на телегу и с чистой совестью отправилась гулять сначала между прилавками, а потом и по селу.
Окончание торгов я встретила в кустах где-то за околицей. Что из взятых в дорогу запасов было не слишком свежим, я так и не узнала, да и, если честно, не стремилась, но застряла я всерьез и надолго. Выбираться из своего укрытия мне пришлось уже к сумеркам, когда торговля закончилась, и началось деятельное отмечание удачных покупок и продаж. Я эти моменты не любила, предпочитая к вечеру забраться на повозку и постараться уснуть. Никогда не была охотницей по доброй воле дурманить сознание крепкой брагой, чтобы утром, очнувшись с головной болью, узнавать у знакомых, что вытворяла вчера. Да и запах перегара, который я ощущала острее остальных, не приводил меня в восторг. Но, удобряя заросли, я слишком задержалась, поэтому для возвращения к повозке мне предстояло пройти почти через все празднующее село, что не поднимало и без того испорченное настроение.
Занятая своими мыслями, я, не замечая ничего вокруг, выбиралась из кустов, когда что-то сильно толкнуло меня в спину. Что было дальше, я почти не запомнила, в голове остались лишь какие-то обрывки. Земля, стремительно меняющаяся местами с перечеркнутым ветками небом, тяжесть, сдавившая грудь, оскаленная морда перед лицом... Я успела крикнуть или мне это показалось?.. Действительно ли все вспыхнуло, делая и небо и землю мертвенно-белыми, отличающимися друг от друга лишь черными лучистыми провалами звезд?..
Крика моего, если он и был, никто не услышал. Очнулась я сама, долго смотрела в подсвечивающееся утренней зарей небо и все никак не могла понять, какие эльфы занесли меня из весны в осень? Откуда взялась пожухшая трава и висящие коричневыми тряпками увядшие листья? Поднялась, отряхивая с порванной одежды пыль и неожиданно легко счищающиеся чешуйки свернувшейся крови. Моей крови. С трудом подавила вопль при виде высохшей туши странной горбатой помеси человека и волка. Как создание Ничейных Земель забралось в довольно далеко отстоящее от границы село, какие демоны притащили его в те кусты - эти вопросы так и остались без ответа. А вот откуда взялась осенняя проплешина посреди поздней весны, и почему от ран, нанесенных тварью, не осталось и следа, я узнала достаточно скоро. Но это было позже, а пока я, исцарапанная и в порванной одежде, кралась через спящее пьяным сном село к соседской повозке, придумывая, как объяснить свой потрепанный внешний вид. О том, что произошло на самом деле, рассказывать почему-то не хотелось.
Мне повезло. История о том, как я, немного выпив и с непривычки захмелев, ночью таскалась по окрестным кустам, пользовалась популярностью. Но недолго. Чего я и добивалась. Хорошо, никто не обнаружил, что одежда моя в некоторых местах продрана заметно сильнее, чем способны это сделать любые кусты, а в дырах виднеются тонкие еле заметные ниточки шрамов. Это было вторым предупреждением, но я предпочла его не заметить.
После возвращения некоторое время я жила как прежде, пытаясь не вспоминать о происшедшем на ярмарке, но картины мертвой твари и осени посреди весны все чаще вставали перед глазами, отвлекая днем и тревожа сон ночью. Чтобы отвлечься, я в который раз полезла перебирать вещи, оставшиеся от приемной матери и, в очередной раз их перелопатив, наткнулась на книгу с заклинаниями. В отличие от часто используемых мной засаленных травников, лежащих на видном месте, этот том, одетый в прочную обитую кожей деревянную обложку с мощной медной защелкой, был засунут в самый низ сундука с вещами. И не зря: обучаясь чтению, мы с Шейаной от любопытства провели было несколько ритуалов. Безрезультатно. Но, даже ненужная, книга - это ценность, а книга по колдовству - ценность вдвойне большая. Поэтому фолиант и был так тщательно упрятан от влаги и насекомых. Теперь же я решила еще раз попробовать себя в колдовстве, тем более что один из рецептов должен был давать "сон крепкий, от забот свободный". И, неожиданно для меня, все получилось...
Я методично перепробовала почти все заклинания из записанных в книге, пропустив только предназначенные для наведения порчи, болезней и прочих пакостей. Наивная, тогда я еще удивлялась, как можно использовать магию - и во вред. Удавалось все. Мне даже казалось, что для в большинстве случаев даже не нужно выполнять порой очень запутанные и непонятные ритуалы - сработает и так. Похоже было, что та беспокойная зима, заполненная борьбой со снежной лихорадкой, изменила не только мое тело. Открылось что-то, ранее недоступное, из моего наследства.
До сих пор я считаю то лето, проведенное мной за сначала осторожными, а затем все более смелыми экспериментами, одним из лучших периодов моей жизни. Жаль только, что как и все хорошее, он слишком быстро закончился.
До начала уборки урожая оставалось не больше декады, когда я обнаружила, что со мной творится что-то неладное. Я стала раздражительной, чувствовала какое-то неясное томление... нет, даже не так, недовольство, словно распирающее меня изнутри. Успокоительные отвары не помогали, определить, что со мной творится, используя единственную имевшуюся у меня магическую книгу, тоже не получилось. Истекали последние дни моей жизни "как у всех остальных", но я об этом еще не знала.
Все случилось так быстро, что я ничего не успела толком понять. Сбор урожая закончился, как обычно, большой пьянкой. Традиция гласила, что чем хуже всем будет поутру, тем обильнее вырастет следующий урожай. Поэтому пили самозабвенно, как в последний раз, словно забыв о грядущей череде осенних свадеб. И ругались, дрались, а потом мирились и признавались во всеобщем уважении так же отчаянно, как и пили. А на второй день праздника, "на старые дрожжи", все это "веселье" вспыхивало с новой силой, приводя зачастую к печальным последствиям.
Как обычно, я заперлась дома, но меня достали и там. По привычке я вылетела из избы в ответ на отчаянный стук в дверь, но вместо притащенного более-менее трезвыми бабами очередного страдальца со свороченной челюстью, вывихнутой рукой или пробитой головой, снаружи меня встретил младший брат старосты. Жизнь его как-то не сложилась, он, не обделенный ни лицом, ни статью, ни силой, остался бобылем и завидовал старшему брату. А потому по поводу и без повода пытался утопить эту зависть в хмельном или отвлечься с кем-нибудь на сеновале. Обычно это была одна из истосковавшихся по ласке вдов, но в тот день он обратил свое внимание на несговорчивую знахарку. Отказ он пропустил мимо ушей, отпор, не подкрепленный чем-то тяжелым, вроде оставленного в избе ухвата, только распалил мужика, и когда ему надоело возиться, преодолевая мое сопротивление, он ударил. Коротко, без замаха...
Перед глазами снова все поменялось местами. Только на этот раз землю и небо, перечеркнутые ветками, заменила обстановка моего жилища. Удар о стену остановил полет, затуманил голову. И копившееся внутри меня напряжение наконец вырвалось...
Мир застыл, словно в кошмарном сне, и на этот раз я четко увидела, как ночная темнота ослепительно светлеет, а огонек лучины делается иссиня-черным. Что-то непостижимое выходило из меня, кружилось вокруг невидимым вихрем. Злоба на пьяного бугая вырвалась коротким выкриком-всхлипом "Сгинь!" И он сгинул. Непонятная сила подхватила мир, встряхнула, вернула свет и темноту на место, превратила брата старосты в осыпавшуюся на пол горку пыли, которую тут же без остатка развеял прилетевший незнамо откуда ветер. А все что росло на соседских грядках, хорошо видимых из моей двери, поникло безжизненными вялыми тряпками. На маленький кусочек земли со мной в центре вновь пришла поздняя осень...
Деревня пребывала в молчаливом напряжении. С Тайкой-знахаркой давно творилось Темный знает что, но теперь это уже перешло всяческие границы. Выросший за ночь на ее огороде здоровущий, что твое дерево, куст шиповника, внезапно облысевший после попытки поесть знахаркиной капусты козел главной деревенской сплетницы и тому подобные безопасные чудеса - это одно, но то, что она устроила сейчас... Это было непонятно, а оттого страшно вдвойне. Впервые в голову тоскливо смотревшего в окно старосты пришла мысль действительно подпереть дверь избы кошкоглазой девки чем-то тяжелым и запалить с четырех концов. И гори оно все...
Мрачное раздумье мужика прервал только дурным козлом скакавший вокруг него любимчик, младшенький, единственный сын среди оголтелой оравы дочерей.
- Бать, а бать, там это... - он никак не мог отдышаться от бега, но все равно вертелся, будто ему в зад вколотили здоровенное шило.
- Что "это"? - буркнул староста. Мало ему знахарки с эльфами в голове и подевавшегося невесть куда завидущего братца, так, небось, еще какая пакость объявилась.
- Владетель там! - выпалил-таки парнишка.
- Эт-того еще не хватало, - староста, привычно кряхтя "не по здоровью, а токмо для солидности", поднялся с лавки, помянул про себя Темного Хранителя и поспешил к воротам, еле вписавшись в дверь на занемевших вдруг ногах. Местный владетель не принадлежал к любителям шляться по лесам вблизи Ничейных Земель, но слыл человеком серьезным, и едва ли его просто так понесло куда-то на границу. А, значит, дело было действительно важным. И навряд ли радостным.
Мальчишка тем временем вертелся вокруг отца юлой, словно уже имевшееся шило в его заду внезапно выросло еще на пару пальцев.
- Бать, а бать, а это не наш владетель, - выложил он, увернувшись от затрещины не знающего, что и думать родителя, и легким ветерком унесся к воротам.
Владетель был действительно чужой. Во-первых, он стоял у ворот ограждающей деревню частокольной стены один и без лошади, чего за здешним никогда не водилось. Во-вторых, был темноволос, в отличие от огненно-рыжего защитника местных земель. И, в-третьих, владетельский камень мерцал черными гранями не с головного обруча, а врезанный неизвестным магом прямо в лоб высокому неброско одетому парню с закинутым по-походному за спину длинным мечом.
- Эй, люди, вы меня впустите наконец, или так и будете глазеть сверху? - голос у парня оказался громкий, спокойный, с чуть слышной хрипотцой.
- А ты, вообще-то, кто такой? Новый владетель, что ли? - недоверчиво поинтересовался староста. О смене власти он не слышал, хотя источник новостей был довольно свежий - только недавно через деревню проезжал бродячий торговец.
- Виггор, наемник из Гильдии. Хотел бы переночевать, да еще дорогу узнать.
- Знак покажи!
Парень вытащил из-за ворота цепочку с болтающейся на ней медной птахой с развернутыми крыльями. Староста многозначительно буркнул, скрывая растерянность, и кивнул, разрешая открыть ворота. Как проверять подлинность знаков Гильдии, он не знал, но деревня была небогатой, брать особо нечего, частокол не от людей, а от тварей, на которых парень не похож, да и знак владетеля, опять же...
Чутье на неприятности, однако, старосту не подвело. Поначалу все шло нормально: парень, правда, оказался необычно серьезен, но мало ли какие пчелы заведутся в голове, если туда вставить магический камень. Угостился обедом, поделился принесенными от соседей, указавших дорогу к деревне, свежими сплетнями, рассказал восторженно ахавшему выводку старостиных дочек историю о том, как заполучил по дурости владетельский кристалл не в обруч, как у всех нормальных людей, а прямо в лоб. Крутанул по столу извлеченную из тощего, но не пустого кошеля монету, показывая, что не собирается быть нахлебником у хозяев, выслушал положенный по обычаю отказ. А затем - спросил дорогу к Колдовскому Холму...
Холм этот слыл местной диковиной, из тех, о которых все знают, но говорят мало, оглядываясь, и не к ночи. Находился он от деревни не так уж и далеко, но лес словно скрывал его, мороча путников, так что чуть ли не половину дня приходилось шагать по кривым звериным тропам. А дойдя - еще столько же возвращаться обратно, потому что не хотелось почему-то долго находиться около торчащего посередь леса лысоватого бугра с разбросанными по плеши там и сям клочьями пожухлой травы. Разве что ребятня поколение за поколением лазила туда, доказывая удаль, но даже самым бесшабашным из них не приходило в голову добираться до холма под ночь - только днем.
А еще ходили слухи, что под холмом то ли запрятаны невиданные сокровища, то ли спят, ожидая нового Исхода, твари, перед которыми порождения Ничейных Земель - как мелкая ящерка перед крыльником. Некоторые мальчишки вроде бы даже видели вход в эту пещеру, но никто еще не был настолько безрассуден, чтобы сунуть нос внутрь - таким ужасом веяло оттуда. Хотя говаривали, что смельчаки все-таки были, но не из детей, а из взрослых, кому жадность глаза застила или эльфы в голове завелись. Вот только никто из ушедших в эту пещеру назад так и не вернулся.
Выведать все это ушлому наемнику, да еще и с владетельским камнем, не стоило особого труда. Но вот давать проводника староста отказался. И остальным запретил. Нечего лихо будить. Хотя намекнул в конце, что есть один человек в селе, которому и староста не указ. С ним, а точнее, с ней - Тайкой-знахаркой - можно договориться. Вот только сейчас она не в духе: сидит в своей избе, глазищи закатила и зыркает ими на всех так, что любого вошедшего сразу из двери выносит, и хорошо если с сухими штанами. А в доме светло безо всякой лучины и тени по стенам странные ползают... Сумеет господин наемник ее успокоить и уговорить - пойдет к Холму, не сумеет - значит, не судьба.
--
Глава 1
Яркий свет бил в глаза, куда не повернись. Ослепительно-белое поле без конца и края. Вместо неба - висящий чуть выше вытянутой вверх руки молочный туман. Под ногами не земля - незнамо что, теплое и мягкое. Упадешь - не расшибешься, ляжешь - не застудишься. В ушах шумело так, словно в голове плескалось никогда не виденное мной море, о котором я знала лишь по рассказу одного из купцов на ярмарке. И стоило хоть чуть-чуть прислушаться к себе, как невнятный шум сразу же превращался в шепот, а потом в разрывающий голову многоголосый нестройный крик: "Убила! Убила! Убила!" А время от времени перед глазами появлялись они... Всякий раз - другой образ: мужчина, женщина, ребенок, странная тварь из Ничейных Земель... Но как бы они не выглядели, каждый раз все происходило одинаково: в ослепительной бесконечности из ниоткуда появлялась темная фигура, пыталась подойти, плаксиво спрашивая: "Зачем? Зачем-зачем-зачем-зачем?" И, не дойдя нескольких шагов, рассыпалась горкой тонкого невесомого пепла, а голоса в голове обвиняюще причитали: "Убила! Убийца! Убийца-убийца-убийца-убийца!" Если бы пепел не исчезал, я бы, наверное, погрузилась в него уже по пояс. Жаль, что он развеивался в воздухе, даже не долетая иногда до земли, такой белой и чистой... Может, тогда я утонула бы в нем, и все, наконец, закончилось...
Не знаю, сколько времени я провела так, выслушивая бесконечные обвинения в убийстве. Я пробовала считать удары сердца, но сбивалась. Пыталась идти хоть куда-нибудь, но все равно оставалась в центре белой пустыни, преследуемая рассыпающимися в пыль тенями. Но когда я, устав отчаянно метаться из стороны в сторону в поисках края бесконечного сводящего с ума поля, готова была уже безнадежно взвыть в молочное ничто над головой, теряя остатки разума, лишь бы заглушить шум в ушах и вопросы назойливых призраков... Тогда сначала неподвижный воздух наполнился непереносимым смрадом, а затем, спустя еще пару появлений рассыпающихся прахом фигур, небо милосердно упало на меня, заполняя упругим туманом легкие и гася сознание...
Вы когда-нибудь выныривали из-под воды, когда заплывали слишком глубоко? Грудь горит от недостатка воздуха, и до подсвеченной лучами солнца тонкой пленки границы вроде бы остается совсем чуть-чуть, но вытянутая рука еще впустую загребает воду, а поверхность приближается медленно, как в страшном сне. И только потом, когда от удушья перед глазами уже начинает темнеть, и тянет прекратить дергаться и навечно остаться в тихой глубине, сначала руки, а потом голова оказываются в вожделенном воздухе. И тогда уже можно жадно хватать его ртом и глотать, пытаясь надышаться и давясь, как оголодавший - щедро протянутым караваем хлеба. Вот так и я приходила в себя - медленно и мучительно всплывая из толщи небытия. Временами я ощущала спиной деревянную лавку, слышала чей-то голос, шаги и шум переставляемой утвари, видела через щелочку приоткрытых век движущиеся тени, но все равно каждый раз вновь сползала в беспамятство. А потом кому-то надоело мое бесчувственное тело, и я снова ощутила жуткое зловоние, непроизвольно вдохнула и закашлялась от резкого запаха. Глаза мои широко открылись, слух, зрение, осязание - все это обрушилось на меня, грозя похоронить под грузом сведений о мире, в который я вернулась.
Я лежала на лавке у себя дома. Пошевелившись, я поняла, что связана, хотя и не слишком туго и, похоже, примотана к лежаку. Попытки двинуться окончательно разбудили тело, сообщившее мне, что оно голодно и хочет пить. Смаргивая выступившие на глазах слезы, я тщетно пыталась понять, сколько же времени было потеряно мной в том странном белом месте?..
Шорох одежды подсказал, что связавший меня стоит около лавки. Я вывернула голову, пытаясь разглядеть, кто это, но так ничего и не добилась. Зато под носом неожиданно очутилась исходящая паром плошка с каким-то отваром (каким - узнать так и не удалось, отбитые ужасной вонью обоняние и вкус вернулись ко мне лишь позже), и раздался незнакомый мужской голос, приказывающий: "Пей!". Ничего толком не соображая, я подчинилась, и снова заскользила прочь из этого мира, на этот раз в спокойный сон без сновидений.
Проснувшись, я некоторое время тихо лежала, не открывая глаз, и пыталась понять, что произошло. Сознание было слегка затуманено, как бывает сразу после пробуждения, но голова все же оставалась более-менее ясной. Конечностям моим ничто не мешало и, даже напрягая слух, я не чувствовала чьего-либо присутствия. Может, мне померещилось? Но почему так вкусно запахло вареным мясом, я точно помнила, что не готовила ничего подобного? И откуда взялась слабость, как после болезни, голод и жажда? Я чуть приоткрыла глаза, пытаясь в узкую щелочку между веками незаметно оглядеть комнату, но не посвященный в мои планы желудок взвыл в самый неподходящий момент, требуя так аппетитно пахнущего мясного взвара.
- За тобой очень интересно наблюдать, - раздалось внезапно откуда-то сбоку.
Бросив притворяться, я с трудом привстала на локте и огляделась. Комната была погружена в полумрак. Проникающие сквозь щели закрытых ставней редкие лучи солнца освещали немногое, делая оставшуюся часть дома еще темнее, но мне вполне хватало и этого. Обведя взглядом вокруг, я убедилась, что в моем жилище кто-то хорошо похозяйничал. Многие вещи лежали не на своих местах, а некоторые вообще куда-то исчезли. И еще видны были явные следы мужской уборки. Никогда не могла понять (и не пойму, наверное, до конца жизни), почему у мужчин не получается нормально наводить порядок. Вроде бы и руки из того же места растут, но всегда можно отличить работу женщины по отсутствию эдакой легкой небрежности. Мы либо делаем уборку до конца, заглядывая даже в самые укромные уголки, либо не принимаемся за нее вообще. "И так сойдет" - это не для нас.
Сбоку и чуть сзади, не видимый со скамьи, если, конечно, не вывернуть по-совиному голову за спину или, что гораздо проще, повернуться, приподнявшись на руках, сидел тот, кто поил меня настоем и сделал попытку прибраться в доме. Полумрак превратил все цвета в оттенки серого, но это совершенно не мешало мне разглядывать неподвижно сидящего на табурете мужчину. Гость был молод, моих лет или чуть старше. Худощав, чуть великоватая полотняная рубаха обвисала складками, не топорщилась выставляемыми парнями напоказ буграми мышц или любовно отращиваемым зрелыми мужчинами, как признак достатка, брюхом. Да и руки, высовывающиеся из-под закатанных рукавов, не сравнить было с привычными к любой работе лапищами - тонковаты. Не могуч, но жилист. Лекарь? Купец? Нет, воин, даже если и приходилось зарабатывать на жизнь чем-то еще: выше левого запястья привычно устроился примотанный ремешками нож в потертом кожаном чехле, а к стоящему у стола странному коробу с широкими лямками притулился длинный меч. Я остановила бестолково мечущийся взгляд, осмотрела - снизу вверх. Добротные сапоги, штаны толстой ткани с нашитыми для прочности кусками кожи - и двигаться не помешают, и от глупых царапин и дыр в лесу или в схватке уберегут. Одежда не новая, но и не ветхая, хотя бросалась в глаза странность - ни следа вышивки, как, впрочем, и других оберегов. Только болталась на шее на кожаном шнуре медно блеснувшая в случайном луче фигурка хищной птицы. Подняла взгляд выше. Спокойное лицо с довольно правильными чертами, без отметин, растрепанные темные волосы, кое-как перехваченные ремешком, чтобы не лезли в чуть прищуренные серые глаза. Не то, чтобы красив, приятен, не более, серьезен только слишком. И голос, насколько я запомнила, тоже не выделялся ничем. Заурядный, короче говоря, парень. Был бы. Если бы не какое-то странное исходящее от него ощущение равнодушного холода, сквозняком протянувшее по спине. И не владетельский камень - не в обруче, а прямо в середине чистого лба
Желудок снова закурлыкал, словно токующая жаба. Казалось, эти немелодичные звуки настолько громки, что их можно услышать даже на другом конце деревни. Плывущий волнами от печи запах вареного мяса был умопомрачителен, или это мне только казалось с голодухи - неважно. Организм требовал есть, нет, даже не есть, жрать, чавкая и глотая не прожеванные толком куски. Наблюдавший за мной владетель улыбнулся - странно, только самыми краешками губ, но не глазами - и достал из печного зева небольшую дымящуюся миску, от которой шел сводящий с ума аромат. Исходящая душистым травяным паром влага с редкими волоконцами мяса и кусочками еще чего-то, вываренного до неузнаваемости - всего на три-четыре торопливых жадных глотка, но я смаковала взвар, отхлебывая чуть ли не по капле. Что мне точно не нужно было, так это проблем от переедания - уж больно голодной я оказалась. А еще привычно устроившаяся в дрожащих ладонях посудина внушала спокойствие своей... обыденностью, что ли. Неизменностью. Словно и не было вечера, когда брат старосты развеялся невесомой пылью, а я попала в сводящую с ума белую бесконечность. И я словно цедила спокойствие вместе с водянистой похлебкой, убеждаясь: я вернулась. Вернулась!
- А кто ты вообще такой? - спросила я между глотками. Пусть нежданный гость и старался вести себя понезаметнее, глупо было сидеть, цепляясь за миску, и делать вид, что ничего не произошло.
- Виггор, можно Виг, - охотно представился парень. - Наемник из Гильдии.
- Тайлисс, - сообщила я свое имя. - Знахарка.
- Я в курсе, - уведомили меня. "В курсе"... Я никогда не слышала раньше этого выражения. Наверное, "знаю, как зовут и чем занимаешься", - рассудила я. Видимо, неспроста он объявился в моем доме.
- Наемник, говоришь, - я вылила в рот остатки варева. - А ко мне ты просто так заглянул, или?..
- Или, - собеседник подтвердил мои догадки. - Только пока что с тебя толку, как с козла молока.
Я хмыкнула, в деталях представив доение козла. Расслабленно опустилась на скамью, поставив миску на пол.
- И сколько я?.. - вряд ли вечность в белой пустыне удалось бы измерить в днях, но все равно интересно, сколько понадобилось времени, чтобы довести меня до безумия. Ну, или почти до безумия, думаю, вряд ли стоит принимать в расчет тот маленький шажок, что мне еще оставался.
- При мне - только сегодня. Хотя староста ваш говорит, что ты три дня всех из избы выкидывала, не вставая с лавки.
Мне оставалось только вздохнуть. Дар спас тело, однако чуть не погубил разум... Но три дня? Я бы не поверила, только после пробуждения завывания желудка слышались, наверное, в другом конце комнаты. И тут словно ушатом холодной воды на голову обрушилась мысль: а ведь человек не только ест... И эти три дня... Ух, позорище-то какой... Незаметно, как мне казалось, ощупала одежду - изрядно помятые, но чистые полотняные штаны и рубаха, в которые я переоделась после праздника, чтобы, случись что, не изгваздать выходное платье. Удивленно втянула ноздрями воздух, но ничего необычного тоже не обнаружила. Густой запах вареного куриного мяса, легкий аромат трав... Я ничего не понимала. Только в сказках герои лежат влежку неделями и встают с чистой постели. "Все, хватит!" - сказала я себе и встряхнула головой, выгоняя из нее усилившуюся было после чашки взвара сонную истому. Пора было вставать и выяснять, что произошло, и чем мне это грозит. В том, что жизнь моя уже не будет такой, как прежде, я не сомневалась...
Жиденькая похлебка не только успокоила желудок, но и придала сил. По крайней мере, после нее мне удалось сесть с первой попытки. Неловко зацепившись рукой о стену, я охнула от неожиданной боли и, посмотрев на запястье, увидела свежие ссадины. Значит, связанные руки мне не померещились.
- Ну и зачем было меня связывать? - я спустила ноги на пол и попыталась встать с лавки. Не получилось, плюхнулась боком на лежак - не держали ноги. Ответа на вопрос, кстати, так и не дождалась.
- Эльф знает что... - буркнула я. И уже гораздо громче снова обратилась к странному гостю. - Что тут происходит? И тебе-то что еще от меня нужно?
На этот раз он соизволил отреагировать. В одно мгновение наемник оказался возле лавки. Аккуратно усадив меня, он всмотрелся мне в глаза, повернув голову к свету неожиданно сильной рукой. Не меняя каменного выражения лица, кивнул чему-то своему и, уцепив табурет, уселся напротив.
- Отвечу по порядку, - если бы не ровный спокойный голос, я бы подумала, что парень издевается. - Я привожу тебя в порядок после приступа. А нужно мне, чтобы ты провела меня к Колдовскому Холму.
Я открыла было рот, но тут же захлопнула его, аж зубы лязгнули. Уж слишком много было вопросов и слишком много странностей. Что за "приступ" у меня был, почему именно я выбрана в провожатые, что нужно в Холме наемнику из Гильдии, которой, как я слышала, покровительствует сам Хранитель, и вообще, откуда Виггор о нем узнал - в голове роилось множество вопросов, и я не знала, какие задавать первыми, какие потом, а о чем лучше вообще промолчать. Пока не знала.
Виггор подождал было, думал, наверное, что я все-таки спрошу что-то. Не дождался, выцепил из-под лавки перепутавшуюся веревку - видать, именно ей меня и связывал - и принялся аккуратно сматывать ее, неторопливо развязывая узлы.
Я молчала. Думала. И еще - любопытно было, как поступит парень, если я так и не скажу ни слова. Парень же упрятал веревку в короб, поставил табурет так, чтобы можно было опереться спиной, устроился поудобнее и прикрыл глаза. Я тоже не сдавалась: уцепив завалившийся между лавкой и стеной гребень, принялась переплетать косу, аккуратно расчесывая спутавшиеся пряди. Сделанное, казалось, только вчера по случаю праздника прихотливое плетение не выдержало испытаний, разлохматилось, конец косы вообще расплелся полностью, лишь чуть ли не на трети длины оказавшись кое-как перетянут бечевкой - видать, наемник постарался. Короче говоря, было чем заняться и рукам и голове.
Особо долго просидеть не удалось. Организм вдруг вспомнил, что переваренную пищу надо куда-то девать, и мне пришлось снова пытаться встать. Попытка не увенчалась успехом, но привлекла внимание наемника.
- Во двор? - оценив мою целеустремленность, осведомился он. Мне оставалось только кивнуть.
Я и глазом моргнуть не успела, как оказалась нагло сдернута с лавки и перекинута через плечо. Плечо к слову было крепким, но несколько костлявым. Я дернулась было, но тут же получила несильный - зато какой обидный - тычок кулаком по заду.
- Не вертись, мешаешь. Сама не дойдешь, а мне одна рука нужна, двери открывать.
Виггор аккуратно сгрузил меня около щелястой деревянной будки. Окинул внутренности неказистой постройки взглядом, видно оценивая, не провалится ли ослабевшая подопечная в неаппетитно пахнущие глубины, и помог мне забраться внутрь, преодолев пару ступенек - преграду для меня пока непосильную.
- Если что, кричи, - захлопнулась кое-как сбитая дверь.
Дорогу обратно я преодолела уже не верхом, а опираясь на плечо наемника и еле перебирая ногами. Пусть жутко медленно, но зато не так обидно. Весь путь я промолчала, лишь пыхтела, как еж, только распаляя себя и пытаясь избавиться от тумана в голове. Ни то ни другое не получилось.
Добравшись до скамейки, я устало плюхнулась на нее, только чудом оставшись сидеть. Для какого-либо выражения обиды не было сил. Виггор снова угнездился на табурете. Я размышляла, парень сидел неподвижно, лишь чуть шевелилась от дыхания рубаха. Все застыло, только медленно двигались солнечные лучи, просочившиеся через ставни, все сильнее и сильнее отливая закатной краснотой. Спина затекла, но я не обращала на это внимания. Приступ, наемник, Холм... Что-то подсказывало мне, что если я поведу себя правильно, то узнаю много интересного. Снова накатила истома, мысли стали путаться, а глаза - слипаться...
Идиллию опять нарушил мой желудок. Жиденькой похлебки хватило ненадолго, и он опять возвестил всему миру, что нуждается в еде. Парень мгновенно распахнул глаза, тут же оказался на ногах, а еще спустя удар сердца - у печи, открывая заслонку. Но, несмотря на быстроту движений, в них не было ни спешки, ни суетливости. Булькнуло переливаемое варево, и я зажала в ладонях очередную плошку. Желудок благодарно принял новую порцию взвара. На этот раз я не растягивала удовольствие.
Виггор принял пустую миску, и собрался было вернуться к дреме на табурете, но я его остановила.
- Что ты знаешь о моем приступе? - спросила я прямо. - Что это такое и насколько оно опасно для меня и других?
Холм и прочие загадки подождут. Сначала - то, что относится ко мне, как к лекарю. Я лишь надеялась, что парень не станет юлить.
- Это опасно только для тех, у кого такие глаза, как у тебя.
Произнес и замолчал.
- Это заразно?
- Нет.
- Это смертельно?
- Только если запустить.
Я не понимала, почему нельзя просто рассказать? Короткие ответы лишь запутывали меня еще больше. Вгляделась внимательнее в наемника - спокоен, ни следа насмешки, голос ровный.
Я решила зайти с другой стороны.
- Что нужно, чтобы ты сам рассказал все, что знаешь, о моем приступе?
- Пообещай, что отведешь меня к Колдовскому Холму.
Обмен? Это настолько важно для него?
- А если я не выполню обещание?
- Меня все равно отведут. Ты или кто-то другой. По-хорошему или по-плохому.
Он произнес это так ровно... Я сразу поверила, что наемник не склонен шутить, и меня передернуло. Виггор это заметил.
- Да, обещание лучше будет все-таки выполнить.
- А если я не хочу с тобой договариваться?
Ледяное спокойствие в ответе.
- Приступы не лечатся ни травами, ни наговорами, а меня в следующий раз рядом не будет.
Темный побери все эти загадки.
- А связывать-то меня зачем? - вновь поинтересовалась я.
На ответ не надеялась, но все-таки получила:
- Чтобы, пока я выводил тебя из приступа, ты ничего не повредила ни себе, ни мне. Конечно, лучше было бы широкими лентами или ремнями с мягкими чехлами, но у меня была только веревка. Извини, без ссадин не получилось. - И голос по-прежнему ровный, не поймешь, просто он мне сообщает или действительно извиняется.
А все ж таки, интересно, зачем ему этот эльфов Холм?
- Хорошо, я обещаю, что отведу тебя к Холму. Только не понимаю, к чему такие сложности? Любой мальчишка может показать тебе дорогу.
- Ваш староста запретил. - И снова спокойный голос. Ни злости, ни сожаления.
Зато у меня эмоций всяких появилось - хоть отбавляй. На что бы дядька Улхон, наш староста, ни рассчитывал, что-то мне подсказывало, что он чуть не доигрался. Если бы Виггору не удалось привести меня в чувство... Я как-то сразу ощутила, что этот странный наемник играет по чужим правилам только пока они не мешают ему. А если эти правила будут противоречить его стремлениям, то наплюет на них и равнодушно пойдет на любые поступки - хоть спасти кого-то, хоть запытать до смерти - лишь бы они вели его к выбранной цели. И еще - я могла бы поставить все книги, доставшиеся мне от Шейаны, против вороха опавших листьев, что выражение лица этого парня не изменится, что бы ему ни пришлось делать. Позже я сталкивалась с людьми, похожими на Виггора, все они без исключения были очень опасны, но уверена, никто из них не мог бы сравниться с этим парнем. Правда, тогда я еще пребывала в блаженном неведении...
Резкий щелчок пальцами перед лицом выдернул меня из раздумий, постепенно перешедших в дремоту.
- Эй, очнись, зима приснится, - на этот раз губы все-таки приподнялись в намеке на улыбку. Легчайшем, надо сказать, намеке.
- Ну, приснится, и что? - не поняла я.
- Замерзнешь, - четко и размеренно, как будто объясняя что-то маленькому ребенку, проговорил Виггор. - Заболеешь и умрешь.
Повисла тишина, я усиленно пыталась сообразить, причем тут зима и вся прочая жуть.
- Не напрягайся, это поговорка такая, - отмахнулся заметивший мои потуги парень. - Наверное, тебе лучше лечь спать, вечер уже. Или не терпится узнать все сегодня? Время есть, приступов не будет самое малое несколько дней.
Я встряхнулась. Действительно, сумерки подкрались совершенно незаметно для меня. Пробивающиеся сквозь щели ставен лучики света совсем ослабли, и только мое нечеловеческое зрение позволяло видеть собеседника. Хорошо было бы действительно лечь спать, но мне все-таки требовалось узнать, что за немочь я подхватила.
- Так, - как оказалось, все уже было решено за меня. - Сейчас я закину тебя на печь, ты же там спишь, правильно? А потом расскажу тебе сказку на ночь. Про то, что ждет детей существ с кошачьими глазами...
Не прерывая речи, Виггор подхватил меня и, как пушинку, перенес с лавки на печь. Я поняла, что он действительно мог и закинуть мое закапризничавшее тело на лежанку. Сам же наемник сел у печи, прижавшись спиной к ее еще теплому боку. По-видимому, у него не возникло никаких сомнений относительно того, в чьем доме он будет сегодня ночевать. "Ну и Хранитель с тобой", - подумала я. - "Так даже лучше, не отлавливать же тебя поутру незнамо где".
Я завозилась, снимая мятую и пропотевшую одежду и надевая завалявшуюся на лежаке длинную рубаху, а парень негромко и монотонно, словно действительно сказку кому на ночь рассказывал, начал:
- Наверное, ты уже поняла, что твой отец не был человеком. Я уже встречал таких, как ты, и могу сказать, что ты унаследовала от него не только глаза, силу и телосложение, но еще и долгую жизнь, а главное - способности к магии. Для тебя это одновременно и благословение и проклятие. Благословение - потому что позволяет творить волшебство, не пользуясь колдовскими ритуалами и не завися от Источника Силы. А проклятие... Обычно эти способности спят, но если они просыпаются, то развиваются очень быстро. Если их не контролировать, то все заканчивается весьма плачевно, весьма... Поначалу из человека лишь просачивается "сырая" магия: то лужи воды ниоткуда появятся, то загорится что-нибудь или разные предметы мелкие рядом с ним будут ломаться или вообще исчезать... Этого можно избежать, если специально заниматься волшебством и тратить силы на заклинания - похоже, ты так и делала, судя по книгам. Но вот дальше... Дальше, если не было особого обучения, при любой сильной встряске - ну, там, чашку любимую разбила, или парень бросил, кому что дороже - случается то, что было у тебя. Приступ. Правда, это я так называю, не знаю как правильно, да и не в названии дело. А в том, что не маг начинает пользоваться даром, а дар - телом мага. От человека в таком существе остается очень мало, кожа этого создания холодная, сердце почти не бьется, оно не ест и не пьет, не потеет и не испражняется. И разума у него нет. Спит разум. А без него получается безмозглая кукла, хлещущая направо и налево заклинаниями или, если заклинаний не знает - "сырой" магией, а то и тем и другим. Пока не умрет, чего обычно ждать не очень долго. А чтобы такого не случилось, нужно делать особые упражнения и поменьше волноваться, пока не научишься управлять своими возможностями...
Голова наемника возникла у края лежанки, убедилась, что мои глаза еще открыты, и изрекла:
- Тут и сказочке конец, а кто выжил - молодец. Спи давай, тебе это сейчас надо больше.
Сам же парень уселся на полу в пол оборота ко мне, подогнув ноги под себя, положил руки на колени и замер. Спать Виггор, по-видимому, не собирался. Ну и эльфы с ним.
Засыпала я отвратительно. Ненадолго проваливалась в дремоту, падала в мягкое беспамятство, но тут же выныривала задыхающаяся, с дико бьющимся сердцем. Заглатывала кусками воздух, стирала со лба холодный пот, ловила взглядом мгновенно открывающиеся глаза устроившегося на полу Виггора, успокаивалась и пыталась уснуть снова. Получалось плохо, темнота под закрытыми веками, наполненная негромкими поскрипываниями старого дома, попискиванием насекомых, шуршанием вездесущих мышей и прочими ночными шорохами, не успокаивала, а только сильнее будоражила. Приступ прошел, однако страх вернуться в сверкающую бесконечность остался. Мало того, воспоминания о белоснежной пустоте тащили за собой главное: видение осыпающегося кучной праха на фоне ослепительно-белого дверного проема брата старосты.
Мой дом, впервые за долгие годы, перестал быть надежным пристанищем, одним своим существованием внушающим спокойствие. Мне хотелось чувствовать чье-то присутствие, хотелось знать, что я не одна, но дыхание наемника было так тихо, что я еле улавливала его, даже напрягаясь изо всех сил. Парень был совершенно неслышен, и мнимое одиночество вновь и вновь выкидывало меня из сна. После четвертого или пятого раза Виггору это надоело. Покопавшись в печи, он достал очередную плошку с чуть теплым взваром и вручил ее мне. Я подозрительно принюхалась, покатала каплю горьковатого содержимого посудины на языке. Холодок, мяун-корень, еще пара подобных трав... "Похоже, что он основательно поковырялся в моих запасах, ну да какая разница, лишь бы заснуть", - лениво проползли мысли.
- Кажется, я слишком рано закончил рассказывать сказки, - негромко прозвучало в тишине. Даже не открывая глаз, я словно увидела, как наемник слегка улыбнулся, опять одними лишь краешками губ. - Или тебе лучше, когда я молчу?
- Нет, лучше говори что-нибудь, - откликнулась я. - Слишком тихо. Хочется знать, что тут есть еще кто-то, кроме меня.
- Хорошо. Думаю, сказка на ночь тебе действительно не помешает. - Ровный спокойный голос убаюкивал. А, может, это уже начал действовать отвар. - Было у отца три сына. Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак...
Под негромкий рокот голоса, рассказывающего о приключениях придурковатого младшего сына, я наконец-таки провалилась в теплую перину сна.
--
Глава 2
Разбудил меня грохот и чьи-то крики. Оторвав голову от подушки, я успела заметить лишь непонятную фигуру, в перечерченном лучами света полумраке промелькнувшую около двери. Я несколько раз моргнула, протерла глаза рукой, и расплывчатый силуэт превратился в Виггора, увлеченно копающегося в своем коробе. Наемник несомненно спешил в своих поисках, рядом с аккуратно выложенными на пол непонятными железками громоздилась расползающаяся груда добра, явно мешавшего ему добраться до оказавшегося по эльфийской шутке на самом дне чего-то нужного. Наконец, показалась на свет последняя странная штуковина, и я с любопытством воззрилась на открывшееся мои глазам действо: четкими уверенными движениями парень соединял куски металла друг с другом, что-то щелкало и поскрипывало, и в руках Виггора вырастал хищный контур диковинного самострела.
Направив оружие в потолок и нажав на спуск, отчего оно застрекотало и затряслось, бросая на стены голубоватые отблески, наемник вставил в самострел рамку с закрепленными на ней болтами, прицепил на пояс прислоненный до того к стене меч и выскользнул за дверь. Снаружи явно доносился какой-то шум, и я не могла не поинтересоваться, что происходит. Поскольку спрашивать оказалось не у кого, я осторожно спустилась с печки и, пошатываясь, по стеночке побрела к выходу. Смелости оторваться от стены я в себе пока что не ощущала, хотя легкий туман в голове, так мешавший мне за день до того, исчез, и противная слабость чувствовалась уже не настолько сильно.
Что происходило снаружи, я не видела, но явно слышала какой-то гомон, сквозь фон которого вдруг пробились отдельные выкрики:
- Убийца!
- Отдай нам убийцу!
Меня как поленом по голове ударило. Я вцепилась пальцами в стену так сильно, что бревно хрустнуло, а руку оцарапало отколовшейся щепкой. На мгновение показалось, что в дверном проеме, ярко освещенном солнечными лучами, вновь опадает невесомый прах, только что бывший человеческой фигурой. Что все вокруг исчезает, заволакивается ослепительно-белой дымкой... Я тряхнула головой, до крови, до соленого привкуса на языке закусила губу. Отпустило.
Любопытство тянуло к двери, страх требовал забиться в дальний угол, свернуться в клубок и зажмурить глаза. Я сильнее прикусила губу и сделала шаг вперед. А потом еще. И еще...
- Стоять!
Рык, сопровождающийся хлестким щелчком, влегкую перекрыл гомон и нестройные выкрики, когда я уже добралась до двери. Двигаться дальше у меня не было больше сил, и я опустилась на пол, выглядывая из проема.
Яркое, почти полуденное солнце заставило прищуриться, попыталось выбить слезы из отвыкших глаз. Я сморгнула влагу и изумленно уставилась на открывшуюся картину. Перед хлипким плетнем стояли, наверное, все взрослые жители деревни. Столпились грозной массой, норовя смять хрупкую преграду, словно волки, ожидающие приказ вожака к нападению. И счастье, что пока никто не решался стать тем самым вожаком. Большинство было безоружно, но долго ли выворотить дрын из того же плетня?
В глазах плыло, лица туманились - не разглядеть. То ли от напряжения, то ли от обиды, снова вызвавшей соленые злые слезы. Но вот причина, не дававшая толпе ринуться, толкаясь, на приступ, была ясно различима. Чуть ближе, чем на полпути между моими односельчанами и дверью, стоял Виггор. Меч в ножнах на поясе, плечи расслабленно опущены, в руке - самострел, направленный чуть в сторону от скучившихся людей. Ближайший шест плетня обломан, белеет сколом, валяются свежие щепки, а в пролом в ограде, заделать который никак не доходили руки, виден вошедший почти по оперение в утоптанную землю болт.
- Первый, кто рыпнется, получит стрелу в лоб, клянусь Хранителем! Молчать! Старосту сюда, живо!
Меня передернуло. Голос, громко и отчетливо грозивший карами и раздававший приказания, был мертвым. Ни ярости, ни злости, никаких других человеческих чувств не могла я найти в этих равнодушных звуках. Так, наверное, распоряжался бы самострел, научись он разговаривать.
Сквозь замершую толпу протолкался, наконец, дядька Улхон. Сделал несколько шагов на подрагивающих ногах и остановился напротив наемника, не дойдя до него сажени этак полторы. Тот сдвинулся на пару шагов правее, чтобы староста не загораживал обзор (зато мне стало видно намного хуже), и изрек прежним неживым тоном, только чуть тише:
- Что происходит? Быстро и по существу!
- Покойница у нас. Не своей смертью умерла, сердешная, - буркнул староста. Когда надо, он умел быть немногословным.
- И причем тут, - кивок назад, в мою сторону, - знахарка?
- Дык, покойница-то, она ейным пояском задушена.
- Оч-чень хорошо... - ох, чудо-то какое! Впервые я услышала хоть какие-то эмоции в прежде мертвом голосе. Хоть раздражение, и то хлеб. - Кто народ собрал?
- Не знаю, - дядька Улхон замялся, - я сам только-только подбег.
- Еще лучше. Значит, так, староста. Разгоняй людей по домам, или куда там им надо, кого-нибудь понадежнее поставь около покойницы, чтоб никто ничего не трогал, и приходи сюда. - Подумал чуть и совсем тихо добавил: - Не хочу тебя при сельчанах мордой по столу возить, от этого авторитет страдает.
И пришлось дядьке Улхону развернуться и выполнять, что наемник сказал. Владетель все-таки, хоть и чужой.
Понаблюдав за недовольно расползающейся толпой, Виггор вытянул засевший в утоптанной земле болт и пошел к крыльцу. Увидев меня, обессилено валявшуюся на полу, лишь шумно вздохнул.
- Тебе во двор или на печь? - осведомился он, как будто и не было противостояния с требующими выдать убийцу людьми.
- Сначала во двор, потом на печь, - после недолгого раздумья определилась я.
На этот раз мне хватило сил пройти и туда и обратно на своих ногах, лишь опираясь на подставленное плечо.
Поддерживаемая наемником, я не только успела добраться до лавки, но и даже поглотить практически не жуя достаточно сытный завтрак (а, может, уже и обед), когда в сенях нарочито по-стариковски завозился пришедший так не вовремя дядька Улхон. Жаль, что он не появился хотя бы чуточку попозже, я так и не успела задать ни одного вопроса из тех, что мельтешили у меня в голове.
Но что вышло, то вышло, и Виггор снова закинул меня на печь. Поймав мой взгляд, он еле слышно велел: "Лежи тихо, и чтоб даже дышала через раз", а сам удобно устроился у стола, ожидая старосту.
Дядька Улхон, как я немного по-детски продолжала еще его звать, стал главой деревни в ту зиму, когда я окончательно повзрослела, борясь со снежной лихорадкой. Прошлый староста упокоился за частоколом - ему тогда не повезло. Поживший, но не старый, даже не начавший седеть, Улхон отвечал перед прежним старостой за охрану деревни от лихих людей и тварей из Ничейных Земель. Я бы сказала, что он был комендантом гарнизона, если бы в ту пору знала это слово, и если бы промышлявших охотой мужиков, занимавших, случись что, места на особых площадках за частоколом, можно было назвать гарнизоном. Власть Улхона не изменила, лишь добавилась привычка поохивать и покряхтывать, точно старый дед - для солидности, ведь несмотря на скорое начало шестого десятка, в волосах только-только стала появляться седина, а здоровью и силе кряжистого тела позавидовал бы и молодой.
Вот и теперь, повозившись для приличия в сенях, он твердой походкой вошел в избу и уселся на негромко скрипнувший под его весом табурет, аккуратно поставив на пол что-то тяжелое и, судя по звуку, завернутое в мешковину.
Некоторое время в доме царила тишина, нарушаемая лишь легким шорохом дыхания. Со своего места на печи я не имела возможности видеть, что происходило, но могла предположить, что идет извечная мужская игра. Нет, даже не игра - ритуал, проводящийся малознакомыми мужчинами при начале любого мало-мальски серьезного дела: выяснение, кто главный. Молча, глаза в глаза, словно драчливые деревенские коты, спорящие из-за хвостатой красавицы. Разве что без заунывного воя. Да и на кону во время таких гляделок стоит обычно нечто большее, чем благосклонность ласковой мурлыки, пусть даже и в человеческом обличье.
Однако тишина продлилась не слишком долго. Как я и подозревала, переглядеть каменноликого наемника оказалось весьма проблематично. Дядька Улхон раскашлялся, признавая поражение.
- Ну и что делать будешь, а, владетель?
Хитер был дядька Улхон, ох, хитер, впрочем, как и положено старосте. И злопамятен. Уязвил его гордость Виггор на глазах всей деревни, приказы свои выполнять принудил - вот и показал он, что отмежевался от всех действий наемника. Распоряжения исполнять - пожалуйста, потому как владетель, хоть и не свой, а вот искренней помощи Виггору было уже не дождаться. И если пару-тройку дней до этого я бы только издевательски хмыкнула: вот и вертись, мол, как хочешь, гордец эдакий, то сейчас... Сейчас мне это ужас как не нравилось, ведь именно моим пояском удушили кого-то из деревенских, да и приходили поутру именно по мою голову. Но проклятая слабость - эльфы бы побрали моего папашу с его кошкоглазыми волшебными закидонами - оставляла мне только один выход: надеяться на Виггора, на то, что выгородить меня ему выгоднее, чем искать нового проводника к Колдовскому Холму.
- А ты, я так смотрю, в сторону уходишь, - похоже, наемник тоже верно понял поведение старосты. Голос как обычно, ровный, только проскальзывают эдакие ехидные нотки. - И не интересно тебе, кто же это людей чужими поясами душит, а потом следы замести пытается. Или, может, тебе уговор выполнять не хочется? У тебя, что, в Холме свой интерес есть? Или...
Сказано дальше ничего не было, но так и слышалось: "Или ты сам ночью кого-то придушил, а на знахарку свалить хочешь?"
- Да ты... - задохнулся староста.
- Да, я, - издевательски протянул Виггор. - Ты что, дядя, до сих пор не понял, что если ты не убивал и не покрываешь убийцу, то мы в одной лодке? Я ведь через день-другой уйду, а ты останешься. И будешь знать, что есть у тебя в деревне кто-то, кто проблемы свои решает вот таким вот... окончательным образом.
- А с чего вдруг это "кто-то", а не Тайка или вот ты? - не сдавался староста.
- Ну и хитер ты, дядя, - как-то уж очень деланно удивился Виггор. - Смотри сам: чтобы кого-то убить, надо иметь желание и возможность это сделать. Вот ты, например, желал бы, чтобы один надоедливый наемник провалился к демонам и не мутил воду, но обеспечить это не имеешь возможности. А я, допустим, вполне могу, не напрягаясь особо, вырезать полдеревни, но - не имею желания. А вот когда и можется, и хочется так, что на все запреты плюют, тогда и пояском душат, и горло режут, и прочие непотребства творят.
- Ну и что? - дядька Улхон продолжал притворяться глупцом.
- А то, что Тайлисс, возможно, и хотела бы кого-нибудь придушить, я у нее не спрашивал, да только даже выйти из дому на своих ногах не способна. Самое дальнее - до крыльца по стеночке. Что же до меня, то опять-таки - зачем оно мне?
- Понятно, - буркнул староста.
- Погоди еще понимать, - продолжил наемник. - Дальше интересней будет. Убийца этот ваш, он просто так знахаркин поясок взял, или зуб на нее имеет? Ведь народ-то не ты собирал. А, может, цель - вообще не Тайлисс, а душегубство это только внимание отвлекало от чего-то, и такое бывает... Так что не факт, что просто так кого-то схватив, ты проблему решишь. Тут искать надо и думать, думать и искать...
Староста только тяжело вздохнул.
Я лежала тихо, как мышка, старательно прислушиваясь. Сейчас должно было начаться самое интересное: дядьке Улхону действительно не нужен был убийца под боком, но и самому искать его явно не хотелось, да и навряд ли он знал, как это делается. С другой стороны, Виггор вмешался со своими приказами, хоть и не обязан был. Так что эти двое вот-вот должны были начать торговаться. Ясно было, что розыском займется наемник, но вот во что это обойдется старосте?
Однако спора не последовало. Вместо этого раздались звуки разворачиваемой ткани, сменившиеся стуком поставленного на стол, судя по легкому плеску, кувшина с какой-то жидкостью. Нет - я замерла, догадавшись - не кувшина, а большой дорогущей бутыли толстого темно-зеленого стекла. Я сама, собственноручно заливала в эту бутыль "последний довод" старосты для разговоров со сборщиками податей и прочими опасными, но падкими на дармовую выпивку людьми. Не яд, конечно, Хранитель упаси от такой глупости (да и мертвыми те, кого Улхон обычно потчевал своей "наливкой", доставили бы хлопот много больше, чем живыми). Настой из трав, который научила меня делать Шейана. Сам по себе совершенно безвредный, в сочетании с хмельным он сковывал тело, туманил разум и позволял уговорить одурманенного на то, на что он никогда бы не согласился даже в подпитии. Ну а корешок еще одной травки во рту помогал старосте употреблять такую "наливку" наравне с гостем и оставаться с ясной головой и твердыми ногами.
Я уже говорила, что дядька Улхон был хитер. Заплатить наемнику за помощь деревня не могла. Не водилось у нас не то, что золота, даже серебра. А если и имелось, то несколько монет, не больше, да и те закопаны на черный день в укромных местах. Ну а с наконечниками рогатин с дорогущими, много дороже золота, но смертельными для нежити талгерановыми полосками на лезвиях те, кто живет вблизи Ничейных Земель, расстаются в последнюю очередь. Вот и думал староста обойтись малым, опоить парня и уговорить искать убийцу за какой-нибудь пустяк. Тем более что розыском Виггор все равно занялся бы, иначе половина его утренних действий оказывалась попросту лишними.
Глухо стукнула, ложась на стол, немудреная закуска. Неторопливо забулькала разливаемая по стаканам вязкая ароматная жидкость. Наемник шмыгнул носом, принюхиваясь.
- И с чего же это вдруг? - поинтересовался он. - Вроде бы еще даже договариваться не начали, а уже наливаешь...
- Дык, - отмахнулся староста, - чтобы разговор легче пошел. И вообще, посидеть мне нормально не с кем, расслабиться. С мужиками нашими если пьешь - так все одно, обязательно себя держать надо. Иначе потом слушаться никто не будет. А ты сегодня здесь - а завтра незнамо где, и кому какое дело до меня в каком-нибудь другом владении... Ну, ладно, подняли!
И подняли. И выпили. Дядька Улхон "отводил душу", разорялся - чисто певчая птица, держал тему разговора как можно дальше от убийства и не забывал подбулькивать в стакан наемника. Виггор же понимающе хмыкал, поддакивал, рассказывал все сильнее заплетающимся языком произошедшие якобы с одним его другом случаи...
Когда же дядька Улхон решил, что "наливка" подействовала достаточно, он сам перевел разговор на убийство. Только тогда я узнала, что задушили Ижону, молодую вдову, муж и дети которой умерли от снежной лихорадки. Несмотря на одинокое житье, хозяйство у молодухи содержалось в порядке - нашлись добровольные помощники. И если бы они не носили уже обручальных серег, то, глядишь, и вышла она за кого из них замуж. Но, как оказалось, не судьба...
За раздумьями я перестала прислушиваться к разговору, и разгоревшийся спор застиг меня врасплох.
- Ну не найдешь ты убивца так быстро, не найдешь! - горячился староста.
- Не... Ну... - пытался совладать с непослушными губами и языком наемник, - И можбыть это не "он" а "она"... Или вааще их много... Это рраз... И найду... Ну вот сегодня - нет, а... так... сегодня, завтра... - я словно наяву видела, как окосевший парень пытается сосредоточить взгляд на руке и загибает пальцы, - послезавтра... Да! Еще двух дней хватит!..
- Точно?
- Ыгы.
- И на птице своей поклянешься?
- Это не птица! Это амулет Гильдии, ос... освященный самим Хранителем, не хухры-мухры!.. - возвышенно провозгласил Виггор. Торжественный тон парня портил только заплетающийся язык.
- Ну, так поклянешься? - продолжил "дожимать" его дядька Улхон.
- О чем речь?.. Я его... или ее... ну, короче, кто убил - найду. А если не за два дня - то все равно найду!.. Только тогда - бесплатно, вот! Клянусь Хранителем!..
- Все слышали? - выдержав паузу, обратился к кому-то староста.
От выхода раздалось негромкое разноголосое угуканье. Я рискнула высунуть нос с печи и обнаружила, что Виггор дремлет, пьяно уронив голову на стол, а в приоткрытую дверь просовываются физиономии кузнеца, его жены - первой деревенской сплетницы и старостиного младшего сына. Дядька Улхон добился своей цели. Не торопясь, он собрал со стола остатки закуски, сунул в мешок бутылку и стаканы и, кивнув на прощание в мою сторону, ушел.
Я же опустилась на лежанку и задумалась, а правильно ли наш староста просчитал поведение Виггора, и не доведется ли нам пожалеть, когда наемник придет в себя. И опять была застигнута врасплох, на этот раз - стуком задвинутого засова. Снова выглянула с печи - и только рот открыла от удивления: Виггор, судя по четким движениям, совершенно трезвый, сновал по дому, закрывая ставни. Причем явно старался делать это так, чтобы снаружи непонятно было, кто это задолго до вечера затворяется в четырех стенах.
- Выпивка - твоя работа? - безразлично поинтересовался он у меня. И в голосе его я тоже не нашла ни капли дурманной расслабленности.
Я только молча кивнула.
- Ну ты даешь, эльфячья дочь, - протянул он, но на этот раз равнодушная интонация была еле уловимо разбавлена. Удивлением? Восхищением? Я не поняла. - Такого намешала... Вот только ни выпивка, ни дурман на меня не действуют.
От удивления я даже пропустила оскорбление мимо ушей, хотя в любом другом случае обидевший моих родителей причислением к нечисти рисковал огрести ухватом или чем еще тяжелым, подвернувшимся под руку. Тем временем Виггор закончил возню со ставнями и удобно устроился на табурете. Воцарившийся в доме полумрак ему, казалось, совершенно не мешал.
- Не удивляйся, - уголки губ наемника еле заметно приподнялись, - хорошая сделка, это такая, в которой обе стороны думают, что обманули друг друга. Хотя, - парень деланно вздохнул, - какая же это морока, изображать пьяного!
- Но... Зачем? - только и смогла вымолвить я.
- Зачем? - переспросил Виггор. - Затем, что мне нужно найти этого демонова убийцу, мне нужно, чтобы староста ваш действительно помогал, а не строил из себя тупого исполнителя и оскорбленную невинность. Ведь он у вас явно злопамятный и не дай я ему себя "обхитрить", урона своему авторитету он бы не потерпел. Мне нужно... Да мне много чего еще нужно, - неужели в по-прежнему ровном голосе слышатся раздраженные нотки? - и если этого проще добиться, изобразив одурманенного хвастуна, то я это сделаю.
- Ладно, - парень взмахнул рукой, словно отметая все, что говорилось до того, - тебя сейчас должно волновать совсем не убийство и не мое желание заняться расследованием. Даже если я сегодня же разберусь, кто виноват, ты все равно не сможешь провести меня к Холму самое меньшее пару дней. Ты еще слишком слаба. А когда наберешься сил, то рискуешь опять свалиться с новым приступом, такой вот заколдованный круг. Поэтому пока я буду бегать по всей деревне, тебе придется учиться управлять своим даром.
Я лежала с закрытыми глазами, вытянувшись на постеленном на полу толстом покрывале и старалась расслабиться. Получалось плохо. Почему-то упоминание Виггором приступа и моих способностей разбудило странное волнение, отзывающееся холодком под ребрами, сведенными напряжением плечами и легкой дрожью в пальцах.
- Да уж... Если ты так расслаблена, - оценил мое состояние парень, - то что же творится, когда ты напрягаешься... Поворачивайся на живот, - внезапно потребовал он.
- Что?.. - от неожиданности мои глаза широко раскрылись.
- Не бойся, - успокоил наемник. Похоже было, что я начала улавливать легкие оттенки эмоций в его равнодушном голосе. - Я не собираюсь делать ничего такого, после чего обязательно требуется жениться.
Я перевернулась спиной вверх, зябко передернула плечами от холодка, скользнувшего по нагретому телу под длинной, до пят, рубахой. Чуть поерзала, примащиваясь поудобнее. И - вздрогнула от неожиданного прикосновения чужих рук.
Сильные ладони растерли плечи, размяли закаменевшие в напряжении мышцы. Ловкие пальцы легко пробежали вдоль спины, поглаживая, надавливая и постукивая. Сведенные плечи расслабились, исчезла дрожь в руках, а вместо холода под ложечкой поселился теплый солнечный зайчик. Потянуло в сон.
- Переворачивайся обратно, - прервал зарождающуюся дрему голос Виггора.
И почему все хорошее так быстро заканчивается? Поворачиваясь лицом вверх, я с наслаждением потянулась, выгнувшись, словно проснувшаяся кошка. Наемник же снова занял насиженное место на табурете.
- Ложись поудобнее, - велел парень, - закрой глаза, расслабься, о заботах будешь думать позже, потом...
Я поелозила, расправила впившиеся в спину складки покрывала и удовлетворенно обмякла.
- Дыши носом, медленно, неглубоко, - продолжил Виггор, - не сжимай зубы...
Голос наемника, все такой же ровный, приобрел какую-то напевность.
- Ты спокойна, тебе не хочется двигаться, мышцы расслабляются... Руки вялые, неподвижные, руки тяжелеют, медленно разливается тяжесть в руках... Волнения и заботы уходят... Ты постепенно успокаиваешься. Руки тяжелые, расслабленные. Посторонние звуки тебе безразличны... Волны покоя разливаются по телу... Глаза закрыты, дыхание спокойное, ровное. Медленный неглубокий вдох и выдох без напряжения. Посторонние мысли отброшены...
Слова падали редкими тяжелыми дождевыми каплями, просачивались сквозь меня и исчезали, оставляя лишь смысл, ведущий за собой к мягкому спокойному теплу.
- Мышцы ног расслабляются, полностью расслабляются. Ноги становятся неподвижными, вялыми... Приятное тепло разливается в ногах... Тебя ничто не беспокоит...
Слова Виггора разморили меня, хоть я и не утонула в мягкой перине дремоты. Я растеклась, словно кусок слишком жидкого теста у плохой хозяйки, но мне не было до этого никакого дела. Повинуясь падавшим на меня каплям слов, приходило и уходило приятное тепло, собиралось мягким пушистым шариком под ложечкой, перекатывалось, приятно щекоча, по всему телу. Все вокруг растаяло, осталась только извечная тьма, мой силуэт, очерченный мерцающими искрами, и теплый светящийся клубок, ласкающий эти искры мягкими кошачьими лапками. А над всем этим царил Голос - мягкий, спокойный, завораживающий...
Внезапно тон Голоса стал более требовательным. Теперь я уже сама перекатывала светящийся шерстяной шарик, распускала его на расходящиеся по всему телу нити и собирала вновь. Было трудно, нити путались, норовили выскочить из пушистого клубка и мерцающими червячками затеряться в глубинах тела, шарик то и дело расползался, словно траченная молью вязаная кацавейка, но раз за разом я все ловчее и ловчее управлялась с этим теплым комком непослушной шерсти.
Наконец, когда я, казалось, уже совсем выбилась из сил, устав выполнять прихотливые указания, на меня вновь обрушился мягкий дождь успокаивающей речи.
- ...Ощущение тяжести в руках и ногах начинает уменьшаться. К телу приливают волны бодрости и энергии. Напрягаются мышцы тела, рук, ног. Ты отлично отдохнула, ты хорошо восстановила свои силы. Прилив бодрости нарастает. Мышцы рук, ног, спины наливаются силой. Тело становится как натянутый лук. Проходят последние остатки сонливости и расслабленности. Тобой овладевает активность и полная готовность к действию. Ты открываешь глаза и встаешь.
Не успев ничего понять, я действительно оказалась стоящей на полу. В доме было все так же сумрачно. Судя по просачивавшимся в щели ставен солнечным лучам, прошло довольно много времени, но до ночи было еще далеко. Как ни странно, я чувствовала себя полной сил, намного лучше, чем до того, как легла на покрывало. Первые несколько мгновений. Потом бодрость никуда не делась, но пришел страх, смешанный почему-то с каким-то шальным восторгом.
- Что это со мной было? - потребовала я ответа, заглядывая в лицо устало нахохлившегося на табурете Виггора. - Это колдовство, да? И теперь приступа не будет? А что нового я теперь смогу делать?
Я не узнавала себя. Я не могла устоять на месте, хотелось куда-то бежать, что-то делать. Слова вылетали из меня непрерывным потоком, как пчелиный рой из улья, и мне никак не удавалось остановиться. Наемник же совершенно равнодушно поднял на меня взгляд, и буркнул:
- Сядь, не мельтеши.
От неожиданности я осела на пол прямо там, где стояла. Если я чувствовала себя словно заново родившейся, то из Виггора, наоборот, будто высосали жизнь. Побледневшее чуть ли не до синевы лицо, заострившиеся черты, потускневшие глаза - такое я видела лишь у тех, кого болезнь пожрала изнутри полностью, без остатка, кого было уже невозможно спасти.
- Это не колдовство, - произнес наемник тихо. Казалось, что даже слова причиняют ему боль, - это всего лишь внушение. Обычные слова...
- Ну да, слова, - не поверила я. - И от обычных слов ты сейчас выглядишь, как свежий покойник.
- Это просто слова, - упрямо повторил парень. - Я - не волшебник, могу только иногда видеть... скажем, так, чужой дар, то, как маги работают со своей силой. Я видел, как обучали такого, как ты...
Я потрясенно замерла. Да, я помнила, что вчера Виггор рассказывал о других похожих на меня. Но этот демонов туман в голове... Лишь теперь мне стало понятно по-настоящему, что я - не просто потомок безвестного кошкоглазого Измененного с Ничейных Земель, что где-то есть род, к которому я принадлежу, что, возможно, я когда-нибудь смогу посмотреть в другие золотистые глаза с вертикальным зрачком - глаза моего отца. А парень продолжал:
- Мне пришлось выложиться, чтобы повторить все, что делал тогда наставник. Слова, интонации... Хорошо, что моих способностей хватило увидеть... Я постарался, чтобы ты все запомнила. Теперь тебе надо упражняться самой. Этот огонек - твой дар. Когда ты сможешь в любой момент управлять им, тебе уже не придется бояться приступов.
- А ты? - я забеспокоилась, перебирая мысленно свои запасы, припоминая, что у меня есть, чтобы быстро приготовить что-нибудь укрепляющее. И еще не известно, поможет ли, или этот владетельским камнем двинутый наемник уже перешагнул порог, из-за которого нет возврата.
- Не бойся, - губы парня дрогнули в еле заметной усмешке, - я еще попорчу крови всем вам. Бывало и хуже.
Виггор поднялся, встряхнулся, словно намокшая собака, и ровным шагом направился к двери.
- Пойду искать убийцу, - оповестил он меня, отодвигая засов. - Поешь чего-нибудь и ложись, твоя бодрость - это временное. Тебе еще рано бегать.
Дверь захлопнулась, а затем открылась вновь.
- Да, чуть не забыл. Постарайся гостей не принимать, и, если что, следи в оба. Этот ваш убийца мог быть и не один. И, если что, это ты меня протрезвила. Ритуал есть в твой книге, глава "магические противоядия", - уголки губ вновь поползли вверх. - После него как раз так обычно и выглядят.